Текст книги "Мифы классической древности"

Автор книги: Георг Штоль

(Овидий. Метаморфозы. VII, 297–349)

Пелий не думал, что Ясон когда-нибудь воротится на родину. Чтобы упрочить свое могущество, жестокий тиран истребил весь род Ясона. Первым погиб Эсон. Узнав, что Пелий готовит ему гибель, Эсон испросил у него позволения самому избрать род смерти. Получив согласие царя, Эсон устроил жертвоприношение и кровью жертвенного быка отравил себя. С горя повесилась жена его, осыпая проклятьями жестокого тирана. После нее остался ребенок Промах; Пелий убил его собственной рукой. Прибыв в Иолк, Ясон вручил Пелию золотое руно, но царь не сдержал своего обещания, не возвратил ему наследия отцов. И вот Ясон стал искать случая отомстить вероломному и хитрому тирану, и Медея охотно обещала ему свое содействие. Коварному и жестокому человеку придумали они достойную смерть. Медея притворилась, будто разошлась с Ясоном, и сблизилась с дочерьми Пелия. Горькими жалобами на неблагодарность Ясона и рассказами о своих чародействах она совершенно вкралась в их доверие. Медея умела, между прочим, возвращать старикам молодость и это искусство свое испытала она над старым бараном. Она заколола его, разрубила на части и сварила его с разными волшебными травами в медном котле. Члены животного опять соединились и срослись, исчезли большие крутые рога, в котле послышалось нежное блеянье, и пока дивились девы этому чуду, из котла выскочил резвый ягненок и стал прыгать вокруг них. Изумленные дочери Пелия неотступно просили волшебницу чарами своими возвратить старому отцу их юношеские силы, и, после долгих колебаний, Медея согласилась. Прошло три дня и три ночи, и вот, в светлую, звездную ночь Медея ставит на огонь медный котел, вливает в него воды и насыпает трав. Потом отправляется с девами в опочивальню отца их Пелия и своими могущественными заклинаниями погружает его и стражей в глубокий сон. Подойдя к ложу старца, Медея обратилась к девам с такими словами: «Что ж медлите? Вынимайте ножи и избавляйте старца от старческой крови; жилы его я наполню юной кровью. Жизнь и долговечность отца в ваших руках. Если любите его, окажите ему эту услугу; избавьте его от старых испорченных соков!» Ободренные этими словами, девы принялись за страшное дело. Отвратив лицо свое – взглянуть на отца были они не в силах, – вонзают девы в спящего старца ножи свои и покрывают его ранами. Отец пробуждается; обагренный кровью, силится он вскочить со своего ложа; простирает к дочерям свои дряхлые руки и восклицает: «Что делаете вы, дочери! Что вооружило вас против отца?» Дочери падают духом, руки у них опускаются, но в то же время Медея пронзает старику горло и бросает изрубленные члены его в котел. Котел тот коварная волшебница наполнила водой одной да травами, не имевшими волшебной силы. Члены Пелия сварились в кипятке, и обманутые дочери напрасно ждали пробуждения умерщвленного ими отца. Так по воле Геры безбожный царь Пелий погиб от Медеи.

Сын Пелия Акаст учредил в честь отца блестящие похоронные игры и воцарился в Иолке. Ясона же, с которым до тех пор был в дружбе и которого сопровождал в Колхиду, Акаст изгнал вместе с Медеей из страны. Они удалились в Коринф.

(Еврипид. Медея)

Много лет счастливо и согласно жили Ясон с Медеей в Коринфе. Два прекрасных мальчика были плодами их брака. Но когда стала увядать красота Медеи, Ясон охладел к ней. Коварно отрекся он от жены и детей и, ничего не сказав Медее, стал искать руки Главки, юной дочери коринфского царя Креонта. Породнившись с царским домом, надеялся он смягчить для себя жребий изгнанника и достигнуть высоких почестей.

Увенчались успехом его старания. Охотно обещал ему царь руку дочери, и уже назначен был свадебный пир. От посторонних людей Медея узнала об измене неблагодарного мужа, который был ей так многим обязан, для которого пожертвовала она родиной и семьей, убила брата родного. Гнев и скорбь овладели обиженной, позорно отверженной Медеей; горячая любовь ее к Ясону превратилась в жажду кровавой мести. Могучая, страстная колхидянка была непоколебима в своих решениях; ничем не смущалась она, не отступала ни перед какими ужасами, когда чья-либо несправедливость возбуждала гнев ее. Теперь же, подавленная горем, то лежала она, не принимая пищи, не доступная никаким утешениям, никаким увещаниям, то вскакивала со своего ложа и, как разъяренная львица, бросала вокруг гневные взгляды; припоминала она клятвы, которые давал ей когда-то Ясон, жаловалась богам на то, как заплатил ей Ясон, и взывала о мщении; страшными проклятьями и угрозами осыпала она Креонта и дочь его, которые довели мужа ее до измены. Узнав об этом, Креонт пришел в ужас. Боясь, чтобы дому его не причинила какого вреда дикая, неукротимая волшебница, он поспешил к жилищу Медеи и повелел ей вместе с детьми в тот же день оставить Коринфскую область. Медея подавила свой гнев и обратилась к царю с такими словами: «Чего ты боишься, о царь? Не такова я, чтобы погрешить против властителя. Да и зла ты не причинял мне. Безукоризненно ты поступил, выдав дочь за того, кто пришелся тебе по сердцу. Но Ясона я ненавижу; за добро он воздал мне неблагодарностью, он забыл про клятву свою. Пусть, однако, будет так, как он хочет; пусть женится Ясон на твоей дочери и в радости живет с ней; только мне позволь ты остаться в здешней стороне. Хоть я и обижена, но буду молчать и не стану противиться сильным».

Подозревая, что страшная женщина под сладкой речью таит пагубные замыслы, царь не изменил своего решения. Медея бросилась к его ногам и, обнимая его колена, умоляла, чтобы дозволил он ей хоть один день пробыть в Коринфе. «Сжалься над детьми моими: ведь и сам ты отец, и у тебя есть дети! Будь милосерден, как повелевает природа. Не за себя страшусь я бегства; сердце мое разрывается при мысли, что дети пойдут со мной в изгнание». Так говорила Медея, и царь был тронут. «Я не жесток, – сказал он ей, – и не бесчеловечен. Сострадание часто вредило мне; боюсь ошибиться я и на этот раз; но все же исполню твою просьбу. Останься еще на один день, но знай: если завтра луч восходящего солнца застанет тебя в моих владениях, ты умрешь. Сегодня, конечно, ты не успеешь совершить то, чего я опасаюсь».

Так Медея выиграла время, чтобы привести в исполнение страшные замыслы, и этого времени было довольно, чтобы погубить соперницу, жениха ее и отца.

Но какой путь избрать ей для совершения мести? Поджечь царский дворец, поразить мечом ненавистную соперницу? Но прежде чем успеет Медея совершить свое дело, в то время как будет красться она ко дворцу, ее могут схватить. Тогда станет Медея посмешищем для врагов, и гибель ее неизбежна. Нет, Медея изберет путь более верный, Главка погибнет от яда. Между тем Ясон воротился от невесты и стал оправдывать перед женой свою измену. «Не из пресыщения твоей любовью, не из желания иметь молодую жену вступаю я в этот новый брачный союз. Нет! Этим браком хочу я принести пользу и тебе, и детям. Породнившись с царем, я доставлю им почетную и обеспеченную жизнь; они воспитаны будут как царские дети. Ты же, неразумно-страстная женщина, в гневе своем не видишь благодеяний, которые тебе оказываются, и сама себе готовишь гибель. Ты должна радоваться, что за угрозы царскому дому ты осуждена только на изгнание. Не укроти я гнев царя, жизнью поплатилась бы ты за свое безумие». Так говорил он; гневом и презрением ответила ему Медея. «Жалкий человек! Ты до того бесстыден, что являешься ко мне на глаза и оправдываешь свою измену. Кто спас тебя, когда ты должен был надеть ярмо на извергавших пламя быков и сеять смертоносные зубы дракона? Кто дал тебе руно? Из любви к тебе предала я отчий дом и родину, ушла с тобой на чужбину за широкое море; за тебя отомстила Пелию самой мучительной смертью. И за все это ты изменяешь мне, берешь другую жену. Клятва и верность забыты. Не думаешь ли ты, что теперь царствуют другие боги, а не те, пред которыми ты обещал мне верность? Скажи же мне, спрашиваю тебя как друга: куда бежать мне? В дом ли отца, которого предала я? Или к дочерям Пелия? Да, дружба твоя приготовила мне завидную участь. В то время как будешь ты праздновать свадьбу свою, твоя покинутая жена с покинутыми детьми, изгнанная из этого царства, убежит в неприязненную чужбину; дети твои, как нищие, будут скитаться в изгнании». Так сказала Медея и с презрением отвернулась от вероломного мужа. Он же остался непоколебим. Холодно предложил он ей в дар деньги и ходатайство у своих знакомых, с которыми водил хлеб-соль. Все это отвергла Медея. «Ступай, празднуй свадьбу свою, – сказала она Ясону, – но, может быть, проклянешь ты когда-нибудь день этой свадьбы!»

Беседа с вероломным супругом еще сильнее взволновала все страсти в груди Медеи и побудила ее поспешить со мщением. Одна лишь мысль беспокоила ее: где найти ей верное убежище по совершении дела? В то время как думала Медея об этом, встретилась она с афинским царем Эгеем, шедшим мимо дома ее. Он был на пути из Дельф и шел в Трезены, чтобы узнать от мудрого Питфея разгадку темного ответа Пифии. Эгей, к которому Медея обратилась с просьбой, обещал ей верное убежище, когда прибудет она к нему в Афины. Едва Эгей удалился, как Медея стала приводить в исполнение свои замыслы. Призвала Ясона для новых переговоров и приняла вид, будто одумалась и простила ему. «Ясон! – сказала она, – прости мне все, что я тебе сказала прежде. Я безрассудно гневалась на тебя, и теперь вижу, что твое решение благоразумно и клонится к нашему благополучию. Я сама, безумная, должна была привести царственную невесту, чтобы через это иметь могущественных родственников и приготовить детям прекрасную будущность. Для пользы детей охотно отказываюсь я от своих прав. Сама пойду в изгнание, как повелел царь и как мне подобает. Малюток-сыновей оставлю здесь: пусть вырастают они под твоим отеческим присмотром. Они не должны подвергаться изгнанию. Попроси царя, чтобы он позволил им быть при тебе, и если он не согласится, пусть склонит его к тому твоя молодая невеста. Я сама постараюсь расположить ее в нашу пользу. С нашими детьми пошлю я ей тонкое, златотканое покрывало и золотой венец, подаренный некогда отцу моему Гелиосом. Сам отведи ты их во дворец царственной невесты твоей». Ясон поверил словам Медеи и повел детей во дворец. Увидав их, слуги царского дома пришли в великую радость: они полагали, что миновала вражда между Ясоном и Медеей. Кто из них целовал руки малюток, кто – белокурые головки, иные же, полные радости, следовали за ними до самых женских покоев. Когда вместе с детьми Ясон вошел к молодой невесте, она в восторге остановила взор свой на милом, по не заметила детей. Увидев же их, Главка отвернулась: при мысли об их матери пробудилась в ней ревность. Но Ясон успокоил ее и сказал: «Не гневайся более на тех, которые расположены к тебе! Взгляни на них и друзьями считай тех, кого любит супруг твой. Прими дары их и моли своего отца, чтобы сыновей моих не подвергал он изгнанию». Увидав прекрасные дары, Главка не выдержала, обещала все. Едва Ясон с детьми оставил дворец, как она, ничего не подозревая, надела блестящую золотистую ткань и возложила на свои локоны венец. Довольная редким убором, она смотрелась в блестящее зеркало и с детской радостью расхаживала по покоям дворца. Но вот лицо ее бледнеет, члены дрожат, мучимая смертельной болью, она падает. С пеной у рта, с диким, неспокойным взором лежит она и задыхается от боли. Вот вскочила Главка с ужасным воплем: заколдованный венец извергает пожирающее пламя; насыщенная ядом ткань терзает ее нежное тело. Вскочив со своего кресла, она бежит, старается сбросить с головы горящий венец, но золотой обруч еще крепче обхватывает ее. Падает Главка на землю; из головы ее струится кровь, и, когда появился наконец на жалобные крики прислуги Креонт, лицо ее и все тело так изменились, что никто, кроме отца, не мог узнать Главки.

Громко жалуется Креонт на свое горе, бросается к бездыханной дочери, обнимает, целует ее. Но не может уже он подняться. Так плотно пристало к ткани дряхлое тело, что никакими усилиями не может старик освободить его. Измученный, подавленный силой пагубного волшебства, падает он, и жизнь его оставляет. Прибыл наконец и Ясон и увидел лишь страшно изуродованные волшебным пламенем трупы дочери и отца.

Так отомстила разгневанная Медея тем, которые склонили на измену ее супруга. Но этого было ей мало. Чтобы чувствительнее наказать Ясона, она хочет умертвить детей его – как они ей ни дороги. Когда дети возвратились из царского дворца, в сердце Медеи началась страшная борьба. В гневе своем она решилась поразить ненавистного ей супруга самым тяжелым ударом, но так нежно улыбаются ей милые малютки! Нет! Она не в силах наложить на них свою руку, она уведет их с собой из этой страны: чтобы огорчить отца их, ей пришлось бы вынести еще более страшные муки. Они будут живы; Медея забудет о своем намерении… «Но чего же хочу я? Быть посмешищем всего света, оставить ненаказанными врагов моих и бежать? Нет! Я должна отважиться! Не должна трусить, не должна задумываться. Горе мне! Клянусь подземными богами мщения, они должны умереть! Неужели оставить врагам детей моих, чтобы посмеялись они над ними? Они умрут; я, родившая их, сама и убью их. О, подите сюда, дети! Дайте матери руки, она поцелует их!

О милая рука! О дорогие уста, прекрасное личико! Дети, будете вы счастливы, но только не здесь! Отец отнял у вас земное счастье. О, как нежно обнимает меня малютка! Как нежна его щечка, как сладостно дыхание его! Ступайте, ступайте дети! Не в силах я долее смотреть на вас! Горе мое выше сил моих. Чувствую – жестоко мной задуманное дело, но гнев мой сильней сострадания. Пусть же совершится то дело!»

Медея непоколебима. Она готова уже совершить страшное дело и ждет лишь вести о гибели ненавистной царевны и отца ее. Весть пришла. Томимая жаждой мести, как фурия бросается она на детей. Жалобный вопль бедняжек, правда, как нож пронзает ей сердце, но бешенство омрачает ее чувства, придает ей твердости: твердой рукой вонзает Медея меч в грудь малюток. Только что совершилось кровавое дело, страшно взволнованный, спешит к Медее Ясон, чтобы отомстить ей за убийство невесты и Креонта. С ужасом слышит он, что и дети его умерщвлены. Медея торжествует. С наслаждением смотрит она на невыносимые страдания ненавистного ей мужа и холодно смеется над ним. Со всех сторон сходится коринфский парод, чтобы вместе с Ясоном отомстить преступнице, но она улетает на запряженной драконами колеснице, доставшейся ей от предка ее Гелиоса.

В Афинах у Эгея нашла она верное убежище. Но впоследствии, когда Медея покусилась на жизнь Эгеева сына, она должна была бежать в Колхиду, где снова возвратила престол и могущество своему отцу.

Еще один тяжелый год прожил Ясон в Коринфе: Медея разрушила все его счастье, все его надежды. Часто ходил он на Коринфский перешеек, где в святилище Посейдона стоял «Арго»: там с наслаждением вспоминал он о счастливых, славных днях своей юности. Корабль разрушался, дряхлел и Ясон. После славного плавания к отдаленным берегам широкого моря одинокий, почти забытый стоял теперь «Арго», и мало-помалу распадались брусья его и доски. Раз в жаркий полуденный час усталый и утомленный жизнью лежал Ясон в тени его: вдруг распался гордый корабль и под развалинами своими похоронил мужа, искавшего под ним тени.

Книга шестая

(Софокл. Царь Эдип)

Жил некогда в Фивах царь Лай, сын Лабдака, из рода Кадмова. Был он женат на Иокасте, дочери Менекея, происходившего от одного из тех исполинов, которые возникли из посеянных Кадмом зубов дракона [56]56
  При построении Фив Кадму пришлось выдержать борьбу со свирепым, чудовищным драконом. По внушению Афины он вырвал у дракона зубы и посеял их. Из этих зубов возникли медные, воинственные витязи, сгубившие друг друга в междуусобных битвах. Уцелело из них только пятеро. Пять витязей этих были деятельными пособниками Кадму при построении города; от них вели свое происхождение именитые роды фиванских граждан.


[Закрыть]. От брака с Иокастой у Лая не было детей; моля о чадородии, обратился он поэтому к оракулу Аполлонову в Дельфах. Такой ответ дал Аполлон царю Фив:

 
Лай, сын Лабдака! Ты молишь богов даровать тебе сына;
Боги исполнят прошенье, но ведай: сыновней рукою
Жизни ты будешь лишен – по воле Крониона Зевса;
Так положил Зевс Кронион – да Пелопса клятва свершится.
 

Когда-то Лай, изгнанный из родной земли, был дружелюбно принят Пелопсом, царем Писы, и прожил у него долго; но за оказанное ему гостеприимство он отплатил добродушному царю преступной неблагодарностью – похитил сына его Хризиппа и увел с собою. За это-то похищение Пелопс и поразил Лая губительной клятвой – пожелал ему погибнуть от руки собственного сына. Вот почему прорицание оракула привело в ужас Лая и его жену. Страх их усилился еще более, когда у них родился сын. На третий день по рождении младенца отец связал ему ноги, железным оружием проколол ему ступни и велел жене своей отдать новорожденного рабу – с тем, чтобы он бросил его на пустынных горах Киферонских: надеялись родители, что младенец, от которого они ждали себе в будущем гибели, умрет на Кифероне от голода или будет растерзан дикими зверями; а если бы он, вопреки ожиданиям, уцелел – его нетрудно было бы узнать по искривленным ногам. Раб Лая, пасший стада его, был милосерднее царственных родителей несчастного младенца и не решился исполнить повеления своего господина. Он передал ребенка другому пастуху, рабу коринфского царя Полиба, часто пригонявшему стада своего повелителя на Киферон. Коринфский пастух отнес младенца к своему царю, и так как Полиб был бездетен, то он, вместе с женой своей Мероной, решился усыновить принесенного ему ребенка. Найденыш был назван Эдипом – т. е. пухлоногим. Так Эдип, отвергнутый своими жестокосердными родителями, нашел родительскую любовь на чужбине. Здесь рос он, окруженный заботами чужих ему людей, и готовился быть наследником славного престола. Став юношей, он видел всеобщее уважение к себе – все считали его лучшим гражданином Коринфа; но неожиданно одно незначительное событие смутило мир и счастье его юности. Раз на веселом пиру какой-то запьяневший юноша назвал Эдипа найденышем. Оскорбленный этой бранью, Эдип едва мог дождаться следующего дня и ранним утром отправился к своим родителям расспрашивать их о своем происхождении. Всячески старались успокоить его родители, но Эдип, не получив желанного объяснения и тяготясь сделанным ему упреком, тайно отправился в Дельфы – узнать о своем происхождении от оракула. Оракул не решил его сомнений, но предсказал ему ужасную судьбу: ему суждено быть убийцей отца, вступить в брак с матерью и быть главою преступного, ненавистного людям рода.

Услыхав страшное предвещание, Эдип, чтобы избежать предсказанных ему несчастий, решился, скрепя сердце, покинуть навсегда дом своих родителей. Он не возвращался в Коринф, а пошел из Дельф незнакомой дорогой, руководясь на своем пути одними небесными звездами. Так после счастливой юности, проведенной в доме коринфского царя, Эдип снова становится одиноким, бездомным скитальцем. Грустный, странствует он но неизвестной ему Фокиде, не зная даже, куда приведет его избранный им путь. Раз шел он по дороге из Давлии в Беотию. В пустынной стране, на перепутье, где сходятся три дороги, повстречался ему поезд: на колеснице сидел муж преклонных уже лет, с поседевшими волосами; перед ним сидел глашатай, правивший колесницей, а позади нее шло несколько слуг. Дорога была узкая. Возница и старик, сидевший на колеснице, хотели столкнуть путника с дороги; в гневе ударил юноша возницу и хотел продолжать путь. Но когда он поравнялся со стариком, этот ударил его по голове бичом, которым погонял лошадей; юноша в свою очередь нанес посохом такой удар старцу, что он упал с колесницы и тут же испустил дух. Пылая гневом, странник бросился на спутников убитого и перебил всех их, за исключением одного только раба, который успел спастись бегством.

Эдип продолжал свой путь, не думая много о случившемся. Он не считал себя виноватым: не он начал бой, его заставила биться необходимость. Не приходило ему и на мысль, что убитый им был отец его Лай, царь города Фив.

Вскоре после этого события Эдип пришел в Фивы, где знали уже о смерти Лая: раб, спасшийся от Эдипа бегством, принес в город весть о кончине своего господина. Но жители Фив поражены были в то время таким бедствием, что не могли долго горевать о смерти Лая. Страхом и трепетом объяты были фиванцы. Вблизи города, на скалистой горе, поселился Сфинкс – крылатое страшилище, высланное на землю из темных недр ее; голова и руки были у чудовища женские, туловище львиное, и на этом крылатом туловище – хвост дракона. Стоном и плачем наполнились Фивы и все окрестности их. Сфинкс предлагал фиванцам загадки, терзал и пожирал тех, которые бывали не в состоянии разрешать их. Так погибло множество жителей города и окрестных мест. Юный сын Креонта, брата Иокасты, правившего государством по смерти Лая, сделал попытку разгадать загадку Сфинкса и освободить родной город от тяготевшего над ним бедствия; но и этот доблестный юноша, лучший из всех юношей фиванских, пал жертвою чудовища. Когда Эдип узнал, каким бедствием поражены Фивы, он решился попытать счастья и предстал перед Сфинксом. Сфинкс предложил ему такую загадку: «Есть существо – поутру оно ходит на четырех ногах, в полдень на двух, вечером на трех. Вид его изменяется более, чем вид какого-нибудь другого существа на земле; когда оно бывает о четырех ногах – силы и быстроты в нем менее, чем в другое время». – «Это человек, – отвечает Сфинксу Эдип. – На заре своей жизни, в годы слабого, беспомощного детства, он ползает на руках и ногах; взрослый он ходит на двух ногах; на закате же дней, в пору дряхлой старости, ему нужен бывает костыль, и тогда ходит он на трех ногах». Загадка была решена, и Сфинкс в отчаянии бросился со скалы в море; определено ему было – не жить, если какой-нибудь смертный решит его загадку.

Ликующие фиванцы в благодарность за спасение города от чудища сделали Эдипа своим царем и отдали ему руку Иокасты. Так сел Эдип на престол своего отца, павшего от его же руки, и вступил в брак со своей матерью, и от этого преступного брака произошло беззаконное, ненавистное людям потомство.