Текст книги "Газета Завтра 939 (46 2011)"
Автор книги: Газета Завтра Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Александр Маслов – Изгнание из еврорая
Споры о том, исключать или не исключать Грецию из зоны евро и, соответственно, из Евросоюза, что делать с Италией, Испанией, Португалией и другими странами-должниками, не пора ли сформировать «экономически здоровое ядро», «Соединенные Штаты Европы», «большую еврошестёрку» в составе Германии, Франции, Нидерландов, Австрии, Финляндии и Люксембурга, отрезав от них проблемную и кризисную «периферию», – вот актуальная повестка дня для современной Европы. И она, помимо очевидного сугубо финансового аспекта, имеет и важнейшее идеологическое измерение.
Буквально на наших глазах подвергается жестокому испытанию пресловутая «новая европейская идентичность», основанная на идеях экономического процветания и развития «любой ценой». Если государства-должники будут изгнаны из Евросоюза, как согрешившие Адам и Ева из рая, то ни о каком «европейском векторе развития», например, для Украины и для других стран Восточной и Центральной («малой») Европы речи уже не будет идти в принципе.
Как известно, политика – это искусство возможного, и если вступление в Евросоюз окажется перспективой не просто далекого, а вообще неопределенного будущего, то политические приоритеты на указанном выше пространстве неминуемо изменятся – даже если Германии и Ко удастся, – во что верится с трудом, – относительно быстро и безболезненно справиться с экономическими последствиями кризиса.
При этом – ведь в политике, как в природе, не бывает пустоты – образующийся геостратегический вакуум неизбежно будет заполняться иными проектами. И этот процесс, несомненно, открывает совершенно новые возможности для России, которая, в силу своего культурно-исторического и экономического статуса, неизбежно станет одним из центров притяжения для «малой Европы».
И в этом качестве ей предстоит выдержать конкуренцию не только со стороны «большой Европы» во главе с Германией, которая будет пытаться даже гораздо меньшими, чем ранее, средствами сохранить и расширить свои «зоны влияния» на Востоке, но также со стороны США и Китая.
Соединенные Штаты в своей внешней политике традиционно сочетают механизмы «подкупа властных элит» с формированием проамериканских «неправительственных» общественных структур, осуществляющих целый ряд политических функций и выступающих проводниками политики Вашингтона в той или иной стране мира. При этом, пока статус доллара как главной мировой валюты не находится под вопросом, проблема финансирования перед госдепартаментом и спецслужбами США, практически, не стоит.
Пекин же при формировании собственных «зон влияния», как правило, использует принципиально иные методы, в основе которых лежит постоянная «инфильтрация» китайского финансового, производственного и человеческого капитала на территорию соответствующего государства.
Символом и главным инструментом американской доминации является доллар, символом и гланым инструментом китайской – чайнатаун.
А что же Россия? Очень похоже на то, что сегодня роль символа и главного инструмента её геостратегической доминации поручена пресловутой «трубе», нефтяной и газовой. Именно это, судя по всему, имел в виду Владимир Путин, выдвигая тезис о России как «энергетической сверхдержаве» современности.
Но сами по себе нефть и газ, при всей их необходимости и важности для нынешней цивилизации, нигде не могут обеспечить российской доминации, поскольку являются всего лишь средством для достижения цели, но не целью как таковой. Россия как государство, как геостратегический субъект не генерирует сегодня никаких новых, а тем более – проектных смыслов для себя и для остального мира. И это важнейший её конкурентный недостаток по сравнению с другими глобальными «центрами силы».
Даже идея Евразийского союза была подана тем же Владимиром Путиным не в качестве самоценного проекта, а всего лишь как «более удобная форма» для присоединения к проекту общеевропейскому – тому самому, который сегодня трещит и распадается буквально на наших глазах.
Пытаться превратить Россию в часть Европы так же бессмысленно и непродуктивно, как пытаться превратить её в часть Азии, или в нечто, содержащее «понемногу того и другого».
К чему приводят подобные попытки в реальной политике, можно судить по известным строкам поэта Анатолия Осенева, «в миру» более известного как экс-председатель Верховного Совета СССР Анатолий Иванович Лукьянов:
Мы – не Европа и не Азия,
Мы – сочетание начал...
Первая из них – несомненная и абсолютная истина, а вот вторая – уже более, чем сомнительна, поскольку подразумевает вторичность России относительно неких внешних для неё, европейских и азиатских «начал», – вторичность, ярко выраженную в зеркальном к «Евразии» термине «Азиопа».
Россия – это не Европа и не Азия. Россия – это Россия. Но, чтобы и дальше оставаться Россией, не утратить свою культурно-историческую идентичность, она должна сегодня заново и внятно переформулировать свои собственные «начала». В противном случае на евразийском (географическом) пространстве возникнут и утвердятся совершенно иные центры доминации.
г. Киев
Юрий Сошин – Новое варварство
Современная ситуация на российском Северном Кавказе очень сложна и справедливо оценивается как весьма близкая к катастрофе. Часто говорится о некоем «цивилизационном разломе», «конфликте цивилизаций» и т.п. Хотя Северный Кавказ является хоть и достаточно автономной, но неотъемлемой частью российского социокультурного и политического пространства.
Вполне можно говорить о самобытной цивилизационной традиции России как части европейско-христианского мира, но в отношении Северного Кавказа говорить о некоей «цивилизации» – очень большое допущение. Со стороны достаточно нового для Северного Кавказа салафизма (ваххабизма), можно говорить лишь о «цивилизационной потенции», о заявке на некую «новую мусульманскую цивилизацию» в качестве локальной части общемирового салафитско-талибского проекта.
Появление «модернистского» радикального исламизма на Северном Кавказе есть, в частности, следствие кризиса экономико-административного и культурно-идеологического комплекса, создаваемого Россией в советское и досоветское время.
С момента закрепления России в регионе общественная жизнь Кавказа постоянно менялась. Попытка создания самобытного социально-политического устройства, предпринятая имамом Шамилем и его предшественниками, – так же, как и современный северокавказский салафизм, – была модернистским проектом, конфронтирующим и с российско-имперским «новым порядком», и с адатным традиционализмом. Имея в основе мобилизационно-газзаватную идеологию, личную харизму Шамиля и секиру его палача, имамат был изначально нежизнеспособен и погиб, прежде всего, по причине внутреннего кризиса.
Попытки «возродить» на религиозной основе некую «древнюю традицию», как и в Афганистане при талибах, ничего общего с реальной традицией не имеют. Современный салафизм Северного Кавказа никак не является возвратом к региональной традиции, с нею он расходится не менее радикально, чем с российско-европейской.
После ряда растянувшихся на несколько десятилетий войн царская, а потом и советская Россия смогла найти и предложить Кавказу определенные формы общественного устройства, которые были приняты кавказским социумом (кроме вайнахов – их, по сути, Россия «цивилизировать» так и не смогла). Эти формы были компромиссными по сути, включая в себя сохранение и даже консервацию некоторых архаично-традиционных форм общественного устройства.
Но с кризисом российско-имперских, в том числе советских, форм социальности, Кавказ начал выпадать из российского цивилизационного поля («Русского мира»). Кризис российского государственного проекта для Кавказа стал намного более разрушительным, чем для собственно России. Северный Кавказ оказался более «беззащитен» в духовном и социальном плане. Этот регион был иждивенческим и инфантильным в «этнопатерналистской» советской госсистеме, порой искусственно консервировавшей многие моменты традиционной общественной жизни.
Наступившее в 90-е годы падение уровня жизни, меркантилизация социальных отношений, разрушение традиционного коллективизма – все это нанесло сильнейший удар по кавказскому социуму. Сохранение прежнего миропорядка, в том числе – в культурно-ценностной сфере, стало всё более проблематичным.
Возник мощный прессинг определенных потребительских ценностей, доступа к которым частично или полностью горцы оказались лишены. Но массово проявляется стремление жить с полным набором благ современного потребительского общества, а также стремление уйти из-под контроля реальной традиции, системы общинных норм и запретов. Когда прежняя нормативно-сдерживающая система отвергается, а новой нет, – в обществе возникает мощный фрустрационный фон, вплоть до массовой деморализации и асоциализации.
В частности, существует специфическая проблема «спуска с гор». Горские законы остаются в горах. Горец, особенно молодой, выйдя из прежнего микросоциума, зачастую становится совершенно другим человеком, далеко не лучшим в морально-нравственном отношении. Проблема «спуска с гор» многопланова. В частности, горцы-мигранты, выселяясь на равнину, как правило, не переносят на новое место жительства свои прежние общинные порядки, в местах массовой миграции горцев возникают социальное, в частности межэтническое, напряжение, периодически перерастающее в открытые конфликты.
В контексте данной проблематики салафистская «реконкиста» зачастую является средством сохранить в условиях аморалистичного ценностного прессинга хоть какую-то нравственно-нормативную основу бытия. Как на общественном – в сёлах и районах, так и на индивидуальном уровне. Стремлением не потерять человеческий облик и с помощью ислама сплотить людей в «джамаат» – новую редакцию традиционной сельской общины. Но при наличии определенного процента тех, кто реально готов на серьезные внутреннюю реконструкцию, вплоть до вооруженной борьбы и шахидизма, для подавляющего большинства «исламизация бытия» не простирается далее внешних проявлений. При этом главным моментом подобной «революционной исламизации» является «протест против», демонстрация отторжения прежних устоев, зачастую на уровне подросткового фрондерства и эпатажа.
Противостоящих же радикальной исламизации и действительно авторитетных людей, к мнению которых прислушиваются в обществе: таких, как дагестанский врач профессор Шамов или мэр Махачкалы Саид Амиров, – на Кавказе крайне мало, многие из них, как теолог Максуд Садиков, физически уничтожаются. Те же, кто еще жив, одиноки, голос их мало слышен, реальную альтернативу радикальной простой и доступной «новоисламской» идеологии их мнение составить не может. Тем более, что аморально-коррупционной характер современной общественной жизни «подвешивает в воздухе» любые попытки пропаганды основанного на законе и нравственности светского общественного устройства.
Кризис светских ценностей отчетливо проявляется в сфере образования. Для современного горца – при достаточном практицизме и четком осознании жизненной перспективы – полноценное образование часто становится лишним элементом в индивидуальной жизненной стратегии. Для работы в поле, на стройке или для торговли на рынке достаточно и начального образования.
Новые исламские авторитеты на Северном Кавказе признают, что образование людям необходимо. Но их «образовательный стандарт» достаточно примитивен: мусульманин должен читать Коран, писать, знать четыре правила арифметики… Если есть способности, можно изучать Коран и стать улемом-богословом. А всё, что сверх этого «стандарта», – «лишнее знание», зачастую мешающее истинному мусульманину обрести должную «чистоту веры». Джохар Дудаев, введший четырёхклассное образование для девочек и публично заявлявший, что и чеченцу-мальчику среднее образование ни к чему, – озвучивал прочно укорененное в чеченском (горном) обществе убеждение. По мнению многих традиционных чеченских авторитетов, светское (русское) образование противоречит мусульманскому духовному идеалу, во времена Ичкерии такое мнение озвучивалось не раз и с самых высоких трибун.
Подобная идеология «добровольного варварства» идейно оформлена и распространена уже на всем Кавказе. Образованность, в отличие от богатства, уже не гарантия общественного уважения. Такое положение привело к тому, что в отдаленных районах наблюдается дефицит квалифицированных кадров: врачей, учителей, ветеринаров, инженеров коммунальных сетей и.т.д.
Налицо кризис кавказской интеллигенции как автономного социального слоя. Происходящий по естественным причинам уход той ее части, которая является носителем светских квазисоветских духовных ценностей, все более ослабляет прежние общественные позиции. Новая смена, вместо образования в строгом смысле понятия имеет (если имеет) лишь набор узкоспециальных знаний, своей «интеллигентской» ценностной системы у неё нет. Образованная горская молодежь духовно дезориентирована, и именно из неё выходит большинство лидеров и бойцов за «новый исламский порядок».
Стремительно происходит духовная деградация русской части кавказского общества. Живущие среди горцев последние русские – очень простые, зачастую даже примитивные люди. Существующие в ситуации превентивного стресса, они уже лишены особых духовных запросов, малочувствительны к культурно-образовательной проблематике и социально пассивны. У местного населения оставшиеся русские авторитета уже не имеют, их присутствие давно потеряло прежде существовавший цивилизационный потенциал. Поставленный мэром Махачкалы Саидом Амировым памятник «Русской учительнице» – это надгробие российскому цивилизационному проекту, а также уходящим из кавказского общества светско-европейским идеалам Науки, Рационализма и Знания.
По мере естественного уменьшения активности сформированной в советском духовном поле части социума и уменьшения влияния «доставшихся в наследство» социализирующих институтов (школа, армия, светские формы искусства: литература, театр, музыка), происходит все более радикальное, глубинное отмежевание молодой части социума от цивилизованности как таковой. На социальном поле начинает царить «новый дикарь», не имеющий минимального культурно-образовательного багажа, чьи животно-этологические формы поведения уже не сдерживаются традиционной нравственностью. Если он и не принимает «исламские ценности», то лишь по причине нежелания ограничивать себя требованиями религии и отказываться от «светских ценностей»: алкоголя, футбола, чревоугодия и т.п.
Наступление эпохи «освобожденных от всего» «новых дикарей» уже во многих местах на Кавказе превращает обыденную, повседневную жизнь людей в ад. Особенно для незащищенных традиционной этикой частей населения, прежде всего – русских.
Наблюдаемая ныне в Дагестане, КБР, КЧР и т.д. «салафистская реконкиста» в части случаев является своеобразной попыткой части кавказского общества противостоять «приходу дикости», способом создать хоть какую-то нравственную и социальную замену исчезающим российско-европейским цивилизационным конструктам. В подавляющем большинстве же это лишь следствие «духовного вакуума», заполняемого религиозными по форме примитивно-арессивными идейными и поведенческими конструктами. В ряде случаев – например, ваххабитские села и даже районы в Дагестане, – попытки создать шариатский «альтернативный социум» достаточно успешны.
Радикально-исламистская «альтернативная культура» и уже кое-где надстроенные над ней социальные формы – всё это «культура отторжения», возникшая и развившаяся благодаря кризису предшествующих форм. Ей не свойственны идейная проработанность и глубина. Зато налицо декларативность, демонстрационность и эпатажность в лозунгах и действиях, причем – с заявками на «руссоистское» сознательное опрощение, а вернее – на примитивизацию бытия. «Новый ислам» не может сохранять позитивные моменты прежней социально-ценностной системы, не может он и создать какую-то свою новую «высокую культуру», нет даже заявки на создание чего-либо подобного. Социально-созидательного потенциала у «нового ислама» нет. Он жизнеспособен, пока есть возможность «борьбы против», победа же для него гибельна.
Хотя исламизм и является попыткой «нравственной альтернативы», но в реальности он делает общество не намного более «моральным». Среди исламистов, несомненно, есть люди с высокими нравственными запросами по отношению к себе и другим. Но их мало. В подавляющем же большинстве случаев «новый исламский человек» лишь минимально ограничивает себя в том, что касается внешних религиозных правил, а в остальных поведенческих моментах он не сдерживает себя. За исламской демонстрационностью и эпатажем в большинстве случаев опять-таки виден аморальный и примитивный «новый дикарь».
Не в силах исламисты преодолеть и «болезнь» этнической и клановой разобщенности общества. «Братства народов» на почве «нового ислама» создать не удается нигде, межэтническая и межклановая конфликность сохраняется и при «новой власти». В реальной жизни подавляющее большинство неоисламистов руководствуются достаточно примитивной личностно-прагматической мотивацией. Большое значение в этом случае в исламско-радикальной среде приобретают «авторитеты» и «уважаемые люди», малоотличимые от «авторитетов» криминальных.
В тех местностях, где явно (Хасавюрт, Гимры) или скрыто (Ингушетия, Кизляр) власть переходит к исламистам, их действия очень быстро теряют флер «борьбы за идею» и становятся примитивно-криминальными. «Лидеры сопротивления» или «духовные авторитеты» не могут устоять перед возможностью траты на личные цели собираемых «джихадных» и «закятных» денег, перед «лоббированием интересов» отдельных клановых или этнических групп, перед участием в дележе собственности и т.д.
Попытки лидеров «исламской реконкисты» создать «нового человека» и свои формы социального устройства заранее обречены на неудачу. Прежде всего – по причине крайней слабости культурно-идеологической базы и невозможности поддерживать даже нынешний, и без того чрезвычайно низкий, уровень социально-экономической стабильности.
А последняя существует только благодаря федеральным дотациям. Если исчезнет «денежный дождь», поддерживающий уровень жизни кавказского населения на черте, соотносимой с советским временем, то «исламский проект» – ввиду его неспособности сохранить минимально-функциональные механизмы жизни социума – быстро исчезнет в волнах будущего социального хаоса.
В целом же и современная кавказская редакция постсоветско-светского, и исламско-модернистский «цивилизационные проекты» при нынешнем положении вещей приводят к одному результату – появлению и массовому тиражированию «кавказского Гога и Магога»: слабосоциализированного, духовно примитивного субъекта с формирующими поведение примитивно-потребительскими ценностями в основе. На каком-то временном этапе массовое тиражирование данного типажа парализует общественную жизнь.
Кавказский кризис – лишь часть общероссийского социально-политического кризиса. «Отделиться и отгородиться», как предлагают многие, от Кавказа для России нереально. Слишком глубоки и многосторонни взаимосвязи. К тому же, у современной России нет ни механизмов, ни потенциала для подобного «отделения».
Но и наблюдаемое ныне властное бездействие работает только на углубление масштабного кризиса Северного Кавказа, лишь на распространение процессов социораспада.
При отсутствии реальных действий по изменению ситуации Северный Кавказ рано или поздно постигнет судьба Ливии или Египта. Конечным итогом будет «Кавказское Сомали». С враждующими между собой «истинно-исламскими государствами», с этническими и конфессиональными чистками, с казнями за тайный просмотр футбола через «тарелку».
Ощущение грядущей «эпохи Хаоса» уже изгоняет со своей родины даже собственно кавказцев. К примеру, из Кизлярского района уезжают в Россию не только автохтонные терские казаки, кумыки и ногайцы, но и новопришедшие аварцы и даргинцы. Чечню, боясь наступления «эпохи нестабильности», покидают чеченцы.
Попытки же российских властей откупиться деньгами от Кавказа приводят только к усугублению кризисных явлений. Только приближают время, когда «кавказская зона нестабильности» станет кошмаром России и всего мира.
Янина Краш – Отлетались?
Вот оно, свершилось. По словам руководителя Роскосмоса Владимира Поповкина, пилотируемая космонавтика, которая полвека была приоритетным направлением, больше таковым не является. И время-то для подобного заявления выбрано как нельзя более подходящее – Год космонавтики, когда весь мир празднует 50-летие со дня первого полета человека в космос.
В принципе, подобного развития событий следовало ожидать. Всё к тому и шло. Владимир Поповкин в интервью «Коммерсанту» недавно заявил, что «в Роскосмосе, к сожалению, на определенном этапе произошло очень большое смещение в сторону пилотируемых программ – бюджет пилотируемых программ отнимает практически половину всего бюджета агентства. Это при том, что сегодня больших проблем для пилотируемых проектов в ближнем космосе нет. Все-таки за 50 лет, проведенных СССР и Россией в космосе, специалисты выяснили, определили и разрешили практически все проблемы, связанные с пребыванием человека на высоте 300-350 км над Землей». После такого заявления становится понятно, что вот-вот должно последовать сокращение финансирования. И первая ласточка не заставила себя долго ждать.
Выступая на правительственном часе в Госдуме, Владимир Поповкин заявил, что Роскосмос пересмотрел основные положения федеральной космической программы. Сделано это, по замыслу руководства, для повышения коммерческой отдачи от ее реализации. Что же становится главным приоритетом? Нет, не пилотируемая космонавтика, как было до этого. Она благополучно отошла на третье место, уступив пальму первенства созданию спутников дистанционного зондирования Земли и метеоспутников связи. Другим приоритетом будет космическая наука, в том числе исследования Луны, а не Марса, за который ратовало прежнее руководство Роскосмоса.
По словам Поповкина, «наша конкурентоспособность на внешнем рынке определяется сегодня экономической эффективностью, надежностью российских средств выведения. В то время, как основной объём продаж в мире сегодня приходится на орбитальные космические средства, а также на предоставление космических услуг конечному пользователю. Если взять мировой космический рынок – это порядка 267 миллиардов долларов по 2010 году, то мы в нём держим 3%. В средствах выведения мы производим в год более 40% пусков. И вроде мы активно ведем космическую деятельность. Но, с точки зрения экономической эффективности, особенно в международном разделении труда в космической отрасли, мы занимаем неоправданно низкую нишу».
Поповкин заявил, что Роскосмос принял решение отказаться от разработки перспективной ракеты-носителя «Русь-М». А сегодня руководство Роскосмоса посчитало, что новые ракеты не нужны для приоритетных на сегодняшний момент задач, и сейчас необходимо сконцентрировать усилия на строительстве космодрома Восточный и последующих запусках «Союзов» с него. Для этого на космодроме «Восточный» будет построена стартовая площадка для ракеты-носителя «Союз-2». А по результатам этих пусков и будет принято решение: стоит ли продолжить эксплуатировать «Союзы» или вернуться к разработке «Руси».
Между тем, по словам Поповкина, создание «перспективной пилотируемой транспортной системы», прообраз которой был продемонстрирован на МАКСе-2011, и который премьер Путин назвал будущим российской пилотируемой космонавтики, пока по-прежнему остается в планах России. Эта новая система позволит решать задачи как освоения ближнего космоса, так и полётов в дальний. Россия не может уступить свои приоритеты в пилотируемой космонавтике, учитывая, что другие страны также разрабатывают перспективные транспортные системы. А вот разработку перспективной ракеты «Ангара» планируется вскоре завершить, и не далее, как в 2013 году начнутся её лётные испытания.
«Новых ракет, исходя из тех задач, которые мы сделали приоритетом, создавать не надо», – заявил Поповкин. Оказывается, для нужд Роскосмоса достаточно "самых надежных ракет «Союз» и «Протон», а также ракеты «Ангара».
Правильно, зачем тратить усилия и денежные средства на создание чего-то нового и перспективного?! Ничего нового создавать не нужно. Обойдёмся тем, что есть. Подлатаем, подделаем, подновим – и всё будет в порядке. А между тем, многие эксперты давно предупреждают: если Россия в ближайшем будущем не начнет создавать новые разработки, а будет продолжать полагаться на достижения советских времен, она рискует окончательно потерять свои лидирующие позиции в космической отрасли. По мнению многих, имеющих отношение к космосу, за последние 20 лет гордиться нам практически нечем.
На недавней пресс-конференции, говоря о направлениях развития российской космической отрасли, о том, какие направления требуют дополнительного финансирования, а от каких, может быть, стоило бы отказаться, существуют ли приоритетные проекты, статс-секретарь Роскосмоса Виталий Давыдов заявил: позиция Роскосмоса на сегодня такова, что «ни от чего не хотелось бы отказываться». Даже в самые тяжелые годы, по его мнению, Россия смогла сохранить практически все направления космонавтики, как существующие, так и перспективные.
По словам Давыдова, для того, чтобы сохранить космическую деятельность, нужно иметь по крайней мере несколько ключевых элементов – наземную инфраструктуру (космодром), средства выведения, промышленность, которая будет создавать эти средства, и средства управления, позволяющие обеспечивать управление космическим аппаратом.
Не станет ли сегодняшняя смена приоритетов началом конца пилотируемой космонавтики? Плавным, постепенным ее угасанием? Очень не хотелось бы такого итога.
Рассуждение о приоритетах это, конечно, хорошо, но российскую космонавтику снова продолжают преследовать неудачи. Не успели мы все облегченно выдохнуть после успешного старта грузового «Прогресса», как неприятность (если это выражение уместно в данной ситуации) случилась с автоматической межпланетной станцией «Фобос-Грунт». Этот аппарат предназначался для изучения и доставки на Землю образцов грунта со спутника Марса Фобоса. Первая за последние полтора десятилетия научная миссия к Красной планете не задалась с самого начала. Очередная нештатная ситуация, к которым мы, как это ни дико звучит, уже начали привыкать.
Правда, пуск с космодрома Байконур прошел в штатном режиме. А вот потом… На официальном сайте Роскосмоса сухие комментарии: «Первые данные циклограммы полета и состоявшиеся два сеанса связи показали, что космический аппарат работает нормально, полет проходит в соответствии с планом. На этапе включения маршевой двигательной установки для перехода КА „Фобос-Грунт“ с опорной орбиты на гиперболическую отлетную траекторию произошла нештатная ситуация, двигатели не были включены».
Если еще после зимних неудач прошлого и начала нынешнего года большинство экспертов сходились во мнении, что подобные неудачи – это еще не системный кризис, то сегодня число таких оптимистов поубавилось.
Престижу России как космической державы нанесен серьезный урон. И даже если «Фобос» удастся запустить к Марсу, это не сильно поправит положение, осадок все равно останется. Правда, хотя бы будут спасены деньги, как сейчас модно говорить, налогоплательщиков (по заявлению гендиректора фирмы-производителя НПЛ им. Лавочкина Виктора Хартова, весь проект обошелся почти в 5 млрд рублей), да и 15-летние усилия России, потраченные на этот проект, не пропадут. Что касается денег, руководство Роскосмоса сразу же заявило, что космический аппарат был застрахован на 1,2 млрд рублей.
В конце прошлого года сразу три спутника системы «Глонасс» не были выведены на орбиту, а затонули в Тихом океане. В феврале не вышел на связь в расчётное время геодезический космический аппарат военного назначения «Гео-ИК-2». Всё это стоило должности предыдущему руководителю Роскосмоса Анатолию Перминову.
Только в августе этого года Россия потеряла новейший телекоммуникационный аппарат «Экспресс-АМ4» и грузовой корабль «Прогресс». А теперь вот «Фобос-Грунт»… Безусловно, коммерческая отдача – это здорово. Рынок диктует свои условия. Но в погоне за прибылью можно упустить главное. Наверное, стоит задуматься…
