Текст книги "Второй шанс — 2 (СИ)"
Автор книги: Геннадий Марченко
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава 7
А затем я провожал её домой, по пути пригласив в кафетерий, где в будущем будут располагаться «Бозы». В которые, кстати, с проверкой нагрянет Елена Летучая, и обнаружит там тараканов. А бозы (они же позы и буузы), между прочим, готовили неплохие, я любил туда захаживать в прежней жизни. Сейчас же мы стояли за круглым столиком на высокой ножке и пили какао с творожными сочниками. То, что было в школе на осмотре у врача и в дальнейшем, мы не обсуждали, словно бы сговорившись, что эта тема теперь – табу для нас обоих. Обсуждали новые фильмы в кинотеатрах, песню для Пугачёвой, которую мне пришлось негромко напеть, наших новых соседей по лестничной площадке… Поведал, что хочу подыскать маме новую работу, не такую вредную, как нынешняя. Инга сказала, что поговорит на эту тему с отцом, а когда я начал слабо протестовать, махнула рукой:
– Брось, ты даже не знаешь, что мой папа может.
В общем-то, я представлял себе возможности Михаила Борисовича, но решил закосить под дурачка.
День удался во всех смыслах, потому что, придя домой, обнаружил в почтовом ящике письмо от Стефановича. С бьющимся сердцем, едва раздевшись и переобувшись в тапки, надорвал конверт, вынув из него лист бумаги, в один абзац с хвостиком исписанный немного неровным, но разборчивым почерком.
«Здравствуй, Максим! Получил твоё письмо с нотами и текстом песни «Две звезды». Буду краток. Алле песня понравилась, и она хотела бы её исполнять на сцене. А также она не против пообщаться с тобой лично. Если тебе в Москву приехать затруднительно, то можем созвониться. Ниже я пишу номер телефона. Не затягивай, звони!
P.S. Никому больше пока эту песню не показывай. Насчёт прав договоримся. Стефанович».
– Есс! – согнул я сжатую в кулак руку в характерном жесте.
И тут же мне стало немного стыдно. Чему тут радоваться? Тому, что за счёт чужой песни на меня обратили внимание Пугачёва и её муж? Можно, конечно, утешаться советом «ловца», мол, не тупи, парень хватайся за шанс, а как эта песня тебе поможет – впоследствии поймёшь. Но свою совесть, как говорится, не обманешь.
– От кого письмо? – спросила мама, увидев меня с надорванным конвертом в руках.
– От Стефановича… Ну помнишь, муж Пугачёвой, мы их встретили на Воробьёвых горах.
– Да ты что! И чего он там пишет?
– Пишет, что песня им понравилась, вот, просит позвонить.
– Ой, так чего ты стоишь? Звони!
Ну да, теперь можно и звонить, телефон-то – вот он, набрал код Москвы, и болтай сколько влезет. Правда, потом счётец прилетит, но мы себе это вполне можем позволить.
Трубку на том конце провода подняли после третьего гудка.
– Алло, – услышал я почему-то не очень довольный женский, с хрипотцой голос.
Ух ты, со мной сама Пугачёва разговаривает! В прошлый раз на Воробьёвых горах она удостоила меня лишь мимолётного взгляда, когда я общался со Стефановичем. А в прежней жизни, хоть и довелось как-то видеть её вживую, возможности пообщаться так и не представилось, впрочем, я особо-то её и не искал. Не большой я был её фанат, то ли дело совместное фото и автограф от Стивена Тайлера из «Aerosmith» во время его московского визита. Жаль, эта фотка не переместилась вместе со мной. И не только она, ещё кое с кем фоткался на память, например, с Шевчуком, Шклярским, даже с Кобзоном и Басковым рядом постоял, когда они приезжали в «Тарханы» году, кажется, в 2005-м.
– Здравствуйте, Алла Борисовна! – говорю ровно, стараясь не допустить дрожи в голосе. – Это Максим из Пензы, который вам прислал ноты и текст песни «Две звезды». Получил сегодня письмо от Александра Борисовича, он просил позвонить на этот номер. А нам как раз в новую квартиру телефон провели, вот я из дома и звоню.
– Ах, Максим! Здравствуй! – Мне показалось, что голос собеседницы потеплел. – Молодец, что позвонил. Да, песня неплохая, я, пожалуй, возьмусь её исполнять. Тут помечено твоей рукой, что она для дуэта, но с ней ведь можно и сольно выступать?
– Можно и сольно, но дуэтом будет смотреться выгоднее. Особенно на живых выступлениях или если задумаете снять клип.
– И кого же ты мне посоветуешь в партнёры?
Однако… Кузьмин, как и в оригинальной версии, стал бы идеальным вариантом, но сейчас о нём в эстрадной тусовке никто и не слышал, поэтому и смысла называть его фамилию я не видел. А кто ещё у нас из молодых обладает похожим голосом? Расторгуев? Чёрт его знает, сейчас ему лет 25 есть вообще? Тоже, наверное, никому не известен. Может, подкинуть ей Боярского? Но и тут закавыка, как-то читал в будущем, что Пугачёва нелестно отзывалась о его вокальных данных, лучше не рисковать.
– Хм, ну, я думал, вы сами решите… Но если хотите знать моё мнение, неплохим вариантом стал бы дуэт с Вячеславом Добрыниным.
– Со Славой? Ну, не знаю, он предпочитает сам писать песни…
– Так вы предложите, может, он согласится на однократное сотрудничество в качестве эксперимента? Я уже вижу, как ваш дуэт исполняет эту вещь. То есть вы поёте первые две строчки, он – следующие две, затем вы две и он опять две, припев исполняете дуэтом. Сольная партия для гитары вроде бы прописана, и Добрынин, насколько я знаю, не понаслышке знаком с этим инструментом, может быть, как-то даже её разнообразит. Я даже не против каких-то его аранжировок в целом касательно песни.
На том конце провода после моего спича возникла пауза. Я даже представил, как Пугачёва задумчиво накручивает на палец локон и покусывает нижнюю губу.
– В общем-то, как вариант почему бы и нет, – наконец сказала она. – Честно скажу, перебирали мы с мужем и другие кандидатуры, но со Славой может получиться интересно. А ты песню ещё не регистрировал?
Чего это она интересуется, уж не собирается ли под шумок присвоить её себе? Конечно, в будущем я был немало наслышан, какая Алка стерва, но на воровство песен, думаю, всё же не пойдёт, вряд ли ей нужна скандальная слава.
– Отправил в ВААП ноты с текстом.
– Правильно сделал, – согласилась Пугачёва. – А теперь нам с тобой – вернее, в присутствии кого-то из твоих родителей – нужно будет подписать у нотариуса договор на передачу части прав мне как исполнителю. Без этого я просто не смогу её нигде исполнять, и в записанном виде она не сможет выйти, например, на пластинке. И соответственно, не будет тебе никаких авторских отчислений. А это, уж поверь мне, неплохие деньги, тем боле для Перми.
– Для Пензы…
– Ох, извини! Конечно, для Пензы, сама не знаю, откуда у меня в голове Пермь появилась.
Пенза, Пермь… По жизни не раз сталкивался с тем, что наши два города постоянно путают. Во всяком случае, Пензу с Пермью, путают ли наоборот – не знаю. Так, а что же нам с правами делать? Вот же блин, как всё запутано! Честно сказать, я в этих вопросах реально дилетант. А если это кидалово? Надо будет посоветоваться с Гришиным.
– Если нужно будет – подпишем. Как это сделать?
– Можете приехать в Москву?
– Эммм… Мне нужно посоветоваться с мамой. Она и так недавно брала два дня в счёт отпуска, когда мы ездили подписывать договор с журналом «Юность».
– А что в «Юности»? – насторожилась Алла.
– В мартовском номере начинается публикация моего романа «Остаться в живых», – не без чувства внутренней гордости поведал я.
– Ты не шутишь? Нет, правда?
– Такими вещами кто же шутит? – немного обиделся я. – Если не верите, можете позвонить Полевому, главному редактору журнала.
– Почему же сразу не верю, – пошла на попятный певица. – Просто, кажется, мне посчастливилось познакомиться с самым настоящим самородком. В общем, постарайтесь решить вопрос с мамой побыстрее. А расходы на проезд мы вам компенсируем.
– Да уж мы сами как-нибудь, – заскромничал я.
– Ну ладно, главное, не откладывайте поездку в долгий ящик. Как надумаете – сразу звони, я продиктую адрес, куда нужно будет подъехать. И кстати, скажи мне свой номер, я тоже запишу на всякий случай.
Положив трубку, я вернулся в зал и встретился с вопросительным взглядом мамы. Предупреждая её вопросы, сам рассказал содержание беседы с Пугачёвой.
– Как, сможешь, если что, снова отпроситься на пару дней?
– Опять придётся в счёт отпуска брать, – тихо вздохнула она. – Но ради такого дела, думаю, отпустят. Да и то, в кои-то веки на живую Пугачёву вблизи посмотрю.
Договорились, что, как только мама решит этот вопрос на работе, сразу берём билеты на поезд и я звоню Пугачёвой. Ну или Стефановичу, смотря кто поднимет трубку.
Отправившись на работу ко второй смене, мама успела застать директора типографии, тот отнёсся к ситуации с пониманием, поинтересовавшись тем не менее, в последний раз она отпрашивается, или ещё будут аналогичные просьбы? На что мама, как она передала мне поздно вечером, когда вместе с отцом они вернулись с работы домой, ничего не смогла определённо ответить, чем вызвала скрытое недовольство директора.
– Надеюсь, тебе с ним ещё недолго работать, – успокоил я маму.
Умолчав, впрочем, о возможной помощи с трудоустройством со стороны Михаила Борисовича, раз уж Инга обещала поговорить с отцом на эту тему. Выгорит или нет – пока неизвестно, раньше времени маму обнадёживать не буду.
– А на какие числа отпросилась? На 15-е и 16-е февраля? Вторник и среда, – уточнил я, пролистнув отрывной календарь. – Значит, выезжаем вечером понедельника, 14-го числа. Ладно, я в училище тоже попробую отпроситься на вторник и среду. А как отпрошусь, то наберу Пугачёву, предупрежу, чтобы ждали нас утром 15-го.
С Николаем Степановичем, который, к моему некоторому удивлению, оказался большим любителем Пугачёвой, договориться удалось без вопросов. Но до этого я успел созвониться с Октябрём Васильевичем Гришиным, чтобы спросить его совета. Тот меня успокоил, мол, Пугачёва всё правильно говорит, мне всё равно пришлось бы подписывать договор с каким-нибудь исполнителем, если только я не собираюсь сам выступать с ней на сцене.
– А если мы хотим включить песню в альбом нашей группы? – спросил я.
– Так в договоре этот пункт тоже пропишете. Думаю, Алла Борисовна не будет против, тем более ваша, как ты выразился, группа пока ещё никому толком неизвестна, а Пугачёва уже величина.
Что ж, так тому и быть. Если уж Гришин рекомендует… Ему я звонил на следующий день после разговора с Пугачёвой, в субботу утром, и в тот же день после обеда в моей комнате наконец-то появился письменный стол. Выбирать ездили всей семьёй, благо что письменные столы, в отличие от румынских стенок и финского сервелата, можно было приобрести без проблем даже с самом медвежьем углу страны.
И вот снова вокзал, снова купейный вагон, и впереди – ожидание встречи с восходящей звездой советской эстрады. Или уже взошедшей? В общем-то, учитывая, что зенит славы Аллы Борисовны придётся на середину 1980-х, а впоследствии она станет живым памятником самой себе, можно, пожалуй, сказать, что всё же ещё восходящей.
Белая «Волга» Стефановича поджидала нас, как и было уговорено, на стоянке на Комсомольской площади. Александр Борисович топтался возле машины с сигаретой в зубах, увидев нас, приветливо помахал рукой.
– Сейчас сразу едем к нотариусу, – сказал он, садясь за руль, – Алла подъедет к нему где-то через полчаса.
Вишь ты, деловые люди, привыкли сразу решать вопросы. Хотя, когда мы с ним говорили по телефону – трубку поднял как раз Александр Борисович – он обмолвился, что с вокзала сразу поедем подписывать договор, так как днём у Пугачёвой некие важные дела. Какое-то внутренне чувство мне подсказывало, что в ресторан после подписания договора обмывать данное событие нас вряд ли поведут.
К нотариусу мы добрались минут за сорок, Алла Борисовне поджидала нас, сидя в салоне «Жигулей» 3-й модели, с включённым двигателем, чтобы не замёрзнуть – на улице было градусов 12 мороза. Коротая время, певица курила, хотя при нашем появлении тут же приспустила стекло и выбросила окурок в снег.
– Здравствуйте, молодцы, что приехали, – приветствовала нас Пугачёва. – Вы, я так понимаю, Надежда Михайловна?
Мама, судя по выражению её лица, пребывала в лёгком шоке от созерцания будущей Примадонны, и мне пришлось незаметно толкнуть её локотком.
– А… Да, здравствуйте, Алла Борисовна, – наконец выдохнула она.
– Можно просто Алла, – со снисходительной улыбкой произнесла Пугачёва. – Кстати, Максим, вчера мы уже репетировали песню со Славой Добрыниным, вроде бы неплохо получается.
– Здо́рово, а если ещё и клип снимете, который покажут в «Утренней почте»…
– Пока об этом говорить рано, но кто знает, кто знает…
Процедура составления договора у, судя по всему, давно прикормленного этой парочкой нотариуса не заняла много времени. Я внимательно изучил документ на предмет «подводных камней» и, не обнаружив их, дал маме добро на то, чтобы поставить подпись под договором. Все финансовые расходы, пусть они и оказались не такими большими, взял на себя Стефанович.
Вышли на улицу, Александр Борисович чисто формально поинтересовался нашими планами до отъезда в Пензу.
– Наверное, погуляем по Москве, не на вокзале же сидеть до вечера, – ответил я за нас с мамой и нагло поинтересовался. – А вы куда сейчас?
– А мы во Дворец культуры ЗИЛа, Алла снимается сейчас в кинокартине, там будет сегодня сниматься один из эпизодов.
– Кстати, Саша, – перебила его Пугачёва, – а не включить ли нам эту песню в фильм?
– Хм, не уверен, что Зацепин этому обрадуется.
– Ой, да брось, после Горбоноса его уже ничем не испугаешь[1].
– Ты думаешь? Ну смотри, договариваться будешь сама.
– Как обычно, – усмехнулась певица.
– А можно с вами съездить? – встрял я с наглым вопросом. – Интересно посмотреть, как кино снимают.
Стефанович только набрал в лёгкие воздуха, чтобы явно озвучить какую-нибудь причину для отказа, но Пугачёва его опередила:
– Ну а что, Саш, правда, чего им по городу просто так болтаться?
– Ладно, поехали, – махнул рукой Стефанович. – Садитесь ко мне.
Это уже в наш адрес, Алла Борисовна поехала на своих «Жигулях». Дворец культуры ЗИЛа на Восточной улице живо напоминает по своей архитектуре наш пензенский ДК имени Кирова. В частности, парадным входом с козырьком, опирающимся на колонны. Но мы заходим через служебный вход. Идём коридорами, слышим шум толпы, этой где-то в фойе, мы же идём каким-то закулисьем. И вот мы попадаем на сцену, перед нами зрительный зал где-то на тысячу мест, не больше, по которому перемещаются люди, стоят камеры, софиты, ещё какая-то аппаратура.
– Алла!
От группы людей отделяется фигура мужчины в сером костюме, который двигается в нашу сторону.
– Алла, здравствуй! Приветствую, Саша! Немного рановато подъехали, ну лучше раньше, чем позже. А это кто с вами?
– Это юный композитор, автор моей новой песни Максим…
– Варченко, – подсказал я Пугачёвой.
– Да, Максим Варченко, – улыбнулась Алла Борисовна. – И мама его…
– Надежда Михайловна, – теперь уже подсказал Стефанович.
– Надежда Михайловна, – на этот раз с извиняющимся видом, сделав свои выщипанные в тонкие дуги брови «домиком», улыбнулась певица. – У них поезд вечером, им просто податься некуда, вы не против, если они посмотрят, как снимается кино?
– Хм, ладно, посадим их в массовку, будут изображать зрителей. Вы как, не против?
Мы были не против, хотя интереснее было бы оказаться поближе к съёмочному процессу.
– Александр Сергеевич, у меня к вам ещё будет потом приватный разговор насчёт песни, которую написал этот юноша, – говорит режиссёру Пугачёва.
– Приватный? Что, неужто ещё одну песню в обход Зацепина хочешь втиснуть в фильм?
– Александр Сергеевич, поверьте, она того стоит. Я на днях привезу вам студийную запись, сами послушаете и убедитесь.
– Ладно, – вздыхает её собеседник, – после об этом поговорим.
Александром Сергеевичем, как выяснилось, оказался Орлов – режиссёр фильма с рабочим названием «Третья любовь». Понятно, что в итоге картина получит другое название, а именно «Женщина, которая поёт». В своё время я, ей-богу, ни разу не смотрел этот фильм, лишь случайно какие-то отрывки, так как творчество Аллы Борисовны меня мало интересовало. А теперь нам с мамой предстояло стать соучастниками этого действа, пусть даже мы и мелькнём в кадре в лучшем случае на секунду-другую.
Тем временем Орлов дал команду, в зал начали запускать зрителей, вернее, массовку, которой предстояло изображать публику. Нас посадили в седьмом ряду чуть правее центра, а через несколько рядов впереди нас уселся немолодой мужчина, чьё лицо показалось мне знакомым. Ну точно, это же актёр Николай Волков! Кажется, у него достаточно серьёзная роль в этой картине, вон как режиссёр, протиснувшись к актёру, о чём-то с ним говорит, активно при этом жестикулируя.
Ещё ближе к сцене несколько актёров изображают, видимо, жюри конкурса, среди них я узнаю ведущую «Музыкального киоска» Элеонору Беляеву. А Пугачёва и Стефанович исчезают за кулисами, видно, будущая Примадонна отправилась гримироваться. Тем временем левую часть сцены занимает оркестр с мощной духовой секцией, справа расположились клавишник, басист, гитарист и барабанщик за ударной установкой.
Проходит ещё несколько минут, из-за кулис появляется Алла Борисовна, подходит к Орлову. Что-то с ним обсуждает и вновь скрывается за кулисами. Наконец ещё минут через двадцать помощник режиссёра – пухлая молодая женщина – берёт в руки мегафон и даёт команду всем приготовиться.
Девушка с хлопушкой в руках встаёт перед сценой. На хлопушке мелом начерчены какие-то цифры и буквы, но отсюда мне трудно разобрать, что именно там написано. Следует команда режиссёра: «Мотор!», больше никаких «свет» или «камера», и девица хлопает дощечкой:
– Сцена восемьдесят восемь, дубль первый.
На сцене появляется актриса, изображавшая ведущую, а может, это и есть настоящая ведущая, которая объявляет:
– Анна Стрельцова, Москва.
Понятно, что Пугачёва открывает рот под фонограмму, но выглядит это настолько естественно, что создаётся полнейшая иллюзия живого выступления. Несколько камер направлены на сцену, одна снимает зрительный зал. По команде помощника режиссёра, когда Пугачёва заканчивает петь песню «Женщина, которая поёт», мы встаём и устраиваем овацию. Кошусь на маму – на её лице написан настоящий восторг, она аплодирует вполне искренне, даже кричит: «Браво!» И, честно говоря, мне приятно, что мама так счастлива, значит, пока я всё делаю правильно.
Оказалось, что массовке платили деньги, пусть и небольшие, на раз в кафе сходить хватило бы одному. На вокзал нас отвёз на своей «Волге» Стефанович, мы с ним сердечно попрощались, а утром были в Пензе. Дома мама в красках расписала итога нашей поездки собиравшемуся на работу отцу.
– В следующий раз я с Максимкой поеду, – заявил он. – Тоже хочу с Пугачёвой в кино сняться.
Приняв душ, я позавтракал, прикидывая планы на день. В училище я сегодня не появлюсь, на первую свою тренировку в этом году пойду завтра, писать сегодня роман что-то совсем не было настроения. У меня там как раз наступил момент в книге, над которым я начал биться ещё до поездки в Москву, и никак не мог придумать, как разрешить ситуацию. На свою первую в этом году тренировку я собирался в пятницу, по пропахшему потом залу соскучился неимоверно. Может, прошвырнуться по магазинам, поглядеть пишущую машинку?
Я оделся, сказал маме, что прогуляюсь, и отправился в сторону ближайшего магазина канцелярских товаров. Когда я увидел гордо стоящую в окружении механических «товарок» электромеханическую «Ятрань», у меня тут же ёкнуло сердце. О такой машинке можно было только мечтать. Цена, правда, кусалась, 392 рубля на дороге не валяются. Но когда вечером, скромно потупив взгляд, я расписал маме все прелести этой машинки, она без обиняков предложила снять со сберкнижки нужную сумму.
– Это же твои деньги, – говорила она, – вот и распоряжайся ими на своё усмотрение. Тем более машинка тебе не для баловства, а для дела, она – твой рабочий инструмент.
На следующий день после училища и перед репетицией я с четырьмя сотнями в кармане метнулся в канцелярский, и спустя пятнадцать минут выходил из него, гордо держа в руке тяжеленный ящик, внутри которого покоилась пишущая машинка. Дома с торжественным видом водрузил её на стол вместо прокатной, которую теперь нужно будет отнести Иннокентию Павловичу, заправил ленту, два листа 11-го формата с проложенной между ними копиркой и, собравшись с духом, стал набирать продолжение романа. С появлением новой машинки заминка в сюжете, над которой я бился несколько дней, исчезла словно сама собой.
В училище парни отказывались верить, когда я рассказал, что мы с мамой снимались, пусть и в массовке, в фильме с участием Пугачёвой.
– Ты уж ври, ври – да не завирайся, – хмыкнул Сорокин.
– Это я вру?! А давай поспорим!
– А как ты докажешь?
– Вот как фильм выйдет, сразу идём в кинотеатр и ждём эпизода с этим концертом. Мы там с мамой должны появиться в кадре.
– Замётано. А на что спорим?
– Я бы с тобой рублей на сто поспорил, но у тебя всё равно нет таких денег. Договоримся чисто символически, на пендель.
Так и порешили, наше рукопожатие разбил Серёга Стрючков. В пятницу я наконец-то, практически два месяца спустя, пришёл на тренировку. Помню, когда в новом году впервые переступил порог «Ринга» (как-то быстро соскучился по ребятам, по этой атмосфере и пропахшему потом залу), моё появление было встречено бурными выражениями восторга, а Храбсков тут же потащил меня в тренерскую, где со словами благодарности вручил сумму, одолженную в Ташкенте. На этот раз он озвучил информацию, которая показалась мне чрезвычайно интересной.
– Слушай, Максим, тебе нужно восстанавливать форму как можно быстрее. В апреле сборная Советского Союза по младшим юношам едет в Будапешт, на матчевую встречу со сборной Венгрии. Ты – один из кандидатов.
– Здо́рово! А вы поедете?
– Нет, только главный тренер юношеской сборной СССР, массажист и врач, – с толикой грусти в голосе сообщил Валерий Анатольевич.
Между прочим, за эти два месяца ему повысили категорию, а соответственно, как я догадываюсь, и оклад – спрашивать об этом напрямую самого Анатольича посчитал некорректным. Если я вдруг выиграю какое-нибудь юниорское первенство мира или Европы, пожалуй что Храбскову присвоят звание заслуженного тренера РСФСР. А если по взрослым добьюсь аналогичных успехов, тут уж и на Заслуженного тренера СССР можно рассчитывать. А мне – на ЗМС, но для начала (а именно на следующей неделе) мне нужно было заявиться в областной спорткомитет и получить из рук его председателя удостоверение и значок Кандидата в мастера спорта.
– Ты учти, – продолжил Храбсков, – что в следующем году, ходят такие слухи, планируется провести первый чемпионат мира среди юниоров. И вот по итогам поездки в Венгрию, хотя к чемпионату миру придётся принять участие в ещё одном первенстве Союза, тренерский штаб уже сможет сделать какие-то выводы. Мало того, на сборы в подмосковном Новогорске поедут не только победители, но и призёры последнего первенства СССР, там тоже придётся постараться себя с наилучшие стороны.
Понятно, значит, за место в команде придётся ещё побороться. Ладно, не впервой нам пробиваться через тернии к звёздам. Пока же я с огромным удовольствием переоделся в спортивную форму и почти два часа впахивал так, что моя майка стала насквозь мокрой от пота. Даже на спарринг напросился, хоть Храбсков и уговаривал меня пока поберечься. Договорились со спарринг-партнёром, что будем работать вполсилы, так что обошлось без последствий. После тренировки встал на весы, они показали 77 с хвостиком. Похоже, за время вынужденного простоя слегка поправился. Но при этом чувствовал я себя комфортно, лишние килограммы вроде бы нигде не давили. Может, мне в полутяжёлый вес перейти? С возрастом, само собой, костная и мышечная масса будут расти, внутренние органы тоже. Вполне может быть, что, если не брошу заниматься боксом, доберусь и до тяжёлого веса. У юниоров это свыше 90 кг, а у взрослых от 81 до 91 кг. В прежней жизни я особо за весом не следил, и до центнера доходило, в этой, надеюсь, спорт не позволит мне достичь такой цифры.
После тренировки неторопясь шёл домой, наслаждаясь приятной усталостью в теле и вальяжно опускавшимися на город крупными хлопьями снега. И было мне так хорошо, что на автомате я едва не дошёл до прежнего своего места жительства. Только у «Снежка», на углу Кураева и Московской, до меня дошло, что иду не туда.
Где пишущая машинка – там и новый телевизор. Не было бы у нас «Вятки» – предложил бы купить новую стиральную машинку. Идея покупки телика исходила от меня, хотелось, чтобы в моей комнате стоял телевизор, вот старый себе и заберу. То, что я раньше говорил про сберкнижку, мол, пусть деньги лежат – целее будут, касалось в общем-то необоснованных расходов. Приобретение пишущей машинки, на которой я и в самом деле планировал зарабатывать посредством сочинения книг, необоснованными расходами я не считал. Телевизор… Ну не знаю, всё равно наш морально устарел, а в зал можно и цветной поставить. Правда, пока в Пензе телеприёмники принимают только чёрно-белое изображение, но цветное, по воспоминаниям, должно появиться буквально со дня на день[2].
Отец и мать с моими доводами согласились, мне кажется, после того, как я стал в семье основным добытчиком, они готовы были соглашаться со всеми моими предложениями. В магазине «Электрон» нам приглянулся телеприёмник цветного изображения «Рубин-714» за 680 рублей, за такие деньги, как по секрету сказала продавец, особо их не покупали. И вскоре мы с отцом заносили на третий этаж тяжеленную бандуру, а мама несла рогатую антенну, так как старая вместе с чёрно-белым телевизором переезжала в мою комнату.
Телевизором, как в дальнейшем выяснилось, мы не ограничились. Вот не думал, что я такой транжира! Да-да, инициатива потратиться на новые покупки исходила как раз от меня. Вернее, сначала мне приспичило иметь магнитофон, а то музыкант, называется, свои песни даже послушать не могу, когда захочется. Да и вообще, магнитофон должен быть в каждой советской семье. Это не роскошь, а средство… в общем, средство для проведения культурного досуга.
Уговаривать родителей долго не пришлось, в конце концов, мы собирались тратить мною же заработанные деньги, да и предложил я заглянуть в комиссионный, где можно было купить слегка подержанный аппарат совсем не за те деньги, за которые он продавался в обычном магазине.
– И себе что-нибудь из бытовой техники приглядишь, – добил я маму веским доводом.
В итоге мама сняла с книжки две тысячи, хотя и не рассчитывала потратить такую огромную, в её представлении, сумму. Отец напросился с нами, номинально предложив себя в качестве тягловой силы. Как в воду глядел… Мы заявились в тот самый комиссионный на Коммунистической улице, где когда-то брали микшер и синтезатор для нашей группы. И вот тут мама разошлась по полной! Спустя примерно тридцать минут отец держал в руках электромясорубку, миксер, тостер, утюг и электрическую бритву «Харьков» для себя, любимого. Я уговорил маму примерить болгарскую дублёнку за 400 рублей, та пришлась ей впору.
– Бери, – сказал я голосом, не терпящим возражений. – В Москву всё-таки ездим, там нужно прилично выглядеть.
В глазах мамы появились слёзы, которые она тут же незаметно смахнула. Наверное, это было слёзы счастья, до этого в её жизни дублёнок никогда не случалось, и тут вот такой презент от сына.
Тем временем я добрался до нужного мне отдела, где за прилавком стояла уже знакомая мне продавщица.
– А, здравствуй, здравствуй, – расплылась она в улыбке в ответ на моё приветствие. – Как «Трембита» себя ведёт, синтезатор? Всё работает? Ну и хорошо. А сейчас за чем пожаловал?
В итоге вскоре я стал счастливым обладателем компактной кассетной деки «Philips 851» 1974 года выпуска со встроенным усилителем и пары рижских колонок «Радиотехника 35АС-1» выпуска прошлого года. Продавщица предоставила мне возможность всё это послушать в сборе, подсунув кассету с записью песни «У нас, молодых» ВИА «Самоцветы».
У нас молодых впеpеди года
И дней золотых много для тpуда
Hаши pуки не для скуки для любви сеpдца
Для любви сеpдца той котоpой нет конца
Для любви сеpдца той котоpой нет конца…
Ух как содрогался весь магазин, как испуганно вжимали головы в плечи покупатели, когда я врубил колонки на полную мощность. Хорошо, сделал это на несколько секунд, иначе стены и потолок пошли бы трещинами, а с кем-нибудь из присутствующих мог бы приключиться инфаркт. И не сказать, что колонки прям вот уж бог знает какие здоровые, но звук, конечно, был выше всяких похвал. Что дека японская, что отечественные колонки – ни малейших нареканий. Правда, и стоило всё это удовольствие в общей сложности 1100 рублей, но я с такой жалостью смотрел на маму, что она не устояла. В конце концов, сказала она, я трачу свои деньги, хотя снятых с книжки денег хватило в обрез.
До кучи взял упаковку «нулёвых» кассет TDK по 9 рублей за штуку. Была возможность взять более чем в два раза дешевле МК-60, но мне хотелось, чтобы качество звука было на высоте и плёнку не зажёвывало. Чтобы все наши покупки увезти, пришлось ловить такси. Большинство вещей, включая колонки, отправились в багажник, но саму деку я держал на коленях.
– Вот, считай, сделали мы тебе подарок ко дню рождения, – с довольным видом заявил отец, когда мы занесли покупки в квартиру.
– Боря, ты совесть-то поимей! Это же всё куплено на деньги сына.
– Действительно, – поскрёб тот лоб своей заскорузлой пятернёй. – Ладно, тогда мы с матерью на хороший подарок тебе разоримся.
– Не нужно никому разоряться, – заявил я голосом, не терпящим возражений. – Обычно дарят то, что не нужно, а я купил себе как раз то, что хотел. А всё остальное у меня есть. Так что с вас – хорошее застолье, друзей приглашу и бабушку привезём.
В тот же день позвонил Вальке, поинтересовался, есть ли у него возможность переписать наши песни с бобины на компакт-кассету? Оказалось, есть, дома у него имелся и кассетник, который в прошлый мой визит к ним, когда я зубы лечил, на глаза мне не попался, а Валентин о нём и не распространялся. Перекинул шнур от одного магнитофона к другому – и готово.
– Принесу кассету с записью на следующую репетицию, – сказал басист.
– Отлично, а я чистую захвачу, на обмен.
– Да ладно, не стоит…
– Отставить, боец! Сказал захвачу – значит, захвачу. У меня упаковка TDK дома лежит.
– Ого! Тогда я тебе на «BASF» запишу, чтобы был равноценный обмен и качество на уровне.
Получив свои руки кассету с нацарапанной на ней ручкой надписью «Группа «GoodOk», «Осенний альбом», тут же сунул кассету в кассетоприёмник и нажал клавишу воспроизведения. А потом балдел сорок с лишним минут – Валька записал все наши песни, включая «Волколака». А затем ещё и для родителей поставил. Правда, мама что-то уже не только слышала, но и видела, если вспомнить телепрограмму с нашим участием, а для отца творчество ансамбля, в котором практически все песни сочинял, а многие и исполнял его сын, было внове.