Текст книги "Второй шанс 5 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Чего ж одна-то, составлю компанию. А ты можешь составить мне компанию в поездке до редакции «Юности».

– Поехали, – решительно махнула рукой Инга. – На метро?

– Под землёй, конечно, прохладнее, чем на улице, но на такси быстрее, да и окно можно открыть. Вон как раз свободная машина… Кстати, утром ты мне обещала в случае хорошего настроения…

– Да помню я, помню, – рассмеялась она, и тоже, как я её намедни, ущипнула меня за попу, только куда больнее.

В редакции мы без проблем добрались до приёмной, где я вручил секретарше Бориса Николаевича рукопись рассказа на конкурс. Заодно поинтересовался делами Полевого.

– Лежит в Центральной клинической больнице, в Кунцево, ну вы знаете, наверное, это на улице Маршала Тимошенко. Хотя вы же не москвич… Чувствует себя неплохо, проходит все назначенные процедуры, – сообщила Елена Анатольевна. – В субботу я его навещала, очень переживал, как тут всё без него. Я успокоила, сказала, что всё прекрасно. Даже если бы было по-другому – всё равно так бы сказала.

– А выпишут когда, не говорил?

– Если всё будет идти по плану, то возможно, на следующей неделе.

– Нас-то с Ингой к нему пустят?

– А почему нет? Больница хоть и «кремлёвская» – вернее, Центральная клиническая – но он лежит в обычном терапевтическом корпусе, не для первых лиц страны, там пропуск не нужен. В палату вас не допустят, но Борис Николаевич может сам к вам спуститься, там парк хороший, можно на лавочке посидеть. А часы посещения – с 17 до 20. Давайте я вам напишу, как и на чём добраться.

Ладно, вечерком и навестим. Теперь из редакции – в нотариальную контору, но поскольку времени до 15.00 оставалось с запасом, то решили где-нибудь пообедать. Попалось кафе «Самобранка», с претензией на классическую русскую кухню. В общем-то, всё понравилось, в том числе и то, что порции не на лилипутов рассчитаны.

В контору подъехали за двадцать минут до назначенного времени. А уже пять минут спустя рядом притормозили «Жигули» Пугачёвой. Алла приехала без мужа, значит, сама поставит подпись. В белом брючном костюме, на ногах белые же босоножки на среднем каблуке, на голове – игривая кепка, глаза прячутся за солнцезащитными очками, шею обвивает лёгкий розовый шарфик… Прикинутая мадам! И ведь идёт ей костюмчик, пусть и фигура далеко не идеальная, но видно, портные постарались. Не исключено, что сам Зайцев.

– Хорошо выглядишь, – сделала она комплимент Инге.

– Спасибо, вы тоже очень стильная сегодня, – смущённо ответила Инга.

– Как твои экзамены?

– Сегодня сочинение писала, завтра с утра оценки выставят.

Оформление договора заняло немного времени, нотариус оказался всё тот же, прикормленный и хваткий. Когда закончили и собирались расходиться, Алла Борисовна поинтересовалась моими успехами относительно литовки текста песни.

– Пока ещё не дошёл до «Главлита», – признался я. – Даже, честно говоря, не знаю, где он у вас в Москве находится.

– Садитесь, подвезу, тут ехать двадцать минут. У меня как раз с собой отпечатанный на машинке текст, зайду с вами, там всё быстренько уладим.

Главное управление по делам литературы и издательств располагалось в Китайском проезде. Она достала из бардачка блок «Marlboro», прокомментировав:

– Любит человек хорошие сигареты, как знала, захватила с утра.

Следуя за ней, мы поднялись на второй этаж и после короткого стука зашли в маленький кабинет, под потолком которого витали клубы дыма, медленно уплывающие в открытую форточку. Приземистый, немолодой хозяин с пожелтевшими от никотина усами при нашем появлении снял очки, близоруко щурясь.

– Здравствуйте, Сергей Владимирович! – приветствовала хозяина Пугачёва, в свою очередь тоже снимая тёмные очки.

– А-а, Аллочка! Здравствуй, здравствуй! А это кто с тобой?

– Ну как же, сам Максим Варченко, мой автор, ну и девушка его, будущий журналист. Вот как раз хотим залитовать текст его песни, с которой я, скорее всего, поеду на Международный фестиваль песни в Сопоте. Тут французский и русский варианты для вашего удобства. А это ваши любимые.

– Ох ты, знаешь ведь, как удружить! Спасибо, Аллочка! – улыбнулся он, пряча блок в ящик стола. – Ну-ка, давайте посмотрим, что вы мне там принесли.

Сергей Владимирович франкоязычный текст сразу отложил в сторону, читал русскоязычный. В итоге не поменял ни одной буквы. После чего попросил подождать недолго, а сам с листком бумаги, на котором был напечатан текст, куда-то исчез. Вернулся и впрямь быстро, не прошло и пяти минут.

– Ниночка всё оформила, теперь песня внесена в реестр, можешь исполнять её на законных основаниях.

– Ну что, теперь до ВААП сами доберётесь? – спросила Пугачёва, когда мы покинули кабинет.

– Это уже завтра, нам сегодня ещё в Центральную клиническую надо заехать.

– А кто у тебя там лежит? Родственник?

– Борис Полевой, главный редактор «Юности», можно сказать, что и родственник, практически литературный отец.

В половине шестого вечера я неторопясь добрался до ЦКБ. Добрался один, так как Инга была так вымотана утренним экзаменом, а затем ещё поездками по Москве, что я в приказном порядке отправил её домой восстанавливать силы.

По пути заглянул в обычный продуктовый магазин, намереваясь порадовать Полевого свежими фруктами. Всё-таки с пустыми руками идти неприлично. Всё-таки не зря новоиспечённый Генеральный секретарь по магазинам ходил. В обычном на вид продмаге набрал яблок, груш, взял здоровую гроздь винограда, даже связку зеленоватых бананов удалось зацепить по цене 2 рубля за кило. Жаль, что поставки мандаринов с апельсинами не наладили ещё с Ближнего Востока, чтобы они у нас продавались круглый год. Понятно, что Полевой не голодает, уверен, главреда так не забывают ни родственники, ни коллеги, но правила приличия требуют, негоже с пустыми руками его навещать. Тем более не на последние шикую.

До кучи взял коробку шоколадных конфет медсёстрам, которые, думаю, и так в шоколаде при такой-то больнице, но опять же – традиция. Пакет за 30 копеек купил здесь же, причём полиэтиленовый, с эмблемой московской Олимпиады.

Полевого вызвал через справочную. Тот появился минут через пятнадцать, в больничной пижаме с широкими штанами и расшитых восточными узорами тапочках с загнутыми носами на босу ногу.

– Подарок узбекских писателей, – хмыкнул он, перехватив мой взгляд. – Спасибо, что навестил старика, тем более я хотел с тобой поговорить, Максим. Давай-ка на свежем воздухе поболтаем.

Мы вышли из приёмного покоя. На наше счастье, в тени раскидистой сирени как раз освободилась лавочка, с которой встали такой же пожилой, как Борис Николаевич, больной, и женщина, скорее всего его жена.

– Василий Нефёдович из соседней палаты, замминистра тяжёлой промышленности, – кивнув вслед больному, сказал Полевой, когда мы заняли освободившуюся лавочку. – Ты как, собираешься участвовать в конкурсе спортивного рассказа?

– Так вот только что из редакции, вручил Елене Анатольевне рукопись.

– Эх, а мне второй экземпляр не догадался привезти?

– Не догадался, – вздохнул я. – А я вот фруктов вам купил, витамины, так сказать…

– Да мне их уже складывать некуда, – улыбнулся он, принимая пакет и ставя рядом. – Но всё равно спасибо за заботу.

– Там ещё коробка конфет, это медсёстрам, к чаю.

– Обязательно передам… Ты свой роман «В предгорьях Карпат» видел на страницах «Юности»? Все авторские экземпляры получил, ничего на почте не затерялось? А мы твоего «Сотрудника уголовного розыска» планируем публиковать, начиная с сентябрьского номера. Правда, журнальный вариант, литредактор где-то на треть сократил роман. Елена Анатольевна должна была тебя проинформировать и дать ознакомиться с окончательным вариантом, видно, запамятовала, так что ты уже заскочи завтра снова в редакцию, попроси почитать, мало ли, вдруг тебя что-то как автора не устроит. Но в таком виде как раз до конца года должны уложиться с публикацией. Видишь, ты один у нас такой, чьи крупные формы мы публикуем два раза в год, так что цени!

– Вы не представляете, Борис Николаевич, как я вам благодарен…

– Ладно, ладно, подлиза… А в Москве какими судьбами? Не из-за рассказа же приехал?

– Нет, конечно, просто Инга в МГУ на журфак поступает, а я как бы приехал её на эти две недели поддержать. Заодно вот решаю свои дела, в том числе и к вам в редакцию заглянул.

– Ну дел-то у тебя, думаю, много, учитывая, какая ты многогранная личность, – усмехнулся Полевой. – Ну а так что у тебя с новыми книгами, над чем работаешь?

– Так вот как раз собираюсь начать писать следующую часть из серии «Сотрудник уголовного розыска».

– То есть всё-таки серию задумал, как Конан Дойл о Шерлоке Холмсе?

– Ну если пойдёт – почему бы и нет?

– Правильно мыслишь. А как закончишь – рукопись мне привози.

– Само собой, – кивнул я.

Пожалуй что в журнале всё-таки вещь выйдет быстрее, чем в «Молодой гвардии», правда, в книге, надеюсь, никто ничего сокращать не станет.

Дома Инга открыла мне дверь с книгой в руках. Опять зубрит, на этот раз уже «Новейшую историю», готовится к следующему экзамену, который сдавать через три дня.

– Как себя чувствуешь?

– Набрала ванну чуть тёплой воды, полежала минут десять, и словно заново родилась. Даже тяга к знаниям проснулась, – помахала она перед моим носом учебником. – А ты как съездил?

Рассказал ей вкратце о поездке к Полевому, поделился планами на завтра, после чего занялся приготовлением ужина. И я проголодался, и Инга ничего не ела с момента нашего обеда в кафе. Нарезал в большую миску огурцов, помидоров, укропа и зелёного лука, слегка посолил и спрыснул растительным маслом. Простая витаминная закуска готова, но этим не наешься, поэтому готовлю гречку с ещё оставшимися сардельками.

Есть люди, которые не любят гречку, но они, как в том анекдоте, просто не умеют её готовить. Прежде всего крупу нужно разварить до рассыпчатого состояния, а затем сдобрить сливочным маслом. Плевать на холестерин, зато натуральный продукт (к счастью, в СССР практически всё было натуральным) и очень вкусно. А гречка к тому же прекрасный диетический продукт, пусть и является гарниром к сочной сардельке.

Инга накинулась на еду так, словно не ела со вчерашнего дня. В обед за ней такого аппетита не наблюдалось. Салат смолотила чуть ли не в одно… хм, лицо. Уж не беременная ли ты, моя подруга? Со времени нашего последнего соития на пляже Узы, минул месяц, а мы тогда ведь делали это без резинки. Но вроде я старался аккуратно, извлечь, так сказать, вовремя, дабы Инга не залетела, но кто знает, вдруг один шустрый сперматозоид всё-таки проник в лоно?

Блин, ну я и олух! У неё же месячные только что были! А то я уж хотел поинтересоваться, не тянет ли её в последнее время на солёненькое… Аж от сердца отлегло.

Глядя, как она моет посуду, стоя ко мне спиной с собранными в конский хвост волосами, я не выдержал, встал и прижался к ней, потеревшись щекой о её щёку.

– Помнишь, что говорила мне утром?

– А что я утром говорила? Я много чего говорила, – повернувшись через плечо, она легонько чмокнула меня в губы и продолжила тереть тарелку.

– Ну лично меня интересует сама знаешь какой момент.

– Ладно, так уж и быть, ужин приготовил, значит – заслужил.

К чёрту историю со всеми её революциями, индустриализациями и войнами! Остаток вечера мы посвятили друг другу, и после этого спали как младенцы.

На этот раз Инга встала первой и озаботилась приготовлением завтрака. Глядя, как она разливает по тарелкам манную кашу, при виде которой меня слегка коробило, я подумал, что эти две недели вполне могут сойти за репетицию нашей семейной жизни, о чём тут же Инге и доложил.

– Ой, а ведь и правда. Ну и хорошо, посмотрим, какая из нас получится семья.

– Не хватает только детей.

– А ты кого хочешь?

– Кажется, мы уже как-то это обсуждали, – подмигнул я ей. – Сначала мальчика, потом девочку, а третий – как уже получится.

– Нормально! Это я, значит, троих родить должна? Хитренький, он на мне пять минут попрыгает, а я потом девять месяцев с пузом ходи, да ещё рожай, надрывайся.

– Любовь моя, если бы можно было сделать наоборот – я бы с удовольствием поменялся с тобой местами. Но мать-природа создала нас такими, какие мы есть, и здесь уже ничего не поделаешь. Предназначение мужчины – добывать пищу и защищать свою семью, а женщины – вести хозяйство и заниматься воспитанием детей.

Услышь меня феминистки 21 века – ух какой вой бы поднялся! К счастью, в конце 70-х годов века 20-го феминизм только ещё проклёвывается. Наряду, кстати, с толерантностью. Расскажи я кому-то сейчас о, к примеру, движении BLM, заботящемся о жизнях чёрных путём унижения белых – человек покрутил бы указательным пальцем у виска. Разве что Сергей Борисович не крутил, хотя, кто знает, может и подумал, что я слегка присочиняю. И не факт, что даже в этой новой реальности не случится чего-то подобного. Да скорее всего, у них там оно и попрёт – и феминизм, и лживая толерантность. А Россия – а скорее всего, всё же СССР – опять чуть ли не в единственном числе будет сопротивляться этой заразе. Не считая разве что исламских государств с их гипертрофированными законами шариата да полуфеодальных африканских стран, но это уже, как говорится, совсем другая история.

Оставив Ингу на хозяйстве, с утра я поехал снова в «Юность», знакомиться с кастрированным вариантом своего романа. Елена Анатольевна глубоко раскаивалась за свою вчерашнюю забывчивость, я успокоил её плиткой швейцарского шоколада. Сам удивился, когда увидел его в свободной продаже, причём без очередей. Видимо, многих отпугивала цена – аж рупь двадцать за 100-граммовую плитку.

Я был отослан в кабинет литературного редактора, который предложил мне чаю и усадил в гостевой кресло, где я и принялся по диагонали читать журнальный вариант. В целом он меня устроил, мы пожали друг другу руки и отправился галопом по комиссионкам и музыкальным магазинам в надежде, что где-нибудь попадутся тарелки для нашего барабанщика.

Можно было бы, наверное, и телефонный справочник купить и просто устроить обзвон, но меня тянуло в те же самые комиссионки из чисто спортивного интереса, вдруг там помимо тарелок ещё что-нибудь инверсное попадётся? Может, такой же «Roland», как у клавишника «Ритма», попадётся, бэушный, по доступной цене.

В паре мест нашлись тарелки, но их качество меня не устроило. То есть в комиссионке попался набор тарелок «Ludwig» таких поюзанных, что и Юрка мог бы с таким же успехом выставить на продажу свои тарелки. Понятно, фирма «Ludwig» будет покруче, чем чехословацкая «Amati», но тарелки побиты ничуть не меньше. Как такое вообще можно пытаться кому-то всучить? Хотя, может, кто-то и позарится на фирму, купит этот набор за 120 рублей.

В музыкальной секции ГУМа я обнаружил набор новых тарелок, вот только это было производство того самого завода музыкальных инструментов из славного города Энгельса. Даже странно было видеть это убожество в центре Москвы.

Уже далеко за полдень добрёл до «Берёзки» на Сиреневом бульваре, здесь ни тарелок, ни барабанов не обнаружил. Зато на выходе обнаружил старого знакомого Витька в компании тех же дружков, что и в прошлый раз. Они словно бы невзначай прогуливались мимо магазина, и увидев меня, Витя расплылся в улыбке.

– О, привет, Макс! А теперь-то какими судьбами? Снова гитару ищешь?

– Почти, – ухмыльнулся я, пожимая руки фарцовщикам. – Тарелки ищу приличные для ударной установки. Кстати, Вадим Николаевич не может в этом деле помочь?

– У него и барабаны-то редкость, а уж тарелки… Хотя чем чёрт не шутит! Давай я звякну ему, автомат недалеко.

Витя вернулся только минут через двадцать.

– Пришлось ждать, пока он кое-кому позвонит и перезванивать снова, – объяснил фарцовщик. – Короче, ему в течение часа должны привезти два комплекта тарелок, блин, название не помню, но сказал, что фирменные. Так что можешь неторопясь двигать к Вадиму Николаевичу с тем прицелом, чтобы добраться не раньше, чем через час. Адрес помнишь? Ну тогда удачи!

В общем, я не торопился, прибыл на Большую Ордынку вообще через полтора часа, чтобы уж с запасом. По пути перекусил в чебуречной «Дружба» в Панкратьевском переулке, причём я в этой чебуречной, помнится, перекусывал и в прошлой жизни году эдак в 2012-м. Взял чебуреки всех предлагаемых видом – с говядиной, курицей и сыром, под два стакана крепкого чая умялось очень даже хорошо. Заодно вспомнил, что хотел присмотреть у Вадима Николаевича и японский видеомагнитофон, и гитарный кабинет… Ну это теперь уже в следующий раз, если судьба сведёт.

А вот и знакомый дом № 17 на Большой Ордынке. Тяжёлые портьеры на обоих окнах задёрнуты, и даже форточки захлопнуты. Вернее, в одном окне портьеры почти задернуты, оставалась узкая щель. И не жарко ему в такую погоду без сквознячка? Кондиционера-то у Вадима Николаевича точно нет, иначе на стене дома рядом с окном торчал бы внешний блок с трубками водоотведения. А что, в это время, думаю, кондиционеры не только уже Запад захватили, но и в СССР их можно встретить. В Баку, кажется, целый завод построили бытовых кондиционеров. Правда, габариты современных кондиционеров думаю, для квартир будут великоваты.

А может, он специально «закупорился», чтобы горячий воздух с улицы не проникал, в этом тоже есть своя сермяжная правда. В любом случае, меня это должно интересовать в последнюю очередь.

Я поднялся на третий этаж и уже собрался было звонить, как почудилось, будто бы с той стороны двери раздался сдавленный крик. Я постоял, прислушиваясь, но больше никаких подозрительных звуков из квартиры не услышал. Да и не подозрительных тоже. Ладно, будем звонить. Надавил на кнопку дверного звонка так же, как Витёк звонил в прошлый раз – два коротких и один длинный. Осталось ждать, когда щёлкнут замки, откроется крепкая металлическая дверь и на пороге появится одетый в «адидасовский» спортивный костюм «Басилашвили».

Однако минуло полминуты, минута, а с той стороны не происходило никакого движения. Хм, странно, вроде должен меня ждать. Я снова позвонил, и вновь никакой реакции. Третий звонок также не принёс результата. Ко всему прочему я стукнул в дверь пару раз кулаком – естественно, с нулевым эффектом.

Что-то не нравится мне всё это. Явно же кто-то кричал изнутри, а потом – тишина. Может, милицию вызвать? А может, я просто себя накручиваю, что если там и впрямь никого нет, а крик – всего лишь игра моего воображения? Представляю картину: милиция прибывает на место, находят слесаря, тот вскрывает дверь (как бы дисковая пила не понадобилась), потом проникают внутрь и видят, что в квартире никого нет. Импортных вещичек тоже нет, склад у Вадима Николаевича в соседней квартире, но тем не менее. А тут появляется сам хозяин с парой комплектов тарелок для ударной установки и при виде такой картины хватается за сердце.

Вообще-то, как я понял, ему эти тарелки должны были домой привезти, но кто его знает, может, он решил не привечать дома посторонних, и «забил стрелку» где-нибудь неподалёку?

Конечно, про милицию это я зря подумал, в квартиру к Вадиму Николаевичу так просто не вломишься, а он – человек весьма осторожный, хоть, если верить Вите, и имеет подвязки как с криминалитетом, так и с органами правопорядка.

Я приник ухом к двери, пытаясь хоть что-то расслышать, и у меня тут же возникло ощущение, будто с той стороны кто-то тихо дышит. Показалось? В любом случае всё страньше и страньше, всё чудесатее и чудесатее, как говаривала незабвенная Алиса, оказавшись в Стране чудес.

Я спустился вниз и, подумав, решил обойти дом с другой стороны. У Вадима Николаевича, насколько я успел заметить в прошлый раз, так называемая квартира-распашонка, то есть два окна выходят на внешний двор, и два окна – ещё одной (третьей, наверное) комнаты и кухни – выходят во внутренний двор. Может, здесь я что-то сумею разглядеть.

Во внутреннем дворе дома было тихо и пустынно, старая и, такое ощущение, никому не нужная сушилка, из одного конца которой в другой была протянула уже подгнившая бельевая верёвка, обвита плющом, а дальше идёт ряд деревянных сараев, местами покосившихся, по виду которых можно предположить, что они явно довоенной постройки.

Я посмотрел вверх. Комнатное окно также наглухо закрыто и прикрыто портьерами, а вот кухонное… Пёстрые занавески весёлой расцветки сдвинуты не до конца, а форточка приоткрыта! Причём форточка здоровая, в четверть самого окна. Все окна, как я заметил, в этом доме какие-то нестандартные, то ли с дореволюционных времён, то ли, наоборот, новомодные, при этом краска на всех относительно свежая. А самое главное, рядом с кухонным окном, буквально в метре, проходит пожарная лестница, по которой можно подняться и оказаться к этой самой форточке максимально близко. Как-то слишком легкомысленно со стороны Вадима Николаевича, на его месте, опасаясь форточников, я либо конструкцию окна поменял бы, или хотя бы поставил решётку (естественно, ажурную), либо добился переноса пожарной лестницы в какое-то другое место. Что, впрочем, менее вероятно, так как пришлось бы задействовать приличный ресурс, в первую очередь материальный, подмасливая чиновников.

Но сейчас это обстоятельство могло сыграть мне на руку. Для начала нужно было лишь подпрыгнуть, чтобы зацепиться за нижнюю перекладину, располагавшуюся в паре метров от земли. Уже повиснув на ней и тут же подтянувшись, я задним числом подумал, что такой «турник» мог пагубно отразиться на моём плече, но вроде как обошлось, и слава Богу.

Лестница не внушала доверия, оказалось, что нижняя часть попросту не прикручена к стене, и пока я поднимался, в моём воображении рисовалась картина, как вся лестница отрывается от стены и я падаю вместе с ней. Однако глаза боятся, а руки делают, и вот я уже возле нужного мне окна. Отлив[6]6
  Подоконник со стороны улицы.


[Закрыть] здесь вроде крепкий, ставлю на него левую ногу, цепляюсь пальцами левой же руки за край форточки и, вытянув тело в струнку, заглядываю в щель между занавесками. Дверь на кухню прикрыта, и что там в квартире происходит – можно только гадать, не видно и не слышно.

Дальше я сделал то, на что прежний Максим Варченко из моей первой жизни никогда бы не решился. А именно окончательно перебрался на отлив, и дальше через форточку, стараясь производить как можно меньше шума, вполз внутрь кухни. Можно было бы, конечно, дотянуться до шпингалетов, но на подоконнике стояли два горшка с какими-то диковинными кактусами, и чтобы открыть окно, пришлось бы их с него как-то убрать. А у меня нет суперспособностей героев киновселенной «Марвел», рука не может вытягиваться на несколько метров. Так что пришлось лезть в форточку, но хотя бы, словно по заказу, соответствующего размера.

Я умудрился встать на пол, по пути не скинув ни один из цветочных горшков. Так, ну вот мы и в «Хопре», дальше тихо подкрадываемся к двери и медленно, очень медленно её приоткрываем, совсем на чуть-чуть, чтобы просто услышать, что происходит в квартире. А в квартире происходило что-то нехорошее. Это я понял сразу, как только через узкую щелку до меня донёсся негромкий, грубоватый голос.

– Зяма, ну чё, свалил фраер?

– Вроде да.

– Значит, можем продолжать. Учти, Фрумкин, сейчас я последний раз тебя спрашиваю по-хорошему, дальше разговор пойдёт с помощью подручных предметов, типа включённого утюга на животе. Итак, где бабки?

– Ребята, да клянусь, это всё, что у меня есть! – послышался плаксивый голос Вадима Николаевича.

– Сука!

Послышался характерный звук, словно бы ударили по куску мяса, и я явственно представил, как кулак грабителя врезается в мясистое лицо Вадима Николаевича. В том, что фарцовщика грабят, у меня уже не оставалось никаких сомнений. Интересно, как они попали в квартиру? Не иначе Вадим Николаевич их сам пустил, приняв за приличных людей, так как следов взлома на двери я не видел. Другой, более актуальный вопрос – сколько их? Пока двое как минимум, но я не думаю, что больше трёх, толпой на такие дела не ходят.

– Зяма, ты утюг нашёл? Тащи сюда… Провод до розетки дотянется? Бля, придётся эту тушу к розетке подтащить… Помогай, чего за утюг-то вцепился?

– Ребята, я вам клянусь…

– Молчи, сука, а то щас ещё по е***лу схлопочешь. Хотя горячий утюг всё равно лучше.

Похоже, уже в эти годы знали пытку горячим утюгом. А до паяльника в задницу, интересно, кто-нибудь додумался?

– Ну чё, греется? Дай-ка потрогаю… Ага, греется. Утюг у тя хороший, Фрумкин, импортный. Зяма, чё за фирма?

– «Босх» какой-то… Да хрен знает, Череп, у меня по английскому двойка была. Давай уже это, пытать его.

– Ну тогда кляп ему что ли в рот засунь, а то ведь орать начнёт сейчас благим матом… Ишь ты, пузо какое волосатое, ну точно еврей. А чего тебе, Фрумкин, не живётся в СССР, на кой ляд в Израиль собрался? Молчишь? Ну молчи, молчи… Только я так думаю, что лучше в свой Израиль тебе уехать хоть и без денег, но живым и здоровым, чем вообще не уехать. Чё, так и не хочешь делиться? Ведь есть же у тебя, гнида, схрон ещё где-нибудь, хватит и на билет до Тель-Авива, и на первое время. Вот же сука, жидяра упёртый.

Вообще-то, если память не изменяет, евреи летели на Землю обетованную с пересадкой в Вене, а уже из австрийской столицы многие меняли курс на США или другие страны. Так что ещё далеко не факт, что Вадим Николаевич доберётся до Израиля. А учитывая доносившиеся до моего слуха заглушаемые кляпом крики, я бы не ставил на то, что он вообще переживёт этот день.

– Ну чё, падла, жить хочешь? А то ведь щас дыру прожгу утюгом, кишки наружу вывалятся. Чё мычишь?

– А-а-а-а…

Судя по всему, кляп из рта вытащили.

– Хорош стонать, сука, где нычка?

Я покосился на подставку с кухонными ножами. Ну на фиг, это совсем уж крайний вариант, так и сам на нары попадёшь, чего доброго. А вот надорванный пакетик с красным перцем может пригодиться.

– Там, – прохрипел Вадим Николаевич.

– Где там?

– Там, за картиной… Сейф в стене.

– Вот это другой разговор, Фрумкин! – повеселевшим голосом сказал Череп. – Зяма, глянь-ка, не врёт?

– Не врёт, – послышался не менее довольный голос подельника. – Только тут кодовый замок, пусть шифр говорит.

– Слышь, Фрумкин, шифр говори!

– Восемь, три, пять, один, семь.

Тишина, и несколько секунд спустя даже я услышал звук щёлкнувшего замка.

– Есть! – раздался обрадованный голос Зямы. – Смотри, Череп, это ж баксы! Да нам тут до конца жизни хватит! Глянь, а ещё ювелирка!

– Да, жидок прилично скопил. Слышь, Фрумкин, если не секрет, а как ты собирался через таможню доллары и брюлики провозить? Молчишь? Ну и молчи, теперь ты навсегда замолчишь.

– Почему навсегда? Вы же слово давали сохранить мне жизнь…

– Да ты кто такой, чтоб я тебе слово давал, Буратино? Чтоб ты потом наши рожи ментам сдал?

– Вы что, каким ментам?! Я же не враг сам себе. Мне за валюту пятнадцать лет дадут!

– Чё, Череп, он дело говорит, за валюту его точно упекут.

– Слышь, Зяма, ты не умничай. Я сказал кончать – значит кончать. Иди вон на кухню лучше сходи, ножичек присмотри, я свой не хочу об него марать.

– Может лучше удавить, а то кровищи натечёт…

– Я воткну так, что ни капли не вытечет, пока перо не вынешь. Как будто не знаешь… Иди-иди, чё встал?

Я прижался к стене, одновременно высыпая на ладонь из пакетика горсть красного перца. Дверь открывается в кухню, значит, за ней Зяма меня увидеть не должен. Несколько секунд спустя дверь открылась и преступник, ничего не подозревая, прошёл мимо в направлении кухонного шкафа, где стояла подставка с ножами. Сейчас возьмёт в руки нож, и тогда он станет для меня вдвойне опаснее.

А щуплый парень-то, соплёй перешибёшь. Я неслышно – спасибо качественным кроссовкам – подошёл к нему сзади и легонько похлопал по плечу. Тот испуганно обернулся, и в этот миг я швырнул ему в лицо горсть перца.

– А-а-а, бля-я-я!!! Ай, сука-а-а!!!

Да, неприятно, догадываюсь, хотя сам и не имел счастья познакомиться с эффектом перца в глазах. Но тебя в эту квартиру, парень, никто не звал, так что не обессудь. И не надо так кричать, форточка-то открыта, вдруг кто услышит, с перепугу милицию вызовет…

– Зяма, ты чё орёшь, палец порезал?

Левой в печень и правой снизу в челюсть – всё, можешь отдыхать. Надо бы, конечно, глаза промыть, а то конъюнктива сгорит на хрен, но сейчас, извини, не до того. На автомате хватаю с плиты чугунную сковородку и мчусь в комнату, где, судя по всему, пытали несчастного Фрумкина.

Вижу лежащего на полу Вадима Николаевича в распахнутом халате, рядом на корточках сидит худощавый мужик какого-то реально деревенского вида, в резиновых сапогах, в которые заправлены брюки, абсолютно лысую голову венчает кепка, а на покрытом оспинами лице сверкают глубоко посаженные глазки. Увидев меня, он подскочил, словно внутри него пружина, но я был быстрее. Правда, от удара сковородой, направленной в скошенный лоб, он успел прикрыться рукой.

Бил я сильно, поэтому хрусту сломанной кости не удивился. Однако после того, как побледневший Череп со стоном и последующими проклятиями согнулся, баюкая сломанную руку, добавлять ему по голове не стал. Вдруг ещё дурачком останется, а мне срок за него тяни. Хорошо если удастся списать на самооборону, дадут минималку. Хотя Сергей Борисыч по идее должен заступиться, может вообще условкой отделаюсь.

Так что не желая рисковать, просто с носка заехал бедолаге промеж ног, после чего эту воющую скелетину туго спеленал и вернулся на кухню. Хм, Зяма уже успел оклематься и сейчас, пуская сопли и матерясь, стоял над краном, промывая глаза. Я честно постоял рядом почти минуту, затем, решив, что достаточно, развернул Зяму к себе лицом и снова отправил в нокаут. Тоже спеленал и перетащил тело в комнату, уложил рядом с матерящимся Черепом. Только после этого освободил Вадима Николаевича.

– Максим! – всхлипнул он, так и продолжая лежать на спине. – Максим, откуда?!

– Через кухонную форточку, – коротко объяснил я. – Вы-то как себя чувствуете?

– Да бывало и лучше, – грустно пошутил он, приподнимая голову и пытаясь разглядеть свой живот.

– Волдырей вроде нет, только покраснение, – успокоил я его. – Встать сможете?

– Попробую.

Когда Фрумкин немного оклемался, смазав живот растительными маслом, я спросил, как эти типы проникли в его квартиру. Оказалось, Вадим Николаевич ждал мастера починить кран в ванной, ему из ЖЭКа обещали, что тот придёт в течение дня. Вот он и обрадовался, когда, спровадив человека, который принёс ему тарелки для ударной установки, следом в дверь снова позвонили, и он увидел в дверной глазок мужика пролетарской наружности, представившегося сантехником.

Я покосился на стоявший у стены обтянутый коричневым кожзамом видавший виды чемоданчик.

– Это его?

– Да, ну сами посмотрите, вылитый же сантехник!

Я открыл чемодан, в нём лежал одинокий разводной ключ. А что, таким по кумполу тюкнуть – мало не покажется. Закрыл и носовым платком протёр замки. Вроде только их касался. Ни к чему оставлять свои «пальчики» на криминальных вещах.