Текст книги "Пять рассказов о Гэллегере"
Автор книги: Генри Каттнер
Соавторы: Кэтрин Люсиль Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Эй! – крикнул Махони, вскакивая. – Успокойтесь! Вы слышите меня?
– «В тебе всей жизни смысл и блеск, молчание и мрак, песнь…»
Перестаньте! – заорал детектив. – Мы здесь не для того, чтобы слушать ваше пение!
И все-таки он слушал, как и все остальные. Гэллегер, одержимый талантом сеньора Фиреса, пел и пел, а его непривычное горло расходилось и уже выдавало соловьиные трели. Гэллегер пел!
Остановить его было невозможно, и полицейские убрались, изрыгая проклятия и обещая вскоре вернуться со смирительной рубашкой.
Кстати, дед тоже испытывал какой-то непонятный приступ. Из него сыпались странные термины, математика, излагаемая словами – символы от Эвклида до Эйнштейна и дальше. Похоже, старик действительно получил математический талант Гэллегера.
Однако все – и хорошее, и плохое – имеет свой конец. Гэллегер прохрипел что-то пересохшим горлом и умолк. Обессиленный, повалился он на диван, гладя на деда, скорчившегося на кресле с широко открытыми глазами. Из своего укрытия вышли трое либлей и выстроились в шеренгу. Каждый держал в косматых лапках печенье.
– Мир принадлежит мне! – возвестил самый толстый.
События следовали одно за другим. Позвонил Махони, сообщил, что добивается ордера на арест, и что Гэллегера посадят, как только удастся расшевелить машину правосудия. То есть завтра.
Гэллегер позвонил лучшему на Востоке адвокату. Да, Перссон мог опротестовать ордер на арест и даже выиграть дело, либо… как бы то ни было, Гэллегеру нечего опасаться, если он наймет его. Однако часть платы следует внести авансом.
– И сколько?.. О!
– Позвоните мне, когда вам будет удобно, – сказал Перссон. – Чек можете выслать хоть сегодня.
– Хорошо, – ответил Гэллегер и тут же позвонил Руфусу Хеллвигу.
К счастью, богач оказался дома.
Гэллегер объяснил ему, в чем дело. Хеллвиг не поверил, однако согласился прийти в лабораторию с самого утра, для пробы. Раньше он просто не мог. Дать денег он снова отказался, пока не получит несомненных доказательств.
– Сделайте меня первоклассным пианистом, – сказал он, – тогда я поверю.
Гэллегер вновь позвонил на телевидение, и ему удалось связаться с Джоуи Маккензи, красивой светловолосой пианисткой, молниеносно завоевавшей сердца жителей Нью-Йорка и тут же приглашенной на телевидение. Джоуи пообещала прийти утром. Гэллегеру пришлось ее долго уговаривать, но в конце концов он наговорил такого, что интерес девушки достиг уровня лихорадочного. Похоже, она путала науку с черной магией, но обе эти материи ее интересовали.
На дворе появился очередной труп, что означало линию вероятности D. Несомненно, одновременно с этим третье тело исчезло из морга. Гэллегер почти пожалел Махони. Безумные таланты успокоились. Вероятно, неудержимая вспышка бывала лишь поначалу, часа через три после процедуры, а потом талант можно было включать и выключать произвольно. Гэллегер уже не испытывал непреодолимого желания петь, но, попробовав, убедился, что может делать это когда захочет, причем хорошо. Дед же проявлял великолепные математические способности каждый раз, когда испытывал в них потребность.
А в пять утра явился Махони с двумя полицейскими, арестовал Гэллегера и доставил в тюрьму.
Там изобретатель провел три дня.
Вечером третьего дня прибыл адвокат Перссон с приказом об освобождении и множеством проклятий на устах. В конце концов ему удалось вытащить Гэллегера, вероятно, благодаря лишь своей репутации. Потом, уже в аэротакси, он простонал:
– Что за ужасное дело! Политический нажим, юридические крючки, безумие! Трупы, появляющиеся на вашем дворе, – кстати, их уже семь, – и исчезающие из морга. Что за всем этим кроется, Гэллегер?
– Не знаю. Вы… гмм… выступаете моим защитником?
– Разумеется. – Такси рискованно скользнуло мимо небоскреба.
– А чек?.. – рискнул спросить Гэллегер.
– Мне дал его ваш дед. Да, он просил передать кое-что еще. Сказал, что подверг процедуре Руфуса Хеллвига, как вы и планировали и получил вознаграждение. Я же сомневаюсь, что заслужил хотя бы часть своего. Позволить вам просидеть в кутузке три дня! Но нажим оказался слишком силен. Мне пришлось использовать кое-какие свои связи.
Вот, значит, как. Дед перенял математический талант Гэллегера, он знал все об обратной мозговой связи и о том, как действует машина. Он подверг процедуре Хеллвига и, похоже, удачно. По крайней мере, теперь они были при деньгах. Но хватит ли этого?
Гэллегер объяснил ситуацию адвокату, насколько у него хватило смелости. Перссон кивнул.
– Говорите, все из-за машины времени? Значит, нужно ее как-то выключить, тогда трупы перестанут появляться.
– Я не могу ее даже разбить, – признался Гэллегер. – Я уже пробовал, но она попала в стазис и находится вне нашего сектора пространства-времени. Не знаю, сколько это еще продлится. Она настроена на перенос сюда моего тела и будет неустанно делать это.
– Ах вот как. Ну хорошо, я сделаю все, что смогу. Во всяком случае, сейчас вы свободны. Но я ничего не могу гарантировать, пока вы не прервете этот поток ваших трупов, мистер Гэллегер. Я здесь выхожу. До встречи. Может, у меня в конторе завтра в полдень? Хорошо.
Гэллегер пожал ему руку и назвал пилоту свой адрес. Там его ждал неприятный сюрприз – дверь открыл Кэнтрелл.
Его узкое бледное лицо скривилось в усмешке.
– Добрый вечер, – сказал он. – Входите, Гэллегер.
– Уже вошел. Что вы тут делаете?
– Пришел с визитом к вашему деду.
Гэллегер огляделся по сторонам.
– А где он?
– Не знаю. Можете сами поискать.
Предчувствуя какой-то подвох, конструктор отправился на поиски и нашел деда на кухне, где тот ел крендели и кормил либлей. Старик явно избегал его взгляда.
– Ну ладно, – сказал Гэллегер. – Выкладывай.
– Я не виноват. Кэнтрелл сказал, что отдаст излучатель в полицию, если я не сделаю, как он хочет. Я знал, что тогда тебе крышка.
– Что здесь произошло?!!!
– Спокойнее, я уже все обдумал. Это никому не повредит…
– Что? Что?!!
– Кэнтрелл заставил меня применить твое устройство к нему, – признался дед. – Он заглянул в окно, когда я был занят с Хэллвигом, и все понял. Он пригрозил, что тебя казнят, если я не дам ему талантов.
– Чьих?
– Ну… Гулливера, Морлисона, Коттмана, Дениса, Сент-Меллори…
– Хватит… – слабым голосом произнес Гэллегер. – Величайшие инженеры нашего времени, вот кто это! И все их знания в мозгу Кэнтрелла! Как он уговорил их?
– У него язык без костей. Он не сказал, в чем дело, придумал какую-то хитрую историю… А еще у него твой математический талант. От меня.
– Превосходно, – угрюмо сказал Гэллегер. – Что же нужно, черт побери?
– Он хочет завоевать мир, – печально ответил толстый либль. – Ради бога, помешай ему! Этот мир принадлежит нам!
– Не совсем так, – сказал дед, – но все равно хорошего мало. Он теперь знает тоже, что и мы, и может сам построить аппарат для обратной мозговой связи. А через час он летит стратопланом в Европу.
– Значит, жди неприятностей, – подытожит Гэллегер.
– Точно. Мне кажется, Кэнтрелл начисто лишен моральных принципов. Это он виноват, что тебя держали в тюрьме все эти дни.
Дверь открылась, и заглянул Кэнтрелл.
– Во дворе свежий труп, только что появился. Но заниматься им мне некогда. Есть какие-нибудь новости от Ван Декера?
– Ван Декер! – поперхнулся Гэллегер. – Его тоже?!
Человек с величайшим в мире уровнем интеллекта!
– Пока нет, – усмехнулся Кэнтрелл. – Я много дней пытался с ним связаться, но только сегодня утром он позвонил мне. Я боялся, что не успею с ним увидеться, но он обещал прийти сегодня вечером. – Кэнтрелл посмотрел на часы. – Надеюсь, он не опоздает. Стратоплан ждать не будет.
– Минуточку, – сказал Гэллегер. – Я хотел бы знать ваши намерения, Кэнтрелл.
– Он хочет завоевать мир! – запищал один из либлей. Кэнтрелл весело посмотрел вниз.
– Как оказалось, это не так уж сложно. К счастью, я совершенно аморален, так что могу до конца использовать эту возможность. Таланты величайших умов человечества очень мне пригодятся: я буду лучшим почти во всем. То есть, абсолютно во всем, – добавил он, прищурившись.
– Диктаторский комплекс, – скривился дед.
– Пока нет, – ответил Кэнтрелл. – Может, когда-нибудь… Дайте мне немного времени. Я уже почти сверхчеловек.
– Вы не можете… – начал Гэллегер.
– Разве? Не забывайте, у меня ваш излучатель.
– Верно, – согласился конструктор, – а все тела со двора – мои тела – были убиты с помощью излучателя. На сегодня вы единственный, у кого он есть. Видимо, мне суждено когда-нибудь быть убитым из него.
– Мне кажется, «когда-нибудь» звучит куда лучше, чем «сейчас», – тихо заметил Кэнтрелл.
Гэллегер не ответил, и Кэнтрелл продолжал:
– Я снял сливки с лучших умов Восточного побережья, а теперь сделаю то же в Европе. Все может случиться.
Один из либлей, видя, как рушится их план завоевания мира, горько заплакал.
В дверь позвонили. По знаку Кэнтрелла дед вышел и вернулся с плотным мужчиной, которого отличали кривой нос и кустистая рыжая борода.
– Ха! – загремел он. – Вот и я! Надеюсь, не опоздал?
– Доктор Ван Декер?
– А кто же еще?! – воскликнул рыжебородый. – А теперь – быстро, быстро, быстро, у меня много работы. Судя по вашим словам, ничего из этого эксперимента не выйдет, но я согласен попробовать. Проекция души – несусветная глупость.
Дед ткнул Гэллегера в бок.
– Это Кэнтрелл придумал такое объяснение.
– Да? Слушай, нельзя же…
– Успокойся, – сказал дед, многозначительно подмигивая. – У меня теперь твой талант, парень, и я кое-что придумал. Попробуй и ты, если сможешь. Я использовал твою математику. Тс-с-с-с…
Времени на разговоры не оставалось. Кэнтрелл загнал всех в лабораторию. Гэллегер, хмурясь и кусая губы, обдумывал проблему. Он не мог позволить, чтобы это сошло Кэнтреллу с рук. Но, с другой стороны, дед сказал, что все в порядке, что он контролирует ситуацию.
Либли, разумеется, исчезли, наверное, искали печенье. Взглянув на часы, Кэнтрелл усадил Ван Декера в кресло. При этом он все время держал руку в кармане и то и дело поглядывал на Гэллегера. Сквозь ткань одежды отчетливо вырисовывался цилиндр теплового излучателя.
– Я покажу вам, насколько это легко, – Дед, хихикая, подошел на кривых ногах к устройству для обратной мозговой связи и передвинул несколько рычажков.
– Осторожно, дедуля, – предупредил его Кэнтрелл. Ван Декер уставился на него.
– Что-то не так?
– Нет-нет, – сказал дед. – Мистер Кэнтрелл боится, что я сделаю ошибку. Но все будет в порядке. Это шлем…
Он надел его на голову Ван Декера, и перо машины принялось чертить извилистые линии. Дед собрал ленты, но вдруг споткнулся и рухнул на пол, выронив бумаги. Прежде чем Кэнтрелл успел шевельнуться, старик поднялся и, ругаясь себе под нос, собрал графики.
Потом он положил все на стол. Гэллегер подошел и заглянул Кэнтреллу через плечо. Это было действительно здорово! Показатель интеллекта Ван Декера был огромен. Его фантастические способности были… гмм… фантастичны. Кэнтрелл, который тоже был в курсе обратной мозговой связи, поскольку получил через деда математический талант Гэллегера, кивнул, надел шлем на голову и направился к машине. Мельком взглянув на Ван Декера, чтобы проверить, все ли в порядке, он передвинул рычажки. Вспыхнули лампы, шум перешел в визг. И смолк.
Кэнтрелл снял шлем. Когда он потянулся к карману, дед поднял руку и показал ему небольшой блестящий пистолет.
– Не надо, – сказал он.
Глаза Кэнтрелла сузились.
– Брось пушку.
– И не подумаю. Я понял, что ты захочешь нас прикончить и уничтожить машину, чтобы остаться единственным в своем роде. Не выйдет. У этого пистолета очень чуткий спуск. Ты можешь прожечь во мне дыру, Кэнтрелл, но прежде сам станешь трупом.
Кэнтрелл замер.
– И что дальше?
– Убирайся! Я не хочу дыры в животе, так же, как ты не хочешь получить туда пулю. Живи и дай жить другим. Катись!
Кэнтрелл тихо засмеялся.
– Хорошо, дедуля. Ты это заслужил. Не забудь, я по-прежнему знаю, как построить такую машину. И все сливки теперь у меня. Вы можете сделать то же, но не лучше меня.
– Договорились, – сказал дед.
– Вот именно. Мы еще встретимся. Не забывай, Гэллегер, от чего умерли все твои двойники, – с натянутой улыбкой сказал Кэнтрелл и вышел, пятясь.
Гэллегер вскочил.
– Нужно сообщить в полицию! – крикнул он. – Кэнтрелл слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе.
– Спокойно, – распорядился дед, помахивая пистолетом. – Я же сказал, что кое-что придумал. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы тебя казнили за убийство? А если Кэнтрелла арестуют, полиция найдет при нем излучатель. Мой способ лучше.
– Какой способ? – Гэллегер потребовал объяснений.
– Давай, Мики, – сказал дед, улыбаясь доктору Саймону Ван Декеру.
Тот снял рыжую бороду и парик и расхохотался.
Гэллегер удивленно уставился на него.
– Подставка!
– Точно. Я позвонил Мики и объяснил, что от него требуется. Он переоделся, изобразил перед Кэнтреллом Ван Декера и договорился встретиться сегодня вечером.
– Но ведь графики показывали интеллект гения…
– Я подменил их, когда ронял на пол, – признался дед. – Заранее приготовил несколько липовых.
Гэллегер скривился.
– Но это дела не меняет. Кэнтрелл по-прежнему на свободе и знает слишком много.
– Придержи лошадей, молодой человек, – сказал дед. – Подожди, пока я тебе все объясню.
И объяснил.
Три часа спустя телевидение сообщило, что человек по имени Роланд Кэнтрелл погиб, выпрыгнув из трансатлантического стратоплана.
Впрочем, Гэллегер точно знал время смерти Кэнтрелла – в ту же секунду с его двора исчез труп.
Это произошло потому, что теплового излучателя больше не было, и будущее Гэллегера не содержало смерти от него. Разве что он сделал бы еще один.
Машина времени вышла из стазиса и вернулась к нормальному состоянию. Гэллегер понял, почему. Она была настроена на выполнение определенного задания, подразумевающего смерть Гэллегера в определенном комплексе переменных. В рамках этих переменных машина действовала непрерывно. Она не могла остановиться, не исчерпав всех возможностей. Пока в каком-либо из возможных вариантов будущего Гэллегер погибал от излучателя, трупы исправно переносились ему во двор.
Ныне будущее радикально изменилось. Оно уже не включало в себя варианты А, В, С и так далее. Тепловой излучатель, определяющий фактор, был уничтожен в настоящем и потому возможные варианты будущего Гэллегера теперь представляли собой А 1, В 1, С1 и так далее.
Машина не была рассчитана на такие резкие отклонения. Она выполнила поставленную перед ней задачу и теперь ждала новых поручений.
Перед тем, как вновь воспользоваться ею, Гэллегер детально изучил ее устройство.
Времени у него было достаточно. При отсутствии corpus delicti Перссон без труда добился прекращения дела, хотя несчастный Махони едва не спятил, пытаясь понять, что же, собственно, произошло. Что касается либлей…
Гэллегер машинально раздал печенье, прикидывая, как бы избавиться от этих маленьких глупеньких созданий, не раня их чувств.
– Не хотите же вы остаться здесь на всю жизнь? – спросил он у них.
– Нет, – ответил один, косматой лапкой стряхивая крошки с усов. – Но нам нужно завоевать Землю.
– Гмм, – буркнул Гэллегер и вышел кое-что купить. Вернулся он с какими-то приборами, которые украдкой подключил к телевизору.
Вскоре после этого обычная телепрограмма была прервана экстренным выпуском новостей. По странному стечению обстоятельств либли как раз смотрели телевизор. На экране появилось лицо диктора, почти полностью скрытое листом бумаги. Единственная видимая часть – от бровей и выше – очень напоминала лоб Гэллегера, но либли были слишком возбуждены, чтобы заметить это.
– К нам только что поступила важная информация! – сообщил диктор срывающимся от волнения голосом. – С некоторых пор мир уже знает о прибытии на Землю трех почтенных гостей с Марса. Существа эти…
Либли удивленно переглянулись, один из них начал говорить что-то, но на него шикнули.
– Существа эти, как стало известно, хотят завоевать Землю. С удовольствием сообщаем, что все население Земли перешло на сторону либлей. Произошла бескровная революция, и отныне либли становятся нашими единственными владыками…
– Йо-хо! – пропищал тоненький голосок.
– …Ведется организация новых форм правления. Будет введена новая денежная система, монетные дворы уже чеканят монеты с изображениями либлей на реверсе. Ожидается, что наши владыки вернутся на Марс, чтобы объяснить своим соплеменникам возникшую ситуацию.
Лицо диктора исчезло с экрана, и пошла обычная программа. Вскоре, таинственно улыбаясь, появился Гэллегер. Его приветствовали радостные писки либлей.
– Нам пора возвращаться домой. Произошла бескровная…
– Революция! Этот мир – наш!
Их оптимизм можно было сравнить только с их легковерием. Гэллегер позволил убедить себя, что либлям нужно возвращаться.
– Ну, хорошо, – согласился он. – Машина готова. Еще по печенью на дорогу – и в путь.
Он пожал три косматые лапки, вежливо поклонился, и трое либлей, оживленно попискивая, отправились на Марс, на пятьсот лет в будущее. Они торопились вернуться к друзьям и рассказать о своих приключениях. Они и рассказали, но никто им не поверил.
Смерть Кэнтрелла не имела никаких последствий, хотя Гэллегер, дед и Мики прожили несколько беспокойных дней, прежде чем облегченно вздохнули. Вскоре после этого дед с Гэллегером ударились в запой и сразу почувствовали себя гораздо лучше.
К сожалению, Мики не мог составить им компанию. Ему пришлось вернуться в цирк, где он дважды в день демонстрировал свой уникальный талант, прыгая с десятиметровой лестницы в ванну с водой…
Нарцисс
С Гэллегером, который не был ученым педантом, а занимался наукой по наитию, все время случались всякие неожиданности. Сам себя он скромно величал гением повседневности. Он мог, например, без особого труда использовать при создании принципиально новой модели холодильника кусок провода, несколько батареек, да крючок для миниюбки. В настоящий момент Гэллегер вел мучительную борьбу с похмельем. Он распростерся на кушетке в своей лаборатории, высокий, худой, с весьма небрежной прической, и манипулировал алкогольным органом, который нехотя цедил ему в рот сухое мартини.
Гэллегер пытался что-то вспомнить, но особенно не напрягался. Он знал, что дело касалось робота. Впрочем, это было не так уж и важно.
– Эй, Джо!.. – позвал изобретатель.
Поименованный робот красовался перед зеркалом, изучая свое же содержимое. Прозрачный материал, из которого был сделан его кожух, позволял рассмотреть внутри колесики разного калибра, которые стремительно вращались.
– Уж раз ты зовешь меня, то будь любезен не орать – ответствовал Джо. – И выставь отсюда кошку.
– Не подозревал, что у тебя такой тонкий слух.
– И тем не менее это так. Я прекрасно слышу ее топот.
– Любопытно. Ну и что же ты слышишь? – с интересом спросил Гэллегер.
– Слышу удары барабана. – торжественно ответствовал робот. – А когда ты орешь, я слышу гром.
Голос у самого робота был противным и скрипучим, что давало Гэллегеру полное право напомнить этому снобу поговорку насчет соринки в чужом глазу, но тут его отвлекли. С трудом он заставил себя бросить взгляд на экран у входа в лабораторию – там что-то мелькало. «Знакомый силуэт», – подумал Гэллегер.
– Это я, Брок, – прозвучал голос в динамике. – Харрисон Брок. Откройте!
– Дверь не заперта.
Гэллегер и не подумал встать. Он внимательно осмотрел гостя – модно одетого мужчину среднего возраста, – но так и не сумел его вспомнить. Броку было немногим больше сорока; породистая, гладко выбритая физиономия не выражала ни малейшего восторга от встречи. Возможно, изобретатель и знал его, хотя твердой уверенности у него не было. Но это тоже не имело значения.
Брок окинул взглядом большую лабораторию, напоминающую Авгиевы конюшни, ошалело посмотрел на робота, попытался найти стул, но не преуспел. Тогда он уперся руками в бока и покачался с пяток на носки, буравя похмельного Гэллегера гневным взором.
– Ну? – произнес он.
– Никогда не начинайте разговор с «ну». – сказал Гэллегер и подкрепился новой порцией мартини. – Мне и без того не по себе. Лучше садитесь и чувствуйте себя, как дома. У вас за спиной генератор. Он, вроде бы, не слишком запылился.
– Получилось у вас или нет? – нервно спросил посетитель. – Это единственное, что меня волнует. Неделя истекла. У меня приготовлен чек на десять тысяч. Возьмете его?
– Естественно, – молвил Гэллегер и, не глядя, вытянул руку. – Давайте сюда.
– Caveat emptor [7]7
Caveal emplor (лат.) – покупающий пусть смотрит. Термин римского гражданского права, обозначающий, что ответственность за качество товара продавец не несет, рискует покупатель.
[Закрыть]. А что я покупаю?
– Вы что, сами не знаете, за что платите? – поразился Гэллегер.
Брок буквально подпрыгнул на генераторе.
– О господи, – жалобно произнес он. – Говорили, что кроме вас никто мне не поможет. Но ведь предупреждали меня, что беседовать с вами – все равно что отдыхать в кресле дантиста.
Гэллегер призадумался.
– Постойте-ка. Я начинаю вспоминать. Мы с вами болтали на прошлой неделе, верно ведь?
– Болтали… – Круглое лицо визитера налилось краской. – Разумеется. Вы валялись на этой же кушетке, лакали спиртное и декламировали стихи. Затем спели «Фрэнки и Джонни». И только после всего этого заметили меня и приняли мой заказ.
– Очень просто, – объяснил Гэллегер. – Я напился. Это со мной часто бывает. Особенно, когда я ничем не занят. Алкоголь растормаживает подсознание, и в таком состоянии мне лучше работается. Самые лучшие мои изобретения, – весело поведал он, – я сделал как раз по пьянке. В эти мгновения меня осеняет. Все ясно, как тень. Или как день… так, что ли, выражаются? А вообще-то… – Тут он запнулся и с недоумением поглядел на Брока. – А вообще-то о чем мы с вами беседуем?
– Лучше бы вы оба молчали, – язвительно вставил робот, по-прежнему позируя перед зеркалом.
Брок аж подскочил, но Гэллегер успокоил его небрежным пассом.
– Это Джо, плюньте на него. Вчера я его собрал, а сегодня уже жалею об этом.
– Он робот?
– Робот, но совершенно никчемный. Я сотворил его, когда был пьян, и сам не помню, зачем и для чего. Он с утра торчит перед зеркалом и никак не может налюбоваться на себя. Да еще поет. Воет, как собака перед покойником. Скоро сами услышите.
С большим трудом Брок вернул разговор в прежнее русло.
– Послушайте, Гэллегер, у меня большие трудности. Вы взялись мне помочь. Если откажетесь – я конченый человек.
– А я вот уже давно конченый человек, – возразил изобретатель. – И меня это нимало не тревожит. На жизнь себе зарабатываю, да еще успеваю изобретать разные разности. Знаете, если бы я получил образование, то мог бы стать новым Эйнштейном. Все так говорят. Но вышло так, что я как-то непроизвольно нахватался разнообразных знаний. Оттого, видимо, и не стал тратить время на обучение. Мне достаточно хорошенько выпить, и самые неразрешимые проблемы становятся мне по плечу.
– Вы и сейчас под мухой, – менторским тоном произнес Брок.
– Подхожу к наиболее предпочтительному состоянию. А как бы вы себя почувствовали, если бы, проснувшись, обнаружили бы рядом с собой наглого робота, которого вы сами создали, но неизвестно на кой черт?
– Ваши шуточки…
– Тут я не могу разделить вашу точку зрения, – буркнул ученый. – Вы, сдается мне, слишком серьезно относитесь к жизни. «Вино – глумливо, сикера – буйна» [8]8
Библия. Книга притчей Соломоновых, гл. 20. ст. 1.
[Закрыть]. Извините меня. Я и есть та самая буйная сикера. – Он снова глотнул.
Брок нервно заметался по захламленной комнате, ударяясь о загадочные запыленные приборы.
– Если вы ученый, то науку стоит пожалеть.
– Я Гарри Эдлер от науки. – гордо произнес Галлегер. – Жил такой музыкант много веков назад. Мы с ним здорово похожи. Оба никогда и ничему не обучались. Чем я виноват, что мое подсознание издевается надо мною?
– А кто я такой, вам известно? – спросил Брок.
– Честно говоря, нет. А разве это так важно?
В голосе посетителя просквозила обида.
– Из элементарной вежливости вы могли бы не говорить так, тем более, что всего неделя прошла. Я – Харрисон Брок. Мне принадлежит фирма «Вокс Вью Пикчерс».
– Нет, – вдруг провозгласил робот. – Бессмысленно. Вам никто не поможет, Брок!
– Какого дья…
Гэллегер утомленно вздохнул.
– Все время забываю, что эта проклятая машина одушевлена. Разрешите, я вас познакомлю. Мистер Брок, это Джо. Джо, перед тобой мистер Брок… из фирмы «Вокс Вью».
– Э-э-э, – запинаясь, промолвил телевизионный магнат, – очень приятно.
– Суета сует и всяческая суета, – тихо заметил Гэллегер. – В этом весь Джо. Павлин несчастный. Полемизировать с ним бессмысленно.
Робот никак не реагировал на обидное замечание своего творца.
– Уверяю вас, все это бесполезно, мистер Брок, – продолжил он омерзительным скрипучим голосом. – Деньги меня не интересуют. Я сознаю, что мое появление на экране осчастливило бы многих и многих, но я не тщеславен. Мне не нужна слава. Мне хватает сознания того, что я идеален.
Брок поперхнулся.
– Неужели вы вообразили, что я пришел предложить вам ангажемент? Вот уж не думал! Потрясающая наглость! Да вы просто псих!
– Не пытайтесь обмануть меня, – хладнокровно возразил робот. – Я же вижу, как вы восхищены моей внешностью и моим голосом… удивительный тембр! Вы пытаетесь изобразить, будто не нуждаетесь во мне, чтобы прибрать к рукам по дешевке. Не трудитесь: ведь я объяснил вам, что равнодушен к славе.
– Ненормальный! – выкрикнул взбешенный Брок, а Джо снова вернулся к зеркалу.
– Не говорите так громко, – изрек он, – диссонансы нервируют меня. А кроме того, вы безобразны, и мне неприятно на вас смотреть.
Внутри прозрачного туловища, жужжа, закрутились колесики и шестеренки. Джо до упора вытаращил закрепленные на кронштейнах глаза и принялся восхищенно осматривать себя.
Гэллегер, развалясь на кушетке, ехидно усмехался.
– Джо слишком раздражителен, – сказал он. – Да к тому же я, кажется, сделал его чересчур разносторонним. За час до вашего прихода он вдруг разразился гомерическим хохотом. Без малейшей причины. Я как раз возился с закуской. Через несколько минут я поскользнулся на огрызке яблока, упал и больно треснулся. Особенно обидно было, что я сам и бросил этот огрызок на пол. А тут еще Джо высунулся. «Вот так, – сказал он. – Логическая связь причины и следствия. Уже тогда, когда ты пошел заглянуть в почтовый ящик, я знал, что ты швырнешь этот огрызок, а после поскользнешься на нем». Не робот, а Кассандра. Жаль, что я никак не вспомню, для чего же его сделал.
Брок опустился на «Тарахтелку» – маленький генератор, служивший табуреткой (второй, большего размера, именовался «Чудовищем»), и попытался успокоиться.
– Роботы не совершенны.
– Об этом такого не скажешь. Он выводит меня из себя, я остро ощущаю свою неполноценность. Отвратительно, когда память дает сбои. Ладно, черт с ним. Выпьете?
– Нет. Я пришел к вам не развлекаться. Вы не шутите, когда утверждаете, что всю прошлую неделю создавали этого красавца, вместо того, чтобы решать мою проблему?
– Оплата по завершении, верно? – оживился Гэллегер. – Кажется, я начинаю припоминать.
– По завершении, – охотно согласятся Брок. – Десять тысяч, когда сделаете и если сделаете.
– Слушайте, давайте чек и забирайте робота. Ему же цены нет. Снимите его в каком-нибудь фильме.
– Да не будет у меня никаких фильмов, если вы не решите мою проблему! – взорвался Брок. – Сколько раз вам повторять?!
– Но я же был пьян, – объяснил ученый. – В этом случае мой мозг чище школьной доски перед звонком с перемены. Я превращаюсь в ребенка… Кстати, скоро я опять стану пьяным ребенком. Так что поспешите повторить ваше задание.
Брок справился с приступом ярости, выдернул из книжного шкафа подвернувшийся под руку журнал и вынул авторучку.
– Объясняю еще раз. Мои акции идут по двадцать восемь, это чуть меньше номинала… – Он принялся чертить на обложке журнала какие-то каракули.
– Ваше счастье, что вы не вытащили древнее издание, стоящее рядом. Этот раритет влетел бы вам в копеечку, – снисходительно обронил Гэллегер. – Да вы, оказывается, из тех, кто пишет на том, что подвернется под руку. Кончайте трепотню об акциях и прочей ерунде. Ближе к делу! Что вы пудрите мне мозги?
– Не трудитесь, – вмешался в разговор робот, томно закатывая глаза перед зеркалом. – Я не подпишу контракта. Впрочем, я разрешаю им приходить и любоваться мною, при условии, что все они будут говорить шепотом.
– Просто дурдом какой-то, – пробормотал Брок, сдерживаясь из последних сил. – Поймите, Гэллегер: ведь я все это объяснил вам уже неделю назад, однако…
– Однако, тогда еще не было Джо. Говорите так, будто вы излагаете свою проблему ему, а не мне.
– Э-э… Значит, так… Вы хотя бы знаете что-нибудь о фирме «Вокс Вью Пикчерс»?
– Естественно. Самая крупная и популярная телекомпания. Единственный реальный конкурент фирме «Сонатон».
– Так вот, «Сонатон» вытесняет меня с рынка.
Гэллегер был искренне изумлен.
– Но почему? Ваши программы выше на две головы. Плюс объемное цветное изображение, суперсовременное оборудование, лучшие актеры, певицы…
– Не уговаривайте, – повторил робот. – Все равно не соглашусь.
– Замолкни, Джо. У вас же нет соперников, Брок. Я вовсе не льщу вам. И о вас все говорят, что вы честный человек. Как же «Сонатон» сумел вас обойти?
Брок только развел руками.
– Вся штука в политике. Контрабандные театры, слыхали? С ними невозможно бороться. Накануне выборов «Сонатон» поддержал правящую партию, и теперь, когда я хочу унять контрабандистов, полиция оказывается на их стороне.
– Контрабандные театры? – Гэллегер сосредоточился. – Я что-то слышал об этом…
– Начало этому было положено еще в старые добрые времена. Тогда телевидение начало борьбу со звуковыми фильмами и большими кинозалами. Людей отучали собираться перед экранами целой толпой. Появились домашние телевизоры новейших модификаций. Людям внушали, что куда лучше нежиться в кресле с выпивкой в руке и смотреть телесериалы. Телевидение уже не было предметом роскоши, доступной лишь богачам. Система счетчиков сделала его по карману и средним классам. Впрочем, это всем известно.
– Только не мне, – возразил изобретатель. – Я не интересуюсь тем, что творится за этими стенами без веской причины. Выпивка плюс целенаправленный ум. Все, что меня не занимает, я отметаю напрочь. Объясните мне все детально, чтобы я увидел общую картину. Если что-то повторите – не беда. Во-первых, что это за система счетчиков?
– Свои телевизоры мы не продаем, а сдаем напрокат, поэтому они устанавливаются в квартирах бесплатно. Оплата производится за время работы телевизора. Наши программы идут без перерыва – пьесы, видеофильмы, концерты, оперы, скетчи, интервью со звездами эстрады и спорта – словом, на любой вкус. Сколько вы смотрите, столько и платите. Раз в месяц работники компании снимают показания счетчика. Каждому по карману завести у себя в доме «Вокс Вью». Такого же принципа оплаты придерживаются и все остальные фирмы. До последнего времени мы мирно сосуществовали, пока мой главный соперник «Сонатон» не начал со мной войну, причем ударил ниже пояса. На прочую мелочь я внимания не обращаю, ведь всем надо как-то жить.
