Текст книги "История инквизиции. том 1"

Автор книги: Генри Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Генри Чарльз Ли
История инквизиции. том 1

Предисловие

Книга «История инквизиции» американского ученого Генри Чарльза Ли признана одним из лучших, полных и обстоятельных изданий, посвященных такому интересному и противоречивому периоду в истории Церкви, как инквизиция. Этот труд, некогда вызвавший настоящую сенсацию в Европе, – глубокое и беспристрастное изучение причин зарождения инквизиции, биографий ее служителей, архивных документов разных стран и времен. Предлагаемое издание будет интересно не только любителям истории, но и все тем, кого привлекает изучение политики и законов управления государством. Бесконтрольная, безапелляционная, самодержавная, не знавшая другого закона, кроме единственного: так я хочу, так я велю, и пусть будет моя воля, инквизиция долгие века была символом абсолютной власти, орудием борьбы со свободой совести, вероисповедания, и особенно – со свободой мысли.

В данной редакции текст книги немного сокращен – убраны авторские комментарии Ли не относящиеся прямо к истории инквизиции, а также ссылки на архивные документы, вряд ли интересные широкому кругу любителей истории. Частично сохранен стиль речи и особенности перевода начала XX века.

Генри Чарльз Ли, как и большинство историков, относит к Средним векам период от краха Западной Римской Империи до эпохи Высокого Возрождения, т.е., от V в. до начала XVI в. Поэтому в его труде совершенно не отражена деятельность инквизиции в XVI-XVIII вв., т.е. в Новое время.

Книга состоит из трех томов:

«Происхождение и устройство»

«Инквизиция в различных христианских землях»

«Частные случаи инквизиционной деятельности»

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И УСТРОЙСТВО

Глава 1. ЦЕРКОВЬ

В X-XX вв. Церковь стала владычицей всего христианского мира. Для поддержания своего положения Церковь нуждалась в централизации власти. Римская кафедра захватила всемирную юрисдикцию и подчинила своей воле волю епископов. Смиренный служитель алтаря был лишь орудием, при помощи которого папские декреты и епископские распоряжения проводились в народ. Чтобы удержать верующих на правом пути, Церковь могла прибегнуть к духовным судам, которые были при каждой епископской кафедре. В жизни человека было сравнительно мало таких вопросов, которые не затрагивали бы его совести, следовательно, не вызывали бы вмешательства духовного суда.

Забота о сохранении чистоты душ вызывала постоянное наблюдение за действительными или мнимыми заблуждениями каждого; а это предоставляло Церкви возможность вмешиваться в частную жизнь человека. Лицо духовного звания было подсудно только своим духовным судам, которые не могли вынести смертного приговора; кроме того, всегда можно было на решение духовного суда принести жалобу верховному судилищу Рима, а подобная апелляция часто была равносильна полной безнаказанности. В подобном же исключительном положении находилась и недвижимость духовных лиц, которая занимала значительную часть наиболее плодородных земель Европы.

Сделавшийся почетным в середине XI столетия и ставший обязательным после упорной столетней борьбы целибат (безбрачие католического духовенства), резко отделив священников от мирян, всецело закрепил за Церковью ее обширные владения и предоставил ей бесчисленную армию служителей, честолюбивые стремления которых не выходили за пределы ее интересов. За это служители Церкви получали уверенность в завтрашнем дне и освобождались от всех мелочных забот о хлебе насущном; от них требовалось лишь одно – не выходить из повиновения.

В феодальном обществе возвышение и переход из одного сословия в другое были почти невозможны. Правда, и в Церкви происхождение облегчало доступ к высшим должностям, но все же в ней можно было выдвинуться благодаря энергии и природным дарованиям, несмотря на низкое происхождение. Воинствующая Церковь была подчинена суровой дисциплине; все ее служители сражались за одну и ту же идею, были вооружены грозным оружием, поражавшим не только тело, но и душу. Приказания ее главы принимались как веления самого Бога.

Папа Иннокентий III провозглашал, что власть духовная настолько выше власти светской, насколько душа выше тела; он провозгласил папу наместником Христа, помазанником Бога, «тем, кто судит всех и не судим никем».

В ряды служителей Церкви устремлялось немало способных людей. Они меньше заботились о спасении душ, чем о неприкосновенности Церкви, о ее привилегиях и о приумножении ее богатств. Самые высшие должности в церковной иерархии обычно занимались людьми, которые ставили мирские блага выше идеалов христианства.

Начиная от самого скромного приходского священника и кончая высшими прелатами, духовные должности могли попасть в руки людей честолюбивых, себялюбивых и суетных, горячо желающих власти, но не думающих о налагаемой ею ответственности.

Руанский собор 1050 г. отмечает, что честолюбивые люди всеми правдами и неправдами стараются собрать как можно больше денег, чтобы при их помощи получить от князя и его придворных желаемую епископскую кафедру. Но собор не предлагал против процветавшей в Церкви симонии никакого средства. Непотизм был лишь другой формой того же подкупа. «Если бы,– говорит богослов XI в.,– все те, кто возвысился в силу своих семейных связей, были вынуждены покинуть свои места, то это вызвало бы страшный кризис в Церкви». Кроме того, на политику Церкви постоянно оказывали влияние и другие, еще более низкие, мотивы.

В эпоху грубого насилия высшие церковные звания раздавались людям, искушенным в интригах, или таким, воинственные наклонности которых обеспечивали безопасность их церквям и вассалам.

Прелаты и бароны одинаково были буйны, одинаково суетны. Прелатом такого типа был вормсский епископ Лупольд. Во время войны между императорами Филиппом и Отгоном IV Лупольд со своими войсками сражался за первого, и, когда его солдаты отказывались грабить церкви, он уверял их, что «совершенно достаточно оставить в покое только кости мертвых».

Один парижский ученый богослов той поры открыто заявил: он никогда не поверит, что может попасть в рай какой-либо германский епископ, так как все они, кроме меча духовного, носят еще и меч воина.

Все свидетельства этой эпохи подтверждают, что прелаты того времени отличались склонностью к хищению и насилию. Они были подсудны только одному Риму; но нужно было дойти до самых крайних пределов отчаяния, чтобы решиться жаловаться на них в Рим; даже и в случае подачи жалобы безнаказанность обвиняемого была более чем вероятна: во-первых, трудно было доказать виновность; во-вторых, дела тянулись бесконечно долго, и, в-третьих, всем прекрасно была известна продажность римской курии. Обвинения против прелатов легко могли кончиться печально для самого обвинителя.

Епископ Тюля, Маге Лотарингский, посвященный в 1200 г., проявил такие хищнические наклонности, что уже через два года капитул обратился к папе Иннокентию с просьбой о его смещении. Епископ весь ушел в охоту, разврат и пиры; любимой его наложницей была его родная дочь, прижитая им с одной монахиней из Эпиналя. Но прошло целых десять лет в расследованиях и апелляциях, прерываемых всевозможными проявлениями произвола, прежде чем епископ был смещен. В 1217 г. он подговорил убить своего преемника.

Св. Бернар рассказывает, что нередко на епископские кафедры назначались совершенно еще дети; но быстро эти дети делаются наглыми и высокомерными, начинают торговать алтарями и выворачивать карманы верующих.

Выполняя так свои обязанности, епископы лишь следовали примеру пап, которые были благодаря своему лихоимству грозой христианских церквей.

В 1160 г. тамплиеры жаловались Александру III, что все их труды в интересах Святой Земли сводятся почти на нет благодаря страшному лихоимству папских легатов и нунциев.

Англия после позорного изъявления королем Иоанном покорности папе была особенно изнурена папскими поборами, в три раза превышавшими доход короля.

Всякий протест, всякое сопротивление подавлялись отлучением от церкви. Злоупотребление правом апелляции в Рим со стороны священнослужителей началось с IX в., как только это право было установлено. Когда линкольнский епископ XIII в. увидел, что все его усилия исправить подчиненное ему духовенство напрасны благодаря апелляциям в Рим, где виновные всегда могли откупиться, он перед самим папой воскликнул: «О, деньги, деньги! Чего только не можете вы сделать, в особенности у папского престола в Риме!»

Всемирная юрисдикция Рима вполне допускала злоупотребления. Папа в своем положении верховного судьи мог передать, кому угодно, часть своей повсеместно признанной власти; мало того, папская канцелярия не особенно разборчиво раздавала грамоты людям, которым она передоверяла судебные права папы, подтверждая в то же время, что всякое неисполнение их решений влечет за собой отлучение от церкви. Эти грамоты продавались открыто всем, кто мог заплатить за них. Папские грамоты давали тем, кто действительно или мнимо владел ими, полную свободу творить беззакония, сводить личные счеты и набивать свои карманы. В довершение всего эти грамоты подделывались в самых широких размерах. Луций III в 1185 г. приказал строго преследовать шайки подделывателей папских грамот, которые действовали в Англии. Подделыватели грамот были преданы анафеме буллой «В теле Господнем», и это тяготело над ними до отмены этой буллы в 1773 г.

Римская курия была предметом ужаса для всех, кто приходил с ней в столкновение. В середине XIII в. линкольнский епископ открыто говорил Иннокентию IV и его кардиналам, что римская курия – источник всякого бесчестия и что благодаря ей звание священнослужителя стало позорным и бесславным во всем христианском мире.

Многие епископы по примеру пап пользовались всяким удобным случаем, чтобы стричь свою паству. Богослов XIII в. говорит о епископах: «У них три крючка, на которые они ловят рыбу в мутной воде: во-первых, исповедник, который заботится о душах; во-вторых, диакон, архидиакон и другие духовные лица, которые блюдут интересы прелатов всеми законными и незаконными средствами; и, наконец, сельский священник, при назначении которого принимается во внимание умение обирать бедных и драть с них последнюю шкуру в пользу своего господина… Раньше хоть несколько стеснялись присваивать себе имущество богатых и бедных, но теперь это делается открыто на глазах у всех посредством всевозможных подлогов и разных новых хитрых способов вымогательства. Служители прелатов – это винный фильтр, который доставляет прелатам добычу разбоя, а себе оставляет осадок греха».

Но главным источником доходов прелатов и главной причиной бедствий народа был духовный суд. Так, например, продажные епископские ставленники заключали и расторгали браки только для того, чтобы наполнять свои карманы. Повод к расторжению брака всегда легко находили в запутанных законах, касающихся степеней кровного родства.

Другим источником вымогательств было отлучение от Церкви. Если кто-нибудь отказывался подчиниться незаконному требованию, его отлучали от Церкви, но уже после этого он должен был уплатить не только то, что с него раньше незаконно требовали, но еще и штраф за снятие с него отлучения. Всякое промедление в исполнении решения духовного суда влекло за собой отлучение от Церкви с целым рядом вытекавших отсюда поборов.

Если кому-либо из служителей Церкви представлялось выгодным измыслить какое-нибудь кляузное дело, то пользовались всяким пустым случаем. Когда священнику давали бенефиций, то с него брали клятву, что он зорко будет следить за всеми ошибками своих прихожан и виновных будет преследовать и подвергать штрафам; на него возлагали обязанность следить, чтобы ни одна ссора, ни одна тяжба не оканчивались миром. Правда, особым декретом было объявлено, что подобные клятвы священников не имеют значения, но епископы продолжали требовать их.

Продажность многих епископских судов была существенной причиной бедствий народа и его неприязненных отношений к Церкви. Папский двор и в этом служил примером для других: папе Евгению III ставят в заслугу, что тот прогнал одного приора, который предложил ему золотую марку, чтобы он принял его дело к своему рассмотрению.

Епископ был единственным лицом в епархии, имевшим право проповедовать; приходской священник не был достаточно образован для этого, и церковные правила не дозволяли ему выступать с проповедью без особого на то разрешения его непосредственного начальства. Но буйные и воинственные прелаты той эпохи совершенно не были подготовлены к делу проповеди. Проповедь оставалась почти всецело в руках еретиков, пока, к великому неудовольствию епископов, не начали своей деятельности монахи проповедники.

Инквизитор Изарн прямо утверждает, что ересь никогда бы не распространилась, если бы явились в противовес ей хорошие проповедники.

Низшее духовенство в нравственном отношении не стояло выше епископов. Почти все бенефиции зависели от епископов. В XII-XIII вв. бенефиции или продавались открыто, или раздавались по протекции, причем о способностях и нравственных качествах кандидата никто не справлялся.

Папа Александр III узнал, что ковентрийский епископ раздавал церкви детям, не достигшим еще десятилетнего возраста; но он ограничился предписанием, чтобы приходы поручались викариям, пока назначенное лицо не достигнет четырнадцати лет.

Римская курия сама широко злоупотребляла раздачей духовных должностей. Запрещенное каноническими правилами совместительство, как и все злоупотребления, было для римской курии источником дохода; последняя всегда была готова не бескорыстно дать свое разрешение владеть несколькими церквями или приходами.

Из папской канцелярии при Иннокентии IV вышли в течение первых трех месяцев 1245 г. 332 бумаги, из которых одна пятая заключала разрешения совместительства, выданные шестидесяти пяти лицам; значительная часть остальных является также обходом канонических законов.

Бенефиций, купленный за наличные деньги, являлся местом, из которого следовало извлекать как можно больше доходов, не стесняясь ни лихоимством, ни всевозможными происками.

Одним из наиболее частых поводов к недовольству, мятежам и жалобам был десятинный налог, делавшийся прямо невыносимым благодаря хищничеству сборщиков. Но отказ платить десятину рассматривался как проявление ереси.

Создается в XI-XIII вв. новая форма симонии: торговля таинствами. Широкое поле для всевозможных вымогательств давала исповедь, которая сделалась в это время обязательной и превратилась в монополию священников. Некоторые исповедники отпускали грехи за цыпленка или бутылку вина.

Нередко священник отказывался венчать или хоронить, требуя уплаты денег вперед; даже причастие давали за пожертвования.

Многие священники преступали правило, по которому, за исключением особых случаев, нельзя было служить более одной обедни в день; желавшие соблюсти внешнюю благопристойность, повторяя зачин, разделяли одну обедню на целых шесть частей и получали за каждую из них отдельную плату.

Часто священник отказывал умирающему в последнем напутствии, от которого зависело спасение души его в загробном мире, если ему не давали за это чего-либо из вещей умирающего. Часто пугали умирающих муками ада, если они не оставляли своего состояния по духовному завещанию на благотворительные цели. Значительная часть церковного имущества была собрана именно таким путем, и жалобы на это раздавались уже с IX в. В некоторых местностях бывали даже случаи отлучения нотариуса от церкви за то, что он составил духовное завещание в отсутствие священника, причем покойника лишали христианского погребения. В оправдание этих злоупотреблений ссылались на то, что этим мешают еретику оставить свое имущество другим еретикам.

Приходские церкви объявили, что никто не имеет права избирать себе по своему усмотрению место погребения. Потребовалось не мало папских указов, раньше чем удалось положить конец этим противозаконным требованиям; но во всех постановлениях Рима за приходскими церквами признавалось право на половину, треть или четверть суммы, завещанной на помин души. В некоторых местностях приходская церковь предъявляла свои права на наследство от всякого своего прихожанина; это вызвало в 1240 г. по. становление Ворчестерского собора, согласно которому Церковь забирала одну треть имуществ умершего, оставляя две трети его семейству. В Лиссабоне те, кто не завещал Церкви одну треть своего имущества, лишались последнего напутствия.

Самой главной причиной деморализации духовенства и взаимной ненависти между ним и мирянами была личная неприкосновенность лиц духовного звания и их неподсудность светскому суду. Иннокентий III разъяснил, что светская полиция может арестовать и препроводить на епископский двор лицо духовного звания, застигнутое на месте преступления только с разрешения епископа. Относительная безнаказанность привлекала в число служителей Церкви людей, совершенно испорченных и порочных; не бросая своих мирских привычек, они вступали в низшие духовные должности и широко пользовались своей неподсудностью светскому суду, подрывая этим всякое уважение к духовному званию.

Мирянину было почти невозможно найти правосудие в имущественной тяжбе с духовным лицом.

Нередко мирян привлекали одновременно по одному и тому же делу к ответственности перед несколькими духовными судами; каждое судилище в отдельности приговаривало их к отлучению от церкви; от этого можно было избавиться только уплатой крупного штрафа, причем приговоры эти обыкновенно выносились заочно, а судьи не считали даже нужным справляться, вручены ли ответчикам повестки о явке на суд. Знание юридической стороны дела составляло в то время почти исключительную привилегию духовенства; обладая умом, изощренным на схоластических тонкостях, лица духового звания всегда могли легко восторжествовать над невежеством и беспомощностью своих противников.

Монашеские ордены в XII в. добились неподсудности епископскому суду и отдачи их под непосредственный контроль Рима. Благодаря этому в огромном большинстве случаев монастыри сделались очагами разврата и мятежей; женские монастыри походили на публичные дома, а мужские обратились в феодальные замки, и монахи воевали против своих соседей не менее свирепо, чем самые буйные бароны. В 1182 г. богатое С.-Тройское аббатство было осаждено мецским и льежским епископами; город и монастырь были сожжены, а жители все перебиты. Часто преступники избегали заслуженного наказания, вступая в монастыри. Собор 1129 г. в Валенсии постановил, что всякий, кто обольстит женщину или ограбит священника, монаха, богомольца, путника или купца, должен быть изгнан или заключен в монастырь. Хроники полны рассказов о том, как такие монахи, не думая обуздывать своих страстей черной рясой, удивляли мир своими жестокостями и выходками.

Печальную славу монахов множило огромное число бродяг и нищих, которые под прикрытием монашеской рясы проникали во все углы христианского мира, питаясь милостыней и обманом, торгуя поддельными реликвиями и показывая ложные чудеса. В тщетной борьбе с этим злом Кельнский собор в начале XIII в. запретил давать кров какому бы то ни было странствующему монаху.

Ввиду полной безуспешности отдельных усилий произвести реформу монашеских орденов, аббат Жанблу в 1190 г. признается, что монашество– позор и язва, предмет непристойных насмешек и горьких упреков в устах всех христиан.

Под руками подобных священников и монахов религия стала к XII-XIII вв. совершенно отличной от той, которую завещали Иисус Христос и апостол Павел.

Догмат оправдания посредством добрых дел, которому Церковь в значительной степени обязана своим могуществом и богатством, по мере своего развития лишил религию ее духовной жизненной силы; религия во многих отношениях превратилась в грубый фетишизм. Грешник верил, что отпущение грехов можно получить повторением «Отче Наш» и «Богородица», соединенных с магическим таинством покаяния, превращенного в шаманское чародейство, при котором нисколько не заботились о состоянии души человека.

Еще более выгодным для Церкви и столь же гибельным для веры и нравственности было сильно в то время распространенное верование, что щедрые пожертвования после смерти на сооружение монастырей или на украшение храмов могли загладить жестокости и грабежи всей долгой жизни грешника; таково же было верование, что служба в течение нескольких недель против врагов папы заглаживала все грехи того, кто поднимал крест на истребление своих же братьев христиан.

Крестоносцы в походе; пилигримы и рыцари

Огромные тысячи воинов с 1095 г. – с призыва к Первому крестовому походу – стекались под знамена папы, чтобы получить за участие в крестовом походе полное отпущение грехов. Крестоносцы освобождались от подсудности светским судам и наравне с лицами духовного звания судились только судом духовным. Когда возбуждалось обвинение против крестоносца, духовный судья, под угрозой отлучения от церкви, вырывал его из рук светского суда, и если он уличался в каком-либо очень крупном преступлении, как, например, в убийстве, то ограничивались тем, что у него отбирали крест и судили его так же снисходительно, как судили духовных. В конце концов это новое злоупотребление было признано светским судопроизводством.

Еще более щедрыми бывали обещания пап, когда затрагивались их личное честолюбие и их личные интересы. Иннокентий IV, проповедуя после смерти Фридриха II крестовый поход против императора Конрада IV, обещал всем участникам похода более широкое отпущение грехов, чем то, которое давалось за поход в Святую Землю, и объявил, что индульгенция будет распространяться также и на родителей крестоносца. Если же крестоносец не хотел или не мог почему-либо исполнить данного им обета, он мог откупиться, уплатив известную сумму, сообразно со своим положением в армии. Таким путем римская курия получила немало денег.

Эта выгодная система, развиваясь постепенно все шире, стала наконец применяться и в самых незначительных ссорах, которые возбуждались папами как хозяевами Папской области, для подавления восстаний в малых местечках Осимо и Реканати в Анконской марке, для усмирения народа даже в самом Риме.

Вскоре приобретение вечного спасения стало прямо продаваться за деньги всем желающим. Папа Иоанн XII открыл верный источник средств на издержки по своим частным войнам. Он приказал епископам устроить повсюду продажу индульгенций.

Еще большим злом была рассылка по городам и весям продавцов индульгенций. Продавцы считали себя вправе не только обещать вечное блаженство живым, но и давать освобождение уже томящимся в преисподней. В 1215 г. Латеранский собор восстал против подобных приемов. В 1261 г. Майнцский собор отметил вред, наносимый продавцами индульгенций, которые своими мошенническими проделками вызывают к себе всеобщую ненависть. Но злоупотребление продолжалось беспрепятственно, так как торговля индульгенциями была верным источником доходов Церкви на ее расходы по выполнению ее мирских замыслов.

Продажа индульгенций прекрасно характеризует ту отличительную черту религии Средних веков, которую можно назвать жречеством. Необходимым посредником между Богом и человеком являлся священник. Церковные обряды и таинства давали ему господство над массой, превратились в своего рода кумиры, одаренные особой силой, которая не зависела ни от нравственного и духовного состояния тех, кто предлагал их, ни от поведения тех, кому они предлагались. В глазах толпы обряды религии были просто магическими формулами, которые таинственно служили духовным или телесным нуждам тех, для кого они совершались.

Этот фетишизм глубоко укоренился в умах массы благодаря старанию тех, кому это было выгодно.

Вошедшее во всеобщее употребление ношение при себе амулетов и святых предметов вполне тождественно подобным же явлениям у язычников. Даже иконы и изображения святых и мучеников наделялись таинственной силой.

Святые Дары пользовались особенно сильным уважением. Освященный хлеб имел в глазах народа особую чудодейственную силу. Сила этой магии отнюдь не вытекала из набожности тех, кто к ним прибегал. Употребляя разные чудодейственные средства, мало думали об их святости: бывали такие священники, которые служили литургию в целях волхвования и колдовства; совершая священные обряды, они проклинали своих врагов и верили, что это проклятие вызовет гибель помянутого ими человека. Бывали даже случаи, когда служили обедню для того, чтобы сделать более действенным древний способ насылать порчу. Можно привести бесконечное число примеров, чтобы показать, до какой степени упало в XI-XIII вв. христианство, основанное на язычестве и руководимое недостойным духовенством.

Самый достоверный свидетель положения Церкви в XII в. св. Бернар говорил: «Церковь бедна, ограблена и несчастна, все ею пренебрегают, и она как бы обескровлена. Ее дети думают лишь о том, как бы ограбить ее; они не поддерживают ее, а разоряют; не поднимают, а унижают; не питают стадо, а душат и поедают его; устанавливают таксу за грехи и не думают о грешнике. Кто из епископов не предпочитал бы очищение карманов своих духовных овец исцелению их от пороков?» Современник св. Бернара пишет в 1152 г.: «Церковь быстро идет к падению, и ни одна рука не поднимается, чтобы поддержать ее; нет ни одного священника, достойного стать посредником между Богом и людьми и приблизиться к престолу Всевышнего с мольбой о ниспослании небесной благодати».

Аббат Жанблу (XI в.) сетовал: большинство прелатов достигает власти не по избранию, а по подкупу и расположению князей; они вступают в Церковь не за тем, чтобы водить других, а чтобы кормиться самим; не за тем, чтобы служить другим, чтобы пользоваться самим услугами других; не за тем, чтобы сеять, а чтобы жать; не за тем, чтобы работать, а чтобы сидеть сложа руки; не за тем, чтобы охранять овец от волков, а чтобы самим пожирать их с жестокостью большей, чем волчья. Св. Гильдегард (XI в.) в своих пророчествах противопоставляет мирян и духовенство: «Прелаты грабят церкви; их алчность поглощает все, до чего они прикасаются. Их притеснения доводят нас до нищеты и, унижая их, унижают нас… Прилично ли, что люди, носящие тонзуру, командуют большим числом солдат и водят большие армий, чем миряне?… Сообразно ли с чем-нибудь, чтобы духовное лицо было солдатом, а солдат был духовным лицом?… Бог не заповедал нам, что одни из нас должны иметь зараз и подрясник и плащ, а другие должны ходить голыми; нет, Он приказал, чтобы одни носили подрясник, а другие – плащ. Оставьте же плащ мирянам, столь необходимый им в миру, а духовенство пусть носит подрясник, потребный ему по сану».

Латеранский собор 1215 г. принял очень много канонов, направленных к искоренению главных злоупотреблений. Но четыре года спустя папа Гонорий III в энциклике, обращенной ко всем прелатам христианского мира, говорит: «Служители алтаря хуже животных, роющихся в навозе; слава их – в бесчестии, как слава Содома. Они – ловушка и бич верных. Многие прелаты растрачивают данныеим на хранение деньги и разбрасывают по публичным местам церковные средства; они дают повышения людям недостойным, расточают церковные доходы на людей дурных и превращают церкви в тайные притоны для своих родных. Монахи и монахини нарушают обеты и делаются такими же презренными, как навоз. Поэтому-то и процветает ересь».

Таковы свидетельства духовных лиц. Вальтер фон дер Фогельвейде прекрасно выражает отношение народа ко всем духовным, начиная от папы и кончая приходским священником: «Кафедра св. Петра переживает теперь такое же время, как тогда, когда она была осквернена колдовством Герберта; этот последний приуготовил место в аду только для себя одного, а ныне правящий папа влачит туда за собой и всех христиан. Зачем медлят громы небесные? Доколе, Господи, продлится Твое долготерпение? Дело Твое обращено в ничто, слово Твое запрещено. Твой казначей крадет Твои небесные богатства, Твои слуги грабят и убивают, и хищный волк стережет Твое стадо».

Вот как отзывается о высоких сановниках Церкви, о белом духовенстве и монахах трубадур Раймон де Корне, отвечая, как эхо, на жалобы Вальтера: «Я вижу папу, отрешившегося от всех своих обязанностей: он хочет разбогатеть, он не заботится о бедных, которым нет даже доступа к нему. Вся цель его – собрать побольше сокровищ, заставить других служить себе, сидеть на златотканых материях. Для этого он пускается в круговую торговлю. За хорошую сумму наличными деньгами он раздает епископские кафедры своим приближенным и посылает к нам сборщиков, снабженных открытыми листами на сбор милостыни, и они продают нам отпущение грехов за меру ржи и за деньги… Не выше стоят и кардиналы; повсюду говорят, что с утра до ночи ищут они, где бы заключить какую-нибудь грязную сделку. Вам угодно епископство, а вам аббатство? Так несите ж скорее им побольше денег: они дадут вам в обмен на них или краевую шапку, или епископский посох. Если вы не знаете ничего из того, что требуется от священника, так это не беда. Знаете ли, не знаете ли, а вы будете получать хорошие доходы. Но смотрите не торгуйтесь; платите, не жалея денег, а то как раз останетесь с носом… А что делают епископы? Они сдирают кожу с богатых настоятелей своих епархий и продают им свои грамоты, скрепленные печатями. Одному Богу известно, когда они отвыкнут от этого. Да они делают дела и похуже! За деньги они постригают первого встречного и наносят, таким образом, вред всем; не только нам, приносимым в жертву этому проходимцу, но и светским судам, которые теряют над ним всякую власть… Клянусь вам, скоро будет больше священников и монахов, чем волопасов. Все падают и дают другим дурные примеры. Эти люди взапуски друг перед другом торгуют таинствами и обеднями. Исповедуя добрых мирян, за которыми нет ни одного греха, они налагают на них огромные епитимьи; и с миром отпускают наложниц священников… Конечно, если судить по внешности, монашеские обеты тяжелы и суровы. Но приглядитесь к ним поближе: поистине, монахи живут вдвое лучше, чем жили в миру под родительским кровом. Они поступают, как нищие, которые, прикрываясь лохмотьями, обманывают людей и кормятся за их счет. Вот почему так много бездельников и негодяев поступает в монастыри; вчера у них не было куска хлеба, а завтра их шутовской наряд приносит им изрядный доход, извлекаемый из тысячи фокусов, скрытых у них в мешке».

Подобная религия неизбежно должна была породить ересь, подобное белое и черное духовенство должно было вызвать восстание.