355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Михеев » Вниз, ввысь, к первопричине (СИ) » Текст книги (страница 6)
Вниз, ввысь, к первопричине (СИ)
  • Текст добавлен: 22 мая 2020, 12:30

Текст книги "Вниз, ввысь, к первопричине (СИ)"


Автор книги: Геннадий Михеев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

   Я рассыпался перед Беатриче в словах хвалебных, называя Ее Небесной, Любимой Вселюбящего, глаголом одаряющей теплом и влагой. Потом спросил: возможно ли возместить разрыв обета новыми делами, груз которых положен на весы? Она в меня метнула взор, столь исполненный столь искренней любви, что я себя утратил, опустив глаза. И потекла ее благая речь:


   – Не прячь глаза, иначе не взрастет сила твоего второго зренья, способного увидеть сокрытое. В твоем уме я замечаю проблески Света Извечного. Даже если тебя влечет иной предмет, он является всего лишь неправильно воспринятым рефлексом все того же Света. Свобода воли – высший дар Создателя всем смертным и разумным. Бог дозволяет нам себя приносить Ему же в жертву. Но в отданном ты уже не волен, да и не дело – жертвовать чужим...


   Дальше Госпожа мне разъяснила, чем различны жертвы и где находятся пределы. Обетом нельзя играть и каждый новый обет должен быть строже предыдущего. Нам, христианам, не омыться любой водой, а для наставления у нас есть Ветхий и Новый Заветы, а так же пастыри. Это и есть единственный путь к спасению. Если смертными правит алчность – на то они и люди, а не скоты. Завершила Беатриче такими словами:


   – Не будьте как молодые ягнята, которые, бросив свою мать, беды не чуя, играют сами с собой!


   И вновь Она свой взор вручила Солнцу. Я глядел во вдохновенные глаза – мы устремились из пояса Луны к Меркурию. Планета нас встретила сияньем торжества. Огни мелькали трепетно – и в каждом как бы скрывался клич: «Вот, кем обогатится Вселенская Любовь!» Я разглядел сонм благих теней. Одна из них сказала мне:


   – Счастливец из живых, увидевший блаженные чертоги! Что ты желаешь знать о нас...


   – Смело вопрошай, – наставила меня моя вожатая, – и внимай им как богам.


   Конечно, я спросил, что за душа согласна мне раскрыть секреты этой сферы. Снизошедшего до меня, грешного, буквально обволокло чудесным светом. Передо мной был дух самого Юстиниана. Тень, когда-то бывшая римским императором, поведала мне о многом. Что же касается этой небольшой планеты, она – приют тех душ, которые в существовании земном хотя стяжать желали хвалу и честь, не забывали усердно и праведно трудиться. Даже если ты не чужд тщеславию, дорога на Небо тебе вовсе не заказана. Тень Юстиниана, запев священный гимн «Osanna, sanctus Deus sabaoth», в лучах слилась в движеньи гармоничном с другими душами. Превратившись в череду огней, они умчались вдаль.


   Беатриче рассказала мне о путях спасения и праведном суде. Изначально человек был наделен бессмертием, свободой воли и богоподобием. Но все эти священные дары были утрачены. Люди сами по себе не могут искупить свои грехи, поэтому Господь и разлил в мире благодать Свою, а для спасения на Землю спущен был Сын Его, во плоти принявший униженья...


   ...Следующей сферой была Венера. Здесь я увидел живое кружение огней, причем все они имели свой темперамент. С одной из этих душ я познакомился. На Земле ее звали Карлом Монтеллой, и я ним был знаком. Мы здесь, в Раю с ним вдоволь поговорили об общественном устройстве и земном предназначеньи каждого из нас, а так же о влиянии на смертных божественного промысла.


   Не ожидал я встретить здесь тень Куниццы да Романе, славивашимся в первой жизни своим довольно легким поведеньем. Получается, Венера – райское местечко для любвеобильных, но только тех, кто был отмечен и еще и славными делами. Так, здесь покоится душа иерихонской блудницы Раавы...


   ...Потом ждала нас сфера Солнца, ярче которого мы себе представить неспособны. Здесь обитают души святых – тех, которым Бог-Отец являл все таинства схожденья Бога-Духа и появленья Бога-Сына, Беатриче мне сказала:


   – Благоговей пред Солнцем ангелов, вознесшего тебя до Солнца материального!


   В четвертой сфере я насладился блеском чистейших и мудрейших душ. Среди них – и Соломон, и Дионисий Ареопагит, постигший природу ангелов, и Фома Аквинский... Со светящейся душою последнего я был удостоен вдумчивой беседы, которая по большей части посвящена была жизни и деяниям святого Франциска Ассизского.


   По окончаньи разговора души мудрецов, в кольцо собравшись, закружились священным жерновом. Скоро собрался и еще один чудесный хоровод – и нас объяли сладостные звуки. Круги переливались радугой, мы с Беатриче, окруженные двойной гирляндой, любовались дивным зрелищем. Во втором кольце, согласным с первым, собрались души всех подвижников. Потом одна из светлых душ поведала мне о Доминике, всеблагом борце со злом. У повозки Христовой Церкви два колеса: Франциск и Доминик.


   Непросто передать картину, которая передо мной предстала дальше. Небо украшено было пятнадцатью ярчайшими светилами, лучи которых способны преодолеть любую мглу. К ним добавлены созвездья – и они кружатся в вечном танце. Под этим великолепием я снова говорил с душою Фомы Аквинского. Вот, что я услышал:


   – Все, что умрет и все, что не умрет – лишь отблеск Мысли, в которую Всевышний своей Любовью вкладывает бытие. Все девять райских сфер пронизаны Великим Светом. Из круга в круг, переливаясь как из зеркала в другое зеркало, Свет, опускаясь, становится случайным и мало длящимся. Творящая среда изменчива, но и воск тоже бывает разным – поэтому при равном качестве семян бывают разные плоды, да и умы людям при рождении даются непохожие. Но, ежели Любовь располагает Прозреньем, рождается великое...


   ...Большая чаша. К середине от каймы кружит вода в спокойном вихре. Мне этот образ представился, когда Фома закончил речь свою. Когда же заговорила Беатриче, казалось, наоборот, вода от середины разбегается к краям:


   – Мой спутник желает постичь самые корни истины. Скажите: свет, в которой вы обращены – будет ли когда все мертвые воскреснут?


   Души закружились, по-прежнему, переливаясь всеми цветами, благодати исполненные. Из круга меньшего донесся голос:


   – Пока Небесный Рай свершает свое движение, нас питает Любовь, которая и порождает свечение. После наше существо еще прекрасней станет и свет божественный окрепнет. Господь нас одарил священной ризой для того, чтобы мы стали способны созерцать Его. Это свечение подобно пламени, которым охвачен уголь. Потом огонь ослабнет и наши тела станут более открытыми для всех услад, что нам Господь дарует...


   ...Появился новый сонм блаженных душ, которые свились в третье кольцо. Дух пламени настолько был силен, что я уже не в силах был его переносить. Взглянув на Беатриче, я открыл, что в этом свете возлюбленная стала еще прекраснее. Только лишь Она дала мне силы вновь поднять глаза, чтобы понять: нас уносит в иную сферу.


   Там все буквально утопало в алом цвете, а в недрах из двух лучей слагался знак креста. Вокруг клубились пламенные души тех, кто на Земле сражался за истинную веру. И разносилась песнь чудесная, из которой я различил слова: «Воскресни для побед!»


   С креста ко мне спустился один из радостных огней. Оказалось, на Марсе обитает душа моего прадеда Каччагвиды. Она заговорила и я, внимая, вначале смысла не понимал, но после, как бы поднявшись духом, стал различать отдельные слова. Дух предка заявил, что он давно хотел увидеть свое семя. Так же прадед сообщил, что его сын и, соответственно, мой дед Алигьеро – то есть, конечно, его душа – все еще идет по первому из кругов Чистилища, но я вполне способен снять с Альгьеро запрет своими добрыми делами.


   Мир на Земле, считает Каччагвида, слишком лжив и души многих там глупо погибают, испачкавшись в мирской грязи. А еще поведал мне прадед историю нашего рода, которая почти что целиком взаимосвязана с родной Флоренцией. Потом же, по просьбе моей и соизволенья Беатриче прадед рассказал о будущем. Я узнал, что в моем изгнаньи худшим гнетом будет сношение с дурными и глупыми людьми. Я сполна познаю их безумство, злость и неблагодарность. Прадед наказал мне не завидовать всем тем, кто мне расставит сети: их вина будет отомщена еще при жизни моей земной. Я было задумался, но моя вожатая взбодрила:


   – Не время размышлять! Нам пора.


   И вновь мы возвышались. Я смотрел в самые прекрасные из глаз, в которых отражался Луч Вечной Радости. Беатриче повелела мне оборотиться. Я увидел светоча, который произнес:


   – Здесь пятая ступень. Она для тех, чьи годы на Земле гремели доброй славой. Эти души и ныне будоражат память поколений.


   Он назвал имена Исуса Навина, Маккавея, Карла Великого, Орланда, Готфрида Бульонского и других великих деятелей, творивших благо во имя Господа. Я вновь взглянул в лицо своей возлюбленной и увидел, что оно еще сильнее просветлело...


   ...Мы находились в сфере Юпитера, где средь сребристых оттенков легла позолота. Души витали, сплетая латинские буквы. Вот, что прочел небесах я: «DILIGITE JUSTITIAM QUI JUDICATIS TERRAM». После, в стаи собравшись, светлые сущности ввысь отлетели, замерев в высоте – и над нами предстал образ орла, который изрек: «Я к славе вознесен за правосудие и праведность. Племена земные помнят обо мне, но мой пример, хотя в народах и хвалим, в закон не ставится».


   Все это хором произносили чистые душ. И еще они, собранные в орла золотого, сказали: «Тот, кто сотворил окружность Мира и распределил строй всех вещей, не мог вместись в свое созданья весь свой разум. Первый из гордецов, который попытался овладеть всем сущим, озарения не вынеся, пал ниже низкого. Никому после Люцифера охватить все знанья бытия не было дозволено. Каждый из смертных видит только то, что позволяет его рассудок. Разум человека подобен взгляду, устремленному в громадный океан. Глядя с берега, увидишь ты разве что дно отмели. Но над пучиной твое зрение будет бессильным: дно точно есть, но его застит глубь. Свет – только то, что воспринято от Вечной Ясности. Все остальное – мгла, мрак и телесный яд. Теперь послушай ответ на тот вопрос, который ты так и не решаешься задать...»


   И Орел из золотых огней мне поведал следующее. Вот родился человек на берегах Инда. Так он и прожил, даже не слышав имени Христа, при этом ни в словах, ни в делах зла не сотворя. Путь жизненный так и пройдя, хоть праведным, но нехристем, он... проклят. Почему? В чем же его вина... Да и кто ты, чтобы судить язычника, жившего за много сотен миль от твоего дома? Если Святое Писание не смиряет дерзких дум, весь Мир пропадает в сомнениях. Проблема в том, что стадо смертных мыслит слишком вяло. Передаю дословно:


   – Благая воля с момента Сотворения не отступала от благости, а справедливо то, что с ней, творящей из своих лучей, созвучно, на бренные блага не зарясь.


   И образ орла как бы воспарил. Крылами светлыми махая, он вещал: «Пусть неясны тебе слова мои, но пути Господни смертным непонятны». Далее я узнал, что в Христа не веривший ни раньше, ни позже явления Спасителя, обречен. И все ж в день Страшного Суда те, кто был праведен, но Христа не знал, станут ближе к благодати, чем те, кто знал Его, но отрицал. Едва лишь Тот, чьим блеском сияет Мир, покинет небосклон, твердь, которую Он озаряет, зажжется ярко и чарующе. Таков известный чин Вселенной. Едва лишь золотой орел сомкнул свой клюв, весь собор живых огней залился песнью благостной, по окончании которой раздался как бы шум потока, с высот спадающего. Не сразу понял я, что это клокотанье парящего орла. Он вещал:


   – Те огни, из коих сплетен мой образ, во славе своей всех превзошли. Лучшие из душ собраны в моем глазу, а тот, который зеницею горит посередине, воспел Святой Дух; он хранил Ковчег Завета – за то и вознагражден. Те пять огней, что составляют бровь, – Траян, Езекия, Константин, Гульельм и Рифей. Как, ты спросишь, стал священным светом троянец, живший при язычниках? Теперь он знает многое, чего вашим философам даже не снилось. Того, кто был на Земле Рифеем, настигала милость Высших, непостижимая для смертных. Не удивляйся: ты сейчас подобен тому, кто знает имя вещи, но не разбирает ее сути. Царствие Небесное открыто тем только, в ком сильна Любовь. И Траян, и Рифей сюда взошли как христиане, а одна из этих душ сюда взята из Ада. Все потому что в ней жила надежда, в которой крылась сила мольбы к Творцу. Так Господь открыл Рифею путь к искупленью. Родившись и умерев язычником, он стал крестником трех жен Сада Господнего. Вы, смертные, хотя и отдалились от поганой веры, не знаете всех избранных. В неведении нашем наше же счастье...


   ...И снова Беатриче призвала мои глаза и дух. Ее чело н этот раз было суровым, Она почти что прошептала:


   – Если сейчас я улыбнусь, ты рассыплешься золой. Не умиряй я красоту свою, ты рухнул бы как дерево, грозою пораженное. Итак, мы уже на седьмом небе, глаза свои умом наполни, сделай их зеркалом видений, которые тебе предстанут.


   В сфере, нареченной в честь бога-миротворца, я увидел золотую лестницу, ведущую в безмерное пространство наверху. По ней передвигалась рать огней. Какие-то из них вновь возносились, другие неуклонно снисходили, третьи же вились, причудливо творя узоры. В этом круге было тихо, никто не пел и ничего не восклицал.


   Одна из душ – из тех, что подлетела ближе – мне пояснила: здесь, на Сатурне слух смертного бессилен. Мне посчастливилось общаться с душою Петра Дамиани, великого молитвенника, на Земле звавшего себя «грешным». Когда святой закончил повествованье своей жизни, сотня световых огней, приблизившись, издала неземной то ли стон, то ли крик: он прозвучал как гром.


   – Ты так испуган, – успокоила меня возлюбленная, – а представь себе, если бы я улыбалась, а ты бы слышал хор. Один лишь краткий звук тебя чуть не придавил... Это было предвосхищенье мщенья, приход которого ты скоро ощутишь. Обернись – тебе дано увидеть славных.


   Оборотившись я разглядел ряд сфер, между собою связанных лучами. Самая большая из светящихся жемчужин была душою Бенедикта Нурсийского, которая мне рассказала о своих собратьях-монахах, молитвой и постом достигших благодати Сатурна. А еще он мне раскрыл загадку высшей из сфер, где все блаженны в полной мере. Там царит недвижимый покой, а по сути Эмпирей – шар, парящий без опор и координат. Лестница с Сатурна как раз туда ведет. Бенедикт напомнил мне о сне Иакова, в котором перед патриархом она явилась ангелов полна.


   Закончив свой рассказ, душа присоединилась к собору радостных огней, который вихрем взвился ввысь. В тот же миг моя Владычица одним лишь мановеньем меня взметнула... я даже и не понимал – верх или вниз – зато почувствовал себя как бы окрыленным. Я даже не заметил, как мы очутились на Небе Звезд.


   – Ты близок к средоточию, – Сказала Беатриче, – но посмотри под ноги: удивись, как там обширен мир.


   Я глянул сквозь призму семи небес – и увидел столь жалкий голубоватый шарик, что на него смотреть-то можно только для забавы. Увидал я и Луну, только без пятен. Ласкали взор и прочие планеты... Я вновь поднял свои глаза и обратил свой взгляд к прекрасному лицу возлюбленной. Она же своими очами устремилась ввысь и радостно воскликнула:


   – Вот ополчения Христовой Славы! Вот где собраны все нити небесного круговращенья!


   Над сонмами огней царило Солнце. Свечения струились могучими потоками – и я не смог снести их силы. Беатриче проговорила:


   – Вот – та мудрость и та мощь, которая вослед векам тоски пути раскрыла между Небом и Землей. Раскрой глаза и на меня взгляни!


   Если б не Она, я никогда бы не решился глаз открыть. Я разглядел лишь залитые лучами круги, и среди них – ярчайший светоч, как узнал я после, – Архангел Гавриил. И я слова услышал: «Я порожден любовью чистых сил эфира вкруг радости, которую нам шлет утроба, несшая спасенье Мира. И буду здесь кружиться, о Госпожа Высот, пока ты не взойдешь к своему сыну и твой приход не освятит Высот Небесных!»


   Это воззвание к Деве Марии подхватили все огни, но я уж неспособен был хоть что-то различить – настолько мощными были пламена. Вышние души пели «Regina coeli». И сейчас возвышенное чувство от той музыки во мне живет. А все же много на Земле было истинно праведных! Из кругов огней выделился ярчайший и, трижды облетев вкруг Беатриче, воскликнул:


   – Сестра моя! Твои мольбы чисты настолько, что меня ты разлучила любовью с чередой блаженной.


   – О, Свет, – ответила Она, – которому Всевышний вручил ключи от этого чертога! Да будет спутник мой о вере вопрошен, а силен ли он в вере, надежде и любви, ты видишь сам.


   Я предстоял перед самим апостолом Павлом, который приказал:


   – Не прячь глаза, христианин. Скажи: в чем смысл веры?


   Я, превозмогая боль, взглянул на пламя. Мне дано исповедаться пред первоборцем! Я заявил, что вера – основа чаемых вещей и путь постижения того, что смертным незримо.


   – Как основа, неплохо. Но разве это – всё?


   – Глубина явлений в явленном мне мире мышленью смертных недоступна, полагаю. Вера сильна там, где знание бессильно.


   – Если б все так ясно усваивали истину, каждый бы узрел, что изощрения софистов смешны. Считай, теперь в твоей душе хранится величайшая из драгоценностей. От нее рождены будут все дела благие. Но где ее ты приобрел?


   – Обрел от влаги живительной Святого Духа, коей пропитана Ветхая и Новая кожа.


   – В Заветах что твой рассудок нашел, чтоб распознать Божественное Слово?


   – Россыпи чудес я там увидел.


   – Разве можно верить книге? Кто даст поруку, что так оно и было, как записано.


   – Путь мира к христианству перевесит все чудеса Вселенной. И разве не чудо, что ты нищим пришел на злое место, заросшее колючками и терном, и посеял благие семена, столь основательно проросшие.


   – Так на чем же вера твоя стоит?


   – Я верю в Бога единого и вечного, движущего Небеса, дающего своим созданиям Любовь и волю. И в физике, и в метафизике мы тщимся прикоснуться в бесконечной выси. Писания пророков, Евангелия, Ваши послания – все это приближает в Высшим. Верю в триединство божества, в глубь Божьей тайны. Верю в то, что здесь все начала, отсюда искра разрослась в пламена. Верю, что и во мне есть частица Света.


   Выслушав, душа святого Павла трижды облетела вкруг меня... я понял, что благословлен. И пусть знают в моей растоптанной Флоренции: я вернусь поэтом туда, где младенцем принимал крещение – и буду осенен венком! Восьмое небо подарило мне встречу с душою апостола Иакова. Мы говорили с Ним о том, что будет после того как все мертвые воскреснут. Потом в огне явился апостол Иоанн: согласно преданиям, Он был взят на Небо живым и я тщился в этом световом кругу узреть черты людские. Мне было объяснено: в Раю душой и телом обладают только Мария и Христос. Когда я обернулся к моей возлюбленной, Беатриче... исчезла! Иоанн сказал:


   – Свет твоих очей затемнен моим огнем, но это не навсегда. Сейчас же мне скажи: куда твоя душа стремится?


   Я ответил в том ключе, что через альфу и омегу Святых Писаний душа моя направлена к Тому, кто учит искренней Любви. Апостол спросил меня еще, какими путями я шел к своей вере. Я признался, что постигал учения философов, которые мне дали начальные понятия о вековечной и всепрощающей Любви. Иоанн и дальше меня пытал, спросив: сколькими зубами язвит меня моя Любовь? Я заявил, что все полученные мною укусы крепят Любовь и приближают к Владыке Бытия, я же учусь любить все сущее, ибо каждая былинка произрастает во владении Великого Садовника. После чего услышал: «Свят, Свят, Свят!» – и с радостью я различил отрадный голос Беатриче; мне даже показалось, что зрение мое стало даже сильнее, чем было до того, как в сумрачном лесу Вергилия я встретил. Моя возлюбленная вновь предстала предо мной еще прекраснее. Она проговорила, указав на новый светоносный шар:


   – Душа первого из людей славит Создателя и своего Бога.


   И я, представьте, имел беседу с душой Адама! От него узнал я, что и он, и Ева искупали не вкушение запретного плода, а нарушенье воли Всевышнего. Четыре тысячи триста два года они провели в Лимбе. С той поры язык Адамов был потерян после глупой вавилонской трагикомедии, затеянной Нимвродом. Так много за тысячелетия сменилось обычаев! И Всеблагого называли по-разному, но здесь, в Раю Небесном все видится таким нелепым...


   Вдруг хор запел: «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу!» Четыре светоча сияли перед нами, переливаясь разными цветами. Внезапно небосвод зарделся будто бы настал рассвет. Но более всего я удивился, увидев, как изменилась Беатриче: казалось, перед Нею все затмилось. Святые стали возноситься. Я следил за ними, пока хватало духа, потом, не вынеся величия безмерной высоты, отвел глаза. Возлюбленная выкрикнула:


   – Опуская взгляд, взгляни, куда мы унеслись!


   Я увидел, что с тех пор как Землю разглядел в полете к первой сфере, мы с середины сдвинулись до края. Узнавая пределы мира смертных, я понял, сколь ничтожен отпущенный нам клочок пространства. Направив взор к лицу возлюбленной, я осознал, какая радость мне дарована. Сила светлых глаз меня подняла – мы устремились в быстрейшее из всех небес.


   В перводвигателе все кристально чисто и спокойно абсолютго. Там, пребывая даже с краю, ты находишься везде. Вдохновенная – как будто сам Господь в Ее губах смеется – Беатриче произнесла:


   – Все сущее, кружась вокруг ядра, идет отсюда. Это Небо вместила Божья мысль; здесь Любовь берет свой пыл, и черпается вся сила Мира. Свет и Любовь: вот что объемлет этот свод. Они влияют на движенье низших сфер, отсюда же, из Эмпирея берет начало время. В каждое сердце смертного заранивается право доброй воли. Но, подобно сливам, подверженным влиянию стихий, повально вызревают уродливые плоды. Многие из людей с младенчества внимают урокам добра и веры лишь только для того, чтобы скорее их забыть. Не все блюдут посты, а кто-то даже родную мать мечтает поскорей увидеть на смертном одре. Вот и очерняют свою белую от рождения кожу, внимая искушениям. Согласись: на Земле власти бессильны порядок соблюсти и человечество идет опасною дорогой. Но переменам быть – и грянет вихрь предвозвещенный, сметя все скверное. За цветами поспеет добрый урожай. Смотри же!


   Обратя свой взгляд наверх, я увидел Точку. Всего лишь Точку, источавшую настолько острый свет, что ни одно из смертных существ не вынесет. Точка столь мала, что и мельчайшая из звезд на небосводе по сравненью с ней казалась бы Луной.


   Вкруг Точки с сумасшедшей скоростью витал огонь. В орбите этого огня еще огонь, за ним и третий, четвертый... Всего же я насчитал девять сфер, и круженье каждой по мере отдаления от Точки было медленней. Чем ближе к Искре, тем ясней пылали сферы.


   – От этой Точки, – заявила Беатриче, – начинаются и небеса, и естество. Здесь – средоточье. Всмотрись в ту сферу, которая ближе всех к Исходной Искре: она так скоро кружится потому что объята страстью пламенной.


   Я выразил недоуменье: как же так – в центре Мира ядро Земли, но, получается, чем дальше от него, тем больше божественного. А средоточье периферии – Точка... Возлюбленная изрекла:


   – Мерить нужно силу, а не видимость. Вселенная насыщена сродством единицы с множеством, мелкого с огромным. Все сущее связует Разум.


   Едва она окончила, мириады душ, кружась в световороте, запели гимн Священной Точке. В этом сияющем движении можно было различить венцы. Беатриче разъяснила: в первых двух кругах – Серафимы и Херувимы; третий из венцов сплели Престолы Божьего лица; три пояса и составляют сонм. В этой иерархии три богини: Господство, Власть и Сила.


   Еще мне Беатриче рассказала, где, как и когда сотворены были ангелы. Весь строй существ был создан в единый краткий миг. Ангелы есть чистое деянье, энергетические сгустки; они бесплотны, а место сотворения этих движителей сущего – Эмпирей. Некоторая их часть восстала, за что была низвергнута. Бунтовщики успели привести порядок в смятение – и оставшиеся начали страстно здесь кружить. Причиной же падения был тот вмерзший в вечный лед Коцита исполин, к которому меня привел Вергилий.


   Наши, земные философы утверждают, что де у ангелов есть память, рассудок и желания. На самом деле они всецело устремлены к Лику Творца, на суету не отвлекаясь. Поскольку извне их ничто не отвлекает, им нечего и припоминать. Это на Земле сны видят даже когда бдят, а некоторые верят ими же и выдуманным россказням. Разум смертных затуманен сочиненными фантомами да жаждой показухи. Для сиюминутной славы каждый готов пожертвовать смирением и так блеснуть, чтоб твоя выдумка стала предметом внимания других. Стаду безмозглому только и надо, чтобы кто-то их повеселил: насыщаются поветриями, не думая о пользе. Христос не давал такого наказа верным: «Идите и суесловьте!» Но Он заповедал свое учение Правды – и те, провозглашая Ее лишь, во имя Веры подымали в схватке Новый Завет как щит или копье.


   Что же теперь творится в наших храмах? Сами же видите, какие существа сокрылись под сутанами и отпускают нам грехи. Мы что – до того рассудком ослабели, что верим всякому вранью и на любой посул ведемся? Так плут кормит Антониеву свинью и всяких прочих, еще грязней и гаже.


   Довольно путей окольных! Путь истинный – только в приближеньи к Богу. Рать святых восходит к Точке. Первоначальный Свет разлит в ней разнородно, но вот Любовь в огнях распределена не поровну. Теперь ты знаешь, как велик Предвечный, создавший целый сонм своих зеркал, где Он дробится, единый сам в себе. Так мне говорила Беатриче...


   ...Перед рассветом празднество огней, охватывающих Точку, стало угасать. Я свой взор направил на Беатрече – и увидел красоту, не только смертным недоступную, но и ту, которая понятна лишь Создателю. Жаль, что на языке людей ее не передать... Улыбаясь божественно, Она произнесла:


   – Из высшей области телесной мы вознеслись в чистейший Свет. Здесь все – Любовь, обитель ангелов и душ блаженных. Из них такой, какая она предстанет в день Страшного Суда, ты увидишь лишь одну.


   И я был осиян благословенным светом – столь всеобъемлющим, что в этом озарении все зримое растаяло.


   – Радуйся, – услышал я голос возлюбленной, – тебя приветствует хранящая все тверди Любовь! Она свечу готовит для животворного огня.


   Прилив необыкновенных сил меня и над собою же вознес. Я осознал, что взор мой окрылился новым зреньем. Я созерцал поток, струящийся широко промеж охваченных весенним цветом берегов. Над рекою вились живые искры, которые садились на прекрасные цветы, а после, упорхнув, ныряли в ласковую воду. Беатриче произнесла:


   – Испей чудесной влаги, утоли жажду своей души. Но знай: перед тобой лишь смутные предвестья Правды. Взор твой слишком несовершенен, чтобы увидеть настоящее.


   Я вгляделся в представший предо мною поток – и понял: перед нами не река, а чаша, в которой не вода, а Свет. Цветы и огоньки – два воинства Небес, а Круг Света на самом деле столь велик, что превышает даже орбиту Солнца. За берегами – ряды из тысяч обретших возврат к Высотам, подобно лепесткам раскрытой розы, созерцают средоточие.


   Здесь не властно время, а расстоянья несущественны: законы физики – да и природы всей – для Эмпирея попросту ничтожны. Я погрузился духом в сияющую желтизну Извечной Розы, соцветие которой раскрыто ввысь и вширь. Я слышал песнь, к Богу обращенную, от сонма облаченных в белые одежды. Моя владычица воскликнула:


   – Взгляни на этот град, удивись, как переполнены его ступени! Теперь он ждет совсем немногих. Вас там, на Земле лишает разума корысть слепая, а вы, как не обретший разума новорожденный, отталкиваете Мать, при этом погибая.


   ...С прекраснобелых лепестках чудесной розы я видел много лиц, достойных подлинной Любви. Обернувшись, чтобы спросить мою возлюбленную о том, что мое жалкое сознание так и не постигло, я узрел... старца в белоснежной ризе, весь облик которого безмятежностью дышал. Он сказал:


   – К тебе я послан твоим другом, чтобы помочь тебе постичь еще тобой непознанное. Твоя же провожатая, если ты вглядишься, восседает на ей положенном престоле, в третьем ряду.


   Подняв глаза, я и впрямь увидел Беатриче. Она была в венце из отражаемых лучей. Я говорил ей много прелюбезных слов Она же лишь на миг взглянула на меня – и вновь сосредоточилась на созерцании Чистейшего Истока.


   Старец был на Земле Бернардом Клервоским; окруженный миром зла, он жил во внеземном покое, созерцая суть. Мне он приказал поднять чело, чтобы увидеть Царицу, восседавшую на троне. Мария была подобна восходящему светилу. Вкруг нее сияли сонмы ангелов, Царица им улыбалась, даруя отраду всем.


   Бернард, с обожаньем глядя на Богородицу, мне пояснил, что у ног Марии расположилась Ева. Рану, нанесенную первой из женщин всем ее потомкам, Приснодева срастила. Ниже Евы и рядом с Беатриче – Рахиль; там же – Сарра, Ревекка, Руфь и Юдифь. Все эти праведные жены подобны лепесткам прекрасного цветка.


   Есть здесь ступени для пророков, предвосхищавших появление Спасителя – и там многие места пусты. Напротив Марии – Иоанн Креститель: два года после своих мук он пребывал в Аду. Ниже Крестителя – Франциск, Бенедикт и Августин. Еще там восседают души без видимой причины в небеса вознесшихся, среди них немало и детей безгрешных.


   Казалось бы: как на Девятом Небе могут поселиться те, кто толком на Земле ничего не сотворил? И все же, пояснил Бернард, здесь нет случайностей. Люди и рождаются разными: так, близнецы Исав и Яков еще в утробе матери дрались за право первородствв, Господь же изначально возлюбил лишь одного из них. Бог, создавая души, каждую из них наделяет особой мерой благодати.


   Мой провожатый указал на лик того, кто обликом своим невероятно похож на Иисуса. Это был Архангел, вознесший над Богородицей безвинной свои крыла и пропевший «Ave, Maria, gratia plena!» Слева от Царицы сидит Адам, справа – апостол Петр: именно ему Спаситель дал ключи от Розы. Рядом с Петром – апостол Иоанн, а близ Адама – Моисей. Напротив Петра в блаженстве пребывает, не отводя своих очей от дочери, мать ее родная, Анна. Супротив Адама восседает Лючия, просвещающая благодать – та самая, что спасла меня, когда я свергался с челом поникшим.


   Время сна кончается, пора бы обратиться к самой выси, Пралюбви. Но прежде, настоял Бернард, нам нужно помолиться о милости, обратясь к Той, кто может таковую дать. Как прекрасны были слова молитвы, произнесенной моим наставником! Из сидящих на престолах сначала Беатриче, а после и весь собор святых сложил в просящей позе длани. Я вознесся в Свет неомраченный – и, чувствуя предел всех искренних желаний, страстно пламенел. Бернард с улыбкой показал, что Он меня готов принять. Глаза мои все глубже уходили в чудесный и счастливый Свет...


   ... Я радостно глядел, пока в безмерной вышине не скрылась Нескончаемая Сила и чувствовал: Любовь как бы сплетает книгу, в которой уместилась вся Вселенная. Суть и случайность слились в благоговенье, я же – самое начало слияния. Единый миг мне показался длиннее двадцати пяти веков. Жаль только, разуму смертного не дано вместить такое великолепие, потому-то и рассказ мой сбивчив. Считайте, вы прочитали повествование младенца, льнущего к материнскому соску.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю