Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Геннадий Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

(строптивая досталась мне муза).

Я окликнул ее по имени —

она притворилась,

что не услышала

(несносная попалась мне муза).

Я догнал ее и схватил за руку —

она обернулась,

и я понял, что обознался

(это была чужая муза).

Много всяких муз

бродит по аллеям Летнего сада —

не мудрено и обознаться.

Анастасия Вяльцева

1

В младенчестве,

завидя цветы,

тянулась к ним

и смеялась радостно.

Подросла —

собирала в поле цветы,

пела

и смеялась беспечно.

Выросла —

ей стали дарить цветы, —

она говорила «спасибо»

и смеялась смущенно.

На концертах

ее засыпали цветами,

и, выбираясь из цветов,

она смеялась от счастья.

На ее могилу

бросали охапки цветов, —

так она и осталась

там, под цветами.

2

Со старой поцарапанной пластинки

струится ее нестареющий голос.

На старой выцветшей фотографии

белеет ее молодое лицо.

По ночам она приходит ко мне,

шурша юбками,

садится на край постели

и сидит до утра.

Целый день в моей комнате

стоит запах ее крепких духов.

А под вечер я отправляюсь на кладбище

и кладу цветы

на ступени ее мавзолея.

Удивительный голос!

Дивное лицо!

Первоклассные духи!

Роскошный мавзолей!

Только цветы у меня скромные —

васильки и ромашки.

Пригородный пейзаж

Голубое небо

в белую полоску,

слегка измятое по краям.

Желтовато-зеленое

поле ржи

с синими кляксами васильков.

Труба элетростанции,

высокая и толстая,

горделиво торчащая из-за холма.

Пестрый жучок

с длинными усами,

неподвижно сидящий на моем рукаве.

Жучок любуется пригородным пейзажем.

Стою не шевелясь,

чтобы ему не мешать.

На стене обои.

На обоях цветы.

Между ними порхают бабочки.

Послушай, человек,

сдирающий со стены обои, —

зачем ты пугаешь бабочек?

Остановись, человек,

отдирающий со стены обои, —

зачем ты губишь цветы?

Опомнись, человек,

в клочья рвущий обои, —

оставь хоть один цветок!

Одумайся, человек,

ненавидящий старые обои, —

пощади хоть одну бабочку!

Прошу тебя, человек,

сорвавший со стены обои, —

не топчи их хотя бы!

На стене уже нет обоев.

На стене уже не растут цветы.

На стене уже не порхают быбочки.

Стена голая.

Подбираю с полу обрывок обоев

с одним цветком

и с одной бабочкой

и прячу его за пазуху.

Люблю,

знаете ли, природу.

Облака

1.

Хорошо,

когда июнь еще в начале

и лето не запаздывает.

Хорошо,

когда день ветреный

и – солнце.

Хорошо,

когда округлые упитанные облака

быстро летят к горизонту

и там долго толпятся —

дальше их почему-то не пускают.

Хорошо,

когда молоденькая осина

тянется за облаками всем телом

и просит: возьмите,

возьмите меня с собой!

Мне очень хочется туда,

где горизонт!

Но ее не берут,

и это тоже хорошо —

пусть подрастет.

2.

Предаваясь погоне за облаками,

нельзя забывать о следующем:

утренние облака

легки и подвижны,

а вечерние

тяжелы и медлительны.

Настигнутое вами облако

попытается защищаться,

имейте это в виду.

Пойманные облака

немедленно выпускайте,

не томите их в неволе.

И снова,

снова ловите

летящие вдаль облака,

не ленитесь!

3.

Привлекают внимание

облака странных очертаний

и цвета, не поддающегося описанию.

Приводят в умиление

юные утренние облака,

неопытные и трогательно застенчивые.

Вызывают восторг

грандиозные вечерние облака,

громоздящиеся над притихшем морем.

Внушают опасение

мрачного вида облака,

кого-то поджидающие на горизонте.

Полуденная зрелость облаков,

степенно проплывающих над городом,

вселяет уверенность и спокойствие

в сердца неуверенных и беспокойных.

4.

Сегодня насчитал я сорок пять

внимания достойных облаков —

пятнадцать светлых

и двенадцать темных,

и двадцать восемь

темных только снизу,

а сверху светлых,

нежных и приятных

на ощупь.

Облака считая,

провел я годы лучшие.

Как славно,

что не были безоблачны они!

Были земля и небо

Были

земля и небо.

Были

человек и птица.

Земля простиралась над небом

и была хороша.

Небо размещалось над землею

и было бездонным.

Человек стоял на земле

и был с ружьем.

А птица летала в небе

и была счастлива.

Человек, прицелясь,

выстрелил в птицу.

Птица камнем

упала на землю.

Земля покрылась

птичьими перьями.

А небо от выстрела

раскололось пополам.

Поди теперь докажи,

что земля и так была замусорена,

что небо издревле было с трещиной,

что человек не был слишком жесток,

а птица была неосмотрительна!

Попробуем склеить небо

и воскресить птицу.

Попытаемся обезоружить человека

и подмести всю землю.

О, если бы это удалось!

Ведь тогда

до скончания веков

в синем бездонном небе

летала бы белая счастливая птица

и на прибранной, чистой земле

стоял бы человек

без ружья!

Черная корова

По полю скачет

черная корова,

задравши хвост.

По травам скачет

резвая корова

и по цветам —

по кашке,

по сурепке,

по ромашкам,

по незабудкам

и по василькам.

По лесу скачет

черная корова

во весь опор.

По кочкам скачет

странная корова

и по кустам,

по пням,

по мхам,

по вереску,

по клюкве

и по чернике.

По небу скачет

шалая корова,

по облакам.

Галопом скачет

шустрая корова,

и хоты бы что!

Коровий хвост,

как черный флаг пиратский,

грозит бедой —

разбоем и убийством.

Ты что рехнулась

глупая корова?

Уймись!

Ялта

Лестницы, крыши, балконы, веранды,

киоски, вывески, белье на веревках,

парни, девицы, старики, ребятишки,

голуби, чайки, воробьи, вороны,

кошки, собаки, катера, теплоходы,

пинии, платаны, магнолии, кипарисы,

фонари, скамейки, троллейбусы, такси,

персики, сливы, арбузы, помидоры —

все смешалось

в подоле у большого

синего моря.

Запускаю руку в подол

и вытаскиваю из него

то румяный лохматый персик

с зеленым листочком,

то желтый спасательный катер

с флажком на корме,

то круглую шишку кипариса

с удивительным запахом,

то старинный деревянный балкон

с затейливой резьбой,

то юную красавицу

в прозрачном комбинезончике

и туфлях на тончайшем

высоком каблуке —

словом,

что попадется.

^[3]

Белый теплоход

Когда огромный теплоход

уходит в море,

становится как-то грустно.

Лучше бы он не уходил.

Когда огромный белый теплоход

входит в порт,

становится радостно.

Наконец-то он вернулся!

Когда красавец теплоход

долго стоит в порту,

становится слегка досадно —

почему он никуда не плывет?

Когда же его долго нет,

возникает тревога —

куда он запропастился?

Вдруг его погубил шторм

где-нибудь у берегов Индии?

Или он наткнулся на айсберг

невдалеке от Исландии?

Или его занесло на мель

у Канарских островов?

Но вот он снова входит в порт,

все такой же белоснежный

и величественный.

И я говорю ему:

– Здравствуй!

Хорошо ли поплавал?

Счастливчик

Плавая

у подножия величавых скал

и глядя снизу

на тела пролетающих чаек,

трудно удержаться от соблазна

и не вообразить себя

чуть-чуть счастливым.

Я и не удержался.

Потом я осмелел

и даже вообразил себя

вполне счастливым.

Мне это удалось.

А после я совсем обнаглел

и попытался представить себе,

что я безмерно,

безумно,

безоглядно счастлия.

И у меня это тоже

получилось неплохо.

Ощеломляюще,

оглушающе,

обезоруживающе счастливый,

долго я плавал около скал,

и чайки,

завидя меня,

вскрикивали от изумления.

Морские заботы

У моря

свои заботы.

Морю надо биться о скалы,

веками надо биться о скалы,

окатывая их белой пеной,

подтачивая их.

Морю надо качать корабли,

усердно, подолгу качать корабли,

накреняя их то влево, то вправо,

вздымая то нос, то корму.

Море должно шуметь и сердиться,

и брызгаться, и развлекать ребятишек,

выбрасывая на мокрую гальку

зазевавшихся крабов.

Мне бы, признаться,

морские заботы!

Уж я бы тогда

побился о скалы

Уж я бы тогда

покачал корабли!

Уж я бы тогда

швырял на камни

огромных кальмаров

и осьминогов,

а также остатки старинных

галер,

каравелл,

галеонов,

фрегатов

и бригов!

А крабы —

эка невидаль!

И вдруг – о чудо! –

И вдруг —

о чудо! —

вдруг она возникла

со мною рядом

на скамейке под каштаном

в потертых джинсах,

в желтой безрукавке,

с руками тонкими,

с огромными глазами,

в которых отражались кипарисы

и небо блеклое

(неяркий был денек).

– Откуда вы? —

воскликнул я в сметенье. —

Откуда вы?

Уму непостижимо!

Она ответила:

– Оттуда же, поверьте,

откуда я и раньше возникала, —

из той манящей бесконечной перспективы,

которую вы любите,

я знаю,

чуть больше, чем меня,

но я не злюсь —

любите ради бога

бесконечность!

И я,

склонясь,

поцеловал ей руку

на старой облупившейся скамейке

под величавым царственным каштаном,

глядевшим сверху

на нее и на меня

с улыбкой доброй

и немного снисходительной.

– Я тороплюсь, – она сказала

и исчезла.

– Куда же вы? —

я закричал ей вслед.

Издалека донесся ее голос:

– Туда же,

все туда же,

в перспективу,

которую вы любите

так страстно!

– Какое дивное созданье! —

произнес

поблизости стоявший кипарис,

не проронивший за три года

ни словечка.

Сцилла и Харибда

Я спросил море:

– Сколько тебе лет?

– Не помню, —

ответило оно.

– А ты помнишь Одиссея, —

спросил я, —

того хитрого парня,

который так ловко проскочил

между Сциллой и Харибдой?

– Конечно помню! —

сказало море. —

Парень был хоть куда!

– Тогда запомни меня, пожалуйста, —

попросия я, —

и вспомни обо мне

лет через сто,

а после еще раз —

через пятьсот,

а потом еще разик —

через тысячу,

что тебе стоит!

– Так и быть, запомню, —

сказало море, —

даю слово,

хотя ты и не Одиссей.

Я ужасно обрадовался.

– Море не забудет меня! —

кричал я небесам.

– Море не забудет меня! —

кричал я скалам.

– Море не забудет меня! —

кричал я в уши кипарисам.

– Эй вы, все! —

орая я во все горло. —

Море тысячу лет будет помнить меня,

оно дало слово!

– Ему здорово повезло! —

сказали небеса.

– Он станет вторым Одиссеем! —

сказали кипарисы.

– Пусть проскочит между Сциллой и

Харибдой, —

сказали скалы, —

тогда поглядим.

Внезапное утро

Ходили слухи,

что утро придет

рано или поздно,

но я не верил.

Когдо оно пришло,

я растерялся —

утро застало меня

врасплох.

Я стоял перед ним и молчал,

а оно разглядывало меня

с любопытством.

– Что ты делал всю ночь? —

поинтересовалось оно,

и я покраснел, как рак.

– Неужто ты спал! —

вскричало утро,

и я побелел, как полотно.

– А что тебе снилось? —

спросило утро,

и я ответил чистосердечно:

– Мне снился вечер,

теплый летний вечер,

после дождя.

Белые джунгли

Мороз изобразил на окне

дремучие белые джунгли.

В них раздавались трели

диковинных белых птиц.

По ним разносился запах

редкостных белых цветов.

Из них неожиданно вылез

большущий белый тигр

и от души поздравил меня

с Новым Годом.

Я накормил его ветчиной,

он и ушел,

мурлыча.

Совсем белый тигр,

только нос розовый

Редкое имя

Явилясь,

такая яркая,

рыжеволосая,

вся в желтом,

красном

и оранжевом,

и веет от нее

прохладой.

– Как зовут тебя? —

спрашивают ее.

– Осень! – отвечает.

– Осень! —

и улыбается торжествующе.

– Имя-то какое грустное! —

говорят.

– Имя-то какое редкое! —

говорят.

– Имя-то какое славное! —

говорят.

– Осень!

Креманчули

Осень как осень.

Свободные кошки

ночью выходят во двор на прогулку.

Дождик идет.

Далеко на кавказе

гордые горцы поют креманчули.

А у соседей ребенок родился.

Что же?

Пойти и взглянуть на младенца?

Или не надо?

В уютном подъезде

рослый подросток бренчит на гитаре.

Дождик шумит.

И красавцы грузины

там, на Кавказе,

поют креманчули.

А у соседей старик умирает.

Что же —

пошел уж девятый десяток.

Пожил – и хватит,

и больше не надо.

Осень как осень —

ребенок родился,

дождь моросит

и старик умирает.

Здорово все же

поют это горцы

там на Кавказе,

свои креманчули.

Осенние деревья

Рябина красная,

красивая рябина,

все пристает ко мне

с осенними вопрсами

о заморозках превых,

о дроздах,

и о дождях, усердно моросящих.

(Она настырна

и по-женски любопытна).

Осенний тополь

рассуждает очень здраво

о том,

что лето-де прекрасно,

но зима

не менее, чем лето, благотворна

(он любит осенью

слегка пофилософствовать).

Осина мне лепечет,

как дитя,

невразумительно,

но очень мелодично

о непростительной крикливости грачей

и об осенней липкой паутине

(она болтлива —

любит лепетать).

Береза же

все жалуется мне

на ветер —

он давно уже грозится

сорвать с нее

оранжевое платье,

как прошлой осенью

(боится ветра).

Люблю поговорить

с осенними деревьями,

их голоса послушать

в сентябре.

Потерявшийся ребенок

Ребенок потерялся

Ребенок плачет.

– Мальчик, ты чей?

– Я не мальчик, я девочка.

– Девочка, ты чья?

– То есть как это – чья?

Я дочь природы,

я дочь Вселенной,

я дочь Земли,

я дитя человеческое!

– Так что же ты плачешь?

– Да я же потерялась!

– То есть как это – потерялась?

Ты по-прежнему во Вселенной,

вокруг тебя природа,

под твоими ногами Земля

и рядом – люди!

А вот и мама твоя бежит,

вся в слезах, —

думала,

что ты потерялась!

Наконец-то!

Когда-то был я

камнем придорожным.

А по дороге

проносились всадники,

и странники

брели по ней куда-то.

Когда-то был я

полевой ромашкой,

и мой сосед,

лиловый колокольчик,

надоедал мне

глупой болтовней.

Когда-то был я

рыжим муравьем.

Таскал еловые иголки

в муравейник.

И было много нас,

таких же рыжих.

Когда-то был я

лосем горбоносым.

Бродил по лесу,

терся о деревья

и нюхал воздух,

шевеля ноздрями.

Вот, наконец,

я стал и человеком.

Стихи о молодости

Утром я проснулся

и стал одеваться.

Вдруг чей-то голос мне шепнул:

припомни молодость твою!

– Не буду! – решил я

и пошел в ванную мыться.

Но тот же голос мне шепнул:

припомни молодость свою!

– Не хочу! – ответил я

и отправился в кухню завтракать.

Но голос снова произнес:

припомни молодость свою!

И добавил:

припомни, припомни,

не упрямься!

– Да с какой стати

мне ее припоминать? —

рассердился я. —

Вот еще новости!

И тут мне голос говорит:

забыл ты молодость свою,

ай-яй-яй!

– Нет, не забыл! —

крикнул я разозлясь. —

ничего подобного!

И в ту же минуту

без особого труда

припомнил я уже далекую

светловолосую, зеленоглазую,

веснусчатую молодость свою:

она лежит в траве

и смотрит в синее небо,

а я хожу вокруг

и собираю желтые купавки.

Цветы собирать

моя молодость,

признаться, ленилась.

Но как она была хороша

в венке из под купавок!

Подымающий руки

Я подымаю руки вверх.

Не то чтобы я сдаюсь,

нечего сдаваться.

Не то, чтобы я молюсь —

некому молиться.

И не то, чтобы я потягиваюсь со сна —

не сплю уже тысячу лет.

Просто

я подставляю руки ветру.

Пусть он свистит в моих пальцах,

пусть.

Ему,

это доставляет удовольствие.

На платформе

Стоял на платформе,

глядел на проезжающие поезда.

Ехать

никуда не хотелось.

Хотелось стоять на платформе

и глядеть

на проносящиеся мимо поезда.

Они проносились

один за другим

и в ту,

и в другую сторону.

Один за другим,

один за другим

они проносились,

один за другим

и в ту, и в другую сторону.

О, как мелькали окна их вагонон!

С платформы уходить

не хотелось.

Совсем не хотелось.

Я и вселенная

1.

Что же касается вселенной,

то она

вполне пристойна,

только слишком влюблена

в свою проклятую тупую бесконечность

и невнимательна поэтому ко мне.

Бывало, скажешь ей:

"Созвездие Тельца

куда-то ускакало,

третью ночь

его не видно на небе!"

Она же

глядит задумчиво

и отвечает невпопад.

А в остальном

вселенной я вполне доволен.

2.

Сижу я посреди вселенной

на лавочке

и размышляю о том о сем.

Чудная эта вселенная —

ни конца, ни краю ей не видно.

Смешная эта планета —

все вертится и вертится без устали.

Странная эта затея – жизнь:

живешь, живешь, и все жить хочется.

Удобная, однако, у меня лавочка —

широкая и со спинкой.

3.

По ночам я не сплю,

потому что вселенная

спит у меня на руках.

Она привыкла так спать —

я ее избаловал.

Вот уже двадцать лет

из-за нее я не высыпаюсь —

дремлю в автобусах,

зеваю на работе,

засыпаю на концертах.

Даже неудобно.

А ей и горя мало.

Каждую ночь

она сладко спит,

уткнувшись носом в мое плечо.

Интересно,

что же ей снится?

Пришла, повертелась,

Пришла,

повертелась,

показала свои волосы,

шею,

лодыжки,

посверкала серьгами,

рассмеялась

и ушла.

Опомнившись,

бросилась вслед,

да где уж там!

Далеко впереди

мелькают ее лодыжки,

далеко-далеко впереди

сверкают ее серьги,

далеко-далеко-далеко впереди

слышится ее смех.

Чего она смеется?

Пришла,

покрасовалась,

ушла

и все смеется.

Пожар

В моей душе

горит пожар,

уж двадцать лет

горит пожар —

тушить его некому.

Сплошной огонь

в моей душе!

Глядите, глядите —

какой огонь,

как полыхает!

О, как светло

в моей душе,

о, как тепло

в моей душе

от пожара!

Казалось, все было ясно

Казалось,

все было ясно:

сначала нашел себя,

потом и ее.

Но обнаружилось,

что это ошибка:

ее я нашел чуть раньше,

чем себя.

Впрочем, и в этом

я не очень уверен:

возможно, и себя и ее

я нашел одновременно.

А она говорит,

что сначала нашла меня,

а после и сама отыскалась,

и уж потом

кто-то нашел нас обоих.

Словом,

поиски увенчались успехом.

Но временами мне кажется,

что ни я,

ни она

еще не найдены

ни мною,

ни ею,

никем.

Любовная переписка

Она написала:

ну вот,

я знала, что ты обо мне

и думать не станешь!

А он ей и ответил:

дуреха!

О ком же мне еще думать?

Она написала:

целуйся,

целуйся, с кем хочешь,

целуйся!

А он ей ответил:

спасибо,

спасибо, что разрешаешь.

Но мне почему-то охота

с тобою одной целоваться.

Она написала:

целую,

целую тебя,

целую!

А ты ведь меня не целуешь,

признайся – ведь не целуешь?

А он ей ответил:

неправда!

Целую тебя непрестанно!

Я даже слегка утомился,

тебя без конца целуя.

Чуть-чуть отдохну

и снова

примусь тебя целовать.

Она написала:

как странно,

что я с тобой не коварна!

И он ей на это ответил:

и правда ведь —

очень странно!

Она написала:

соскучилась!

Немедленно возвращайся!

И он ничего не ответил,

а просто взял

и вернулся.

Мое счастье

Стою на углу

и жду свое счастье.

Рядом со мною

стоит мальчик со скрипкой в футляре.

Чего он ждет?

Надо мной

на барочном карнизе

стоят голые гипсовые младенцы.

Ждать им решительно нечего.

Мальчик худенький

и остроносый.

Младенцы пухлые

и важные.

А я прсто смешон —

сколько же можно торчать на углу?

Но вот оно прибегает,

мое непутевое счастье, —

плохо причесанное,

с ненапудренном носом

и с ненакрашенными ресницами.

Так спешило,

что не успело прихорошиться.

Младенцы

дружно хлопают в ладоши,

а мальчик

вынимает из футляра свою скрипку

и с чувством

играет «Хабанеру» Саратасе.

Стою и едва не плачу

от музыки

и от

счастья.

Стихи о звездах

1. Звездный урожай

Тряхнул я ствол мироздания

и звезды посыпались к моим ногам —

розовые

желтые

голубые

спелые,

сочные,

пахучие,

но все с острыми,

колючими лучами.

Пока рассовывал их по карманам

все руки исколол.

Завтра ночью

небо будет беззвездным —

можете убедиться.

А послезавтра

созреют новые звезды —

можете проверить.

Потрясите ствол мироздания,

и все звезды – ваши.

Только запаситесь рукавицами,

мой вам совет.

2. Упавшая звезда

Звезда упала

прямехонько у моих ног.

Я подал ей руку.

Она поднялась,

отряхнулась

и потерла коленки локтями.

– Вы, кажется, ушиблись? —

спросил я.

– Нет, ничего, —

сказала она, —

не беспокойтесь, пожалуйста!

– А отчего вы упали? —

спросил я.

Звезда покраснела

и потупилась.

3. Большая Медведица

По ночам

над моим балконом

нависает ковш Большой Медведицы.

Возьмусь за ручку,

зачерпну немного звезд,

высыплю их на стол

и рассмотрю как следует.

Вот желтая,

вот зеленая,

вот голубая,

вот розовая,

а вот и фиолетовая —

такая красотка!

Соберу их в ладонь

и зашвырну обратно,

в ночное небо, —

пусть горят,

как горели.

А ковш Большой Медведицы

повешу на место.

4. Близорукая звезда

Мне нравится

одна звезда.

Я подолгу глажу на нее

и иногда

машу ей рукой.

Но она не замечает меня —

она близорука.

Многобашенный

Глядят

и не замечают.

А могли бы и заметить,

что я не так уж и прост,

могли бы разглядеть

мои высокие башни,

могли бы и увидеть,

что башни многоярусные,

могли бы и обнаружить,

что на каждой башне – часы,

могли бы и поинтересоваться,

почему все они спешат.

Глядят,

и ничего не понимают.

А могли бы и понять,

что я многобашенный.

Ведь это не шутка —

иметь столько башен.

Ведь это красиво,

что башни многоярусные.

Ведь это удобно,

что на каждой башне – часы.

Ведь это хорошо,

что все они спешат.

Ведь было бы хуже,

если бы они отставали.

Глядят,

поражаются,

возмущаются,

ужасаются.

А могли бы и полюбоваться

флюгерами на моих башнях,

могли бы и послушать,

как скрипят они

на ветру.

Непрочная душа

Бывают минуты,

когда душа разрывается на клочки.

Их собираешь,

кое-как склеиваешь

и ходишь с такой душой —

ведь новую-то

нигде не достанешь!

Но снова нахлынут роковые минуты,

и снова душа разлетится в клочья.

И снова,

сопя от усердия,

склеиваешь свою непрочную душу.

Так и живешь.

За шторой

Из-за шторы

выглядывает маленький мальчик,

толстощекий веснусчатый мальчик, —

ему года два с половиной.

Кажется это я.

– Тю-тю! – говорю я себе.

– Тю-тю-тю! – говорю я себе.

– У, какой карапуз! – говорю я себе.

ущипнув себя за толстую щеку.

И мальчик прячется.

Приподымаю штору —

за ней стоит юноша,

очень знакомый юноша

с бледным серьезным лицом, —

ему едва исполнилось восеминадцать.

– Как ты молод! – говорю я себе.

– Черт подери, как ты молод! – говорю я себе.

– Ты просто не представляешь,

до чего ты еще молод! – говорю я себе

и опускаю штору.

Из-за шторы

выходит незнакомый старик

с морщинистым лицом.

– Погляди на себя, – шепчет он мне, —

вот тебе уже восемьдесят!

– Вы меня с кем-то путаете, – говорю я ему.

– Я вижу вас впервые! – говорю я ему.

– Я не желяю вас видеть! – кричу я ему

и прячусь за штору.

Озаренный

Внезапно

меня озарило.

Ничего не поделаешь —

хожу озаренный.

Хожу и смеюсь,

смешно как-то.

Все смотрят на меня

и тоже смеются.

– Вот это озарило! —

говорят. —

Ничего себе озарило!

Будто не видели никогда

озаренных.

Дурочка жизнь

О, дурочка жизнь!

Как она старается

мне понравится!

Она катает меня

на реактивных самолетах,

она водит меня

на концерты органной музыки,

она поит меня

цейлонским чаем

и на каждом шагу

подсовывает мне красивых женщин —

пусть, мол, полюбуется!

О, дурочка жизнь!

Она думает,

что я совсем не люблю ее

и живу

из вежливости.

ВЫСОКИЕ ДЕРЕВЬЯ (1980)

Протяни руку

Протяни руку,

и на твою ладонь

упадет дождевая капля.

Протяни руку,

и на твою ладонь

сядет стрекоза

большая зеленая стрекоза.

Только протяни руку

и к тебе на ладонь

спустится райская птица

ослепительной красоты.

настоящая райская птица!

Протяни же руку!

чего ты стесняешься —

ты же не нищий.

Постой минуточку с протянутой рукой,

и кто-то положит тебе на ладонь

свое пылкое восторженное сердце.

А если положат камень,

не обижайся,

будь великодушен.

Вариации на тему радости

Ее не поймешь.

То она прогуливается поодаль

с черной сумочкой,

в черных чулках

и с белыми волосами до пояса.

То лежит в беспамятстве

на операционном столе,

и видно, как пульсирует ее сердце

в кровавом отверстии.

То она пляшет до упача на чьей-то свадьбе

и парни

пожирают ее глазами.

А то она стоит передо мной

спокойно и прямо,

и в руке у нее

красный пион.

Но всегда она чуть-чуть печальная —

радость человеческая.

Вкушая радость

Вкушая радость,

будьте внимательны:

она, как лещ,

в ней много мелких костей.

Проглотив радость,

запейте ее

стаканом легкой прозрачной грусти —

это полезно для пищеварения.

Немного погрустив,

снова принимайтесь за радость.

Не ленитесь радоваться,

радуйтесь почаще.

Не стесняйтесь радоваться,

радуйтесь откровенно.

Не опасайтесь радоваться,

радуйтесь бесстрашно.

Глядя на вас,

и все возрадуются.

^[4]

Обычный час

Был вечерний час

с десяти до одиннадцати.

Ветра не было,

были сумерки,

было прохладно,

была тишина.

Лишь внезапный грохот реактивного истребителя

над головой

(пролетел —

и опять тишина).

Лишь гул товарного поезда

вдалеке

(прошел —

и опять тишина).

Лишь треск мотоцикла

где-то за озером

(проехал —

и снова тихо).

Лишь глухой стук в левой части груди

под ребрами.

(он не смолкает

ни на минуту).

Был обычный час жизни

на пороге ночи.

Был необычный век,

двадцатый по счету.

^[5]

Обидчик

Обидели человека,

несправедливо обидели.

Где,

где обидели человека?

Кто,

кто посмел обидеть

самого человека?

Никто его не обидел,

никто.

Кто может его обидеть?

Смешно!

Он сам себя

глубоко обижает.

Он сам обижает Землю

и зверей на Земле.

Он сам себя

глубоко обижает.

Обидит себя —

и ходит расстроенный,

обидит —

и ночами не спит, переживает.

Но не судите его,

не судите строго,

Поймите человека —

ему нелегко.

Непоседа

Поглядите,

вон там,

по обочине шоссе,

человек идет —

машины его обгоняют —

это он.

И там, у мыса Желания,

видите —

на снегу фигура темнеет —

это тоже он.

И по Литейному мосту,

наклонясь

против ветра —

плащ развевается, —

тоже он идет.

Ему бы дома сидеть

в тепле и уюте

ему бы чай пить

с брусничным вареньем,

а он шатается где-то

целыми днями,

а он бродит по свету

до глубокой ночи.

Вон там,

на вершине Фудзиямы

видите —

кто-то сидит.

Это же он!

Облака

Поглядим на облака

в разное время суток.

Вот утро.

На востоке появилось

зловещей формы

кучевое облако,

у горизонта

в отдаленье появилось

угрюмое загадочное облако.

Вот полдень.

Видите – в зените проплывает

надменное заносчивое облако,

не торопясь,

в зените проплывает

самовлюбленное зазнавшееся

облако

Вот вечер

По небу куда-то быстро движется

одно единственное

маленькое облако,

куда-то к югу

очень быстро двежется

бесстрашное решительное

облако.

Вот поздний вечер.

Поглядите – над закатом

висит счастливое

сияющее облако.

Как видите,

в разное время дня

облака ведут себя по-разному,

и с этим приходится считаться.

Вот снова утро.

На востоке показалось

бесформенное

заспанное облако.

Поздоровайтесь с ним!

Движения души порой необъяснимы

Движения души

порой необъяснимы:

она бросается куда-то в сторону,

она делает зигзаги,

она выписывает петли

и долго кружится на одном месте.

Можно подумать,

что душа пьяна,

но она не выносит спиртного.

Можно предположить,

что душа что-то ищет,

но она ничего не потеряла.

Можно допустить,

что душа слегка помешалась,

но это маловероятно.

Порою кажется,

что душа просто играет,

итрает в игру,

которую сама придумала,

играет,

как играют дети.

Быть может,

она еще ребенок,

наша душа?

Мысли

Какие только мысли не приходят мне на ум!

Порою мелкие и круглые, как галька

на крымских пляжах.

Временами плоские,

как камбалы с глазами на макушке.

А то вдруг длинные и гибкие, как стебли

кувшинок.

Иногда нелепые,

нескладные, причудливые монстры.

Но изредка глубокие и ясные,

как небо в солнечный осенний полдень.

А любобытно было бы мне узнать,

какие мысли не приходят мне на ум,

блуждают в стороне?

Веспер

Как встарь,

как в древности,

как сто веков назад,

восходит Веспер на вечернем небосклоне.

Он так красив, но мне не до него —

ищу иголку я

в огромном стоге сена.

Полстога я уже разворошил,

иголку же пока не обнаружил,

Осталось мне

разворошить

полстога.

А Веспер,

этот Веспер окаянный,

восходит каждый вечер над закатом

и шевелит лучами, как назло…

Контур будущего

Очень просто

получить контур Венеры Таврической —

ставим статую к стене

и обволим ее тень карандашом.

Труднее

получить контур лошади —

она не стоит на месте

и тень ее движется.

Очень трудно

получить контур счастья —

оно расплывчато

и не имеет четких границ.

Но удивительно —

пятилетний ребенок взял прутик

и изобразил на песке

четкий профиль будущего —

все так и ахнули!

Дождь

В косом дожде

есть некоторая порочность.

Прямой же дождь

безгрешен, как дитя.

Тупица-дождь

нашептывал мне какие-то глупости.

Закрыл окно —

он забарабанил пальцами по стеклу.

Погрозил ему кулаком —

он угомонился и затих.

Или притворился, что затих,

чтобы я снова открыл окно.

Все преимущества дождя

в его звериной хитрости.

Вся философия дождя

заключена в его походке.

Точка

– Ты всего лишь точка —

сказали ему, —

Ты даже не буква

– Прекрасно! —

сказал он

Но мне нравится гордое одиночество.

Поставьте меня отдельно

Я не люблю многоточий.

И вот его одного

Ставят в конце фразы,

Совершенно бессмысленной

Дурацкой фразы.

Стоит,

закусив губу.

Высокие деревья

Высокие деревья

появляются на холме.

Высокие деревья

спускаются по склону.

Высокие деревья

останавливаются в низине.

Гляжу на них с восхищением.

А в их листве

уже щебечут бойкие птицы,

а в их тени

уже кто-то расположился на отдых.

Но высокие деревья пришли ненадолго.

Постояв немного,

они уходят.

Бегу за ними,

размахивая руками,

бегу за ними,

что-то крича.

А их и след простыл.

Век буду помнить,

как приходили высокие деревья,

как они спускались по склону холма.

Век не забуду,

как они ушли,

унося с собой шебечущих птиц.

Открытая дверь

Это не ночь,

это не тьма,

это не фонарь на улице.

Стало быть,

это день,

Стало быть,

это свет,

стало быть,

это солнце над горизонтом.

Но если это так,

то открывайте дверь,

пора ее открыть —

всю ночь она закрыта.

Но если это так,

то распахните дверь,

и отойдите прочь —

пусть входит, кто захочет.

Если войдет ребенок —

прекрасно,

если вбежит кошка —

хорошо,

если вползет улитка —

неплохо,

если ворвется ветер —

не сердитесь.

Скажите:

– Ах, это ты! —

Спросите:

– Какие новости?

Рыцарь, дьявол и смерть

(Гравюра Дюрера)

Все трое очень типичны:

храбрый рыцарь,

хитрый дьявол,

хищная смерть.

Рыцарь и смерть —

на лошадях.

Дьявол —

пешком.

– Неплохо бы отдохнуть! —

говорит дьявол.

– Пора сделать привал! —

говорит смерть.

– Мужайтесь, мы почти у цели! —

говорит рыцарь.

Все трое продолжают путь.

– У меня болит нога,

я очень хромаю! —

говорит дьявол.

– Я простудилась,

у меня жуткий насморк! —

говорит смерть.

– Замолчите!

Хватит ныть! —

говорит рыцарь.

Все трое продолжают путь.

Анна Болейн

Все-таки странно:

дочь ее, Елизавета,

вырастет дурнушкой,

а сама она – красавица писанная.

Я знаю,

что ее ждет,

но между нами широченная пропасть,

которую не перепрыгнуть.

И я кричу на ту сторону:

– Спасите!

Спасите Анну Болейн!

Она же погибнет!

Но ветер времени

относит мой голос

и какие-то испанцы

кричат из шестнадцатого века:

– К чертям!

К чертям Анну Болейн!

Пусть погибает!

Пират

Триста лет назад

я разозлился

и стал пиратом.

Плавал,

грабил,

убивал,

жег корабли.

Шпагой

выкололи мне глаз —

стал носить черную повязку.

Саблей

отрубили мне руку —

стал запихивать рукав за пояс.

Ядром

оторвало мне ногу —

стал ковылять с деревяшкой.

Но все грабил,

все убивал,

все злился.

Наконец

пуля попала мне точно в переносицу,

и я помер легкой смертью.

Привязали ядро

к моей оставшейся ноге

и бросили меня в море.

Стою на дне,

весь черный от злобы.

Рыбы нюхают меня,

но не жрут.

Стою и припоминаю,

из-за чего я разозлился.

Триста лет стою —

не могу припомнить.

Фридрих Барбаросса

Как известно,

Фридрих Барбаросса утонул в речке.

Кольчуга была тяжелой,

а Фридрих был навеселе.

И вот результат:

храбрый Фридрих Барбаросса

утонул в неглубокой речке.

Но все же

как могло случиться,

что отважный Фридрих Барбаросса

утонул в какой-то паршивой речушке?

Трудно себе представить,

что грозный, рыжебородый Фридрих Барбаросса

утонул в какой-то жалкой канаве!

Нет, просто невозможно себе представить,

что сам бесподобный Фридрих Барбаросса

утонул в какой-то грязной луже,

так и не добравшись до гроба господня!

Чакона Баха

Я еще не слышал чакону Баха,