Текст книги "Второй шанс — 2 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Далее он представил нам наших соперников, кому с кем боксировать. Эти имена никому из нас ни о чём не говорили, поэтому я, вытянув руку, предложил завтра нам всем последить за тренировкой соперников.

– Верная идея, – согласился Сан Саныч, – с языка снял, я как раз хотел озвучить то же самое.

После выступления тренера сборной слово взял Фёдор Матвеевич, начавший нести обычную пургу вроде того, что нам доверена честь представлять советский спорт на международной арене, и мы должны оправдать это доверие не только на ринге, но и в быту. Тут я невольно ухмыльнулся, что не ускользнуло что от внимания выступающего.

– А чему вы улыбаетесь, молодой человек? Я сказал что-то смешное? Кстати, как фамилия спортсмена? Варченко? Товарищ Варченко, встаньте, пожалуйста.

Я поднялся, чувствуя, как у меня раздуваются ноздри и кровь приливает к голове, и понял, что могу и не сдержаться, и это будет очень плохо, так как чревато серьёзными последствиями. Значит, нужно как-то справиться со своими эмоциями.

– Вы ведь наверняка комсомолец, да, Варченко? Так что же я такого сказал, что вызвало у вас столько саркастическую улыбку?

– Извините, Фёдор Матвеевич, это я не на ваши слова реагировал, просто вспомнил один анекдот про бокс.

– Да? Может, и с нами поделитесь?

– Да пожалуйста, – пожал я плечами. – Встречаются двое, один спрашивает второго: «Знаешь, что главное в боксе?» «Шубы!» «Что?! Какие еще шубы?!» «Шелые передние шубы!»

Анекдот, конечно, был средненький, главное, что нейтральный, но и этого хватило, чтобы заставить пусть и не во весь голос, но заржать невзыскательных слушателей в лице практически всех присутствующих. Даже чиновник хмыкнул, покачав головой. Комитетчика я не видел, он сидел сзади, но чувствовал, что вот он-то как раз вряд ли смеялся.

– Тогда ещё один в тему, – решил я ковать железо, пока горячо. – Десять золотых, семь серебряных, пять коренных… – таковы результаты выступления нашей сборной по боксу.

Тут уж народ грохнул по полной, улыбка на лице чиновника стала шире, ну и я решил забить последний гвоздь:

– Раз бог, как говорится, любит Троицу, вот вам третий анекдот… В боксе побеждает тот, кто первым догадается поднять руку рефери после матча.

В общем, мои анекдоты неплохо так раскрепостили скучную атмосферу сборища. Выступающему пришлось даже призвать к тишине, а то народ всё никак не мог успокоиться. Мальчишки, что с них взять!

После собрания разошлись по домикам, оборудованным, кстати, совмещённым санузлом, в котором имелись душ с полиэтиленовой занавеской, умывальник и унитаз. Причём была возможность даже включить горячую воду, цивилизация, однако… Почистив перед сном зубы, заполз под одеяло, представлявшее собой шерстяной плед без пододеяльника. Домики не отапливались, это был, пожалуй, единственный минус, хотя какие в Венгрии зимы – так, пародия, скорее всего. Во всяком случае, за бортом к вечеру похолодало градусов до пятнадцати, и я поплотнее закутался в одеяло.

– А мы в пионерлагере любили на ночь рассказывать страшные истории, – неожиданно раздался из темноты Юркин голос.

– И мы тоже…

– И мы…

– Эй, Макс, а ты что, не был в пионерлагере?

– Что ж я, хуже вас, что ли? Как-то меня на три смены подряд отправили. Тоже рассказывали про чёрную руку и гроб на колёсиках…

– О, это моя любимая тема, – оживился Юрка. – Хотите, расскажу?

– Валяй.

Я зевнул, повернулся на другой бок, и так незаметно, под страшилки соседей по домику, вырубился.

Утро в 7 утра началось с пробежки. Когда мы уже заканчивали, появились венгерские боксёры. Эти сони тоже отправились на пробежку, а мы тем временем разошлись по домикам, чтобы принять душ, и после этого нестройной колонной отправиться на завтрак. Перед обедом работали уже в зале, но на этот раз венгры тренировались перед нами, и с разрешения руководства сборной я понаблюдал за их работой. Мне удалось заранее выяснить, что боксировать придётся вон с тем коренастым, чернявым парнем, по имени Ласло Немец. Подглядывать пришлось в щель чуть приоткрытой двери, не заходить же внаглую, мол, я тут посмотрю, если вы не против. Мой соперник оказался левшой, работавшим в правосторонней стойке. В лёгком спарринге, как я заметил, он предпочитал работать на средней и ближних дистанциях, что при его комплекции и отнюдь не выдающейся длине рук выглядело вполне естественным. Причём, как я успел заметить, каждую свою комбинацию в ближнем бою он старался закончить акцентированным ударом левой снизу. Так что кое-какие выводы я для себя сделал.

– Ну что, вынес что-нибудь полезное для себя? – поинтересовался Чеботарёв перед началом нашей тренировки.

Я поделился впечатлениями, и Сан Саныч тут же поставил меня в пример остальным. Вот, пока вы прохлаждались, Максим изучал своего будущего соперника.

– Да ладно, – хмыкнул Варданян, я своего и так уложу.

– Уложишь? Ну-ну, посмотрим, – скептически отреагировал Чеботарёв. – Венгры, конечно, не американцы или кубинцы, но самоуверенность на ринге многих до добра не доводила.

– А в целом, – добавил я, – венгры не производят сильного впечатления, соперник вполне по зубам.

Сан Саныч смущённо кашлянул, ведь это он должен смотреть и делать выводы, а не его подчинённый.

3 мая перед обедом в спортзале прошло взвешивание участников турнира, а час спустя мы загрузились в уже знакомый «Икарус», на этот раз вместе с венгерской командой. Причём венгры уселись в передней части салона, а нам выделили заднюю, что вызвало у Сан Саныча недовольное бурчание. Оказалось, его с детства укачивает в транспорте, поэтому он предпочитает сидеть спереди. Впрочем, в этот раз обошлось без выброса съеденного в обед на пол, хотя лоб Чеботарёва к концу поездки украшали бисеринки пота.

Выгрузились мы у центрального входа небольшого спортивного комплекса, старого, но уютного, рассчитанного тысячи на три зрителей. Здесь имелась основная арена с установленным посередине рингом и небольшой тренировочный зал, где нам предстояло разминаться перед боями. Туда нас и отправили после того, как мы переоделись в раздевалке, а в зале тем временем на трибунах уже рассаживались зрители, а телевизионщики заканчивали последние приготовления к прямой трансляции.

Наконец торжественный выход обеих команд, звучат гимны СССР и Венгрии, и вот начинается матчевая встреча двух сборных. Первыми на ринге появляются легковесы, мой выход ближе к финалу. Толя Микулин по очкам легко переигрывает своего оппонента. Затем Алексей Никифоров и вовсе одерживает досрочную победу ввиду явного преимущества. Самвел Оганян не без труда, но справляется. Почин товарищей не смог поддержать Юрий Гладышев, уступил по очкам, хотя, на мой взгляд, бой был относительно равным. Ну да ладно, как заметил Чеботарёв, победу венгру присудили, чтобы совсем уж не обижать местных любителей бокса, тем более что трансляция ведётся по второй программе общенационального венгерского телевидения.

Василий Шишов, Исраэл Акопкохян и Евгений Дистель снова приносят очки в копилку нашей сборной. Как я и прогнозировал, уровень местных боксёров не идёт в сравнение с уровнем советских мастеров кожаной перчатки. Времена Ласло Паппа остались в прошлом, хотя периодически кто-нибудь из венгерских боксёров и выстреливает. Как, к примеру, Гедо Дьёрдь, выигравший золотую медаль в 72-м на Олимпиаде в Мюнхене.

Недаром Сан Саныч предупреждал Варданяна. Тот на бой вышел расхлябанным, с кривой улыбкой на губах, начал пританцовывать перед соперником, опустив руки, за что вскоре и поплатился, оказавшись в нокдауне. К чести Паруйра, он сумел собраться, но последствия пропущенного удара ощущались до конца боя, и в итоге с минимальным перевесом победу присудили хозяину ринга.

Ну а дальше настал мой черёд постоять за честь советского флага. У меня в перчатке олимпийский мишка – непременный талисман моих побед. Перед выходом на ринг кладу его с краю, после чего перелезаю через канаты.

Ласло Немец не производил устрашающего впечатления, чувствовалось, что соперник слегка нервничает. Я не стал форсировать события, для начала побросал джебы, набирая очки, а когда доведённый до точки кипения соперник бросился вперёд, встретил его прямым правой на уходе в сторону. До окончания первого раунда Ласло ещё пару раз бросался в атаку, одну ему всё-таки удалось довести до логического завершения апперкотом с правой.

В целом никакой опасности для себя я пока не видел, да и Чеботарёв тоже, просивший меня действовать в той же манере. Я не стал ничего придумывать, во второй трети боя регулярно набирая очки на дистанции. Подраться – это пожалуйста, в третьем раунде, у меня и самого кулаки чесались. Посмотрим ещё, кто кого в ближнем бою.

К заключительному раунду все уже, включая моего соперника, пожалуй, понимали, что исход боя по существу ясен. Если только не вмешаются какие-то сверхъестественные обстоятельства или уж я совсем расслаблюсь, что даст шанс Немцу по мне так попасть, что я упаду и до счёта «десять» уже не встану. Но расслабляться я не планировал, напротив, стал проводить серию за серией, и некоторые удары достигали цели, потряхивая соперника. А ближе к концовке боя я решил всё-таки подраться, надо же повеселить заскучавшую публику.

Ласло явно не ожидал от меня такой прыти, наглухо прикрылся перчатками, перекрыв себе обзор и одновременно открыв печень, по которой я с удовольствием и саданул левым крюком. Затем мне оставалось лишь отойти в угол и ждать, пока местный рефери не отсчитает до восьми, чтоб в тот же миг объявить о прекращении боя – угол противника выбросил полотенце. Ну и правильно, а то, чего доброго, я бы мог беднягу и покалечить. А так он хотя бы доживёт до ответного поединка. Если, конечно, не испугается на него выйти.

Далее Саша Лебедев без проблем также досрочно разобрался со своим соперником в весовой категории до 81 кг, а вот его тёзке Ягубкину пришлось повозиться со своим визави. Тот оказался крепким орешком, продержался все три раунда и даже поставил Саньке под левым глазом небольшой фингал. Но по очкам победа всё равно была за советским боксёром. Так что по итогам первого дня соревнований мы уверенно вели со счётом 9:2.

Не знаю уж, будут ли транслировать по телевидению вторую встречу после такого разгромного поражения… Хотя на что они, собственно говоря, рассчитывали? Пригласили бы сборную Чехословакии или ГДР, вот тогда счёт мог бы быть и более достойным. А в СССР бокс всегда был на высоком уровне, вместе с США и Кубой мы входили в лидирующую тройку на любительском уровне.

По возвращении в лагерь Сан Саныч устроил разбор полётов: указал отдельным спортсменам на их ошибки, попеняв, в частности, Варданяну за его расхлябанность. Тот сидел с красным лицом, не смея поднять глаз и так громко сопел, что, казалось, это не человек, а роющий копытом землю бык.

– Больше такого не повторится, – выдавил из себя Паруйр.

Победителей, в свою очередь, Чеботарёв особо не расхваливал, предлагал не расслабляться перед ответными поединками.

Следующий день прошёл под знаком восстановительной тренировки: пробежались утречком и вечером перед ужином, а перед обедом мы с венграми сыграли на стадиончике товарищеский матч по футболу, в котором победила дружба – поединок завершился со счётом – 8:8.

После ужина от делать нечего я отправился прогульнуться по окрестностям лагеря. Его территория по всему периметру была обнесена решетчатым забором высотой метра два без перекладин, так что перелезть было проблематично, а ворота были закрыты. К тому же там в каменной будке сидел усатый мужик, видимо, охранник. Вряд ли он откроет специально для меня, нас вообще предупреждали, чтобы за территорию лагеря без спросу ни шагу. Я двинулся вдоль забора и, пройдя с полкилометра, обнаружил место, где кто-то разогнул прутья, в результате чего образовался промежуток, достаточный для того, чтобы в него мог протиснуться человек средней комплекции. Практически как я, хотя для своего возраста я считал себя несколько великоватым – почти 75 кг при росте 175 см.

Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, я протиснулся между прутьев и оказался снаружи. Передо мной были высокие заросли какого-то колючего кустарника, и я задумался, стоит ли через него продираться, рискуя порвать форму сборной СССР? А, ладно, была не была, я аккуратно это сделаю, раздвинув кусты руками, пусть лучше оцарапаю ладони, чем на костюме останутся дырки.

И правда, пары царапин, пусть и неглубоких, избежать не удалось, зато форма осталась целой. И зачем я это делаю, чего мне в лагере не сидится? Ну что ж, раз уж выбрался – почему бы не прогуляться по окрестностям, тем более что ещё достаточно светло. Посмотрю, как живут венгерские пейзане. Хотя эта деревушка больше напоминала дачный посёлок: такие типовые аккуратные домики с верандами и лужайками, на которых, кроме цветов, ничего не росло. А может быть, тут принято, как в Америке, работать в городе, а жить в пригороде? Вряд ли, там-то, на загнивающем Западе, такое возможно при наличии автомобиля, а в соцстране личный автотранспорт по-прежнему остаётся привилегией небольшого процента жителей.

А это что? Моё внимание привлекла струйка дыма, тянувшаяся к небу от одного из коттеджей. Вышедшая на крыльцо стоявшего рядом дома женщина с полминуты всматривалась в том же направлении, затем взволнованным голосом крикнула что-то через раскрытую дверь, и вскоре на крыльце рядом с ней оказался пузатый мужик в клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Он посмотрел в сторону дыма и они с женщиной начали что-то бурно обсуждать, размахивая руками. Похоже, происходило что-то не очень хорошее, и я трусцой побежал в сторону дымящегося дома. А через минуту передо мной во всей красе предстал особняк, из окон которого уже клубами валил дым, а рядом, на мощёной булыжником улочке, стояла, обхватив седую голову руками, босая, голосящая старуха в ночной рубахе. И уже бежали к дому люди, голосящие что-то по-венгерски, парочка даже тащила вёдра с водой, ну от этих вёдер толку было бы чуть.

А старуха продолжала голосить, показывая на дом:

– Сегитсэг, ван егу унокажа! Истэнем, аз унокам!

А потом я услышал доносящийся сквозь треск горящего дерева детский плач, и понял, что в доме находится ребёнок. Вот блин, он же сгорит заживо! Никто из собравшихся явно не испытывал желания лезть в огонь, да тут и мужиков нормальных не видать, всё какие-то пенсионеры да любопытная детвора. Эх, ну вечно ты, Макс, умудряешься влипать в какие-нибудь неприятности!

– А ну-ка!

Я выхватил у одного из стариков ведро с водой, облив себя с головы до ног. Отбросив пустое ведро в сторону, разбежался и нырнул в распахнутый дверной проём. Какой же здесь дым, сука, в лёгкие словно влили какую-то кислоту… Снова раздался детский плач, он доносился вроде как из дальней комнаты, дверной проём которой вовсю лизали языки пламени. И не только проём, они уже скользили по потолку, и я почувствовал, как волосы на моей голове от жара начинают потрескивать.

Главное, чтобы пол не загорелся, а то я бегать по стенам и тем более летать как-то не обучен. Расстояние до дальней комнаты я преодолел в три больших скачка. Так и есть, вот она, малышка в платьишке в горошек, на вид года три, сидит на диване, пожав ноги, с плюшевым мышонком в руках, слёзы ручьём и сопли пузырями.

– Привет! Чего ревём? – немного продышавшись, как можно дружелюбнее и даже с вымученной улыбкой спросил я. – Сейчас мы тебя и твою мышь будем спасать.

Конечно, из сказанного мною она ничего не поняла, но успокаивающая интонация вкупе с появлением незнакомца прервали поток слёз и соплей, заставив девчонку воззриться на меня с неким интересом.

– Как тебя звать-то? – спросил я, беря её на руки. – А, ты ж по-русски ни хрена не понимаешь. Ну и ладно, в школе выучишь… может быть.

Я сделал пару шагов к выходу, но мгновение спустя в коридоре рухнула объятая пламенем балка перекрытия, подняв огромный сноп искр. Жар буквально опалил моё лиц, да ещё и дымина попёрла в нашу сторону, словно мы её примагничивали. Я завертел головой в поисках других путей спасения. Похоже, придётся спасаться через окно. Не выпуская девчонку из рук, я саданул по закрытой раме ногой, под звон стекла она распахнулась, одна створка повисла на единственной петле. Выглянул наружу… Высота метра два, под окном шла цементная отмостка в полметра шириной, а дальше цвели ирисы, тюльпаны, пионы и ещё какая-то яркая ерундень – в цветах я всегда разбирался постольку-поскольку. Жаль, людей с этой стороны нет, было бы хоть кому малышку передать, а то ведь выбираться с ней на руках пипец как неудобно – можно надвернуться носом вниз на эту самую отмостку. И не бросишь её на землю – высота такая, что и повредить себе что-нибудь может, даже если упадёт на землю.

А огонь в окружении клубов дыма уже подбирался к нам с тыла. Девчушка зашлась в кашле, медлить было нельзя, и я перекинул через узкий подоконник сначала одну ногу, затем вторую, теперь пятки упирались в стену дома. Лишь бы не завалиться назад… Но небольшое отклонение пришлось сделать, чтобы амплитуда толчка получилась более сильной – не хотелось мне приземляться на цемент. Получилось, подошвы кроссовок вошли в аккурат в заросли пионов, не сильно-то и погрузившись в землю. В тот же миг сзади раздался треск, обернувшись, я увидел, что дом практически полностью объят пламенем, а крыша его проседает вниз.

Отбежав на безопасное расстояние, я двинулся в обход, в сторону улицы, где народу собралось ещё больше, и бабьё голосило, будто кого-то оплакивая. Понятно кого… Уж меня-то вряд ли, что им до какого-то русского? Что ж, вот вам приятный сюрприз.

Увидев меня с девочкой на руках, женщины тут же прекратили свой вой, а затем загомонили, как торговки на базаре, спешащие продать свой товар. Обступили со всех сторон, тут и бабуля в ночнушке нарисовалась. Вцепилась во внучку, выдрав её из моих рук, по морщинистому лицу слёзы текут, что-то говорит плачущим голосом…

Надо же, хмыкнул про себя, одну девицу из воды спас, вторую из огня. Что на очереди?

Ладно, теперь уж мне тут делать нечего, надо в лагерь возвращаться, а то если моё начальство узнает, где я ошивался, таких люлей навтыкает – мало не покажется. Молча выбрался из толпы и двинулся прочь, на ходу стягивая куртку. Как и спортивные брюки, с тёмными разводами сажи, но при этом, что удивительно, ни одной прожжённой дырки. Ну хоть в этом повезло. Правда, как я буду объяснять эту грязь? Надо будет как-то втихаря на ночь её постирать, только не факт, что к утру высохнет.

На территории лагеря я оказался, когда солнце уже село за горизонт. Обернувшись, увидел вдалеке светлые сполохи, отсюда пожар не виделся таким страшным, как вблизи. Меня только сейчас начало отпускать, когда дошло, чем могло всё закончиться. Но ведь не закончилось, да ещё и человека спас.

Незаметно прокрался к своему домику, там мои соседи вовсю резались в карты, которые при моём появлении были тут же спрятаны под задницы.

– Тьфу ты, Макс, напугал, мы уж думали, Сан Саныч с проверкой… А ты где был-то? Чего от тебя дымом так несёт? А с формой что?

– Тут такое дело, мужики… Вышел за территорию лагеря прогуляться, а там в деревушке пожар. Бабка на улице орёт, а внутри внучка маленькая или кем она ей там приходится, в общем, надрывается, того и гляди сгорит заживо. Ну, пришлось в дом лезть, спасать дитя… Только вы это, никому ни слова, а то мне за самоволку влетит по первое число.

– Ну ни фига себе! – воскликнул Вася. – Не врёшь?

– Вот те… зуб даю, – вовремя поправился я, едва не перекрестившись. – Теперь бы ещё постирать форму, да и кроссовки помыть не мешало бы. В общем, я в душ, и чувствую, что надолго.

Стирать пришлось в импровизированном корытце, куда моющийся встаёт ногами, предварительно заткнув слив трусами. Извёл чуть ли не целый кусок мыла, сетуя про себя на отсутствие стирального порошка. В итоге полностью отстирать форму не удалось, но теперь пятна сажи были уже не так заметны, как раньше. К утру высохнет вряд ли, придётся надевать сырой, надеясь, что начальство этого не заметит.

Действительно, к утру так и не высохло, хотя я развесил всё постиранное на улице, на сучках деревьев. Трусы-то и носки ладно, запасные есть, а вот форму так и пришлось напяливать на себя влажную, да и кроссовки были мокроватые. На моё счастье, Сан Саныч особо не вглядывался, во что я одет, но моя физиономия его навела на размышления.

– Варченко, что это у тебя с лицом, как будто ты целый день на пляже загорал? Погода вроде не такая солнечная… А с бровями что, с ресницами? Ты их подпалил, что ли? Да и причёска покороче стала. Ты чем ночью занимался?!

– Э-э-э… Я это, картошки вдруг печёной захотел, ну, в дальнем углу лагеря развёл костерок, чтобы потом в золу картошку кинуть, и бензинчику плеснул. Вот, не рассчитал…

Я виновато вздохнул и пожал плечами, надеясь, что моя ложь прокатит, хотя и этим рассказом мог подвести себя под монастырь.

– Ты где картошку-то с бензином взял, бестолочь?

– Ну-у, несколько картофелин в столовой, у посудомойки выпросил после ужина, пока она ещё не ушла. А бензина мне водитель лагерного грузовика поллитровую банку налил. На, говорит, мне для советского друга ничего не жалко.

– Охренеть…

Сан Саныч развёл в руки стороны, не зная, что ещё добавить.

– Моли бога, Варченко, чтобы о твоём идиотском проступке не узнал Грубин…

– А кто это?

– Это Фёдор Матвеевич который. Если узнает – влетит и мне, и тебе. Причём мне сильнее.

К моменту, когда мы сели в отправлявшийся в Будапешт автобус, форма окончательно просохла, о вчерашнем происшествии напоминали лишь сероватые разводы на куртке и штанах. Правда, в кроссовках было ещё противно от влаги, ну в них хотя бы на ринг не выходить, на это есть боксёрки.

Ответные поединки сложились примерно по такому же сценарию, как и в первый день. Только на этот раз Гладышев и Варданян берут убедительный реванш, а единственное поражение в нашей сборной потерпел… Да-да, Максим Варченко. Первое поражение после вселения в собственное тело. Нет, по-хорошему, я, конечно, должен был выигрывать, как и в первый раз. Бой так и складывался, я мастерски отбивал наскоки противника, а в третьем раунде решил повторить свой спурт. Вот только и Немец пошёл ан меня, низко опустив голову. В итоге – столкновение лбами, в результате которого ему ничего, а у меня – рассечение брови. И не сказать, что глубокое, кровь отнюдь не заливала моё лицо, и видел я нормально. Но местный врач, видимо, считал по-другому, заявив, что поединок не может быть продолжен. Протесты мои и моего секунданта результата не возымели.

– Да и чёрт с ним, пусть подавятся, – в сердцах плюнул Сан Саныч, расшнуровывая мои перчатки.

Сечку даже не пришлось зашивать, обошлись пластырем, который можно будет снять через пару дней. Жаль, конечно, эта глупая случайность и предвзятость местного эскулапа слегка испортили мне победную статистику. Знал бы, что так случится, весь бой держал бы соперника на дистанции.

Во второй день присутствовал и сам легендарный Ласло Папп. Получилось даже сделать с ним общую фотографию, в лучшем случае, наверное, пришлют одну фотку в Госкомспорт, мы и не увидим себя рядом с легендой любительского бокса.

По возвращении мы обнаружили стоявшую у ворот лагеря небольшую толпу человек в десять, в которой я разглядел несколько знакомых по вчерашнему происшествию лиц. Ещё там мелькал мужик в форме с погонами и фуражке, наверное, милиционер, он в данный момент общался с представителем лагерной администрации. При нашем появлении все, включая милиционера, повернулись в нашу сторону, а товарищ из администрации подошёл к автобусу и попросил водителя открыть двери, чтобы пассажиры могли выйти наружу.

– Чего случилось-то? – недовольно и в то же время с ноткой тревоги спросил Сан Саныч, ступая на землю.

В ответ услышал лопотание на венгерском и знаками показал, что ни хрена не понимает местную речь. Я же, кажется, начинал догадываться, по какому поводу здесь столпотворение, и мне захотелось спрятаться за спины товарищей. Но не тут-то было, одна глазастая тётка меня увидела и тут же завопила:

– О аз! Ез бистосан о!

Милиционер тут же направился в мою сторону. Я ожидал чего угодно, но только не того, что он, широко улыбаясь, начнёт трясти мою руку и хлопать по предплечью.

– Он еги игази хос!

И дальше что-то по-своему, а я только глупо улыбался и пожимал плечами. Нет, так-то общий смысл его реплик я понимал, тот, похоже, благодарил меня за спасение утопа… тьфу, сгорающих, или как там это правильно называется. В общем, за подвиг на пожаре. Тут подошёл Чеботарёв:

– Варченко, чего это он?

– Сан Саныч, я вам потом расскажу.

– Опять куда-то вляпался? – угрожающе сдвинул он брови.

– Ну, есть немного, только там хорошие последствия, вон, видите, товарищ милиционер благодарит.

Представитель местных органов правопорядка тем временем потащил нас с Санычем в административное здание, усадил в кабинете директора лагеря, тут привели-таки владеющего русским языком человека, который и перевёл речь милиционера.

– От лица общественности он благодарит вашего спортсмена за спасение человеческой жизни. Вчера из-за неосторожного обращения с газовой плитой загорелся дом одной из жительниц посёлка. Она успела выскочить на улицу, а её маленькая внучка осталась внутри. Тут появился этот молодой человек, забежал в горящий дом и спас девочку. А потом исчез, но кто-то из местных запомнил, что на спине его одежды была надпись СССР, а слух о том, что в лагере по соседству поселили советских боксёров, уже прошёлся по посёлку. Вот они и рассказали товарищу милиционеру, куда надо идти. Ну и сами пошли, чтобы, так сказать, опознать героя.

– Картошка, значит? – переведя взгляд на меня, прищурился Сан Саныч. – Бензинчику плеснул, да?

Я виновато потупил взгляд, шмыгая носом. Затем мне на ум пришла одна мысль.

– Так я ведь с территории лагеря увидел зарево! Ну и сиганул через забор, помчался посмотреть, может, думаю, помощь моя понадобится. А вот если бы не побежал, это ж, считайте, Сан Саныч, девчонка погибла бы! Разве что не додумался сразу к охране на воротах подбежать, сказать, чтобы пожарных вызвали, так ведь в запарке сообразить не успел.

– Ну смотри, Варченко, если обманываешь…

Милиционер тем временем снова принялся что-то лопотать.

– Это он говорит, – перевёл «толмач», – что та пожилая женщина, чью внучку вы спасли, в годы войны воевала в одном партизанском отряде с Яношом Кадором, была у них медсестрой. Так что ваш подвиг будет оценен по достоинству.

– А если бы это была обычная старушка? – спросил я.

– Хм, думаю, и в этом случае ваш поступок был бы отмечен соответствующим образом, – услышал я ответ без перевода на венгерский. – Любая человеческая жизнь бесценна.

Ага, подумал я, эти бы слова да вашим отцам и дедам в уши, тем самым, которые в Великую Отечественную воевали под фашистскими знамёнами и зверствовали не хуже бандеровцев.

– Как они себя чувствуют, бабушка с внучкой? – поинтересовался я.

– Внучка хорошо, за ней ещё вчера приехали родители. Бабушку положили в госпиталь, на сердце жаловалась, но, скорее всего, всё обойдётся.

Не знаю уж, как они собрались благодарить меня за спасение на пожаре, но вскоре милиционер попрощался и был таков, заодно прихватив с собой всё ещё дожидавшихся его на улице тёток. А Сан Саныч, побурчав ещё немного, отпустил меня восвояси. Ребятам из сборной, заинтригованным происшедшими событиями, пришлось пересказывать суть дела. В их глазах я тут же стал героем, хотя в глазах соседей по домику стал им ещё накануне вечером.

– У меня жуть как чесался язык поделиться со всеми твоей историей, но я сдержался, – признался Юрка Гладышев.

После ужина появился Фёдор Матвеевич в сопровождении какого-то товарища при погонах, но уже не милиционера, и ещё одного, с болтавшейся на шее фотокамерой. Оказалось, заместитель начальника Управления пожарной охраны Будапешта и корреспондент центрального издания

Для торжественной церемонии награждения собрали не только нашу команду, но и венгерскую. Пожарный произнёс речь и вручил мне грамоту, а на грудь прицепил медальку, на которой маленький человечек струёй из шланга поливал языки огня. Нам этом, собственно говоря, можно было и расходиться. Но Фёдор Матвеевич попросил советскую делегацию задержаться.

– Всё происшедшее стало для меня неожиданностью, – заявил он, когда венгры покинули конференц-зал. – Максим Варченко большой молодец, что, увидев пожар, тут же кинулся на помощь и, рискуя собственной жизнью, спас ребёнка. К тому же он скромно умолчал об этом происшествии, и в иных обстоятельствах мы даже не узнали бы о его подвиге. О твоём поступке я обязательно проинформирую руководство Госкомспорта.

Медаль я, конечно, сразу же снял после собрания, не хватало еще, как дурачку сверкать ею на спортивном костюме. А в общем-то, хорошо всё, что хорошо кончается. Жаль, конечно, что из-за проклятого рассечения почти выигранный бой отдали сопернику, но в целом впечатления от поездки пока неплохие. Посмотрим, как завтра сложатся экскурсия по Будапешту и ресторанные посиделки.

Любопытно, что на следующий день после завтрака на экскурсию с нами отправилась и венгерская команда. Из её состава, наверное, далеко не все были жителями столицы, и им тоже было интересно посмотреть город. А может быть, их и не спрашивали, отправили в приказном порядке. Мой соперник тоже поехал. А перед поездкой, у автобуса, Ласло подошёл ко мне и на ломаном русском сказал, что я был сильнее, и только досадная случайность сыграла в его пользу.

– Да ладно, бывает, – хмыкнул я. – А ты откуда русский-то знаешь?

Оказалось, им его преподают в школе наряду с английским. Вот ведь, бедолаги, у нас один-то язык в школах выучить не могут. И ведь вряд ли им русский пригодится, учитывая будущую евроинтеграцию Венгрии.

Наша бесплатная, за счёт принимающей стороны экскурсия началась с посещения самого старого моста – Львиного моста Будапешта. Названного так потому, что по бокам от него сидят каменные изваяния львов. Ехавшая с нами женщина-экскурсовод, говорившая на венгерском и русском, рассказала, что если меж каменных львов пройдет муж, который ни разу не изменял своей благоверной, львы тут же зарычат. Странно, я бы понял, зарычи они, если мужик изменял… Хотя тогда львы рычали бы не переставая.

Посетили Будайскую крепость и расположенный под нею лабиринт, построенный ещё во времена средневековья. Он предназначался для обеспечения безопасного перемещения населения и войск в случае осады крепости. Вход выглядел, как обычный вход в бар или что-то в этом роде. Длина катакомб насчитывала более километра.