Текст книги "Теодорих Великий"

Автор книги: Георг Пфайльшифтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Боэций, который в то время занимал должность magister officiorum, обратился к находившемуся в Вероне Теодориху и бесстрашно заступился за обвиняемого. Если Альбин будет признан виновным, говорил Боэций, то пусть будут признаны виновными и он сам, и весь сенат. В результате обвинение в государственной измене было предъявлено и Боэцию, одному из самых высокопоставленных чиновников королевства. В начале 524 года он был арестован и брошен в тюрьму. На заседании сената обвинение Боэция в измене поддержал сам Теодорих, которого все чаще одолевали приступы безудержного гнева. С плохо скрываемым раздражением он потребовал от сената проведения тщательного расследования и, если вина Боэция будет доказана, строгого и немедленного наказания. Не дав возможности Боэцию сказать хотя бы несколько слов в свою защиту, сенат приговорил его к смертной казни с конфискацией всего имущества. Обвиненный в самом тяжком грехе, попавший в ту же самую ситуацию, что и живший несколькими десятилетиями раньше в Вандальском королевстве Драконций из Карфагена, брошенный в тюрьму Боэций, в душе которого отчаяние сменялось надеждой, стремясь отвлечься от тяжких дум и разъяснить занятую им позицию, написал «Утешение философией»; вся первая книга этого сочинения посвящена Боэцием описанию тех тяжких испытаний, которые выпали на его долю в юные, уже давно прошедшие годы. «Утешение философией» – это «творение разума, пытающегося осмыслить утрату величия». Это сочинение, имеющее мировое значение, написано «для людей, исповедующих христианство»; оно содержит в себе как чистую прозу, так и проникновенные, облеченные в великолепную форму стихи. На основе аристотелевских, неоплатонических и стоических материалов Боэций размышляет об истинной сути счастья людей и о Божьем Провидении.

 
Рис. 72. Находящийся в тюрьме Боэций обращается за утешением к «Философии» (из рукописи XIII века)
 

Известие о том, что находящемуся в тюрьме Боэцию – одному из самых известных сановников, который к тому же принадлежал к наиболее знатным и образованным кругам римской аристократии, – угрожает позорная смерть, вызвало чрезвычайно бурную реакцию всего римского мира. Друзья и родственники Боэция, среди которых в первую очередь нужно назвать его престарелого тестя Симмаха, одного из старейших сенаторов самого высокого ранга, попытались всеми имеющимися у них силами и средствами спасти осужденного. А вот члены партии «Italia irredenta», наоборот, делали все возможное, чтобы вынесенный Боэцию приговор был приведен в исполнение. Сторонники и провизантийской, и националистической партии осыпали друг друга резкими упреками и обвинениями. Если Боэция все-таки казнят, то националистическая партия Италии существенно укрепит свои позиции в стране. Но если такое случится, тогда готы начнут всерьез задумываться о том, не порвать ли им все нити, связывающие Рим и Константинополь. После очень долгих колебаний и раздумий Теодорих, несмотря на то что ему хотелось избежать крайности, все же отдал приказ о казни Боэция. Это случилось осенью 524 года.

Так был ли Боэций виновен в государственной измене или нет? То, что и он сам, и сторонники провизантийской партии поддерживали отношения с Константинополем, не подлежит никакому сомнению. Но вот в то, что эти отношения носили характер государственной измены, поверить очень трудно, и, на мой взгляд, это обвинение было ложным. Боэций – и он сам пишет об этом в своем трактате «Утешение философией» – всегда защищал римлян от алчности, злоупотребления властью и высокомерия влиятельных готских чиновников. А своей борьбой за снижение чрезмерных, непосильных для народа налогов он нажил многих могущественных врагов – как среди готов, так и среди дружественных готам римлян. И, на их взгляд, он зашел в этой борьбе слишком далеко. «Его гордый идеализм растоптал чувство благодарности за великие милости Теодориха», который неоднократно называл Боэция «красой Рима». Тем не менее Боэций довольно часто критиковал существующий режим, используя резкие, а порой даже и оскорбительные выражения и не останавливаясь перед критикой самого короля. Именно эти критические высказывания, а также тесные связи Боэция с Византией, по всей видимости, и стали причиной того, что Теодорих, поверив всем обвинениям его многочисленных и весьма влиятельных врагов, поручил сенату привлечь Боэция к ответственности.

Но если Боэций был действительно невиновен в государственной измене, могли ли его товарищи по сословию и коллеги из сената, осудившие его на смерть, вынести ему оправдательный приговор? Вряд ли. Ведь они были бесхарактерными и слабыми людьми и, словно рабы, беспрекословно подчинялись воле разгневанного короля. В своем «Утешении философией» Боэций подверг их уничтожающей критике именно за это. Теодориха также можно считать виновным в его смерти, поскольку он оказал чрезвычайно сильное давление на сенат и заставил сенаторов вынести Боэцию смертный приговор, хотя не было предъявлено ни одного серьезного доказательства его вины. И, вероятно, мы не будем слишком далеки от истины, предположив, что в старом, разочаровавшемся в людях, удрученном событиями последних лет Теодорихе пробудились те темные инстинкты, которые подтолкнули его к убийству Одоакра. Варвар, явственно ощущавший угрозу и себе самому и своим сторонникам, считал, что эта угроза исходит от людей, которым он отдал лучшие годы своей жизни и для которых он, не зная ни сна ни отдыха, создавал великое государство. Теодорих был чрезвычайно возмущен этим; он чувствовал себя оскорбленным и жаждал только одного: обезвредить всех своих врагов и примерно наказать их. Нужно было в самом зародыше пресечь попытки этих людей навредить с таким трудом созданному им королевству.

После казни Боэция прошло несколько месяцев. И теперь жертвой неблагоприятной ситуации, сложившейся в стране, стал еще один известный человек – глава сената Симмах, который, так же как и Боэций, был олицетворением римского мира тех лет. Поскольку Симмах был тестем казненного Боэция, его обвинили в том, что он собрал вокруг себя всех недовольных политикой Теодориха и возглавил созданную им антиготскую партию. Сразу же после того, как случилось непоправимое: Симмах был обезглавлен в Равенне, там же, где был казнен и Боэций [52]52
  По свидетельству историографа равеннской Церкви архиепископа Агнелла, еще во времена Карла Великого было известно, где находятся могилы обеих жертв.


[Закрыть], в стране воцарилась тишина. Эта тишина была пропитана полным тоскливого ожидания ужасом – для римлян, и сопровождаемым угрызениями совести чувством утоленной мести – для Теодориха.

А вот что написал об этом византиец Прокопий:

«Это была первая и последняя несправедливая акция, которую Теодорих совершил по отношению к своим подданным. Его вина заключается в том, что он изменил своей привычке тщательно расследовать обстоятельства любого дела и, не имея бесспорных доказательств вины Боэция и Симмаха, приговорил их обоих к смертной казни».

Весь римский мир – как Запада, так и Востока – был взбудоражен известием о казни в Равенне двух выдающихся римлян.

Количество сторонников антиготской партии резко возросло. Теперь у римлян была веская причина для того, чтобы не доверять Теодориху. Кто же из них мог считать себя в безопасности, если самые благородные римляне стали жертвой готского произвола?! Используя сочувствие населения к казненным, антиготская партия развернула широкую пропагандистскую кампанию. Римские священники также стали относиться к Теодориху с антипатией. То же самое можно сказать и о провизантийски настроенном Папе Иоанне I – ведь и Боэций, и Симмах были его близкими друзьями. И теперь Теодориху трудно было надеяться на то, что он сумеет восстановить мир в своем королевстве.

События этих дней показали Теодориху, что оба проведенных в Италии процесса вызвали бурную реакцию в Византийской империи, в результате которой было оказано сильнейшее давление на его правительство. И не только он сам, но и действия, предпринятые в эти дни сторонниками провизантийской партии, дали Константинополю весьма удобный повод для того, чтобы выступить в роли защитника всех притесняемых в Италии римлян. А если Теодорих будет продолжать преследовать римлян, он должен помнить, что в Византийской империи живет достаточно большое количество готов, которые могут стать объектом возмездия. Уже в самом начале 520-х годов Юстин I приступил к проведению новой ортодоксальной церковной политики, отменив старые еретические законы и заменив их на гораздо более строгие ортодоксальные. Готов, исповедующих арианство, пока не трогали – ведь они были федератами Империи. Однако уже в начале 525 года император перешел к активным действиям против них, запретив арианские религиозные обряды. Многие готы сразу же перешли в ортодоксальную веру; в арианских церквях, часть которых могла похвастаться очень дорогим убранством, стали проводиться ортодоксальные богослужения. Все эти действия были направлены, безусловно, против Теодориха, и все они оказали свое воздействие на религиозную ситуацию в Остготском королевстве, которая до этого времени была абсолютно спокойной. До сих пор Теодорих совершенно не вмешивался в церковные дела, а ересь остготов, исповедовавших арианство, воспринималась римлянами не более чем непременный атрибут их варварства; а поскольку он не вызывал у римлян никаких опасений, они и не обращали на него ни малейшего внимания. На протяжении многих лет отношения между арианами и ортодоксами были вполне лояльными и дружескими, и ничто не нарушало спокойную религиозную обстановку в стране. Но теперь, когда император выступил с угрозой начать преследование готов-ариан, живущих в Византийской империи, религиозные распри могли вспыхнуть в Италии в любой момент; ведь начиная с этого времени в самых широких кругах итальянских ортодоксов стала постепенно набирать силу весьма опасная для сохранения мира в стране доктрина: все готы, исповедующие арианство, являются еретиками, и поэтому они не заслуживают ничего иного, кроме презрения и проклятий.

Теодорих сразу же осознал опасность этой доктрины и ни минуты не колеблясь начал действовать. Он послал в Константинополь дипломатов, которые заявили императору, что если он начнет преследование готов, то Теодорих окажет им самую решительную поддержку. Успех миссии, по замыслу короля, должен был погасить начинавшийся на религиозной почве пожар в его собственной стране. Первые переговоры не дали никакого результата. Тогда Теодорих попытался сделать еще один, последний и решительный шаг: он предложил Папе Иоанну отправиться с той же дипломатической миссией к императору. Если сам Папа попросит императора не начинать преследование готов-ариан, то в этом случае – так думал Теодорих – императору придется отказаться от этой акции, ибо не могут же быть его ортодоксальные подданные святее Папы Римского. Однако Иоанн I постарался уклониться от этой весьма неприятной для него миссии, сославшись на резкое ухудшение состояния своего здоровья (что, впрочем, вполне соответствовало истине). Тем не менее король, пропустив мимо ушей его жалобы на здоровье, настаивал на своем предложении. Папе надлежало добиться от императора выполнения трех требований: 1) прекратить преследование готов, 2) вернуть арианам отобранные у них церкви, 3) разрешить всем готам, которые стали ортодоксами, вернуться в лоно арианства. Папа сразу же заявил королю, что он ни в коем случае не будет предъявлять императору третье требование. То, что Теодорих настаивал на возвращении готам их прежнего религиозного статуса в Византийской империи, – вполне естественно. Но вполне естественным было и то, что Папа, не возражая против первых двух требований Теодориха, категорически отказывался требовать отмены государственных законов, которые были приняты в интересах людей, исповедовавших ту же религию, что и он сам; в таком случае он бы не только оправдывал возврат новообращенных ортодоксов к ереси, но и активно способствовал бы этому. Так возник еще один конфликт. Не слушая никаких доводов Папы, разгневанный король продолжал жестко настаивать на выполнении всех своих требований. В состав дипломатической миссии, отправлявшейся к императору, Теодорих включил: Папу Иоанна; Экклесия, архиепископа Равеннского; четверых епископов и четверых наиболее известных сенаторов. Осенью 525 года эта миссия через Коринф прибыла в Константинополь и была принята императором со всеми почестями. Впервые духовный наследник апостола Петра посетил Византийскую империю и «новый Рим». За двенадцать миль до Константинополя Папу встретила торжественная процессия с крестами и свечами и проводила его до самого города. Император приветствовал Иоанна так, «как если бы он был самим апостолом Петром». Папа пробыл в Константинополе до весны 526 года. Ему удалось выполнить поручение короля в той степени, в какой шел на выполнение его требований Юстин I.

Как только Папа Иоанн прибыл в Константинополь, он приступил к выполнению задуманного им проекта: он намеревался включить всех пока еще упорствующих в своей ереси восточноримских священнослужителей в церковную унию и тем самым еще больше укрепить свои позиции. Но заключительным аккордом его деятельности на Востоке должно было стать достижение одной важнейшей политической цели. Уже коронованному дворцовым патриархом императору Юстину I он пожелал сам надеть корону на голову – как представитель Церкви другой части Римской империи! Этой акцией Папа хотел в торжественной форме выразить свое одобрение империалистической внешней политики Византии. И это он собирался сделать в то самое время, когда престарелый правитель Италии прилагал огромные усилия для сохранения статуса своего государства и считал, что у него есть только один враг – Византия! Сложилась чрезвычайно острая политическая ситуация: высший представитель всего национально-римского мира в Остготском королевстве публично продемонстрировал признание византийского императора своим господином. Было ли подобное поведение Папы, с точки зрения Теодориха, явно граничащим с государственной изменой? Во всяком случае, когда Папа и другие члены дипломатической миссии вернулись из Константинополя в Равенну, все они – за исключением архиепископа Равеннского, которому Теодорих безгранично доверял, были немедленно арестованы. Однако положение Теодориха было довольно щекотливым, и он не знал, что ему следует предпринять. Должен ли он, как и в случае с Боэцием и Симмахом, подвергнуть суровому наказанию четверых сенаторов и самого Папу? И если он сделает это, не подтолкнет ли он византийского императора к вторжению в Италию? Война с Византией была бы крайне нежелательной: он уже стар, у него нет ни достойного наследника, ни надежных союзников, и он не доверяет многим своим соратникам, ибо они могут в любой момент предать его. Все это, очевидно, вновь и вновь говорил себе остготский король, не утративший своей храбрости, но ставший с возрастом вдвойне осторожным. Создавшаяся затруднительная ситуация разрешилась весьма неожиданно: скоропостижно скончался Папа Иоанн I. Он приехал в Константинополь уже больным, а нелегкое путешествие и нервное напряжение, не оставлявшее Папу в течение всего времени его пребывания в столице Византии, еще больше подорвали его здоровье. По возвращению в Равенну он испытал новые сильные душевные потрясения, когда разъяренный король осыпал его упреками и бранью, а затем арестовал. И через несколько дней после возвращения в Италию, 18 мая 526 года, Папа Иоанн I умер естественной смертью в королевской тюрьме.

Смерть Папы избавила Теодориха от необходимости принимать чрезвычайно ответственное решение. История выбора нового Папы показывает, что Теодориха вполне справедливо упрекали в нежелании иметь в своем королевстве провизантийски настроенного Папу (каким был покойный Иоанн I). Сторонники сближения Италии с Византией в течение двух месяцев вели со своими оппонентами ожесточенную борьбу, стремясь вновь посадить на папский престол своего кандидата. Однако на этот раз Теодорих, опираясь на поддержку Кассиодора, Киприана, Аратора, а также их родственников и ближайших соратников, настолько решительно воспротивился этому, что в июле 526 года римская Церковь сделала выбор в пользу Феликса IV. Это был Папа, весьма дружественно настроенный по отношению к готам, и Теодорих мог вполне ему доверять. Тем не менее еще в течение месяца в Риме, то тут, то там, вспыхивали беспорядки.

Так Теодорих, отнюдь не прибегая к крайним мерам, все-таки добился того, что на папский престол вступил тот, кого он хотел на нем видеть. И ни о церковном преследовании итальянских ортодоксов, ни о проводимой Теодорихом в последние годы жизни антицерковной политике не может быть и речи, хотя многие появившиеся о нем легенды утверждают обратное. Состарившийся, разочаровавшийся в людях и страстно жаждавший мира король хотел лишь одного: провести остаток своих дней в кругу близких ему людей; а к таким людям относились и все те римские ортодоксы, которые остались ему верны, несмотря на тяжелейшие удары судьбы, и, конечно же, избранный во многом благодаря его стараниям Папа Феликс IV. Теодорих знал, что его жизнь подходит к концу, и ему очень хотелось, уходя, оставить свое королевство в таком состоянии, чтобы вступивший на престол его совсем еще юный внук мог иметь, по крайней мере, надежду на сохранение всего, что оставил ему в наследство дед.

Глава 8
Смерть Теодориха, его роль в истории и созданные о нем предания и легенды

После того как по настоянию Теодориха в июле 526 года Папой был избран Феликс IV, непосредственная опасность внутреннего кризиса в стране исчезла. И несмотря на то, что старый король отдал очень много сил делу улаживания внутренних конфликтов, он тем не менее ни на минуту не забывал и о других важных планах, направленных на поддержание своего престижа. Летом 526 года благодаря неустанным заботам короля строительство остготского флота, в состав которого должна была входить 1000 кораблей, было настолько близким к завершению, что уже по всему королевству набирали команды для этих кораблей; в них входили как свободные граждане, так и рабы. Весь флот должен был собраться в Равенне или в портовом городе Классе, а затем отплыть к берегам Вандальского королевства, чтобы отомстить Хильдериху за предательство и за убийство сестры Теодориха, Амалафриды.

Но безжалостная смерть уже поджидала Теодориха. Непродолжительная, длившаяся всего три дня, болезнь (дизентерия) 30 августа 526 года унесла семидесятилетнего короля в могилу. Как уже говорилось выше, Теодорих понимал, что жить ему осталось недолго, и с присущими ему благоразумием и аккуратностью заранее сделал все необходимые распоряжения для своего десятилетнего внука – Аталариха. В то краткое время, которое отпустила королю настигшая его болезнь, он еще пытался выполнить все намеченные планы. Вот что пишет об этом Иордан в своей «Истории готов»:

«Он созвал князей и других знатных людей своего народа и заявил, что теперь королем будет Аталарих, десятилетний ребенок, сын его дочери Амаласунты и уже оставившего этот мир Эвтариха. Он призвал их выполнить его последнюю волю: они должны чтить своего нового короля, любить сенат и весь римский народ и показать себя истинными друзьями в первую очередь, конечно же, Бога, а затем – византийского императора».

Теодорих ушел из жизни, так и не успев осуществить свое последнее, самое горячее желание отомстить вандалам. Но он оставил этот мир с сознанием того, что все более или менее серьезные конфликты в Италии улажены и опаснейший кризис последних лет миновал.

Известие о смерти короля повергло готов в глубокий траур, так как эта потеря была для них невыразимо тяжелой и, в буквальном смысле слова, непоправимой. Такие же чувства испытывали и дружественные готам римские аристократы, и основная масса римского народа. И даже те знатные римляне, которые пострадали во время сотрясавших страну междоусобных конфликтов, были опечалены смертью короля, так как понимали, что именно ему они обязаны многими плодами мирной жизни. Уже упоминавшийся нами выше церковный (ортодоксальный!) хронист середины VI века писал об усопшем Теодорихе:

«Он был превосходным королем, любившим всех своих подданных, и правил 33 года. При нем итальянцы вкушали плоды мира, который длился 30 лет и который сохранился и при его наследниках. Почти все задуманное он выполнил. Так царил он и над готами, и над римлянами, и, в то время как он сам принадлежал к арианской секте, он позволил римлянам, как и во времена императоров, жить по своим законам… Он не предпринял никаких действий против Ортодоксальной Церкви. Он дал народу столько цирковых и других театральных зрелищ, что сами римляне стали сравнивать его с Траяном и Валентинианом I: так похоже было его правление на правление тех императоров. За то, что Теодорих дал готам Кодекс законов, они назвали его самым великим королем из тех, кто когда-либо правил ими. И хотя он был не слишком образованным человеком, его природная мудрость была столь велика, что и сегодня многие вылетевшие из его уст выражения используются народом как поговорки. В память о нем я не могу отказать себе в удовольствии привести хотя бы несколько подобных примеров. Он любил повторять: „Если тобой правят золото или злой дух, скрыть это – невозможно" И еще он говорил: „Плохой римлянин с удовольствием стал бы готом, а плохой гот – римлянином" Есть множество примеров того, что при решении юридических вопросов Теодорих был таким же мудрым, как и царь Соломон, но я ограничусь лишь одним, весьма емким замечанием: „О нем можно рассказывать без конца" Нет никаких сомнений в том, что ортодоксальный клир в Равенне будет хранить добрую память об арианском короле в течение долгих лет после его кончины!».

Византиец Прокопий – еще один современник Теодориха, мнению которого вполне можно доверять, – оставил нам свое суждение о короле остготов:

«Любовь и уважение, с каким готы и римляне относились к нему, были безграничными – что в общем-то не слишком свойственно человеческой натуре. Его смерть поселила в сердцах его подданных непреходящую тоску по такому правителю».

Теодорих действительно пользовался у римлян большим уважением и большой любовью, так как он на протяжении всей своей жизни, подобно лучшим из римлян, искренне верил в Римскую империю. Он видел свою основную жизненную задачу в том, чтобы защищать именно эту Империю, что, впрочем, нисколько не мешало ему заботиться и о благополучии своего собственного народа. В главной стране распавшейся Империи он и его остготы взяли под свою защиту все ценности римского мира, и, прислушиваясь к своему сердцу, Теодорих ощущал в нем радость сильного варвара, видевшего, как вновь начинает расцветать постепенно приходившая в упадок римская культура. Он был самым великим из тех германских королей, которые главной целью своей жизни считали достижение в римском мире статуса, равного императорскому. А вот расширить эти рамки, попытаться встать над этим римским миром – такого у Теодориха и в мыслях не было. Только в Империи и с Империей хотел он жить. И тем не менее он не был ее органичной частью. Именно поэтому Империя – как только она почувствовала, что Теодорих и его остготы могут задуматься об изменении существующего статус-кво, – постаралась избавиться от них, и в конце концов ей это удалось. Силы, с помощью которых Теодорих мог бы удержаться в центре Империи, были в тот момент времени, к сожалению, явно недостаточными. Поверхностный наблюдатель, возможно, сказал бы, что все дело здесь – в романтизме германских идеалистов, который не давал проявиться созидательному началу в характере Теодориха. Но в этом смысле Теодорих вовсе не был ни романтиком, ни идеалистом. Он обучался в школе византийской дипломатии и благодаря полученному на Востоке опыту имел вполне ясное представление о политических реалиях. И с самого начала своего правления Теодорих, по всей вероятности, знал о шаткости и опасности своего положения, о том, что реальную власть может дать только превосходство своих вооруженных сил над силами противника. Такого превосходства у Теодориха не было, и он прекрасно понимал, что любая попытка изменить существующее положение дел в Италии – даже если допустить, что он задумывался над этим, – обречена на провал. Понимание этого факта обусловило основной лейтмотив внешней политики Теодориха – стремление к сохранению мира. Но остготский король хорошо знал, что для планомерного проведения такой внешней политики нужны не только декларации и дипломатическая сноровка, но и крепкая самодержавная власть. То, что он хотел осуществить, было одним из проявлений пангерманизма, который он намеревался противопоставить римской государственной идее, воплощенной в Византийской империи. Как мы уже знаем, Теодорих затратил очень много сил на то, чтобы создать крепкий альянс братских германских государств, который мог бы успешно противостоять мощной Византии. Идея была очень хорошей и, надо сказать, вполне реализуемой. Подобная коалиция наиболее известных германских народов достаточно легко и на весьма продолжительное время могла бы предотвратить – поскольку они держали в своих руках всю территорию бывшей Западной Римской империи – вторжение Византии на их земли. Если бы Теодориху удалось реализовать этот замысел, то и Италия, и провинция Африка стали бы развиваться точно так же, как и находящееся в Испании Вестготское королевство. Да и история всей Западной Европы уже начиная с VI века пошла бы по совершенно иному пути, если бы германские государства сумели объединить свои усилия.

Человека, который, руководствуясь эгоистическими соображениями своей экспансионистской политики, помешал упомянутому выше развитию событий, подав тем самым дурной пример своим наследникам; который, в отличие от Теодориха, якобы проявил политическую прозорливость, стали восхвалять как правителя, «сумевшего осуществить государственную реорганизацию Западной Европы», как короля, «ощутившего веяния времени и проложившего новые пути». Этим человеком был Хлодвиг, основатель Франкского королевства. Оценка его деятельности зависит от того, как относиться к идее Теодориха об ограничении власти византийских императоров путем создания союза всех находящихся в Западной Европе германских государств. Если видеть в создании такого союза одну-единственную возможность, позволявшую сохранить на исторической сцене два самых храбрых и самых талантливых германских народа – вандалов и остготов, тогда оценку политики Хлодвига следует давать именно с этой, общегерманской точки зрения. А если эту точку зрения отвергнуть, тогда можно начать сравнивать, какого фактического успеха добились в своей политике оба этих сильных соперника. В начале противостояния Теодориха и Хлодвига трудно было отдать кому-либо из них предпочтение. Но если принять во внимание конечный результат правления каждого из них, придется признать, что франк добился гораздо большего политического успеха. А был ли этот успех достигнут только благодаря тому, что Хлодвиг проявил себя более талантливым правителем, чем Теодорих? Я думаю, что нет. Ни в коем случае не отрицая того, что Хлодвиг был умным и дальновидным политиком, я все же настаиваю на том, что созданное им королевство обязано своими успехами прежде всего тому обстоятельству, что они были Достигнуты на провинциальной территории; на той земле, которая находилась весьма далеко от обоих центров Империи. И на этой территории жили германцы, из которых Хлодвиг мог постоянно формировать свои новые воинские подразделения. Но все эти благоприятные факторы никак нельзя считать личной заслугой Хлодвига; точно так же как и Теодорих не был виноват в том, что он находился в Италии, а не на отдаленных от центров Империи территориях. Сама судьба поставила перед ними совершенно разные задачи. Но и тот и другой, будучи на редкость талантливыми людьми, вкладывали в решение этих задач всю свою энергию. А поскольку история наделила Теодориха – несмотря на то что ему не удалось добиться длительного политического успеха – определением «Великий», приходится признать, что он был одним из ее любимцев. И, на мой взгляд, он заслужил право называться «Великим» гораздо больше, чем Хлодвиг. Изо всех германских правителей того времени это определение больше всего подходит именно к Теодориху, так как он был единственным королем, кто считал важнейшей целью проводимой им внутренней политики создание и сохранение величайших культурных ценностей. Насколько мне известно, Хлодвиг не придавал этому ровным счетом никакого значения. Конечно же, в какой-то степени на отношение Теодориха к культуре влияла духовная атмосфера той страны, которой он правил. И тем не менее нет ни малейших сомнений в том, что самой натуре остготского короля высокая культура римского мира была намного нужнее, чем Хлодвигу, который «едва ли был чем-то большим, чем варвар и удачливый воин». Если бы волею судеб Хлодвиг оказался на месте Теодориха, вряд ли бы он отнесся ко всему римскому с таким пониманием и такой любовью; но в любом случае принявший ортодоксальное христианство франк постарался бы помочь выполнению реституционных планов византийского императора и итальянских ирредентистов, причем жертвами этих стараний стали бы все готы, исповедующие арианство.

Впрочем, то, что итальянские остготы исповедовали арианскую веру, не имело слишком большого исторического значения. В течение многих лет арианство не играло в судьбе и самого Теодориха, и его народа той роли, которую ему обычно приписывают. Решающую роль здесь всегда играл национальный момент. К тому, что населяющие Италию варвары были арианами, римляне относились практически совершенно спокойно. Арианство готов являлось, скорее, знаковым символом их низкой культуры, которая, точно так же как и их религия, не была предметом серьезной озабоченности для римлян. Пропаганды арианства в Италии не было. Сам Теодорих никогда не подчеркивал свою принадлежность к Арианской Церкви и даже не препятствовал переходу готов в ортодоксальную веру: он относился к этой вере как к составному элементу столь высоко ценимой им римской культуры.

И нет ничего удивительного в том, что под его скипетром Ортодоксальная Церковь жила гораздо спокойнее, чем при многих императорах-ортодоксах, которые использовали церковные интересы для достижения своих личных целей. Основная заслуга Теодориха перед Ортодоксальной Церковью Италии состоит в том, что он всеми силами препятствовал распространению в стране исповедуемого византийским императором монофизитства; тем самым Теодорих боролся с властью византийских тиранов, точнее, с проявлениями ими злоупотреблений своей властью – довольно часто он ощущал это на себе самом. За исключением последних при его жизни выборов Папы, он никогда не вмешивался в церковную жизнь страны и не преследовал людей, исповедующих ортодоксальное христианство, ни в самой Италии, ни за ее пределами.