Текст книги "Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле»"

Автор книги: Гельмут Фогель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Вёлер уехал до того, как танки фон Витерсхейма пошли в наступление в середине дня. Встретив лишь слабое сопротивление, они прошли через Межигорку дальше на Журавку, где стали сюрпризом для советских частей, марширующих на запад. В смятении, вызванном внезапным появлением вражеских танков, советские колонны понесли потери, прежде чем немецкие танкисты повернули обратно на Межигорку. Отсутствие пехоты для их защиты делало слишком рискованным удержание завоеванных позиций в темное время суток.

Пока Вёлер советовался с командирами из XXXXVII танкового корпуса, Лиеб был занят сосредоточением возле Стеблева различных войск для атаки. Она началась в 1:00 в направлении на Шендеровку. Помимо очевидной выгоды от приближения к основным немецким силам снаружи «мешка» целью этой атаки было ослабить нажим советских частей на слабые немецкие силы, оборонявшие район Ольшана – Бурты. Вначале немцы добились заметного успеха, выйдя на окраины Шендеровки за три часа. Но в этот момент прибыли советские подкрепления и остановили продвижение растянувшихся к тому времени немецких сил.

Информацию о результатах боя у Стеблева штаб 8-й армии получил в 16:30, и Вёлер заключил, что северный фронт окруженной группировки следует сократить в целях высвобождения дополнительных подразделений, которые можно было бы отправить под Стеблев. В 18:00 Вёлер позвонил Буссе в управление группы армий «Юг», чтобы обсудить эту идею, но получил жесткий ответ. Фельдмаршал фон Манштейн считал, что об отходе не может быть и речи, поскольку группа армий была связана приказами ОКХ. Два часа спустя штаб 8-й армии получил приказ командования группой армий «Юг», что позиции в северной части «мешка» необходимо удерживать.

Почти одновременно Лиеб по радиосвязи отправил 8-й армии сообщение о том, что ему придется вывести один батальон из группировки под Стеблевом, чтобы удержать линию обороны на севере. Возможно, именно это заставило фон Манштейна и Буссе задуматься. В 22:15 Лиеб получил указание как можно скорее сообщить, сколько войск удастся высвободить, если отвести назад войска, обороняющие северный фронт «мешка».

Пока генералы тратили время на споры, все острее вставали вопросы, не терпящие отлагательств. В «мешке» оставалось более тысячи раненых. Вначале была надежда, что удастся вывезти их по воздуху из Матусова, но продвижение советских частей лишило немцев возможности использовать аэродром в Матусове. Теперь вместо этого для эвакуации из окружения раненых нужно было везти к взлетно-посадочной площадке в Корсуне.

Погода по-прежнему была непредсказуемой, но, по всей видимости, стоило ожидать продолжения оттепели. За ночь 29 января дороги замерзли, но когда на следующий день температура поднялась, они снова оттаяли. Некоторые проселочные дороги вовсе стали непроходимыми для любого транспорта, кроме гусеничного. 31 января погода по-прежнему создавала много трудностей. Утром небо было затянуто облаками, но к середине дня начало проясняться. И снова температура опустилась почти до нуля. Дороги становились все хуже.

После полудня снова наползли зловещие тучи, и скоро шквалистый ветер, ливни и снегопад сделали положение солдат невыносимым. Немецкая пехота на передовой страдала больше всего. В изношенном обмундировании и плащ-палатках пехотинцы 14-й танковой дивизии мало чем могли прикрыться от осадков. Они промокали днем и замерзали ночью. Покрытые грязью, они вскоре стали напоминать ходячие комья глины. Неудивительно, что число больных солдат резко возросло. Единственное, чем можно было бы облегчить жизнь солдатам, – это предоставить им возможность достаточно частого отдыха в лучших условиях. Однако очень низкий процент активных штыков в результате продолжительных боев означал, что все боеспособные солдаты были нужны на фронте. Таким образом, возникал порочный круг. Высокие потери вынуждали строить оборону на меньшем количестве солдат, которым из-за этого приходилось проводить большее время в окопах. Это, в свою очередь, означало, что нагрузка на каждого из солдат возрастала, делая их более подверженными болезням, а также несчастным случаям, которые из-за изнуренного состояния людей случались чаще. В связи с этим приходилось эвакуировать с передовой все больше солдат, и нагрузка на оставшихся в строю увеличивалась еще больше. И в этом 14-я танковая дивизия никоим образом не отличалась от остальных немецких частей, сражавшихся под Корсунем, и, скорее всего, положение солдат обоих советских фронтов мало отличалось от описанного выше.

Даже если днем наступала оттепель, ночью могло быть очень холодно. Проснувшись утром 31 января, Антон Мейзер увидел, что двое из его товарищей не двигались. Один из них за ночь замерз насмерть. Второй был еще жив, но из-за сильного переохлаждения не мог пошевелить ногами. Обоих положили на сани и отправили на север, где, по их представлению, должен был находиться перевязочный пункт.

Мейзер так никогда и не узнал, сумели ли они добраться до цели.

На протяжении ночи Лиеб и его штаб продумывали, сколько подразделений удастся высвободить, сократив фронт на севере. В результате в 3:40 они сообщили в штаб 8-й армии о двух батальонах и трех артиллерийских батареях. Не слишком впечатляющие цифры, но, учитывая общие силы XXXXII армейского корпуса на тот момент, они кое– что значили. Немедленной реакции высшего командования на эту информацию не последовало.

Тем не менее Лиеб был не единственным, кто осознавал необходимость отступления от Днепра. В 09:00 Шпейдель и Буссе говорили по телефону, и в этом разговоре Буссе подчеркнул, что приказ удерживать позиции на Днепре исходил из ОКХ. Буссе отметил, что следует говорить не об отводе войск, а об оттеснении фронта силами противника. Было очевидно, что ни один из немецких командиров на Украине не желал держаться за Днепр до последней возможности. Они рассчитывали лишь на то, что нажим советских войск будет достаточно сильным, чтобы послужить предлогом к отступлению, но все же не настолько, чтобы представлять серьезную угрозу. Учитывая проводившийся Гитлером курс, отступления были допустимы только для войск, находившихся под ударом противника.

Несмотря на нехватку людей, немецкие силы, наступавшие южнее Стеблева 31 января, сумели добиться успеха, хотя и гораздо более скромного, чем в предыдущий день. Были захвачены Тараща, Туркенцы и Петрушки, но продвинуться удалось всего на два или три километра.

Подготовка немецкой контратаки на Шполу

Положение в Ольшане было критическим уже несколько дней, а 31 января советские войска, скорее всего, из 63-й кавалерийской дивизии генерал-майора Белошниченко перешли в атаку под Вербовкой, находившейся непосредственно к востоку от Ольшаны. Этот маневр угрожал отрезать Ольшану от остальной части окруженной территории, оборонявшейся XI и XXXXII армейскими корпусами. Коридор между основными силами XI армейского корпуса и Ольшаной, в котором ключевое место занимала Вербовка, удерживался очень слабыми подразделениями дивизии СС «Викинг». К счастью для обороняющихся, для их усиления прибыла боевая группа фон Брезе.

Очень интересно было бы узнать, что думал о сложившейся ситуации фон Брезе. Первый раз его боевая группа была окружена и отрезана от основных сил в течение нескольких дней у Капитановки. Лишь только вытащив оттуда почти всю свою группу, теперь он получил приказ лезть в новую западню, где угроза оказаться отрезанными казалась неотвратимой. Если у фон Брезе были подобные опасения, то события, происходившие восточнее, вероятно, усилили его беспокойство. Ранним утром 31 января Красная армия атаковала Матусов с запада и добилась заметного продвижения, достигнув Носачева в 10 километрах к северу от Матусова, где немцы все еще оборонялись. Введя в бой свои последние резервы, XI армейский корпус сумел организовать что-то, напоминающее оборонительную линию, но они могли лишь держаться и надеяться, что советское командование не пришлет новые подкрепления. Немцам повезло в том, что командование 2-го Украинского фронта в это время все еще продвигало основные силы 4-й гвардейской армии вперед, но Штеммерману это было неизвестно.

В западной части «мешка», где держала оборону немецкая 88-я дивизия, после отступления к Россаве боевые действия несколько утихли. Одна из причин этого заключалась в том, что в этом районе 1-й Украинский фронт располагал малым количеством частей, способных наступать. Этот участок в основном прикрывали подразделения 54-го и 159-го укрепленных районов, предназначенных главным образом для оборонительных действий. Большинство подвижных частей 27-й армии было направлено в прорыв, но 31 января она смогла возобновить атаки на участок немецкой обороны западнее Богуслава, имевший форму носа. Прежде чем немцы сумели остановить продвижение советских войск, они оказались отброшены на рубеж Хутора – Богуслав.

В штабе XXXVII танкового корпуса появился повод для определенного оптимизма. 13-я танковая дивизия была на подходе, и в 15:00 генерал-майор Ганс Микош, командир дивизии, вошел в штабной кабинет Рейнгарда, чтобы обсудить предстоящие операции. Его дивизия была не особенно сильной, поскольку имела лишь 18 боеготовых танков и пока прибыло менее половины из них. В дивизии также не хватало 4152 офицеров и солдат. К тому же размокшие дороги сильно задерживали продвижение, и фон Форман подозревал, что лишь сотня пехотинцев из дивизии сможет принять участие в атаке на рассвете 1 февраля. Тем не менее это было первое существенное подкрепление, которое фон Форман мог бросить в Корсуньскую битву по своему усмотрению, а не танцуя под дудку Конева.

Дополнительным утешением для него стал успешный рейд, проведенный 11-й танковой дивизией, которая снова послала свои танки под Межигорку. В этой атаке, которая стала прелюдией к наступлению, запланированному на 1 февраля, танкисты фон Витерсхейма заявили о 15 уничтоженных танках противника. 11-й танковая дивизия намеревалась нанести удар из своего района сосредоточения северо-западнее Новомиргорода, а 13-я танковая дивизия должна была атаковать со своего плацдарма на Большой Выси в Петроострове. Дивизии должны были сойтись вместе и форсировать реку Шполку западнее Шполы. Немцы надеялись, что советский нажим на группу Штеммермана, таким образом, будет ослаблен.

И все-таки фон Форман скептически относился к возможности успеха и в 16:00 обсуждал этот вопрос со Шпейделем. Фон Форман полагал, что 13-я танковая дивизия сможет направить в атаку только танковую группу и слабый пехотный полк всего из сотни пехотинцев, и сомневался, имеет ли смысл эта атака.

«При любых обстоятельствах танковая группа и пехотный полк 13-й танковой дивизии завтра утром должны пойти в атаку», – отвечал Шпейдель.

«Задача неясна, – сказал фон Форман. – Направление нашего удара проходит через Шполу или западнее Шполы?»

«Ваша первая задача – нанести удар во фланг и тыл вражеской группировки в Шполе, но войска должны быть готовы и к атаке западнее Шполы».

«Но в таком случае нам требуется более подробная информация о противнике и наших силах западнее Шполы».

«Атакующим частям самим предстоит установить положение противника. XI армейский корпус находится в Матусове, и 8-я армия не может ждать еще сутки. Завтра 11-я и 13-я дивизия должны атаковать».

«Но 11-я танковая дивизия задействована под Турией и Тишковкой, – возражал фон Форман, – и ее танковая группа ведет бой в Лебедине, где ее силами подбито 15 вражеских танков».

«Завтрашняя атака должна быть проведена. Мы не можем оставить в беде XI армейский корпус».

«Но, имея всего сотню пехотинцев, я не могу наступать на север с неопределенной целью».

«Цель ограниченна. Цель – южное крыло XI армейского корпуса».

Так закончился этот спор, но через полтора часа Вёлер позвонил фон Форману и снова подчеркнул необходимость атаковать на следующий день, и как можно раньше, всеми имеющимися под рукой подразделениями 11-й и 13-й танковых дивизий, не заботясь о флангах, чтобы установить связь с XI армейским корпусом. Фон Форман снова имел возражения.

«Я вполне понимаю необходимость атаки, но что мне делать, если враг ударит на юго-запад от Шполы?»

«Прикройте фланг батальоном», – отвечал Вёлер.

«Но у меня нет свободного батальона».

«Приказ на атаку отдан, и я требую, чтобы она началась как можно раньше завтра утром. Я также прошу вас по возможности быстрее оказать помощь 3-й танковой дивизии и 376-й пехотной дивизии. Кажется, противник на этом участке ослаблен».

Без сомнений, Вёлеру пришлось принять трудное решение. Возможно, он еще раз убедился, что оно было верным, когда несколько минут спустя ему позвонил Венк. 1-я танковая армия провела разведку дорог к югу от Звенигородки и ни на одной из них не обнаружила советских войск. Кроме того, Красная армия окапывалась на участке VII армейского корпуса. Это позволяло предположить, что угроза западному флангу фон Формана была незначительной или вовсе отсутствовала. Наступление фон Формана, по крайней мере, давало неплохой шанс уменьшить давление противника на группу Штеммермана и, возможно, даже позволило бы установить с ней связь.

Штеммерман нуждался в любой передышке. Еще чуть-чуть, и войска в юго-восточной части «мешка» оказались бы отрезанными от остальных сил. По размокшим, разъезженным дорогам удалось перевезти в Корсунь 750 раненых из приблизительно тысячи собранных под Матусовом. Однако их еще требовалось вывезти по воздуху, а на погоду рассчитывать не приходилось. Нужно было предпринять все, что могло предотвратить приближение Красной армии к аэродрому.

Глава 10
Контратака фон Формана

В 6:00 1 февраля машины 11-й танковой дивизии, которая с учетом приданных подразделений имела в своем составе 35 танков и штурмовых орудий [154]154
  В дивизии было пять боеспособных «Пантер» плюс некоторое количество танков в приданных подразделениях: 1-й батальон 26-го танкового полка имел 17 «Пантер»; 8-й танковый батальон – семь штурмовых орудий; 911-й дивизион штурмовых орудий – шесть штурмовых орудий. Во всех этих подразделениях значительно большее количество бронетехники находилось в ремонте.


[Закрыть], двинулись в атаку на Межигорку. Встречая лишь слабое сопротивление, дивизия быстро продвигалась вперед. Вёлер вылетел в штаб XXXXVII танкового корпуса в 9:30 и получил там хорошие новости о развитии атаки. Однако он также узнал, что корпус срочно нуждался в дополнительной пехоте. В дивизиях наблюдался хронический недостаток пехотинцев, но Вёлер почти ничем не мог помочь в этом вопросе.

К 11:30 дивизия фон Витерсхейма вышла к селу Скотарево, почти в 20 километрах от своих исходных позиций. Продвигаясь дальше на Капустино, она столкнулась с ожесточенным сопротивлением, но танки заняли село и двинулись на Искренное, где во второй половине дня захватили плацдарм на реке Шполке. До этого момента Витерсхейм мог быть вполне доволен развитием событий, но скоро проявились трудности.

В Искренном был только один мост через Шполку, но он казался достаточно крепким. Первая «Пантера» въехала на мост и благополучно выехала на северный берег Шполки, но под тяжестью второй «Пантеры» мост рухнул.

13-я танковая дивизия выступила на два часа позже, чем 11-я, но также имела хороший темп продвижения и смогла прикрыть левый фланг дивизии фон Витерсхейма, уже когда та приближалась к Капустину. Однако, поскольку ни одна из дивизий не обладала необходимыми средствами для постройки нового моста вместо рухнувшего, потребовалось подвезти нужные материалы, на что должно было уйти немало времени.

1 февраля фон Форман, Микош и фон Витерсхейм развернули свои командные пункты в Мокрой Калигорке, примерно в 15 километрах к югу от плацдарма в Искренном. В первой половине дня командир 55-го полка реактивных минометов прибыл на командный пункт XXXXVII танкового корпуса. Его полк находился неподалеку, за исключением одного дивизиона, который забрали из полка ранее. Было принято решение подчинить его 11-й танковой дивизии.

Немного позже начались первые советские контратаки. Ротмистров направил танки из 29-го танкового корпуса, который действовал из Василькова и прощупывал восточный фланг 11-й танковой дивизии, особенно в Скотареве. Немецкие командиры вполне представляли себе незащищенное положение восточного фланга. Для его прикрытия они планировали использовать 3-ю танковую дивизию, как только ее сменит на прежних позициях 376-я пехотная дивизия. Этот процесс начался с приходом сумерек. План боевых действий на 2 февраля состоял в возобновлении наступления на север с плацдарма в Искренном.

Продолжение наступления XXXXVII танкового корпуса было необходимо, поскольку атаки, проводившиеся XXXXII армейским корпусом на юг от Стеблева, не принесли заметных результатов. Выступив в 08:00, сборные немецкие силы мало продвинулись в течение дня и к вечеру вошли в Селище и Квитки, где уже в сумерках разгорались уличные бои.

Лиеб имел все причины для беспокойства о медленном продвижении войск южнее Стеблева, поскольку Красная армия, конечно, не собиралась пассивно ждать развития событий. Утром 27-я армия возобновила атаки на северном секторе кольца окружения, имея целью прощупать немецкую оборону в Масловке и Козине. Однако Лиеб был воодушевлен успехом немецкой группировки под Стеблевом, которой удалось удвоить расстояние между советскими войсками и жизненно важным аэродромом в Корсуне. Теперь Красная армия могла нарушить работу аэродрома только с помощью дальнобойной артиллерии.

Но оставалась еще одна серьезная угроза снабжению по воздуху: советская авиация. 1 февраля некоторое количество раненых удалось вывезти из «мешка», но после полудня два Ju-52 с ранеными на борту были сбиты советскими истребителями сразу после взлета. На борт «Юнкерса» попал один офицер, Гейнц Моритц, командир 1-й роты танкового батальона дивизии СС «Викинг», который заболел и должен был быть эвакуирован из «мешка». Возможно, кто-то из его товарищей считал, что Моритцу повезло оказаться среди вывезенных из «мешка». Однако он попал на борт одного из «Юнкерсов», которые были сбиты, и погиб при падении самолета на землю вместе с экипажем и другими ранеными.

Из остальных одиннадцати самолетов, вылетевших из Корсуня, два совершили вынужденную посадку сразу после взлета, а один был задержан, предположительно из-за высокой активности советских истребителей. Остальным восьми самолетам, по всей видимости, удалось добраться до своих баз вне пределов кольца окружения. Лиеб потребовал, чтобы Люфтваффе организовало постоянное истребительное прикрытие аэродрома. Требовать было легко, гораздо сложнее было осуществить это требование, поскольку погода оставалась переменчивой. Туман неожиданно окружил авиабазу, а взлетно-посадочные полосы раскисли из-за оттепели. Обе стороны имели повод жаловаться на трудности в организации планомерной и своевременной воздушной поддержки.

Группа Штеммермана имела в своем распоряжении мало противовоздушных средств. Ни у одного из двух корпусов не было отдельных зенитных частей. Вся имеющаяся зенитная артиллерия входила в состав дивизий. Пехотные дивизии обычно имели только одну батарею легкой зенитной артиллерии. Дивизия СС «Викинг» имела в своем составе 88 зенитных орудий, но поскольку всем частям требовалась какая-либо противовоздушная оборона, сконцентрировать большое количество зенитной артиллерии на аэродроме было трудно. Для защиты аэродрома в Корсуне была направлена зенитная батарея корпусной группы «Б», и 1 февраля ей удалось сбить Як-7.

Поскольку в ночь на 30 января Антон Мейзер охранял мост, он оказался далеко от своей артиллерийской батареи. Он нашел ее вновь утром 1 февраля. Марш на запад продолжался, иногда проходя по дорогам, заваленным уничтоженными машинами и мертвыми лошадьми. В середине дня возникла новая угроза, которую в их тяжелом отступлении до сих пор удавалось избегать. Советские истребители с бреющего полета атаковали немецкие орудия, когда они подошли к небольшому хутору. Благодаря мужеству, инициативе лейтенанта Сораевски колонне удалось проехать через хутор без потерь. Маленький отряд продолжил путь на Вязовок и в конце концов добрался до своего корпуса. Однако артиллеристы всего лишь попали из маленького «мешка» в большой.

Помимо наступления частей Ватутина на северной стороне кольца, которое было скорее попыткой получить представления о немецкой обороне, единственным действием 2-го Украинского фронта Конева против окруженной немецкой группировки стали повторные атаки в районе села Буртки. Однако они не привели к успеху, хотя XI армейский корпус был сильно растянут. Штеммерман докладывал, что потери составляли около 300 человек в день, и пополнений, перебрасываемых в «мешок» по воздуху, было недостаточно для их восполнения. Потери главным образом приходились на боевые подразделения, в которых укомлектованность личным составом была низкой еще до начала битвы.

Пока группа Штеммермана находилась под угрозой, 8-я армия продолжала оказывать давление на фон Формана. Незадолго до полуночи Шпейдель и фон Форман говорили по телефону, и фон Форман сказал, что не сможет продолжать наступление на север на следующий день. Растянутый фланг нечем было прикрыть, а разрушенный мост в Искренном стал серьезным препятствием для продвижения техники, усугубленным задержкой в пути необходимых для наведения моста материалов.

Однако Шпейдель настаивал: «Армия хорошо осведомлена о вашем положении, но атака для установления связи с группой Штеммермана должна быть продолжена при любых обстоятельствах. 3-я танковая дивизия продвигается вперед. Выбора нет».

«Я, конечно, могу нанести удар в направлении XI армейского корпуса моими танками, но потом их придется возвращать обратно, потому что у меня нет пехоты для обороны длинного коридора, который возникнет в результате атаки, а танки нельзя будет оставить в чистом поле без пехоты».

«Нам это известно, но если связь будет установлена, то это будет важным результатом и позволит отправить в „мешок“ конвой снабжения. Также это будет значить, что тыловые коммуникации врага окажутся нарушены. К тому же это положительно скажется на моральном состоянии окруженных солдат».

Шпейдель подчеркивал, что задача, возложенная 8-й армией, остается прежней и что он рассматривает ее как последнюю возможность помочь XI армейскому корпусу. Фон Форман потребовал, чтобы 3-я танковая дивизия прикрыла его восточный фланг, и Шпейдель ответил, что 3-я танковая дивизия будет применена в соответствии с решением фон Формана. Фон Форман сказал, что примет окончательное решение рано утром.

Время поджимало, но 2 февраля фон Форману ничего не оставалось, кроме как наблюдать за восстановлением рухнувшего моста в Искренном. Эта задержка означала не только то, что группа Штеммермана подвергнется новым ударам противника, но и что у советской 5-й гвардейской танковой армии появится больше времени для нанесения удара по немецкому плацдарму, оборонявшемуся слабыми силами. Эта угроза отчасти реализовалась еще до полудня. Ротмистров начал атаку на восточный фланг 11-й танковой дивизии, на южной стороне от Шполки. Дивизия фон Витерсхейма отразила атаку, но это был зловещий признак того, что могло вскоре произойти.

Для того чтобы начать наступление на север с плацдарма в Искренном в 14:00 согласно плану, фон Витерсхейму нужны были подкрепления. Они уже были в пути. 3-я танковая дивизия была сменена на прежних позициях 376-й пехотной дивизией и с 5:00 двигалась к месту сосредоточения, но раскисшие дороги замедляли продвижение. Но возможно, еще важнее для фон Формана была 24-я танковая дивизия, которая находилась под Никополем, в 300 километрах от Корсуня, когда получила приказ выдвинуться на усиление XXXXVII танкового корпуса. Борясь с плохими дорогами, ставшими почти непроходимыми из-за оттепели, она не только потратила много времени, но и израсходовала неоправданно большое количество горючего, а кроме того, много ее техники застряло или вышло из строя. Фон Форман вылетел на «Физелере-Шторхе» узнать, как обстоят дела у дивизии. Но ничего обнадеживающего он не увидел. Марш проходил трудно с самого начала, но чем ближе к Корсуню подходили колонны, тем хуже было их положение. Вечером дивизия вышла на последний участок своего тяжелого пути – от Новоархангельска до Ямполя.

Из 192 единиц техники в одном из мотопехотных полков 40 были брошены по обочинам дорог на пути полка, тогда как ремонтной службе приходилось тратить много времени и сил только на то, чтобы добраться до машин, требовавших ремонта. Пока танки преодолевали грязь, угрожающе возрастал расход горючего, заставляя тратить время в ожидании его подвоза [155]155
  N. von Vormann. Tscherkassy. – Scharnhorst Buchkameradschaft, Heidelberg, 1954, c. 76.


[Закрыть].

В 12:00 Вёлер прибыл по воздуху на командный пункт фон Формана, где он также встретил Ганса Микоша и Венда фон Витерсхейма. Они обсудили сложившееся положение, и Вёлер узнал, что до сих пор был наведен только временный мост грузоподъемностью до 10 тонн. Оборудование для устройства моста типа «К» должно было скоро прибыть, но такой мост допускал нагрузку 24 тонны, а значит, не позволял пропускать «Пантеры». По сути, во всей полосе армии не оказалось моста типа «J», имевшего грузоподъемность до 60 тонн.

Жалобы фон Формана на неприкрытые фланги также оказались обоснованными. 1 февраля советские войска быстро поняли, что началось немецкое наступление, и скоро были приняты контрмеры. В частности, они касались флангов немецкой атакующей группировки. Тем не менее Вёлер все-таки настоял на том, что продвижение к окруженному корпусу должно быть продолжено.

Прежде чем вылететь назад, Вёлер объявил фон Форману выговор. Вёлер был сильно расстроен вчерашними спорами и потребовал от фон Формана, чтобы его доклады об обстановке были четкими и точными и не должны оборачиваться обсуждением приказов. Армия была не в том положении, чтобы давать на выполнение поставленных задач несколько дней. Фон Форман должен был не жаловаться на полученные задания, а сосредоточиться на соединении дивизий в единый кулак вместо того, чтобы делить их на части. Сейчас все возможные силы должны были быть устремлены на прорыв к Штеммерману, а на защиту флангов следовало оставить минимум войск.

Очевидно, Вёлер был крайне разочарован фон Форманом, но справедливости ради следует отметить, что все проблемы, о которых говорил командир XXXXVII танкового корпуса, действительно имели место. В то же время Вёлер, видимо, чувствовал ответственность за оказание помощи группе Штеммермана любыми доступными средствами.

На следующий день Вёлер признал, что атака с плацдарма на север была бесполезной. К этому времени мост типа «К» был построен, позволив переправить на северный берег танки Pz-IV и штурмовые орудия StuG-III, но так как «Пантеры» составляли до половины танков фон Формана, этого моста было недостаточно. Тот факт, что в наличии не оказалось оборудования для наведения моста типа «J», едва ли можно ставить в вину фон Форману, поскольку такого оборудования не было во всей армии Вёлера.

Около полудня 3-я танковая дивизия начала сосредоточение юго-восточнее Искренного, но одновременно, еще находясь на марше, ей пришлось отражать контратаки на своем правом фланге. В любом случае наведение моста в Искренном требовало больше времени, чем ожидалось, отчасти и потому, что по району мостовых работ вела огонь советская артиллерия. Фон Форману пришлось ждать еще день, прежде чем начать наступление с плацдарма.

376-я пехотная дивизия 2 февраля получила два батальона пополнения. Часто именно недостаток пехоты ограничивал длину фронта, который могла оборонять та или иная дивизия. Получив новых солдат, 376-я дивизия смогла удлинить обороняемый участок, тем самым дав возможность 320-й дивизии принять участок, удерживаемый 14-й танковой дивизией, которая, в свою очередь, освободилась для усиления войск фон Формана. 14-я танковая дивизия была слабой, но все-таки это была дополнительная сила.

На внутреннем фронте окружения в течение 2 февраля не происходило ничего значительного. В Квитках немцы продолжали оказывать давление на советские части, но продвигались медленно. Аналогично попытки советских частей отрезать Ольшану имели место, но не привели к решительному успеху, хотя тяжелый бой продолжался около сахарной фабрики между Ольшаной и Вербовкой, где в подвалах и домах укрывалось мирное население. Мирные жители, как правило, с большой неохотой покидали свои дома, что вполне объяснимо, но часто приводило к их ранениям или гибели от огня, направленного на солдат.

Далеко на севере советская 27-я армия, прощупав оборону немцев днем раньше, наращивала атаки. Самая северная точка «мешка» находилась в Синявке, и оттуда до Пилявы на юго-востоке советские войска форсировали Россаву и захватили плацдарм длиной более 10 километров и несколько километров в глубину. Эта угроза снова заставила Лиеба собирать силы с разных участков. Поздно вечером он решил, что на некоторых участках фронта войска придется отвести, прежде всего отступив от Днепра.

Моральное состояние окруженных войск

Основная идея окружения заключается в том, чтобы поставить войска противника в невыгодное положение, тем самым вынудив их сражаться менее эффективно, скажем, из-за ограниченного снабжения. В идеальном случае попавший в окружение солдат должен признать положение безнадежным и сдаться после недолгого сопротивления или вообще без него. В действительности моральное состояние вражеских солдат было заманчивой целью задолго до сражений на окружение. В межвоенный период, по всей видимости, довольно сильной была вера в эффективность пропаганды, как для решения задач мирного времени, так и на войне. Войска, находящиеся в окружении, могли бы стать особенно восприимчивыми к подобному воздействию, и Красная армия пыталась убеждать окруженных немецких солдат, что им лучше сдаться, а не продолжать сопротивление.

В Сталинграде в плен попало большое число высокопоставленных немецких офицеров, и некоторых из них удалось убедить пойти на сотрудничество с врагом. Первым признаком их деятельности в Корсуне была коробка от противогаза, найденная немецкими солдатами в ходе контратаки местного значения. В ней находилось письмо от генерала Корфеса, который командовал 76-й пехотной дивизией, когда она была уничтожена в Сталинграде. За этой находкой скоро последовали агитационные снаряды советских пушек, содержавшие призыв к сдаче от имени комитета «Свободная Германия», в состав которого входили немецкие офицеры, плененные в Сталинграде. До сих пор усилия пропагандистов были незначительными, но вскоре немцы столкнулись с новыми попытками убедить их в тщетности сопротивления.

В любом случае окружение само по себе было очевидной опасностью для немцев, и в сложившемся положении были приняты серьезные меры предосторожности. Мейзер получил приказ собрать дневники, письма и деньги и сжечь их, удостоверившись, что все полностью уничтожено. Он порадовался, что успел отправить свой собственный дневник домой до того, как стало поздно, но все же сохранил маленькую записную книжку, чтобы записать хотя бы что-то о том, что произойдет в следующие дни. На самом деле вести подобные записи в окружении было запрещено, но Мейзер пренебрег запретом. Вместо этого он с особой энергией собирал деньги и в конце концов имел на руках более 60 000 рейхсмарок. Впечатляющая сумма, бесполезная в окружении, была надлежащим образом сожжена.