Текст книги "Пять рассказов о Гэллегере"
Автор книги: Генри Каттнер
Соавторы: Кэтрин Люсиль Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Гэллегер окинул взглядом лабораторию.
– Может, что-нибудь продать?.. Этот тепловой излучатель… хотя нет. Мне крышка, если кто-нибудь узнает, что он у меня есть. Надеюсь, Кэнтрелл никому его не покажет. Машина времени… – Он подошел к загадочному агрегату и осмотрел его. – Жаль, не помню, как она действует. И на кой черт…
– Но ведь ты собрал ее сам, разве нет?
– Ее собрало мое подсознание. Оно любит такие фокусы. Интересно, зачем тут этот рычаг? – Гэллегер проверил его. Ничего не произошло. – Все это так сложно. Если я не узнаю, как она действует, значит, не смогу на ней заработать.
– Вчера вечером, – задумчиво произнес дед, – ты кричал о каком-то Хеллвиге, который что-то тебе заказал.
Глаза Гэллегера вспыхнули, но ненадолго.
– Помню, – сказал он. – Это полный нуль с манией величия. Он жаждет славы и сказал, что даст мне кучу денег, если я ему это обеспечу.
– Ну, так валяй!
– А как? – спросил Гэллегер. – Я мог бы изобрести что-нибудь и отдать ему, чтобы он выдал за свое, но ведь никто не поверит, что такой болван, как Руфус Хеллвиг способен на большее, чем сложить два и два. А может, даже это выше его сил. Впрочем…
Гэллегер сел к видеофону, и вскоре на экране появилось жирное белое лицо. Руфус Хеллвиг был чудовищно толстым лысым мужчиной. Больше всего он походил на идиота в крайней стадии монголизма. Деньги обеспечили ему власть, но, к величайшему его сожалению, не позволили добиться всеобщего уважения. Никто им не восхищался, над ним просто смеялись, поскольку кроме денег у него за душой не было ничего. Некоторые магнаты относятся к этому спокойно, но Хеллвиг был не из таких. Сейчас он смотрел на Гэллегера волком.
– Что-то придумали?
– Да, работаю над одной вещью. Но это дорого стоит, и мне нужен аванс.
– Ага… – сказал Хеллвиг неприятным тоном. – Аванс. Но вы уже получили один на прошлой неделе.
– Может, и получил, – согласился Гэллегер. – Не помню.
– Вы были пьяны.
– Да ну?!
– И цитировали Хайяма.
– Что именно?
– Что-то о весне, уходящей с розами.
– Значит, точно был пьян, – печально признал Гэллегер. – На сколько я вас раскрутил?
Хеллвиг назвал сумму, и конструктор убито покачал головой.
– Деньги утекают у меня между пальцами, как вода. Ну ладно, дайте мне еще немного.
– Да вы спятили! – рявкнул Хеллвиг. – Сперва покажите результаты, а потом заикайтесь насчет денег!
– В газовой камере я только заикнуться и успею, – заметил Гэллегер, но богач уже отключился.
Дед отхлебнул из стакана и вздохнул.
– А что с этим Кэнтреллом? Может, он поможет?
– Сомневаюсь. Я у него на крючке, а о нем самом не знаю ничего.
– Тогда я, пожалуй, двину обратно в Мэйн, – сказал дед.
Гэллегер вздохнул.
– И ты меня бросаешь?
– Ну, разве что у тебя есть еще немного водки…
– Тебе все равно не уехать: ты теперь соучастник преступления. У тебя точно нет денег?
Дед в этом не сомневался. Гэллегер еще раз взглянул на машину времени и жалобно вздохнул. Черти бы взяли это подсознание! Вот что получается, если знаешь о науке понаслышке, а не как следует. То, что Гэллегер был гением, не мешало ему постоянно впутываться в невероятные неприятности. Он вспомнил, что однажды уже построил машину времени, но она не действовала.
– Интересно, зачем Кэнтреллу этот тепловой излучатель? – задумался Гэллегер.
Либли, изучавшие своими золотистыми глазками и розовыми носами помещение лаборатории, рядком уселись перед Гэллегером.
– Когда мы завоюем мир, тебе не о чем будет беспокоиться, – сказали они ему.
– Спасибо, – ответил Гэллегер. – Вы мне очень помогли. Однако сейчас мне позарез нужны деньги. И много. Я должен нанять адвоката.
– Зачем?
– Чтобы меня не осудили за убийство. Это трудно объяснить, ведь вы не знаете законов нашего времени… – Гэллегер открыл рот. – О, у меня идея!
– Какая?
– Вы рассказали мне, как сделать этот тепловой излучатель. Может, расскажете еще о чем-нибудь? На чем можно быстро заработать?
– Конечно, с удовольствием. Но лучше бы вам воспользоваться обратной мозговой связью.
– В другой раз. Начинайте же. Или нет, лучше я буду спрашивать. Какие устройства есть в вашем мире?
В дверь позвонили. Это явился детектив по фамилии Махони – высокий мужчина с ироничным взглядом и ухоженными черными волосами. Либли, не желавшие, чтобы их видели, пока они не разработают до конца план завоевания мира, поспешно спрятались. Махони приветствовал Гэллегера и деда сдержанным кивком.
– Добрый день. У нас в участке возникла небольшая проблема. Так, ничего серьезного.
– Это неприятно, – согласился Гэллегер. – Выпьете?
– Нет, спасибо. Я хотел бы снять у вас отпечатки пальцев. И рисунок сетчатки, если можно.
– Пожалуйста, пожалуйста.
Махони кликнул техника. Пальцы Гэллегера прижали к особой ткани, а фотоаппарат со специальным объективом сделал снимок палочек, колбочек и кровеносных сосудов глаза. Махони хмуро следил за процедурой. Вскоре техник представил детективу результаты.
– Ну и дела, – сказал Махони.
– О чем это вы? – поинтересовался Гэллегер.
– Этот труп с вашего двора…
– Ну-ну?
– У него те же отпечатки пальцев, что и у вас. И рисунок сетчатки тоже. Этого не объяснить даже пластической операцией. Что это был за парень, мистер Гэллегер?
Конструктор вытаращился на него.
– Черт возьми! Мои отпечатки? Но это же просто невозможно!
– Совершенно верно, – согласился Махони. Вы действительно не знаете, кто это?
Техник, стоявший у окна, протяжно свистнул.
– Эй, Махони, – позвал он, – подойди-ка на минутку. Хочу тебе кое-что показать.
– Это может подождать?
– При нынешней жаре не очень долго, – ответят техник. – Во дворе лежит еще один труп.
Гэллегер с дедом испуганно переглянулись. Они так и остались сидеть, когда детектив и техник поспешно выбежали из лаборатории. Со двора донеслись возбужденные крики.
– Еще один? – спросил дед.
Гэллегер кивнул.
– Похоже на то. Пожалуй, надо…
– Смываться?
– И думать не моги. Надо посмотреть, что там такое на этот раз.
Это и вправду оказался труп. И на сей раз причиной смерти было узкое отверстие, прожженное в жилете из пластикорда и, соответственно, в груди. Несомненно, выстрел из теплового излучателя. Вид убитого поверг Гэллегера в шок – и было от чего: конструктор смотрел на собственный труп!
Впрочем, не совсем. Убитый выглядел лет на десять старше Гэллегера, лицо его было еще более худым, а в черных волосах поблескивала седина. Одежда его была весьма необычного покроя, однако сходство было несомненно.
– Та-ак… – протянул Махони, разглядывая Гэллегера.
– Ваш брат-близнец?
– Я удивлен не меньше вас, – слабым голосом пробормотал конструктор.
Махони скрипнул зубами, дрожащей рукой вынул сигару и прикурил.
– Послушайте, – сказал он, – не знаю, что это за фокус, но он мне не нравится. Если и у этого парня отпечатки пальцев и сетчатки окажутся такими же, как у вас… Я вовсе не собираюсь сходить с ума. Ясно?
– Это невозможно, – сказал техник.
Махони загнал всех в дом и позвонил в участок.
– Инспектор? Я насчет тела, которое привезли час назад… помните, дело Гэллегера?
– Вы его нашли? – спросил инспектор.
Махони замер.
– Не понял… Я говорю о теле с непонятными отпечатками пальцев.
– И я о нем же. Нашли вы его или нет?
– Но оно же в морге!
– Было, – сказал инспектор. – Еще десять минут назад. А потом его украли. Прямо из морга.
Махони, облизывая губы, медленно переваривал сообщение.
– Инспектор, – сказал он наконец, – у меня есть для вас тело. Но другое. Я только что нашел его во дворе у Гэллегера. Причина смерти та же.
– Что-о?!
– Дыра, прожженная в груди. Труп здорово похож на Гэллегера.
– Похож на… А как с отпечатками пальцев, которые я велел вам проверить?
– Я все сделал. Ответ положительный.
– Но это же невозможно!
– Подождите, вот увидите новый труп! – рявкнул Махони. – Пришлите сюда парней, ладно?
– Уже отправляю. Что за сумасшедшее дело…
Экран погас. Гэллегер раздал всем выпивку и брякнулся на диван. Голова у него кружилась.
– Послушай, – сказал дед, – тебя нельзя отдать под суд за убийство того, первого, парня. Если его украли, нет corpus delicti [4]4
Corpus delicti (лат.) – состав преступления.
[Закрыть].
– Чтоб меня… ну, конечно! – Гэллегер вскочил. – Это так, Махони?
Детектив прищурился.
– В общем-то, да. Однако не забывайте о том, что я нашел во дворе. Вас вполне могут отправить в газовую камеру за второго.
– О! – Гэллегер вновь опустился на диван. – Но я же его не убивал!
– Это вы так говорите.
– Разумеется. И дальше буду говорить. Разбудите меня, когда все закончится. Я должен подумать. – Гэллегер сунул мундштук органа в рот, настроил его на медленную подачу и расслабился, потихоньку глотая коньяк. Он закрыл глаза, задумался, но ответа так и не нашел.
Вскоре комната вновь заполнилась людьми, и началась обычная в таких случаях рутина. Гэллегер отвечал на вопросы, используя только часть своего мозга. Наконец полиция уехала, забрав с собой второе тело. Подкрепленный алкоголем разум Гэллегера обострился, его подсознание помалу переводило управление на себя.
– Кажется, я понял, – наконец сказал он деду. – Ну-ка, посмотрим… – Он подошел к машине времени и подергал рычаги. – Нет, не могу ее выключить. Похоже, она настроена на определенное событие. Я начинаю вспоминать, о чем мы говорили вчера вечером.
– О предсказании будущего? – спросил дед.
– Угу. Не было у нас спора насчет того, может ли человек предвидеть собственную смерть?
– Был.
– Вот тебе и ответ. Я настроил машину так, чтобы она предсказала мою собственную смерть. Она движется вдоль темпоральной линии, догоняет мое будущее in articulo mortis [5]5
In articulo mortis (лат.) – в момент смерти.
[Закрыть] и переносит мой труп в наше время. То есть, мой будущий труп.
– Спятил, – уверенно констатировал дед.
– Нет, тут все правильно, – настаивал Гэллегер. – Первым трупом был тоже я. В возрасте семидесяти или восьмидесяти лет. Тогда меня убьют выстрелом из излучателя. Через сорок лет или около того, – задумчиво закончил он.
– Гм-м… Излучатель у Кэнтрелла…
Дед недовольно скривился.
– А как быть со вторым телом? Не знаешь?
– Разумеется, знаю. Параллельные временные линии. Альтернативное будущее. Вероятности. Слышал о такой теории?
– Не.
– Она утверждает, что существует бесконечное множество различных вариантов будущего. Изменив настоящее, мы автоматически переходим к иному варианту будущего. Нечто вроде переключения железнодорожной стрелки. Если бы ты не женился на бабушке, меня бы здесь сейчас не было. Понятно?
– Не, – ответят дед, наливая себе еще, а Гэллегер продолжал:
– Согласно варианту А, я буду убит выстрелом из теплового излучателя в возрасте около восьмидесяти лет. Я доставил свой труп по временной линии в настоящее и, разумеется, оно изменилось. До этого в варианте А не было места трупу восьмидесятилетнего Гзллегера. Появившись здесь он изменил будущее. В результате мы переместились на другую временную линию.
– Глупости, – пробормотал дед.
– Тихо, дедуля, дай поразмыслить. В данный момент действует другая линия, вариант В. На этой линии я буду убит из излучателя в возрасте около сорока пяти лет. Поскольку машина настроена так, чтобы переносить сюда мое тело, едва только я умру, она так и сделала – материализовала мой сорокапятилетний труп. А труп восьмидесятилетнего меня, ясно, исчез.
– Ха-ха!
– Так и должно быть. Его просто не существовало в варианте В. Когда вариант В был реализован, вариант А отпал. Равно как и первый труп.
Старик вдруг радостно закивал.
– Понял! – воскликнул он. – Решил прикинуться психом? Мудрое решение.
– Ха! – фыркнул в ответ Гэллегер.
Он подошел к машине времени и попытался ее выключить. Ничего не вышло, машина не поддавалась. Казалось, она всецело посвятила себя материализации трупов Гэллегера.
Что же теперь будет? В данный момент действует альтернативный вариант В. Однако, труп В не должен был существовать в конкретном настоящем. Это был фактор X. АВ + Х = С. Новая переменная и новый труп. Гэллегер поспешно выглянул во двор. Он был пуст, пока, по крайней мере. Слава Богу и за это.
«Так или иначе, – думал Гэллегер, – меня не могут осудить за убийство самого себя. Или могут? Можно ли применить здесь закон, запрещающий самоубийство? Нет, это бред. Я не совершал никакого самоубийства, и по-прежнему жив».
Но раз он был жив, значит, не мог быть мертвым. Гэллегер поспешно подошел к органу, нацедил себе чего покрепче и задумался о смерти. Мысленно он уже видел суд и борьбу невероятных противоречий и парадоксов – процесс века. Если он не найдет лучшего на этой планете адвоката, ему конец.
Потом мелькнула другая мысль, и Гэллегер рассмеялся. Скажем, его осудят за убийство и казнят. Если он умрет в настоящем, его будущий труп тут же исчезнет и corpus delicti не будет. В результате он неизбежно будет реабилитирован после смерти.
Однако мысль эта почему-то не утешала.
Вспомнив, что необходимо действовать, Гэллегер окликнул либлей. Создания уже добрались до коробки с печеньем, но на зов явились немедленно, смущенно стряхивая крошки с усиков.
– Мы хотим молока, – сказал толстый. – Этот мир принадлежит нам.
– Да, – добавил второй, – мы разрушим все города, а потом схватим красивых девушек и потребуем…
– Бросьте, – устало отмахнулся Гэллегер. – Мир может и подождать, а я нет. Мне нужно быстренько что-нибудь изобрести, чтобы немного заработать и нанять адвоката. Я Не хочу провести остаток жизни в роли обвиняемого в убийстве моего будущего трупа.
– Здорово! – восхитился дед. – Ты уже говоришь как записной псих.
– Катись отсюда! И подальше. Я занят.
Дед пожал плечами, надел шляпу и вышел, а Гэллегер приступил к допросу либлей.
Вскоре он понял, что толку от них мало. И не в том дело. что либли сопротивлялись; наоборот, они очень хотели ему помочь. Однако они никак не могли понять, что нужно Гэллегеру. Кроме того, их маленькие головенки были до отказа заполнены любимой идеей, так что на все остальное просто места не осталось. Мир принадлежал им, и трудно было поверить, что существуют еще и другие проблемы.
И все-таки Гэллегер не сдавался. В конце концов он наткнулся на то, что ему требовалось, когда либли вновь упомянули об обратной мозговой связи. Устройства для этого в мире будущего были распространены довольно широко. Давным-давно их изобрел человек по фамилии Гэллегер, сообщил ему толстый либль, не замечая явного совпадения.
Гэллегер поперхнулся. Похоже, ему предстояло создать машину для обратной мозговой связи прямо сейчас, раз уж так было записано в истории. С другой стороны, что произойдет, если он этого не сделает? Будущее вновь изменится. «Как же получилось, – задумался он, – что либли не исчезли с первым телом, когда вариант А сменился вариантом В?»
Ответ был прост: дожил Гэллегер до седин или нет, либлям в их марсианской долине до этого дела не было. Когда музыкант берет фальшивую ноту, он может на несколько тактов отойти от верной тональности, но вернется к ней, как только сможет. Похоже, и время стремилось к своему нормальному состоянию.
– В чем заключается эта обратная мозговая связь? – спросил он.
Либли рассказали ему. Гэллегер собрал воедино полученную информацию и решил, что устройство получится странноватое, но практичное. Потом буркнул что-то о безумных гениях – все сводилось именно к этому.
Располагая обратной мозговой связью, любой тупица мог за несколько секунд стать великим математиком. Разумеется, использование этих знаний требовало практики: для начала следовало выработать в себе умение мыслить. Каменщик с корявыми пальцами мог стать первоклассным пианистом, но требовалось время, чтобы его руки стали эластичными и достаточно чуткими. Но самым важным было то, что талант можно было передавать от одного мозга другому.
Заключалось это в индукции электрических импульсов. излучаемых мозгом. Их форма постоянно меняется. Когда человек спит, кривая выпрямляется, когда, скажем, танцует, его подсознание автоматически управляет его ногами, если он, конечно, хороший танцор. Такую кривую можно выделить. Если же ее записать, то элементы, образующие умение танцевать, можно словно пантографом перенести на другой мозг.
Было там и другое, вроде центров памяти и тому подобного, но Гэллегер уже ухватил суть. Ему не терпелось немедленно начать работу, это подходило для одного его плана…
– В конце концов ты научишься мгновенно узнавать линии кривых, – сказал один из либлей. – Это… это устройство часто используется в наше время. Людям, которые не хотят учиться, закачивают в голову знания из мозгов признанных мудрецов. Однажды в нашу Долину пришел землянин, который хотел стать знаменитым певцом, но не имел ни малейшего слуха, ни одной ноты не мог повторить. Он использовал обратную мозговую связь и через шесть месяцев уже пел что угодно.
– А почему только через шесть месяцев?
– У него был нетренированный голос и требовалось время. Но когда он уже вошел в ритм…
– Сделай-ка нам обратную мозговую связь, – предложил толстый либль. – Может, и она пригодится для завоевания Земли.
– Именно ее я и собирался сделать, – ответил Гэллегер. – Но с некоторыми условиями.
Гэллегер позвонил Руфусу Хеллвигу, надеясь, что удастся раскрутить этого магната на аванс, но ничего не получилось. Хеллвиг был упрям.
– Сначала покажите, – уперся он, – а потом получите чек.
– Но деньги мне нужны сейчас, – настаивал Гэллегер. – Я не смогу ничего для вас сделать, если буду казнен за убийство.
– Убийство? А кого вы убили? – спросил Хеллвиг.
– Никого. Его хотят повесить на меня…
– Ну нет, на этот раз я не куплюсь. Без готового результата – никаких авансов, Гэллегер!
– Да вы только послушайте. Хотите петь как Карузо? Танцевать как Нижинский? Плавать как Вейссмюллер? Говорить как Государственный секретарь Паркинсон? Показывать фокусы не хуже Гудини?
– Да, говорите-то вы хорошо, – задумчиво сказал Хеллвиг и прервал связь.
Гэллегер с ненавистью посмотрел на экран. Похоже, придется все-таки браться за работу.
Так он и сделал. Его тренированные, умелые пальцы забегали, не отставая от мыслей. Кроме того, помогал алкоголь: он высвобождал подсознание. Если возникали какие-то сомнения, Гэллегер спрашивал либлей. И все-таки дело требовало времени.
В доме не нашлось всех нужных инструментов, поэтому он позвонил в снабженческую фирму и сумел выбить из нее товары в кредит. Работа продолжалась. Один раз ее прервал маленький человечек в котелке, который принес повестку в суд, а потом явился дед, чтобы занять пять кредитов. В город приехал цирк, и дед, как старый и горячий поклонник жанра, не мог позволить себе упустить такую возможность.
– Ты тоже пойдешь? – спросил он. – Может, я поиграю в кости с парнями. Я всегда был в хороших отношениях с циркачами: однажды выиграл пятьсот кредитов у женщины с бородой. Не пойдешь? Ну, желаю удачи!
Дед ушел, а Гэллегер занялся аппаратом для обратной мозговой связи. Либли продолжали таскать печенье и добродушно спорили о том, как поделят мир, когда завоюют. Машина обретала форму медленно, но неумолимо.
Что касается машины времени, то новые попытки выключить ее доказали одно: машину зациклило. Похоже, она замкнулась в кольце определенных действий, и не могла из него выйти. Машина была настроена на доставку трупов Гэллегера и, пока не выполнила своего задания полностью, упрямо отказывалась выполнять иные поручения.
– «Однажды манекенщица из Бостона…» – рассеянно бормотал Гэллегер.
– Посмотрим, посмотрим. Здесь нужен узкий луч… Вот так. «Но дело не вышло, поскольку тот мистер…» Если изменить чувствительность рецепторов… Ага… «Имел слишком много бонтона». Так, хватит…
Была уже ночь, но Гэллегер не отдавал себе отчета, сколько прошло времени. Либли, объевшиеся краденым печеньем, не вмешивались, только время от времени требовали молока. Гэллегер непрерывно пил, поддерживая подсознание в рабочем состоянии. Наконец он вздохнул, посмотрел на готовый аппарат для обратной мозговой связи, тряхнул головой и открыл дверь. Перед ним был пустой двор.
Хотя…
Нет, все-таки пустой. Альтернативный вариант В продолжался. Гэллегер вышел и подставил разгоряченное лицо холодному ночному ветерку. Сверкающие небоскребы Манхеттена отгораживали его от темноты ночи, летающие машины мелькали над головой, словно сумасшедшие светлячки.
Где-то совсем рядом послышался глухой шум, и удивленный Гэллегер повернулся. Неизвестно откуда появилось очередное тело и лежало теперь посреди двора, глядя в небо мертвыми глазами. Чувствуя холод в желудке, Гэллегер подошел ближе. Это был труп мужчины средних лет – где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью – с шелковистыми черными усами и в очках. Сомнений не было: это вновь был Гэллегер. Постаревший и измененный вариантом С – уже С, а не В – и по-прежнему с дырой в груди.
Гэллегер подумал, что именно в этот момент труп Б должен исчезнуть из полицейского морга, как и предыдущий.
Значит, в варианте С Гэллегеру предстояло умереть только после пятидесяти, но и в этом случае причиной смерти оставался выстрел из излучателя. Гэллегер подумал о Кэнтрелле, который забрал излучатель, и содрогнулся. Дело запутывалось все больше.
Наверняка, скоро появится полиция. Гэллегер почувствовал, что голоден. В последний раз взглянув на свое собственное мертвое лицо, конструктор вернулся в лабораторию, захватил по пути либлей и загнал их на кухню, где быстро приготовил ужин. К счастью, в холодильнике нашлись бифштексы, и либли с жадностью проглотили свои порции, наперебой щебеча о своих фантастических планах. Они уже решили, что Гэллегер будет у них главным визирем.
– А он достаточно жесток? – спросил толстый.
– Не знаю.
– В книжках великий визирь всегда очень жесток, Йо-хо! – толстый либль поперхнулся кусочком бифштекса. – Уг-уггл-улп! Мир принадлежит нам!
«Ну и мания! – задумался Гэллегер. – Неисправимые романтики. Их оптимизм, мягко говоря, исключителен».
Когда он бросил тарелки в мойку и подкрепился пивом, собственные проблемы вновь навалились на него. Аппарат для обратной мозговой связи должен работать, гениальное подсознание и вправду собрало его.
Черт побери, конечно, он должен работать. Иначе либли не говорили бы, что эту штуку давным-давно изобрел Гэллегер. Однако он не мог использовать Хеллвига в качестве подопытного кролика.
Когда в дверь постучали, Гэллегер торжествующе щелкнул пальцами. Это, конечно, дед. Вот оно, решение.
Появился сияющий дед.
– Ну и здорово было! В цирке всегда здорово. Держи двести, чучело. Мы сгоняли в покер с татуированным человеком и еще одним парнем, который прыгает с лестницы в ванну с водой. Мировые парни. Завтра я снова пойду к ним.
– Спасибо, – сказал Гэллегер.
Две сотни не решали проблемы, но он не хотел огорчать старика. Затащив деда в лабораторию, он объяснил ему, что хочет провести эксперимент.
– Сколько угодно, – ответил тот, дорвавшись до органа.
– Я сделал несколько чертежей кривых своего мозга и установил, где находятся мои математические способности. Это трудно объяснить, но я могу перекачать содержимое своего мозга в твой, к тому же, выборочно. Я могу дать тебе свой математический талант.
– Спасибо, – поблагодарил дед. – А тебе он уже не нужен?
– Мой останется при мне. Это просто матрица.
– Матрац?
– Матрица. Эталон. Я просто повторю ее в твоем мозгу. Понимаешь?
– Естественно, – сказал дед и позволил усадить себя в кресло.
Гэллегер нахлобучил на него опутанный проводами шлем. Сам конструктор надел другой шлем и принялся колдовать над аппаратом. Тот загудел, и лампы на нем вспыхнули. Вскоре высота звука начала расти, он поднялся до писка, а затем и вовсе стих. И это было все.
Гэллегер снял оба шлема.
– Как самочувствие? – спросил он.
– Превосходное.
– Ничего не изменилось?
– Выпить хочется…
– Я не давал тебе моей сопротивляемости алкоголю, тебе собственной хватит. Разве что она удвоилась… – Гэллегер побледнел. – Если я еще дал тебе и свою жажду… Ой-ой-ой!
Бормоча что-то о человеческой глупости, дед пропустил стаканчик. Гэллегер последовал его примеру и растерянно уставился на старика.
– Я не мог ошибиться. Графики… Сколько будет корень квадратный из минус единицы?
– Много я повидал корней, – ответил дед, – но квадратных – ни разу.
Гэллегер выругался. Машина наверняка сделала свое. Должна была сделать по многим причинам, главной из которых была логика. Может быть…
– Попробуем еще раз. Теперь на мне.
– Давай, – согласился дед.
– Только… гмм… у тебя же нет никаких талантов. Ничего необычного. Я не буду знать, получилось из этого что-нибудь или нет. Вот будь ты пианистом или певцом…
– Ха!
– Минуточку! Есть идея. У меня хорошие связи на телевидении… может, и удастся что-то сделать. – Гэллегер сел к видеофону. Это потребовало времени, но он все-таки сумел убедить аргентинского тенора Рамона Фиреса взять аэротакси и быстро явиться в лабораторию.
– Фирес! – Гэллегер буквально упивался этой мыслью.
– Это будет доказательство что надо! Один из величайших теноров нашего полушария! Если вдруг окажется, что я пою как жаворонок, можно будет звонить Хеллвигу.
Фирес наверняка торчал в ночном клубе, но по просьбе с телевидения отложил на время свои занятия и явился через десять минут. Это был крепко сложенный симпатичный мужчина с оживленной мимикой. Он улыбнулся Гэллегеру.
– Вы сказали, что дело плохо, но мой голос может помочь, и вот я здесь. Запись, да?
– Что-то вроде.
– Какое-то пари?
– Можно сказать и так, – ответил Гэллегер, усаживая Фиреса в кресло.
– Я хочу записать церебральный узор вашего голоса.
– О, это что-то новое! Расскажите-ка побольше.
Конструктор послушно выложил набор наукообразной чуши, удовлетворив тем самым любопытство сеньора Фиреса. Процедура продолжалась недолго, нужные кривые выделились легко. Это была матрица вокального таланта Фиреса, огромного таланта.
Дед скептически смотрел, как Гэллегер настраивает аппарат, надевает на головы шлемы и включает машину. Вновь засветились лампы, запели провода. Потом все стихло.
– Получилось? Можно мне посмотреть?
– Нужно время для проявления, – без зазрения совести солгал Гэллегер. Он не хотел петь в присутствии Фиреса. – Как будет готово, я принесу их вам.
– Чудесно! – Сверкнули белые зубы. – Всегда к вашим услугам, amigo [6]6
Amigo (исп.) – приятель, дружище.
[Закрыть]!
Фирес вышел. Гэллегер сел и выжидательно уставился в стену. Ничего. Только немного болела голова.
– Уже готово? – спросил дед.
– Да. До-ре-ми-фа-со…
– Чего?
– Сиди тихо.
– Сбрендил, это уж точно.
– «Смейся, паяц, над разбитой любовью!» – дико завыл Гэллегер срывающимся голосом. – О, черт!
– «Слава, слава, аллилуйя! – с готовностью поддержал дед. – Слава, слава, аллилуйя!»
– «Смейся, паяц…» – еще раз попытался Гэллегер.
– «И дух его живет средь нас!» – проблеял дед, душа любого общества.
– Когда я был молод, то неплохо подпевал. Давай попробуем дуэтом. Ты знаешь «Фрэнки и Джонни»?
Гэллегер едва сдержался, чтобы не разрыдаться. Окинув старика ледяным взглядом, он прошел на кухню и открыл банку с пивом. Холодная жидкость с мятным привкусом освежила его, но не ободрила. Петь он не мог. Во всяком случае так, как Фирес. Машина просто-напросто не работала. Вот тебе и обратная мозговая связь!
Со двора донесся возглас деда:
– Эй, что я нашел!
– Нетрудно догадаться, – угрюмо ответят Гэллегер и вплотную занялся пивом.
Полиция явилась через три часа, в десять. Задержка объяснялась просто: тело исчезло из морга, но пропажу обнаружили не сразу. Начались тщательные поиски, разумеется, без результата. Прибыл Махони со своей командой, и Гэллегер показал им на двор.
– Он лежит там.
Махони окинул его яростным взглядом.
– Снова эти ваши фокусы, да?! – рявкнул он.
– Я здесь ни при чем.
Наконец полицейские вышли из лаборатории, оставив худощавого светловолосого человечка, который задумчиво разглядывал Гэллегера.
– Как дела? – спросил Кэнтрелл.
– Э-э… хорошо.
– Вы что, спрятали где-то еще пару этих… игрушек?
– Тепловых излучателей? Нет.
– Тогда как же вы убиваете этих людей? – плачущим голосом спросил Кэнтрелл. – Я ничего не понимаю.
– Он мне все объяснил, – сказал дед, – но тогда я не понимал, о чем он говорит. Тогда нет, но сейчас, конечно, понимаю. Это просто изменение темпоральных линий. Принцип неопределенности Планка и, вероятно, Гейзенберга. Законы термодинамики ясно указывают, что вселенная стремится вернуться к норме, которой является известный темп энтропии, а отклонения от нормы должны неизбежно компенсироваться соответствующими искривлениями пространственно-временной структуры ради всеобщего космического равновесия.
Воцарилась тишина.
Гэллегер подошел к раковине, налил стакан воды и медленно вылил себе на голову.
– Ты понимаешь то, что говоришь, верно? – спросил он.
– Разумеется, – ответил дед. – Почему бы и нет? Обратная мозговая связь передала мне твой математический талант вместе с необходимой терминологией.
– И ты скрывал это?
– Черт побери, нет, конечно! Мозгу нужно какое-то время, чтобы приспособиться к новым способностям. Это вроде клапана безопасности. Внезапное поступление совершенно нового комплекса знаний могло бы полностью уничтожить мозг. Поэтому все уходит вглубь; процесс длится часа три или около того. Так оно и было, верно?
– Да, – подтвердил Гэллегер. – Так. – Заметив взгляд Кэнтрелла, он заставил себя улыбнуться. – Это наша с дедом шутка. Ничего особенного.
– Гмм, – сказал Кэнтрелл, прищурившись. – И только-то?
– Да. Всего лишь шутка.
Со двора внесли тело и протащили его через лабораторию. Кэнтрелл сощурился, многозначительно похлопал по карману и отвел Гэллегера в угол.
– Покажи я кому-нибудь ваш излучатель, Гэллегер, и вам крышка. Не забывайте.
– Я не забываю. Что вам от меня надо, черт возьми?
– О-о… я не знаю. Такое оружие может здорово пригодиться. Никто не знает заранее… Сейчас столько ограблений. Я чувствую себя увереннее, когда эта штука лежит у меня в кармане.
Он отодвинулся от Гэллегера, заметив входящего Махони. Детектив был явно обеспокоен.
– Этот парень со двора…
– Что с ним?
– Он тоже похож на вас. Только старше.
– А как с отпечатками пальцев, Махони? – спросил Кэнтрелл.
– Ответ заранее известен. – буркнул детектив. – Все как обычно. Узор сетчатки тоже совпадает. Послушайте, Гэллегер, я хочу задать вам несколько вопросов. Отвечать прошу четко и ясно. Не забывайте, что вас подозревают в убийстве.
– А кого я убил? – спросят Гэллегер. – Тех двоих, что исчезли из морга? Нет corpus delicti. Согласно новому кодексу, свидетелей и фотографий недостаточно для установления факта.
– Вам хорошо известно, почему его приняли, – ответил Махони. – Трехмерные изображения принимали за настоящие трупы… Лет пять назад был большой шум по этому поводу. Но трупы на вашем дворе – не картинки. Они настоящие.
– И где же они?
– Два были, один есть. Все это по-прежнему висит на вас. Ну, что скажете?
– Вы не… – начал Гэллегер, но умолк. В горле его что-то дрогнуло и он встал с закрытыми глазами. – «Мое сердце принадлежит тебе, пусть знает об этом весь мир, – пропел Гэллегер чистым и громким тенором. – Меня найдешь ты на своем пути, как тень, не покидающую никогда…»
