Текст книги "Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле»"

Автор книги: Гельмут Фогель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Солдаты, которые добрались до Хижинцев, были вынуждены не только мириться с голодом, им пришлось узнать обескураживающую новость: местность к востоку от городка оказалась совершенно непроходимой для танков, о чем вышестоящим командирам стало известно где-то к вечеру. Для всех это стало большим разочарованием. Получилось, что короткое расстояние, отделяющее передовую группу от окруженных войск, вдруг стало гораздо длиннее. Существовала возможность, заключавшаяся в том, что группа Штеммермана могла бы преодолеть район восточнее Хижинцев, поскольку пехоте было бы легче пройти через трудный участок местности. Венк спросил об этом у Шпейделя тем же вечером, но командование 8-й армии не предложило окруженным корпусам сконцентрировать усилия на том, чтобы пробиться к III танковому корпусу.

К этому моменту Жукову уже, должно быть, стало ясно, что основная угроза исходила не от корпуса фон Формана, но от сил Брейта. Вследствие этого Ротмистров получил приказ переместить свои силы из сектора юго-восточнее Звенигородки в район между Журжинцами и Комаровкой. Ослабление обороны на участке наступления XXXXVII танкового корпуса таило в себе некоторый риск, но не меньше был риск прорыва корпуса Брейта к окруженным немецким войскам. Эта возможность казалась советскому командованию гораздо более угрожающей, и, глядя на эту ситуацию из сегодняшнего дня, нельзя с ним не согласиться.

Плохие дороги, конечно, создавали советским войскам не меньше трудностей, чем немцам. Помимо непомерно больших затрат времени и горючего при передвижении по дорогам механизмы машин работали с предельным напряжением и часто выходили из строя. Кажется, что 18-й танковый корпус, до этого находившийся в резерве, был первым соединением, прибывшим в новый район. Имея в своем составе 30 боеспособных танков, он вышел к Журжинцам с целью организовать оборону на следующий день. Из 20-го танкового корпуса две танковые бригады были направлены в Лысянку, одна танковая бригада была отправлена в 4-ю гвардейскую армию, а стрелковая бригада осталась в районе юго-восточнее Лысянки. Наконец, 29-й танковый корпус был направлен в район Комаровки [187]187
  Корсунь-Шевченковская операция, с. 138–140.


[Закрыть].

Перемещения частей и их снабжение по грязи потребовали большого труда от солдат, но танковые части также использовали для перевозки грузов волов и лошадей. Местное население тоже было призвано на помощь войскам. Несмотря на эти меры, у танков и машин Ротмистрова на новом месте была лишь треть нормы горючего. Конечно, это было серьезное препятствие, но у их противников дело обстояло не лучше. Следующий день должен был показать, достаточно ли оказалось советских контрмер [188]188
  Там же, с. 140–141.


[Закрыть].

14 февраля Брейт решил вылететь на «Физелере-Шторхе» в Лысянку. Пилоту обычно удавалось найти подходящее место для посадки такого маленького самолета близко к расположению посещаемой части. В этот раз пилот приземлился в Лысянке, где Брейт встретил и Коля, и Франка у моста. Командир III танкового корпуса увидел, что севернее Гнилого Тикича, где солдаты Франка наступали в направлении Октября, хутора северо-восточнее Лысянки, идет тяжелый бой. За атакой следовала контратака, и успех легко превращался в неудачу. Граница между жизнью и смертью тоже была тонка, ярким примером чего стал командир немецкого танка, который, как было принято, вел бой, высунув голову из командирской башенки. По какой-то причине он решил залезть в танк, но только он убрал голову в башню, как бронебойный снаряд снес люк, который он еще не успел закрыть [189]189
  Stoves. I Panzer Division, с. 510–512.


[Закрыть]. От Лысянки Октябрь отделял ручей, текущий в Гнилой Тикич. Ручей был неширок, но все же труднопреодолим для танков. Однако, когда наступила темнота, взвод под командованием обер-фельдфебеля Штриппеля захватил мост через ручей грузоподъемностью 40 тонн. Мост был невредим, и танк Штриппеля подбил два Т-34, охранявших его. Теперь Штриппель имел на своем счету 60 уничтоженных танков противника.

Захват нового пути на северо-восток был важным достижением. До сих пор 16-я танковая дивизия с приданным ей танковым полком Беке наступала на направлении главного удара, тогда как 1-я танковая дивизия обеспечивала прикрытие ее фланга. Но 14 февраля было принято решение о том, что основной удар будет нанесен из района Лысянки в связи с непроходимой местностью восточнее Хижинцев и упорным сопротивлением советских войск.

Чтобы закрыть промежуток между 1-й и 16-й танковыми дивизиями, боевая группа Питша из 17-й танковой дивизии получила приказ перейти в наступление севернее Гнилого Тикича вечером 13 февраля и подойти к Лысянке с северо-востока. Незадолго до полуночи боевая группа начала выдвигаться из Франковки в составе одного Pz-IV, трех StuG-III из 249-го дивизиона штурмовых орудий и нескольких бронетранспортеров с пехотой. Однако скоро одно штурмовое орудие и все бронетранспортеры вышли из строя. Пехоте – одному офицеру, двум фельдфебелям и 27 солдатам – пришлось забраться на броню Pz-IV и двух оставшихся штурмовых орудий. Через 10 часов движения на Чесновку, до которой было всего-то 10 километров, первая цель была наконец достигнута. Три «Тигра» из 506-го тяжелого танкового батальона присоединились к боевой группе Питша перед тем, как она продолжила путь по дороге на Лысянку.

На полпути между Чесновкой и Лысянкой маленький немецкий отряд попал под обстрел небольшой группой советских пехотинцев. Прежде чем противник отступил, командир одного из «Тигров» был ранен в голову. Когда боевой группе осталось всего два или три километра до Лысянки, сопротивление ей оказали более значительные силы советской пехоты, но и их заслон был легко преодолен. В перестрелке башню Pz-IV заклинило, и танк уже не мог принять участие в дальнейших боевых действиях. Кроме того, выстрелом советской самоходки был подбит один из «Тигров», но всем членам экипажа удалось выбраться из танка невредимыми. После короткого боя боевая группа Питша продолжила тяжелый путь через грязь, и в сумерках ее танки были обнаружены солдатами боевой группы Франка. К этому моменту отряд Питша выбрался к высоте северо-восточнее Лысянки. Однако Питш и Франк соединили свои силы только на следующий день.

Хотя боевая группа Питша была не особенно сильной, это было желанное подкрепление к небольшим силам боевой группы Франка. Как уже отмечалось, многие его танки были небоеспособны, пехоты тоже было очень мало. Потери были не особенно высокими, но отмечалось много случаев обморожений, «траншейной стопы» и болезней, вызванных плохими условиями пребывания. Больше всего страдала пехота, и ее боевые возможности существенно уменьшились. Боевая группа Беке страдала от тех же проблем, и вскоре различные отряды им на помощь пришлось собирать среди войск, находившихся западнее.

Но изъятие сил у частей, прикрывавших фланги, ставило их в опасное положение, хотя, как отмечалось выше, 13 февраля Хубе дал XXXXVI танковому корпусу указание подготовить одну дивизию к отправке на усиление частей на передовой. Этот вопрос вновь обсуждался Хубе и фон Манштейном 14 февраля. Фон Манштейн предлагал отправить на усиление III танкового корпуса 6-ю танковую дивизию. В принципе это был логичный выбор, но Хубе считал 4-ю горно-егерскую дивизию более подходящим кандидатом. В 6-й танковой дивизии оставалось не слишком много танков. В ее составе имелось 15 боеспособных Pz-IV, и без сомнения часть из них вышли бы из строя в ходе маршей по раскисшим дорогам. С другой стороны, в дивизии имелись значительные силы пехоты. Однако Хубе не верил, что 6-я танковая дивизия, чью подвижность вне хороших дорог ограничивали ее грузовики, сможет достаточно быстро добраться до передовой через море грязи, которое представляли собой дороги. Тот факт, что значительная часть сил 1-й танковой дивизии все еще находилась на дорогах, пробиваясь через грязь, служил достаточно красноречивым подтверждением его мнения. Вместо этого Хубе предлагал вывести с занимаемых позиций 4-ю горно-егерскую дивизию и направить ее в корпус Брейта. Фон Манштейн попросил Хубе более пристально изучить этот вопрос.

Посоветовавшись с начальником штаба XXXXVI танкового корпуса (в состав которого входили обе дивизии) и с начальником транспортной службы 1-й танковой армии, Хубе еще раз позвонил фон Манштейну, и вопрос был решен в пользу 4-й горно-егерской дивизии. Ее предполагалось перебросить в III танковый корпус главным образом по железной дороге. Было не очевидно, успеет ли она прибыть вовремя, чтобы помочь в спасении группы Штеммермана.

Глава 17
Время истекает

14 февраля III танковый корпус Брейта продвинулся незначительно, таким образом увеличив объем грузов, который необходимо было доставить группе Штеммермана в «мешок». Чтобы помочь самолетам найти место сброса грузов, были разожжены три костра в форме треугольника. Люфтваффе просило, чтобы район сброса освещали фары автомобилей, но им было так трудно преодолевать грязь, что правильно расположить машины не удалось. Костры, вероятно, оказали некоторую помощь экипажам самолетов, поскольку 44 самолета из 74 выделенных для решения этой задачи сбросили свой груз, состоявший из 20 тонн боеприпасов и 18 кубометров горючего. Эти запасы были очень кстати, но если учесть, что лишь одна дивизия могла легко истратить за день боев в два раза больше боеприпасов, становится понятнее, насколько шатким было положение окруженных войск. В окружении находились шесть дивизий, пусть и гораздо меньшей численности, чем предусматривалось их штатами. В течение ночи погода все больше ухудшалась, сделав невозможным полеты остальных самолетов, готовившихся сбрасывать грузы для группы Штеммермана [190]190
  Gerhard Donat. Der Munitionverbrauch im Zweiten Weltkrieg im operativen und taktischen Rahmen. – Biblio Verlag, Osnabriick 1992, c. 67–73.


[Закрыть].

Грязь также не позволила XXXXVII танковому корпусу оказывать серьезное давление на войска 2-го Украинского фронта. Фон Форман видел, что расход горючего у его танков из-за распутицы в пять раз превышает норму. При нынешнем состоянии местности танки расходовали одну полную заправку на 18 километров. Прочие машины вообще практически не могли сдвинуться с места, и на организацию серьезной атаки просто не хватало горючего. В связи с этим XXXXVII танковый корпус просто не мог воспользоваться ослаблением советской обороны, вызванным переброской большей части танков Ротмистрова в район между III танковым корпусом и группой Штеммермана.

Уже утром солдаты Штеммермана предполагали, что им понадобятся все боеприпасы, которые были в их распоряжении. Шум приближающихся советских танков слышался южнее и восточнее Новой Буды. Возможно, они принадлежали 29-му танковому корпусу, который был направлен на поддержку 202-й, 254-й и 62-й стрелковых дивизий, уже сражавшихся в районе Комаровка – Новая Буда.

Советские танки скоро были брошены в бой за важные села в юго-западной части внутреннего фронта окружения, где немцы пытались прорваться на юго-запад. Ни одна из сторон за этот день не добилась решительного успеха, потери все росли. Лиеб докладывал, что в окружении находилось около 2000 раненых. С ними нужно было что-то делать, поскольку кольцо окружения постепенно сдвигалось на юго-запад, и его восточный и северный участки обороны окруженных войск оттягивались назад. Поначалу была надежда, что это позволит высвободить дополнительные части для наращивания атак навстречу III танковому корпусу, но к нынешнему моменту подошедшие силы лишь компенсировали потери, понесенные частями, уже введенными в бой. Нехватка боеприпасов заметно сдерживали немцев. Атака Хильков была запланирована на полдень, но ее пришлось отложить из-за недостатка боеприпасов. Таким образом, к концу дня немцы занимали практически те же позиции, что и в начале, и этот результат, вероятно, радовал Конева гораздо больше, чем его противников.

Командование группы армий «Юг» было чрезвычайно обеспокоено положением группы Штеммермана, и в 18:05 Вёлер позвонил фон Манштейну, чтобы кратко описать обстановку. Фон Манштейн ответил: «Это первый день, когда группа Штеммермана не продвинулась ни на шаг».

Вёлер сказал: «Во второй половине дня я приказал Штеммерману собрать вместе все силы, чтобы нарастить атакующую группировку, и что все войска севернее Роси должны быть отведены на ее южный берег. Из-за недостатка горючего и боеприпасов, вызванного невозможностью подвоза по воздуху из-за плохих погодных условий, передвижения войск в „мешке“ затруднены».

«Отвод войск на южный берег Роси – это последний маневр, который сможет выполнить Штеммерман, – сказал Манштейн. – После этого он безоговорочно должен идти на прорыв».

«Я уже несколько раз приказывал Штеммерману прорываться. Возможно, Лиеб более активен», – ответил Вёлер.

«Хорошо, в таком случае, возможно, будет лучше передать командование над всеми силами Лиебу. Группе Штеммермана нужно дать ясно понять, что она должна прорываться на Журжинцы своими силами. Сколько людей сейчас находятся в котле?»

«Пятьдесят четыре тысячи».

«Нельзя ли усилить 11-ю танковую дивизию?» – спросил фон Манштейн.

«К сожалению, нет, и в настоящий момент практически невозможно осуществлять снабжение 11-й танковой дивизии».

«Я хотел бы попросить вас рассмотреть вопрос о том, можно ли высвободить 3-ю танковую дивизию».

«Увы, на данный момент это невозможно», – ответил Вёлер.

На этом разговор закончился, и, кажется, Вёлер был прав, когда он говорил о невозможности высвобождения 3-й танковой дивизии. Даже если бы это было сделано, при имеющемся состоянии дорог на это потребовалось бы несколько дней. К тому времени судьба группы Штеммермана в любом случае уже была бы решена. Есть некоторая усмешка судьбы в том, что Вёлера, который еще недавно заставлял наступать сопротивлявшегося фон Формана, теперь понукал его собственный начальник, возможно считавший, что Вёлеру не хватает энергичности. Однако распутица была очень весомой помехой, и чем ближе командир оказывался к передовым войскам и их борьбе с грязью, тем более реалистично он начинал смотреть на ситуацию.

Прочие подкрепления уже рассматривались и обсуждались ранее, прежде всего 2-я парашютная дивизия. Позже тем же вечером Буссе позвонил Шпейделю и предложил, чтобы эта дивизия была использована для смены 3-й танковой дивизии. Поскольку создавалось впечатление, что советский 20-й танковый корпус был выведен со своих позиций и переброшен северо-западнее, было бы желательно освободить 3-ю танковую дивизию для решения других задач. Шпейдель ответил, что для прибытия 3-й парашютной дивизии понадобится около 10 дней. Единственное, что можно было сделать в данное время, – отправить два батальона с резервами в боевую группу Хаака.

Отсутствие продвижения 14 февраля стало большим разочарованием для всех солдат окруженной группировки. К этому времени сведения о потере корсуньского аэродрома, должно быть, уже были хорошо известны, выводы были очевидны. Если спасение не последует в ближайшее время, все будет потеряно. Генерал Штеммерман хорошо осознавал серьезность положения и понимал, что если танки III танкового не прорвут кольцо 15 февраля, нужно будет ожидать кризиса. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы прийти к подобному заключению. XI и XXXXII армейские корпуса были сжаты на небольшой продолговатой территории с неразвитой дорожной сетью, ослабленной распутицей и заполненной автомобилями и повозками. На многих из них везли раненых, которым приходилось по нескольку часов проводить в пробках, но доставить их в Шендеровку было необходимо, так как днем позже немцы должны были покинуть Стеблев.

Боевые действия тоже шли не слишком успешно для окруженных войск. 72-я дивизия продолжала наступать из района Хильков, но в итоге не имела продвижения, поскольку советские войска проводили контратаки. Советская атака под Новой Будой угрожала отрезать один из батальонов полка «Германия» дивизии СС «Викинг», который только что сменил бригаду СС «Валлония». Поскольку советскую пехоту сопровождали танки, у нее имелись неплохие шансы выбить немцев из села. Однако оставшиеся танки Pz-IV дивизии СС «Викинг» были поблизости и предотвратили эту угрозу.

И снова ни одна из сторон не имела явного преимущества, но так как время работало против немцев, Конев мог оставаться вполне удовлетворен сложившимся положением. Возможно, он не слишком беспокоился и об обстановке на внешнем фронте окружения, хотя части фон Формана утром возобновили атаки. На этот раз атаковала боевая группа Хаака, поддержанная танками 11-й танковой дивизии, захватившей территорию юго-западнее Звенигородки неподалеку от высоты 204,8, к которой танки дивизии вышли 12 февраля. Впрочем, успехи немцев были скромными, к тому же активные действия затруднила начавшаяся пурга. В любом случае, количество немецких танков в этом районе было очень небольшим. На бумаге они могли выглядеть впечатляюще, поскольку в этом районе действовали два танковых полка, 4-й танковый полк из 13-й танковой дивизии и 15-й танковый полк из 11-й танковой дивизии, усиленные одним батальоном «Пантер» (1-й батальон 26-го танкового полка) и двумя частями штурмовых орудий (8-й танковый батальон и 911-й дивизион штурмовых орудий). Однако все эти части вместе насчитывали шесть танков и три штурмовых орудия, готовых к бою. А если бы эти части были полностью укомплектованы, в сумме они располагали бы 500 танками и штурмовыми орудиями.

При столь незначительной численности бронетехники у немецкой стороны становится ясным, что Конев не слишком рисковал, принимая решение на переброску 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова. К тому же увеличения количества немецких танков в ближайшее время ожидать не приходилось. Отсутствие запасных частей делало невозможным восстановление многих поврежденных танков в ремонтных мастерских, а поставки новых танков с заводов в сложившихся условиях были невозможны. Но не только машины работали на пределе своих возможностей. Солдаты тоже были изнурены. Они были крайне переутомлены, и многие впадали в апатию. По сути, силы войск фон Формана были исчерпаны, а сам фон Форман подумывал о перемещении своего командного пункта глубже в тыл, против чего резко возражал Вёлер. Учитывая слабость XXXXVII танкового корпуса и огромные трудности с организацией снабжения, представляется сомнительным, что фон Форман мог внести существенный вклад в спасение группы Штеммермана независимо от того, где он находился.

Как отмечалось выше, III танковый корпус 14 февраля продвинулся относительно недалеко. Температура упала, и начался мороз, что давало надежду на улучшение состояния дорог для проезда колесного транспорта. Однако во второй половине дня 14 февраля начались сильные снегопады, и продвигаться по дорогам было по-прежнему так же трудно для большинства машин немецких дивизий. Поэтому задача пробиваться к группе Штеммермана лежала на плечах экипажей немногочисленных боеспособных танков 1-й танковой дивизии, полка Беке и боевой группы Питша, конечно, при условии, что на передовую удастся доставить боеприпасы и горючее.

Ранним утром 15 февраля Брейт и Бак, вылетевшие на «Физилере-Шторхе», прибыли на командный пункт Беке. Генералы передали приказание, требовавшее перемещение полка Беке южнее с целью организации атаки в районе Лысянки. Это решение вряд ли удивило Беке, он и сам уже выяснил, что территория восточнее Чесновки непроходима для танков. Имея очень небольшое количество машин – шесть «Тигров» и восемь «Пантер», он не мог отправить на юг много танков. Было решено, что «Пантеры» останутся в районе Чесновка – Хижинцы, но уйдут из Хижинцев, чтобы связать боем советские танки южнее Медвина, а «Тигры» направятся на юг, к Лысянке.

В первой половине дня «Тигры» под командованием Шерфа двинулись в путь на Лысянку. Почти сразу же один «Тигр» получил попадание в корму, снаряд пробил броню и попал в моторный отсек. Остальные «Тигры» приняли бой в условиях плохой видимости и заявили об уничтожении четырех Т-34 в течение короткого времени. На этом бой не кончился, поскольку советские танкисты попытались скрыться в складках местности. Однако им все же не удалось выйти из-под огня «Тигров», и экипажи немецких танков заявили еще о семи подбитых Т-34. Но и немцы понесли потери. У одного танка снаряд снес ленивец, а у другого была перебита гусеница. Оба эти танка оказались обездвижены. Танк Шерфа тоже получил попадание – советский снаряд сорвал запасные траки, закрепленные на боку башни, но в броню он ударил под таким углом, что не причинил больше никакого ущерба. Кроме того, в «Тигре», который был подбит в начале боя, двое членов экипажа были убиты и один был ранен.

Тем временем батальон «Пантер» танкового полка Беке также вступил в жаркий бой, когда примерно дюжина советских танков, по оценке немцев, атаковала их с севера. Атака была отбита, и немцы заявили об уничтожении восьми танков, но и сами имели потери. Три «Пантеры» были выведены из строя. У одной из них снаряд, срикошетив от маски пушки, вошел между башней и корпусом и заклинил башню.

Вдобавок к выведенным из строя танкам у немцев появилось несколько раненых. Их необходимо было вывезти в тыл, но выполнить это оказалось нелегко. Учитывая присутствие в районе советских танков, отправлять их на бронетранспортере без охраны танков было рискованно. А пока раненым приходилось ждать, на холоде и без пищи, наравне с солдатами, которые продолжали вести бой. С тех пор как полк Беке покинул Франковку, танкисты не получали пищи, кроме неприкосновенного запаса, хранившегося в танках. Они воевали, не имея возможности хотя бы раз выспаться многие недели, но все понимали, что их товарищи в окружении находятся в еще более тяжелых условиях.

В течение ночи саперы боевой группы Франка усилили мост в Лысянке. Теперь силам Франка было проще продолжить путь к окруженной группировке, но лишь если были бы доставлены боеприпасы и горючее. Во второй половине дня колонне со снабжением с сильным охранением, возглавляемой майором Фейгом, удалось пройти к Лысянке. Пока Фейг вел колонну к передовой, в Лысянке продолжался бой. К концу дня солдатам Франка удалось взять под контроль все село. Ночью боевая группа готовилась к атаке на хутор Октябрь.

Конечно, на планируемую атаку из Лысянки через Октябрь на Комаровку возлагались определенные надежды, но немецким командирам было ясно, что имеющиеся в наличии силы очень слабы. Боевая группа Питша усилила немецкую группировку в районе Лысянки лишь незначительно. Утром 15 февраля она насчитывала один танк Pz-IV и одно штурмовое орудие StuG-III, а также некоторое количество пехоты из 17-го разведывательного батальона. Эта боевая группа поддерживала боевую группу Франка в бою за северную часть Лысянки, но определенно требовались дополнительные силы. Обстановка на участке, занимаемом дивизией СС «Лейбштандарт», была уже не столь напряженной, как несколько дней назад, поэтому было принято решение направить часть ее сил в качестве подкрепления в район основного удара навстречу окруженным немецким войскам. Однако поредевший «Лейбштандарт» смог выделить только четыре единицы бронетехники: один StuG-III, один Pz-IV, одну «Пантеру» и один «Тигр». На броне танков поехали несколько пехотинцев. Труднопроходимая местность и дороги сильно осложнили их путь. Ближе к вечеру боевая группа добралась лишь до Шубиных Ставов. Она смогла бы принять участие в боевых действиях в районе Лысянки не раньше следующего дня. Фактически весь путь протяженностью всего 21 километр занял 36 часов.

При таких скудных подкреплениях для удара навстречу группе Штеммермана было ясно, что время, отведенное немцам на вызволение окруженных сил, подходит к концу. В то же время попытка прорыва изнутри была бы очень рискованной. Кроме того, она означала бы, что множество раненых придется оставить врагу, и, скорее всего, будет потеряно много тяжелого вооружения и техники, даже если все пройдет успешно. Если же прорыв из «мешка» не увенчается успехом, он может обернуться массовой кровавой бойней. Бои последних дней позволяли предположить, что советские силы по периметру кольца были усилены, что могло сделать прорыв крайне сложным. Тем не менее какой-либо реальной альтернативы прорыву больше не предвиделось.

Планы на прорыв, 15 февраля

Утром 15 февраля Штеммерман и Лиеб встретились, чтобы обсудить возможность прорыва. Ряд мер по подготовке к прорыву уже был принят. Были сожжены секретные бумаги, были уничтожены машины, которые не смогли бы сопровождать прорывающиеся войска из-за условий местности или отсутствия горючего. Было также уничтожено значительное количество тяжелого вооружения.

Вероятно, наиболее трудно далось решение оставить раненых. В Шендеровке скопилось около 2100 раненых, из которых состояние 1450 человек было таково, что они могли лишь лежать либо сидеть. Лиеб и Штеммерман согласились, что их придется оставить. Взять их с собой означало подвергать их риску быть брошенными без помощи, потому что машины, которые могли их принять, скорее всего, должны были застрять на пересеченной местности, особенно при преобладающей в эти дни плохой погоде. Поэтому было принято решение, что те, кто не мог идти самостоятельно, будут оставлены во временном госпитале вместе с медицинским персоналом. По одному врачу из каждой дивизии должны были остаться с ранеными. Оставалось надеяться лишь на то, что советские солдаты будут обращаться с ними достаточно гуманно.

Планом прорыва было предусмотрено, что корпус Лиеба в составе корпусной группы «Б», 72-й дивизии и дивизии СС «Викинг» пойдут впереди, а корпус Штеммермана в составе 57-й и 88-й дивизий будут двигаться сзади. Из района Комаровка – Хильки авангард будет прорываться через вражескую оборону по кратчайшему пути на Октябрь, где его должен будет ждать III танковый корпус. Прорыв будет начат 23:00 16 февраля в расчете на темноту и внезапность.

В принципе план выглядел простым, но, конечно, реализовать его было весьма трудно. Во второй половине дня Лиеб провел некоторое время в доме, занятом под его командный пункт. Оттуда он мог обозревать весь «мешок», если только видимость не ухудшали снегопады. На небольшой территории скопилось около 50 000 человек. Нелегко было перемещать такую массу войск, не раскрывая свои намерения противнику. Однако советскому командованию и так должно было быть очевидно, что немцам едва ли имеет смысл пытаться соединиться с основными силами иначе, чем по кратчайшему пути.

Солдаты Красной армии, попавшие в плен к немцам и пошедшие на сотрудничество с ними, известные как «хильфсвиллиге» – «желающие помогать», или сокращенно: «хиви» (Hilfswillige – HiWi), вызывали особое беспокойство. Сотни тысяч «хиви» служили в немецких частях на Восточном фронте. Неудивительно, что, попадая в руки к советским войскам, они рассматривались как предатели, поэтому у них было еще больше причин, чем у немцев, бояться советского плена. В батарее Антона Мейзера служили десять «хиви», но в начале февраля все они исчезли. Они неплохо несли свою службу у немцев, но, осознав, что два немецких корпуса окружены, они, по всей видимости, дезертировали. Мейзер понимал, что их наверняка расстреляют, попади они в плен, и предполагал, что они попытаются разыскать партизанские отряды и присоединиться к ним.

Общеизвестно, что война на советско-германском фронте сопровождалась многочисленными случаями жестокости и зверств против солдат и мирного населения. Возможно, это нашло свое отражение в заключительном абзаце приказа Штеммермана на прорыв: «Нарушения норм международного права не должны допускаться ни при каких обстоятельствах, иначе можно будет ожидать жестокого обращения противника с нашими ранеными».

Наличие боеприпасов, в особенности для стрелкового оружия, конечно, было важным предварительным условием для осуществления прорыва. Ночной бой с расчетом на внезапность не предусматривал широкого использования артиллерии, но если бы попытка прорыва пошла бы вразрез с планом, артиллерийская поддержка могла бы оказаться необходимой. К тому же, скорее всего, до начала прорыва еще предстояли бои, а войска Штеммермана уже испытывали острую нехватку боеприпасов и крайне нуждались в дополнительных поставках по воздуху.

Снаружи кольца окружения тоже принимались различные меры, чтобы встретить группу Штеммермана. Если бы в полосу III танкового корпуса удалось выйти всем 50 000 человек, то разместить их всех стало бы непростой задачей. Местное население было эвакуировано из сел вблизи линии фронта, чтобы обеспечить кров прорвавшимся солдатам. Для того чтобы справиться с ожидавшимся большим количеством раненых, были развернуты перевязочные пункты.

Возле передовой раненые должны были получить только первую помощь. Дальше их следовало как можно скорее отправить в тыл, где уже были подготовлены поезда, которые должны были развезти их по госпиталям. Проводилась также подготовка к эвакуации раненых по воздуху.

Советские силы накануне прорыва

Окажутся ли принятые немцами меры полезны, по крайней мере отчасти, зависело от советских войск. У Конева было три армии – 4-я гвардейская, 27-я и 52-я, задействованные на окружении двух немецких корпусов. 5-й гвардейский кавалерийский корпус вел боевые действия совместно с этими армиями уже более двух недель, а части 5-й гвардейской танковой армии только что прибыли в этот район. Однако эти части были истощены в результате продолжительных боев, в особенности корпуса танковой армии Ротмистрова. На вечер 15 февраля 20-й танковый корпус Лазарева насчитывал лишь шесть боеспособных танков. 29-й танковый корпус Кириченко был лишь немногим лучше, имея в своем составе 15 боеспособных танков.

И все же Конев располагал большим количеством сил, чем Штеммерман и Лиеб. Три армии по периметру окружения насчитывали 11 дивизий и поддерживались кавалерийским корпусом Селиванова и танковым корпусом Кириченко. Хотя сравнение, основанное на числе дивизий, всегда следует проводить с осторожностью, представляется несомненным, что советские силы вокруг «мешка» были сильнее окруженной группировки. К тому же, по всей видимости, наиболее сильные советские части, в частности танковые, находились между группой Штеммермана и III танковым корпусом. Шансы были не в пользу запланированного немцами прорыва, что, должно быть, понимали Конев и Жуков.

Сосредоточение для прорыва

До начала прорыва оставалось еще двадцать четыре часа. При лучших погодных условиях за это время могло произойти многое, но при имеющейся распутице, нехватке запасов и крайней усталости личного состава не приходилось ожидать существенных изменений сложившегося положения. С другой стороны, расстояние между группой Штеммермана и III танковым корпусом было настолько малым, что даже небольшие изменения могли иметь решающее значение. Особую важность представляли села Хильки, Комаровка и Новая Буда на юго-западном участке кольца окружения. Для каждой из сторон было важно взять их под контроль, что предвещало тяжелые бои, которые наверняка сократят запасы боеприпасов до опасно низкого уровня.