Текст книги "Газета Завтра 939 (46 2011)"

Сергей Загатин – Смутные времена

Генерируемый оппозиционерами всех мастей спор между так называемыми «национал-демократами» и условными «имперцами», который сегодня сотрясает медиа-пространство России, на мой взгляд, является неизбежным попутным продуктом взрывного роста русского национализма – подобно тому, как фонтан нефти, бьющий из новой скважины, может сопровождаться попутным газом.

Однако там, где есть малейший раздрай между соратниками, – раздрай, которыми так богата новейшая политическая история России, – неизбежно возникает точка приложения внешних сил. Несомненно, что какая-то плодотворная дисскусия между «нацдемами» и «имперцами» в имеющихся исторических условиях была малореальной сама по себе, но так же очевидно, что накал перебранки можно было существенно снизить.

Инспирируется ли и подогревается данная дисскусия со стороны, некими враждебными силами? Конечно – уж в этом-то нет никакого сомнения. История русского национально-освободительного движения полна примерами подобного вмешательства. Пресловутые враждебные силы даром свой хлеб не едят, и даже не стоит сомневаться: всё, что может быть использовано для раскола, для разъединения русских, – будет использовано.

Тем не менее, необходимо заметить, что на фоне происходящих в русском движении событий и тенденций, вся эта титаническая борьба «оранжистов с совками», «нацдемов с имперцами» является малозначимым эпизодом. Масштабы явления преувеличены, и критики со стороны почти в открытую передёргивают, когда, например, называют единый Русский Марш-2011 «оранжево-сепаратистким национал-демократическим сборищем».

Единый Русский Марш собрал более двадцати тысяч человек, откровенных нацдемов там были единицы, людей вовлечённых в этот дискурс – несколько сотен. Но единый Русский Марш, в первую очередь подчеркнул вовсе не волю русских людей к «отделению Кавказа и прочему сепаратизму», а способность современных русских организаций договариваться между собой, несмотря на разность политических воззрений и подходов.

Единому Русскому Маршу 2011 года противопоставлялся некий «Имперский Русский Марш» для «правильных националистов». Ну, что же, на это мероприятие пришло около четырёхсот человек: для «лоялистского сборища» неплохой результат. Особенно, если его возглавляет и организует человек, чья категорическая неспособность к диалогу широко известна. Хочу напомнить, что первая попытка Юрия Горского, человека безусловно небесталанного, провести «альтернативный» Русский Марш вывела его из числа русских политических лидеров в персонажи городского фольклора, поскольку трагикомически известная каждому более-менее информированному «русскому экстремисту» «посолонь» (альтернативный Русский Марш) в сольном исполнении Горского проходила в формате «городской сумашедший в московском метро». Это был великолепный перфоманс, к сожалению, ничего общего с политикой, тем более – с уличной политикой, не имеющий.

Но вернёмся к призраку «нацдемовщины». Популярность дискурсу принёс, разумеется, прежде всего Константин Крылов. Проблема состоит в том, что Константин – талантливый публицист, но он не является политическим деятелем. Литератор в нём доминирует над политиком, и это стало особенно заметно, когда в ответ на беззлобную, в общем-то, критику некоторых опасных для русской государственности тенденций национал-демократии, он начал переходить на личности оппонентов, что внесло в дисскусию избыточные и неоправданные ноты.

Воспринимать же всерьёз «фактор Навального» грешно – основная ошибка критики подобного рода состоит в том, что в мрачной картине «негодяй Навальный по указке „вашингтонского обкома“ заводит неопытное скинхедство в топкое болото оранжизма» по умолчанию считается, что 99% русских националистов, та самая «улица», – это не более чем «массовка», «тупое быдло». Смею заверить, что это не так: в условиях, когда русских патриотов десятками и сотнями сажают за «мыслепреступления», вести агитацию и выходить на улицы под соответствующими лозунгами могут только люди с убеждениями. Конечно, в движении есть немало «юношей бледных со взором горящим», но его костяк составляют уже более-менее зрелые и здравомыслящие люди, повидавшие виды, которых не проведёшь на мякине, и которые очень хорошо знают значение термина «полезный попутчик».

В целом, русское движение находится сейчас между двумя искушениями. С одной стороны – Сцилла «нацдемовщины», пугающая оранжевыми технологиями, сепаратизмом и интервенцией. С другой – Харибда «охранительства», ужасающая бессменностью воробуржуйского начальства, гниением, распадом и, опять же, – неизбежной интервенцией.

Что остаётся простому «русскому экстремисту»? Да ничего особенного – тяжёлая рутинная работа. На уровне родовом – плодиться и вооружаться, увеличивать мощь первичных ячеек русского общества; на уровне общинном – объединяться для совместного выживания, ибо не за горами ювенальная юстиция и нелегальные кружки по русской литературе; на уровне общенациональном – шаг за шагом учиться быть нацией, не бросать своих в беде, не предавать свою историю, соблюдать традиции и потихонечку давить и давить на власть, требуя безусловного выполнения существующих законов и отмены законов откровенно губительных. «Если вы слышите меня – вы и есть Сопротивление».

А как же фактор внешнего влияния? Неужто «англичанка» больше не гадит, ЦРУ распущено, а сенатор Маккейн удалился на удалённую ферму в штате Айова и выращивает кукурузу?

Нет, не будем обольщаться – агентов влияния полно. Например, некто Гельман на деньги из госбюджета сооружает инсталляцию, в которой изображает православные храмы с помощью клизм и колбочек, а потом ещё снимает на её фоне откровенно русофобский и антипутинский (ау, охранители, где вы?) музыкальный видеоклип.

И будет ли кто осуждать Гельмана за этот неприкрытый оранжизм чистейшей воды?

Нет – потому что Гельман, в отличие от Крылова, не задаёт властям крайне неудобных русских вопросов. Потому что Гельмана, судя по всему, устраивает, что русские в своей стране фактически находятся на положении граждан второго сорта и подвергаются всем формам дискриминации, а в некоторых регионах чуть ли не откровенному апартеиду.

Потому что Гельман как творческая личность – жалкая бездарность, и все его «провокации» суть всего лишь фрейдистские аберрации разрушающегося самосознания на фоне действительно удачной провокации – лозунга «Хватит кормить Кавказ!» Хочу отметить, что я лично выступаю за «единую и неделимую», и поначалу данный лозунг меня сильно насторожил. Но если не раздувать ненужную шумиху вокруг «нацдемовщины» (и тем самым рекламировать её как «передовую» оппозиционную силу), то выясняется любопытная вещь: именно благодаря этому лозунгу в очередной раз власти стало категорически неудобно перед обществом, тем более – в преддверии выборов.

Нет, конечно, всегда под рукой есть старые добрые репрессии, но ведь и на неудобнейшие вопросы отвечать пришлось, да и подвижки наметились в разных областях взаимодействия народа и власти. Вон на днях Счётная палата разожгла информационный пожар – оказывается, воруют бюджетные деньги-то, миллиардами воруют, кто бы мог подумать...

В условиях надвигающейся «оранжевой революции» в США, в условиях саморазрушающейся «единой» Европы, конечно, хотелось бы иметь более-менее консолидированное общество.

Но для этого надо начать с малого – ну, хотя бы русским патриотам перестать закидывать друг друга грязью и, к примеру, прокатить «Единую Россию» на выборах – пускай получают свои законные 20% голосов, глядишь, так у нас и парламент появится, и законы будут с человеческим лицом. И если для этой цели можно использовать Навального – пусть будет так. А тем, кто до сих пор панически, до потери рассудка, боится мифических «запечатанных вагонов» и «денег Гогенцоллернов», хочется задать вопрос: и где теперь эти Гогенцоллерны?

Сергей Корнеев – Русские 2.0

В последнее время стали весьма распространенными и даже модными попытки представить русских как некое «открытое множество», нечто, «находящееся под вопросом», «не имеющее четкого определения и границ», – в полном соответствии с теориями нациестроительства, исходящими из давнего определения Жозефа Эрнеста Ренана, что жизнь нации – это ежедневный плебисцит.

Но сторонники подобной трактовки «русской нации» не учитывают важной трансформации, произошедшей с 1917 по 1991 год. А именно того, что в советское время произошла необратимая «этнизация» русского. В течение трех поколений русская идентичность осмысливалась вовсе не с точки зрения «гражданской нации» – эту роль была призвана выполнять «новая историческая общность – советский народ», но именно как этническая идентичность и записывалась в паспорт наряду с другими этническими идентичностями, например, «татарин», «украинец», «еврей» и т.д. Русские сегодня – это в подавляющем большинстве своём, на 99,9%, постсоветские «Русские 2.0».

Специфический советский «нацбилдинг» был произведен не только над (во всех смыслах – над) титульными этносами союзных и автономных республик, но и над русскими, чего многие не видят или не хотят понять. Три поколения советских русских смотрели на себя не как на «гражданскую нацию», а именно как на «этническую группу», вполне конкретную и ощутимую, «посчитанную», записанную в различные государственные реестры. И этого факта уже никак не отменить, не исправить. На фоне такой железобетонной реальности странно выглядят вопросы: «А кто есть сегодня русские?» «А как отличить русского от нерусского?» Всё просто до крайности: русские – это потомки людей, у которых в советском паспорте была записана национальность «русский».

Видимо, стоит напомнить, что в Российской империи перепись населения 1897 года велась не по этнической принадлежности, а по вероисповеданию и по родному языку, при этом само понятие «гражданской нации» отсутствовало в связи с тем, что граждан как таковых в Российской империи не было, а были подданные, дававшие личную или коллективную присягу на верность государю императору.

Уничтожение соответствующей графы «национальность» в паспортах Российской Федерации свидетельствует прежде всего о том, что для «Русских 2.0» законодательно закрыт путь превращения в «гражданскую нацию», который легко и просто, правда, в каждой бывшей союзной и даже в автономной республике – по-своему, проделали так называемые «титульные нации». Эта функция передана так называемому «многонациональному российскому народу» – при том, что в число этих многих «наций» и «национальностей» русский народ, этнически составляющий до 80% населения РФ, принципиально не входит, он оказывается лишен политического, властного измерения, не существует как «гражданская нация» – в отличие от различных «нацменьшинств», имеющих собственные национально-территориальные образования.

Поэтому можно считать, что персональный состав русских задан жестко и на столетия вперед: это потомки тех граждан Советского Союза, кто на протяжении периода 1917-91 годов сохранил верность русскому имени, о чем свидетельствует запись в соответствующих документах, и кто сегодня не имеет и не ищет для себя альтернативных этнических идентичностей. Советские русские, «Русские 2.0», не имеющие «дополнительных этнических вариантов», – это и есть те самые «чисто русские», которых кто-то безуспешно пытается вычислить посредством «измерения черепов». Есть немногочисленные потомки эмигрантов «первой волны», «Русские 1.0», всё еще сохраняющие дореволюционную русскую идентичность (у них, по понятным причинам, не могло быть записей в советских документах). Есть еще родственные этнические группы – украинцы и белорусы, для значительной части которых «переход в русские» возможен путём волевого решения – «денонсации» этнического отречения от своей русскости, навязанного советской эпохой. При этом им вовсе не требуется отрекаться от своих малороссийских (украинских) или белорусских корней, забывать местный диалект и культуру. Просто нужно считать это региональными вариантами русского языка и русской культуры.

В данной связи стоит заметить, что историки польско-литовско-украинской ориентации пытаются увидеть раскол единого русского поля, начиная чуть ли не с XIV века, искусственно противопоставляя «русинов» Великого княжества Литовского русским подданным Москвы, «московитам» («москалям»). На самом же деле Литва и Москва долгое время воспринимались всего лишь как разные династические центры, претендующие на политическое главенство в едином этническом и конфессиональном (православном) ареале Руси. И жители этого пространства вовсе не осмысливали московско-литовскую границу как «межэтническую». Тем более, что «граница» эта включала в себя чуть ли не половину страны, отдельные области которой (Новгород, Псков, Тверь, Смоленск, Брянск, Рязань) на протяжении XIV-XV вв. склонялись то к одному, то к другому центру. При этом элиты обоих образований были породнены, аристократы спокойно переходили с одной стороны на другую, нередко – вместе со своей землей и народом. К примеру, в ходе войны 1500-1503 гг. от Великого княжества Литовского, ведомая своей аристократией, отделилась третья часть территории (включая Чернигов) и преспокойно перешла на сторону Москвы. Понятно, что ни о какой ощутимой этнической границе на тот момент даже речи идти не могло.

Реальная межэтническая граница стала возникать только после принятия Брестской унии (1596 г.), когда было нарушено конфессиональное единство, а вместе с ним начало нарушаться и этниеское (в еще более яркой форме это происходило на Балканах, в Сербии, где единый сербский этнос за три века раскололся на сербов-православных, хорватов-католиков и босняков-мусульман, непримиримо враждующих друг с другом)...

И на этом всё: остальным представителям современного человечества в русские, как и в любой другой этнос, можно «войти» только путем брачных связей и метизации в течение нескольких поколений.

Сегодня главная проблема русской этнической общности заключается именно в устроении политического измерения её бытия, поскольку в Российской Федерации осуществляется «российский» политический проект точно так же, как в Советском Союзе осуществлялся «советский» политический проект, если слегка перефразировать Збигнева Бжезинского: «На костях русских, за счёт русских и против русских».

Если следовать логике этнонима «русские», то он обозначает принадлежность к Древней Руси, Новгородско-Киевской державе. И закрепился этот этноним именно как память об утраченном единстве, как спохватывание «задним числом», как символ и надежда на будущее. Именно из этой надежды выросло новое общерусское единство – Московское государство, затем – империя Романовых и Советский Союз. Применительно к ним, не «государство породило этнос», «навязало всем общую этничность», а именно этнос, оставшись «без политической крыши над головой», собрал свои силы и воссоздал новое государство. Не империя является творцом русских, а русские являются творцами империи. И, подобно гоголевскому герою, могут воскликнуть с полным правом: «Я тебя породил, я тебя и убью!» Русские остаются, а империи приходят и уходят, но, конечно, не бесследно...

Назад к карточке книги "Газета Завтра 939 (46 2011)"