Текст книги "Второй шанс-IV (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

В качестве снотворного устроившаяся на нижней полке Инга прихватила «Rigas modes», он же «Рижские моды» от Дома моделей Риги в русскоязычной версии. Я же специально купил на вокзале 1-й номер за этот год «Техники-молодёжи». Первым делом пролистал в конец, обнаружив там фантастический рассказ Сергея Шарова «Ученик Герострата». Немного наивно, но как бы я писал в это время, ничего толком не зная о компьютерах? Едва ли не больше меня заинтересовало интервью с чехословацким писателем Людвигом Соучеком под заголовком «О будущем с оптимизмом». В частности, он предполагал, что к 10-тысячному году произойдёт полное смешение рас, и человек будущего станет смуглолицым. Учитывая грядущее проникновение в Европу жителей Северной Африки (а что этому сможет помешать на фоне надвигающейся глобализации?) я не сомневался, что смешение рас случится намного раньше, через сто-двести лет. Хотя азиаты, пожалуй, сумеют сохранить свою идентичность, а вот белой расе грозит полное исчезновение.

Премьера кинокартины в расположенном на Арбатской площади кинотеатре «Художественный» в 17 часов. Программу времяпровождения мы составили с Ингой заранее, она согласилась стать моей спутницей в поездках по столичным комиссионкам и «Берёзкам» (благо чеки имелись), где я намеревался приглядеть нормальную электрогитару. Нормальную – это значит гибсоновский «Les Paul» или «Fender» в приличном состоянии. Чисто внешне «Gibson Les Paul» своими обводами деки, двухрядными колками и расцветкой «Sunburst» мне нравился больше. Вообще считается, что на «Gibson» играть проще. И что «Gibson» хорошо дружит с любым перегрузом, он поёт ленивыми густыми нотами. А на чистом звуке «LP» мутноват и расслаблен, выдавая глубокие джазовые вздохи. Тогда как «Fender» – он якобы более грубый, норовит вырваться из рук, весь дрожит на аккордах, и рождён для самого кристального, прозрачно острого звука, холодного и ершистого.

Но при этом кто только ни жаловался, что «Gibson» тяжел и неудобен, в то время как тот же «Stratocaster», когда вы его прижимаете к себе, словно рубашка, сшитая специально для вас. Однако в целом, если будет стоять выбор – я всё же возьму «Gibson Les Paul». Как-то в своём будущем за границей забрёл в музыкальный магазин, поочерёдно на «Stratocaster» и «Les Paul» проиграл знаменитое вступление песни «Stairway to heaven», потом поэкспериментировал с «примочками», и понял, что душа всё же больше лежит к гитарам из Нэшвилла, нежели к их «товаркам» из Скоттсдейла.

Я был уверен, что если найду гитару – то это будет оригинальная модель, произведённая на штатовских фабриках, а не в Китае. А значит, в качестве продукции можно будет не сомневаться. Хотя в моём будущем со временем и китайцы научились делать неплохие гитары, причём, что естественно, на порядок дешевле, но фирма есть фирма. И уж мне ли экономить на инструменте, с которым, судя по всему, будет связано моё музыкальное будущее?! Так что из дома я прихватил нормальную сумму, которой, по моим подсчётам, могло хватить на приобретение даже новой гитары, ежели вдруг такая чудом мне попадётся. А также чеки, так как я собирался заодно заглянуть и в «Берёзку».

Возникал вопрос, где я буду хранить покупку, если мне придётся на неделю зависнуть в Калинине? В крайнем случае будет лежать в гостиничном номере, надеюсь, горничная не позарится на гитару, разве что вдруг окажется советской Дженнифер Баттон[2].

Инга моталась за мной повсюду, словно Крупская за Ильичом. Со станции на станцию, с автобуса на троллейбус, с троллейбуса на автобус… Объехали все комиссионки в центре Москвы и в ближних, что называется, пределах, количеством семь штук, но ничего приличного найти не удалось.

Зато в одной из комиссионок на проспекте Будённого в районе остановки 8-я улица Соколиной горы я присмотрел себе диктофон «PHILIPS». Думаю, в будущем он мне ещё пригодится, наверняка придётся с кем-то общаться, как в прошлый раз с Калитуриным. Состояние оказалось отличное, размеры…. В карман не влезет, но в сумку вполне. Надеюсь, три сотни целковых (включая двадцатку за кассеты) не уйдут коту под хвост.

Заглянули по ходу дела сначала в «Лейпциг» на Ленинском проспекте, где с трудом отбились от стоявших прямо у прилавка спекулянтов, которых всё больше интересовала возможность выкупить одежду и затем, как я понимаю, уже толкнуть её на более выгодных условиях. А потом добрались до музыкального магазина на Неглинке. Выбор оказался скуден, а когда я заговорщицким голосом поинтересовался у относительно молодой продавщицы, нет ли у неё знакомых, кто может достать фирменную гитару, она посмотрела на меня со скукой во взоре.

– Работала тут одна с нами, подгоняла клиентов знакомому спекулянту, имела с этого свою копеечку. Спекулянта посадили, он её сдал, и хорошо ещё, что дело закончилось увольнением. Так что, молодой человек, кто вас знает, вдруг вы…

– Да вы что?! Да я…

– Нет уж, мне проблемы не нужны. Что-то показать? Нет? Дело ваше, весь ассортимент перед вами.

Когда вышли на улицу, Инга дёрнула меня за рукав ставшей совсем уж тесной лётной куртки, отчего я предпочитал даже не застёгивать молнию:

– Макс, а что она имела ввиду, когда говорила, что вдруг ты… Кто?

– Да, – отмахнулся я, – намекала, что я засланный казачок. Ну вроде как если не штатный сотрудник ОБХСС, то, возможно, нештатный… Ладно, давай ещё в «Берёзку» заглянем, прошвырнёмся на Сиреневый бульвар, мне в Пензе один знакомый говорил, там могут быть музыкальные инструменты.

Один знакомый – это Раф Губайдуллин, которого я навестил перед отъездом. Всего-то год с небольшим не виделись, а словно целая вечность миновала. Сказал, что их ресторанный квинтет играет мои песни, но авторские с них взимают исправно, а после, когда я объяснил, чего хочу, подсказал, где в Москве можно посмотреть инструмент. Сиреневый бульвар тоже оказался в этом списке.

В целом не ближний свет, но на метро терпимо. Вышли на «Щёлковской», а оттуда на троллейбусе несколько остановок. Рядом со входом в магазин крутились какие-то подозрительные личности, видимо, перекупщики чеков, но на нашу парочку они не обратили внимания, пока не поняли, что мы направляемся именно в «Берёзку». Один, правда, только дёрнулся в последний момент, но было уже поздно. Тем более что сразу за дверью на стуле сидел молоденький милиционер. Сержант при нашем появлении было рыпнулся, но я продемонстрировал ему чеки, и он с неохотой сел на место. Гитары здесь были представлены в основном акустические, имелась парочка «Музим» типа моей, а остальное не представляло вообще никакого интереса. Разве что синтезатор – однорядная «Вермона», которой, несомненно, обрадовалась бы Лена. Посмотрел я на неё, посмотрел… Нет, не в этот раз. 1400 чеков, но у меня с собой всего была тысяча. Да таскать этот электромузыкальный инструмент была охота, гитара всё-таки габаритами поменьше.

– Не судьба, – вздохнул я, потянув Ингу к выходу. – Зато, с другой стороны, не буду ничем обременён, руки более-менее свободны.

Шагнули на засыпанный какими-то химикатами московский асфальт, только зашли за угол, как к нам тут же кинулись трое отиравшихся там парней.

– Ребята, чеки продаёте? – первым спросил долговязый, в коротком пальтишке и без шапки, но с намотанным на шею шарфом.

– Нет, чеки самому ещё пригодятся, – мотнул я головой.

После чего мы с Ингой продолжили было наш путь, но долговязый оказался настойчив.

– Хорошие деньги предлагаю, зря отказываешься.

– Может, импортные шмотки нужны?

Это уже другой спросил, коренастый тип с усиками, в джинсах и цветастой, совсем не шедшей ему куртке.

– Шмотки не нужны, спасибо, мы тут другое смотрели.

– Так ты скажи, что надо, может, у нас есть, – вклинился третий, с волосами до плеч и сигаретой в зубах.

– Гитара нужна, штатовская, вряд ли у вас такая найдётся.

– Так ты музыкант, что ли? Погоди-ка, ты мне кого-то напоминаешь… Бл… парни, да это, кажись, Максим Варченко!

– Точняк, он! – подхватил долговязый. – И я смотрю, вроде как лицо знакомое. О, а я же по «голосу» слышал, что он премию «Грэмми» выиграл с песней английском, как её… Во, вспомнил – «Heart-Shaped Box»! Она у меня даже на кассете есть.

– Так ты чё, реально «Грэмми» выиграл? – подозрительно прищурился парень в яркой куртке.

– Реально, только саму статуэтку мне, возможно, так и не удастся подержать в руках.

Дальше, когда эмоции поутихли, выяснилось, что у одного из парней – а именно длинноволосого Вити, имеется знакомый, специализирующийся на доставке и продаже музыкальных инструментов. Вот у него точно есть всё! И он даже готов нас немедленно к нему проводить, если конечно, мы ему оплатим не только проезд. Всё ж таки человек время потратит, а оно в его работе дороге, вдруг выгодного клиента здесь упустит.

– Если сделка состоится, то полтинник с меня, – пообещал я.

– А если нет?

– Десяткой отдарюсь.

Витя задумался ненадолго, потом махнул рукой:

– Ладно, идёт. Только я с автомата позвоню Вадиму Николаевичу, может, его дома нет… И как ты говоришь гитара называется? Ага, постараюсь запомнить.

Витя вернулся через пять минут, видно, телефон-автомат находился недалеко.

– Дома он, и говорит, этот, как его, «Gibson» какой-то есть мол, пусть приезжает такой знаменитый клиент и смотрит. По цене не спрашивал, такие вещи уже при личной встрече обговариваются.

Вадим Николаевич обитал на третьем этаже дома № 17 на Большой Ордынке.

– Здесь Ахматова жила в 13-й квартире, как раз под квартирой Вадима Николаича, – пояснил Витёк.

Мы поднялись на нужный нам этаж 5-этажного строения дореволюционной постройки и, остановившись у крепкой металлической двери, Витя позвонил условленным образом – два коротких, один длинный. Затем замер перед глазком, растянув губы в улыбке, после чего где-то минуту спустя защёлкали засовы и на пороге появился одетый в «адидасовский» спортивный костюм… Олег Басилашвили. Тот самый, из «Служебного романа», а не дряхлый борец с путинским режимом. Я даже опешил на какое-то мгновение, застыв, кажется, с раскрытым ртом.

– Что, думаете, я Олег Басилашвили? – спросил он со смешком, правда, не бархатным баритоном актёра, а каким-то скрипучим голосом. – Многие поначалу впадают в шок, пока не услышат, как я говорю… А вот вы действительно Максим Варченко. Польщён, польщён… Ладно, к делу. Я так понимаю, вас интересует гитара производства США? Какая именно модель?

– Виктор сказал, что у вас есть «Gibson».

– Есть, – кивнул он. – Только не здесь.

– И далеко ехать? – немного скиснув от перспективы снова куда-то тащиться, поинтересовался я.

– Недалеко, дверь напротив.

Однако… Нехило товарищ устроился, две квартиры в одном и том же доме, да ещё и дом-то непростой. Наверное, одна из квартир как минимум кооперативная, либо в какой-то кто-то фиктивно прописан. Впрочем, меня сейчас это должно мало волновать.

Прежде чем хозяин захлопнул дверь, так и не впустив нас внутрь, я успел разглядеть сквозь тоннель коридора часть зала, заметив телеприёмник цветного изображения «Sony Trinitron» и магнитофон «SHARP». Любитель японской техники?

– Витя, а ты чего тут? – обернулся к нашему провожатому Вадим Николаевич. – Привёл клиента – и спасибо.

– Так я это… – пролепетал тот.

– Я ему денег обещал, – заступился я за него.

– Много? – хмыкнул хозяин,

– Полтинник, если сделка состоится, десятку – если встреча закончится ничем.

– Вот мошенник, – добродушно качнут тот головой. – Ещё и с меня небось возьмёт свой процент за доставку клиента… Возьмёшь, Витёк?

Вадим Николаевич хлопнут волосатика по плечу, и тот, виновато шмыгнув носом, смущённо улыбнулся.

Дверь и тут была оббита железом, выглядя ещё более кондовой, оборудованной двумя замками. А за ней… А за ней трёхкомнатная квартира практически без мебели, но при этом почти полностью заставлена коробками с импортной техникой. Телевизоры, магнитофоны, автомобильные магнитолы, приёмники, стиральная машинка «Philips» и даже холодильник «Bosch».

– Музыкальные инструменты в дальнем помещении, – пояснил Вадим Николаевич, предлагая следовать за ним.

Вторая комната была завалена стопками упакованных в прозрачный полиэтилен одеждой. Спортивные костюмы, джинсы, платья, куртки… Я даже удивился, почему это он ещё и обувью не спекулирует.

– Прошу!

Да, тут было на что посмотреть! Синтезаторы «Yamaha» и «Arp Odissey», микшерные пульты, гитары электрические и акустические, две бас-гитары, приличных размеров гитарный кабинет, акустические колонки… Разве что барабанов не хватает.

А вот среди всех эти «Музим» и «Риккенбеккеров» я что-то не разглядел обещанную. Но оказалось, не всё так просто. Вадим Николаевич протиснулся в угол, где из-за каких-то коробок извлёк на свет божий чёрный кофр. Положив его на пол к моим ногам, присел, откинул защёлки…

Да, это был «Gibson Les Paul», самый настоящий. Понял я это по нескольким, запомненным из прошлой жизни деталям. Гриф сделан из одного бруска красного дерева. Правда, именно благодаря этой особенности «Gibson'ов» головы грифов имеют свойство ломаться, однако это указывало на то, что в руках я держал оригинал. Хотя и читал где-то в сетях, будто бы даже у настоящих «Gibson'ов» левая и правая части головы бывают склеены из отдельных кусков дерева, но подобные «уши» не являются признаком поддельной гитары. Про окантовку грифа не помню, а вот главный признак – анкерный стержень, и здесь выемка под регулировочный болт анкеры закрывалась треугольной, с изогнутыми краями пластиковой крышкой с двумя болтами… Да что я туплю, в это время вообще, наверное, подделок ещё не штамповали!

И цвет… «Cherry Sunburst» ласкает глаз. Я влюбился в неё с первого взгляда. Заметив, как я медленно погружаюсь в нирвану, Вадим Николаевич деликатно кашлянул.

– Нравится? Знаете, кому принадлежала? Стасу Намину! А ему её новую привезли из Штатов. Играл на ней от силы полгода. Говорит, ни за что мне не отдал бы, но месяц назад деньги срочно понадобились. Обещал выкупить…

Понятно, типа бери быстрее, а то уйдёт законному владельцу. Не знаю, Намин был её прежним хозяином или на самом деле какой-нибудь Вася Пупкин, но гитара с виду классная.

– Можно проверить звучание. Я не сильно в этом разбираюсь, вон там всякие провода лежат, сами тогда воткните куда надо.

Чтобы подсоединить гитару к «комбику», мне понадобилось несколько минут. Сначала выкрутил звук почти до нуля, затем, уже пытаясь что-то наиграть, стал его постепенно прибавлять. Хорош звук! Так, теперь с педалью попробуем… Так увлёкся, играя тему из «Money for Nothing» Марка Нопфлера, что на какое-то время вообще выпал из реальности.

– Классный музон, – выдохнул Витя, когда я не без сожаления выдёргивал шнур из гитары. – Это что, из новой песни?

– Ага, сочиняю понемногу.

– Я, конечно, в некотором роде дилетант в настоящей музыке, но смею заверить, вы играли мастерски, – расплылся в подобострастной улыбке Вадим Николаевич. – Вы с этой гитарой словно созданы друг для друга!

Она по-прежнему висела у меня на шее, и так не хотелось её снимать…

– Неплохой инструмент, – согласился я. – А что по цене?

– Цена самая демократичная… Ну, с учётом того, за сколько мне Намин продал гитару. Так что обойдётся она вам всего в тысячу двести… И это вместе с кофром, – торопливо добавил он.

Такие деньги у меня были, я полторы тысячи с собой взял. Но для приличия всё же решил поторговаться.

– Помилуйте, Вадим Николаевич, гитара, конечно, хорошая, но тысяча двести…

– Максим, уверяю вас, если бы я захотел на этой операции заработать, то продал бы и дороже, желающих пруд пруди. Таких фирменных гитар на весь Союз раз-два – и обчёлся. Это просто я не спешил, думал, Стас заглянет, выкупит обратно. Но, так уж и быть, сотню готов скинуть, чисто ради моего к вам уважения. Очень уж ваш роман мне понравился про юношу, который в 1941-й год попал.

Надо же, и этот читал… В общем, на тысяче сто ударили по рукам. Полтинник я, как и обещал, отстегнул чрезвычайно довольному Вите.

– А «Yamaha» и «Arp Odissey» почём? – спросил я на всякий случай.

– Три пятьсот «Yamaha» и две восемьсот «Arp Odissey»… Может быть, что-то из электроники интересует? – поинтересовался хозяин этой пещеры Али-Бабы, видя, что я не готов пока платить столько за синтезатор.

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз… Кстати, не боитесь вот так показывать чуть ли не первому встречному свой… хм, склад?

Улыбка Вадима Николаевича стала ещё шире.

– Кто не рискует – тот не пьёт шампанского. Да и какой вы первый встречный? Ко мне люди с улицы не ходят, всё больше по рекомендации. А дверь? Такую только динамитом брать… Что ж, приятно было с вами иметь дело!

Витя, на какое-то время после нашего ухода оставшийся с Вадимом Николаевичем наедине, догнал нас уже на улице.

– Ну вот, не зря сходили, – довольно прокомментировал он и тут же понизил голос, ещё при этом зачем-то стрельнув глазами по сторонам. – А что касательно, как ты сказал, нежелательных гостей… Я тебе скажу по секрету, у Вадима Николаевича имеются связи и в криминальном мире, и в ментовской среде. Так что грабануть его – это нужно быть полным идиотом… Так, мне на остановку, а вам куда? На Арбатскую площадь? Тогда на метро, тут рядом станция «Третьяковская». Ну, бывайте! Рад был познакомиться с самим Максом Варченко!

Да и я рад был с тобой познакомиться, Витёк, ежели в результате урвал «Gibson Les Paul». Удачи тебе в твоём нелёгком и опасном бизнесе!

А на часах уже десять минут четвёртого, до начала премьерного показа час пятьдесят. Должны успеть – Стефанович обещал нас встретить на служебном входе в половине пятого. Даже время на перекусить останется, потому что есть хотелось неимоверно. У нас весь день во рту не было ни крошки, если не считать купленного с утра в ларьке на вокзале эскимо в шоколаде.

Но утолить голод желательно в шаговой доступности от «Художественного», чтобы быть готовыми в случае чего бросить всё и рвануть к кинотеатру. В «шаговой доступности» обнаружилась вполне цивильная «Блинная», где можно было посидеть за столиками. Помимо блинов как с начинкой, так и без оной можно было перекусить салатами и борщом либо ухой из минтая. Мы выбрали борщ, тем более что раздатчица сметаны не пожалела. Ну и блинов, само собой, с чаем, я так вовсе взял два стакана. Ем – а сам то и дело поглядываю на прислонённый к спинке соседнего стула кофр. Как же приятно сознавать, что внутри находится предел мечтаний многих советских гитаристов!

Двадцать пять минут пятого подошли на служебный вход. Тут у дежурного уже толпились с десяток человек. Как выяснилось при кратком знакомстве, когда меня признала парочка томящихся в ожидании, всех их Александр Борисович обещал провести, кого по пригласительным, а кого и так просто.

– Слушай, с твоими вещами нужно что-то делать, – заявил Стефанович, окинув меня скептическим взглядом, когда уже провёл нас внутрь. – Ну не потащишь же ты всё это в зал? Идём, нам с Аллой выделили комнатушку, чтобы она смогла переодеться, там и оставим.

Алла на деликатный стук мужа в дверь ответила протяжным:

– Входи-и-ите!

Пугачёва как раз приводила себя в порядок, увидев нас с Ингой в отражении прямоугольного зеркала, тут же развернулась с кисточкой в одной руке и набором теней в другой.

– О, Максим, Инга… Рада вас видеть. Молодцы, что добрались на премьеру. Саша, надеюсь, ты недалеко их посадишь?

– Что ты, Алла, третий ряд, почти по центру.

– Мог бы и на первый посадить.

– Ты же знаешь, там…

– Да знаю, знаю…

– Вот именно! Замминистра культуры, председатель Госкино, директор «Мосфильма»… Ну и исполнители главных ролей, включая тебя, режиссёр, оператор… Так что третий ряд – не самый плохой вариант.

– А Зацепин всё-таки не пришёл?

– Если бы пришёл – я бы знал. Видно, всё не может простить[3].

Уточнив на всякий пожарный, что гримёрка закрывается на ключ, и будучи более-менее уверенным в сохранности своих вещей (мы ещё и верхнюю одежду там оставили), заняли свои места в зрительном зале. Вижу несколько знакомых лиц, преимущественно актёры, меня тоже узнают, это видно по любопытным взглядам сидящих поблизости зрителей.

По ходу пьесы я всё же увидел себя с мамой, когда снимали сцену в ДК завода имени Лихачёва. Причём камера выхватила крупным планом почему-то именно наши лица из всей массовки, задержавшись на нас несколько секунд.

– Ой, это же ты с мамой! – пискнула Инга.

Фильм, если честно, мне не очень понравился, даже учитывая, что в одной из сцен Алла дуэтом с Добрыниным поют «Две звезды». В целом он мало чем отличался от виденного мною в прошлой жизни, а я был далеко не фанатом этой картины. Если бы в фильме были заняты рок-музыканты, ну или хотя бы что-то такое рядом – то, думаю, его популярность просто зашкаливала бы. Но такой фильм никто бы сейчас снять не позволил, с этим-то, насколько помню, была масса проблем.

В финале зал аплодировал стоя, мы тоже с Ингой встали за компанию, она – отбивая ладоши со счастливой улыбкой на лице, а я вяло хлопая, с кисловатой миной. Правда, когда меня вместе со участниками съёмочной группы пригласили на сцену и, пока я поднимался, зал свистел и аплодировал, пришлось изобразить на лице если не бурную, то как бы искреннюю радость. Мне даже перепало несколько букетов, когда публику с цветами допустили к сцене. Я выбрал самый красивый и вручил его Инге.

В гримёрке, выделенной, я так понял, исключительно для Пугачёвой, и где нам с её благословения было разрешено оставить вещи, мы оказались с ней одновременно.

– Пожалуй, не буду смывать макияж и переодеваться, – сказала она, задумчиво разглядывая себя в зеркало. – Всё равно сейчас едем отмечать премьеру.

– В ресторан? – на автомате спросил я, даже не задумываясь о том, что и нас (меня как минимум) могли бы пригласить.

– Нет, на этот раз собираемся у Ники Щербаковой[4]… Ах, ты же не знаешь, кто это! Ника – это суперженщина, у неё собирается вся богема. Вот и мы с Аллой сегодня пригашены, а также режиссёр фильма… Ну а вы, наверное, ещё успеете на вечерний поезд.

– Я Ингу посажу на «Суру», а сам останусь. Завтра мне нужно быть в Калинине, там стартует первенство РСФСР по боксу.

– А ночевать где собираешься?

– Да вот думаю, то ли в какой привокзальной гостинице переночевать, то ли… То ли в подъезде каком-нибудь у батареи.

– Да ну, совсем уж что ли… Самый известный подросток Советского Союза будет в подъезде у батареи ночевать? Саш, а может, он в моей квартире переночует? – спросила мужа Пугачёва. – А мы у тебя денёк поживём. Тем более там давно надо прибраться, привести жилище в божеский вид.

– Ага, завтра нам как раз будет до уборки, – хмыкнул Стефанович. – Нет, я в общем-то не против. Можешь хоть сейчас ключи ему дать. Проводит Ингу и пусть въезжает. Ты как, Максим, не против такого варианта?

– Ещё бы я был против! Спасибо вам!

– Ну и отлично… А то может, захватим его к Нике, пусть посмотрит на современную богему? – повернулся Александр Борисович к Алле.

– А не рано ему? Хотя… Поедешь с нами?

– Да ну так-то можно, – пожал я плечами. – Но только мне Ингу всё равно нужно на поезд посадить.

– Так в чём проблема, посадишь – и приедешь на тусовку. Там всё как раз будет в разгаре, уверен, многим будет интересно с тобой познакомиться. Да и ты обзаведёшься новыми связями.

В итоге я отвёз Ингу на Казанский, а она настояла на том, чтоб забрать у меня гитару, мол, нечего таскаться с такой тяжестью, и пообещала занести её к нам домой. Если, конечно, дома кто-то будет, иначе придётся тащить её уже к себе домой.

– Отец должен быть, – сказал я, напрягши извилины, – он из поездки как раз сегодня должен был вернуться. Слушай, а я сейчас с межгорода домой позвоню, пусть он на вокзал утром придёт и встретит тебя. Так что и таскать эту бандуру тебе не придётся.

Батя без вопросов согласился встретить Ингу с поезда, а маме, которой я попросил передать трубку, в двух словах рассказал о премьере, не забыв упомянуть, что и нас с ней показали.

– А ты, как утром будешь на работу собираться, проследи, чтобы отец не проспал, – предупредил я её.

После чего с чувством выполненного долга и сумкой, где вместе с экипировкой находился и диктофон-магнитофон (задним числом подумал, что надо было его Инге тоже отдать), отправился по адресу, который мне продиктовал Стефанович – дом на Садовом кольце рядом с Малой Бронной. Добрался уже к девяти вечера. Прежде чем нажать кнопку звонка, прислушался к доносящимся из-за двери голосам и неожиданно раздавшему взрыву смеха. Наконец решился, но, похоже, звонок не услышали. Позвонил снова, на этот раз дверь распахнулась, и моему взору предстала ярко-накрашенная женщина средних лет, в платье до пола и с бокалом шампанского в руке.

– О-о, друзья, а до нас, кажется, наконец-то добрался обещанный Максим Варченко! – воскликнула она, обернувшись в сторону комнаты, из которой доносились голоса.

– Давай, снимай с себя всё… В смысле, верхнюю одежду, – чуть пьяно хохотнула она. – Насчёт остального пока подождём.

– А-а, Максим!

Это уже Стефанович появился на зов хозяйки квартиры. И тоже с бокалом в руке.

– Проходи, мы тебя заждались, я всех предупредил, что у нас должен появиться сам Максим Варченко… Кстати пока не забыл, вот, держи ключи от квартиры Аллы. Адрес помнишь? Вешняковская-11, 1-й корпус…

– Да помню я, помню, – сказал я, забирая ключи и пряча их в карман джинсов.

А что, джинсы – универсальная одежда, плюс заправленная под широкий ремень джинсовая рубашка. На премьере я не выглядел в таком прикиде «белой вороной», да и здесь, собственно говоря, хватало «джинсовых».

– Друзья! – разнёсся по квартире голос Александра Борисовича. – Прошу любить и жаловать – Максим Варченко собственной персоной! Надеюсь, здесь нет человека, кто не знает, кто это такой?

– Я лично не знаю.

Это пробурчала сидевшая рядом на тахте унылая женщина неопределённого возраста в больших очках с роговой оправой. Она мне явно кого-то напоминала, но вот кого – не мог вспомнить.

– Лера, ну тебе с твоими идеями о свержении Советской власти, конечно, не до музыки, разве что «Марсельеза» удовлетворит твоему вкусу. – хохотнул проходивший мимо худой тип в таких же очках, в чёрной водолазке под пиджаком и мятых брюках.

Лера? Ёкарный бабай, да это, похоже, Валерия Новодворская! Не в психушке, не в лагерях, и даже не за 101-м километром, сидит, развалившись, и спокойно листает какую-то книгу в коричневом перелёте… Ого, Лукреций, «О природе вещей». Кажется, мне точно такое же издание 1946 года попадалось когда-то в библиотеке в начале 90-х, в переводе Петровского.

М-да, баба-то в общем умная, её бы энергию – да в мирное русло. И что она вообще делает на этой тусовке? Понятно, что здесь, наверное, собрались не только поэты, писатели, художники, музыканты и артисты. Но всё равно я если и представлял себе Новодворскую, то либо закрывшейся в пыльной и грязной комнатушке с такими же одержимыми соратниками, вынашивающими планы по развалу СССР, либо на митинге с самодельным плакатом, призывающим отдать под суд «кровавую гэбню».

Ну да бог с ней, с Валерией Ильиничной, меня уже тащат к заставленному напитками и закуской столу. Стульев нет, вернее, они есть, только располагаются у стен комнаты, так что всё это похоже на фуршет. Да и закуски соответствующие, разного рода нарезки, салаты, фрукты, а посреди стола большой торт с кремовыми розами, правда, уже сильно посечённый местными сластёнами. Вон тот, в водолазке, уже семенит к Новодворской с блюдечком, на котором покоится нехилый такой кусок торта, а та смотрит на этот ломоть чуть ли не с вожделением. Нет, совершенно ничего нет в ней от женщины, пусть даже пока она ещё и похожа на существо противоположного пола.

– …а он ведь премию «Грэмми» выиграл, – донёсся до моего слуха голос одного из гостей. – Максим, ты знаешь, что твоя песня на премии «Грэмми» признана лучшей?

– Знаю, – кисло улыбнулся я.

– А саму премию, эту статуэтку в виде маленького позолоченного граммофона тебе отдадут?

Что тут сказать? Не буду же я объяснять, что второй секретарь пензенского обкома партии пытается что-то предпринять, но что получится – одному Демичеву ведомо. А то, может быть, и у него даже нет таких полномочий, вдруг там нужна будет санкция лично Леонида Ильича? Ну или хотя бы Суслова, главного идеолога СССР.

– Работа над этим ведётся, – отделываюсь общей фразой. – Надеюсь, рано или поздно я всё же подержу её в руках.

Один из гостей – как оказалось, перспективный фотограф Валерий Плотников – принёс с собой фотокамеру, и периодически фотографирует собравшихся. Пару раз объектив его фотоаппарата оказался направлен и на меня.

Тем временем разговор заходит о каком-то Василии Ситникове, который живёт в подвальной квартире на улице Кирова, под носом у КГБ. Звучат фразы, что это реинкарнация Распутина. У него имеется отдельная молельная комната, обитая мехом. Что при этом он богатый человек, собирает и продаёт иконы, а каждая икона у него в золотом окладе. Что он без конца рисует Лавру или Кремль со снежинками, и каждую снежинку выписывает по несколько дней. Свой китч он продаёт дипломатам и другим иностранцам. А его любимое развлечение – собирать своих домашних клопов в спичечную коробочку и выпускать их во всякого рода присутственных местах, например, в американском посольстве.

В этот момент раздался голос хозяйки квартиры:

– Володя звонил, они с Мариной минут через тридцать приедут.

Какой Володя и какая Марина – я узнал как раз полчаса спустя, когда раздалась трель дверного звонка, а вскоре из прихожей зазвучал знакомый голос с хрипотцой:

– Сегодня, извини, без цветов… А с Мариной ты знакома? Марин, ты у Ники, кажется, ещё не была… Была? Хм, а почему я не помню?

– Володя, вы у меня оба были в позапрошлом году, просто ты тогда… Как бы сказать…

– Так и скажи, что нажрался, как свинья, и всё забыл, – с долей самоиронии сказал Высоцкий. – Ну давай уже, проводи к столу. Марина не знаю как, а я после спектакля голодный как собака.

Вот я его и лицезрю, кумира миллионов современников и тех, кто вырос на его песнях. Увы, это не моя история, Владимир Семёнович как автор и исполнитель своих песен никогда не был мои кумиром. Для меня на персов месте всегда стояла мелодия, для Высоцкого – текст, хотя некоторые песни вполне себе мелодичны. Но эта манера исполнения… Вот как актёра я его вполне уважаю. Особенно за роли в картинах «Служили два товарища» и, конечно же, «Место встречи изменить нельзя». В роли Жеглова я не видел никого другого, кроме как Высоцкого. Но как ни крути – легенда, живая легенда, и от осознания значимости момента у меня почему-то сразу пересохло во рту, а на лбу выступила испарина.

Между тем здоровавшийся с мужчинами за руку Высоцкий добрался и до меня. На мгновение задумался, затем изрёк: