Текст книги "Теодорих Великий"

Автор книги: Георг Пфайльшифтер

Так же как и Рим – хотя и в несколько меньшей степени, – центром литературной и духовной жизни были еще два знаменитых города Северной Италии, бывших какое-то время императорскими резиденциями: Медиолан и Равенна. В Медиолане находилась знаменитая школа, в основе которой лежала пришедшая из Галлии система обучения семи свободным искусствам. Окончившие эту школу получали хорошее светское образование на античной основе (что примерно соответствует тому уровню образования, который дают наши гимназии) и возможность учиться дальше – в образовательных учреждениях более высокого уровня. Эту школу организовал архиепископ Лаврентий; грамматику в ней преподавал Девтерий, а риторику диакон Эннодий, правая рука архиепископа. Выпускниками этой школы были такие известные люди, как Парфений и Аратор; первый, будучи высокопоставленным чиновником Франкского королевства, возглавлял его министерство культуры, в то время как второй, ставший чуть позже диаконом римской Церкви, написал знаменитую книгу «О деяниях апостольских». Боэция же Эннодий оценивал не слишком высоко. Он даже отпускал в его адрес весьма колкие шутки: он говорил, что в руках Боэция меч и копье немедленно превратились бы в прялку и тирс [48]48
  Палка, увитая плющом, листьями винограда и увенчанная сосновой шишкой; атрибут спутников Бахуса. (Примеч. пер.)


[Закрыть]; как верный поклонник Венеры, он постоянно избегал трудов, присущих Марсу. Хотя Эннодий и написал великолепное послание в защиту Папы Симмаха во время возникшей схизмы, два агиографических сочинения и несколько гимнов, он все-таки был скорее светским писателем, чем теологом. Безусловно, он получил весьма хорошее образование и умел довольно туманное содержание своих произведений облекать в античные классические формы. Однако очень многим из этих произведений свойственны высокопарность и манерничание, а изящно выстроенные формы не в силах скрыть их внутреннюю пустоту; так что в большинстве случаев нам трудно понять истинный смысл сочинений Эннодия и все они для нас чуть-чуть «несъедобны».

Если же говорить о духовной и литературной жизни такой резиденции Теодориха, как Равенна, то вряд ли нужно специально убеждать читателя в том, что вся она – и при дворе, где отдавали предпочтение взглядам не только высокообразованного, но и весьма практичного Кассиодора, и в греко-римских школах – была поставлена на службу новому правителю Италии. Подводя итог всему сказанному выше, можно с полным правом утверждать: в Италии начала VI века кипела довольно бурная духовная жизнь, благодаря тому что интересы всех служителей искусства и науки (как образованных готов, так и римлян и греков) – литераторов, архитекторов, художников, ученых совпадали, ибо старания каждого из них всемерно поощрялись королем. Все они придавали государству, возглавляемому варваром Теодорихом, тот блеск, который заставлял римлян вспоминать о годах, когда Римская империя находилась в зените своего могущества. Им казалось, что вновь наступили счастливые времена.

И короля, благодаря которому вернулся этот Золотой век, и литераторы, и художники прославляли как римского императора. О панегириках в его честь уже говорилось выше, а во многих городах страны ему были установлены памятники из весьма дорогостоящих материалов. В зданиях Рима, Неаполя, Турина, Павии, Равенны и некоторых других итальянских городов появились портреты Теодориха, сделанные из великолепной цветной мозаики. К сожалению, все эти монументы либо полностью уничтожены, либо серьезно повреждены; у нас осталось лишь описание того памятника Теодориху, который Карл Великий приказал перевезти из Равенны в Ахен: это – конная статуя из позолоченной бронзы; в левой руке Теодорих держит щит, в правой – поднятое для броска копье.

 
Рис. 67. Золотая монета с портретом Теодориха (в натуральную величину)
 

Только благодаря столь высокому признанию заслуг Теодориха была отчеканена – вопреки всем традициям – золотая монета с его портретом. Согласно весьма сомнительному утверждению, эта монета была найдена в окрестностях г. Сенигаллии (чуть севернее портового города Анконы). Затем она попала в коллекцию господина Франческо Гнекки из Милана, дружеской любезности которого я обязан фотографией этой уникальной монеты.

Диаметр монеты составляет 33 мм, ее масса – 15,32 г. На лицевой стороне (аверсе) монеты отчеканен поясной портрет короля. На нем – пластинчатые доспехи и хламида [49]49
  Плащ из плотной шерстяной материи. (Примеч. пер.)


[Закрыть], закрепленная на правом плече круглой фибулой. Непокрытая голова Теодориха демонстрирует его красиво причесанную густую шевелюру. Правую руку он держит перед грудью в благословляющем жесте, а в его левой руке – изображающая земной шар сфера, на которой стоит Виктория, богиня победы, с венком и пальмовой ветвью в руках. На аверсе выбита надпись: Rex Theodericus Pius Princ[eps] I[nvictissimus] S[emper]. Ha реверсе монеты повторено изображение Виктории, стоящей на шаре, и выбита надпись: Rex Theodericus Victor Gentium. Comob – указание на Монетный двор Константинополя, хотя эта монета, вне всякого сомнения, отчеканена либо в Риме, либо в Равенне. Со стороны реверса к монете припаяны два золотых крепления для застежки, посредством которой можно было носить эту монету как украшение. В качестве комментария к изображению Теодориха на этой монете приведем фрагмент из панегирика Эннодия:

«Лишь в тебе одном счастливо объединяются доброта и властность, заставляющая людей повиноваться твоим приказам. Ты мог бы просто в силу своего высокого происхождения быть их господином, но тебе присущи и великолепные человеческие качества. Принадлежность к блестящему королевскому роду дала тебе в руки скипетр; и уже одного этого было бы достаточно, чтобы быть правителем, даже если бы у тебя отсутствовали все заслуги, которые дают человеку его незаурядные способности. Но твоя великолепная внешность не является твоим единственным достоинством, ибо твой королевский облик озарен пурпуром благородства. Сереры [50]50
  Племя, прославившееся изготовлением изделий из шелка.


[Закрыть]присылают тебе одежды, изготовленные дорогостоящими червями; дарят великолепные огромные покрывала, диадему с переливающимися разными цветами драгоценными камнями, самоцвет, который стережет огромная змея; каждое украшение, которое исполненный почтения мир посылает тебе, становится, коснувшись твоего тела, еще краше, и значение его возрастает, что свидетельствует о том, что оно наконец-то нашло своего господина. Белизна твоих щек великолепно гармонирует со здоровым румянцем. Глаза полны юношеского огня, им почти незнакома печаль. Благородные руки, несущие строптивцам погибель, щедро раздают подданным заслуженные ими награды. Никого не стал бы я прославлять лишь за его знатность и богатство; другим правителям диадемы дарованы их судьбою, на голову моего короля ее надела рука самого Господа Бога. Те правители лезут из кожи вон, чтобы все обратили внимание на их роскошные наряды; мой король предпочитает сохранять свой простой, неизменный облик; а если бы ему вдруг захотелось принарядиться – он мог бы одеться в любые, в самые дорогие чужеземные наряды! Правитель Италии может быть совершенно разным человеком: в гневе он так же страшен, как удар молнии, в радости он так же прекрасен, как синее безоблачное небо. И еще до того, как он раскроет уста, посланники других народов знают, чего им ждать: дружественного мира или ужасающей войны».

 
Рис. 68. Аверс золотой монеты с портретом Теодориха (увеличенное изображение)
 

 
Рис. 69. Реверс той же золотой монеты (увеличенное изображение)
 

Золотая монета с портретом Теодориха, о которой речь шла выше, попала в захоронение, скорее всего, почти сразу же после распада его королевства. Так что ее по праву можно назвать символом того Золотого века, который принесло Италии правление Теодориха и который очень быстро закончился, когда короля не стало.

Но еще очень долго жили в Италии воспоминания об этом благословенном времени. И не только в Италии. Живший в Константинополе историк Прокопий человек, которого отличали широкий кругозор, глубокие знания и богатый жизненный опыт, – очень высоко оценивал деятельность остготского короля в середине VI века. Почти сразу же после смерти Теодориха его королевству будет нанесен последний, разрушительный удар. «Его мощная Длань, – так пишет Прокопий, – всегда заботилась о соблюдении порядка и была лучшей защитой права и закона. Он всегда надежно охранял свою страну от набегов соседних варваров; его мудрость и отвага внушали страх и уважение к нему далеко за пределами его королевства. Он старался избегать любой несправедливости по отношению как к своим подданным, так и к другим народам… Теодориха часто называли тираном, а на самом деле это был истинный император, ни в чем не уступавший всем тем, кто волею судьбы был облачен в пурпур.»

Глава 7
Конфликты и кризис

Приведенные в самом конце предыдущей главы слова Прокопия, который был тесно связан с правительственными кругами Византийской империи и в качестве секретаря сопровождал Велизария в его походах, не могут не вызывать у нас удивления, хотя Прокопий, говоря о том, что Теодорих был истинным императором, конечно же, имеет в виду не его личные качества, а созданное им государство. Ибо византийцы всегда считали Остготское королевство некоей временной субстанцией, которую они вынуждены терпеть до тех пор, пока им не удастся изменить создавшуюся ситуацию. А о том, что ее нужно изменить, они не забывали ни на секунду. Ведь Теодорих создал государство остготов на земле Италии, там, где была рождена Imperium Romanum, правительство которой избрало местом своего пребывания Вечный город. Именно поэтому Остготское, а не какое-либо другое королевство варваров было с самого начала бельмом на глазу у византийских императоров. И если с существованием Вестготского и Франкского королевств они были вынуждены примириться (поскольку их было очень трудно уничтожить хотя бы потому, что они находились далеко от Византии; к тому же сохранение престижа византийского императора в этих королевствах не было столь важным, как в Италии), то по отношению к остготам дело обстояло совершенно иначе: никто из византийских императоров не хотел отказываться от Апеннинского полуострова. Поэтому, когда речь заходила об Италии, постоянно и в довольно резкой форме подчеркивалось, что Теодорих – всего лишь наместник византийского императора. Продолжительность его пребывания в этой должности нигде не оговаривалась. Напротив: Теодориха всегда считали инородным телом в организме Империи и было совершенно ясно, что при первой же возможности византийский император постарается избавиться от него.

Таким образом, судьба Остготского королевства целиком зависела от состояния дел в Византийской империи. Однако в последние годы они шли довольно неважно, так как Империю сотрясали религиозные раздоры, обусловленные распространением монофизитской ереси. Правда, дело было не только в том, что способность Империи к решительным действиям была ослаблена внутренними распрями; как мы уже видели, те итальянцы, которые исповедовали ортодоксальное христианство, крайне отрицательно относились к еретической пропаганде византийцев, высказываясь о ней в довольно-таки оскорбительной форме. Эта часть населения Италии встретила Теодориха с распростертыми объятиями. Церковная политика, проводимая императорами Зиноном и Анастасием I как элемент глобальной имперской политики, направленной на воссоединение Италии с Византийской империей, была их серьезной политической ошибкой. И постепенно люди, стоявшие у власти в Византии, стали осознавать это. После того как на византийском троне произошла перемена – в июле 518 года скончался император Анастасий I, – новый император Юстин I и его талантливый племянник Юстиниан (который очень скоро возьмет в свои руки руководство внешней политикой Византии) предприняли ряд шагов, чтобы исправить эту ошибку. Правда, их отношение к собственной религии пока еще не претерпело каких-либо серьезных изменений; а вот главная цель византийской политики и для Юстина I, и особенно для Юстиниана оставалась прежней: возрождение Римской империи за счет возврата ее наиболее жизненно важных территорий. Все их попытки не принесли успеха, и наконец им стало ясно, что основным тормозом их великодержавной политики является монофизитство. Итальянцы по-прежнему относились крайне неодобрительно к этому религиозному учению, тем более что Теодорих не только не преследовал, но и оказывал всяческую помощь римской Ортодоксальной Церкви. И так было не только в Италии. Многие священники с Востока присылали свои декларации, в которых говорилось об их все более растущем неприятии монофизитства, именно в Рим. Эти декларации постепенно привели новое правительство Византии к такому выводу: лишь ортодоксальная вера является тем эффективным средством, которое поможет объединить разрозненные части прежней Империи в единое целое. Для того чтобы добиться этой цели, новому императору предстояло сделать три очень важных шага: полностью отказаться от монофизитства; самым решительным образом преодолеть акакиевскую схизму; восстановить церковное единство с Римом.

 
Рис. 70. Юстиниан I (портрет на золотой монете)
 

И начиная с 519 года новое византийское правительство стало проводить политику, интересы которой совпадали с широкомасштабными устремлениями римского папства. Огромную роль в деле воссоединения римской и константинопольской Церквей сыграл Папа Гормизд I (514–523 гг.); неуемная энергия, блестящие дипломатические способности и широкий политический кругозор сделали этого человека выдающимся церковным деятелем VI века – таким же, каким был до него Папа Лев I, а позднее Папа Григорий Великий. Все свои действия Гормизд I согласовывал с Теодорихом, с которым он поддерживал вполне дружеские отношения и который одобрял предпринимаемые им шаги (хотя, скорее всего, и без особого восторга). О хороших отношениях между ними свидетельствует и выбор посредника. Это был уже известный нам Эннодий, который к тому времени стал епископом Павии и который пользовался полным доверием короля. Дважды, в 515 и 517 годах. Папа отправлял в Константинополь дипломатическую миссию – и оба раза ее возглавлял безраздельно преданный Теодориху Эннодий, но ей так и не удалось добиться каких-либо видимых результатов. И лишь при новом императоре, Юстине I, который исповедовал ортодоксальную веру, третьей, посланной в Константинополь по взаимному согласию императора и остготского короля миссии в результате длившихся более года переговоров (519–520 гг.) удалось добиться создания церковной унии на ортодоксальной основе.

Так одним ударом был разрушен барьер, который ересь воздвигла между Римом и Константинополем несколько десятилетий тому назад. Правда, полностью связь этих городов никогда не прерывалась. Как мы помним, существовала легитимная партия римской аристократии, которая, после того как к власти пришел Теодорих и сразу же возникли конфликты на религиозной почве, в течение всех лет этого противостояния поддерживала дружеские отношения с Константинополем. Через несколько лет после прихода к власти Теодориху пришлось изгнать из страны группу людей, обвиненных в государственной измене. Этих эмигрантов император Анастасий I принял в Константинополе с распростертыми объятиями и демонстративно осыпал их почестями и наградами. В благодарность за это эмигранты развернули шумную агитационную кампанию, суть которой сводилась к тому, что все оставшиеся в стране итальянцы никогда не должны забывать о своих национальных интересах. И поскольку римские аристократические кланы находились в близком родстве друг с другом, а между Италией и Византийской империей продолжали поддерживаться научные и культурные связи, не было ничего удивительного в том, что националистическая пропаганда стала приносить в Италии заметные плоды. Однако возникшая схизма с самого начала подавила у многих знатных римлян (для которых превыше всего была их ортодоксальная вера) желание «пойти под скипетр» византийского императора, известного своими гонениями на Ортодоксальную Церковь.

Эти римляне довольно холодно относились к идее установления политического союза с Византией, хотя и допускали такую возможность. Многие из них в политическом отношении были легитимистами, а в 520 году упомянутая выше причина их прохладного отношения к объединению с Византией была устранена. Теперь между ними и императором не осталось ничего такого, что могло бы повлиять на их взаимную симпатию.

Такое взаимное сближение прежде противоборствующих сторон серьезно ослабило позиции Теодориха; римская аристократия, симпатизируя новому басилевсу, постепенно стала отворачиваться от короля. Ситуация складывалась отнюдь не в пользу Теодориха: если раньше он имел огромное влияние в стране как отважный защитник Церкви Италии и папства от непрекращающихся происков еретического императорского двора, то теперь надобность в таком защитнике отпала. И Теодорих не мог не понимать, что радость людей, вызванная вступлением на престол императора, исповедующего ортодоксальную веру, может обернуться для него тем, что очень скоро – и без чьей бы то ни было злой воли – его арианство будет считаться ересью, а он сам – еретиком. Так что хочет он этого или нет, а теперь ему придется обращаться к императору как к человеку, «которому Святая Троица вручила бразды правления, избрав его защитником мира и Ортодоксальной Церкви». У Теодориха не было ни малейших сомнений в том, что интенсивное распространение идей вселенской веры резко повышает шансы тех, кто считает своей главной политической целью возрождение единой Империи. Новый император тут же прислал в Рим святые дары на могилу и в церковь святого апостола Петра! В скобках заметим, что Теодорих уже подарил этой же церкви два серебряных подсвечника по 70 фунтов каждый. Еще одним доказательством того, что наконец-то вновь обретено столь желанное единство – и это действительно произвело сильное впечатление, стало назначение в 522 году обоих несовершеннолетних сыновей Боэция, находившегося тогда в зените своей славы, на должности консулов. Боэций оставил нам письменное свидетельство того, как его сыновья, окруженные ликующей толпой и сопровождаемые сенаторами, шли из родительского дома; как он сам, подождав, пока они займут консульские кресла, произнес панегирик Теодориху и, заняв в цирке место между своими сыновьями, одаривал собравшихся здесь зрителей со щедростью триумфатора.

С чувством вполне понятной ревности и беспокойства наблюдал Теодорих за развитием событий, прекрасно понимая, что он не в силах их остановить. Ему приходилось вести себя максимально учтиво с византийским правительством, которое вынашивало планы установления нового порядка престолонаследия в Италии, но, считая, что плод еще не созрел, намеревалось пока сохранять дружественные отношения с остготским королем. Не исключено, что в первые годы после начала упомянутых выше событий он тоже доверял этому правительству. Во всяком случае, итальянские сторонники сближения с Византией не давали ему ни малейшего повода для серьезного беспокойства, и пока он всего лишь наблюдал за меняющимся явно не в его пользу – положением дел в стране. Правда, у него был один, весьма сильный козырь: группа, состоявшая из знатных римских аристократов, на преданность которых он мог рассчитывать при любых обстоятельствах. Это был тот круг людей, к которому принадлежали Эннодий и Кассиодор; с того самого момента, когда король взял в свои руки бразды правления Италией, они открыто встали на его сторону. Их помощь Теодориху в деле налаживания новой системы управления страной трудно переоценить, поскольку все они были высокообразованными людьми. Вряд ли нужно напоминать и о том, что простые люди Италии, которых в первую очередь интересовали их собственные интересы, также были на стороне короля. Основная масса этих людей считала, что остготское правление, подарившее Италии длительные годы мирной жизни и процветания, послано им Божьим Провидением, и поэтому им остается лишь денно и нощно благодарить Бога за этот дар. Само собой разумеется, что людей, принадлежавших к нижним слоям населения Италии, совершенно не интересовали политические проблемы, возникшие после прихода остготов к власти. Их вполне устраивало существующее положение дел, и – в отличие от сторонников сближения с Византией – у них не было ни малейшего желания что-либо изменить.

И тем не менее Теодориха не могло не беспокоить то, что интересы и симпатии определенной части римского населения Италии, пусть и не очень значительной, начали меняться. Он очень хорошо помнил, каким резким было противостояние римлян и варваров в самом начале его прихода в Италию и сколько неприятностей доставил ему возникший в стране дуализм. Остготское королевство было еще очень слабым, и малейший конфликт мог привести к непоправимым последствиям. В течение всего времени своего правления Теодорих внимательно наблюдал за этим противостоянием, не отдавая предпочтения ни одной из сторон, что позволяло ему поддерживать определенное равновесие. И вот теперь, в силу воздействия все более усиливающихся религиозных и националистических факторов, этот баланс сил стал весьма неустойчивым. В стране начинался кризис, который сразу же продемонстрировал все ее слабости.

С тех пор, как у некоторой части населения Италии вновь стал превалировать национально-римский взгляд на все события, противостояние римлян и варваров в научной, социальной, политической и религиозной сферах общественной жизни стало таким же, как и прежде. И как только в сознании многих римлян идея сближения с Византией вновь обрела притягательную силу, немедленно произошел всплеск националистических настроений. Вместе с ними росло и недовольство складывающейся в стране аномальной ситуацией, в которой обвиняли остготское правительство. Критики все чаще и чаще отваживались на публичные выступления. Жалобы на самоуправство и алчность как готских, так и римских чиновников, но главным образом – на превышение власти готами, возглавлявшими высшие административные инстанции, становились все более громкими и настойчивыми. И поскольку король лично убедился в справедливости некоторых нареканий, он попытался немедленно исправить создавшееся положение. Его сразу же поддержали те знатные римляне, которые бескорыстно были преданы ему. Но те, кто разыгрывал карту сближения с Византией, стали всячески торопить события, создавая в стране беспорядки. Некоторые истинные друзья готов, действительно стремящиеся лишь к улучшению ситуации в стране, были не слишком сдержанными в своих обвинениях; их стали подозревать в разжигании антиготской вражды и в подстрекательстве к передаче власти в Италии византийскому императору, а вот те, кто на самом деле занимался этим, оставались в тени. Готская правящая верхушка поступила весьма недальновидно: она стала подвергать преследованиям здравомыслящих добропорядочных граждан, подталкивая их тем самым к переходу в лагерь провизантийской партии. Результат этой недальновидной политики был весьма печальным: возникшая в стране неразбериха породила множество острейших конфликтов, что в конце концов привело к процессам над людьми, обвиняемыми в государственной измене; приговор всегда был одним и тем же – смертная казнь.

И без того трудное положение в стране было осложнено еще тем, что именно в это непростое для готов время умер зять и наиболее вероятный наследник Теодориха Эвтарих. Правда, у Эвтариха был сын, Аталарих, но ему исполнилось всего лишь пять лет. А поскольку сам король достиг уже весьма преклонных лет – ему было почти семьдесят, то весьма юный возраст теперешнего наследника престола стал для Теодориха новой головной болью. Со смертью Эвтариха Теодорих внезапно лишился и опоры своей старости и надежды на лучшие времена; а византийские политики, так же как и итальянские националисты, получили в свои руки новый агитационный материал. Уверенное спокойствие, с которым Теодорих смотрел в будущее, покинуло его навсегда. И теперь злой рок обрушивал на него удар за ударом.

В августе 523 года покинул этот мир Папа Гормизд I, на лояльное отношение которого Теодорих всегда мог рассчитывать, а на папский престол взошел Иоанн I, и вскоре выяснилось, что он настроен весьма провизантийски. И еще одного человека, который был гарантом всеобщего мира, лишился в то время Теодорих: ангел смерти унес с собой его зятя, вандальского короля Трасамунда, самого могущественного его союзника. Прошло совсем немного времени, и Теодориха постигла еще одна тяжелая утрата: его внук Сигерих, находящийся в самом расцвете сил, был убит собственным отцом, бургундским королем Сигизмундом. После того как не стало и Трасамунда и Сигериха, создалась такая внешнеполитическая ситуация, которая была весьма неблагоприятной для Теодориха. Выстроенное им с таким трудом здание германской федеративной политики лежало теперь в руинах. Бургунды уже довольно давно охладели к этому проекту, склоняясь все больше и больше к политике служения Византии. Преступная рука Сигизмунда оборвала последнюю нить, которая связывала бургундов с остготами. То же самое роковое значение имела для Теодориха и смерть короля вандалов, который (хотя Теодорих знал, что ему нельзя безраздельно доверять) сразу пресекал любые попытки вступить в какой-либо политический союз с Византией. Трон Вандальского королевства унаследовал Хильдерих, человек довольно преклонных лет, внук Гейзериха и Валентиниана III, друг Юстиниана. И вдруг, вместо того чтобы поддерживать хорошо налаженные отношения с остготами, новый вандальский король, вопреки всем испытанным временем политическим традициям своего королевства, порывает с остготами и, не выдвинув никаких условий, заявляет о том, что отныне он будет выступать на стороне Византийской империи. Дальнейший ход событий показал, что Хильдерих проявил непостижимую самоубийственную политическую близорукость, которая погубила вначале вандалов, а затем и остготов.

 
Рис. 71. Вандальский король Хильдерих (портрет на серебряной монете)
 

Следует отметить, что националистически настроенные круги вандалов оказали сильнейшее сопротивление проводимой Хильдерихом политике. Другую ветвь оппозиции возглавила Амалафрида, сестра Теодориха и вдова покойного Трасамунда; поддерживаемая готами, она пыталась защитить интересы и своего брата, и своего народа. Однако Хильдерих был настроен весьма решительно: сначала он расправился с теми, кто стоял во главе националистической группировки, затем подослал убийц к Амалафриде. Как уже говорилось, измена вандалов привела к полному краху проводимой Теодорихом германской федеративной политики, и осознание этого факта подействовало на остготского короля крайне удручающе: рухнула надежда на длительные годы процветания созданного им государства. Объединенные в сильный дружный союз германские королевства, территория которых занимала всю западную половину распавшейся Римской империи, ни за что не позволили бы Византии вернуть себе Центральную Италию и провинцию Африка. Однако византийским политикам удалось внести разлад в могучую германскую коалицию, что и предопределило гибель Вандальского и Остготского королевств.

Крах германской федеративной политики привел к тому, что Теодорих, теперь уже навсегда, утратил свое господствующее положение. Он был полностью изолирован. Понимание этого факта, а также довольно плачевные результаты проводимой им внутренней политики наполнили сердце Теодориха глубокой печалью. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, несмотря на все приложенные им старания, делу, которому он посвятил всю свою жизнь, угрожает серьезная опасность…

Как известно, Боэций был арестован и брошен в тюрьму, где написал свой знаменитый трактат «Утешение философией» [51]51
  В трактате «Утешение философией» Боэций, говоря о Теодорихе, употребляет весьма резкое выражение, граничащее с оскорблением: «Король жаждет лишь одного – всеобщей погибели».


[Закрыть]. В приведенном ниже фрагменте из этого сочинения он, скорее всего, говорит именно о Теодорихе:

 
«Высоко вознесенные судьбой, восседают короли на своих тронах,
Гордо красуются они в пурпурных мантиях;
Ярко блестят их мечи и доспехи!
Угрожающе глядят на мир их черные глаза, полные губительного коварства!
Но что же скрывают от наших взоров их великолепные, полные фальши покровы?
Скрывают они людей, обремененных тяжкими путами;
Сердца их отравлены роковыми страстями, которые ни на минуту не дают им покоя!
Никогда не покидает их души гнев, мешающий им ощутить радость жизни,
А боль несбывшихся надежд поселяет в них тяжкую изнуряющую тоску!»
 

Когда постаревший человек видит, как начинает гибнуть великое дело, которому он отдал всю свою жизнь, – это действительно трагедия! В течение двух лет происходили события, видя которые, Теодорих все больше и больше убеждался в неотвратимости гибели своего государства. Боль несбывшихся надежд и жестокая тоска ложились тяжким грузом на сердце уже отнюдь не молодого, но пока еще полного жизненных сил короля.

Теодорих вовсе не собирался сдаваться без боя, и сыпавшиеся на него со всех сторон несчастья только подстегивали его решимость бороться до конца. Он принимал вызов всех, кто вознамерился уничтожить плоды его многолетних трудов. Внутренним врагам своего королевства Теодорих нанес несколько сокрушительных ударов. А для того чтобы отомстить предавшим его вандалам за смерть своей сестры, он построил большой флот, корабли которого он собирался затем использовать в борьбе с Византией. В кратчайший срок была спущена на воду 1000 быстроходных парусников и на каждый из них набрана команда. Тяжелые удары судьбы двух последних лет пробудили в постаревшем Теодорихе кипучую энергию его молодости, энергию, которая значительно поубавилась за долгие годы мирной, безмятежной жизни. Но вместе с ней пробудились и все необузданные дикие инстинкты варвара, борющегося за свое существование, которые не смогли полностью уничтожить ни благополучная жизнь, ни искреннее восхищение римской культурой. Озлобленный человек теряет присущую ему доброту, разочаровавшийся и изолированный от общества человек становится недоверчивым и жестоким. В Теодорихе вновь проснулся дикий лев, который не хотел выпускать добычу из своих мощных лап и готов был дать отпор любому из тех, кто собирался нарушить его покой.

Дальнейшее развитие событий в стране ускорило эту психологическую перемену, что вскоре привело к весьма трагическим последствиям. В конце 523 года патриций Альбин, друг Эннодия и родственник Фавста, был обвинен в государственной измене: в переписке, которую он вел с императором Юстином I, якобы высказывались сомнения в целесообразности дальнейшего существования Остготского королевства. Обвинителем на процессе был Киприан, доверенное лицо Теодориха, человек преклонных лет, прославившийся своими заслугами перед страной и беззаветной преданностью королю. Весь римский сенат оказался скомпрометированным.