Текст книги "День, когда наступило будущее (СИ)"

Автор книги: Геннадий Дмитричев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Пропуск в подземный гараж, – пояснил он. И снова обнажив зубы в улыбке, добавил: – Я там зафрахтовал несколько стоянок-мест. Тебе покажут... Ну, всё. Ирочка проводит тебя в новое жильё. Устраивайся. – Трубецкой протянул руку для прощального рукопожатия.

Вставая, Роман вновь бросил взгляд за спину антиквара. От того не ускользнул этот взгляд.

– Нравится моя коллекция?

– Да, люблю старую школу.

– Как-нибудь покажу тебе мою истинную страсть. Оружейная палата блекнет!

Ирочка открыла дверь, находящуюся в коридоре справа от офиса Трубецкого.

– Заходи-те. Ваша квартира. – Она пропустила Романа вперёд и зашла следом, щёлкнула выключателем, но входную дверь не закрыла. – Квартира оборудована радиосвязью и связана с кабинетом Вячеслава Аристарховича.Квартира двухкомнатная, санузел совмещённый. Всё, что нужно, вы найдёте. Горничная будет приходить через день. И никаких гостей! – сказав это, она почему-то покраснела. – Это требование Вячеслава Аристарховича. Вот ваш ключ, – Ирочка поискала глазами, куда бы положить ключ, но не нашлаи сунула его Роману в руку. – Остальные экземпляры ключей хранятся у меня. – Не дав ему и рта раскрыть, она резко развернулась и поспешно вышла в коридор, хлопнув дверью.

– Прекрасно, прекрасно, – прошептал Роман, прислушиваясь к быстро удаляющемуся перестуку каблучков. Потом огляделся. Холл – примерно трёх метров ширины. Стены обклеены розовыми в широкую полоску моющимися обоями. Из мебели – лишь висящее на стене овальное зеркало и трёхрогая вешалка.

Роман снял куртку и, повесив её на вешалку. Небольшой коридор, длинной не более пяти метров, раздваивался. Справа, по всей видимости, находилась кухня и совмещённый санузел. Прямо – закрытая двухстворчатая застеклённая дверь, открыв которую он увидел совершенно пустую гостиную, почти такого же размера, что и приёмная в офисе Трубецкого. В торце гостиной он заметил дверь, ведущую, очевидно, на лоджию. Преодолев желание тут же проверить, каков вид с неё открывается, Роман осторожно прикрыл двери пустой гостиной, будто бы боялся кого-то спугнуть и, толкнув дверь справа, замер на пороге комнаты.

– Фь-ю-ю, не хило, Вячеслав Аристархович! – Комната напоминала будуар какого-то вельможи. В центре стояла большая, почти квадратная кровать, застеленная шёлковым покрывалом оранжевого цвета. У противоположной стены – высокий трельяж, рядом – мягкий стул-пуфик. На прикроватной тумбе красовалась настольная лампа, в виде китайской вазы с зелённым абажуром. Но больше всего его поразил огромный шкаф-купе, в котором без труда могли поместиться несколько человек.

Роман прошёл и сел на кровать.

– Ну а где, скажите, господа, балдахин? – вслух произнёс он, включив лампу и пробуя на ощупь мягкость матраса.

Потом встал, отодвинул дверцу шкафа. Отделение было пусто (а что ожидал увидеть – наряды от Армани?) Лишь на длинной палке висело с десяток металлических плечиков. Он открыл другое отделение и увидел полки, заполненные белоснежным постельным бельём. С минуту стоял неподвижно, вдыхая приятный свежий запах. Почудилось даже, что ощущает лёгкий бриз, дующий с морского побережья.

Затем вышел в коридор и, сделав пару шагов, открыл дверь в ванную комнату. Нет, золотого унитаза, и джакузи не было. Унитаз самый обыкновенный. Чугунная ванна.

Настоящий шок он испытал на кухне. Мало того, что она сверкала и сияла, напоминая хирургическую– здесь явно пахло евроремонтом, по крайней мере, кухонный гарнитур голубого пластика точно был не отечественного производства, – но буквально застыл, когда открыл холодильник. Холодильник, который Роман поначалу принял за шкафчик, под завязку был забит продуктами.

– Ого! Это я удачно зашёл!

На верхней полке лежал батон докторской колбасы и несколько колец копчённой. Ниже – головка голландского сыра и кассета с яйцами. А в самом низу возвышалась пирамидка из консервных банок. Роман был уверен, что здесь найдётся чёрная и красная икра. Рядом лежали красочные вакуумные упаковки, но что находилось в них, не выяснил.

– Ну и как здесь гостей не приводить? – прошептал Роман, вспомнив слова секретарши Ирочки.

Из спальни раздалась громкая телефонная трель. Захлопнув дверцу холодильника, он быстрым шагом направился в комнату.

Звонок исходил из небольшого плоского аппарата белого цвета, стоящего на тумбочке. Роман поднял трубку:

– Да.

Из трубки послышался смешок и бас Трубецкого:

– Проверка связи. Как слышно? Хе-хе-хе. Мне доложили, что ты на месте. Ну, как тебе?

– Спасибо, Вячеслав... Всё отлично. Даже не ожидал.

– Ну и прекрасно. Можешь смотаться домой, если что-то нужно. И не забудь поставить свою красотку в гараж. Сегодня я тебя больше не побеспокою. Ну, всё, конец связи. Хе-хе-хе.

– Благодарю! – крикнул Роман. Но из трубки уже доносились гудки. Он осторожно положил её на рычаг, встал с кровати и вышел в коридор.

Быстро спустился по лестнице. Поначалу хотел последовать совету Трубецкого: "смотаться" домой, но подумал, что всегда успеет это сделать, – всё необходимое пока есть. А сейчас решил поставить машину в гараж, а потом, вернувшись в квартиру, устроить праздник для желудка.

В вестибюле онпротянул пропуск, выданный Вячеславом Аристарховичем,консьержу Володе.

– Мне надо поставить машину в гараж.

Володя взглянул на пропуск.

– Трубецкой нанял тебя? Ладно – Он посмотрел в монитор и взял пульт, отпирающий подъездную дверь. – Вход в гараж с той стороны дома.

Роман затормозил перед решётчатыми воротами и, не выходя из машины, подал пропуск в окошечко будки. Человека, сидящего там, он почти не видел, – торчала лишь голова в чёрной бейсболке. Вахтёр взял пропуск и, проделав с ним какие-то манипуляции, вернул Роману.

– Восьмой бокс. – Решётка начала медленно подниматься.

Восьмой указанный бокс Роман нашёл быстро, – на стене висели таблички с цифрами. В седьмом стоял чёрный "Опель", в девятом – тёмно-синий "Мерседес – 300". Дальше – сплошные "японцы". Не без удовлетворения он подумал, что его красавица не будет выглядеть Золушкой в этом царстве представителей зарубежного автопрома.

Поставив машину, Роман двинулся к выходу, но через пару шагов заметил широкий проход и ведущую наверх лестницу. Быстро вбежав по ней, очутился в знакомом вестибюле. Иван Павлович и Володя о чём-то тихо беседовали, но при его появлении замолчали. Лифтёр сделал шаг навстречу, но Роман поднял руку, как при приветствии, пересёк угол холла и начал подниматься по лестнице.

ГЛАВА 10 ПОГАСШАЯ ЗВЕЗДА

Рене едва сдерживался, чтобы не броситься вслед за отцом. Фараон так и не оглянулся, и скоро его фигура растаяла в темноте. Юноше вдруг сделалось так грустно и одиноко, как, наверное, никогда не было. Он почувствовал, как в глазах закипают слёзы. Сморгнул – с ресниц сорвались слезинки и медленно поползли по щекам. Тыльной стороной ладони он смахнул их и, судорожно вздохнув, медленно поднялся по крутой лестнице.

В комнате Рене сел на каменную тахту и невидящим взором уставился на пламя факела. Не верилось в реальность, будто всё это происходило вовсе не с ним, что ему снился странный, неизвестно откуда пришедший сон. Но как тут не верить собственным глазам?!

Так неподвижно просидел он довольно долго. Потом, словно очнувшись, запрокинул голову и посмотрел на небо. Оно показалось совершенно чужим – из другого мира...

Впервые о других мирах и вселенных он услышал от жреца Шера. Тогда не поверил старику, считал, что это его очередная сказка, существует лишь одна вселенная, а Египет – центр! И небо везде одинаковое.

Но сейчас юноша уже не был в этом уверен. Привычный мир рушился.

Голова закружилась. Рене лёг на спину, не в силах отвести взгляда от небосвода – царства скрытого движения. Если присмотреться, можно заметить, – там постоянно что-то меняется, что-то движется... Но странное дело, пока не упало ни одной звёздочки. В другие ночи почти ежеминутно они срывались с неба и гасли, оставляя короткий и яркий след. От кого-то он слышал, что если гаснет звезда, – обрывается чья-то жизнь, и что количество ярких точек на небосводе равно числу людей? Рене не очень-то верил этим россказням, – какое отношение имеет звезда в далёком небе к человеку на земле? Но сейчас готов был поверить даже в это. В самом деле, почему звёзд не убывает? (В детстве он пробовал пересчитать их). "А не потому ли, – подумал Рене, – что на земле рождалисьвсё новые жизни, а в небе зарождались новые звёзды?"

Создавалось ощущение, что лежит он на мягкой подстилке. Юноша даже пошарил вокруг себя. Рука скользила по твёрдой и холодной поверхности. Он невольно улыбнулся, – чудеса продолжались. Рене был благодарен небу за то, что сегодня не погасла ещё ни одна звезда. Он искал и не находил знакомых созвездий, когда-то показанных жрецом Шером. Правда, по небосводу неслись белесые тени облаков, но в их разрывах чётко просматривались яркие точки, будто россыпь самоцветов, вкраплённых в черноту земляной плоти.

Вдруг самая яркая и крупная звезда сорвалась и, оставив длинный – длиннее, чем у других след, погасла. Рене вскочил. Сердце заколотилось так, что готово было выскочить из груди. Показалось, что погасла не далёкая и холодная звезда, а умер кто-то близкий и родной.

Долго он ещё не мог успокоиться, не понимая, что происходит. Наконец, снова лёг и уставился в одну точку. Вокруг стояла мёртвая тишина. И даже привычного потрескивания факела не было слышно. Только умерив дыхание, уловил далёкие трели цикад и шелест ветра.

И вот ему уже казалось, что это не облака скользят по небу, а он сам летит навстречу звёздам. Со всех сторон его окружали сверкающие жемчужины. Гирлянды и геммы из самоцветов, будто бы живые, закручивались в немыслимые спирали и снова распрямлялись и рассыпались. Во всём теле чувствовалась необычная лёгкость, а в душе радость и восторг.

Внезапно крик петуха вернул его в реальность. Вдруг он услышал глухую трель. Не сразу до дошло, что это курлыканье птицы. Рене резко распахнул глаза и увидел горлицу. Птица забавно вертела головкой, заглядывая в пирамиду.

Неужели всё это ему только приснилось?! Так может и всё остальное всего лишь сон? Он с силой ударил кулаком по опять ставшему жёстким и неудобнымложу. Почувствовав боль, Рене окончательно пришёл в себя и огляделся вокруг. Нет, не сон! Юноша поднялся и направился к лестнице, но, вспомнив наказ отца: не покидать помещение, вернулсся. Прислушался к самому себе. В теле, по-прежнему,ощущалась удивительная лёгкость. Голова ясная. Есть-пить не хотелось.

Его взгляд остановился на факеле, вставленном в держатель на стене, напротив тахты. Такие факелы и рожки видел лишь однажды – в главном зале храма бога РА. Язык пламени не чадил и имел необычный голубой цвет. Рене даже не был уверен: жжётся ли он? Сделав шаг к стене, протянул руку, и тут же отдёрнул, едва не закричав от боли. Долго дул на ожог. Потом присмотрелся,и вынул факел из держателя. Материал, из которого была изготовлена ручка, напоминал драгоценную слоновью кость, но намного легче. Сбоку рукоятки заметил колёсико – вроде шестерёнок в огромных строительных машинах, только в сотни раз меньше. Он дотронулся до колёсика – язычок пламени уменьшился. Повернул его в другую сторону,– пламя вспыхнуло вновь.

Некоторое время Рене развлекался, уменьшая и увеличивая пламя, при этом чувствовал себя повелителем огня. Наконец, надоело. Прикрутив регулятор настолько, что огонь едва выбивался из горелки – освещение уже не требовалось, в маленьком помещении было почти так же светло, как днём в дворцовой галерее – вновь сел на тахту и задумался.

Юноша прокручивал в голове разговор с отцом. Далеко не всё ему было понятно. "Почему никто, кроме меня и отца, не может проникнуть в пирамиду? Отец сказал, что этого не сможет сделать даже тот, в чьи руки попадёт медальон-ключ... – В голову приходила лишь мысль о той капельке крови, которую жрец Шер поместил в медальон. – Хм, моя кровь открывает пирамиду?!" – звучало необычно и странно.

Постепенно мысли юноши приняли несколько иное направление. Наверное, он должен радоваться, что станет бессмертным – избранником богов. Но странное дело, ничего подобного не испытывал, более того, почему-то завидовал простым мальчишкам. "Теперь вот собственная пирамида", – он невесело усмехнулся.

Мысли, мысли... – не давали покоя. Рене тряхнул головой и обнаружил, что смотрит на стену, расписанную непонятными символами и значками. Сердце учащённо забилось. Вдруг почувствовал, что в этих письменах кроются все ответы на мучившие его вопросы.

* * *

Пархан жадно вглядывался в труп врага. Фараон Сид полулежал на троне. Из его груди торчало несколько дротиков. Один из дротиков пробил горло Сида и, не удержавшись в мягкой плоти, вывалился, оставив страшную рваную рану.

С момента нападения прошло уже несколько часов, но из раны всё ещё сочилась кровь, окрашивая в красный цвет белоснежный расшитый золотом хитон. Ничто не бывает прекраснее вида трупа твоего врага. Сейчас Пархан убеждался в справедливости этого утверждения.

– Почему он в парадном одеянии? – спросил жрец, не отрывая взгляда от тела Сида.

– Мы не знаем, – ответил незнакомый голос.

Пархан оглянулся: рядом с сотником стоял начальник дворцовой охраны. На нём был плащ светло-пепельного цвета и чёрный клафт. От рядового состава его отличал широкий позолоченный пояс. Под взглядом жреца, стражник почтительно склонил голову, но тут же опять смело посмотрел в глаза служителю культа крокодила.

– Кто-то ещё был здесь? – спросил Пархан.

– Нет.

– Откуда столько крови?

– Раб Горн. Он дрался, как лев. Немало наших...

– Меня не интересуют подробности! – резко оборвал офицера Пархан. Стараясь не вступить в лужу крови, он приблизился к поверженному фараону. За ним последовал сотник. – А это что? – Жрец указал на узкий ремешок, торчащий из окровавленного кулака Сида. – Посмотри.

Сотник с трудом разжал закостеневшие пальцы и, подхватив выскользнувший из кулака кулон, подал Пархану. Тот осторожно, двумя пальцами, взял его, рассмотрел с обеих сторон, что-то прошептал и вернул кулон воину.

– Возьми. Он твой. Здесь талан золота.

– Благодарю, – сотник поклонился и поспешно спрятал украшение под плащ.

– Тело привести в порядок. Позовите лучшего бальзамировщика, – распорядился жрец. И ещё раз, обведя взглядом покои, спросил: – Где опочивальня ублюдка?

Идя вслед за сотником по галерее, Пархан никого не встретил. Обитатели дворца разбежались, или тихо, как мыши, сидели в своих норах. При последних словах жреца начальник стражи исчез, – пошёл выполнять его распоряжения.

Пархан бормотал проклятия. Как не берёгся, всё же испачкал в крови подол и широкий рукав туники. При попытке очистить пятно, размазал его ещё больше, к тому же испачкал руки.

Они остановились перед проёмом, ведущим в спальню принца. Выбитая дверь валялась тут же. Жрец вопросительно посмотрел на сотника.

– Дверь была закрыта на засов, – произнёс тот.

Кивнув, Пархан вошёл внутрь. Спальня выглядела почти также как и покои фараона, разве что была чуть меньше. В центре стояла широкая кровать-тахта, полностью скрытая под упавшим разорванным балдахином. Рядом с кроватью – опрокинутый столик с круглой столешницей, выточенный из зелёного гранита. Небольшой трон-кресло чёрного дерева сдвинут с места, но не опрокинут. Повсюду на полу кровавые следы.

Жрец снова бросил вопросительный взгляд на сотника.

– Мои ребята здесь перерыли всё, – бесстрастным тоном сказал воин. – Принца не нашли.

Пархан поморщился, – ему очень не понравилось, что сотник назвал ублюдка принцем.

– Стражников допрашивали? – Он продолжал обшаривать взглядом помещение.

– Да, – услышал жрец голос начальника дворцовой стражи. Тот только что подошёл и сейчас стоял рядом с сотником: – Из комнаты никто не выходил.

Несколько мгновений Пархан задумчиво смотрел на стражника. Потом повернулся и подошёл к большому цельному листу бронзы – зеркалу. Его поверхность ещё не успела помутнеть и сияла, почти не искажая отражения. Жрец провёл пальцем, – зеркало явно полировали только вчера. Он заметил, что лист слишком плотно прилегает к стене. Чтобы убедиться в своей догадке, он осторожно снял со стены масляную осветительную плошку – масла на дне осталось совсем чуть-чуть, но фитилёк ещё горел,– и поднёс к краю бронзового листа. Огонёк встрепенулся, и погас. Пробормотав что-то нечленораздельное, жрец повесил плошку на место и поднёс к зеркалу тыльную сторону ладони, стараясь уловить движение воздуха. Затем начал ощупывать стену рядом, особое внимание уделял выступающим фрагментам, – надавливая и стараясь сдвинуть их в сторону.

Стоящие сзади военные не понимали, что делает жрец, что ищет, но помалкивали и не шевелились. Наконец, Пархан отступил на шаг и, сложив руки на груди, замер, уставившись на своё отражение в бронзовом листе. Но простоял он недолго. Резко развернулся и, пройдя между расступившимися воинами, вышел в галерею. Вскоре следовавшие за ним сотник и начальник стражи поняли, что жрец снова направляется в покои Сида.

Тело фараона уже унесли, а лужи крови замыли и затёрли, но не везде это удалось, – на деревянных панелях остались тёмные пятна. Здесь суетились две служанки, но стоило начальнику стражи лишь повести глазами, как они вмиг испарились.

Пархан вытащил из держателя факел и, держа его почти вплотную к панелям, медленно пошёл вдоль стены. Военные переглянулись. До них стало доходить, что ищет жрец – тайный ход. Пархан остановился и с силой надавил на фрагмент барельефного рисунка. И вдруг часть стены заскользила в сторону, открывая чёрный проём. Огонёк факела колыхнулся и едва не погас. Ощутимо потянуло сквозняком.

– Ага, я знал! – торжествующе воскликнул он. – Он здесь! – Жрец оглянулся на военных. Лица тех выражали полную невозмутимость. Однако сотник сжимал рукоять меча, а начальник стражи засунул руку под плащ, готовый в любое мгновение выхватить оружие.

– Ты, – Пархан указал на стражника, – оставайся здесь и никого не пускай. А ты, – за мной. – И первым нырнул в проём.

ГЛАВА 11 НИКТО, КРОМЕ НАС! *

Роман заканчивал десятый класс, и остро встал вопрос: куда пойти дальше? Мать настаивала, чтобы он поступал в ВУЗ:

– Ромочке прямая дорога в университет. У мальчика всего одна четвёрка в аттестате!

– Да, конечно, – шутил отец. – Остальные у мальчика тройки да двойки... Нет, мать, – перешёл он на серьёзный тон, – каждый мужчина должен пройти школу жизни ("школой жизни" он называл службу в армии). А высшее образование он всегда успеет получить.

Ромка склонялся на сторону отца. В отличие от большинства сверстников, он хотел пойти в армию, и прав был отец: высшее образование никуда не убежит.

А вообще-то, Роман давно решил кем стать – ещё в прошлом году. Тогда, в летние каникулы, они всем классом выбрались на протоку в устье Волги. Неподалёку шли какие-то работы. Он заинтересовался. Строительство здесь было запрещено. Оказалось, археологи, как потом узнал, приехавшие из Ленинграда.

Человек пять или шесть работали в неглубоком котловане, ещё четверо – наверху. Целый день Роман просидел рядом с раскопкой, как завороженный, следя за работой археологов, хотя ничего интересного, казалось бы, не происходило. Люди копали, разбивая и прощупывая каждый комок земли, затем грузили её в тачку, отвозили и сваливали в овраг. В основном здесь работали молодые ребята, не намного старше его. Позже выяснил, что это были студенты археологического института. Жили студенты в палаточном городке, расположенном неподалёку, на берегу протки. А искали они остатки древнего городища, упоминание о котором, и даже точное местоположение, нашли в архивах своего университета.

Руководил группой декан Владимир Петрович Кокарев. Роман не сразу выделил его среди молодёжи. Кокарев был такой же молодцеватый и подтянутый, как и его студенты.Работал наравне со всеми.

Приехал Роман на раскопки на второй день и на третий... Наконец, его заметили.

– Молодой человек, что сидите? Помогайте! – крикнули из котлована, глубинакоторого уже была около двух метров.

Он робко приблизился:

– А можно?

–Не можно, а должно, молодой человек! – Ему указали на самодельную деревянную тачку.

До обеда Роман возил и сваливал отработанную землю в овраг.

Окликнувший его человек, выбрался из котлована и, отряхивая руки, подошёл к юноше.

– Ну-с, юноша, пошли обедать, – заслужили, – человек улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов. – Как зовут-то?

– Роман.

– А меня – Владимир Петрович.

Владимир Петрович оказался гораздо старше, чем вначале думал Роман – не меньше сорока... Но его фигура, в тёмно-синем спортивном костюме, ничем не отличалась от юношеской. На скуластом улыбчивом лице красовались большие, чёрной роговой оправы, очки.

Роману показалось, что ничего вкуснее не ел, хотя блюдо было самое простое – полная миска отваренных макарон со слоем тушённой консервированной капусты, добавленным сверхуНа второе – он же десерт – подслащённый чай, в алюминиевой кружке, с куском хлеба, намазанный яблочным джемом.

После обеда Роману доверили просеивать землю из раскопа. Ему нравилось руками разламывать и крошить комья земли. Пропускать влажную землю между пальцев. И пусть пока он ничего не находил, нисколько не расстраивался. Он чувствовал азарт, – причастность к чему-то большому и великому. Ощущение было такое, что вот-вот что-то найдёт, и повезти должно именно ему...

Юноша не заметил, как солнце перевалило на вторую половину неба, и очнулся только тогда, когда оно коснулось горизонта. Роман попрощался с вылезшим из раскопа Кокаревым и с несколькими студентами, с которыми успел познакомиться, и поднял с земли свой велосипед.

– Эх, зря, – сказал Владимир Петрович. – На ужин будет уха.

– Да я бы с удовольствием остался. Да родители будут волноваться.

На следующий день он притащил в лагерь два огромных арбуза.

– А вот за это спасибо! – воскликнул Владимир Петрович. – Побывать в Астрахани и не попробовать Астраханских арбузов просто непростительно. Эх, устроим пир горой! Оксаночка обещала украинский борщ к обеду. – Оксаночкой Кокарев называл повариху – дородную краснощёкую женщину, явно не студенческого возраста. Роман так и не выяснил: приехала она с группой или была местной.

Каждому работнику досталось по большому куску арбуза и все выглядели, после обеда, очень довольными.

Роман работал с археологами уже три дня. Пока без результатов. На четвёртый день работающие в котловане натолкнулись на плиту. Что это было? Фундамент здания или край каменной дороги? Все сгрудились около находки. В ход пошли метёлки, щётки, специальные грабли... Через час работы сошлись во мнении, что это всё же фундамент какого-то сооружения.

А ещё через полчаса на раскопе появился курьер с телеграммой, прочитав которую Кокарев помрачнел. Экспедиции предписывалось возвращаться в Ленинград. До начала учебного года оставалась целая неделя, и все гадали: в чём дело?..

Сразу после обеда Владимир Петрович надел костюм и поехал в город, надеясь лично связаться и переговорить с руководством университета. Вернулся он в лагерь в шесть часов вечера ещё мрачнее прежнего. Причина оказалась банальной – закончились деньги. Хотя ранее, как понял Роман, финансирование экспедиции обещалось в полном объёме.

– Эх, Рома, вот так всегда бывает... – прощаясь, сказал Владимир Петрович. Он не договорил, но и без слов всё было понятно. – Но ничего, – добавил Кокарев, – будущим летом обязательно приедем. Жди, Роман.

Но на следующий год никто не приехал. Почти каждый день Роман приезжал на протоку – к месту раскопок. Сидя на краю котлована, он пытался представить, что здесь было в давние времена. Воображение рисовало величественные пирамиды. Удивительным образом огромные сооружения вписывались в окружающий ландшафт. Воочию видел разношёрстные толпы людей, курсирующих по широким улицам огромного города, слышал гомон тысяч голосов... Здравый рассудок подсказывал, что это всего лишь его воображение, но не мог избавиться от наваждения.

Он попробовал в одиночку продолжить раскопку, но скоро понял, что это сизифов труд. К тому же неизвестно откуда появившийся милиционер прогнал его.

До призыва в армию оставался ещё целый год и, чтобы не терять времени, Роман записался на водительские курсы в ДОСААФ. Кроме того стал посещать секцию дзюдо и тир.

Учёба ему давалась легко – в школе был отличник по автоделу, и уже через три месяца получил профессиональные водительские права, позволяющие управлять любыми транспортными средствами.

Весной, с первой волной призыва, пришла повестка из военкомата. Роману не исполнилось ещё восемнадцати, и его должны были бы призвать только осенью. Он подозревал, что здесь подсуетился отец. Пару раз заставал родителей спорящих о чём-то,но замолкающих при его появлении.

Во дворе военкомата, после прощания сблизкими, призывников построили (всего их оказалось двадцать пять человек) и незнакомый капитан объявил, что проходить службу им предстоит в элитном Рязанском воздушно-десантном училище. После этого объявления у призывников резко поднялось настроение – каждый мечтал попасть в ВДВ. Со смехом и прибаутками они погрузились в старенький автобус, который отвёз их на железнодорожную станцию, где пересели в плацкартный вагон почтового поезда.

До Рязани состав тащился почти двое суток. Ранним утром на полустанке группа выгрузилась и пересела в «Икарус», который через час довёз их до воинской части. В просторной казарме отряд поджидала другая команда, прибывшая незадолго до них. Тут же в широком коридоре всех построили по росту в два ряда (Роман оказался третьим в первом ряду), и началась перекличка:

– Брагин? – Я! – Соколов? – Я! – Волгин? – Я!

– Ро-о-мыч! – вдруг раздался крик откуда-то сзади. Не успел Роман и глазом моргнуть, как оказался в чьих-то объятиях.

Он немного отстранился:

– Сашка, ты?! Как...

– Что такое!? – послышался окрик капитана. – Встать в строй! Как фамилия?..

– Гончаренко. – Волгин.

Сашка отодвинул призывника, стоящего рядом с Романом, и вытянулся по стойке смирно, улыбаясь во весь рот:

–Извините, товарищ капитан. Друга детства встретил.

Взглянув на него, офицер хотел что-то добавить, но лишь усмехнулся. Сашка был почти на полголовы ниже рядом соящего. Дождавшись, когда стихнет гул и смешки, капитан продолжил перекличку:

– Гусейнов? – Я! – Овезов? – Я! – Троян? – Я!

После стрижки и помывки в бане, им выдали обмундирование. Наконец-то у друзей выдалась минутка для разговора.

– Как же это тебя, Сашка, призвали в армию? – спросил Роман, застёгивая ремень. – Тебе ещё целый год учиться?

С Сашкиного лица не сходила улыбка.

– А я перескочил один класс. – Он только что надел новенькие кирзачи и пританцовывал, проверяя – не жмут ли... – Ты смотри, – в самую пору! – радостно воскликнул он, имея в виду размер сапог. – А мой батя уже полкан. Это его стараниями я попал сюда.

– Ого! А мой ещё майор.

Новичков повели в столовку, где накормили борщом с фасолью, на второе было картофельный пюре с мясным гарниром, а на третье – фруктовый кисель.

– Красо-ота! – нарочито громко отрыгивая, произнёс Сашка. – Прям как в ресторане.

После обеда всех построили на плацу, и началось распределение по ротам. Друзьям повезло, они попали в одну роту – первую (была ли это случайность, или начальство запомнило друзей детства?).

Дальше служба: тренировки, учебка... Правда до дня принятия присяги, до которого оставалась ещё неделя, на стрельбы новичков не возили.

На торжественное построение приехала мать Романа, хотя специально он никого не приглашал. В первое мгновение Любовь Владимировна не узнала друга детства сына. Потом воскликнула:

– Ой, Саша, как ты возмужал! Я рада, что вы будете служить вместе!

– А я то, как обрадовался, Любовь Владимировна, когда увидел Ромку!

– Я думала, что такое бывает только в кино!

– Случай – Бог изобретатель, – с улыбкой произнёс Роман.

Служба друзьям давалась легко – сказывалась физическая подготовка на гражданке. К концу первого года обоим присвоили сержантские звания. Сашку назначили в учебку – преподавать новичкам теорию электротехники. Оказалось, что он ещё до армии успел поработать в телевизионной мастерской. Командование оценило его познания. На поздравления Романа, он отшутился:

– Они ещё не знают обо всех возможностях Александра Гончаренко!

К настоящим прыжкам с парашютом их допустили только на втором году службы. Роман волновался, хотя старался этого не показывать. Да и с чего бы переживать, – все движения доведены до автоматизма. Но одно дело тренировка на земле, и совсем другое – само дело!

Самолёт оторвался от взлётной полосы и стал набирать высоту. Рядом с Романом, на скамейке, сидел Сашка и, как обычно, балагурил. Но по звенящему тембру и, больше чем надо, громкости голоса друга, Роман понял, что и у него неспокойно на душе. Гончаренко рассказывал анекдот:

"Крокодильчик спрашивает у матери-крокодильчихи: – Мам, а где работает наш папа? – Та с гордостью отвечает: – Наш папа, сынок, служит в посольстве дипломатом".

Все кисло заулыбались, кто-то хрюкнул. Только сидящий напротив парень не шелохнулся и непонимающе уставился на Гончаренко. Через минуту, когда Сашка уже травил другой анекдот, парень пробасил:

– А-а-а, дипломат – это же чемоданчик из крокодиловой кожи!

И тут все грохнули.

– Молодец, Гиря! (солдата звали Григорий Морозов) Догадливый ты наш, – сквозь смех прокричал Сашка. – Делаешь успехи, – не прошло и пяти минут.

В это время над головами десантников вспыхнула и замигала лампочка. В торце отсека медленно стали открываться створки люка.

– Так, ребята, – проходя вперёд, сказал инструктор, – приготовились. Пристегнуть карабины... Первые пошли!

Очередь быстро двигалась.

– Ну, парни, встретимся не земле, – выкрикнул Сашка.

– Если долетим, – мрачно произнёс кто-то из параллельного потока.

– Долетим, в любом случае. Эх, ма-а-а!

Роман прыгнул вслед за другом. На миг у него перехватило дыхание, – в лицо ударила тугая струя воздуха. Но в следующую секунду почувствовал такой восторг, что громко засмеялся. Захотелось орать во всё горло. Наверное, что-то подобное происходило с жаворонками, поющими на заре в поднебесье.

Чуть ниже, справа, раскинув руки и ноги, летел Сашка (а может, это был кто-то другой). Несмотря на свист ветра в ушах, слышно было как он что-то кричал, верно, испытывая те же чувства, что и Роман.

По дороге в часть, трясясь в кузове «Урала», Роман спросил:

– Сашка, а что это ты там орал?

– Песню пел, – буркнул тот.

Роман едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

В конце января, когда до дембеля оставалось ещё целых четыре месяца, сержантов Волгина и Гончаренко вызвали к командиру части. По дороге они терялись в догадках: за какие такие прегрешения им предстоит предстать перед светлые очи «бати»? Вызов в кабинет командира части – событие неординарное. Оба не чувствовали за собой никакой вины.