Текст книги "Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2"
Автор книги: Георг Фюльборн Борн
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Спустя час, экипаж с врачом подъезжал к развалинам Теба.
Энрика с беспокойством следила за каждым движением врача, ожидая его решающих слов. Осмотрев Марию, тот успокоил плачущую мать:
– Не волнуйтесь, сеньора, ваша дочь будет жить.
Энрика упала на колени, шепча молитву. В эту минуту она была прекрасна, как мадонна. Франциско подошел к ней и прижал к своей груди.
Егерь привез из Мадрида лекарства, и доктор принялся за лечение Марии.
Жуана только теперь поняла, что случилось. Сначала она очень обрадовалась, но, услышав, что после выздоровления Марии они переедут в замок Дельмонте, не могла скрыть своей печали.
– Ты поедешь с нами, милая Жуана, – успокоила ее Энрика, – мне очень не хватало бы тебя в замке Франциско.
– Не забывай, дорогая Энрика, – прервал ее Серано, – что замок Дельмонте по воле моего отца принадлежит не мне, а тебе.
Лицо старушки просияло, разлука с Энрикой и Марией омрачила бы ее последние годы.
Когда Аццо вернулся в развалины, Энрика подвела к нему Франциско и рассказала, каким верным другом в нужде и горе был ей Аццо. Герцог де ла Торре обнял цыгана.
Мария стала постепенно поправляться, и доктор объявил, что теперь она вне всякой опасности. Франциско послал в Дельмонте лакеев известить управляющего о приезде хозяйки замка.
День был назначен, и, когда Франциско вез Энрику и Марию в Дельмонте, дорога была устлана цветами, венками и зелеными ветками. Хозяйку Дельмонте встречали с радостью, потому что все помнили ее доброту. Казалось, после стольких лет страданий и горя она, наконец, обрела покой и ничто уже не могло омрачить ее жизни.
СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК
Вмолельне монахини Патрочинио перед изображением Божьей Матери горела лампа, отбрасывая неровный свет. Благочестивая сестра держала в руках шифрованное письмо, только что полученное из Неаполя. Графиня Генуэзская все еще поддерживала тайные связи с прежним местом своих деяний; письмо это было от одного итальянского монаха, с которым, судя по содержанию, она состояла некогда в очень близких отношениях.
«Обожаемая Юлия, – обращался монах, – ты, вероятно, еще помнишь своего старого друга, который носит сутану и жаждет видеть тебя, божественная женщина. Еще только раз желал бы я обнять твои колени и прижаться к ним губами! Я дрожу от страсти, когда пишу тебе это письмо».
Графиня насмешливо усмехнулась, как бы говоря: «Все пролетает мимо нас, оставляя свои отметины, и только Юлия по-прежнему может достичь всего своей красотой».
Затем она продолжала читать:
«Тебе нужен таинственный порошок, который имеет запах роз и не оставляет никаких следов. Будь осторожна, прекрасная сестра, ты найдешь его в маленьком конверте, приклеенном к этому письму. Его количества достаточно для исполнения твоего плана. Если мне когда-нибудь надоест жизнь, я приму этот усыпляющий порошок
доставшийсянашему монастырю несколько столетий тому назад в наследство. Целую тебя, обнимаю и мысленно ощущаю блаженство, прижимая к своей груди».
Письмо монаха было без подписи. Вероятно, графиня не впервые получала от благочестивого брата этот порошок, запах которого убивал молниеносно. Монахиня предпочитала этот яд всем другим, тем более, что никто не имел его и не знал его секрета, кроме одного итальянского монастыря.
Она осторожно отлепила от письма маленький конверт и открыла его, откинул назад голову. Конверт содержал порошок красивого цвета с пьянящим запахом розы.
Когда графиня, убедившись, что это именно то самое средство, заклеивала конверт, кто-то три раза тихо постучался в дверь.
Монахиня быстро спрятала конверт под стоявшее на аналое распятие. Не успела она убрать свою белую, полную руку из-под распятия, как портьера тихо раздвинулась и в 4 нее просунулась голова рыжебородого монаха. Он окинул взглядом комнату, чтобы убедиться, что там никого нет.
– Ты одна, благочестивая сестра?
– Никто нас не подслушает. Вот уже две недели, как я напрасно жду от тебя вестей.
– Я не хотел являться прежде, чем все узнаю. Франциско Серано нашел свою Энрику, – прошептал Жозе.
– Знаю, а Мария и Ацдо?
– Мария вместе с матерью переехала в Дельмонтский замок.
– В Дельмонтский замок! Бедный, как больно должно быть тебе, что богатые владения твоих предков перешли в чужие руки! – с притворным участием вздохнула монахиня.
Жозе улыбнулся.
– Надеюсь, ненадолго, – пробормотал он.
– То, что не удалось тебе до сих пор, несмотря на благоприятное стечение обстоятельств, станет теперь невозможным, потому что твой могущественный брат, которому еще в колыбели предсказали корону, сумел сохранить свое сокровище, – сказала графиня.
– Ты меня упрекаешь, благочестивая сестра, но я докажу, что у меня достаточно и храбрости, и ненависти, чтобы уничтожить обоих – Франциско и Энрику.
– Маршал падет.
– Ты обещаешь мне это?
– Маршал погибнет, Энрика будет устранена, если окажешь мне услугу.
– Клянусь, что на сей раз сделаю все, даже если это будет стоить мне жизни.
– Энрика умрет, а, ты вступишь во владение Дельмонте.
– А ее дочь?
– Попадет в твои руки. Она незаконнорожденная. Но повторяю, единственное мое требование – доставь мне Аццо.
– Клянусь жизнью, твое желание будет исполнено. Я вручу тебе его живого или мертвого.
– Хорошо, посмотрим, сдержишь ли ты слово. На мое слово ты можешь твердо рассчитывать, – произнесла графиня с ледяным спокойствием, – герцог де ла Торре сейчас в Мадриде, чтобы сделать некоторые приготовления к свадьбе. В Санта Мадре уже известен день его бракосочетания.
– Следовательно, надо приготовить какой-нибудь дорогой подарок, – проговорил Жозе с язвительной усмешкой.
Монахиня Рафаэла дель Патрочинио поклонилась патеру, ее глаза глядели сурово и неприветливо, и демоническая улыбка скользила по губам.
Жозе ответил на поклон своей союзницы и подошел к портьере. Закрыв за собой дверь, он плотнее запахнул плащ, чтобы не быть узнанным, и очень хорошо сделал, потому что вскоре увидел в коридоре своего брата Франциско, который приехал во дворец, чтобы сообщить королеве в частной аудиенции, что намерен удалиться от государственных дел и военной службы.
Герцог послал адъютанта доложить о себе. В большом приемном зале, где обычно собиралось много грандов и военных, всегда почтительно раскланивавшихся с маршалом Испании, Франциско услышал, что королева ждет его в зале аудиенций. Он надеялся застать ее одну, чтобы объяснить все, что случилось, и был неприятно поражен, увидев собравшийся тут семейный совет, хотя и королева, без сомнения, предпочла бы остаться наедине с дорогим Франциско Серано.
Изабелла сидела за маленьким мраморным столиком с золотыми ножками, справа от нее находился ее маленький супруг, слева – герцог Валенсии. В углу комнаты стоял, держа под мышкой молитвенник, духовник Кларет, а у портьеры остановились адъютанты.
За креслом королевы Серано увидел Марию, а на террасе принца Астурийского в роскошном мундире и обеих младших инфант с их дуэньями.
Нарваес довольно неприветливо взглянул на вошедшего герцога де ла Торре: старый воин не мог простить маршалу Испании некоторых прежних стычек.
Лицо Изабеллы просияло при виде человека, которому принадлежала ее первая любовь.
Инфанта Мария, прелестная четырнадцатилетняя девочка, с интересом взглянула на Франциско Серано.
Он поклонился всем присутствующим и подошел к Изабелле, которая сделала ему приветливый жест.
– Что скажете вы нам, герцог де ла Торре? – начала королева. – Нам искренне жаль, что вы так редко навещаете нас и что мы даже вынуждены спросить, что привело вас сюда. Прежде, господин герцог, вы были непременным членом нашего общества.,
– Ваши милостивые слова, королева, вызывают и во мне воспоминания, которые, однако, так далеки, что кажутся сном. Рыцарские похождения представителей королевской гвардии сделались состоянием прошлого. С тех пор многое изменилось, и вы, ваше величество, уже не нуждаетесь в нашей защите.
– Нам прискорбно слышать такие слова, господин герцог де ла Торре, мы желали бы, чтобы все осталось по-старому.
– Не тайного удаления пришел я просить у вашего величества, но открытого. Я имел честь получить от вас, господин герцог Валенсии, некоторые поручения по службе, – продолжал Серано, держа в руке бумаги, – и теперь пришел, чтобы возвратить их, так как намереваюсь подать в отставку, чтобы посвятить себя спокойной жизни вдали от Мадрида. Вы улыбаетесь, ваше величество, вы не верите, что это цель моей сегодняшней аудиенции.
– Вы намерены вести тихую жизнь? Надолго ли, многоуважаемый герцог? Мы предпочитаем не исполнить вашей просьбы, а дать отпуск на неопределенное время, чтобы вы могли испытать, понравится ли вам эта жизнь. Мы думаем, что вы опять скоро променяете ее на жизнь в Мадриде.
– Вы хотите напомнить мне, ваше величество, что однажды, уже отказавшись от шпаги, я опять вернулся в вихрь военной жизни – это время прошло, ваше величество, моим честолюбивым устремлениям пришел конец.
– Значит, вы думаете, что уже достигли цели, господин герцог?
– Мы достигаем цели только тогда, когда слышим зов Божий и предаемся вечному покою. Тщеславие не живет во мне, ваше величество, я желал бы прожить последнюю и, вероятно, меньшую часть своей жизни в покое.
– Мы сомневаемся, что это настоящая причина, герцог де ла Торре! – отвечала королева, качая головой. – Кажется, мы знаем маршала Испании лучше, чем он старается выглядеть.
– Это упрек, ваше величество, и в то же время милость. Что мне добавить, кроме того, что просить отпустить меня.
– Так вы хотите забыть, господин герцог, свое обещание быть бескорыстным защитником нашего престола?
Нарваес, не в силах скрыть свою досаду при этих словах королевы, воспользовался минутой, когда Изабелла встала, чтобы подойти к герцогу де ла Торре, и удалился в глубину зала; король шепотом обменялся несколькими словами с Кларетом.
Франциско хотел прямо объявить Изабелле истинную причину своей отставки, так как Нарваес, разговаривая с королем, казалось, не обращал на них внимания, но в это время к своей августейшей матери подошла Мария и приготовилась слушать маршала Серано, которого обожала.
– Мне при дворе больше не место, ваше величество, – вымолвил, наконец, Франциско, – тут все так переменилось, что мое присутствие только стесняет других.
– Значит, ваше самолюбие страдает, господин герцог? Уверяю вас, мы никогда не думали, что даем повод к этому.
– Не только это, ваше величество. Прошу вас разрешить мне, не желая быть лишним, добровольно удалиться!
– Не желая быть лишним? Вы ищите причины, господин герцог.
– Я пришел сюда с совершенно твердым решением.
Изабелла взглянула на Франциско, она хотела о чем-то спросить его, но удержалась, так как рядом стояла инфанта.
– Итак, моя просьба будет исполнена?
– Разумеется, господин герцог, мы постараемся найти то, что нам до сих пор не удавалось – человека, который может заменить вас…
– Мне кажется, ваше величество, я уже несколько лет тому назад мог смело сказать, что он найден.
– Как понимать вас, господин герцог?
– Я думаю, из всех празднеств вы, наверное, не припомните того, которое так живо сохранилось в моей памяти, – вполголоса сказал Серано, наблюдая за Изабеллой; он мог говорить только намеками.
– Вы имеете в виду тот банкет, на который были званы вместе с другими представителями королевской гвардии? – прибавила Изабелла, желая показать маршалу, что она помнит это событие именно потому, что на нем присутствовал он.
– Точно так, ваше величество, вы совершенно правы, в парке я убедился, что предположения мои ничто в сравнении с действительностью.
Лицо королевы изменилось. Франциско Серано осмелился намекнуть ей на сцену, которая, как она считала, происходила без свидетелей. Она пылала гневом, но была бессильна. При взгляде на благородное решительное лицо Серано гнев ее утих, и она опять желала оставить его при себе, но если бы узнала, что маршал пренебрег ею ради другой, то не пожалела бы его.
Однако королева не подозревала действительных причин отставки своего главнокомандующего.
– И потому я совершенно прав, ваше величество, – продолжал он, – говоря, что теперь лишний и должен как можно скорее уступить место другим. Все стало иначе, ваше величество, и вовсе не так, как мы ожидали.
– Вы, кажется, твердо решились на это. Хорошо, мы даем вам отпуск на неопределенное время! Но знайте, как дорого обойдется нам ваше отсутствие и как много мы дали бы, чтобы оставить вас здесь. Мы сказали бы вам больше, если бы вы потрудились зайти, как бывало прежде, в наши покои до своего отъезда.
– Ваша милость смущает меня, ваше величество, это невозможно!
Изабелла испытующе взглянула на Франциско, недоверие закралось ей в душу, на бледном лице заметно было волнение. Она протянула руку маршалу Испании, устремив на него пристальный взгляд.
Франциско Серано поцеловал ее руку, но поцелуй его был холоден. Изабелла почувствовала это и тотчас же догадалась, что герцог де ла Торре расстается с ней навсегда, от волнения она забыла отнять руку. Франциско, преклонив колено, прошептал:
– Да сохранит и помилует ваше величество Пресвятая Дева! Серано почтительно поклонился королю, Нарваесу, Изабелле и доверчиво улыбающейся ему инфанте, затем подошел к портьере.
Королева, проклиная свое высокое звание и всех окружающих, готова была броситься за ним, и, не задумываясь, отдала бы корону, лишь бы удержать его, пожертвовала бы решительно всем, чтобы убедиться, что он любит только ее одну.
Все в эту минуту стало ей противно, даже детей своих она сегодня оставила без внимания и только инфанту Марию горячо прижала к груди, будто в ней видела того, который так безжалостно покинул ее.
Изабелла поспешила в келью монахини Патрочинио, чтобы задать ей несколько вопросов.
– Королева! Здесь нет герцога де ла Торре!.. – Такими словами Патрочинио встретила королеву, изумленную ее даром провидения.
– Где же теперь герцог? – спросила растерянная королева.
– Он нашел свою невесту, которую всегда любил! Все мысли, все чувства его сосредоточены на одном стремлении – поскорее устроить свое счастье, – продолжала монахиня.
– Где же герцог де ла Торре? – повторила свой вопрос взволнованная королева. – Где та, которую он любит?
– В замке Дельмонте! Там готовятся к большому празднеству, – услышала королева ответ монахини. – Запомни седьмое июля!
– В этот день его свадьба? – спросила королева, дрожа от волнения.
– Завтра же он возвращается в Дельмонте, чтобы начать приготовления к свадьбе, которая составляет теперь его единственную цель.
При каждом слове сердце королевы надрывалось от горя.
– Если все то, что ты говоришь, – правда, – произнесла она звенящим голосом, – тогда седьмого июля и я буду в Дельмонте.
– Королева будет на свадьбе, но унесет с собой только горе и ненависть. Она низвергнет герцога де ла Торре.
– Низвергнет, – эхом откликнулась королева, – но скажи, каким образом?
– Королева сумеет сделать это через несколько месяцев…
– Через несколько месяцев? Я желала бы через несколько часов.
– …когда в Мадриде вспыхнет восстание в армии, – продолжала монахиня, не обращая внимания на слова Изабеллы.
– Довольно, довольно! – вскрикнула королева, закрыв лицо руками. – Мое предчувствие не обмануло меня, он пришел распроститься со мной, по лицу его и по холодности ко мне я заметила в нем перемену и не воспользовалась этим решительным случаем! Так пусть же наше свидание не будет последним – я обязана еще раз увидеть его! Ты всегда говорила мне правду, но теперь попробую поступить наперекор твоим словам. Я должна поговорить с Франциско сегодня, и тогда он, скорее всего, изменит свои планы. Но, клянусь именем всех святых: либо он останется здесь, либо погибнет. Пусть узнает и мое чувство к нему, и мою власть над ним!
Королева поспешно удалилась в свои покои. Горя от нетерпения, она велела привести к себе герцога де ла Торре. Маркиза де Бевиль никогда еще не видела королеву в таком волнении, казалось, сейчас разразится буря, она не смела беспокоить королеву вопросами, зная, что в таком состоянии ее лучше не трогать.
Адъютанты известили королеву, что маршал Серано уже уехал из своего дворца. Изабелла не в состоянии была скрыть своего гнева. Она чувствовала себя смертельно обиженной, в сердце ее кипела ревность.
В это время в Дельмонтском замке заканчивались приготовления к свадьбе. Стены украсили гирляндами из живых цветов, дорогу от главных ворот до террасы усыпали розами, из окон вывесили ковры, а на крышах развевались флаги. Довольные жители деревни нарядились в свои лучшие платья: Энрика, нынешняя законная владелица замка, еще прежде была к ним очень добра, стояла за правду, ходила за больными и помогала нуждающимся.
– Я хочу всех их видеть счастливыми, – сказала она управляющему, – я хочу, чтобы те люди, которые меня окружают, не терпели той нужды, какую мне пришлось испытать! Любой может прийти ко мне, и любому я дружески протяну руку. В своих молитвах я каждую ночь благодарю Пресвятую Деву, давшую мне возможность исполнить этот святой долг.
Пока Серано находился в Мадриде, Энрика, как ангел, ниспосланный Богом, помогала страждущим, она делала добро не из тщеславия, а от чистого сердца, кошелек ее всегда был открыт для бедных.
Поселяне напрасно боялись, что хозяйка замка, забыв свою прошлую жизнь, как это часто происходит, воспользуется доставшимся богатством исключительно для своего удовольствия и останется безучастной к нуждам людей.
Не удивительно поэтому, что каждый спешил сделать Энрике какой-нибудь подарок. Одна поселянка принесла материю, которую сама выткала, другая – букет цветов из своего сада, жнецы и пастухи сплели венки, девушки подарили вуаль, которую сами вышили. Все это Энрика приняла со слезами благодарности и пригласила всех вечером на деревенский праздник с угощениями, танцами и играми.
Венчание было назначено в Бедойской церкви. Старая Жуана, помолодев от счастья лет на десять, торопилась нарядиться. Маршал в парадной форме отдавал последние приказания – после венчания гости должны были отправиться в Дельмонте. Франциско узнал, что даже Олоцага приедет инкогнито из Парижа, чтобы разделить с ним радость.
Окончив свой простой, но изящный туалет, Энрика вышла в зал, вход в который, как читатель, вероятно, помнит, был с террасы. Франциско остановился, пораженный: в белом атласном платье, с вуалью, ниспадавшей с головы, Энрика была восхитительно хороша. Франциско вспомнил, как клялся ей в верности, как часто стоял перед этой прекрасной женщиной на коленях и говорил ей о своей любви. Теперь она показалась ему еще прекраснее прежнего.
Франциско опустился перед ней на колени и покрыл поцелуями ее руки.
– Я люблю тебя безумно, – сказал он ей, – забудь все невзгоды, начнем новую жизнь! Ты – мое блаженство, назвать тебя своей – вот высшая милость Бога ко мне, ты одна возвратила мне счастье, которое я считал потерянным для себя. Наконец настал желанный час, моя Энрика, теперь ничто не может разлучить нас!
Она, улыбаясь, нагнулась к нему и припала к его устам.
– Я так счастлива сегодня, что боюсь за наше счастье, боюсь, что судьба вновь разлучит нас.
– Оставь свои сомнения! Ничто не может разрушить наше счастье, кроме Бога, который до сих пор так милостиво награждал нас за все горе! Помни, что благословение моего отца всюду сопутствует нам и мы теперь соединены навечно!
– Мое счастье слишком велико, о таком блаженстве я не смела и мечтать, – шептала Энрика.
Франциско Серано еще раз прижал ее к своей груди и повел по террасе к карете, запряженной четырьмя белыми лошадьми, они сели, и лошади быстро понесли их к Бедойской церкви.
Вся дорога от замка до церкви была усыпана цветами. Поселяне и работники, спешившие в Бедойю, кланялись и посылали благословения Энрике и Франциско.
На паперти Бедойской церкви их ждала неожиданная радость: собрались все друзья Серано с женами: Прим с Марианной, Топете с Долорес, Олоцага, Рамиро, Сагаста с дочерью, Лоренсана и Эспартеро с супругой.
Дамы повели к алтарю Энрику, а кавалеры – Франциско.
Когда Энрика стояла с Франциско у алтаря под торжественные звуки органа, когда, наконец, исполнилось то, о чем она в долгие годы разлуки боялась даже подумать, когда они преклонили колени перед патером и он спросил, хотят ли они навеки соединиться, – когда все это свершилось, она горько заплакала и едва была в состоянии выговорить «Да!». Владелица Дельмонтского замка и герцог де ла Торре обменялись кольцами.
Патер прочел молитву и благословил их. Горячо помолившись за счастье новобрачной четы, гости и друзья стали поздравлять молодых.
Счастливый Серано обнимал своих старых друзей и ему немало польстило, когда дипломат Салюстиан сказал ему, что Энрика так мила и прекрасна, что он завидует ему.
На паперти, прислонившись к колонне и внимательно наблюдая за церковным обрядом, стоял цыган, которому вход в церковь был запрещен. Его бледное лицо было грустным, ему хотелось то плакать, то смеяться, он то радовался за Энрику, то печалился, оттого что теперь потерял ее навсегда и больше не нужен ей со своим покровительством.
Энрика, подойдя под руку с мужем к порталу, заметила между колоннами цыгана, застенчиво прятавшегося от гостей. Она ласково улыбнулась ему, подозвала к себе и дружески протянула маленькую руку-
– Вы пришли сюда, чтобы разделить со мной мою радость,
Аццо, от всего сердца благодарю вас за это. Теперь же вы должны ехать с нами в Дельмонте, где мы вас хорошенько угостим. Только уж прошу не отказываться!
– Позвольте мне удалиться, донна Энрика. Извините, что осмелился прийти сюда, я сам не знаю, как это вышло – какая-то неведомая сила влекла меня сюда! Теперь я все увидел, и этого довольно. Прощайте и будьте счастливы, донна Энрика и дон Серано!
Цыган поклонился и так быстро скрылся в толпе, что никто из гостей не успел заметить его.
Он твердо решил не растравлять своих сердечных ран и не показываться больше в Дельмонте, но дальнейшие события, как мы увидим, разрушили его планы.
Гости в экипажах последовали за новобрачными в замок, сияющий разноцветными огнями.
В парке раскинулись палатки со всевозможными лакомствами и винами. Черный павильон по распоряжению маршала был украшен гирляндами из цветов и расцвечен огнями и стал похож на волшебный замок.
Дружба четырех гвардейцев королевы, собравшихся сегодня вместе, с этого дня стала еще прочнее. Время их юношества с безрассудными затеями и отчаянными приключениями миновало, но каждый из них знал, что приобрел друзей, которые останутся верны друг другу и в радость, и в горе.
В ярко освещенном зале замка был накрыт большой стол, к которому Энрика и Франциско пригласили своих гостей. На террасе стояли редкие экзотические растения и высокие вазы с цветами, с хоров, украшенных коврами и гирляндами, звучала музыка.
Эспартеро повел к столу хозяйку Дельмонтского замка, а Франциско – герцогиню. Прим шел с Марией, Топете с прекрасной супругой Прима, Олоцага с Долорес.
Когда все в прекрасном расположении духа уселись за стол, то оказалось, что один стул лишний. Согласно старой испанской примете, если одно место за столом остается незанятым, значит, быть несчастью. Заметив смятение на лицах многих гостей, Серано сказал:
– Друзья мои, почтенный дон Фиге рола обещал приехать сегодня к нам, вероятно, что-то помешало ему. Вижу, что дамы растеряны. Я не верю ни в какие приметы и потому прошу не обращать внимания на пустое место.
Лакеи, уже собравшиеся убрать лишний прибор, оставили все как было. Наступило странное молчание, как будто в ожидании чего-то недоброго. Но вскоре неловкость прошла, зазвучали шутки, забило веселье.
Эспартеро, старший среди гостей, встал и предложил официальный тост за здоровье королевы, а затем за здоровье новобрачных, встреченные восторженными криками «Виват!» и громкой музыкой.
Мария, сидевшая между Примом и Рамиро, была сегодня не так весела, как обычно, какая-то тень омрачала ее всегда оживленное лицо. Ей казалось, что Рамиро, хотя и старался держаться любезно, охладел к ней.
После того, как Олоцага выпил за здоровье испанских дам, Франциско Серано встал и, сказав яркую речь, предложил тост за благосостояние Испании.
Внезапно Франциско, стоявший против дверей, ведущих на террасу, увидел в парке, в полумраке, медленно приближавшуюся фигуру в длинной черной вуали. Франциско Серано побледнел – женщина всходила уже по ступеням на террасу. Застыв с бокалом в руке, герцог де ла Торре следил за этим видением. Показалось еще несколько дам и мужчин.
Гости, тоже стоя с поднятыми бокалами, наблюдали странную сцену.
Незнакомка приближалась – вуаль немного приподнялась.
– Королева! – прошептал Франциско. Энрика, как будто ища защиты, схватила его за руку.
– Да, это королева, – послышалось со всех сторон. Смущение, на минуту овладевшее герцогом де ла Торре, исчезло, когда Энрика взяла его руку, словно напомнив о долге.
Изабелла вошла в зал, где сидели изумленные гранды, на террасе появилось несколько фрейлин, камергеров и адъютантов.
– Да, это королева, сама себя пригласившая на праздник, о котором ей никто не говорил. Мы случайно были недалеко от вашего замка, герцог де ла Торре, и не хотели упустить случая стать вашими гостями на несколько часов.
– Имею честь кланяться вам, ваше величество, – с достоинством обратился Серано к Изабелле, которая с трудом сдерживала волнение, – но не герцог де ла Торре имеет честь принимать вас у себя, а его супруга, так как донна Энрика уже несколько лет владеет замком Дельмонте. – Франциско повернулся к побелевшей Энрике, склонившейся перед королевой в низком поклоне.
– Ваша супруга, господин герцог… мы не помним донны Энрики.
– Неужели, ваше величество? Стало быть, память моей супруги лучше вашей.
– Мы слышали когда-то о какой-то сеньоре Энрике, но мы никогда не думали, что маршал Испании на ней женится.
– А я действительно женился на ней, ваше величество, вот свидетели, всегда видевшие в ней благородную сеньору Энрику. Теперь, сделавшись законной владелицей замка, она носит имя донны Энрики.
Изабелла, держась за спинку незанятого стула, гневно посмотрела на герцога де ла Торре, не находя слов, чтобы излить свою желчь; она готова была разразиться страшной бурей, но сдержала себя, стесняясь присутствия грандов.
– То, что вы говорите, нас очень удивляет, герцог де ла Торре, но мы приехали в ваш замок, а не какой-то сеньоры из народа, которую вы так красноречиво расхваливаете! – сказала Изабелла с язвительной усмешкой, которая шокировала всех гостей. Франциско Серано был вне себя от ярости.
– Ваше величество! – проговорил он, наконец, звенящим голосом. – Герцогиня де ла Торре на такие слова не может ничего ответить, так как не забыла приличия.
Прим, стоявший рядом с Серано, схватил его за руку, желая удержать от таких слов.
– Но довольно, мы не станем более конфузить сеньору и вас, господин герцог. Мы не знали, что вы тайно сочетались с ней браком, который, разумеется, лишает вас ваших должностей. Но мы удивляемся, что встречаем здесь графа Рейса и что дон Олоцага, бросив свои дипломатические дела, без нашего ведома уехал из Парижа. Этот случай открыл нам многое. Тем лучше, не будем так расточать своего доверия. Мы предполагали провести здесь несколько часов, а теперь решили ехать назад сейчас же, поскольку не желаем быть благодарными таким лицам, которые известны своим поведением на улице Фобурго!
Франциско Серано почти потерял рассудок от ужасных слов королевы, забыв, что перед ним женщина, он готов был схватить шпагу, но, к счастью, Прим вовремя остановил его.
Изабелла, надменно раскланявшись, подошла к террасе. Ни маршал Серано, ни его гости не вышли проводить королеву до экипажа, она должна была идти через парк только в окружении своей маленькой свиты.
Сестра Патрочинио оказалась права, следовательно, и другое предсказанное ею исполнится в точности.
Энрика без чувств упала на руки подоспевшей к ней Марианны – все присутствующие находились в смятении, но не от испуга, а от негодования.
Эспартеро угрюмо провожал глазами удалявшуюся королеву, Прим от гнева скрежетал зубами, сознавая, однако, что, хотя он и удержал Франциско почти от преступления, случись такое с ним, он поступил бы так же.
Он подошел к Франциско и молча протянул руку, как знак сочувствия и солидарности.
Мария стала на колени перед матерью, которая, наконец, приходила в себя.
– Черт побери, – ворчал Топете, – это было выше наших сил! Хорошо, что после таких слов никто не вызвался проводить ее!
Франциско Серано, потрясенный до глубины души, стоял как каменный, не в состоянии собраться с мыслями, мертвенная бледность покрывала его недавно сиявшее радостью лицо.
Прим, обняв его, шепнул:
– Будь терпелив, милый друг, мы отомстим за тебя.
Топете и Долорес подошли к Энрике и уговаривали успокоиться, на глазах у Марии выступили слезы. Общее веселье нарушилось.
Угроза королевы, так прямо направленная на Олоцагу, побудила его просить гостей сесть и выслушать его.
– Вот вам и незанятое место, – сказал он, улыбаясь, – знай же, дорогой Франциско, что богов и королев никогда не следует испытывать. Благодаря энергии герцога Валенсии, железная дорога от Мадрида до границы достроена, следовательно, я прибуду в Париж раньше депеш, которые по возвращении ее величества в Мадрид отправятся к французскому послу.
Франциско Се рано и Энрика, приободрившись, всеми силами старались восстановить потухшее веселье. Хотя опять раздавался веселый говор и сыпались шутки, хотя один тост следовал за другим, что-то мешало всем оставаться прежними.
Около полуночи гости стали разъезжаться.
При прощании Марианна и Долорес горячо поцеловали супругу герцога де ла Торре и заключили между собой такой же дружеский союз, каким были связаны их мужья.
– Ваш выбор так хорош, что вам многие завидуют, мой добрый друг, – сказал Эспартеро, – я многое видел и знаю людей: вы только теперь начнете жить и познаете истинное счастье. Вспомните мои слова, когда меня не будет на свете, и скажете, что я был прав!
– Я уже сегодня чувствую, что вы правы, герцог. Искренне благодарю за вашу дружбу ко мне!
Выйдя в парк, где ждали лакеи, Мария простилась с Рамиро.
– Я на несколько лет задержусь в Мадриде, – сказал он ей, – признаюсь, в Париже, кроме императрицы, я ничего не нашел, что занимало бы меня. Мой замок строится и потому я воспользуюсь этим случаем, чтобы остаться в Мадриде – следовательно, буду иметь удовольствие часто видеть тебя.
– Да, надеюсь, – отвечала Мария сдержанно, – ты знаешь, с какой радостью тебя принимают у нас!
– Но мне кажется, что это только слова!
– Мой Рамиро, – только и могла вымолвить девушка, положив свою руку на его. Молодой граф Теба нежно прижал ее руку к губам, Мария отвернулась, какой-то тайный голос шептал ей: «Он не твой!»