Текст книги "Пять рассказов о Гэллегере"

Автор книги: Генри Каттнер

Соавторы: Кэтрин Люсиль Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

И он вышел, фыркая, как разъяренный кот. Робот тихо прикрыл дверь, вернулся и, не дожидаясь приказания, отправился за пивом. Гэллегер остановил его.

– Мне нужно покрепче, – простонал он, смешивая себе выпивку. – Нарцисс, выключи эту чертову машину. У меня уже сил нет.

– Во всяком случае, кое-что ты узнал, – утешил его робот, – эту машину ты сделал не для Хоппера.

– Точно. Я сделал ее для… гмм… или для Дж. У., или для Толстячка. Еще бы узнать, кто они такие…

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал робот. – Почему бы тебе не расслабиться, слушая мой пленительный мелодичный голос? Я могу почитать тебе.

– Он не мелодичный, – ответил Гэллегер. – Скрипишь, как несмазанная дверь.

– Это для твоих ушей. А у меня другие чувства. Для меня твой голос звучит кваканьем жабы-астматички. Ты не можешь видеть меня, как я себя вижу, и точно также не можешь меня слышать, как я себя слышу. Что ж, может, это и к лучшему. Ты бы упал в обморок от наслаждения.

– Нарцисс, – терпеливо произнес Гэллегер, – я пытаюсь сосредоточиться. Ты не мог бы заткнуться?

– Мое имя не Нарцисс, – ответил робот. – Меня зовут Джо.

– Значит, отныне у тебя другое имя. Давай-ка вспомним… Я проверял «Любые Задания». Что это был за номер?

– RED 4-1400-М.

Гэллегер сел к видеофону. Секретарша, с которой он связался, рада была бы помочь ему, но не могла сообщить ничего важного.

«Любые Задания» была акционерной компанией со связями по всему миру. Когда какой-нибудь клиент что-то ей заказывал, она через других своих клиентов связывалась с подходящей фирмой и заключала контракт. Суть заключалась в том, что «Любые Задания» финансировала эти операции и получала комиссионные. Это было довольно сложно, и Гэллегер ничего не понял.

– Скажите, в вашей картотеке есть моя фамилия?.. А можете вы сказать, кто такой Дж. У.?

– Дж. У.? Простите, но мне нужна полная фамилия…

– Мне она неизвестна. А дело важное.

Гэллегер долго упрашивал и наконец уговорил секретаршу. Единственным работником «Любых Заданий», имеющим инициалы Дж. У., оказался некий Джексон Уордел, пребывающий сейчас на Каллисто.

– И давно он там?

– Он там родился, – ответила секретарша, – и никогда не бывал на Земле. Я уверена: мистер Уордел не может быть человеком, которого вы ищите.

Гэллегер согласился с нею. Спрашивать о Толстячке было бесполезно, и он с легким вздохом выключил видеофон. И что теперь?

Зазвонил видеофон, и на экране появился толстощекий лысеющий человечек, он морщил лоб от напряжения. При виде конструктора он облегченно рассмеялся.

– Наконец-то, мистер Гэллегер, – сказал он. – Я уже час пытаюсь с вами связаться. Наверное, линия не в порядке. Боже мой, я думал, вы сами свяжетесь со мной!

Сердце Гэллегера радостно стукнуло. Толстячок… ну конечно!

Наконец-то колесо фортуны завертелось. Толстячок – восемьсот кредитов. Аванс. Но за что? За машину? Может, он сделал машину для Толстячка? Гэллегер молил судьбу, чтобы Толстячку требовалась машина, которая пожирает землю и поет «Больницу Святого Джекоба».

Изображение на экране затуманилось и замерцало.

– Что-то неладно на линии, – торопливо произнес Толстячок. – Мистер Гэллегер, вы нашли способ?

– Разумеется, – сказал Гэллегер. Если бы только он мог что-нибудь вытянуть из этого типа, хоть какое-то указание о сущности заказа…

– Чудесно! «Любые Задания» подгоняют меня. Я тянул, сколько мог, но ждать вечно они не будут. Кафф усиливает нажим, а я не могу обойти старый устав…

Экран погас.

В бессильной ярости Гэллегер едва не откусил себе язык. Он принялся быстро расхаживать по лаборатории. Толстячок позвонит еще раз, это несомненно. И тогда первым вопросом, который задаст ему Гэллегер, будет: «Кто вы такой?»

Время шло.

Гэллегер застонал и попытался сам связаться с Толстячком: попросил коммутатор проверить, с каким номером он говорил.

– Извините, сэр, но связь была не через коммутатор. Мы не можем установить, с кем вы говорили.

Десять минут спустя Гэллегер перестал ругаться, дернул шляпу с железной статуи собаки, некогда украшавшей газон, и направился к двери.

– Я ухожу, – бросил он Нарциссу. – Следи за этой машиной.

– Хорошо, но только одним глазом, – согласился робот. – Второй нужен мне для созерцания собственной красоты. Почему бы тебе не выяснить, кто такой Кафф?

– Кто?

– Кафф. Толстячок упомянул о нем. Сказал, что он усиливает нажим…

– Точно! О чем же он еще болтал? Что не может обойти старой заставы…

– Устава. То есть закона.

– Да знаю я, что такое устав! – рявкнул Гэллегер. – Не полный же я идиот… по крайней мере, пока. Ты говоришь, Кафф? Попробую воспользоваться информатором еще раз.

В списке оказалось шесть человек с этой фамилией. Учитывая пол, Гэллегер вычеркнул половину, затем исключил фирму «Кафф-Линкс Мэньюфэкчуринг Компани» и осталось двое: Макс и Фредерик. Соединившись с Фредериком, он увидел худого пучеглазого парнишку, явно не достигшего совершеннолетия. Гэллегер окинул его убийственным взглядом и разъединился, оставив остолбеневшего Фредерика гадать, кто же это звонил.

Оставался еще Макс Кафф. Вероятно, он и был искомой персоной. Гэллегер убедился в этом, когда камердинер Макса Каффа переключил разговор на городскую контору, где секретарша сообщила, что мистер Кафф проводит время в клубе «Аплифт».

– Вот как? А кто такой этот Кафф?

– Я вас не понимаю.

– Ну, чем он занимается?

– Мистер Кафф ничем не занимается, – ледяным тоном сообщила девушка. – Мистер Кафф – муниципальный советник.

Это было интересно. Гэллегер поискал шляпу, нашел ее у себя на голове и попрощался с роботом, который даже не потрудился ответить.

– Если Толстячок позвонит еще раз, – сказал конструктор, – спроси, как его зовут. Понял? И следи за этой машиной – вдруг она захочет преобразиться или что-нибудь в этом роде.

Позаботившись обо всем, Гэллегер вышел из дома. Дул холодный осенний ветер, обрывая сухие листья с деревьев. Пролетело несколько воздушных аэротакси, но Гэллегер остановил наземное, желая знать, как они поедут. У него было смутное предчувствие, что звонок Максу Каффу даст ему немного. С таким типом нужно держать ухо востро, особенно если он может «усиливать нажим»…

– Куда едем?

– Клуб «Аплифт». Знаете, где это?

– Нет, – ответил водитель, – но сейчас узнаю. – Он нажал клавишу информатора на приборной доске. – В городе, но довольно далеко.

– Вот и хорошо, – сказал Гэллегер и откинулся на сиденье, погрузившись в мрачные мысли.

Почему все клиенты были такими неуловимыми? Как правило призраки не пользовались его услугами, однако Толстячок оставался лицом без фамилии, просто лицом, совершенно не знакомым Гэллегеру. А кто такой Дж. У. вообще неизвестно. Только Делл Хоппер обрел реальную форму, и Гэллегер очень жалел об этом – повестка в суд лежала у него в кармане.

«Мне нужно выпить, – сказал сам себе Гэллегер. – Вот и все дела. Я давненько не был пьян. Во всяком случае, по моим меркам».

Через некоторое время такси остановилось у здания, которое когда-то было особняком из кирпича и стекла. Заброшенное, теперь оно выглядело довольно мрачно. Гэллегер вышел из машины, расплатился с водителем и подошел к дому. Небольшая вывеска извещала, что это и есть клуб «Аплифт». Поскольку звонка не было, Гэллегер просто открыл дверь и вошел.

И тут же ноздри его заходили ходуном, как у боевого коня, почуявшего запах пороха. Здесь пили. Ведомый инстинктом почтового голубя Гэллегер направился прямо к бару, расположенному у стены зала, наполненного стульями, столами и людьми. Какой-то человек с печальным лицом и в шляпе играл в углу на электрическом бильярде. Когда Гэллегер подошел, печальный мужчина посмотрел на него и преградил путь.

– Ищешь кого-то? – буркнул он.

– Ага, – ответил Гэллегер. – Макса Каффа. Мне сказали, будто он здесь.

– Минуточку, – сказал печальный тип. – Что тебе от него нужно?

– Мне нужен Толстячок, – с ходу ляпнул Гэллегер.

Холодные глаза внимательно изучали его.

– Кто?

– Ты его не знаешь. Но Макс знает.

– Макс хочет тебя видеть?

– Конечно.

– Ну ладно, – с сомнением произнес печальный тип. – Макс в «Трех Звездах», у него сегодня обход баров. Если он начнет…

– «Три Звезды»? А где это?

– Брод-авеню, четырнадцать.

– Спасибо, – сказал Гэллегер и вышел, окинув бар тоскливым взглядом. Еще не время. Сначала дела – потом все прочее.

«Три Звезды» оказались обычным притоном, где на стенах демонстрировали веселые фильмы. Были они стереоскопическими и довольно гнусными. Задумчиво посмотрев на экран, Гэллегер обвел взглядом гостей. Их было немного. Внимание его привлек сидящий у одного конца бара мощный тип с гарденией в бутоньерке и крикливым бриллиантом на пальце. Гэллегер подошел к нему.

– Мистер Кафф?

– Да, – ответил мужчина, поворачиваясь на стуле, как Юпитер вокруг своей оси. Слегка покачиваясь, он уставился на Гэллегера.

– А ты кто такой?

– Я…

– Впрочем, неважно, – подмигнул Кафф. – Никогда после работы не говори, как тебя зовут на самом деле. Прячешься, да?

– Что?

– Я это с первого взгляда узнаю. Ты… ты… – Кафф наклонился вперед, принюхиваясь. – Ты пил!

– Пил, – горько ответил Гэллегер.

– Ну так выпей и со мной, – предложил Кафф. – Я уже дошел до «Д» – дайкири. Тим! – заорал он. – Еще один дайкири для моего друга! Одна нога здесь, другая там. И подумай о «Е».

Гэллегер скользнул на стул рядом с Каффом и пригляделся к своему собеседнику. Советник был в немалом подпитии.

– Да, – сказал Кафф, – лучше всего пить по алфавиту. Начинаешь с «А» – абсента, а потом по порядку – бренди, виски, голдвассер, дайкири…

– А потом?

– Разумеется «Е», – с легким удивлением заметил Кафф. – Egri Burgundi. О, вот и дайкири для тебя. Поехали!

Выпили.

– Послушайте, – сказал Гэллегер. – Мне нужно поговорить с вами о Толстячке.

– О ком?

– О Толстячке, – сказал Гэллегер, многозначительно подмигнув. – Ну, вы знаете. Нажим, устав… знаете?

– Ах, о нем! – Кафф вдруг расхохотался. – Толстячок, да? Это хорошо. Это очень хорошо. Это ему подходит.

– А разве его зовут не похоже? – хитро спросил Гэллегер.

– Ничуть! Толстячок, надо же!

– Его фамилия через «е» или «и»?

– И то и другое, – ответил Кафф. – Тим, где эгри? А, уже готов? Ну, вздрогнули, старик!

Гэллегер прикончил дайкири и занялся эгри. Что делать теперь?

– Ну, так что с Толстячком? – рискнул спросить Гэллегер.

– Никогда не отвечаю на вопросы, – ответил Кафф, неожиданно трезвея. Он недоверчиво уставился на Гэллегера – А ты наш? Что-то я тебя не знаю.

– Я из Питсбурга. Мне велели прийти в клуб, когда приеду.

– Что-то тут не так, – заметил Кафф. – Ну, да неважно. Я закончил пару дел и веселюсь.

На «Ж» они выпили «желтый шар», на «3» – «зеленого дьявола».

– Теперь истерн, – довольно сказал Кафф. – Его подают только в этом баре, а потом приходится пропускать буквы. Я не знаю ничего на «К».

– Клойстеркеллер, – заплетающимся языком подсказал Гэллегер.

– Кло… как? Что это такое? Тим! – позвал Кафф бармена. – Есть у тебя клойстеркеллер?

– Нет, сэр, – ответил Тим.

– Тогда поищем, где есть. А ты молодец, старина. Пошли вместе, ты мне нужен.

Гэллегер послушно пошел за ним. Поскольку Кафф не желал говорить о Толстячке, нужно было завоевать его доверие, и лучшим способом было пить вместе с ним. К сожалению, алфавитная попойка оказалась нелегким делом. Гэллегер был уже на грани, а жажда Каффа все еще не была утолена.

– «Л»? Что у нас на «Л»?

– Лакрима Кристи. Или либфраумилх.

– О боже!

Некоторое облегчение доставило возвращение к мартини, но после ореховой у Гэллегера закружилась голова. На «Р» он предложил рислинг, но Кафф не хотел о нем и слышать.

– Тогда рисовую водку.

– Хорошо. Рисовую… эй! Ого, да ведь мы пропустили «Н»! Придется возвращаться к «А»!

С большим трудом Гэллегер уговорил его не делать этого; Каффа явно очаровало экзотическое название: нг га по. Затем они продолжили путешествие по алфавиту: сакэ, текила, «уникум», флип, хеннесси.

– «Ч»?

Сквозь пары алкоголя они посмотрели друг на друга. Гэллегер пожал плечами и огляделся. «Интересно, как мы попали в этот роскошный клубный кабинет? Одно ясно, это не „Аплифт“.

– «Ч», – настаивал Кафф. – Ну же, не подведи, старина!

– Пшени-Ч-ная, – осенило Гэллегера.

– Здорово! Осталось совсем немного. «Ш» – шартрез… а что там после «Ш»?

– Толстячок. Помните?

– А, Толстячок Смит, – сказал Кафф, заливаясь неудержимым смехом. По крайней мере, это прозвучало как «Смит». – Толстячок. Это ему здорово подходит.

– А как его зовут? – настаивал Гэллегер.

– Кого?

– Толстячка.

– Никогда о таком не слышал, – сказал Кафф и захохотал. Подошел посыльный и коснулся плеча советника.

– К вам пришли.

– Хорошо. Сейчас вернусь, старина. Все знают, где меня можно найти… в основном здесь. Никуда не уходи. Осталось еще «Ш» и… и все, что после нее.

Он исчез из виду. Гэллегер оставил нетронутый стакан, поднялся и пошатываясь направился к холлу. На глаза ему попался стоявший видеофон. Под влиянием внезапного импульса он вошел в кабину и набрал номер лаборатории.

– Снова накачался, – сказал Нарцисс, едва его лицо появилось на экране.

– Святая истина, – согласился Гэллегер. – Я надрался, как… ик!.. как свинья. Но у меня кое-что есть.

– Лучше позаботиться о личной охране, – сказал робот. – Едва ты ушел, сюда вломились какие-то бандиты. Тебя искали.

– Кто меня искал? Повтори?

– Трое бандюг, – терпеливо повторил Нарцисс. – Главный был худой и высокий, пиджак в клетку, желтые волосы и золотой зуб спереди. Остальные…

– Мне не нужно описание, – рявкнул Гэллегер. – Скажи просто, что случилось.

– Я уже все сказал. Они хотели тебя похитить. Потом решили украсть машину, но я их выставил; для робота я довольно силен.

– С машиной ничего не случилось?

– А со мной? – обиделся Нарцисс. – Я куда важнее какой-то там игрушки. Тебя не волнуют мои раны?

– Нет, – ответил Гэллегер. – А они у тебя есть?

– Конечно, нет. Но ты мог бы и поинтересоваться…

– С машиной все в порядке?!!

– Я не подпустил их к ней, – сказал робот. – Чтоб тебе лопнуть!

– Я еще позвоню, – сказал Гэллегер. – Сейчас мне нужен черный кофе.

Он выбрался из кабины. К нему направлялся Макс Кафф. За советником шли трое мужчин.

Один из них остановился на полпути и удивленно разинул рот.

– Это тот самый тип, шеф. Гэллегер. Это с ним вы пили?

Гэллегер попытался сфокусировать глаза, и изображение стало четче. Перед ним стоял высокий худой мужчина в клетчатом пиджаке, с желтыми волосами и золотым зубом.

– Стукните его, – приказал Кафф. – Быстрее, пока он не закричал, и пока вокруг никого нет. Гэллегер, значит? Ну, хитрюга!

Гэллегер еще заметил, как что-то летит в сторону его головы, и хотел спрятаться в кабину видеофона, как улитка в раковину. Ничего не вышло, а потом перед глазами вспыхнул ослепительный свет.

«Главная проблема с общественной культурой, – сонно думал Гэллегер, – заключается в том, что она одновременно испытывает рост и окостенение внешней оболочки. Цивилизацию можно сравнить с цветочной клумбой – каждое отдельное растение является составной частью культуры. Рост растений – это прогресс. Технология, этот цветок с утраченными иллюзиями, получила некогда солидную инъекцию питательной смеси в виде войн, заставивших ее развиваться по необходимости. Но ни одна цивилизация не может считаться удовлетворительной, если сумма ее частей не равна целому.

Цветок этот глушил другое растение, которое развило в себе способности к паразитированию и перестало пользоваться корнями, обвиваясь вокруг цветка, карабкаясь по его стеблю и листьям. Такими удушающими лианами были религия, политика, экономика, культура – устаревшие формы, которые изменялись слишком медленно, обгоняемые пламенной кометой точных наук, пылающей на необъятном небе новой эры. Когда-то давно писатели считали, что в будущем – в их будущем – социологическая модель будет иной. В эру космических кораблей исчезнут такие нелогичные поступки, как биржевые спекуляции, грязная политика или гангстеризм. Однако этим теоретикам не хватило прозорливости, и эру космических кораблей они отнесли к слишком далекому будущему.

А ведь Ли сел на Луну еще до того, как вышли из употребления автомобили с карбюраторами [10]10
  Рассказ был написан задолго до 1969 года.


[Закрыть]. Великие войны первой половины двадцатого века придали технике огромное ускорение, которое не исчерпалось и доныне. К сожалению, обычных людей больше интересовали продолжительность рабочего дня и инфляция. Единственный период единодушия пришелся на время великих проектов, вроде Программы Миссисипи и тому подобного. Наконец, это было время хаоса, реорганизации, стремительной замены старых понятий новыми и метаниями от одной крайности к другой. Профессия адвоката, например, стала настолько сложной, что группам экспертов приходилось использовать счетчики Педерсена и электронные мозги Меканистра для того, чтобы делать свои натянутые выводы, тут же воспаряющие в неизведанные пространства символической логики. Убийцу могли оправдать, если он не признавал себя виновным. А даже если признавал, имелись способы опровержения солидных юридических доказательств. Прецеденты утратили свое значение. В этом безумном лабиринте власти обращались к незыблемым историческим фактам, которые зачастую оборачивались против них самих.

Так шло год за годом. Попозже социология догонит развитие техники, но пока до этого далеко. Экономический азарт достиг небывалого в истории уровня. Требовался гений, чтобы разобраться во всеобщей неразберихе. Мутации, вызванные извечной склонностью природы к шуткам, дали наконец таких гениев, но пройдет еще много времени, прежде чем будет найдено удовлетворительное решение. Понятно, что выживет тот, кто имеет большую способность к адаптации, запас всесторонних практических и непрактических знаний, а также опыт во всем. То есть в предметах растительного, животного и минерального происхождения…»

Гэллегер открыл глаза. Видно было немного. Главным образом потому, что его швырнули на стол лицом вниз, он это сразу же определил. Собравшись с силами, он сел. Он не был связан и находился на слабо освещенном чердаке, похожем на склад и переполненном всевозможной рухлядью. С потолка слабо светила лампа. Была здесь и дверь, но перед ней стоял тип с золотым зубом. По другую сторону стола сидел Макс Кафф, он старательно наливал виски в стакан.

– Я тоже хочу, – слабым голосом сообщил Гэллегер.

Кафф взглянул на него.

– А, проснулся. Извини, Блэзер стукнул тебя слишком сильно.

– Да, ничего. Я бы и так потерял сознание. Эта алфавитная выпивка – страшная штука.

– Хоп! – сказал Кафф, придвигая стакан Гэллегеру и наливая себе другой. – Хитро было придумано – держаться меня, то есть единственного места, где парням не пришло бы в голову тебя искать.

– Это у меня врожденное, – скромно заметил Гэллегер. Виски его оживило, но в голове еще не совсем прояснилось.

– Эти ваши… гмм… сообщники пытались меня похитить, верно?

– Угу. Но тебя не было дома. Этот твой робот…

– Он просто чудо.

– Слушай, Блэзер сказал мне о машине, которую ты сделал. Я бы не хотел, чтобы Смит наложил на нее лапу.

Толстячок Смит. Гмм. Мозаика вновь разлетелась. Гэллегер вздохнул. Если он сыграет втемную…

– Смит ее еще не видел.

– Я знаю, – сказал Кафф. – Мы прослушиваем его видеофон. Один из наших агентов узнал, что Смит сказал «Любым Заданиям», будто некий человек работает над проблемой, понял? К сожалению, он не назвал фамилию этого человека. Мы могли только следить за Смитом, прослушивать его разговоры и ждать, когда он с тобой свяжется. А потом… в общем, мы поймали этот звонок, и ты сказал ему, что устройство у тебя есть.

– Ну и что?

– Мы тут же прервали ваш разговор, и Блэзер с парнями отправился к тебе. Я же говорил, что не хочу, чтобы Смит получил этот контракт.

– Вы ничего не говорили о контракте, – сказал Гэллегер.

– Не валяй дурака. Смит сказал «Любым Заданиям», что выложил тебе всю историю.

Может, так оно и было, но Гэллегер был тогда под мухой, и все это выслушивал Гэллегер Бис, следовательно, информация хранилась в подсознании.

Кафф рыгнул и отставил стакан.

– Потом поговорим. Ну и отравился я, даже думать не могу. Но я не хочу, чтобы Смит заполучил эту машину. Твой робот не дает нам к ней подойти. Ты свяжешься с ним по видео и отправишь куда-нибудь, чтобы парни могли принести машину сюда. Отвечай «да» или «нет». Если «нет», я еще вернусь сюда чуть погодя.

– Нет, – сказал Гэллегер. – Вы меня все равно прикончите, чтобы я не сделал Смиту еще одну машину.

Веки Каффа медленно опустились на глаза, и какое-то время он сидел неподвижно, словно заснул. Потом он невидящим взглядом посмотрел на Гэллегера и встал.

– Значит, увидимся позже. – Он энергично потер лоб. – Блэзер, следи за этой глистой.

Человек с золотым зубом выступил вперед.

– С вами все в порядке?

– Конечно. Но думать я не могу… – Кафф скривился. – Турецкая баня – вот что мне нужно.

Он подошел к двери, ведя за собой Блэзера. Гэллегер заметил движения губ советника и прочел несколько слов.

– …упьется… позвонить роботу… попробуйте…

Кафф вышел, а Блэзер вернулся в комнату, сел напротив Гэллегера и подвинул тому бутылку.

– Не бери в голову, – успокоил он. – Глотни вот немного, полегчает.

«Хитрецы, – подумал Гэллегер. – Думают, если я напьюсь, то сделаю все, что им нужно. Гмм…»

У дела имелся еще один аспект. Когда Гэллегер бывал полностью под воздействием алкоголя, управление принимало его подсознание. А Гэллегер Бис был уникальным изобретателем, безумным, но гениальным.

Гэллегер Бис наверняка найдет выход из этого положения.

– Вот и правильно. – сказал Блэзер, видя, как исчезает алкоголь. – Еще одну. Макс отличный парень, он на тебя не в обиде. Вот только он не любит, если кто-то мешает его планам.

– Каким планам?

– Ну, как в случае со Смитом, – объяснил Блэзер.

– Понятно.

Гэллегер содрогнулся. Предстояло так накачаться спиртным, чтобы подсознание смогло выбраться наружу. Он продолжал пить.

Возможно, он просто перестарался. Обычно Гэллегер очень старательно мешал свои напитки, а на этот раз все составляющие уравнения в сумме дали ноль. Он видел, как поверхность стола медленно приближается к его носу, почувствовал мягкий, почти приятный удар и захрапел. Блэзер поднял его и встряхнул.

– И что они т-теперь за водку делают, – прохрипел Гэллегер. – Вино, женщины и песни… вино, вино, вино… К-красное.

– Вина ему захотелось, – буркнул Блэзер. – Этот тип пьет как промокашка.

Он еще раз встряхнул Гэллегера, но без толку. Буркнув что-то еще, Блэзер вышел.

Гэллегер услышал, как закрылась дверь, попытался сесть, но упал со стула и больно приложился головой о ножку стола.

Это подействовало лучше ведра холодной воды. Пошатываясь, Гэллегер поднялся на ноги. Комната на чердаке была пуста, если не считать его самого и всякой рухляди. Очень осторожно он подошел к двери и попытался ее открыть. Заперто. Мало того, дверь была еще обита стальным листом.

– Ну, дела… – бормотнул конструктор. – В кои-то веки мне понадобилось мое подсознание, а оно не желает показываться. Черт возьми, как же отсюда выбраться?

Выхода не было. Комната не имела окон, а дверь была заперта намертво. Гэллегер направился к груде старой мебели. Диван. Коробка с бумагой. Подушки. Свернутый ковер. Мусор.

Он нашел кусок провода, пачку слюды и еще пару мелочей, а когда сложил все вместе, образовалось нечто, похожее на пистолет или миксер. Выглядело это довольно жутковато, словно какой-то марсианский излучатель.

Затем Гэллегер вернулся к стулу и сел, всей силой воли заставляя себя протрезветь. Дело шло неважно. Когда вновь послышались шаги, в голове у него все еще шумело.

Дверь открылась, вошел Блэзер. Гэллегер едва успел спрятать свое изобретение под стол.

– Ты уже вернулся? Я думал, это Макс.

– Он скоро придет, – пообещал Блэзер. – Как ты себя чувствуешь?

– В голове шумит. Я бы еще выпил. Та бутылка уже кончилась. – Он действительно прикончил ее, вылив остатки в какую-то дыру.

Блэзер запер дверь и подошел. Гэллегер встал, потерял равновесие и споткнулся. Гангстер заколебался, а Гэллегер вытащил свой пистолет-миксер и поднес к глазам, глядя сквозь ствол на лицо Блэзера.

Бандит потянулся за пистолетом, однако жуткое устройство, которое Гэллегер направил на него, не давало ему покоя, и он остановился, размышляя, что бы это могло быть. В следующую секунду он все же решил действовать, но тут Гэллегер, пренебрегая правилами честного поединка, пнул противника в пах. Когда Блэзер согнулся пополам, Гэллегер воспользовался этим, бросился на него и повалил на пол яростными ударами всех четырех конечностей. Блэзер по-прежнему пытался достать свое оружие, но самый первый коварный удар здорово мешал ему.

Гэллегер все еще был слишком пьян, чтобы координировать свои движения, поэтому он просто взгромоздился на противника и принялся методично обрабатывать его солнечное сплетение. Тактика себя оправдала. Через некоторое время ему удалось вырвать у Блэзера пистолет и треснуть рукояткой по гангстерскому кумполу.

На этом все и кончилось.

Гэллегер встал, разглядывая свое изобретение и гадая, чем же это могло быть по мнению Блэзера. Вероятно, генератором лучей смерти. Он слабо усмехнулся. В кармане бандита он нашел ключ, открыл дверь и спустился по лестнице. Пока все шло неплохо.

Слава изобретателя имела свои положительные стороны. По крайней мере, удалось отвлечь внимание Блэзера от фактического положения вещей.

И что теперь?

Дом оказался заброшенным четырехэтажным строением возле бани. Гэллегер выбрался через окно и удрал со всех ног. Вскоре он уже сидел в аэротакси, которое мчалось в сторону окраины. Тяжело дыша, он включил воздушный фильтр и пустил холодный ветерок, чтобы охладить вспотевшее лицо. Высоко на черном осеннем небе появилась полная луна. Сквозь окошко в полу видны были светлые полосы улиц, пересекаемые ослепительными диагоналями автострад верхнего уровня.

Смит. Толстячок Смит. Каким-то образом он связан с «Любыми Заданиями». Гэллегер заплатил пилоту и из осторожности высадился на крыше дома в районе Уайт-Вэй. Найдя кабину видеофона, он связался со своей лабораторией. На экране появился робот.

– Нарцисс…

– Джо, – поправил робот. – Ты снова надрался. Когда ты протрезвеешь?

– Заткнись и слушай. Что произошло за это время?

– Не так уж много.

– Эти бандиты приходили еще раз?

– Нет, – сказал Нарцисс, – но приходили двое полицейских. Помнишь повестку в суд? Ты должен был явиться в пять часов.

Повестка… Ах, да: Делл Хоппер, тысяча кредитов.

– Они ждут?

– Нет, я сказал им, что ты принял снотворное.

– Зачем?

– Чтобы они тут не крутились. Теперь ты можешь вернуться домой, но будь осторожен.

– В чем дело?

– Это твои проблемы, – ответил Нарцисс. – Купи себе накладную бороду. Я свое дело сделал.

– Хорошо, – сказал Гэллегер. – Свари мне черный кофе, да побольше. Звонил еще кто-нибудь?

– Из Вашингтона. Какой-то командор космической полиции. Он не представился.

– Космической полиции? Они тоже меня ищут? Чего ему было нужно?

– Тебя, – сказал робот. – До свидания. Ты не дал мне допеть песенку.

– Свари кофе, – напомнил Гэллегер вслед тающему изображению.

Он вышел из кабины и постоял немного, размышляя и глядя на небоскребы Манхеттена, испещренные неправильными узорами освещенных окон: прямоугольных, круглых, овальных, полукруглых и даже звездчатых.

Звонок из Вашингтона.

Хоппер усиливает нажим.

Макс Кафф и его мальчики.

Толстячок Смит.

Наиболее обещающим казался Смит. Гэллегер еще раз вошел в кабину и набрал номер «Любых Заданий».

– Извините, но мы уже закончили.

– Это очень важно, – настаивал Гэллегер. – Мне нужна информация. Я должен связаться с человеком…

– Мне очень жаль…

– С-М-И-Т, – произнес по буквам Гэллегер. – Вы просто проверьте по списку, хорошо? Или вы хотите, чтобы я перерезал себе горло у вас на глазах?

Он начал рыться в кармане.

– Может, вы позвоните завтра…

– Завтра будет слишком поздно. Очень прошу вас, поищите, пожалуйста.

– Мне очень жаль…

– Я акционер «Любых Заданий»! – рявкнул Гэллегер. – Предупреждаю вас!..

– А… вообще-то это не принято, но… Говорите, Смит? Минуточку. Как его имя?

– Этого я не знаю. Найдите мне всех Смитов.

Девушка исчезла и вновь появилась с картотечным ящиком, снабженным надписью «СМИТ».

– Ого, – сказала она, просматривая карточки, – здесь несколько сотен Смитов.

Гэллегер застонал.

– Мне нужен толстый Смит, – с отчаянием сказал он. – Но это по картотеке не проверишь.

Секретарша поджала губы.

– Понимаю, это вы так шутите. Спокойной ночи! – Секретарша выключилась.

Гэллегер посидел, вглядываясь в экран. Несколько сотен Смитов. Не очень-то хорошо. То есть просто плохо.

Минуточку! Гэллегер Бис купил акции «Любых Заданий», когда они падали. Почему? Вероятно, он ожидал, что они поднимутся. Но акции, по словам Эрни, продолжали падать. В этом могла крыться подсказка.

Эрни он поймал у него дома и с ходу прижал к стене.

– Отмени свои встречи, мой вопрос не отнимет у тебя много времени. Узнай только, почему акции «Заданий» падают и позвони мне в лабораторию. А то я сверну тебе шею. Только быстро, понял?

Эрни согласился. Гэллегер выпил кофе в уличном автомате, осторожно прокрался домой и запер дверь на два замка.

Нарцисс танцевал перед большим зеркалом в лаборатории.

– Кто-нибудь звонил?

– Нет, никто. Взгляни на это грациозное па.

– Успею еще. Если кто-то придет, сообщи мне – я спрячусь, пока ты от него не избавишься. – Гэллегер крепко зажмурился. – Кофе готов?

– Черный и крепкий. На кухне.

Но сперва конструктор пошел в ванную, разделся, принял холодный душ и постоял под кварцевой лампой. Чувствуя себя чуть протрезвевшим, он вернулся в лабораторию с огромной чашкой горячего кофе, уселся на «Тарахтелку» и принялся отпаиваться.

– Ты похож на роденовского «Мыслителя», – заметил Нарцисс. – Я принесу тебе халат, а то твое мерзкое тело оскорбляет мое эстетическое чувство.

Гэллегер не слышал его. Он надел халат, потому что мерз после ванны, и продолжал прихлебывать кофе и смотреть в пространство.

Уравнение: А или В или С равняется х. До сих пор он старался определить величины А, В и С. Возможно, это был не лучший способ. Дж. У., например, он вообще не нашел, Смит оставался неуловим, а Делл Хоппер (тысяча кредитов) никуда не годился.

Может, лучше было бы определить х. Должна же эта чертова машина иметь какое-то назначение. Да, она пожирала землю, но материю уничтожить невозможно, ее можно только преобразовать.

Земля входила в машину, а на выходе не было ничего.

Ничего видимого.

Свободная энергия?

Она невидима, но ее можно обнаружить приборами.

Вольтметром, амперметром, электроскопом…

Гэллегер еще раз включил машину. Ее пение было довольно громким, но в дверь никто не позвонил, а вскоре Гэллегер вновь поставил переключатель в нейтральное положение. Он так ничего и не узнал.