Текст книги "Призрак оперы. Роковое кресло"

Автор книги: Гастон Леру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Говоря об этом с персом, я спросил его с понятным волнением:

– Поскольку сорок тысяч франков вернулись, значит, Эрик только шутил, когда дал импресарио книгу с инструкциями?

– Вовсе нет, – ответил он. – Эрик нуждался в деньгах. Чувствуя себя отрезанным от людей, он не испытывал никаких угрызений совести и использовал свои чрезвычайные способности, которыми природа наделила его в качестве компенсации за ужасное уродство, чтобы эксплуатировать человеческие существа различными способами, иногда очень артистичными и весьма прибыльными. Он вернул сорок тысяч франков Ришару и Мушармену, потому что уже не нуждался в то время в деньгах. Он отказался от своего плана жениться на Кристине Доз. Он отказался от всего на земле.

По словам перса, Эрик родился в маленьком городке возле Руана и был сыном подрядчика–строителя. В раннем возрасте он убежал из родительского дома, где его уродство вызывало лишь ужас. Какое–то время он выступал на ярмарках с балаганщиком, который представлял его как «живой труп». Он, должно быть, пересек всю Европу, странствуя от ярмарки к ярмарке, и завершил свое обучение как артист и фокусник у мастеров искусства волшебства – у цыган.

Целый период его жизни остался загадкой. Его видели на ярмарке в Нижнем Новгороде во всем блеске своей отвратительной славы. Тогда он уже пел как никто другой в мире; он демонстрировал свое искусство чревовещания и делал поразительные магические трюки, о которых говорили в караванах на всем пути в Азию. Вот каким образом его слава достигла дворца в Мазендеране, где маленькая султанша, фаворитка шаха, страдала от скуки. Торговец мехами по пути из Нижнего Новгорода в Самарканд описал чудеса, которые видел в палатке Эрика. Торговца привели во дворец, и его расспрашивал дарога – начальник полиции Мазендерана. После этого дарога тот получил приказ отправиться на поиски Эрика. Он привез Эрика в Персию, где на протяжении некоторого времени тот имел большую власть.

Эрик был виновен в нескольких ужасных преступлениях, поскольку он, кажется, не знал разницы между справедливостью и несправедливостью. Он принял участие в ряде политических покушений и использовал свои дьявольские изобретения против короля Афганистана, который вел войну с империей. Шах проникся к Эрику симпатией. Это было время «розовых часов» Мазендерана, о которых мы читали в истории перса. У Эрика были весьма оригинальные идеи в архитектуре, и он задумал возвести дворец, как фокусник мог задумать сделать волшебный ящик, и шах приказал ему построить такой дворец. Он построил, и результат, кажется, был таким, что повелитель мог идти в своем дворце куда угодно и его не видели, мог исчезать таким образом, что его невозможно было обнаружить.

Когда шах стал обладателем такой драгоценности, он решил поступить так, как поступил один царь в отношении гениального создателя собора на Красной площади в Москве. Он приказал выколоть золотые глаза Эрика. Но затем шах подумал, что даже слепым Эрик мог построить такое же необыкновенное сооружение для другого монарха и что, пока Эрик жив, кто–то еще сможет узнать секреты чудесного дворца. И он решил убить Эрика вместе со всеми, кто работал под его командой.

Начальнику полиции Мазендерана было поручено выполнить эту отвратительную миссию. Эрик оказал ему несколько услуг и часто смешил его. Дарога спас Эрика, дав ему возможность бежать Но чуть не? заплатил за свою слабость собственной жизнью. К счастью для него, труп, который был найден на берегу Каспийского моря, наполовину съеденный птицами, был выдан за труп Эрика после того, как друзья дароги одели его в одежду, принадлежавшую Эрику. Начальник полиции избежал казни, но был наказан ссылкой и лишением всего имущества. Однако, поскольку он был членом шахской семьи, он получал небольшие месячные выплаты из государственной казны. Перс уехал в Париж.

Что касается Эрика, то он бежал в Малую Азию, а затем в Константинополь, где служил у султана. Чтобы дать представление об услугах, которые он оказывал этому монарху, я могу только сказать, что Эрик – автор всех знаменитых люков, секретных камер и таинственных сейфов, которые были найдены во дворце султана после последней турецкой революции. Это Эрик сделал куклу–автомат – точную копию султана, что заставляло людей думать, что он присутствует в одном месте, в то время как в действительности он спал в другом.

Эрик, естественно, вынужден был покинуть султана по той же причине, по какой ему пришлось бежать из Персии: он знал слишком много. Затем, устав от этой авантюрной, тяжелой, чудовищной жизни, он захотел стать таким, «как все другие». И он стал подрядчиком–строителем, обычным подрядчиком, строившим обычные дома из обычных кирпичей. Он добился контракта на некоторые работы по перестройке фундамента Оперы. Когда он оказался в подвалах этого огромного театра, его творческая, причудливая и магическая натура вновь дала себя знать. Он был ужасен, как всегда, и возмечтал создать для себя дом, неизвестный остальному миру, дом, который навсегда скрыл бы его от человеческих глаз.

Читатель знает большинство из того, что последовало затем, и может предположить остальное; это подразумевается во всей этой невероятной, но в то же время правдивой истории. Бедный, несчастный Эрик! Должны ли мы жалеть его? Или проклинать? Он просил только одного – быть как все. Но он был слишком уродлив! Ему приходилось или скрывать свой гений, или растрачивать его на различные трюки, тогда как с обычным лицом он мог бы стать одним из благороднейших представителей рода человеческого. У него было сердце достаточно большое, чтобы объять весь мир, но он должен был довольствоваться подвалом. Думаю, мы должны пожалеть призрака Оперы.

Несмотря на его преступления, я молился над его останками и просил Бога быть милостивым к нему. Зачем Господь создал такого уродливого человека, как он?

Я уверен, вполне уверен, что недавно молился над его останками, когда их изъяли из земли на месте, где заложили граммофонные пластинки. Его труп превратился в скелет. Я узнал его не по уродству головы, ибо все люди страшны, когда мертвы долгое время, но по золотому кольцу. Кристина Доэ, несомненно, приходила и надела кольцо на палец Эрика, перед тем как похоронить его, как и обещала.

Скелет лежал около маленького фонтана, где Ангел музыки впервые держал Кристину Доэ, потерявшую сознание, в своих дрожащих руках.

Что станет с этим скелетом? Конечно, он не должен быть захоронен в могиле бедняков! Я считаю, что скелет призрака Оперы принадлежит архивам Национальной академии музыки. – ведь это необычный скелет.

Роковое кресло

Глава 1
Смерть героя

– Ему предстоит пережить скверную минуту…

– Несомненно, но, говорят, этот человек ничего не боится!..

– У него есть дети?

– Нет, он вдовец!

– Тем лучше!

– И потом, все же надо надеяться, что он не умрет! Однако поторопимся!

Услышав этот мрачный разговор, мсье Гаспар Лалует, благовоспитанный человек, торговец картинами и антиквариатом, уже десять лет назад обосновавшийся на улице Лаффит, а в этот день прогуливающийся по набережной Вольтера, изучая витрины лавок со старинными гравюрами и всякой всячиной, поднял голову. В тот же самый момент его едва не сбили на узком тротуаре трое молодых людей в студенческих беретах, появившись из–за угла с улицы Бонапарта. Занятые своей беседой, они даже и не подумали извиниться.

Мсье Гаспар Лалует, предпочитая не ввязываться в ссору, подавил в себе вспыхнувшее было раздражение от такой неучтивости и подумал, что молодые люди, видимо, торопятся на какую–нибудь дуэль, о печальном исходе которой они громко говорили.

Он вновь принялся внимательно рассматривать сундучок, украшенный геральдическими лилиями, который, как предполагалось, был времен Людовика Святого и хранил четки мадам Бланш де Кастий. Но в этот момент позади него опять кто–то сказал:

– Что бы об этом ни думали, он просто смельчак!

А другой голос ответил:

– Говорят, он трижды совершил кругосветное путешествие! Однако не хотел бы я оказаться на его месте. Только бы нам не опоздать!

Мсье Лалует обернулся. Он увидел двух стариков, ускоривших шаг в сторону Института.

«Что же это такое? – подумал мсье Лалует. – Старики стали такими же ненормальным, как и молодые? (Мсье Лалуету было около сорока пяти лет – возраст, когда ты и не молод и не стар.) Вот и эти двое, похоже, направляются на неприятную встречу вслед за студентами, прошедшими только что!» Погруженный в эти мысли, мсье Лалует дошел до угла улицы Мазарини и, возможно, углубился бы в эту извилистую улочку, если бы навстречу ему не выбежали, крича и жестикулируя, четыре господина, в которых благодаря рединготам, высоким шляпам и сафьяновым портфелям под мышками легко можно было узнать профессоров. – Все–таки вы никогда не заставите меня поверить, что он оставил завещание!

– Если он еще этого не сделал, то напрасно!

– Говорят, он уже не раз смотрел смерти в глаза!

– Но, может быть, в последний момент он передумает»?

– Вы считаете его трусом?

– Смотрите.., вот он! Вот он!

И профессора бросились бегом через улицу, площадь и потом направо, в сторону моста Искусств. Тут мсье Гаспар Лалует наконец оторвался от созерцания лавок старьевщиков. Им овладело любопытство. Хотелось увидеть человека, так рисковавшего своей жизнью в условиях и по причинам пока еще неизвестным, но благодаря случаю приобретающим героические очертания.

Пытаясь догнать профессоров, он пошел кратчайшим путем под сводами Института и вскоре очутился на маленькой площади. Здесь стоял памятник с натянутой на него ермолкой, которую все называли куполом. Площадь так и кишела народом. Подъезжали экипажи, раздавались крики кучеров и уличных торговцев и разносчиков газет. Под сводом, ведущим в первый двор Института, шумная толпа окружила какого–то человека, с трудом пробивавшегося сквозь ряды ликующих почитателей. Четыре профессора уже были здесь. Они кричали: «Браво!» Мсье Лалует, сняв шляпу, обратился к одному из них и робко попросил его объяснить, что происходит.

– Вы же сами видите! Это капитан корабля Максим д'Ольнэ!

– Он что, собирается драться на дуэли? – вновь задал вопрос мсье Лалует.

– Да нет, он сейчас произнесет речь, посвященную своему вступлению во Французскую академию, – ответил раздосадованно профессор.

В это мгновение толпа подалась назад, и мсье Гаспара Лалуета унесло в сторону от профессоров. Это друзья Максима д'Ольнэ, радостно обняв своего героя и окружив его почетным эскортом, пытались проникнуть в зал заседаний. Образовалась настоящая давка. Никто и не глядел на пригласительные билеты. Некоторые из пришедших, заранее занявшие себе места понесли убытки, поскольку другие, придя сюда просто так, не уходили. Любопытство буквально приковало их к местам. Тем временем к мсье Лалуету, которого толпа прижала к лапам каменного льва, охранявшего пороги Бессмертия, подошел какой–то ловкач и сказал:

– Если хотите войти, мсье, платите двадцать франков! Мсье Гаспар Лалует, хотя и был всего лишь торговцем картинами и всяким старьем, с большим уважением относился к литературе. Он сам пописывал и опубликовал две работы, составлявшие гордость всей его жизни. Одна из них была посвящена подписям знаменитых художников и способам распознавания их подлинности на картинах, другая – искусству обрамления картин. За эти работы он был удостоен знака отличия Академии, однако сам ни разу не переступал ее порога. Ему и в голову никогда не приходило, что он может выступить здесь с докладом, тем более это никак не вязалось с тем, что он увидел и услышал в последние пятнадцать минут. Например, он никогда не подумал бы, что для того, чтобы произнести речь при вступлении в члены Академии, лучше быть вдовцом, не иметь детей, ничего не бояться и составить завещание. Заплатив двадцать франков, мсье Лалует стал протискиваться вперед и, получив кучу тумаков и подзатыльников, наконец худо–бедно устроился на трибунах, откуда все стоя всматривались в зал.

Туда как раз входил Максим д'Ольнэ.

Слегка побледневший, он шел в сопровождении двух поручителей, графа де Брея и профессора Пелезо, которые были еще бледнее д'Ольнэ.

Легкая дрожь охватила присутствующих. Женщины из числа избранных, находящиеся здесь в большом количестве, не смогли сдержать вздоха восхищения и жалости. Какая–то набожная богатая вдова перекрестилась. Весь зал поднялся, так как все происходящее было столь волнительно, будто люди присутствовали при появлении самой смерти.

Добравшись до своего места, новый академик сел рядом со своими сопровождающими и, подняв голову, обвел твердым взглядом коллег, всех присутствующих в зале, а затем президиум и, наконец, перевел глаза на печальную физиономию того, кому было поручено представить новичка.

Обычно во время такой церемонии этот персонаж выглядит довольно свирепо, словно олицетворяя все литературные пытки, которые ждут новичка в ответ на его речь. На этот же раз он взирал с сочувствием исповедника, пришедшего на помощь пациенту в последние мгновения его жизни.

Мсье Лалует, внимательно следивший за спектаклем этого племени, разукрашенного дубовыми листьями, в то же время не упускал ни одного слова из того, что говорилось вокруг. – Бедный Жеан Мортимар был так же молод и красив, как и этот!

– И так радовался, что его избрали!

– Вы помните, когда он встал, чтобы произнести речь?

– Казалось, он сияет… Он был полон жизни.

– Что там ни говори, это не естественная смерть…

– Нет, не естественная.

Чтобы понять, о чем идет речь, мсье Гаспар Лалует вынужден был обернуться к своему соседу и спросить его, о какой смерти все говорят. Тут он увидел, что обращается к тому же профессору, который так ворчливо уже растолковывал ему происходящее. В этот раз профессор тоже не стал деликатничать.

– Вы что, не читаете газет, мсье?

Да, абсолютно верно, мсье Лалует газет не читал! И тому была причина, но об этом позже. Что же до мсье Лалуета, то он не собирался кричать об этом на каждом углу. Во всяком случае, именно потому, что он не читал газет, тайна, в которую окунулся мсье Лалует, проникнув за свои двадцать франков под своды Института, с каждой минутой все росла и ширилась. Поэтому он не понял, отчего по залу прошел ропот, когда одна благородная дама, которую все называли «прекрасная мадам де Битини», вошла в подготовленную для нее ложу. Все единодушно утверждали, что она весьма нахальна. Однако мсье Лалует не мог понять почему. Дама посмотрела на присутствующих с холодным высокомерием, бросила несколько коротких слов сопровождавшим ее молодым людям и уставилась на Максима д'Ольнэ.

– Она принесет ему несчастье! – крикнул кто–то. По толпе пронеслось:

– Да, да, она принесет ему несчастье!

Мсье Лалует удивился: «Почему принесет несчастье?» – но ему никто не ответил. До сих пор ему удалось выяснить только то, что человек внизу, собиравшийся начать свою речь, звался Максимом д'Ольнэ. Он был капитаном первого ранга и написал книгу «Путешествие вокруг моей кабины», а теперь был избран в Академию и должен занять кресло, в котором раньше сидел магистр д'Аббвиль. А мистерия продолжалась, сопровождаемая криками и жестами. Публика на трибунах кричала:

– Как тот! Не вскрывайте! Ах, письмо! Как тот! Как тот! Не читайте!

Мсье Лалует перегнулся через перила и увидел университетского сторожа, подносившего какое–то письмо Максиму д'Ольнэ. Появление сторожа с письмом в руках, казалось, вывело присутствующих из себя. И только сидящие в президиуме пытались еще сохранять спокойствие. Однако было заметно, что симпатичный мсье Ипполит Патар, постоянный секретарь, дрожал всеми украшавшими его дубовыми листьями.

Максим д'Ольнэ встал, взял из рук сторожа письмо и распечатал его. Он улыбался. И поскольку церемония еще не началась, так как ждали хранителя печати, он прочитал письмо и опять улыбнулся. На трибунах закричали:

– Он улыбается! Улыбается! Тот тоже улыбался!

Максим д'Ольнэ передал письмо своим поручителям, которым было вовсе не до смеха. Вскоре текст письма оказался у всех на устах, и поскольку его передавали от уха к уху, то в конце концов и мсье Лалует узнал содержание странного письма: «Бывают путешествия поопаснее тех, что можно совершить вокруг своей кабины!» Текст этот, казалось, привел зал в исступление, но тут вдруг раздался голос председателя, объявившего ледяным тоном после нескольких звонков колокольчика, что заседание можно считать открытым. В зале моментально воцарилась гробовая тишина.

Максим д'Ольнэ уже поднялся с места, еще более мужественный и отважный; И вот он начал читать свою речь.

Голос звучал отчетливо и звонко. Оратор прежде всего поблагодарил высокое собрание, оказавшее ему честь, приняв в свои члены. Затем, намекнув на траур, объявленный недавно в Академии, перешел к описанию заслуг магистра д'Аббвиля.

Он говорил, говорил…

Рядом с мсье Гаспаром Лалуетом стоял профессор и бормотал сквозь зубы слова, которые, как показалось Лалуету, были навеяны длинной речью: «Он держится дольше, чем тот!» Д'Ольнэ продолжал говорить, и, казалось, все присутствующие, слушая его, понемногу начали вздыхать с облегчением, Стало как–то легче дышать, дамы улыбались, словно им удалось избежать какой–то страшной опасности.

Он говорил, и ничто не прерывало его речь…

Вот он завершил восхваление магистра д'Аббвиля и воодушевился еще больше, перейдя от талантов выдающегося прелата к некоторым общим идеям о святом красноречии. Д'Ольнэ напомнил о нашумевших проповедях, которые стоили магистру д'Аббвилю светских молний, ниспосланных на него за неуважение к гуманитарной науке.

С этими словами новый академик сделал необычно широкий жест рукой, как бы желая в свою очередь высечь эту порожденную гордыней и безбожием науку.

В порыве восхищения, конечно не имеющего ничего академического, но от этого еще более прекрасного, так как это шло от моряка старой школы, Максим д'Ольнэ воскликнул:

– Шесть тысяч лет тому назад, господа, гнев Божий приковал Прометея к скале! Я тоже не из тех, кто опасается людской ярости. Я боюсь лишь грома небесного!

И едва несчастный произнес эти слова, как неожиданно зашатался я, в отчаянии поднеся руки к лицу, рухнул наземь.

Крик ужаса пронесся под сводами зала. Академики бросились к неподвижному телу.

Максим д'Ольнэ был мертв!

Зал с трудом освободили от присутствующих.

Д'Ольнэ умер так же, как за два месяца до этого, при полном зале в момент принятия в Академию, умер Жеан Мортимар, автор «Трагических ароматов». Вначале именно его избрали на место магистра д'Аббвиля. Он также получил письмо с угрозами, доставленное в Институт рассыльным, которого никогда больше ни видели. В письме говорилось: «Иногда ароматы бывают более трагическими, чем это кажется». Мортимар также рухнул замертво через несколько минут после прочтения письма.

Обо всем этом мсье Гаспар Лалует узнал, жадно вслушиваясь во взволнованные речи в толпе, еще недавно заполнявшей зал Института, а теперь оказавшейся в полном смятении на набережной. Ему хотелось узнать побольше, чтобы по крайней мере понять, почему смерть Жеана Мортимара породила опасения в подобной кончине Максима д'Ольнэ. Он услышал разговоры о мести, однако это предположение показалось столь абсурдным, что он не придал ему значения. Тем не менее для очистки совести он счел необходимым спросить имя того, кто решился бы столь странным образом осуществить свою месть. Однако в ответ услышал такой странный набор слов, что даже подумал, не насмехаются ли над ним.

В конце концов близился вечер, дело было зимой, и мсье Лалует решил пойти домой через мост Искусств, по которому, потрясенные ужасным совпадением двух зловещих смертей, торопливо возвращались к себе несколько запоздалых академиков со своими приглашенными..

Тем не менее, прежде чем исчезнуть в темноте, уже сгущавшейся на площади Карусель, мсье Лалует задержался постановил одного из господ, спускавшихся по мосту Искусств, нервная походка которого выдавала волнение от пережитого происшествия. Мсье Лалует спросил:

– И все же, мсье! Известно, от чего он умер?

– Врачи говорят, что от разрыва сердца.

– А первый мсье, он от чего умер?

– Врачи говорили, от кровоизлияния в мозг…

Тут между собеседниками возникла еще одна тень и вмешалась в разговор:

– Все это ерунда! Они оба умерли, потому что захотели занять заколдованное кресло!

Мсье Лалует попытался было удержать эту тень, но она уже исчезла.

Погруженный в размышления, он отправился домой.