355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Марченко » Второй шанс — 2 (СИ) » Текст книги (страница 17)
Второй шанс — 2 (СИ)
  • Текст добавлен: 11 ноября 2020, 13:30

Текст книги "Второй шанс — 2 (СИ)"


Автор книги: Геннадий Марченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Побывали и на горе Геллерт, с которой открывался чудесный вид на столицу Венгрии. По словам экскурсовода, именно гору Геллерт выбрали венгерские ведьмы для своих шабашей. Якобы колдуньи собирались здесь вплоть до 1848 года, пока власти не построили рядом Цитадель – большую крепость для устрашения бунтарского города.

Проспект Народной республики длиной 2,5 км, построенный в 1885 году, является сердцем Будапешта. Он соединяет площадь Энгельса и площадь Героев, а за ней и парк Варошлигет.

Даже на завод отвезли, где делают «Икарусы», местный гид провёл по нему отдельную экскурсию.

Под конец экскурсии нас завели в большой универмаг, где мы наконец-то получили возможность потратить наши скромные сбережения в местной валюте. Венгерские боксёры почти ничего не покупали, зато наши, начисто забыв о предупреждении Фёдора Матвеевича вести себя скромно, тут же разбежались по отделам, плачась, что так мало при себе валюты. Варданян, который только делал вид, что фотографирует достопримечательности Будапешта, тут же принялся впаривать всем встречным фотоаппарат, пришлось шепнуть ему на ухо, что за нами приглядывает человек из органов, который и впрямь цепким взглядом примечал, чем в данный момент занимаются члены советской делегации, сам при этом ничего не покупая. Паруйр меня понял и отправился торговаться подальше от соглядатая. Я же направился в отдел одежды и обуви. Первым делом купил пару не очень дорогих кроссовок «Adidas», выпускавшихся под маркой какой-то неизвестной мне фирмы «Tisza». Продавщица русским не владела, поэтому пришлось понадеяться, что качество этих непонятных, но с виду вполне себе адидасовских кроссовок будет не хуже, чем у обуви оригинальной марки. Затем я взял джинсы «Montana» – теперь у меня трое джинсов, и все разных марок. Деньги ещё оставались, и следом я купил несколько маек. Одну из них, с забавным рисунком и надписью «Princess» – для Инги. Брал навскидку, по идее, майка – не брюки, плюс минус размер – ничего страшного. Хотя и попросил предварительно одну из молоденьких продавщиц с габаритами примерно как у Инги, приложить майку к себе.

Оставалось немного форинтов, и в отделе игрушек приобрёл три кубика Рубика. Взял бы больше, да деньги закончились, теперь думай, как их распределить. Ну пусть один себе оставлю, один Инге подарю, третий… Насчёт третьего подумаем.

В музыкальном отделе я постоял просто так, денег уже всё равно не было. А тут тебе на любой вкус пластинки, от битлов до – у меня волосы дыбом встали – «Sex Pistols», не говоря уже о венгерских группах «Omega», «Lokomotiv GT», «Scorpio»… И при этом никаких очередей.

– Парень, червонцы есть?

Я обернулся, увидев рядом с собой молодого человека, который и обратился ко мне на немного корявом, но вполне сносном русском.

– Червонцы? – переспросил я.

– Да, червонцы, купюры по десять рублей.

– А зачем они тебе?

Он стрельнул глазами по сторонам и, понизив голос, доверительно произнёс:

– Наши банки из всех советских денег принимают только десятирублёвые купюры, причём по выгодному курсу. Ты же не пойдёшь искать банк, а я тебе предлагаю тоже выгодно обменять свои рубли на форинты.

Я тоже незаметно глянул по сторонам. Гэбиста вроде не видно, но что, если это та самая провокация? Оно мне надо, так рисковать? Тем более что я практически всё, что хотел, уже купил.

– Нет у меня червонцев? – сказал я и повернулся, чтобы идти своей дорогой.

– Ну смотри, как знаешь, – услышал я в спину, – другие оказались сговорчивее, и не пожалели.

– Да? – обернулся я. – И кто же именно?

– Откуда же мне знать, как их зовут? Ну, например, чернявый такой, он мне ещё и фотокамеру свою продал.

Фарцовщик кивнул на свою сумку, в которой явно лежало что-то увесистое. Может, загнать ему всё-таки десятки, у меня штук пять их наберётся…

– Нет у меня червонцев, извини.

Я повернулся и решительно направился к выходу, где нас поджидал «Икарус». В течение получаса вернулись все, включая чрезвычайно довольного Варданяна. У него была самая увесистая сумка. Не удивлюсь, если его родственники связаны с торговлей, а сам он в Перестройку станет коммерсантом. Если эта Перестройка, конечно, случится.

Ну а дальше мы поехали в ресторан. Располагался он на другой стороне Дуная, в центре Пешта, и назывался «Pesti település», что в переводе, как мне ответили на мой вопрос, значит «Пештская слобода».

Если в любом городе СССР ресторан – место пафосное, куда так просто не пройдёшь, даже если на столах грязные скатерти и еда дерьмо, то за границей это просто заведение, где можно отдохнуть в уютной обстановке и недорого перекусить. Нет, конечно, и у них есть рестораны, куда ходят только состоятельные люди, где с потолка свешиваются огромные хрустальные люстры, и подают омаров под «Вдову Клико», но по большей части это всё же вполне доступные места.

Это был как раз уютный и вкусный ресторан, где к тому же нас угощали бесплатно, а на небольшой сцене играл аналогичной нашему ансамблю квартет из гитариста-вокалиста, басиста-вокалиста, ударника и клавишника. Разве что за синтезатором стояла не девица, а волосатый парень. Кстати, играл гитарист на «Gibson Les Paul», ну или его копии, что скорее всего. Хотя чёрт его знает, Венгрия всё-таки, нет такого тотального дефицита всего на свете. В том числе благодаря помощи СССР, который безвозмездно тратит миллиарды долларов на поддержку социалистического режима в братских республиках.

Началось всё с торжественной речи представителя венгерской федерации бокса, которого сменил Фёдор Матвеевич. В общем, мир-дружба-жвачка!

Послушали – и принялись за еду и напитки. Тем временем музыканты, изредка устраивая себе в служебном помещении перерыв, играли что-то фоновое, а когда «Ужин дружбы», как его окрестили организаторы, был в самом разгаре, я неожиданно услышал исполняемую на синтезаторе «Crazy Frog». Вот те раз, мелодия, впервые в этом мире прозвучавшая в актовом зале железнодорожного училища, а потом звучавшая на пензенских свадьбах, теперь исполняется уже и в Венгрии! Первым порывом было вскочить и заорать: «Люди, это я сочинил!» Правда, тут же себя осадил. Во-первых, никто этому не поверит, во-вторых, сочинил не я, какой-то тип из будущего, чьего имени я не помню. Вместо того, чтобы попусту орать, я достал из карманов своей спортивной куртки горсть значков с олимпийской символикой, встал и пошёл вдоль столов, раздавая их нашим недавним соперникам в знак дружбы советского и венгерского народов. Те были приятно удивлены, а Фёдор Матвеевич удостоил меня одобрительным кивком.

А потом, пока его товарищи отдыхали «за кулисами», гитарист взял в руки полуакустическую гитару и начал наигрывать что-то грустное. Тут мне выпить неожиданно захотелось, а на столах перед нами только соки, минералка и лимонад, спиртное только у руководителей делегации и тренеров.

– О, а ведь Макс тоже на гитаре играет! Максим, давай попроси гитару, сыграй что-нибудь.

– Да ладно вы, тут свои музыканты есть, – лениво отбрёхивался я.

– Ну давай, чего ты! – легонько ударил меня кулаком в плечо Саня Ягубкин.

Гитарист на маленькой сцене услышал и, судя по всему, даже понял, о чём речь. Закончив играть, он поднялся и поманил меня, делать нечего, краснея от смущения, подошёл.

– Варж! Ятс валомит! – сказал он с лёгкой усмешкой, протягивая мне инструмент.

Вот ведь черти, и этот с ними заодно. Весь ресторан, в котором помимо боксёров были и местные завсегдатаи, пялился сейчас в мою сторону. Ладно, что-нибудь сыграю, вот только что? А, точно! Я же в своё время разучивал отрывок из «Венгерской рапсодии» Листа, сейчас это будет как раз в тему.

Гитара настроена, звук очень даже неплохой, чему я сам только что был свидетелем, так что можно начинать без раскачки. Взял несколько нот рапсодии, и местные тут же одобрительно загудели, раздалось даже несколько хлопков. Воодушевившись, я сыграл трёхминутный отрывок на одном дыхании, поставил гитару и под аплодисменты публики, сопровождаемые одобрительными криками, собрался покинуть сцену.

– Тудж джатзани валами маст? – придержал меня обладатель гитары.

– А? Ещё что-нибудь? – переспросил я.

– Игэн, игэн, – радостно закивал чувак.

Я покосился на руководителя нашей делегации, тот пожал плечами, мол, твой дело. Ладно, хрен с вами, задам я жару в этом тихом кафе. Так, у нас тут настоящий, подключенный к сети педалборд: и дисторшн есть, и фуз, и овердрайв… Сойдёт. Только рукоятки на дисторшн-педали подрегулировать немного, как нужно для этой песни.

– Так, давай бас-гитариста и барабанщика, сейчас будет рок! – сказал я чуваку и вдобавок жестами показал, что от него требуется.

Когда вызванные музыканты заняли свои места, я ослабил шестую струну на Лес Поле, затем кое-как объяснил бас-гитаристу и барабанщику, что они вступят, когда я кивну. Заодно объяснил басисту ноты, в этой песне они простые. Ну что, можно начинать.

Вступление, от которого у меня всегда мурашки бежали, и я запел:

She eyes me like aPisces when I amweak

I've been locked inside your Heart-Shaped box for aweek

I was drawn into your magnet tarpittrap

IwishI could eat your cancer when you turn back…

Честно говоря, поначалу у меня мелькнула мысль исполнить «Smells Like Teen Spirit», но подумал, что для слушателей это станет слишком уж серьёзным потрясением, да и мне влетит задним числом. Поэтому выбрал «Heart-shaped box». Нет, ну песня сама по себе тоже достаточно экспрессивная, но тут хотя бы текст тут нейтральный, гэбисту не придраться, разве что к манере исполнения. Ну так я не собирался скакать по сцене и крушить о пол и колонки гитары, как нередко делал Кобейн. В прошлой жизни, кстати, в своей недолго существовавшей группе я пытался петь голосом, как у Курта, получалось более-менее похоже, может, в этой реальности мой голос тоже уже способен в 16 лет выдавать что-то наподобие? А вот и припев, рискнём:

Hey!

Wait!

I've got anew complaint

Forever in debt to your priceless advice

Hey!

Wait!

I've got anew complaint

Forever in debt to your priceless advice…

Вроде прокатило, хотя чувствовал, как на шее вздуваются от напряжения жилы. Ого, а в зале-то лёгкий шок! Народ приглядывается, кто-то даже с места привстал, как наш гэбист. Наверное, жалеет, что у него нет видеокамеры… Или кинокамеры, в СССР сейчас, вероятно, ручных видеокамер ещё и нет.

Чёрт с ними, всё равно нужно допеть песню до конца. Помирать, так с музыкой! Тут ещё басист с барабанщиком хорошо так вошли в ритм, парни оказались профессионалами своего дела, так что вторая часть песни вообще удалась на славу.

Всё! Чувствуя, что под курткой с надписью СССР изрядно взмок, я вернул шестую струну в исходное положение, отдал гитару законному владельцу и, опустив голову, словно ожидая подзатыльника, быстро вернулся на своё место.

– Вот это ты, Макс, дал!

– Не, блин, ваще класс!

– Слушай, а чья это песня?

– Да так, одной американской группы, – отбрехался я.

Венгерские ребята тоже подходили, что-то восклицали по-своему, вроде как восторгались. Я скромно улыбался в ответ.

Тут надо мной навис всей своей массой Грубин.

– Варченко, это что сейчас было? – горячо дохнул он мне в ухо спиртными парами.

– Фёдор Матвеевич, обычный рок, сейчас в Штатах такой в моде, – изображая дурачка, улыбнулся я. – Это просто исполнение экспрессивное, так там про любовь поётся.

– Хм… Смотри у меня, про любовь…

А следом подошёл гитарист ресторанного ансамбля. Начал что-то тараторить, пришлось прибегнуть к услугам Иштвана:

– Он спрашивает, кто автор песни?

– Автор? Блин… Ну скажите, что какая-то американская группа исполняет.

Иштван перевёл, музыканту ответ показался неубедительным, он настойчиво принялся выспрашивать, что именно за группа.

– Да не помню я! «Нирвана», что ли… Не помню.

– А называется она как?

– М-м-м, – изобразил я задумчивость. – Если ничего не путаю, то «Heart-shaped box».

А вот эту мелодию, кстати, пам-пам-парапапам-пам, – напел я «Crazy Frog», – сочинила пензенская группа «GoodOk». Это вам на будущее, если что.

– Пензенская?

– Да, город Пенза, побратим вашей Бекешчабы.

– О, а мы и не знали. Просто нам в руки попала случайно запись этой инструментальной композиции на синтезаторе, мы подумали, что это работа какого-нибудь модного западного мультиинстурменталиста. Что ж, будем знать. А как, вы говорите, та группа называется? «Нирвана»? «Нирвана, «Нирвана», – пошёл он обратно, бормоча себе под нос название ещё не существующей группы.

А может, и есть какая-нибудь малоизвестная группа с таким названием, то-то для них будет сюрприз, в смысле, для этой группы.

Рано я обрадовался, предположив, что меня наконец-то оставили в покое. Нарисовался ещё один тип, маленький, круглый и с большой залысиной, похожий на нашего киноактёра Калягина.

– Я представляю звукозаписывающую компанию «Hungaroton», – улыбаясь, заявил он через Иштвана. – Меня зовут Имре Ковач. Знаете ли, люблю сидеть в этом ресторане вечерами, здесь прекрасно готовят паприкаш…. Впрочем, речь не о паприкаше… Я знаком со всеми новинками популярной и рок-музыки, но эту композицию услышал впервые. Может быть, подскажете, что это за песня и чья она?

Снова пришлось повторять ту же самую историю с какой-то американской группой, которая, возможно, называется «Нирвана». Толстячок что-то чирканул карандашом в своём блокнотике. А потом поинтересовался, как меня зовут и откуда я родом. Мне не жалко, сказал. Засим вечер стал подходить к концу, и какое-то время спустя мы, отяжелевшие от съеденных национальных блюд и выпитых напитков, потянулись к автобусу. Кто-то негромко высказывал предположение, не мог ли кто-нибудь стянуть наши чемоданы с покупками за время нашего отсутствия. Но нет, всё оказалось на местах, тем более что и водитель никуда не отлучался.

Эту ночь мы переночевали в лагере, а утром отправились в аэропорт. Снова таможня, самолёт, два с половиной часа в воздухе, и приземление в «Шереметьево». Здесь мы распрощались друг с другом, теперь каждый сам по себе, и я наконец-то получил возможность позвонить домой и Инге. Мама, правда, была ещё на работе, перезвонил ей по новому месту работы, а вот Инга оказалась дома. Вкратце пересказал ей перипетии поездки и намекнул на небольшой подарок.

– Да ты сам мой главный подарок, – негромко, с лёгким придыханием сказала она в трубку. – Давай уже приезжай скорее, я так по тебе соскучилась!

Глава 10

По возвращении первым делом устроил «раздачу слонов», то бишь подарков, маме и Инге, параллельно рассказывая о поездке и демонстрируя как бы с напускной небрежностью медаль, полученную за спасение девчушки на пожаре. Ингу я пригласил к нам, чтобы не распыляться, так что сначала от мамы был удостоен поцелуя в лоб, а от Инги в щёчку. Более смачно мы целовались уже позже в моей комнате, когда я задрал новую майку, привезённую Инге из Венгрии, напустив пальцы под чашечку бюстгальтера.

Не прошло и двух дней с момента моего возвращения, как меня к себе в Комитет по физической культуре и спорту пригласил Филиппов, причём там меня уже поджидали сразу два корреспондента – от «Пензенской правды» и «Комсомолки». Их обоих интересовали не столько спортивные результаты, сколько случай на пожаре. Мама потом скупила по десятку экземпляров каждой газеты. А ещё день спустя в училище явился заместитель начальника городской пожарной части, вручил грамоту и ценный подарок – фотоаппарат «Zenit-E». Надо же, это тебе не медалька, это реально крутая вещь! И с чего это так местные пожарные расщедрились? Не иначе сверху, из Москвы директиву спустили.

И ведь угадали, о фотокамере я пока что ещё мечтал, хотя, в общем-то, была возможность приобрести такую технику. Теперь до кучи придётся закупаться плёнкой, фотобумагой, фотоувеличителем и прочими расходными материалами. Ну да ладно, это всё мелочи.

Если ноябрьская и первомайская демонстрации проходили на площади Ленина, то 9 мая военная техника и ряды курсантов артучилища двинулись вокруг Монумента боевой и трудовой славы пензенцев. Мы, студенты-железнодорожники, в этом мероприятии никак заняты не были, школьники тоже отдыхали, и мы с Ингой от нечего делать решили сходить на празднование Дня Победы.

После того, как прошли колонны курсантов и техники, на одной из широких ступеней, ведущих к Монументу, поставили микрофон для выступающих. Торжественный митинг открыл, как и положено по статусу, первый секретарь обкома Лев Борисович Ермин, следом выступил первый секретарь горкома Александр Евгеньевич Щербаков, за ним – председатель областного Совета ветеранов Шульгин.

Сколько же их, фронтовиков, ещё вполне и не старых, многие даже не достигли пенсионного возраста. И ведь на их глазах будет рушиться великая держава, за которую они проливали кровь. Многие преждевременно уйдут из жизни, не выдержав обрушившихся на страну экономических и политических реформ. В моих силах это предотвратить? Или, всё что от меня зависело, я уже сделал? Сергей Борисович с эссе ознакомился, а дальше пусть большие дядьки решают, какой курс выбрать кораблю под названием СССР. Так же лететь на скалы или вовремя произвести манёвр, чтобы удержать судно на плаву… А ещё лучше отправить его в доки, на капитальный ремонт, заодно очистив днище от ракушек и прочей хрени.

Пофотографировал и парад, и фронтовиков, и Ингу на новый фотоаппарат. Это была уже не первая наша фотосессия, маму я тоже успел пофотать. Правда, пленки пока так и делали непроявленными – оборудование я ещё не закупил. В фотоателье, что ли, отнести.

После парада мы отправились ко мне домой, вернее, к дому, так как я спустился в подвал и наконец-то вывел на свет божий свой мотоцикл. Вчера я уже несколько раз заводил его на холостом ходу, открыв дверь в общий коридор, чтобы не задохнуться выхлопными газами, и вот теперь мой железный конь выбрался из заточения на свободу. Для начала я сделал аккуратный круг по двору, только после этого усадив позади себя Ингу, предварительно нахлобучив ей на голову шлем. Предполагая, что могу ездить с седоком, я купил сразу два чёрных, только себе с козырьком, да ещё и мотоциклетные очки впридачу.

Эх, прокатились с ветерком! Это тебе не 2020-й с его пробками даже в провинциальном городе, тут машин – раз-два – и обчёлся. Однажды, правда, остановил гаишник, для проверки документов. Посмотрев в права, попросил снять очки, вгляделся в мою физиономию, задумался, вернул права и козырнул:

– Всего хорошего!

Наверное, где-то видел, вот и пытался вспомнить где. Если читает «Юность», то понятно, там моя фоточка так и висит.

Я по возвращении из Венгрии между делом добил «В лесах Прикарпатья». Перечитал, подчистил, кое-какие листы, где почистить пришлось побольше, перепечатал заново. Отнёс почитать своим трём цензорам: сначала Иннокентию Павловичу, чисто из уважения, так как в Прикарпатье ловить бандеровцев ему не довелось, затем Шульгину, опять же, как человеку, которого я уважал, и на десерт Козыреву-старшему, уже как прототипу главного героя в этой его ипостаси. Каждому опять же вручил по мартовскому экземпляру «Юности» из числа присланных редакцией авторских, предварительно сопроводив дарственной надписью. Заодно пообещал заносить каждый из последующих номеров с моим романом по мере того, как будут присылать авторские экземпляры. Старикам – им разве много нужно для счастья…

Как бы то ни было, теперь дело за очередной поездкой в Москву, чтобы доставить рукопись по назначению. Вернее, два экземпляра. Один я отдам Полевому, а второй – Бушманову. Раз уж в «Молодой гвардии» ухватились за мой первый роман, глядишь, и второй напечатают… Когда-нибудь, учитывая, что у них в издательстве стоит очередь из утверждённых к публикации произведений.

С «Юностью» в этом плане проще. Ну да журнал, не книга, но с тиражом под три миллиона его прочитает даже больше людей, чем книгу, которую выпустят максимум 100-тысячным тиражом. А лучше, конечно, и в журнале публиковаться, и в книге. В материальном плане, в частности, учитывая, что советские писатели, особенно попавшие в обойму, живут ой как безбедно, и от переизданий только одной книги могут кормиться годами.

А история с «Heart-shaped box», как выяснилось, имела продолжение. Прошло недели две с момента моего возвращения из Венгрии, когда субботним вечером в квартире раздался телефонный звонок. На том конце провода оказался Сергей Борисович, поинтересовавшийся моими планами на завтрашнее утро. После чего предложил встретиться на уже известной мне явочной квартире.

Что день грядущий мне готовит? Хрен его знает, хотя в общих чертах я догадывался, что это продолжение нашей первой встречи. Но заход начался с другого.

– Что же это вы, Максим Борисович, так низко роняете реноме советского спортсмена?

– В смысле? – опешил я. – Это вы мне за поражение во втором бою пеняете? Так там…

– Нет-нет, я не о выступлении, – отмахнулся Козырев, наливая кипяток в заварочный чайник. – Я знаю, что вы боксировали достойно, и в поражении во втором поединке вашей вины нет, это досадная случайность, помноженная на предвзятость. Я о вашем выступлении в ресторане. Начальнику областного Управления доложили, что вы там чуть ли не шабаш устроили, хорошо, он попросил меня разобраться, а некого-то ещё.

– А, так вы насчёт моего концерта… Да ну, какой там шабаш! Вот побывали бы вы на концертах Мэрилина Мэнсона…

– Это что ещё за тип?

– В моём будущем есть певец такой, неординарный, мягко говоря. Его концерты каждый раз превращаются в дикие перформансы с распятыми или заключенными в клетки девушками, лысыми козлиными головами, обнаженкой и прочими чуть ли не сатанинскими атрибутами. И ничего, у нас в России он спокойно гастролирует.

Сергей Борисович замер, заморгал, переваривая услышанное, затем тряхнул головой и мрачно выдавил из себя:

– Хотя да, после прочитанного эссе, герой которого описывает своё будущее, чего-то подобного можно было ожидать.

Затем разлил по стаканам заварку, долил кипятку и подвинул блюдца с сушками и конфетами, а также розетку с вареньем.

– О, сегодня у нас даже варенье, – ухмыльнулся я, – причём моё любимое, вишнёвое.

– Из дома ещё позавчера взял, жене сказал, на работе чай буду пить. В общем-то, не соврал, такие встречи, пусть даже и неофициальные – тоже часть моей работы.

Пока гоняли чаи, я по просьбе Сергея Борисовича делился деталями венгерской поездки, не утаил даже эпизод, когда местный меняла вымогал у меня советские десятки.

– Это распространённое явление, именно десятирублёвые купюры пользуются у них спросом, – подтвердил собеседник. – Кстати, узнаёте?

Он выложил на стол передо мной венгерскую газету, предварительно раскрыв на нужной странице. Что там было написано – я догадывался, так как на сопроводительном фото мне вручали награду за спасение ребёнка на пожаре.

– Дарю, – улыбнулся Сергей Борисович. – Вы молодец, рванули в горящий дом, не испугались, вынесли из огня ребёнка… Не страшно было?

– Наверное, где-то в глубине души. Бояться было некогда, к тому же сначала вроде не так полыхало, это потом уже огонь отрезал обратный путь к отступлению, так что пришлось выбираться через окно. Спасибо за газету!

– Не за что, мне она, собственно, ни к чему, а вам и вашим близким будет приятно. Так я про ресторан снова… А чью песню вы исполняли? Вы там говорили, её написала какая-то американская группа, «Нирвана», что ли…

– Так правду сказал, только эта группа появился лет через десять, а эта песня с альбома 93 года. Там практически все песни написаны лидером группы Куртом Кобейном. Жаль, прожил недолго, 27 лет. В 94-м, в апреле, он сбежал из клиники, где лечился от наркозависимости, приехал домой, приставил к голове ствол ружья и нажал на спусковой крючок. После смерти стал легендой, хотя, в общем-то, и при жизни уже собирал со своей группой стадионы.

– То есть сейчас авторские права на эту песню предъявить некому?

– В общем-то, верно, некому, – пожал я плечами и черпанул ложечкой ещё одну порцию вишнёвого варенья. – Сейчас Кобейну всего 11 лет от роду, и он вряд ли подозревает, что его ждёт.

– В таком случае вы могли бы озолотиться, выдавая ещё ненаписанные песни за свои, – как бы с налётом равнодушия произнёс Козырев.

– Мог бы, но наша группа… то есть ансамбль при училище, исполняет в основном песни, написанные мной в прежней жизни или частично уже в этой, плюс мой бас-гитарист кое-что подкидывает. Видите ли, в моё время, в будущем, я имею в виду, популярен такой жанр, как альтернативная история, или, проще говоря, попаданцы. То есть человек каким-то образом попадает в прошлое. Либо вместе с телом, либо его сознание вселяется в себя же молодого, как в моём случае, либо в чьё-то другое тело. Нередко писатели подселяли своих героев в тело Николая II, Сталина или вообще Гитлера.

– Даже так?

– Ну а что вы хотели, человеческая фантазия безгранична, главное, чтобы получилось интересно. Попаданцы в советское прошлое в книгах раз за разом воровали ещё ненаписанные песни, книги и прочую интеллектуальную собственность, оправдывая себя тем, что раз уж они меняют историю, то эти произведения вряд ли уже кто-то сочинит. Может быть и верно, но вот я, попав в аналогичную ситуацию, как-то постеснялся внаглую брать чужие вещи. За редким исключением. Например, «Гимн железнодорожников» и песню «Две звезды» я всё-таки позаимствовал.

– «Две звезды» мне понравилась, видел в «Утренней почте», – кивнул Козырев. – А кто её написал… напишет на самом деле?

– Молодой композитор Игорь Николаев, он сейчас ещё где-то на Сахалине обретается. Был соблазн взять его другую песню, ещё более известную, но я не стал этого делать – с этой вещи у него в начале 80-х начнётся завоевание Москвы и сотрудничество с Пугачёвой.

– Ясно, ясно, – побарабанил Сергей Борисович пальцами по столу. – Ладно, песни и книги – это отдельная история, меня сейчас больше интересует другое… Посидите, я на минуту.

Он вышел, а вскоре вернулся с кассетным магнитофоном «Sharp» и выносным микрофоном.

– Сергей Борисович, я на плёнку ничего говорить не буду.

– Боитесь? – прищурился тот.

– Считайте как хотите, пусть даже и боюсь. Можете за мной конспектировать, я не против, но только не на магнитофон.

Он на какое-то время задумался, словно взвешивая что-то в уме, затем пожал плечами:

– Что ж, не буду настаивать, хотя так было бы быстрее.

После чего со вздохом разочарования развернулся и унёс магнитофон обратно, на этот раз вернувшись с парой ученических тетрадок и шариковой ручкой.

– Когда-то овладел навыками стенографии, надеюсь, они мне сегодня пригодятся, – криво усмехнулся он.

– А я надеюсь, что и сегодня нет никаких… хм… «жучков»?

– Обижаете, Максим Борисович…

– Тогда можно начинать.

– Прежде чем приступим к конспектированию, хоть это и не магнитофонная запись, но всё равно, прежде чем что-то произнесёте, сначала как следует обдумывайте свои слова. Эти записи могут оказаться, да они и окажутся, скорее всего, в руках серьёзных людей, и одна неосторожно произнесённая фраза может негативно отразиться на вашем будущем.

– А может быть, и на моём здоровье, – грустно пошутил я, легкомысленно жонглируя десертной ложечкой.

– А может быть, и на вашем здоровье, – вполне серьёзно подтвердил Козырев. – Я, конечно, на вашей стороне, но и мои возможности далеко не безграничны…

Он раскрыл тетрадку и приготовился писать.

– Итак, Максим Борисович, расскажите о себе, как вас зовут, полностью, когда и где родились, сколько вам было лет, когда ваше сознание переместилось в прошлое и при каких обстоятельствах это произошло? Не торопитесь, тщательно продумывайте свои ответы.

– Звать меня Максим Борисович Варченко, я родился 10 марта 1962 года в городе Пенза. В 2020-м году, когда мне было 58 лет, я однажды лёг спать, и проснулся на следующий день в своём теле, только на 43 года моложе. Подозреваю, что я умер и моя душа, вместо того чтобы улететь в рай или ад, если они существуют, почему-то заселилась в меня же молодого. Вот так бывает, сам писал книги о попаданцах, и сам же оказался одним из них. Сначала даже подумал, слишком уж реалистичная галлюцинация. Потом, спустя какое-то время, понял, что нет, это самая что ни на есть настоящая реальность. И мне теперь придётся с этим жить, если, конечно, не случится очередного «хода конём», например, с возвращением сознания в прежнее тело. Но вот минуло уже почти девять месяцев, а я по-прежнему здесь.

Подполковник и впрямь писал довольно шустро, хотя его почерк я лично разобрать мог с огромным трудом. Ну да ладно, потом, может, надиктует какой-нибудь особо доверенной машинистке из своего Комитета.

– Когда вы поняли, что оказались в собственном теле, как вы видели своё будущее? Уже тогда собирались как-то влиять на историю?

– Поначалу оказалось не до этого, надо было привыкнуть к старому-новому телу, вникнуть в происходящее вокруг, тем более на следующий день было 1 сентября, для меня начался первый учебный год в железнодорожном училище. Пришлось заново адаптироваться к новой обстановке, к сокурсникам, вспоминать когда-то пройденный материал… Знали бы вы, как мне не хотелось, да и сейчас не хочется учиться, будучи уверенным, что я никогда не буду работать по специальности.

– Так что с изменением истории? – напомнил Сергей Борисович.

– Эта мысль меня не покидала с первого дня моего пребывания в прошлом. Как только я более-менее обустроился, то стал думать, как мне это сделать. Нужно было как-то предупредить власть предержащих хотя бы о том, что никоим образом нельзя вводить войска в Афганистан, что эта война станет для нас тем же, чем стал Вьетнам для американцев. Ну и заодно о том, что ждёт страну, если изменения будут происходить те же, что и в моей истории. Итогом моих размышлений стало создание эссе, которое вы читали. Там достаточно подробно описывается

– Но всё же давайте уже без литературной обработки, а оперируя только голыми фактами, вспомним глобальные события будущего и последствия, которые они будут иметь для СССР и всего мира.

– Ага… Что ж, попробую напрячь память… Я бы начал, пожалуй, с переворота в Афганистане, но я вам уже о нём говорил, и он случился. Так что поздно пить «Боржоми»…

– Не отвлекайтесь, Максим Борисович.

– Ладно-ладно… В общем, американцы сделают всё возможное, чтобы СССР ввёл войска в Афганистан. В частности, президент Картер летом 1979 года подпишет первую директиву о тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле. Большую роль во всём этом играет ненавидящий коммунистов Збигнев Бжезинский, серый кардинал Белого дома. Вот кого бы устранить первым делом. Заслать человека с зонтиком, как подослали или – я дату точно не помню[1] – ещё только подошлют к болгарскому диссиденту Георгию Маркову…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache