Текст книги "Сайонара, Гангстеры"

Автор книги: Гэнъитиро Такахаси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

19

Заведение «Детское кладбище» расположено за Ратушей.

Строение было спланировано знаменитым архитектором в знаменитом архитектурном стиле, а интерьер разработан знаменитым художником, оттолкнувшимся от знаменитого проекта «Седьмое небо детей». На мертвой петле магнитофонной пленки бесконечно крутилась элегия знаменитого композитора, эхом расходясь по коридорам и залам.

Я предъявил «сертификат смерти» и наши идентификационные карточки дежурной в приемной.

Молодая женщина за барьером в возрасте примерно восемнадцати-девятнадцати лет, с волосами, собранными в пучок на затылке, была весьма привлекательна.

На ее выдающейся груди был прикреплен раскрытый цветок лотоса с изречением:

Колени молодой женщины были прикрыты одеялом.

Когда я вошел, она читала автобиографию Уоррена Битти.

– Так интересно, – сказала она. – Вы читали?

– Когда-то давно, – ответил я ей.

20

Уоррен Битти написал эту книгу на склоне лет, в самом конце жизни, остаток которой провел в психиатрической клинике Шарантона, и в ней было полно выпадов и сетований на Голливуд, который всю жизнь ставил ему палки в колеса.

Это совершеннейшая ложь, будто я распорядился, чтобы Артур Пенн изменил строку «Я прочел „Преступление и наказание“», потому что к этому времени я прочел лишь две трети романа Достоевского.

На самом деле я сказал, что не стану читать до конца, потому что мне уже были известны и замысел, и развязка.

Старуху зарубил Разумихин – Раскольников же только выгораживал его. Разумихин один из пособников Свидригайлова. И вот, выяснив это, Соня застрелила Свидригайлова, инсценировав самоубийство. Вначале я склонялся к тому, что виновен Порфирий, но затем мне показалось, что я чересчур увлекся чтением между строк.

21

– Ее имя Тмин, – сказал я.

– Понимаю ваши чувства, – откликнулась молодая женщина.

Она продолжала заполнять бланки. Глаза ее были золотого цвета.

В последнее время появилась мода красить зрачки.

– Понимаю ваши чувства, – продолжала она, – но я не могу вписывать кличку или прозвище в официальный документ.

– Я называл ее Тмин. Жена звала ее «нашим маленьким Зеленым Мизинчиком».

– Не хочу вас обидеть, но не кажется ли вам излишне сентиментальным – придавать такое значение имени? Ведь теперь оно для нее ничего не значит.

– Вы считаете имена ненужными?

– Что вы, я совсем не это имела в виду. Имена – это великолепно, их так здорово давать, это полезно, это нужно, особенно когда имя соответствует.

Какие имена соответствовали мне? Мой друг называл меня «Бюстиком», и своим «Горячим Бантиком», и «Обожаемой Щелочкой», и «Алой Ароматной Розочкой», и своей «Виноградной Сорокоградусной Лозинкой», и «Брыкливой Козочкой», и прочими подобными именами в зависимости от настроения.

Когда же мы с ним ласкались и я кончала, он называл меня своей маленькой «Агатой, Что Любит Фрегаты» или «Маленькой Скакуньей», «Той, Которая Не Носит Трусиков» или еще как-то – словом, меня изучили до самых костей, корней и клубней.

Так что, мне кажется, скучно носить всегда одно и то же, постоянное имя.

Впрочем, знаете, не хочется, чтобы после смерти меня обозвали какой-нибудь «Ленивой Падалью».

22

«Агата» прекрасно рифмовалась с «фрегатом».

К тому же девушка со своим другом говорили о прекраснейшем ребенке, принесенном в этот день, когда они занимались тем же, что и «Агата с фрегатом».

Это ли не ужасно, Тмин?

23

На «Детском кладбище» стояли ряды бесконечных полок и ящиков, как в библиотечной картотеке. Туда складывались все новые и новые прибывающие тела.

Волоча Тмин за плечами, я последовал за молодой женщиной.

Деловито звеня связкой ключей, девушка выдвинула металлический футляр с одной из полок. Он действительно походил на коробку, в которой хранят папки.

– Внутри все отделано пробкой, и сверху еще прокладка из полиуретана. Правда очень удобно, – сказала девушка.

Я опустил Тмин в ящик.

Тельце уже окоченело, и мне не сразу удалось его пристроить поудобнее на полке. Девушка со знанием дела подогнула конечности, и Тмин уместилась в ящике, точно он был изготовлен по ее мерке.

– Ну вот, – сказала она.

И задвинула полку на место.

– Ничего, если я побуду здесь еще немного? – спросил я.

– Конечно, мы закрываемся только в восемь.

Женщина направилась на свое рабочее место в приемный холл, ворочая своей убийственной задницей. Униформа облегала ее изящную фигуру, подчеркивая все выпуклости и извивы.

24

Я тихо-тихо стоял перед полкой, на которой исчезла Тмин.

Точно затаившаяся мышь.

Тмин позвала меня изнутри:

– Папуля? Ты еще здесь?

– Здесь, Тмин.

– Можешь ступать домой, папуля.

Я замер, стараясь стать совершенно невидимым и неслышным.

Прошло время, потом еще некоторое время, а спустя – еще некоторое время. Время продолжало идти, а я – безмолвно стоять, не двигаясь с места, тише, чем двигается время.

Затем прозвенел звонок, извещавший о закрытии заведения.

– Папуля.

Этот голос не принадлежал Тмин. Это был голос старухи.

Звучал он так, будто она разговаривала с собой, бормоча под нос:

– Мой мизинчик, он стал совсем зеленым.

25

– Это потому, что я шалила.

26

Молодая женщина расставила руки по стойке «руки в стороны». Сзади пристроился мужчина, трудясь над ее пышным задом.

Пуговицы ее форменного мундира были расстегнуты, трусы и колготки приспущены, но выглядела она чрезвычайно довольной.

Мужчина ограничился расстегиванием молнии на джинсах. Кавалер тоже вовсю развлекался.

Оба были целиком поглощены своим увеселительным занятием.

– Ах, мое «гнездышко», – говорил мужчина, щекоча ее между ног.

– Ммм! – стонала в ответ женщина.

– Моя любительница твердой колбаски.

– Мой драгоценный грот.

Это все говорил мужчина.

– Извращенец, – стонала она в ответ.

– Моя маленькая любительница леденцов.

– Мой демон-дефлоратор.

– Моя ненасытница.

– Вагинальный варвар. Фанатик перверсий!

– Моя коитальная волшебница!

– Распутный козел! Вуайер!

– Ах, стерва!

– Гангстер! Бандит! Взломщик мохнатых сейфов! О, твой автомат!

Тут молодая женщина заметила меня.

– Можете выходить, открыто, – сказала она, указывая на дверь.

И подмигнула.

– Сайонара, – сказал мужчина.

Он тискал ее грудь, на которой проступали синеватые прожилки.

Я вышел вон. Закрывая дверь, услышал, как он сладострастно произносит:

– Агата любит фрегаты.

27

Наступал рассвет. Мы с женщиной лежали рядом в постели.

У меня был необыкновенно эротический сон. С тех пор как Тмин умерла, мы с женщиной не притрагивались друг к другу.

Я проснулся со странным ощущением.

Женщина только что поднялась.

– Куда ты?

– Хочу посмотреть, как наш «Зеленый Мизинчик».

– О господи.

– Поможешь мне?

– Ладно.

Я, в свою очередь, выбрался из постели.

Мы осмотрелись по сторонам, проверили всю обстановку нашей комнаты, заглянули повсюду.

– Дорогой, ты не мог бы выглянуть? – позвала она, крадясь по кафельному полу ванной.

Я три раза обошел весь дом, затем вернулся в спальню.

Женщина перелистывала книги на полке, выискивая там что-то.

– Может, подождем до завтра? – предложил я.

– Ладно, – согласилась женщина.

28

Светало. Мы снова были в постели. Да, я просто спал. На этот раз никаких сновидений.

Когда я проснулся, женщина уже покидала ложе.

– Куда ты собралась?

– Посмотреть, как наш «Мизинчик».

– Боже мой.

– Помоги мне.

– Минутку, хорошо?

Я устал до изнеможения.

Покинув постель, она немедленно приступила к поискам «Мизинчика», на этот раз без моей помощи. Она искала в ванной. На кухне. В туалете, за телевизором За стойкой для зонтиков. Под вазой.

Женщина ушла.

Сквозь сон я слышал, как стихают ее шаги.

Минутку, ладно? Сейчас я встану и помогу тебе искать.

Женщина больше не вернулась.

Часть вторая
«ПОЭТИЧЕСКАЯ ШКОЛА»

I
«Ну кто же боится вампира?»

1

Люди, которым довелось долгое время страдать, черствеют сердцем. Конечно, есть и другие, кого не озлобляют и самые продолжительные страдания. Должно быть, у них не в порядке с головой. Как в моем случае.

Шел жуткий дождь.

Как раз на том месте, где мы оставляли мусор у дороги для мусоросборщика, под плакатом «Солярка для печей по вторникам» на перевернутом ведре сидела незнакомая молодая женщина, а рядом с ней – еще одно пластмассовое ведро.

Ведра и женщина промокли насквозь.

Я прикрыл ее зонтиком.

– Вообще-то у нас запрещено сбрасывать людей в отходы, – заметил я.

На девушке не было ничего, кроме тонкой майки и джинсов, она тряслась от холода Страдалица подняла на меня глаза.

В них сквозило подозрение.

– Мур-мяу! – вдруг вырвалось у нее.

– Гав-гав! – дружелюбно откликнулся я.

– Я специализируюсь по французской литературе в колледже, – чинно молвила она. – Пруст.

– А я – в русской, – представился я. – Достоевский.

– Вру. Я не получила высшего образования и, чего греха таить, плясала в кабаре.

– Я тоже солгал Бросил школу еще в старших классах и сидел на плечах у подружки, которая работала официанткой в стрип-баре.

– Я солгала еще раз. На самом деле я изучала тактику ведения боя быков во французской Сорбонне.

– Ах так? Знаете, это даже забавно, ведь я был зачислен на отделение боевых искусств Колумбийского университета.

– Мой папа следователь, мама – судья, а старший брат служит в «синих беретах».

– О, теперь понятно, судьба свела нас недаром. Мой отец – карманник, мать – алкоголичка, а старший брат работает лохотронщиком.

– Вообще-то мой дедушка эскимос, а бабушка – папуаска.

– Правда? Ну так и мой дед по происхождению пигмей, а что касается бабки, то, как я слышал, она и вовсе не была человеком.

– У меня восемь человек детей.

– Могу только позавидовать. У меня лишь трое, столько же внуков и один правнук. Тут я от вас отстал.

– Слушайте, думаю, должна вам признаться сразу: я сексуально фригидная лесбиянка. Причем стала такой еще с тех самых пор, как моя мать выбрала себе в любовники домашнего сенбернара.

– Ну до чего мы похожи! Ведь я импотент-гомосексуалист еще с той поры, как в начальных классах школы сломалась моя любимая точилка для карандашей!

Молодая женщина поднялась, улыбаясь.

– У меня всего одна грудь.

– А у меня по ночам в несколько раз вырастает шея, и то ничего. Думаю, такие вещи не должны вас беспокоить.

– Я зверски голодна, – призналась женщина. – Сто лет ничего в рот не брала Боже, как голова кружится!

Я обнял умирающую от голода и взвалил, как куль, себе на плечо.

В руках у нее была корзинка.

– Что там?

– «Генрих IV», – сказала она.

Так я встретил Книгу Песен.

2

«Поэтическая Школа» расположена на втором подвальном уровне здания с семью этажами, помимо двух цокольных.

Первый, второй и третий верхние этажи заняты самым огромным супермаркетом в мире, где продается все что угодно.

Вчера, после окончания занятий, с десятью банками кошачьих консервов и трехфунтовой банкой кофе «MJB» в тележке я занял очередь в кассу. Я стоял за камбоджийцем, купившим пару «Премьер-Министров», пару «Министров Обороны» и пару «Постоянных Представителей Организации Объединенных Наций». Они были выставлены на распродажу: три по цене двух.

Я с нетерпением ждал появления окончательной суммы на чеке, который выползал из аппарата Сумма оказалась намного меньше ожидаемой.

Два «Премьер-Министра», два «Министра Обороны» и два «Представителя Организации Объединенных Наций» перестукивались на полусогнутых с обескураженным видом.

– Слушайте, я не хочу ехать в Камбоджу, – подал голос один из «Премьеров».

– Я бы и в Финляндию не поехал, и даже на Фиджи, не говоря уж о таких местах, как Камбоджа! – откликнулся второй «Премьер».

– Там же война, в этой Камбодже! – уточнил один «Министр Обороны».

– Еще какая. Честно говоря, я даже не думал, что на свете остался хоть один камбоджиец, – ответил ему коллега по министерству.

– Камбоджа – это рядом с Эфиопией, что ли? – поинтересовался один из «Представителей».

– Мама! Ма-мочки! – заголосил второй «Представитель ООН».

3

На четвертом этаже располагалось кабаре, а на пятом – массажный салон, под вывеской которого скрывался обыкновенный бордель.

Интересно было бы послушать, что там происходит.

Еще выше этажом постоянно звучало радио, все время одно и то же: «Послание к Коринфянам».

Этажом выше, на шестом, располагалось место, которое мне действительно по душе и которое я искренне обожаю.

На шестом этаже текла огромная река.

Река была поистине громадной: на глаз она простиралась на восемь десятых мили в самом широком месте. И, несмотря на это, вода, не считая стремнины, едва достигала подбородка третьеклассницы.

Говорят, эта река течет вечно.

Мы с Книгой Песен направились на пикник на берег реки, прихватив корзинку с припасами и другую – с «Генрихом IV».

Мы подошли к самой кромке воды и расстелили на берегу покрывало. Затем выложили на него сандвичи с тунцом, салат из спаржи с луком и «марокканский сюрприз», приготовленный руками Книги Песен. «Марокканским сюрпризом» называется десерт, в состав которого входят перец горошком, мускатный орех, корица, кориандр, сушеные финики, мед, цедра апельсина и уйма прочих полезных веществ. Мы с «Генрихом IV» уминали его за здорово живешь.

Затем настал черед бутылки лимонного вина, бутылки земляничного, бутылки пива и коктейля «милк энд водка» для «Генриха IV».

И еще для того же «Генриха»: «Сэндберговы тридцать шестое и тридцать седьмое определения поэзии».

36. Поэзией является достижение синтеза гиацинтов и бисквитов.

37. Поэзией является мистика, чувственная математика огня, дымоходов, вафель, анютиных глазок, людей и пурпурных закатов.

– Ну как, понравилось?

– Мяу-у, мяу-у-у, мьяу-у-у, – урчал в ответ «Генрих IV». Он чувствовал себя на вершине блаженства.

Мы с Книгой Песен сбросили сандалии дзори и по щиколотку опустили ноги в реку. Прохладная вода щекотала ступни. «Генрих IV» пристроил голову на край своей корзинки и стал созерцать проносящийся мимо водный поток.

Солнечный свет был таким чистым и ярким, что казался почти невесомым. Здесь свет вообще намного легче, нежели снаружи, в остальном мире, так что почти не касается чувственного восприятия, как бы ярок ни был. Единственная проблема в том, что, когда поднимается сильный ветер, он относит солнечный поток в сторону и начинает темнеть.

Книга Песен опустила голову мне на плечо.

Между нами едва пролетало и слово.

И «Генрих IV» был погружен в благоговейное молчание.

К тому же река – не место для разговоров.

Я думал о мертвом. Потом, когда мы спустимся вниз, у меня будет время подумать и о живом, а также о тех, кто будет жить в будущем и кто сейчас по сути не является ни живым, ни мертвым.

Я размышлял о разных видах мертвого.

Мне виделось нечто ужасно печальное в парке аттракционов, нечто саднившее душу.

Гигантское «Чертово колесо» с огромной траурной перевязью вращалось, поднимая качавшиеся люльки.

Хозяин парка аттракционов решил, что заводить его по окончании сезона будет накладно, для этого придется вызывать специалистов, и приговорил «Чертово колесо» к самоубийству.

Оно не могло ослушаться хозяина.

В этот момент я сидел на качелях и наблюдал смерть аттракциона.

Колесо продолжало вращаться и бултыхающиеся в воздухе люльки, в которых прежде сиживали посетители, отбрасывались одна за другой. Всякий раз при этом брызгала кровь и раздавался крик боли. «А-а-а! – скрипело колесо. – Как это больно!» Как только слетела последняя люлька, колесо стало раскладываться, рассекая себя в центре, после чего каменные опоры стали отделяться от оси.

Брызгая кровью по сторонам, как из вскрытых артерий, «Колесо-Гигант» продолжало неостановимую работу самоубийства, сопровождая каждый шаг саморазрушения криком, от которого содрогался парк.

Карусель по соседству испуганно зажмурилась, зажав уши лапками спинок сидений. Наконец осталась всего одна опора, вросшая в землю. Учащенно дыша, она агонизировала Уже ничто больше, кроме этой опоры, не напоминало о существовании аттракциона – она была эго, сущностью «Чертова колеса».

Я наблюдал, чем же все кончится.

Больше ничего не оставалось, как:

– Пришел мне карачун!

С последними горькими словами опора вырвалась из земли, и все провалилось в небытие.

«Чертово колесо» сделало это способом, немыслимым для человека.

4

Становилось то темнее, как будто спускались сумерки, то вдруг снова начинало светлеть.

Должно быть, сильный ветер в высоком небе относил в сторону легкие солнечные лучи.

Книга Песен погрузилась в размышления, голова ее по-прежнему покоилась на моем плече.

Думала ли она о мертвом, как я, или же о гангстерах, или о своих прежних возлюбленных, или еще о чем-то другом, о чем я даже помышлять не мог, – не имею представления и не могу дать себе в этом отчета.

Не знаю.

На ней была моя рубашка.

Мешковатая, изношенная, с пузырями на локтях и полинялым истершимся воротом. Под рубашкой у Книги Песен не было ничего. То есть совершенно. Само собой, и лифчика. Это я попросил ее так одеваться. Расстегивая ей бюстгальтер, я ощущал себя преступником, даже святотатцем, покушающимся на сокровенное, и поэтому умолил ее пойти на уступку.

Книга Песен с обнаженным бюстом вселяла в меня чувство умиротворения. Я знал в совершенстве ее груди, их форму, цвет, размер, мягкость и вкус. Они не слишком большие, ее грудки, но у них совершенные очертания. Они, точно две чаши, всегда сохраняют форму – наклоняется она вперед или откидывается назад, встает или садится, – они остаются теми же.

Я в совершенстве изучил и все остальное тело Книги Песен. Она старательно ухаживает за волосами – не найдешь и волоска, забытого, торчащего в сторону, случайно выпавшего. Разделив свою шевелюру на пряди, она сворачивает каждую по отдельности, свивает, как лозу или круассан, и укладывает к корням Поэтому ни волоса у нее не выбивается из прически, и все растет в нужную сторону.

Белки ее глаз поразительной белизны.

Иногда они чуть отливают голубизной, точно глаза трехлетнего ребенка.

Мне знакомы моменты, когда лепестки ее ноздрей начинают трепетать, когда ее губы пунцовеют и набухают, увеличиваясь, а тонкие ключицы замирают, как будто дыхание прекращается вовсе.

Я знаю черный и гладкий островок ее лобка и все, что под ним.

Но я ничего не знаю о душе Книги Песен. Я совершенно незнаком с ней. Я даже не знаю собственную душу.

Возможно, и нет такой субстанции, как душа. Я не представляю, для чего она предназначена, какой цели служит, даже если у нас и есть эти самые пресловутые души. И вообще, мне кажется, что если собираешься поцеловать кого-то, то лучше сделать это губами, чем душой.

И я поцеловал Книгу Песен.

5

Приоткрыв щелочкой глаз во время поцелуя, я заметил, что «Генрих IV» устал от размышлений, водка привела его в размягченное состояние и он свернулся в клубок и захрапел.

– И-и-и-и, – всхрапывал он во сне по-лошадиному.

– Бе-е-е-е, – тянул «Генрих IV» по-козлиному.

– Ему снится, что он козел, – пояснила Книга Песен.

«Генрих IV» снова пробормотал нечто во сне, что я счел совершенно невозможным перевести. Тут уж и Книга Песен потерялась в догадках. Нет, действительно, даже самых пустячных предположений у нас не возникало, что это могло быть.

6

Над шестым этажом располагался седьмой.

Говорили, что там находится больница, школа и детский сад. Туда я еще не забирался, так что точнее сказать не могу, что именно там находилось.

Еще говорили, что и сама больница не совсем больница, и школа не похожа на обычную, и детский сад как бы не сад.

7

Теперь я в «Поэтической Школе», жду прибытия своих учеников. Здесь всего один учебный кабинет. Всего один класс.

Кабинеты «Поэтической Школы» обыкновенно занимали весь уровень подвального этажа.

Десятки тысяч людей проходили тут обучение. И десятки тысяч голосов звучали в унисон, читая стихи Джона Берримена и Эмили Дикинсон. Невероятно. Представляю, каково это было.

Я люблю Джона Берримена и Эмили Дикинсон.

8

Поэзия вышла из моды.

Вот почему теперь у нас всего один кабинет.

Почему бы не описать, что это был за кабинет.

Идеально квадратный по форме, ровно дюжина шагов в длину. Я специально измерил его шагами.

И стены почти в два раза выше стандартной тюремной камеры.

Что означает объем классной комнаты примерно в шесть раз превышает размер обычной, широко распространенной камеры-одиночки, продиктованный кодексом, и чуть больше, чем камера коллективного содержания.

Прославленный философ-юрист Густав Рэдбрах рассмотрел проблему габаритов изолятора, предусмотренного законом для преступника. Отчего, задался он вопросом, член конгресса Соединенных Штатов, уличенный в коррупции, сторонник перманентной мировой революции, то есть по сути политический узник, и, наконец, помешавшийся на любви к Джуди Гарленд юнец, пославший Бетти Хаттон письмо якобы от поклонника вкупе с бритвенным лезвием, когда последняя отобрала у Гарленд главную роль в «Энни, бери пистолет», заключаются в камеры одинаковых измерений? Слушайте, я это не выдумал. Сами можете найти в собрании сочинений Рэдбраха.

Ученый юрист честно признался, что не может найти ответа на этот вопрос.

Далее цитирую:

Должен признать, что некоторые аспекты, юриспруденции темны и запутанны.

Пятеро дали ответ на Проблему Пространства:

Кант

Пашуканис

Достоевский

Я

Мишель Фуко.

Как это ни удивительно, меня озарило так же, как и Фуко в его книге «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы».

Нет, кроме шуток.

Считаю случившееся результатом нашего разделенного критического сознания. Тут что-то из ноосферы.

Причина одинаковости тюремных камер, вне зависимости от степени виновности наказуемого, вне зависимости от личности преступника и наказания, назначенного судом, в том, что

КОГДА ВЫ НАЧНЕТЕ СТРОИТЬ КАМЕРЫ РАЗНЫХ РАЗМЕРОВ, ВЫ УЖЕ НЕ СМОЖЕТЕ ОТЛИЧИТЬ ЗАКЛЮЧЕННЫХ ОТ ОХРАННИКОВ.

Кант и Мишель Фуко приблизились к проблеме теоретически.

Мы с Достоевским подошли к ней экспериментально.

Пашуканису и вовсе повезло: после теоретического рассмотрения проблемы у него появилась возможность поэкспериментировать. Лиха беда начало, как говорится.

Незадолго до того, как Пашуканис был расстрелян, он послал Верховному Суду список вопросов.

(1) Хотелось бы заранее узнать точную дату и час исполнения моего приговора. Распространилась практика присылки уведомлений после приведения приговора в исполнение. Как я уже сообщал, в судебных органах царит расхлябанность.

(2) По какой конкретно статье уголовного кодекса мне вынесен приговор? И есть ли вообще такая статья в уголовном кодексе? Только не пытайтесь провести меня на этот раз. Я сам написал половину уголовного кодекса, как вам известно.

(3) Еще один вопрос, имеющий непосредственное ко мне отношение: слышал, что на процессе Пятакова судьей, обвинителем и защитником выступало одно и то же лицо. Если то же повторится и со мной, не соблаговолите ли распорядиться, чтобы этот субъект хотя бы надевал маску или приклеивал бороду, усы или бакенбарды и вообще как-то трансформировал внешность, меняя роли? Окажите хотя бы минимальное уважение фундаментальным процедурам закона.

(4) Я только что получил копию обвинительного акта. Однако дата, с которой, полагаю, начался мой тайный сговор с контрреволюционерами, идет более поздним числом, чем дата начала моего взятия под стражу. Или это тюрьма Белой Армии? Не пеняйте же, когда сами окажетесь под стражей все, вплоть до Комиссара Юстиции.

(5) С прискорбием вынужден констатировать, что назначенный мне прокурор оказался полностью некомпетентен. Подобный болван, превративший процесс в балаган, сам заслуживает строжайшего наказания. Не будет ли лучше поручить мне вести процесс самому, где я готов выступить собственным обвинителем, не посрамив при этом чести юриста? Уверен, у меня не дрогнет рука довести дело до обвинительного вердикта.

Согласно Пашуканису, факт, что все камеры заключения одинакового размера, ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ОСНОВАН НА СТОИМОСТИ ИХ КОНСТРУИРОВАНИЯ.

Настал день исполнения приговора.

Красноармеец, повязавший на глаза Пашуканису черную повязку, обратился к нему во время данной процедуры с вопросом:

– Евгений Брониславович, что скажете насчет последней статьи «Три приветствия товарищу Сталину»?

– Вы что – идиот? – ответил ему Пашуканис.

Пашуканис отвел голову в сторону в момент, когда прозвучал выстрел, так что пуля пробила висок.

Вот какой величины наша классная комната. Надеюсь, что я объяснился.