Текст книги "Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле»"

Автор книги: Гельмут Фогель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Фон Форман наступает на Липянку, 5 февраля

На участке XXXXVII танкового корпуса не велось серьезных боевых действий, поскольку обе стороны были скованы распутицей, но упорно продолжались местные атаки. 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова провела несколько атак на немецкий плацдарм в Искренном, но все они были отбиты. Похоже, что они и не преследовали иных целей, кроме изматывания немецких войск. С другой стороны, фон Форман сосредоточил свои усилия на районе Липянки, где подразделения 3-й и 14-й танковых дивизий получили задание по овладению этим городом.

Группу, атакующую с востока, возглавлял командир 36-го танкового полка. Он командовал боевой группой, включающей танковый батальон, мотопехотный батальон и дивизион самоходных гаубиц – довольно обычный состав для немецких боевых групп. Задача была получена в 6:00 и состояла в очистке Липянки от противника и захвате возвышенности севернее села. Мотопехота задерживалась, увязая в грязи, но в конце концов атака началась, и около 10:00 были достигнуты советские передовые позиции. Вначале на поле боя была очень плохая видимость, но к этому моменту прояснилось, и за наступающими немецкими танками появилось солнце. Неожиданно под одним из штурмовых орудий взорвалась мина, выведя его из строя, хотя никто из экипажа не был ранен.

Мотопехота отстала от танков и штурмовых орудий, и некоторым экипажам приходилось выскакивать из своих машин и вести бой пистолетами и гранатами. Передовые позиции советской пехоты были очищены в ближнем бою. Скоро из-за высоты 205,2 открыли огонь советские противотанковые пушки, но солнце, всходившее позади немецких танков, слепило советских артиллеристов. Командир 3-го батальона 36-го танкового полка майор Бернау решил воспользоваться этим преимуществом и приказал раздавить их позиции, что удалось выполнить, не понеся потерь.

К полудню немцы достигли окраины Липянки. Пехота получила приказ войти в село, чтобы очистить его от врага, тогда как танкисты должны были прикрыть их огнем. Однако атака застопорилась, и майор Бернау решил продолжить атаку силами танков и штурмовых орудий. Они вошли в село через фруктовые сады, и вскоре завязался ожесточенный бой. Минометная мина попала в танк лейтенанта Рейнбабена, который получил серьезное ранение. Скоро майор Бернау также был ранен, и в командование батальоном вступил лейтенант Мюллер. Несмотря на потери, немцы заняли южную часть села и организовали оборону на ночное время. Вечером своевременно поступило снабжение, а два поврежденных днем танка Pz-IV были отремонтированы.

С запада наступали части 3-й танковой дивизии. Встречая лишь слабое сопротивление, немцы вошли в Липянку с запада, но уже не успели предотвратить взрыв обороняющимися советскими войсками моста через речку в северной части села. В связи с этим 3-я танковая дивизия не имела возможности оказать помощь боевой группе 14-й танковой дивизии в овладении северо-восточной частью Липянки. И все-таки большая часть села оказалась в руках немцев, а среди захваченных трофеев были девять 122-мм орудий, 10 противотанковых пушек и два Т-34.

В 17:15 Шпейдель и Венк обсуждали сложившееся положение по телефону. Венк подчеркивал, что трудности со снабжением были вызваны грязью. III танковый корпус беспомощно торчал на одном месте, одновременно ведя бой с сильными танковыми частями противника. Шпейдель также сосредоточился на снабжении, отмечая, что доставка грузов в «мешок» по воздуху едва ли была достаточной для того, чтобы дать возможность группе Штеммермана продолжать борьбу, а с учетом раскисшей взлетно-посадочной полосы аэродрома в Корсуне ситуация, видимо, будет лишь ухудшаться.

Боевая группа Хаака

Ни у 1-й танковой армии, ни у 8-й армии не было никаких оснований рассчитывать на подкрепления. 1-я танковая армия все еще прикладывала усилия к выведению 1-й танковой дивизии и 1-й танковой дивизии СС на передовую, но после того, как эти части прибыли, ничего большего не планировалось. 8-й армии не приходилось ничего ожидать, но это не имело большого значения, поскольку новые части только усугубили бы и без того трудное положение с организацией перевозок. С другой стороны, если бы погода изменилась и земля снова замерзла, любые подкрепления оказались бы ценными. Однако в 1944 году немцы подвергались сильным ударам советских войск на многих участках Восточного фронта, и изыскать резервы для организации подкреплений было непросто. И наоборот, командованию Красной армии благодаря повсеместному численному превосходству было сравнительно легче перебрасывать войска в нужные места. Конев продолжал стягивать части с прочих участков его фронта в район боев вокруг Корсуня. 5 февраля приказ выдвинуться в район окружения получила 41-я гвардейская стрелковая дивизия [162]162
  Корсунь-Шевченковская операция, с. 35.


[Закрыть].

Не имея в своем распоряжении подобных резервов, немцы были вынуждены прибегать к отчаянным способам поиска подкреплений. Многие солдаты из окруженных частей были в отпусках и командировках, когда сомкнулись советские клещи. Некоторые из них прибыли из отпусков и узнали, что их части оказались в «мешке». Эти солдаты стали ядром новой боевой группы, которую предстояло возглавить генерал-майору Вернеру Хааку.

Хааку предложили использовать штаб своей артиллерийской дивизии [163]163
  Хаак был командиром 310-й артиллерийской дивизии особого назначения. Изначально это был полковой штаб, использованный для координации артиллерии различных частей, но, по всей видимости, осенью 1943 года его ранг был повышен. Однако он так и остался штабом без реальных артиллерийских подразделений.


[Закрыть], который получил в подчинение ряд различных подразделений в дополнение к вернувшимся из отпусков солдатам из 57-й, 72-й, 88-й, 389-й пехотных дивизий и корпусной группы «Б». Он также получил указание включить в боевую группу три артиллерийских дивизиона, три батальона реактивных минометов «Небельверфер» и один саперный батальон. Хааку были приданы также пять штурмовых орудий из состава 228-го дивизиона штурмовых орудий. Эта часть фактически входила в состав групп Штеммермана, но некоторые из ее поврежденных машин находились в ремонте за пределами кольца окружения, и пять из них к этому времени удалось починить [164]164
  Дополнительная информация о группе Хаака приведена в Приложении 2.


[Закрыть].

Формирование такого рода, которым пришлось командовать Хааку, не было сколоченным, поскольку для этого требовалось предварительное обучение. Это было особенно очевидно в пехотных подразделениях, составленных из солдат, до того незнакомых друг с другом. Один из наиболее важных факторов, определявших солдатскую стойкость и сплоченность в бою, были установившиеся внутри малых подразделений связи между солдатами. А если солдат сразу бросали в бой, как в данном случае, на создание подобных связей не было времени. По сути, отправлять такие импровизированные группы в бой противоречило немецким принципам построения эффективных боевых частей. Но положение становилось отчаянным [165]165
  Этот тезис впервые выдвинули Шилс и Яновиц (Е.А. Shils & М. Janomtz, «Cohesion and Disintegration in the Wehrmacht in World War II», Public Opinion Quarterly, 1948), но он подвергся критике, например Омеpa Бартова. Однако методология Бартова имеет ряд принципиальных недостатков. Следует отметить, что исследования как по израильским (Ben Shalit, Konfliktens och stridens psykologi. Liber, Stockholm 1983), так и по американским солдатам (Stouffer, The American Soldier, vol. 1&2), привели к выводам, сходным со сделанными Шилсом и Яновицем.


[Закрыть].

Задача, поставленная Хааку, по крайней мере, частично учитывала недостатки его группы. Он получил приказ охранять переправы через Шполку юго-восточнее Звенигородки и прикрыть промежуток между 1-й танковой армией и 8-й армией. Его боевая группа должна была подготовиться к встрече XI и XXXXII армейских корпусов, если они прорвутся из окружения. Поскольку в районе южнее Звенигородки находилось немного советских войск, задача не казалась непосильной и не обещала тяжелых боев, во всяком случае в ближайшее время.

Майор Биттл продолжал летать в «мешок» и обратно. Во второй половине дня он доложил в штаб 8-й армии о положении группы Штеммермана. Существенных изменений линии фронта не произошло. Из выступа у Буртков войска были выведены, но из-за грязи войска перемещались крайне медленно. Немцам было так же сложно отступать, как советским солдатам – преследовать их. Штеммерман доложил, что из-за громадного напряжения подчиненных ему войск приближался кризис. Изнуренность солдат вместе с большими потерями среди офицеров сильно замедляла как подготовку к боевым действиям, так и их ведение. Светлое время суток занимали бои, ночное – перегруппировки, так что у солдат и офицеров оставалось немного времени для сна.

Вывод войск из Ольшаны

Солдаты, сражавшиеся в Ольшане, отчаянно нуждались в сне, но надеяться на то, что наступающая ночь оставит время для отдыха, не приходилось. Обороняющиеся, большую часть которых составляли эстонцы из батальона «Нарва», оказались в положении, когда дальнейшая оборона была невозможна, и отступление стало единственным вариантом. В 23:00 был подписан приказ на эвакуацию из Ольшаны. Для встречи гарнизона были направлены танки. Поздно вечером солдаты гарнизона действительно увидели танки, и войска начали покидать Ольшану. К несчастью, под тяжело нагруженным грузовиком рухнул мост. Мост находился на единственной доступной для немцев дороге, и отступление застопорилось. Была сделана попытка перетащить из грузовика на другой конец рухнувшего моста наиболее ценные грузы, но едва работа началась, по колонне был открыт пулеметный огонь. Грузовики были видны на фоне более светлой западной части неба, а советских солдат скрывала темнота. Вскоре некоторые грузовики загорелись, еще лучше осветив немецкую колонну.

Единственным выходом для немецких солдат было как можно скорее отбежать от грузовиков и укрыться в придорожных канавах. В темноте этого не было видно заранее, но как только солдаты оказались в канавах, выяснилось, что те заполнены тающим снегом, грязью и водой. Медленно пробираясь по этой жиже, немецкие солдаты в конце концов добрались до цели и оказались под защитой других частей XI армейского корпуса. Им удалось вынести много раненых, но гаубицы, минометы и прочую тяжелую технику пришлось бросить.

Советские войска пытаются рассечь «мешок», 5–6 февраля

К утру 6 февраля два немецких корпуса находились в окружении более недели, но все еще занимали довольно большую территорию. Поскольку окруженные войска имели возможность получать снабжение по воздуху, советское командование имели причины опасаться, что операция может затянуться. Возможно, они вспоминали Сталинградскую операцию, проведенную годом раньше, когда немецкая 6-я армия продержалась в окружении почти два с половиной месяца, прежде чем окончательно сложила оружие. Затягивания операции следовало избежать, поскольку это, скорее всего, привело бы к значительно большим потерям.

Кроме того, окруженная группировка сковывала важные соединения Красной армии, которые могли быть эффективнее использованы в других местах. Прежде всего это касалось танковых армий Ротмистрова и Кравченко, которые были заняты на обороне части внешнего фронта кольца окружения. Танковые армии по своему устройству не были предназначены для решения подобных задач, но у Ватутина и Конева не было другого выбора. И если бы «мешок» удалось бы сжать, а то и рассечь на части, то битва, скорее всего, быстро завершилась бы. И даже если бы финал не удалось приблизить, меньшая окруженная территория требовала меньше сил для ее удержания кольца окружения, что позволило бы высвободить часть находившихся на внутреннем фронте окружения сил и заменить ими танковые армии на внешнем фронте окружения. Это были веские аргументы в пользу продолжения и наращивания атак на группу Штеммермана. В конечном итоге Коневу и Ватутину приходилось учитывать попытки немцев вызволить окруженные войска, особенно действия III танкового корпуса. Если бы кольцо окружения удалось сместить к северу, расстояние, которое требовалось пройти силам корпуса, увеличилось бы.

В соответствии с этим в течение ночи на 6 февраля Конев подписал приказы 4-й гвардейской армии и 5-му гвардейскому кавалерийскому корпусу занять Городище в 20 километрах к юго-востоку от Корсуня. Генерал-майор Селиванов, командир 5-го гвардейского кавалерийского корпуса, решил атаковать село Валяву, расположенное на дороге между Городищем и Корсунем. Если бы Валява была захвачена, немцам стало бы труднее отступить из Городища, особенно с тяжелым вооружением. Таким образом, появилась бы возможность не только освободить Городище, но и нанести серьезный урон в людях немецкому XI армейскому корпусу [166]166
  Корсунь-Шевченковская операция, с. 65–67.


[Закрыть].

После захода солнца казаки Селиванова и части четырех стрелковых дивизий нанесли удар по стыку между XI и XXXXII армейскими корпусами. Начался жаркий бой, поскольку Лиеб приказал удерживать дорогу между Городищем и Корсунем любой ценой. Он запросил возвращение танков дивизии СС «Викинг» для оказания помощи 72-й дивизии в отражении советской атаки. Штеммерману было ясно, что советское командование рассчитывает рассечь «мешок» на две части. 6 февраля упорное сопротивление немецких солдат не дало этому произойти. Войска продвигались гораздо медленнее, чем рассчитывали советские командиры.

Вопрос был в том, как долго удастся сдерживать советские войска. Тяжелый бой привел к большому расходу боеприпасов, а 6 февраля ввезти в «мешок» по воздуху удалось очень немного. Из 19 взлетевших «Юнкерсов» лишь один приземлился в Корсуне. Двадцать «Хейнкелей» вылетели к окруженным войскам, неся на борту груз из канистр для сброса над их позициями. Но ни одному не удалось выполнить это. Начальник штаба 4-го воздушного флота генерал-майор Карл-Генрих Шульц сделал заявление на этот счет, что для поддержки двух окруженных корпусов было сделано все возможное, но ужасная погода сделала снабжение по воздуху почти невозможным. Действительно, генерал-лейтенант Зейдеман, командир VIII авиакорпуса, встретившись со Шпейделем во второй половине дня, сказал, что не стоит ожидать регулярного снабжения, несмотря на все усилия экипажей самолетов.

Разрыв между командирами воюющих войск и людьми, принимающими решения в Берлине, становился все больше. Утром Буссе сообщил Шпейделю по телефону, что ОКХ не дало разрешения на прорыв из «мешка». В любом случае III танковый корпус находился еще в 30 километрах от внутреннего фронта окружения, слишком далеко для успешного прорыва. Если это расстояние не сократить, любая попытка прорыва обернулась бы несчастьем. Тем не менее командование группы армий «Юг» направило в ОКХ письменный запрос на разрешение прорыва. Хотя Буссе и Шпейдель считали, что начинать прорыв все еще преждевременно, их предыдущий опыт говорил о том, что ОКХ потребуется заметное время для принятия решения. Лучше было сначала получить разрешение, а затем уже в подходящий момент отдать приказ.

Тем временем распутица создавала трудности для снабжения и в Красной армии. В 8:20 полковник Рейнгард, начальник штаба XXXXVII танкового корпуса, сообщил в 8-ю армию, что враг молчит на большей части фронта корпуса. На участках, обороняемых 106-й и 376-й дивизиями, активности противника не отмечалось. 320-я дивизия подверглась нескольким атакам местного значения, которые были относительно легко отбиты. 11-я и 13-я танковые дивизии также не ощущали активности противника. Немцам было ясно, что действия советских войск сдерживает отсутствие боеприпасов. Лишь в Липянке шел серьезный бой, продолжение атак 3-й и 14-й танковых дивизий 5 февраля. Но даже в Липянке боевые действия были не слишком интенсивными. Советские солдаты уже подорвали большинство мостов, затруднив немцам атаки северной части села.

Несмотря на то что для переброски подкреплений в район боев потребовалось бы несколько дней, Вёлер решил постараться найти дополнительные силы. Ослабив оборону Кировограда, можно было высвободить 2-ю парашютную дивизию. Забирать 2-ю парашютную дивизию у LII армейского корпуса было рискованно, но Вёлеру пришлось пойти на этот риск. Он приказал командиру корпуса вывести дивизию с передовой и подготовить ее для выполнения дальнейших указаний.

Антон Мейзер: бой за хутор

В ненастную погоду населенные пункты представляли особую важность. Дома могли укрыть солдат от непогоды и дать им возможность просушить одежду, которая, намокнув, почти не защищала от холода. Бои часто разгорались в селах или в непосредственной близости от них. Не был исключением и бой, в котором довелось участвовать Антону Мейзеру, оказавшемуся в пехоте после того, как его батарея израсходовала боеприпасы. Ранним утром 6 февраля посыльный доставил приказ майора Штельцнера, командовавшего батальоном, в который попал Мейзер. Батальону ставилась задача взять маленький хутор. Мейзер не доверял Штельцеру, считая его плохим командиром, большую часть времени отсиживающимся в теплом доме в нескольких километрах от передовой [167]167
  Meiser. Die Ноlle von Tscherkassy, с. 221.


[Закрыть].

Напротив, лейтенант Сораевски, который по-прежнему командовал батареей Мейзера, был офицером, к которому Мейзер питал глубочайшее уважение, поскольку тот обладал компетентностью, личным мужеством и умело руководил подчиненным ему подразделением. Сораевски разработал план захвата хутора, который на самом деле представлял собой всего несколько домов по обе стороны дороги. План Сораевски был хорошим примером взаимодействия огня и маневра, и вначале все шло удачно. Огневое прикрытие обеспечивал вынесенный вперед пулемет, а также огонь из захваченных в ходе атаки домов. Один за другим пехота атаковала дома, забрасывая в окна ручные гранаты. Однако, захватив четыре дома, лейтенант Сораевски получил ранение в грудь, как раз когда он почти ворвался в пятый. Мейзер увидел это и приказал пулеметчикам прекратить огонь. Он бросился к Сораевски и увидел, что его жизнь уже не удастся спасти. Последние слова Сораевски были: «Скажите моей матери и передайте ей мои часы. А теперь, пожалуйста, захватите оставшиеся дома». Через несколько минут все дома были захвачены, но потеря лейтенанта Сораевски, командира, которого так уважали и любили подчиненные, омрачила этот успех. Однако горевать времени не было, поскольку выяснилось, что в погребах некоторых домов вместе с мирными жителями прячутся советские солдаты. Эти солдаты застрелили двух немцев.

Ответом на немецкие призывы к сдаче было молчание. Мейзер решил, что один из домов с погребом нужно поджечь, что вскоре заставило пятерых человек вылезти с высоко поднятыми руками. Все они были одеты в штатское, но после этого стреляли в нарушение Женевской конвенции. Но в войне на Восточном фронте нарушения случались очень часто. Никого не удивило бы, если бы советских «солдат» расстреляли на месте, но Мейзер отправил их в соседний дом и приставил к ним охрану.

Люди, прятавшиеся еще в одном погребе, отказывались сдаваться. Мейзер слышал, что в погребе находятся женщины и дети. Тут из погреба раздался выстрел по приближавшемуся к входу фельдфебелю. В ответ тот немедленно забросил в погреб гранату. За взрывом последовали стоны. Наружу вылезла женщина с раненым ребенком, следом вышли два солдата. В погребе люди Мейзера обнаружили трупы еще двух солдат и одной женщины.

Бой закончился, и Мейзер принялся быстро писать донесение. Он решил написать отдельное донесение о смерти лейтенанта Сораевски, но перед этим нужно было закончить донесение о бое. Он выяснил, что кроме лейтенанта Сораевски было убито двое и еще один солдат получил ранение. Как раз когда Мейзер закончил свое донесение, раздались винтовочные выстрелы. Оба пулеметчика, которые из любопытства высунули головы из укрытия, были поражены в голову. Мейзеру пришлось добавить в отчет еще двоих убитых. Цена, заплаченная за взятие хутора, показалась ему слишком высокой, а потери – бессмысленными, поскольку Красная армия занимала высоту, господствующую над местностью. Сомнения Мейзера в Штельцнере усилились еще больше, когда во второй половине дня, похоронив убитых, он получил приказ оставить большую часть захваченного хутора. К тому же приказ Штельцнера включал детальный план устройства обороны и расположения ротного командного пункта. Мейзер, как и находившиеся с ним пехотинцы, нашел этот план совершенно непригодным. Они составили сообщение с протестом против приказа и отправили его Штельцнеру с посыльным.

Вскоре прибыл лейтенант с приказом Мейзеру сдать ему роту, которой Мейзер командовал после гибели Сораевски. Мейзер пожал плечами и предоставил новому офицеру возможность взять на себя ответственность за выполнение приказов Штельцнера, хотя и отметил недостатки, присущие построению обороны, которое приказал организовать командир батальона. Однако приказ оставался в силе, и Мейзеру оставалось только ждать развития событий.

Советские попытки рассечь «мешок», 7–10 февраля

Утром 7 февраля в штабе 8-й армии начальник снабжения внимательно изучал ситуацию со снабжением группы Штеммермана. Он пришел к выводу, что запасов корпусов хватит в лучшем случае до 9 февраля, но не больше. Критическим фактором были боеприпасы. Положение с продовольствием было лучше. 7 февраля генерал Лиеб посетил свое прежнее соединение, корпусную группу «Б», чтобы посмотреть, как питаются солдаты. Впоследствии он отмечал в своем дневнике, что в наличии было много сосисок, хлеба, сахара и сигарет – этих запасов хватило бы, по крайней мере, еще на 10 дней. Положение с продовольствием служило утешением, но оно не могло отпугнуть Красную армию.

Перемещаться по глубокой грязи на автомобиле было очень сложно, и даже на маленьком самолете «Шторх» сейчас было очень рискованно приземляться где-либо, кроме поверхностей с твердым покрытием. В связи с этим командирам было сложно встречаться друг с другом. Но железные дороги не страдали от распутицы, и Вёлер решил ехать в штаб фон Формана на поезде. Вёлер хотел вывести с передовой две из своих танковых дивизий, направить их на левый фланг корпуса и атаковать в северном направлении. Как обычно, фон Форман видел много трудностей в осуществлении этого замысла, но обещал сделать все возможное, чтобы перебросить танки в намеченный район.

Селиванов надеялся, что его казаки возьмут Валяву 6 февраля, но упорное сопротивление немцев не позволило им сделать это в срок, на который рассчитывал их командир. Утром 7 февраля Валява наконец была занята после тяжелых уличных боев. Вскоре немцы организовали контратаку, чтобы вернуть село, но к наступлению темноты не имели решительного успеха. Ожесточенные бои за село продолжались в течение ночи, а затем еще несколько дней. Немецким командирам было ясно, что пока Валява в руках Красной армии, угроза разрыва связи между XI и XXXXII армейскими корпусами сохраняется. Существовал вариант отвести войска из окрестностей Городища и района к юго– востоку от него и сосредоточить части XI армейского корпуса в районе, который в данный момент удерживал XXXXII армейский корпус. Поскольку было гораздо вероятнее, что ближе всего к окруженной группировке продвинется III танковый корпус, а не куда более слабый XXXXVII танковый корпус, наиболее реалистичной выглядела организация прорыва из района Шендеровки. Однако сдача позиции по реке Ольшанке раскрыла бы замысел немцев их противникам. Ни фон Манштейн, ни Вёлер не хотели ставить Конева и Ватутина в известность относительно своих планов.

На этом этапе битвы многие советские части тоже испытывали трудности со снабжением. Распутица была не единственной причиной. С тех пор как III танковый корпус достиг Гнилого Тикича, маршруты снабжения ключевых советских соединений, таких, как 6-я танковая армия, оказались гораздо протяженнее, чем прежде. 6 февраля 2-я воздушная армия начала подготовку операции по снабжению наземных войск, и 8 февраля 2-я и 6-я танковые армии, а также 40-я армия начали получать снабжение самолетами По-2. Операция снабжения по воздуху продолжалась до самого конца битвы. И хотя объем доставленных по воздуху грузов был не так велик, как у немцев, его вклад оказался весьма ценным.

В 9:30 8 февраля Шпейдель направился в Малую Виску, где встретился с начальниками штабов XXXXVII танкового корпуса, 10-й моторизованной, 14-й танковой, 106-й пехотной и 320-й пехотной дивизий. Шпейдель в общих чертах описал предстоящие операции, которые требовали некоторых перегруппировок. Основное направление удара находилось на левом фланге XXXXVII танкового корпуса, где планировалось задействовать 11-ю танковую дивизию. Чтобы высвободить дивизию Витерсхейма, дивизии, представители которых собрались в Малой Виске, должны были занять более протяженные участки обороны. Предстояли существенные перегруппировки, которые неминуемо влекли за собой дальнейшую борьбу с грязью.

Примеры трудностей, вызванных распутицей, можно найти в журнале боевых действий танкового батальона 14-й танковой дивизии. Задачи посыльного в батальоне пришлось возложить на огнеметный танк. Для доставки запасных частей к нескольким танкам, оставшимся в батальоне, использовались шасси танков Pz-IV. Изначально предназначенные для тренировки механиков-водителей, они до окончания оттепели оставались главным средством для обеспечения снабжения батальона. С тех пор, как немцы впервые столкнулись с русской распутицей осенью 1941 года, им было ясно, что надежно преодолевать ее могут только гусеничные машины. Помимо танков и полугусеничной техники немцы разработали ряд оснащенных гусеницами транспортных машин, таких как «Молтье» (Maultier) и гусеничный тягач «Восток» (Raupenschlepper Ost), но производство и обслуживание таких машин обходились дорого, а кроме того, они потребляли больше горючего, чем обычные грузовики. В связи с этим их всегда не хватало. И тем не менее дело у немцев обстояло лучше, чем у советской стороны, которая вообще не имела собственного производства таких машин.

8 февраля XXXXII армейский корпус ожидали два сюрприза. Первым из них было советское предложение о сдаче (описанное в прологе книги), а вторым стала советская атака через реку Рось, выше по течению от Стеблева. Переправившись у Николаевки, несколько советских рот вошли в лес к востоку от реки, прежде чем спешно собранные немецкие войска сумели временно сбить советский плацдарм. Восточнее, у Валявы, сложилось тупиковое положение, но ситуация у Городища оставалась сложной. Лиеб отмечал в своем дневнике, что «машины, артиллерия, тяжелое вооружение 72-й, 389-й дивизий и дивизии СС „Викинг“, как и сотни раненых, застряли в Городище. Отход на прежние позиции привел бы к неприемлемым потерям в личном составе и материальной части. Позиции требовалось удержать в течение еще 24 часов».

Антон Мейзер отступает

Рота, в которую был зачислен Мейзер, состоявшая из артиллеристов из его батареи и солдат из пехотной роты, в предыдущий день не участвовала в серьезных боях. Однако Мейзер и сержант из пехоты видели, как советские войска подтягивались на фланги немцев. Оба были уверены, что их позиция была совершенно непригодна для обороны, и постарались убедить командира роты проигнорировать приказ Штельцнера. Но лейтенант Рудель, командовавший их ротой, был направлен на фронт до окончания учебы и практически не имел боевого опыта. В результате он не стал пытаться идти наперекор принятому решению, а вместо этого в точности следовал приказам, полученным от Штельцнера [168]168
  Meiser. Die Ноllе von Tscherkassy, с. 229.


[Закрыть].

8 февраля советские войска перешли в атаку, создав угрозу обхода немецких позиций. Как и предсказывали Мейзер и пехотный сержант, немцы оказались слишком слабы, чтобы отбить советскую атаку, особенно с учетом сильно растянутой линии обороны. Немецкие солдаты стали отступать, но сержанту удалось превратить беспорядочное бегство в управляемый отход, хотя потери были значительны. Когда он и его люди встретили пехотного лейтенанта с тридцатью солдатами, то сразу же влились в его отряд. Им было достаточно сидения на безнадежной позиции по приказу окопавшегося в тылу майора-артиллериста.

Мейзер двинулся дальше в сторону командного пункта Штельцнера, где он нашел майора, и доложил ему о случившемся. Мейзер не поскупился на критику приказов Штельцнера, так что прежде, чем он успел закончить доклад, Штельцнер побагровел от злости и закричал, выхватывая пистолет: «Вы с ума сошли! Немедленно назад в роту!»

«Господин майор, вам следует знать, что не можете так обращаться со мной, – отвечал Мейзер. – Господин майор, вы, кажется, не поняли моего доклада. Рота больше не существует. Удостоверьтесь у других подразделений. А теперь, господин майор, сообщаю вам, что я болен! У меня сильно разболелась старая рана».

Штельцнер, казалось, был на грани потери самообладания, но Мейзер направился в ближайший дом, не упуская из вида майора. Как и ожидалось, в доме Мейзер нашел батальонного врача, который сказал, что Мейзер поступил совершенно правильно. В этот момент врача прервал телефонный звонок. Звонил Штельцнер, который потребовал, чтобы Мейзера проверили очень критически, чтобы получить медицинское свидетельство, что он пытался уклониться от боя. Доктор спокойно ответил, что Мейзер не пытался уклониться от боя, а его рана безусловно оправдывает его нахождение в тылу. К тому же Мейзер настолько ослаблен, что нуждается в недельном отдыхе от боя.

Штельцнер сердито бросил трубку, ничего больше не сказав. Мейзер был внесен в список больных, но недолго оставался в доме-госпитале. Не ставя Штельцнера в известность, Мейзер объявил себя здоровым. Доктор назвал Мейзера сумасшедшим, но отпустил его, снабдив болеутоляющими средствами. Мейзер присоединился к наспех собранному пехотному подразделению. Как и многие другие подобные формирования, оно не имело успеха в бою, и вскоре Мейзеру вновь пришлось разыскивать свою дивизию.

Снабжение окруженных сил по воздуху

Кое в чем события развивались для группы Штеммермана благоприятно. Наиболее важным из таких моментов было весьма успешное снабжение по воздуху 8 февраля. В течение дня согласно первоначальным докладам на аэродром Корсуня было доставлено 20 тонн боеприпасов и 14 кубометров горючего, а кроме этого, в «мешок» были сброшены 127 контейнеров с различными грузами. К тому же в течение ночи на 9 февраля было доставлено еще 100 тонн боеприпасов и 32 кубометра горючего, а 566 раненых обратными рейсами были вывезены в тыл. Фактически позже обнаружилось, что эти первоначальные доклады давали весьма скромную оценку – впоследствии сообщалось, что в промежуток между утром 8 февраля и утром 9 февраля в группу Штеммермана было доставлено по воздуху 150 тонн боеприпасов и 60 кубометров горючего. Это было наибольшее количество, которое до сих пор удавалось ввезти по воздуху за 24-часовой интервал.

Прибытие такого количество необходимых грузов, прежде всего боеприпасов, дало группе Штеммермана некоторую передышку. Она действительно случилась в самый последний момент – начальник снабжения 8-й армии предсказывал, что имеющиеся запасы боеприпасов будут исчерпаны 9 февраля. И все же, когда Шпейдель и Буссе утром 9 февраля обсуждали сложившееся положение, они единогласно пришли к выводу, что группе Штеммермана следует идти на прорыв не позднее 11 февраля.

Хотя значительное количество раненых и вывезли в тыл, многие еще остались в окружении. Поздним вечером 8 февраля сообщалось, что в Корсуне остаются приблизительно 1400 раненых. Некоторые из них были эвакуированы следующей ночью, но, вероятно, оставалось еще около 1000 человек.