Текст книги "Газета Завтра 887 (46 2010)"
Автор книги: Газета Завтра Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Анастасия Белокурова ПЁСТРАЯ ЛЕНТА
«Пёстрые сумерки» (Россия, 2009, режиссёры – Дмитрий Коробкин, Людмила Гурченко, в ролях – Людмила Гурченко, Дмитрий Кубасов, Виктор Раков, Владимир Ильин, Александр Ширвиндт).
«Я смотрю так много картин по телевидению, где много таких грустных моментов в смысле: жизнь ничего не стоит, стреляют направо, налево, падают, загораются, сгорают. Тела мёртвые, расчленённые, я не знаю. И вдруг внутри там такая тоска и такое желание чтобы на экране появилось что-то человеческое, и чтобы можно было заплакать и порадоваться, но без выстрелов, без уничтожения человека».
(Людмила Гурченко, «Эхо Москвы», 2010 год)
Кинообозрение нашей газеты в последнее время всё больше напоминает некрофилию под дулом автомата – есть подобную пищу совершенно не хочется, но жизнь заставляет. И тем приятнее начинать разговор не о набившем оскомину целлулоидном тлене распада времён, а о картине, способной оправдать современный отечественный кинематограф, вернуть ему – хотя бы на миг – его давно утраченную сущность. После просмотра «Пёстрых сумерек» не возникает ни чувства стыда, ни сожаления о потерянном времени, ни раздражения от очередных идеологических «гравицап». Разве что, если кто-то из зрителей на дух не выносит Людмилу Гурченко – тогда просмотр рискует превратиться в кошмар.
Если бы этой воистину пёстрой ленты не существовало, её следовало бы выдумать. Основанный на реальных событиях (Людмила Гурченко действительно принимала активное участие в судьбе талантливого слепого мальчика из Армавира), фильм позволил произойти воистину невероятному чуду из чудес – воссозданию в первозданной чистоте давно утерянного в потоке лет жанра советского музыкального ревю. И на этот раз Гурченко выступила не только как поющая актриса, но и как режиссёр, автор сценария и композитор, автор песенных композиций, которым придирчивый критик мог бы пожелать чуть большей мелодичной яркости. Но джаз – а именно он становится лейтмотивом «Сумерек» – вовсе не обязан превращаться в попсовый музыкальный шлягер. Какие-нибудь «Стиляги» Тодоровского – совсем иной жанр с другими задачами. В первую очередь, «Пёстрые сумерки» – это история о людях. И по словам актрисы – «картина для людей с тонкой организацией души, сердца и головы». Тонкая организация головы – это что-то новенькое, но в нашей жизни встречается и такое.
Итак, жил-был на свете слепой мальчик-сирота Олег, который с раннего детства играл на фортепиано, как маленький Моцарт. Однажды на одном из концертов в городе Воронеже он был замечен поющей кинодивой Анной Дмитриевной Семёновой (Людмила Гурченко) – актриса так расчувствовалась, что дала талантливому ребенку свой московский телефон. Спустя годы Олег приехал в Москву в компании немолодого пьющего ресторанного лабуха по кличке Сувора (Владимир Ильин). В суете столичных улиц слепой парень потерялся, позвонил Семеёновой, приехал к ней домой. Стареющая одинокая звезда решила помочь юному таланту, окружив его материнской заботой. Сначала она убедила прагматичного Сувору не превращать перспективного музыканта в завсегдатая кабака.
А затем в судьбе Олега поучаствовал всемирно известный джазовый пианист, в прошлом – любимый мужчина Анны Дмитриевны – Александр Белых (Александр Ширвиндт), ныне проживающий в Торонто. И все же, ряд благородных поступков не избавил актрису от главного. Одиночество – та единственная неизменная плата, которую большие артисты несут на алтарь собственной популярности. В ущерб личному счастью. «Я так одинок в этом безумном мире!», – восклицал герой Дхармендры в индийском кинохите «Любимый Раджа». И этот крик души способны подхватить многие.
Казалось бы, всё очень просто. Но в незатейливом, на первый взгляд, сюжете как никогда лучше раскрылась во всей красе старая советская актёрская школа. В одной из сцен Людмила Гурченко и Ширвиндт говорят словно и не о чём. Обычные слова, как не самый быстрый пинг-понг, сменяют друг друга в джазовом ритме. Но за всем этим стоят человеческие судьбы – зритель сразу понимает, что связывает персонажей, как они близки, несмотря на разлуки и расстояния. На таких, казалось бы, давно забытых кинематографических приёмах выстроен весь фильм. Редкий случай, когда в современной картине нет отрицательных персонажей – даже молодой коррумпированный гаишник – и тот в какой-то момент взмахнёт палочкой и споёт добрую песню. Интересны и метаморфозы экранных ролей Александра Ширвиндта. Как мы помним, в «Вокзале для двоих» он сыграл ресторанного лабуха Шурика, терзающего обычное фабричное фортепьяно. Теперь он – выдающийся пианист с мировым именем, и его тоже зовут Александр. Мелочи, но приятно. Однако вернёмся к нашей героине.
Накануне своего 75-летия Людмиле Гурченко сложно было придумать лучший повод вновь заявить о себе. И не просто поставить очередную галочку в строфе жизни, а уверенно доказать то, что на её место в кино современной России претендовать некому. Как и напомнить всем о том, что в советском прошлом ей также не было равных.
Гурченко можно любить или не любить. Но с тем, что это феерический персонаж, сложно поспорить.
Гурченко – единственная кинодива советского кино, этакая «Пугачёва» для интеллигенции, чьё появление в какой-нибудь «Кинопанораме» являлось обязательным поводом для детального обсуждения. Единственную схожую роль на небосклоне советских звёзд играла в своё время Эдита Пьеха.
Эпатаж Гурченко, её не свойственный советскому киномиру лоск истинной кинозвезды восхищал, раздражал, будоражил, но никого не оставлял равнодушным. Женщины ломали голову над рецептом её молодости, удивлялись, как из простушки, словно случайно забредшей из соседнего харьковского двора на съёмочную площадку «Карнавальной ночи», сформировалась удивительная для своего времени икона стиля. Та же Пугачёва – певица, зачастую идущая на поводу своей публики и превращающая искусство в балаган, как-то разрешила быть откровенной и пригласила Гурченко в свой клип «Примадонна» – стильный, не часто встречающийся у певицы, высокохудожественный образец музыкального мини-фильма. Достаточно окинуть взглядом ракурсы а-ля Марлен Дитрих – «словно раненая птица с опереньем золотым» – снятые Фёдором Бондарчуком, чтобы понять – другой такой женщины, как Людмила Марковна, у нас нет и не будет.
Тем более поразительно то, что, судя по «Пёстрым сумеркам», все необходимые ингредиенты для забористого коктейля под названием «Людмила Гурченко» всё еще способны сойтись в нужных пропорциях и хорошенько ударить в голову. Ради этого можно с удовольствием забыть отдающие воистину ужасающим дурновкусием акробатические кульбиты, выделываемые звездой в «Старых клячах». Или странные недавние порывы актрисы быть современной, петь рэп. Да и ужасы пластической хирургии, в своё время продемонстрированные Людмилой Марковной, ныне отступили в тень и ушли в прошлое. Как готические сказки киностудии «Universal». Сейчас актрису можно сравнить с лошадкой-фавориткой на ипподроме кинопроцесса, которая легко даст фору молодой поросли. И совершенно забыть о том, что в таком возрасте обычные кинодивы спокойно почивают на лаврах в окружении антиквариата и с тоской вспоминают о безвозвратно ушедшей молодости.
«Пёстрые сумерки» – такой же «динозавр» из прошлого, как и сама Людмила Марковна. Единственный в своем роде фильм, созданный в наши дни, который целиком и полностью принадлежит советской эпохе, её лучшим проявлениям. Современная молодежь покрутит пальцем у виска, а зрители старшего поколения испытают ностальгическую грусть. И гордость. Все, что мы потеряли, нельзя рассказать словами.
Закончить разговор хочется словами самой актрисы. «Когда я родилась, все и так знают. У меня больше нет никаких изъянов, только вот годы...» И с этим утверждением сложно поспорить. Более того. Начало 80-х провело незримый рубеж. Обозначило точку невозвращения для актёров прошлого, неспособных найти язык с новой системой ценностей, в которой они выглядели настоящими ископаемыми. К примеру, последние фильмы Луи де Фюнеса («Суп с капустой», чьи идеи впоследствии были безжалостно эксплуатируемы Рязановым в «Небесах обетованных») и Стива Маккуина («Охотник») говорили о героях, чьё время безвозвратно ушло. Новый мир диктовал координаты, пеленговать которые было суждено другому поколению. Но «Пёстрые сумерки» наперекор всему опровергают негласный закон. Войти дважды в одну и ту же реку оказывается возможно. Только равнодушной современности глубоко наплевать. Она этого попросту не заметит.
Андрей Смирнов МУЗОН
ГЛЕБ САМОЙЛОFF & The MATRIXX. «Прекрасное жестоко». («Союз») 2010.
Некоторое время назад при звонке на мобильный Глеба Самойлова вместо гудка можно было услышать заглавную песню из популярного фильма «Гостья из будущего» – «Прекрасное далёко не будь ко мне жестоко». Программа и пластинка «Прекрасное жестоко» полновесно выражает изумление от «дивного нового мира», в котором оказались музыканты, герои их песен и общество в целом. К тому же, сам Глеб Самойлов – из поколения «последних пионеров», у которого недавние исторические катаклизмы и трансформации отпечатались почти на коже. Это стоит учитывать, пытаясь понять остроту тем и резкость заявлений альбома.
Дебютный альбом проекта «Глеб Самойлоff & The Matrixx» вышел в двух вариантах. Лимитированное издание содержит больше, нежели привычные бонусные треки или редкие картинки, – полноценный CD «Маленький Фриц», мифотворческий сольник Глеба Самойлова двадцатилетней давности. Тогда он получил локальное хождение и полулегендарный статус, но для программы «Прекрасное жестоко» номера «Маленького Фрица» были выведены из архива и оказались более чем актуальны.
И в оформлении не обошлось без вызова – у обложки объёмное изображение, использованы работы Алексея Беляева-Гинтовта.
Двадцать четыре трека, стихи и песни, готический рок, пост-панк и техно, иезуитский сарказм, гневные выпады и радикальный протест. При этом жёсткость инвектив соседствует с почти исповедальными настроениями. В чём сошлись ушедшие в разные стороны по части восприятия эксперты или слушатели – «Прекрасное жестоко» – своеобразный документ эпохи.
«Прекрасное жестоко» вполне укладывается в понятие «Культура Апокалипсиса». Здесь очень хочется воспользоваться, как всегда, элегантным культурологическим тезисом Сергея Калугина («Оргия Праведников»). Речь шла о некоторых близких Калугину западных артистах, но в случае «The Matrixx» осязаемо схожее движение: «Если искусство модерна можно обозначить избитой аллегорией – образом клоуна, рыдающего под смеющейся маской, если в искусстве постмодерна ситуация прямо противоположная – маска рыдает, а клоун под ней смеётся-потешается над легковерной публикой, то в творчестве перечисленных артистов мы сталкиваемся с совершенно новой ситуацией. Это отчаянное рыдание под маской, изображающей рыдание. Поэтому и не понимают критики, как можно верить такому. Они привыкли, что если маска рыдает – значит, над ними втайне смеются…» Новомодный тренд – социальная активность отечественных музыкантов. Отдельно взятые общественные язвы, гримасы режима внезапно озаботили ряд видных и не очень видных деятелей культуры. Но ставить в этот ряд Самойлова неправильно – его не устраивает система в целом.
«Общество часто прощает преступников, но никогда не прощает мечтателей», – некогда заметил Оскар Уайльд. В некоторых «приличных местах» это моментально просекли – и в поддержке альбому отказали – мол, не формат, много электроники. Надо думать, прокрученный в FM-мясорубке «Опиум» был идеально рок-форматным.
У Великого Инквизитора в «Братьях Карамазовых» имелось три человеческих усмирителя: чудо, тайна, авторитет. Не вдаваясь в проблематику Достоевского, сегодня мы точно живём в мире без тайн, чуда и авторитетов. Взамен подделки, искусственные заменители, фальшивые герои и хаотичное мельтешение структур, выдаваемое заинтересованными институциями за порядок.
В ответ неизбежны противоречивые симпатии, терпимость к любым формам сопротивления, когда важна энергия порыва, тип бунтаря. И преодоление инерции связано с погружением в травматический опыт, с провокационными стратегиями. Пусть это и воспринимается как внезапное впадение в мальчишество, что якобы накрыло сорокалетних дядей.
Непростая и не очень выгодная позиция: если Глеб Самойлов посчитает нужным заявить нечто, то сделает это, невзирая на конъюнктуру, тактизм, изящность фразы. Такое слово может шокировать, ранить. Но хватает эпох, когда вместо изысканной реплики должен последовать удар наотмашь, а яростный вопль точнее рационального довода.
Спокойной ночи, оккупант,
Пускай тебе приснится танк.
И мы глядим через прицел
Ты цель, ты враг – пока ты цел.
Вокруг Садового кольца
Фонарь на каждого козла.
Висите языками вниз –
Как здорово, что все вы здесь
Сегодня собрались!
ПРЕДЧУВСТВИЕ ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЫ
Оптимисты учат английский, пессимисты – китайский, а реалисты – «Калашников».
Позднеперестроечная шутка
Во времена Советского Союза так называемая «литература постапокалипсиса» отсутствовала как жанр не только благодаря усилиям цензуры – отнюдь: и «Мальвиль» Роберта Мерля, и «Почтальон» Дэвида Бринна, и «Город» Клиффорда Саймака, и «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери дошли до советского читателя. Но воспринимать эту часть литературы как что-то большее, чем небезынтересные умственные изыски, пусть и прогрессивных, но буржуазных писателей, мешали сложившиеся в нашей стране социально-экономические условия. Да-да, та самая пресловутая и высмеиваемая так называемыми юмористами уверенность в завтрашнем дне.
На Западе же постапокалиптика, начавшись с книг, полных гуманистического смысла, дум и тревог по поводу нелёгкой судьбы человечества, которое на излёте эпохи модерна осознало свою хрупкость на берегу бесконечного океана мироздания, и свою полную уязвимость перед любым реально значимым вызовом, будь то ядерный холокост, внезапная мутация гриппа, бунт шагающих роботов-убийц или вторжение инопланетных плотоядных растений, – так вот, начавшись с Брэдбери и Саймака, жанр очень быстро прошёл стадию первичной монетизации, и из пищи для ума особенно параноидально настроенных и чувствительных натур превратился в отстойник для литературных халтурщиков. Достаточно сравнить даже не книги, а тематические фильмы (которые, вообще-то, должны начинаться с появления сценария, а не с утверждения бюджета, как сплошь и рядом происходит сегодня в Голливуде и его всемирных окрестностях), за последние 30 лет, чтобы убедиться в том, что общее вырождение так называемой западной цивилизации коснулось и этой сферы.
Георгий Судовцев АПОСТРОФ
Марат Мусин. Кто виноват? Что делать? Серия «Антикризис». – М.: Книжный мир, 2010, 288 с., 1500 экз.
Казалось бы, чего уж проще: собрать распечатки текстов своих радиопередач, да и тиснуть их отдельной книгой?! Тем более, что собеседники с обложки – как на подбор, чуть ли не все со страниц газеты «Завтра»: Михаил Делягин и Михаил Хазин, Владимир Квачков и Георгий Малинецкий. Тема – самая что ни на есть животрепещущая: глобальный финансовый кризис, причины, следствия, прогнозы... Ведущий одноименной программы на радиостанции «Говорит Москва» и автор книги – тоже не шоумен, а вполне серьёзный ученый, доктор экономических наук, профессор, заведущий кафедрой, специалист по теории и практике управления, и прочая, и прочая, и прочая...
Он, между прочим, заявляет, что "в условиях криминального экономического режима (угадайте с двух раз, где это такой. – Г.С. ) воруют, как ни странно, богатые компании с западным участием и с западным менеджментом... 90% мелких компаний украли всего 10%, тогда как 5% крупных – более 80%".
То есть, на что покусился господин Мусин? Он покусился на святая святых – на «правильный» западный капитализм, который, в отличие от российского, «дикого» и «неправильного», суть сбыча лучших мечт человечества и его светлое будущее. А тут: западные ангелы – и «воруют»... Непорядок.
Или вот еще сентенция автора: «Коррупция и, соответственно, экономический криминал изначально заложены в самой социально-экономической модели, взятой за основу в нашей стране... Если сырьевая рента по закону принадлежит государству, то взять её можно только неправовым путём».
Нет, ну, правда, чем гражданин Абрамович Роман Аркадьевич так уж отличается от гражданина Иванова Ивана Ивановича? Тем, что он богат, а Иванов беден? Да, несомненно. Но прежде всего тем, что доля миллионов таких Ивановых в государственной собственности отошла к одному Абрамовичу, что Абрамовичу разрешили съесть доли Ивановых, назвав этот процесс красивым словом «приватизация».
Михаил Хазин: «Кризис 1998 года, из которого мы так и не вышли, мы заморозили за счёт двух источников денег. Первый – экспортные доходы от продажи нефти, газа и т.д. А второй источник – рефинансирование российской банковской системы за счёт западных кредитов... Как только их не станет, вся система очень быстро посыпется...»
Сегодня мы видим, что высокие цены на нефть, свыше 80 долл. за баррель – это единственная скрепа всей «вертикали власти», сверху донизу, уже давным-давно отправившей своих детей интегрироваться в западное общество.
Георгий Малинецкий говорит о «реформе образования»: «Пока приходится наблюдать очень высокую степень шизофрении и неадекватности руководства нашего Министерства образования. С одной стороны, ведутся реформы, Фурсенко рапортует о достижениях ЕГЭ. С другой стороны,.. он же заявляет, что в трёх тысячах вузов страны и в их филиалах почти ничему не учат...»
Или вот слово о реформе армии предоставляется полковнику Квачкову: «Специалисты, которые вырабатывают решения, которые реализует Сердюков, – это очень грамотные специалисты. Это наши противники, это наши враги,.. которые грамотно строят систему по уничтожению Российской армии».
Понятно, такую передачу не могли не закрыть. Но слово – не воробей, а теперь оно еще и отпечатано на бумаге, пусть и небольшим тиражом, пусть и с досадными опечатками (но это – болезнь почти всех современных изданий, выходящих на русском языке). Как говорится, не вырубишь топором...