Текст книги "Времеубежище"
Автор книги: Георги Господинов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
17
Время клонилось к обеду. Мы решили зайти в ресторанчик под названием «Солнце и луна», что у Малых пяти углов. На первый взгляд там ничего не изменилось, даже название осталось прежним. Официант, принесший нам меню, впечатлял своей хипстерской бородой и был похож на Христо Ботева (здесь все хипстеры похожи на Ботева). Он скороговоркой сообщил нам обеденное меню: болгарский йогурт, болгарский ягненок в мятном соусе, яйца по-панагюрски от освобожденных (он именно так и сказал) кур, телячий холодец с брюссельской капустой и болгарскими специями, лепешка из лимеца по старинному болгарскому рецепту и на десерт черешневый торт «Апрельское восстание» или крем-брюле по-самоковски. На выбор. Мы быстро заказали по порции болгарского ягненка. В отличие от меня, на Демби меню не произвело впечатления.
– Это был потрясающий проект, – начал он рассказывать. – В городах и селах полно старых людей, дети которых свалили за бугор. Некоторые еще в девяностых, другие позднее. Они годами не приезжают сюда. Там уже родились дети их детей. А рядом со стариками никого. Тяжкое одиночество – болезнь, которую обычно нигде не регистрируют, но, на мой взгляд других серьезных причин для такой высокой смертности просто нет. Когда пошло дело с реконструкциями, я постоянно ездил по стране и много чего повидал. Да что старики, страдают и люди нашего возраста. Например, жена отправилась в Испанию или Италию ухаживать за больными. Присылала домой деньги, так как муж потерял работу. Сначала приезжала каждые два-три месяца, но потом перестала. Во-первых, дорого, а во-вторых, нашла себе другого… Где-то еще муж уехал на заработки – та же история. Один посылает деньги, другой смотрит за детьми. Конечно, если есть дети. Целое поколение видит матерей только по скайпу. Целое поколение со скайп-матерями. И я себе сказал: а почему бы раз в неделю, в субботу или воскресенье, не нанять себе супругу, с которой можно было бы сварить куриный супчик, сесть на балкончике, выпить по чашечке кофе, поговорить. Чтобы дети тоже почувствовали женскую руку. Женщина не обязательно должна быть похожей на их мать, я не искал двойников, ведь для сирот каждая женщина – мать, а каждый мужчина – отец. Я и отцов предлагал. Цены были бы минимальные, я не искал выгоды, мог себе это позволить.
Люди решили, что это полный абсурд, они вообще не поняли, в чем смысл. Для них гораздо легче было найти себе кого-то на одну ночь. А ведь в мой проект секс вообще не входил. Правда, в самом начале произошло несколько инцидентов: попытались изнасиловать двух женщин, нанятых в качестве субботних супруг… Это было пять-шесть лет назад. Насколько я знаю, в Японии сейчас тоже есть такой проект. Значит, идея витает в воздухе.
– Идея потрясающая, – сказал я абсолютно искренне. – И я знаю человека, который по достоинству ее оценит. – Конечно, я имел в виду Гаустина.
Демби скептично усмехнулся:
– Во всяком случае, сдается мне, нас всех ждет одиночество.
Крем-брюле, которое мы заказали, ничем не отличалось от крем-брюле в любой другой стране.
– А почему по-самоковски? – спросил я хипстерского Ботева, когда мы расплачивались.
– А наша повариха из Самокова, – ответил молодой человек.
Демби вернулся на работу. В предвыборный период день год кормит, сказал он на прощание. Я заверил его, что непременно еще зайду, у меня есть идея.
– Ладно, Джо, вытащи меня отсюда, когда уж слишком припечет, – крикнул он уже издалека.
Джо… Я совсем забыл, что меня так стали называть в школе после того, как показали «Лимонадного Джо». Был такой чехословацкий ковбойский фильм. Мы, как и герой фильма, приобретали суперсилу, напиваясь лимонада. Я смотрел, как удаляется Демби, и мне в очередной раз с тех пор, как я приехал, стало ужасно одиноко. Я чувствовал себя, как супергерой, который вдруг растерял свою силу. Как тот, кто оказался в будущем, а все, кого он прежде знал, умерли. Как ребенок, который потерялся в незнакомом городе, как это случилось однажды со мной в сумерках, – все спешат домой, и никому нет дела до тебя.
У каждого рано или поздно наступает момент, когда вдруг осознаешь, что резко начал стареть. И тогда ты панически пытаешься угнаться за последним вагоном прошлого, чтобы успеть запрыгнуть в него, а он уходит все дальше и дальше. Это желание вернуться характерно как для людей, так и для государств.
Мне неудержимо захотелось лимонада.
18
После обеда я уселся с компьютером на балконе съемной квартиры. Она находилась в красивом доме начала прошлого века, одном из первых совладельческих домов в Софии, а если верить табличке внизу, так и вовсе первом. Качественная европейская постройка – такие встречаются в Праге, Вене или Белграде. Балкон выходил во внутренний двор, явно общий с другими домами, если судить по степени запущенности. После всего, что открылось мне в последние дни, а также после того, что показал мне Демби, я хотел разобраться, как далеко зашла битва за прошлое.
В Сети царил хаос. То, что я знал из новостей и видел на улицах, множилось на сайтах и в социальных сетях. Большинство агентств сообщало почти равное количество голосов, отданных за оба движения, разница составляла какие-то десятые процента, что было в границах статистической погрешности. Разумеется, здесь речь не шла о социологических исследованиях самих движений, но интересным был факт, что и те, и другие писали, что на восемь процентов опережают соперника. Движение разума, куда входили интеллектуалы и университетские преподаватели, осталось далеко позади. К. был в их числе. В том же положении было и Молодежное зеленое движение, которое шутники прозвали «Молодыми и зелеными». Надо сказать, оба движения попытались создать коалицию, которую еще до объявления результатов окрестили «Умными и зелеными». По сути, они выступали за то, чтобы оставаться в настоящем, хотя противоречивые высказывания их лидеров озадачивали.
Я ввел запрос «молодцы», и эта половина Болгарии открылась передо мной как на ладони. Разные группы, организующие исторические реконструкции, патриотические объединения, маленькие и большие сообщества, пропагандистские сайты, фабрики, где шьют знамена, ателье, предлагающие разнообразную народную одежду, спортивные костюмы с вышитой надписью «Свобода или смерть», футболки и белье с лозунгом «Болгария на три моря», патриотические тату-салоны… Я вспомнил, как Демби сказал мне в офисе: «Я не важная персона, но эти самые важные персоны часто обращаются именно ко мне, потому что все, что я делаю, нестандартно и на высшем уровне. И если выпадает халтурка, то эта халтурка тоже будет высшего уровня».
Сообщества в соцсетях пользовались необычайной популярностью. На своих фотографиях в профиле все гайдуки демонстрировали татуировки на бицепсах и груди, а у некоторых на спине красовалось изображение Шипкинской эпопеи.
Самыми многочисленными были клубы исторических реконструкций – в них состояло до нескольких сотен участников – постоянных членов и добровольцев. Их вооружение – кремневки, ножи, ятаганы, секачи, пистолеты и карабины, – собранное вместе, наверняка превосходило вооружение действующей армии. В некотором смысле такие клубы могли бы стать (а может, и были) настоящими боевыми отрядами под прикрытием.
Бросался в глаза тот факт, что все эти сообщества поддерживало государство, да оно не особенно это и скрывало. На странице сообщества «Гайдуки» был пост о том, как однажды несколько вооруженных до зубов гайдуков с ножами и пистолетами за поясом ворвались в класс, до смерти перепугав детей. Вероятно, это случилось во время урока патриотического воспитания, не так давно включенного в школьную программу, потому что учительница в синем национальном сарафане и с венком на голове восторженно рассматривала нож самого кровожадного гайдука. Потом все дети получили возможность прикоснуться к аутентичному оружию, как сообщалось в подписи под снимком. На другой фотографии какой-то мальчуган восьми-девяти лет целился в классную доску, держа револьвер обеими руками. Другой молодец пытался вытащить из ножен ятаган. На снимках виднелись улыбающиеся лица гайдуков. Хотя нужно официально запретить вход на территорию школы с оружием. На сайте была размещена благодарность в адрес бизнесменов-патриотов, которые не жалели средств на воспитание болгарских детей.
На другой странице клуб исторических реконструкций решил наглядно показать историю героя народной песни Балканджи Йово. Тот запретил своей сестре Яне выходить замуж за сына турецкого бея и таким образом принять турецкую веру, и турки устроили жестокую расправу – расчленили его. Для этой цели использовали манекен в народном костюме. Насколько я понял, представление прервали, потому что несколько детей потеряли сознание. Еще я прочитал, что в планы клуба входили также реконструкции повешения народного героя Басила Невского и Батакской резни.
Солнце катилось за гору Витоша подобно голове гайдука. С наступлением вечера сильно запахло печеным перцем – самый болгарский и любимый с детства аромат. Если я и патриот чего-то, то именно его – запаха печеного перца вечером. Где-то на другом этаже жарили котлеты, что-то бормотал телевизор… Жизнь продолжалась со всеми своими запахами и суетой. Стало прохладно. Я накинул на плечи куртку и снова уселся за компьютер, чтобы быстренько ознакомиться с информацией о Движении за социализм.
19
Активисты этого движения быстро освоили новые СМИ, или, скорее, завладели ими, как они сами бы выразились. Призрак коммунизма бродил в Сети, старые эмблемы и сувениры вновь становились символами. Когда же случилось все это? Вот, например, сайт «Вернем социализм, друзья» – наполовину на русском языке. Сразу включилось видео: архивная запись, на которой дети поздравляют с Новым годом генерального секретаря и старцев из Политбюро в правительственной резиденции Бояна. Действие происходит где-то в конце семидесятых. Члены Политбюро похлопывают детей по плечам и пытаются каждого поцеловать. Какая-то девочка брезгливо вытирает лицо рукавом, и камера тут же меняет ракурс.
Бросается в глаза, что на сайте полно плохо написанных лозунгов. Рифмы слабые, содержание – уровня пожеланий, которые школьники пишут друг другу в так называемых тетрадках-лексиконах. Много фотографий Живкова, Брежнева и Сталина, а также кадры Второй мировой войны, снимки автомобиля «лада».
Руками сильными в бою
Врага мы уничтожим…
Левацкий миф с самого начала отличался скудостью. Чтобы идти вперед чтобы работали скрепы мифа, надо забыть о многом. Надо забыть теракт 1925 года в соборе Святой Недели, забыть тех, кто был убит и похоронен в общих могилах сразу после переворота, кого били и топтали сапогами, кого ссылали в лагеря, не помнить о тех, за кем следили, кого обманывали, разлучали, унижали и запрещали. Забыть о них. И забыть о том, что они забыты. Но просто так взять и забыть невозможно, над этим нужно работать. Нужно непрерывно напоминать себе о том, что ты должен что-то забыть. Наверно, это касается любой идеологии.
Мне захотелось покурить. Причем именно крепких сигарет, как когда-то. Желание оставаться дома пропало, и я решил прогуляться. Я пересек скверик перед собором Святой Софии и очутился позади сравнительно нового памятника царю Самуилу. По задумке скульптора, в глаза царя вмонтировали две диодные лампочки, к ужасу прохожих и бродячих котов. К счастью, спустя два месяца лампочки перегорели и никто не озаботился их сменить.
Если что-то и может спасти эту страну от обрушившегося на нее китча, то только лень и разгильдяйство. То, что работает против нее, ее же и убережет. В государствах, где процветают нерадивость и лень, ни зло, ни китч надолго не задерживаются, потому что им тоже нужны поддержка и усердие. Это была моя оптимистическая теория, но подлый внутренний голос шепнул, что, к несчастью, человек способен победить свою лень.
Я шел по улице, а в голове у меня продолжали спорить гайдуки и коммунисты из Сети. Холодный воздух немного привел меня в чувство, и я понял, что существует две Болгарии и ни одну из них я не могу назвать своей.
Я присел на скамейку неподалеку от памятника со светящимися глазами, которые больше не светились. Мне было грустно и одиноко. Я чувствовал себя раздавленным, совсем как в том анекдоте: «„Простите, вы писатель?“ – „Нет, я просто с похмелья“».
Мимо прошла компания подвыпивших парней. Один из них крикнул, обращаясь ко мне: «Дядя, нечего его охранять, он и так не убежит». И отправились себе дальше, заливаясь смехом и не подозревая, что это была самая нормальная реплика, которую мне довелось услышать за все эти дни. Если бы я мог, пошел бы вместе с ними.
Ведь этот город должен быть моим, и мое прошлое должно мотаться по улицам, выглядывать из-за угла и пытаться со мной заговорить…
Но мы с ним, кажется, уже не находим общего языка.
20
Я вдруг понимаю, что в городе общения нет на всех уровнях. Врачи ничего не говорят пациентам, продавцы не разговаривают с покупателями, таксисты не разговаривают с пассажирами… Не беседуют друг с другом члены отдельных гильдий, одни писатели не общаются с другими, которые, в свою очередь, игнорируют третьих. Дома в семьях царит молчание, мужья не разговаривают с женами, матери и отцы ничего не рассказывают друг другу. Как будто все темы для бесед вдруг исчезли, вымерли, словно динозавры, или, как пчелы, улетели через кухонную вытяжку или маленькое окошко в ванной с разорванной антимоскитной сеткой.
И теперь сидят друг напротив друга он и она, молчат и не могут вспомнить, о чем говорили. И чем больше времени проходит, тем труднее возобновить разговор. Все просто: молчание рождает молчание. В самом начале бывает момент, когда ты хочешь что-то сказать, даже строишь безмолвно фразы, набираешь воздуха в грудь, открываешь рот, но потом машешь рукой и захлопываешь дверь изнутри.
Я был знаком с одной семьей, где муж и жена не разговаривали друг с другом сорок лет, почти всю жизнь. Поссорились из-за чего-то, даже уже не помнили из-за чего, но упустили шанс помириться, а потом это стало невозможно. Дети выросли в атмосфере молчания и покинули родителей. В тех редких случаях, когда они приезжали, родители разговаривали друг с другом с их помощью. «Спроси у отца, куда он дел ножницы», «Скажи матери, чтобы клала меньше соли… Чечевицу невозможно есть…».
Когда их привели в клинику, они уже совсем не общались. Мне даже кажется, они забыли, что когда-то были знакомы.
Когда уходят люди, с которыми ты делил общее прошлое, они забирают с собой его половину. И даже все целиком, потому что у прошлого не может быть половины. Это все равно что разорвать страницу вертикально и дать две половинки разным людям. Один читает от начала до середины, а другой – от середины до конца. И оба ничего не понимают. Того, у которого другая половинка, просто нет. Того, кто был рядом утром, в обед, вечером и ночью, в дни, месяцы и годы прошлого… И некому это подтвердить, рассказать о прошлом, сыграть его мелодию… Когда от меня ушла жена, я как будто потерял половину прошлого, хотя, по сути, потерял все. Ибо прошлое можно сыграть только в четыре руки, по меньшей мере в четыре руки…
ХРОНИКА
21
Вот вкратце как развивались события.
За три дня до референдума представители Движения разума сообщили о вмешательстве русских хакеров в пользу Соцдвижения.
В тот же вечер трое активистов Движения разума подверглись нападению у себя дома. Одним из них оказался К.
В день выборов поступило около двадцати сигналов о нарушениях, но их не приняли во внимание.
Первые результаты показали почти одинаковый процент у Соцдвижения и у «Молодцев» в рамках статистической погрешности.
На пресс-конференции поздно вечером аналитики отдельно подчеркнули чрезвычайно миролюбивый тон высказываний лидеров обоих движений и заявили о сближении их позиций.
На следующий день в полдень, после получения окончательных результатов референдума, указывающих на минимальный перевес в три десятых процента в пользу Соцдвижения, выступила их лидер в красном костюме. Поздравив своих сторонников, она пригласила на трибуну… главного воеводу «Молодцев», несказанно удивив всех присутствующих в зале для пресс-конференций. Генеральный секретарь Соцдвижения заявила, что после короткого заседания Центральным комитетом было принято решение о создании коалиции с «Молодцами» с целью сохранения единства нации: «Во имя благоденствия нашей матери Болгарии и соблюдения заветов товарища Георгия Димитрова и хана Кубрата». В эту минуту ее голос достиг апогея. Затем они вместе с главным воеводой взяли заранее подготовленную связку прутьев, попытались ее переломить и, разумеется, не смогли. После подняли ее высоко над головами и торжественно провозгласили: «Так пусть же наш народ будет един, подобно этой связке прутьев, и в радости, и в заботах, и в счастье, и в бедах!» Это пожелание напомнило мне напутствие молодоженам в Дворце бракосочетания.
Похоже, решение об объединении было принято по крайней мере за неделю (если не раньше) до референдума, а сейчас о нем только объявили, получив ожидаемые результаты. Но дело не только в этом. Вместо какого-то конкретного десятилетия Болгария, после долгих колебаний, выбрала какой-то винегрет, сборную солянку. «Будьте любезны, немного социализма, да, да, именно этого, с гарниром, если можно… И порцию Возрождения, только пожирнее, пожалуйста…»
Мужчины в потури делят постель с женщинами с ретроприческами пятидесятых годов…
Вторая часть речи была еще более радикальной. После небольшой паузы, как будто делая сложный выбор, генеральный секретарь заявила, что оба руководителя приняли решение начать процедуру по выходу страны из Евросоюза и встать на новый путь к более чистой нации, верной заветам наших гайдуков и партизан.
Никто из сторонних наблюдателей даже не мог себе представить, что именно это государство так быстро откажется от соглашения и первым покинет Евросоюз после референдума. «Быть первым» – такого пункта не было в его портфолио.
«Нация национализирована, а Отечество обрело отца», – написал я в своем профиле. Кто-то тут же донес, и через час профиль заблокировали.
На следующий день я успел сесть на самолет, а спустя два дня закрыли границу.
Как сказал бы мой друг К., после диктатуры будущего наступила диктатура прошлого.
Нужно отлично знать свою родину, чтобы успеть покинуть ее, прежде чем захлопнется мышеловка. Мне уже доводилось переживать то, что должно было случиться.
22
Я представил, что произойдет дальше, и записал все это в блокнот.
Те, кто жаждал социализма, получат вдобавок ко всему прочему запреты на аборты и путешествия, абонемент на газету «Работническо дело», внезапные обыски и дефицит дамских прокладок. То же получат и те, кто социализма не хотел. Постепенно, как-то незаметно, из магазинов начнут исчезать некоторые товары. «ИКЕА» уйдет из страны, и те, для кого посещение магазина было воскресным развлечением, почувствуют себя осиротевшими. Отзовут свои представительства «Пежо», «Фольксваген» и другие западные компании. Подготовят к запуску Кремиковский металлургический комбинат, из его труб дадут несколько залпов черного дыма, чтобы оповестить о предстоящем событии. Исчезнут презервативы. На черном рынке, а также по блату какое-то время еще можно будет найти кондомы болгарского производства, посыпанные тальком. Вместо пропавшей туалетной бумаги в отхожих местах появятся прямоугольные листики нарезанных газет. Снова вступит в силу давнишний диссидентский акт – стараться использовать листики с портретом генерального секретаря. Вновь станут ценными радиоприемники «Селена» и «ВЭФ», на которых можно поймать запрещенные радиостанции. Радиостанция «Свободная Европа», закрытая в период демократического строя за ненадобностью, снова откроет центральный офис в Праге. А ее слушателей по утрам будут забирать милицейские «лады».
В первое время люди будут думать, что это игра. Но милиция быстро и доходчиво объяснит, что к чему. Удары кулаком в живот, выкручивание рук, ломанье пальцев, пинки и дубинки – в ход снова будут пущены все средства из старого доброго арсенала вместо либерального слюнтяйства. Вероятно, в духе новой коалиции милиционеры наденут меховые шапки вместо фуражек. Агентурной сети можно не бояться – ее так и не упразднили, не депрофессионализировали, как гордо заявляли ее члены. И ее работа, конечно же, начнется с того, на чем она остановилась или, скорее, не останавливалась.
Загранпаспорта перестанут действовать. В рекордно короткие сроки восстановят забор на государственной границе. Вообще-то его начали восстанавливать еще раньше из-за беженцев. На заставы вернут погранвойска. В магазинах прочно займет свое место готовая одежда определенных моделей, и улицы очень скоро приобретут другой вид; большинство женщин в одинаковых костюмчиках, из нового только народные сарафаны. Вернутся старые болгарские джинсовые марки «Рила» и «Панака». Когда-то мы их покупали, а потом сдирали этикетки, заменяли их на «Райфл» и «Левайс» – и где только мы их находили? С джинсами следовало надевать белые рубахи с болгарской вышивкой, футболки с ликом хана Аспаруха и широкие пояса.
Самым неприятным для тех, кто успел отвыкнуть, станут газеты и телевидение. Мучительнее всего – официальные новости. Вещание заканчивалось последними новостями в 22:30, а после – гимн и заснеженный экран.
К радости курильщиков, дымить разрешат где угодно. Но, к их сожалению, везде будут предлагать только старые марки сигарет: «Стюардессу», вернувшую свою остроту, «БТ», «Феникс» и «Фемину» – ментол остался таким же противно-сладким, с ужасным послевкусием. И «Арда» – с фильтром и без – так же станет рвать легкие, избалованные западными марками.
Большинство людей адаптируются неожиданно быстро, словно все тридцать лет терпеливо ждали, когда вернется это время. Впрочем, так было всегда. Старые привычки крепки. А те, у кого привычки не было… Вскоре граждане, которые так и не смогли принять новые обстоятельства (в том числе молодежь), начнут быстро заполнять участки. Подземелье дома номер пять по Московской улице, которое мы обсуждали с моим другом, профессором Кафкой, заработает в полную силу и, разумеется, не как музей.
Вновь войдут в моду старые анекдоты. И постепенно будут становиться все страшнее.







