Текст книги "Второй шанс — 2 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

В общем, засунул сумку в ячейку камеры хранения, и теперь с чистым сердцем можно было заняться чем душа пожелает. Сумка через плечо, где лежит мой общегражданский паспорт и деньги в размере пятисот рублей с мелочью, никак не стесняет моих движений.

Направляясь к выходу, ещё раз проверил паспорт и наличность, снова глянул на часы. 8.47. И в этот момент поймал на себе чей-то цепкий взгляд. Принадлежал он невысокому, стоявшему метрах в пятнадцати от меня мужичку неопределённого возраста в кепке, почти как у меня. Он чем-то напоминал бандита Промокашку из фильма «Место встречи изменить нельзя», который примерно в это время как раз и должен снимать Говорухин[1].

Встретившись со мной взглядом, «Промокашка» отвёл взгляд и принялся ковырять ногтем мизинца между зубов, видимо, разыскивая там мясные волоконца. Ладно, мало ли всякого люда трётся на вокзалах, поиграли в гляделки, и будя. Правда, когда я покидал здание вокзала, снова почувствовал буравивший спину взгляд, и с трудом удержался от желания резко обернуться.

В центр ехать не хотелось, я и так его весь истоптал в прошлые приезды. Хотелось бы где-нибудь для начала позавтракать, с вечера не емши. И уж точно не в привокзальном буфете. Снова вышел на Комсомольскую площадь, зорким взглядом окинул окрестности. В пределах видимости ресторанов и кафе не наблюдалось. Что ж, прогуляюсь немного, народ поспрошаю, может, кто из местных подскажет хорошее местечко.

Двинувшись в обход площади, снова почувствовал спиной колючий взгляд. Да что ж такое! На этот раз всё же не выдержал, обернулся. Так и есть, «Промокашка». Увидев, что я его срисовал, тут же попытался затеряться в толпе. Блин, что-то мне такой ход событий переставал нравиться. Может, это человек Сергея Борисовича? Но для агента-наружника он ведёт себя не очень-то и профессионально. Скорее на уголовную личность смахивает, хот пальцы и не в татуировках, как у моего поездного знакомого Лёни Резаного.

А есть, тем не менее, хочется.

– Товарищ, – тормознул я мужика в плаще поверх костюма с дипломатом в руке, – не подскажете, тут можно где-нибудь прилично позавтракать?

– Позавтракать? А, вы, наверное, приезжий, молодой человек… Конечно, вон там, на углу, кафе «Лира». Они в девять открываются, как раз к открытию подойдёте. В «Лире» неплохо кормят… говорят. Сам-то я предпочитаю дома питаться, знакомые просто там иногда бывают.

Действительно, только я подошёл к дверям кафе, как какая-то женщина, наверное, администратор, сняла вывеску «Закрыто» и открыла ключом дверь с той стороны. Так что я стал первым посетителем. Я бы с удовольствием закинул в себя салат и пару шницелей с гарниром, но, чтобы сильно не нагружаться, взял молочный суп с вермишелью, два компота из сухофруктов и большой кусок творожного торта, в котором сладкую творожную середину облегал нежный бисквит. Такое ощущение, что пирог только что из духовки, он вроде бы даже был чуть тепловатым.

Утолив голод, заглянул в отхожее место, после которого, выйдя в небольшой предбанник, ополоснул руки под льющейся из крана умывальника водой. Прежде чем сунуть их под сушилку, посмотрел на своё отражение в зеркале. На мгновение мне показалось, что я вижу напротив того самого, 58-летнего Максима Борисовича Варченко, я даже провёл влажными руками по лицу, снова всмотрелся… Нет, показалось, да и с чего бы? Глюки, может?

Не успел я облегчённо выдохнуть, как дверь туалета медленно открылась и в «предбанник» зашли двое. Одного я узнал сразу – это был никто иной, как «Промокашка». При ближайшем рассмотрении я бы дал ему на вид лет тридцать с небольшим. Второго громилу, напоминавшего немного уменьшенную копию Николая Валуева, я видел впервые. И почему-то сразу понял, что зашли они сюда не нужду справить, а по мою душу.

Громила щёлкнул задвижкой двери и встал у неё, загораживая выход, с безразличным вроде бы видом сунув руки в карманы широких, как у «перестроечных» люберов, брюк. А вот «Промокашка» окинул меня с головы до ног каким-то безразличным взглядом и сипловатым, негромким голосом поинтересовался:

– Жить хочешь?

– Хочу, – с самым искренним видом сказал я.

Мне пока было интересно, что они предпримут дальше, я почему-то почти не испытывал страха, лишь лёгкое возбуждение, сродни тому, что охватывало меня перед выходом на ринг. Во второй своей жизни мне так часто приходилось становиться участником уличных конфликтов, что я даже начал испытывать от этого какое-то странное удовлетворение.

– А если хочешь, то гони лаве из сумки и скидывай с себя шмотки.

– Лаве – это я, так понимаю, деньги? А шмотки все снимать или трусы с носками можно оставить? – как ни в чём ни было поинтересовался я.

– Слышь, глиномес, если будешь вола е…ть, я прямо щас тебя тут и загашу, – вытаскивая из кармана выкидуху, просипел «Промокашка». – Ты чё, не въезжаешь? Скидывай куртяху, джинсы и говномесы. И котлы снимай, они мне приглянулись.

– Простите, а я не понял, какие котлы вы имели в виду? – решил разыграть я дурачка, чтобы ещё больше вывести из себя гопника-переростка.

– Часы снимай, дура, – теряя терпение, чуть не выкрикнул гопник.

– А-а-а, часы… А то я думаю, вроде на мне никаких котлов нет, а вы вон чего, часы… Да без вопросов.

Я подумал, что их и впрямь надо снять, а то в драке, чего доброго, стекло циферблата разобьётся. Расстегнув кожаный ремешок правой рукой, я переложил часы в левую и протянул их «Промокашке». Гопник явно немного расслабился, этим моментом я и воспользовался, заехав основанием раскрытой ладони правой руки в его нижнюю челюсть. Кулаком бить не стал, процесс сжимания пальцев в кулак и увеличение амплитуды движения заняли бы лишние доли секунды, да и калечить пальцы перед заграничной поездкой не хотелось. А так рука как-то естественно пошла от пояса снизу вверх, и в следующее мгновение зубы «Промокашки» громко клацнули, словно у какого-нибудь мультяшного хищника. Ещё мгновение спустя из его руки выпал нож, а ноги подогнулись.

Не теряя ни секунды, я моментально сунул часы в карман куртки и рванул вперёд, намереваясь ни больше ни меньше вынести дверь вместе с загораживавшим выход «Валуевым». Почему-то я живо себе представил, как мы вылетаем в коридор, мой соперник спиной на двери, а я на нём сверху, молотящий кулаками по квадратной физиономии. Вот только в реальности всё получилось куда печальнее. Здоровяк сам сделал шаг мне навстречу, и мне показалось, будто я влетел в каменную стенку.

Плечо отозвалось болью, на какой-то миг показалось, что я его выбил. И тут же удар огромным кулачищем в грудь отбросил меня на дверку туалета. Хорошо, что открывалась она наружу, иначе я мог бы влететь спиной в унитаз.

Громила вроде как и не бил меня, а больше толкал, но это был толчок не к ночи помянутого Николая Валуева, после которого я, сидя на заднице, несколько секунд судорожно пытался сделать вдох. Здоровяк тем временем неторопливо двинулся ко мне. Своего подельника, слабо ворочавшегося на кафельном полу, и зажимавшего ладонью окровавленный рот, он удостоил лишь мимолётного взгляда. Подойдя вплотную, «Валуев» всё так же молча нагнулся ко мне и, ухватив за грудки, отчего ткань куртки жалобно начала потрескивать, рывком поставил на ноги. Затем, продолжая держать меня левой рукой, раскрытой пятернёй правой вознамерился то ли толкнуть меня в физиономию, то ли схватить её и ужать моё лицо в щепотку, с этого бугая стало бы. В этот момент его мизинец был столь соблазнительно оттопырен в сторону, что я, скорее на автомате, нежели успев что-то подумать, обхватил его пальцами левой руки. Пока «Валуев» соображал, что эта мелочь пузатая затеяла, я резко вывернул пленённый мизинец в сторону от себя. Раздался похожий на щелчок треск, в следующее мгновение я увидел, как лицо здоровяка принимает белый цвет, а спустя секунду он начал заваливаться назад, с глухим стуком ударившись затылком о кафельный пол.

Ничего себе! Вот уж не подумал бы, что такая горилла способна упасть в обморок от одного сломанного пальчика. В любом случае теперь выход был свободен, и я не собирался здесь задерживаться ни секундой больше.

Выходя из туалета, чуть не столкнулся с солдатом-срочником, направлявшимся по нужде с чемоданчиком в руке. Видно, отпускник, для дембеля ещё рановато, весенний призыв обычно едет домой не раньше, чем после майских праздников. То-то сейчас для него будет сюрприз. Надеюсь, он не слишком вглядывался в мою физиономию, проблемы с законом мне сейчас совершенно ни к чему.

Придётся забирать сумку из камеры хранения и на следующие несколько часов затеряться в мегаполисе. «Промокашка» видел, как я засовывал сумку в ячейку и, если они с напарником не угодят в Склифосовского, могут устроить там на меня засаду. Адреналин схлынул, и сейчас меня малость потряхивало. Я спустился в метро и сел в первый попавшийся поезд. Выйдя на станции «Ленинский проспект», медленно побрёл куда глаза глядят. А глядели они, как оказалось, прямиком на Нескучный сад.

Пока бродил по аллеям сада, почти окончательно успокоился. Очень уж умиротворяюще действовала здешняя атмосфера на фоне оживающей природы. Ха, а вот и Охотничий домик Трубецких! Отсюда будут вестись прямые трансляции передачи «Что? Где? Когда?» Сейчас-то они идут в записи из какого-то другого места[2]. Отсюда же будут выносить гроб с телом основателя и многолетнего ведущего Владимира Ворошилова. Похоронят его на Ваганьковском…

Хм, может, прогуляться по Ваганьковскому? Никогда не гулял по московским кладбищам, а в молодости у меня было странное увлечение – любил бродить по старым кладбищам Пензы, в частности по Еврейскому и Мироносицкому. Глядел на покосившиеся дореволюционные надгробия, и в своём воображении представлял, как мог бы выглядеть вот этот самый купец II гильдии Митрошкин, или ребе Хаим Шмулевич, чьи потомки после революции, репрессий и Великой Отечественной наверняка разбежались по всему миру.

Вышел на станции «Улица 1905 года», и вскоре без помех миновал ворота Ваганьковского кладбища. Тут же ко мне подошёл скромно одетый старичок. Думал, мелочь клянчить будет, а оказалось, его заинтересовало, что привело в эту обитель скорби только находящегося в начале своего жизненного пути молодого человека.

– У вас здесь родственник покоится? Хотя я всегда здесь стою уже лет двадцать как, завсегдатаев знаю в лицо и многих по именам, как и они меня, а вас вижу впервые. Меня, кстати, Викентием звать.

– А я Максим. Честно сказать, забрёл от нечего делать, дай, думаю, похожу между могил известных людей.

– О, так я вам устрою настоящую экскурсию! – оживился дед. – Вас кто интересует: артисты, художники, писатели. Поэты?..

– Да все, наверное, кто более-менее известен.

– Ага! И сколько у вас есть времени?

Я посмотрел на часы, которые снова украшали моё запястье.

– Ну, часа два есть, пожалуй.

– Прекрасно! Следуйте за мной, я буду вашим Хароном, проводником в мир усопших, правда, и обратно через Стикс перевезу, в мир живых, – мелко засмеялся старец. – И обол в качестве платы за услугу с вас просить не буду.

А я правда, чем-то мой собеседник напоминал того Харона, каким его обычно изображают на иллюстрациях, только борода жидковата, да и сам он статью не так хорош, чтобы управлять лодкой.

– А вы правда тут двадцать лет стоите?

– Не то что бы стою всё время, просто утром прихожу и после обеда ухожу, не гонят – и то хорошо. А кто если копеечку подаст – так и вовсе слава богу. Знаете, – он резко остановился и повернул ко мне своё, окружённое нимбом распушенных седых волос лицо со слегка сумасшедшим взглядом удивительно тёмных для его возраста глаз, – знаете, я ведь когда-то подавал большие надежды как художник. Да-да, я учился в Московском государственном художественном институте, и меня хвалил сам Фаворский.

– Что же стало препятствием на пути к славе? – старясь сохранить серьёзное лицо, как бы между прочим поинтересовался я.

– Война! Она, проклятая… Так на меня подействовала, что, вернувшись с фронта, я запил. Запил так, что меня в ЛТП отправляли, и не один раз. Потом, видно, плюнули, а я к тому времени остался гол как сокол, прежнюю-то квартиру у меня отобрали, сейчас приходится ютиться в дворницкой недалеко отсюда, на Ходынской. Я дворником уже лет двадцать и работаю. С утра подмету – и сюда, людям могу и советом помочь, и делом – и такое бывает. А то пройдусь по могилкам, яичек с конфетками наберу – печенья под дождём намокают, их не беру. А выпить себе только перед сном сейчас позволяю, без этого дела не засыпаю. Но пью сейчас в меру, двести граммов – норма… Что ж, юноша, заговорил я вас, а время-то идёт, следуйте за мной.

Естественно, мой личный Харон не мог не показать мне могилы известных художников: Саврасова, Тропинина. Сурикова… Узнал я, и где покоятся Есенин и его «добрый ангел» Галина Бениславская, покончившая с собой год спустя после смерти своего кумира на его же могиле. Викентий показал мне надгробие великого актёра прошлого века Павел Мочалов и пустое захоронение, над которым стояла плита с выбитым на ней именем Всеволода Мейерхольда. Земляк, однако, в Пензе в 84-м откроется музей «Дом Мейерхольда». Могилы Высоцкого ещё нет, осталось подождать всего пару лет с небольшим. Если, конечно, моё воздействие на историю не изменит как-то и судьбу Владимира Семёновича.

Два часа пролетели незаметно, и рассказчик из Викентия оказался превосходный. Ему и впрямь гидом на Ваганьковском работать. Конечно, после такой увлекательной экскурсии я не мог его не отблагодарить, сунул пятёрку, которую он с благодарностью принял.

– Знаете, юноша, я ведь ещё обладаю даром предвидения, – уже почти в спину сказал мне Викентий. – Да-да, с детства у меня такое, себе не могу предсказать, а другим получается. Так вот, вам, как я вижу, предстоит вскоре дальняя дорога, а в более далёкой перспективе вы станете известным человеком.

– Настолько известным, что смогу претендовать на захоронение в столь престижном месте? Пусть и не по соседству с Есениным или Высоцким, но хотя бы в каком-нибудь медвежьем уголке Ваганьковского?

– Увы, так далеко я не заглядываю, – виновато развёл руками старик.

– Что ж, и на этом спасибо, – улыбнулся я.

Ладно, Ваганьковское подождёт, а пока будем наслаждаться жизнью и пытаться сделать её хотя бы чуточку лучше.

[1] Съёмки фильма «Место встречи изменить нельзя» начались 10 мая 1978 года.

[2] Сначала передачу снимали в баре «Останкино», а в 80-е в особняке на улице Герцена (ныне Большая Никитская). В Нескучный сад игра переехала в 1990-м году.

Глава 9

К автобусу я успел за двадцать минут до отъезда, мне досталось место в самом конце салона. Вася Шишов, Саша Ягубкин, Исраэл Акопкохян… Знакомые всё лица. А где же мой соперник по финалу Шараф Усманов?

– Не смог приехать по какой-то уважительной причине, а по какой – не сказали, что-то они там у себя в Узбекистане темнят, – ответил на мой вопрос главный тренер сборной Сан Саныч Чеботарёв.

Ага, понятно… Видно, та история перед финальным поединком имела какие-то последствия и, судя по всему, не совсем приятные для Усманова, раз он не воспользовался шансом попытаться добыть путёвку в Венгрию. Что ж, главное, чтобы эти последствия меня не очень коснулись, а то может и мне боком выйти. В частности, тот факт, что вместо того, чтобы доложить о факте подкупа и драке, я придумал какое-то падение с лестницы. Ну, как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.

До Новогорска на «Икарусе» добрались с ветерком менее чем за час, в это время пробки считаются «достоянием» зажравшихся западных держав и Японии. База сборных России по многим видам спорта за два года до Олимпийских Игр представляла собой огромную стройплощадку. К Олимпиаде-80 все здания должны быть достроены и готовы принять советских спортсменов. А так место симпатичное, недаром его называют «подмосковной Швейцарией».

Нашу команду разместили на последнем этаже 3-этажного жилого комплекса. Чеботарёв предупредил, что сегодня тренировки не будет, пройдёт только ознакомление со спортивными объектами, где нам предстоит готовиться к поездке в Венгрию. Те, кто покажет себя с наилучшей стороны, 1 мая улетят в Будапешт, остальные разъедутся по домам. В плане конкуренции мне было полегче, чем другим, в отсутствие Усманова в моём весе претендентов оказалось на одного меньше. Но и Далбай Саралаев с Ашотом Казаряном тоже были не подарок, так что всё равно придётся попотеть.

Однако я чувствовал в себе уверенность, готовность решать серьёзные задачи, и неудивительно, что назавтра на дневном спарринге я выглядел предпочтительнее Казаряна. А вот на вечернем спарринге с Саралаевым пришлось попотеть, парень тоже, вероятно, мечтал поехать в Венгрию. Нет, для меня поездка за границу не была самоцелью, в своё время я поездил по миру, однако, учитывая, что в конце следующего года, вероятно, состоится первый чемпионат мира среди юниоров, мне уже сейчас нужно было показать, кто тут «намба ван». Хотя, как официально нам было объявлено, венгерское турне является подготовительным этапом перед августовским первенством Европы среди юношей.

Этот день и оказался самым насыщенным. Остальные два прошли под менее серьёзными нагрузками, а завершились сборы ещё одним спаррингом, теперь уже нам предлагалась работать в полную силу. Тут мне пришлось ещё легче, так как киргиз умудрился накануне потянуть мышцу плеча и работать в полную силу не мог. А с Ашотом худо-бедно я разобрался во втором раунде спарринга, усадив его на пятую точку.

Естественно, учитывались не только результаты спаррингов, но и общая психо-физическая готовность. Да-да, именно что психо – на базе работал кабинет психолога, куда мы ходили по очереди, и там специалист в белом халате, чем-то смахивающий на Кашпировского, вёл с нами душеспасительные беседы. То есть проводил какие-то тесты, с результатами которых знакомил тренерский состав.

Была в нашем, так сказать, общежитии и комната отдыха, с бильярдом, телевизором и, что удивительно, обнаруженной мною гитарой-вестерном. Это был инструмент производства львовской фабрики «Трембита», сразу же названием напомнившая наш синтезатор. Гриф показался мне узковатым, но корпус примыкал к грифу у 14 лада, а не у 12-го, как у классической гитары, это позволяло легче брать пауэр-аккорды и аккорды с баррэ в высоких позициях. Струны, похоже, давненько не меняли, но всё равно качество звука оказалось вполне на уровне. Обычно на таких гитарах играют с помощью медиатора, а поскольку такового не было, то я использовал 3-копеечную монету, предварительно немного обточив на бордюре один её край.

Свободного времени у нас было не так много, после обеда час и после ужина. Вот вечером я заходил сюда и брал гитару в руки, многие тоже подтягивались, поиграть в бильярд, шашки или шахматы. Сначала я просто наигрывал, а на второй день Ягубкин попросил сыграть что-нибудь из репертуара московской группы «GoodOk».

– Так уж и московской? – искренне удивился я.

– Ну не знаю, мне так знакомый сказал, когда переписывал песни на бобину.

– Хм, вообще-то она пензенская.

– Хочешь сказать, твои земляки?

– Как бы да, – хмыкнул я.

– Надо же, из какой-то Пензы…

– Что значит, из какой-то, – обиделся я. – Между прочим, первый в стране стационарный цирк братья Никитины открыли как раз в Пензе. В Пензе родился великий театральный реформатор Всеволод Мейерхольд, под Пензой – звезда немого кино Иван Мозжухин, в селе Тарханы прошло детство Лермонтова…

– Ладно, ладно, извини, это я так, шутя… Так что, сыграешь?

– Не только сыграю, но и спою.

А почему бы и нет? Связки уже в норме, петуха дать не должен, так что спел я собравшимся пяток песен нашей группы. Думал сначала ограничиться одной, да народ уж больно приставучий оказался. А когда пятую спел, появился Чеботарёв.

– Ты, Варченко, конечно, играешь и поёшь хорошо, но пора и честь знать. Отбой, всем на боковую!

Были в той комнате отдыха и газеты, свежие привозили с опозданием на день. Я их постоянно просматривал, и только в номере за 29 апреля обнаружил небольшую заметочку о свержении в Афганистане режима Дауда, в результате которой Афганистан был объявлен демократической республикой. Главой государства и премьер-министром стал Нур Мохаммад Тараки, его заместителем – Бабрак Кармаль. Что ж, вот оно и случилось, подумал я, возвращая газету на место. А ведь в эссе об этом было написано чёрным по белому, видно, Козырев не рискнул в условиях цейтнота лезть наверх, либо проинформировал кого надо, но наверху среагировать уже не успевали, или просто не захотели. Как бы там ни было, переворот случился, это факт, что будет дальше – покажет время.

В этот же день наставник сборной собрал нас и принялся зачитывать фамилии тех, кто поедет в Венгрию.

– Итак, в состав команды включены… В весе до 48 килограммов страну будет представлять Анатолий Микулин, в весе до 51 килограмма – Алексей Никифоров, до 54 килограммов – Самвел Оганян, до 57 килограммов – Юрий Гладышев, до 60 килограммов – Василий Шишов, 63 с половиной – Исраэл Акопкохян, до 67 килограммов – Евгений Дистель, до 71 килограмма – Паруйр Варданян, до 75 килограммов – Максим Варченко, до 81 килограмма – Александр Лебедев, и в тяжёлом весе – Александр Ягубкин. Эти спортсмены сегодня получат соответствующую экипировку, и завтра вылетаем из «Шереметьево» в Будапешт. Остальным спасибо и удачи, может быть, повезёт в следующий раз!

Нет, всё-таки я немного волновался, когда объявляли результаты. Мало ли, вдруг я по каким-то параметрам не прохожу, вдруг тот же психолог обнаружил у меня какие-то отклонения? Но, к счастью, все волнения оказались напрасными. В том числе и относительно веса, все члены сборной, даже те, у кого были проблемы с весом перед началом сборов, сумели уложиться в свои категории.

После объявления состава нас собрали в Красном уголке, где будущий руководитель делегации – толстый чиновник из Госкомспорта, которого звали Фёдором Матвеевичем, прочитал нам небольшую политинформацию. Короче говоря, рот желательно держать на замке, шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте. Особенно учитывая, что в Великую отечественную венгры воевали на стороне фашистов, а после событий 56 года всё ещё немало недовольных социалистическим строем, так что возможны провокации. Будет у нас и экскурсия по Будапешту с возможностью приобрести сувениры, в магазинах вести себя вежливо, демонстрируя высокий уровень покупательской культуры.

А вот экипировка откровенно порадовала. Ещё бы не обрадоваться, когда тебя одевают в «Адидас». И обувают, кстати, тоже. Если точнее, то мы каждый получили по спортивному адидасовскому костюму с надписью СССР, к которой прилагались той же фирмы кроссовки. А для выступления на ринге – майки двух цветов и трусы в одном экземпляре, а на ноги – боксёрки с теми же тремя полосками. Конечно, как патриот, я бы с удовольствием носил и отечественную экипировку, но почему-то наши пока так и не научились делать вещи не хуже, чем в Германии. Те же кроссовки и боксёрки – это что-то с чем-то. Так что пока будем радоваться тому, что есть. Тем более что, как и в случае с формой сборной РСФСР, эти комплекты нам оставались в подарок. Этот факт вызвал у ребят такой энтузиазм, что, казалось, свою главную задачу они уже выполнили – форму получили, а дальше уже как получится.

Утром 1 мая на базу приехал товарищ, который обменял членам делегации рубли на форинты. Так я узнал, что 100 форинтов тянут на почти шесть советских рублей. Нам разрешили поменять в пределах 200 рублей. Не фонтан, но на разную мелочёвку хватит.

– А я ещё и фотоаппарат с собой взял, там продам, – после того, как процесс обмена был закончен, похвалился Варданян.

Я же с собой взял только купленных в Москве два десятка значков с олимпийским мишкой, буду раздавать в Венгрии в знак дружбы. Ну и своего плюшевого захватил, куда же без талисмана.

Час спустя мы выехали из Новогорска в направлении аэропорта «Шереметьево». Хорошо, что не пришлось ехать через центр, где все улицы были запружены трудящимися, пришедших праздновать Первомай. Но отголоски ощущались, в частности, в виде транспарантов и небольших групп людей с воздушными шариками в руках, однажды нам даже попалась небольшая толпа во главе с весёлым гармонистом.

Из аэропорта я успел позвонить домой и Инге, а когда вернулся к своим, к нам уже присоединились Фёдор Матвеевич и какой-то непонятный тип неприметной внешности, его нам даже не соизволили представить. Похоже, из комитетчиков, приставлен, чтобы следить за нашим «облико морале». Понятно, значит, как предупреждал Козырев, в случае возникновения каких-то проблем типа провокации обращаться сразу к нему. Или сначала к чиновнику от спорта? Ладно, будем надеяться, что в братской соцстране обойдётся без провокаций и не придётся ломать голову над тем, куда и к кому бежать.

После перелёта, занявшего два с половиной часа, наш самолёт благополучно приземлился в аэропорту Ферихедь. Миновав таможенный досмотр, вышли на площадь перед аэропортом, где нас поджидал… Правильно, «Икарус», какой ещё вариант мог быть в стране, которая производит эти автобусы? А повсюду настоящее лето, вокруг зелень и температура градусов двадцать, так что все тут же с себя поскидывали куртки.

– В какой отель поедем? – спросил кто-то из наших.

– Загородный, – ответил встречавший нас венгр по имени Иштван, неплохо говоривший по-русски.

Не успели рассесться в автобусе, как он взял в руки микрофон и принялся рассказывать историю Будапешта, которую я знал и без него. В частности, о том, что город состоит из двух частей, они так и называются – Буда и Пешт. Первая часть холмистая, вторая – условно «ровная», просвещал нас Иштван. В далёком прошлом это были ещё два разных городка, и располагались на противоположных берегах Дуная – и только в 1873 году торговый Пешт и старинную красавицу Буду объединили в современную «жемчужину Дуная». Сейчас эти две части столицы Венгрии соединяют многочисленные мосты – самый старый из них Цепной окончательно связал Пешт и Буду. И после матчевой встречи у нас будет время прогуляться по Будапешту под присмотром экскурсовода,

Я зевнул, прикрыв рот ладонью. В Венгрии в прежней жизни бывать как-то не доводилось, но бывал в других столицах, например, во время автобусного тура по Европе. Так что чего-то уж такого сверхъестественного увидеть и услышать я не ожидал.

«Отель» оказался детским лагерем, по какой-то причине свободным от детей. Вероятно, потому что лето ещё не наступило. Лагерь представлял собой лесопарковую территорию, уставленную, как пробившимися из-под земли грибами, небольшими бревенчатыми домиками. Каждый был рассчитан на четырёх человек, как-то само собой получилось, что мы поселились вчетвером с куйбышевцем Шишовым, дончанином Ягубкиным и кемеровчаниным Юркой Гладышевым. Весь лагерь был отдан в распоряжение команд СССР и Венгрии. Наши соперники поселились здесь парой дней раньше, у них тоже проходил своего рода учебно-тренировочный сбор.

Я попытался выяснить насчёт возможности позвонить в СССР, но оказалось, что отсюда сделать этого нельзя. Можно будет попытаться это сделать в Будапеште на переговорном пункте, но встанет мне это в копеечку. Что ж, придётся маме и Инге пока помучиться в неизвестности.

Столовая располагалась в отдельно стоящем строении, походившем на длинный то ли барак, то ли сарай. С виду неказистое здание внутри оказалось довольно симпатично отделано в народных венгерских мотивах. А кормили местные поварихи… Нет, каких-то ресторанных изысков не случилось, но рыбный пёркёльт и куриный паприкаш были выше всяких похвал. Причём всё это накладывалось в здоровенные миски, и в какой-то момент мне показалось, что этот безумно вкусный паприкаш я попросту не осилю. На десерт нам подали классический штрудель, который по-венгерски назывался ретеш.

Венгры, кстати, питались после нас, мы с ними столкнулись на выходе из столовой.

– Сиа! – громко сказал я, вспомнив одно из тех редких выражений из венгерского, которые я знал. То есть «Привет» по-венгерски.

Те немного удивлённо посмотрели на меня, разулыбались и тоже вразнобой поприветствовали:

– Сиа!

А ведь среди этих парней и мой будущий соперник, подумал я. Знать бы ещё, кто, можно было бы незаметно последить за его тренировкой, приглядеть сильные и слабые стороны оппонента. Надо будет тренера спросить, уж он-то наверняка должен знать.

Сегодня и завтра у нас по расписанию акклиматизация, хотя чего тут акклиматизироваться, не в Австралию же прилетели. Ну да ладно, проведём время в своё удовольствие, если не считать завтрашних лёгких восстановительных тренировок. Спортзал на территории лагеря, как оказалось, тоже имелся. Это не считая небольшого стадиончика с футбольным полем, беговыми дорожками и трибунами человек на двести. Мы уже вечером нашей маленькой группкой «сожителей» заглянули в спортзал. Баскетбольная площадка, которая могла служить и площадкой для мини-футбола, тренажёрный зал, и отдельно на втором этаже помещение с пятком мешков, парой груш и рингом посередине. Наверное, это был всё-таки спортивный лагерь. Несколькими годами раньше отдыхал я спортлагере, «Буревестник» назывался, на Белом озере на границе с Ульяновской областью. Помню, вода была такая чистая, что на середине озера усеянное какими-то брёвнами дно спокойно просматривалось, а там глубина составляла метров пятнадцать точно. А по соседству с лагерем находился Дом отдыха, и выход к воде у них был оборудован пристанью. Мы как-то в смурную погоду, когда должен был вот-вот начаться дождь, тусили вчетвером или впятером на этой пристани, закинув в воду лески с поплавками и хлебом на крючках. Взрослых вокруг – никого, все уже в здании Дома отдыха попрятались. Тут кто-то и предложил поорать: «Спасите! Тонем!». Поорали… Когда увидели несущихся в нашу сторону взрослых, выход с длинной пристани оказался уже перекрыт. Пришлось стоически переносить подзатыльники, не в воду же прыгать, тем более что плавать я тогда ещё не умел.

Вечером нас собрали в небольшом одноэтажном конференц-зале с застеклёнными стенами. Чеботарёв проводил командное собрание, на котором присутствовали также товарищ из Госкомспорта и скромно севший на стульчик в уголке комитетчик, пытавшийся притвориться человеком-невидимкой. Сан Саныч говорил кратко и по существу, в частности, озвучив информацию, что первые бои послезавтра, а ответные, в которых можно будет взять реванш или проиграть второй раз – ещё через день. Последний день посвящён экскурсии по Будапешту и совместному ужину в ресторане. Совместному – это мы и наши соперники, а также представители венгерской федерации бокса, включая, вероятно, самого Ласло Паппа.