Текст книги "Космические пираты"

Автор книги: Гарри Тин

Гарри Тин
Космические пираты

Глава 1
Театрализованное представление

Трижды прозвенел звонок. Под аплодисменты немногочисленных зрителей занавес раздвинулся.

На сцене была ночь. Ярко сияли звезды в небе. Одинокий робот неподвижно застыл с вытянутой рукой, в которой был зажат скальпель.

Трудно придумать более несуразное название для инструмента, находившемуся в его ладони. По всему было видно, что робот – врач. И держит он самый знаменитый хирургический инструмент. Но скальпель? Только одно слово приходит на ум, слыша противные звуки. Это слово – «скальп».

Может индейцы в свое время изобрели новый способ лечения, скальпируя своих пациентов? Трудно сказать. Может этот острый ножичек использовался древними парикмахерами для стрижки голов? И это никто не помнил. Однако в мире полно несуразных случайностей.

Возьмем, к примеру, первые части сложных слов. «Анти-» – обозначает противоположность, «бело-» – белый оттенок, «без-» – отрицание, «вино-» – всё, что связано с вином, «водо-» – с водой, «медо-» – с медом, «теле-» – со связью.

Поэтому происхождение слова «антихрист» нам понятно, а вот слов «антилопа» и «антиквар» – не очень. «Белобородый» – все ясно, а «белочка» – нет. «Безрогий» – это тот, который без рогов. Тогда «безмен» – это не прибор для взвешивания, а нечто без мена. «Мен» – по английски «мужчина». Значит «безмен» – женщина, «вумэн». Так бы и писали. А то все усложняют.

Неясно, какое родство с вином имеет слово «виновник», а с водой – «водочка». Тоже жидкая и прозрачная? «Медосмотр» – осмотр мёда? Вот разве что «телега» имеет некоторое отношение к связи на расстоянии.

Не можем мы объяснить происхождение пары «балда – балдахин». С китайцем понятно – он происходит от кита, мулат – от мула. А от чего тогда появился башкир, панамец?

Клад – это хорошо. Но от него произошло слово «кладбище». А «добродушие» обозначает душить по доброму?

Итак, Дормидонт застыл на сцене с вытянутой рукой. Шло театрализованное зрелище «Рождение новой эпохи». Представление было посвящено годовщине исчезновения человечества с Земли и создания сообщества роботов и людей. В нем изображались основные моменты его короткой истории.

Началось все с большой дырищи в крыше госпиталя. Ее проделал неизвестно откуда взявшийся камень, который на последнем издыхании своего полета успел стукнуть Дормидонта по голове. От этого удара робот-главный хирургический врач РГХВ-123 очнулся.

С этого и пошла новая история.

Что было причиной таинственного излучения на Земле, никто не знал. Почему излучение действовало так, что люди, роботы и другие сложные системы перестали функционировать, до сих пор было невыяснено. Как от удара восстановился Дормидонт, а другим это не помогло, тоже являлось необъяснимым.

Но что случилось, то случилось. Это и увидели зрители, когда упавший сверху булыжник со звоном отскочил от головы РГХВ-123. Все ободряюще захлопали в ладони. Дормидонт открыл глаза и начал делать историю.

В классической истории после Адама богом была сотворена Ева. С небольшим отступлением от оригинала, ощупывая ушибленную голову, Дормидонт «создал» Азу. Замигал медицинский пульт и, как Ева из ребра Адама, Аза появилась из ожившего робота РМС-2345.

Попытки повторить то же самое с другими представителями искусственного интеллекта успеха не имели. Обойдя безрезультатно свой поселок и не найдя ничего живого, Аза с Дормидонтом принялись за его окрестности. Там им повезло больше. Попав на заминированное поле, они были спасены боевым роботом защитного типа БРЗТ-111 или, как его нагнала Аза, Марсом.

Далее показали сцену знаменитого теперь совещания на ракетодроме, где было принято решение о поиске людей везде, где возможно. Там же к их компании добавился Пуфик, вспомогательный маленький робот, даже не имевший специального обозначения. В дальнейшем он стал личным телохранителем Азы.

По мере появления новых героев на сцене, на столько же уменьшалось количество зрителей в зале. Они переходили в разряд артистов и начинали участвовать в спектакле.

Чего только там не было! Сражения, погони, победы и поражения! Но смелость и взаимовыручка помогали роботам с честью выходить из любых переделок.

От гибели в водяных лабиринтах большого города их спас Буль – специалист по подводным работам и хранитель городского водопровода. Так они приобрели еще друга. В этом же городе роботы впервые напали на след одного из людей. Пройдя через множество трудных испытаний, они отыскали его в глухом ущелье Синих гор.

К их большому удивлению этим единственным на Земле представителем бывших хозяев планеты оказался мальчишка по имени Альф. Здесь впервые Азе не пришлось воспользоваться своим даром придумывать роботам вместо их номеров имена. Сначала такое нововведение они воспринимали как сбой в мозговых цепях Азы, но постепенно привыкли к нему. Как и к другим странностям бывшей помощницы Дормидонта по госпиталю.

Вместе с Альфом из зрителей в артисты перешел еще один робот – Жвачкин. Он оказался носителем и второго имени – Шоколадик. Все из-за того, что принадлежал к продовольственным роботам, по совместительству выполнявшим функции нянек-гувернеров при детях. Поэтому он весь день жевал ветки, траву и другую растительность, перерабатывая ее на пирожные и конфеты для угощения своих подопечных.

На этом этапе роботы понесли первую потерю. Выручая Альфа, Марс пожертвовал собой и был раздавлен падающей плитой ловушки.

За спасением Альфа последовало спасение его родителей, Па и Ма. Они-то и рассказали роботам историю человечества Земли. Хотя люди достигли продолжительности жизни в сотни лет, на Земле их осталось всего несколько тысяч. Только тогда человечество смогло прекратить бесконечные войны и начать эпоху мирной жизни.

Но не прошло и двадцати лет, как новое бедствие обрушилось на них. Может в наказание за старое или как предостережение перед будущим. А возможно и совсем случайно… Появившееся неизвестно откуда таинственное излучение так подействовало на людей, что они стали один за другим впадать в бесконечный летаргический сон, из которого никто еще не смог освободиться.

Стараясь сохранить людей, было принято решение всем укрыться в Убежище. Только Па и Ма, выполняя научные исследования, остались вне его. Но после аварии на секретной лаборатории и они оказались погребенными на дне океана. Оттуда их и вытащили наши герои.

Последующие попытки войти в Убежище не увенчались успехом. Дверь оказалась заперта изнутри. Все указывало на то, что живых людей больше не осталось, так как ни железо, ни бетон не могли задерживать излучение. И лишь тусклое свечение одной из контрольных лампочек заставляло оставшихся продолжать работы.

Все, чем смог Па помочь роботам – это отремонтировать и восстановить Марса. А благодаря наблюдательности Ма, число людей почти сравнялось с числом действующих роботов. Дело в том, что Аза оказалась человеком! Из-за собственной ошибки, Дормидонт пациента своей клиники, находящегося в специальной защитной оболочке для проведения операции, принял за робота. Этим объяснялась вся необычность поведения Азы.

Во время обратной операции, Альф, рискуя жизнью, разбил свой защитный амулет, половину которого он подарил Азе. Ведь оставшиеся люди могли жить под таинственным излучением только благодаря нескольким особым камушкам с загадочными свойствами уничтожать его вокруг себя.

Эти камушки, названные амулетами, случайно были подобраны в Синих горах Альфом и Жвачкиным. Затем их чуть не выбросили, но Па вовремя сделал открытие.

В финальной части представления на сцепе оказались все действующие лица нового сообщества и ни одного – в зрительном зале. Вот таким необычным оказался этот спектакль. Поэтому, когда Па произнес заключительные слова надежды, аплодисменты раздались только со сцены. Как будто артисты благодарили пустые стулья в зале.

Глава 2
После теплой зимы

Ежегодное театрализованное представление устраивалось 22 марта. Это была самая подходящая дата для начала отсчета проходящих на Земле лет. День весеннего равноденствия. Когда продолжительность дня сравнивалась с продолжительностью ночи. Начало весны. Пробуждение природы после зимней спячки.

Правда, в последние несколько лет такой спячки не наблюдалось. Излучение каким-то образом повлияло на климат и природу планеты. Если животная жизнь на ней исчезла, то растительность начала бурно восстанавливаться, закрывая раны прошедших войн и катаклизмов. Стало значительно теплее. И даже Рождественский Новый год встречали без снега.

Люди всегда отличались нерациональностью. Любовь, чувства и привычки преобладали над разумом. Поэтому и традиционное старое начало года у них никак не было связано с астрономией.

Учитывая вклад роботов в развитие земной цивилизации, решено было дополнительно учредить несколько «точных» праздников. – Таких набралось восемь штук. Дни весеннего и осеннего равноденствия – 22 марта и 22 сентября. Дни зимнего и летнего солнцестояния с самой длинной и самой короткой ночью – 22 декабря и 22 июня. А также Дни закона всемирного тяготения, теории относительности с ее знаменитой формулой E=mc ², универсального энергетического закона и Удара Дормидонта Камнем по голове. Оба слова в празднике Удар Камнем писались с большой буквы.

На отмечании этого Дня настоял Дормидонт, придавая особую ценность полученному удару в истории Земли. Не менее горячо его поддерживал Жвачкин.

– Тут надо тонко понимать, – доказывал он. – Хорошо, что камень стукнул по голове, а не по ведру. Ведро могло разбиться, а голова выдержала. Получается, что вся новейшая история строится на твердости головы.

При этих словах сам Дормидонт для большей убедительности обычно постукивал себя пальцами по макушке, издавая-звонкие металлические звуки.

– Железная голова есть железная голова, – мягко намекал он на слабость человеческих голов.

С этим трудно было спорить и праздник Железной Головы, как по-другому назвала его Аза, был утвержден.

В жизни за прошедшее время произошли и другие немаловажные события. Ну, во-первых, Аза придумала для существующей компании новое название, которое не разделяло их на людей и роботов. РОБЯТА.

Чтобы как-то включить сюда кроме ребят Па и Ма, Жвачкин, после консультации с Дормидонтом, предложил еще более общее название. МИНИСТЕРЫ. От Дормидонта он взял слово «мистер», а от себя – «министр». Осуществилась и его давнишняя мечта – теперь все были при чинах, все стали министрами.

Па – премьер-министр, Дормидонт – министр истории и литературы. Буль – водяной министр. Марс – министр атаки и защиты. Аза – министр песен и стихов. Альф стал министром приключений, а Пуфик – министром без портфеля. Как поведал Дормидонт, были и такие министры в старину. Обычно они замещали или помогали другим министрам. Себе Жвачкин выбрал две должности – министр географии и пищеварения.

А Ма при такой большой семье осталась просто мамой, отказавшись от министерства. Жвачкин за это ее очень сильно жалел и даже стал больше любить. Зато Па он продолжал по-прежнему побаиваться, хотя и входил с ним вместе в один Совет Министеров.

Во-вторых, для солидности они завели отдельные дома. Буль вернулся на старое место, откуда удобно было контролировать водяные коммуникации города. Па и Ма давно жили в отдельном помещении под главным водоводом города, находясь под защитой десятиметрового слоя воды. Это позволяло проводить любые эксперименты над амулетами, не боясь их разрушения в момент опытов.

Марс выбрал для жилья бывшее ПУЗО – пункт управления защитой объекта, когда-то принятый роботами за информационное хранилище. Остальные расположились парами. Альф со Жвачкиным и Аза с Пуфиком. Ну а резиденция Дормидонта осталась на прежнем месте – в госпитале, где раньше размещались все. Там же они решили сохранить и общую штаб-квартиру для совместных встреч робят и министеров.

Конечно, появились определенные неудобства, зато теперь постоянно можно было ходить в гости друг к другу.

По случаю двойного праздника, годовщины новой эпохи и Дня весеннего равноденствия, в этот день давался праздничный обед. Он намечался в главной кушальнице города, которую за ее любовь к приготовлению супов нее давно называли просто супницей.

Поэтому после окончания представления каждый отправился именно туда. Кто, вроде Па и Ма, пешком, чтобы прогуляться. Им так надоело целыми днями сидеть под землей без солнца. Остальные – на личном транспорте.

Да, робята времени зря не теряли. И хотя излучение блокировало работу сложных систем, результаты были налицо. Целая выставка достижений технической мысли расположилась перед зданием видеотеатра.

Самые маленькие по размеру приспособления принадлежали Альфу и Азе. Это были обычные роликовые коньки. Пара колесиков на каждую ногу – и езжай куда душе угодно. Только ветер в ушах свистит, только успевай готовиться к поворотам!

Альф помог Азе надеть коньки и, взявшись за руки, они весело покатились вперед. Широченная пустая дорога на двоих конькобежцев. Удобно тренироваться и показывать высокое мастерство. Мастерства им хватало, что вскоре подтвердили силуэты Па и Ма, которых они быстро догоняли.

– Привет, Па! Дорогу чемпиону, – издали закричал Альф, оповещая о своем приближении.

– Привет, привет. Только смотри не шлепнись, – ответила за обоих Ма, которой не очень нравилась скорость езды Альфа. – Хоть бы ты, Аза, его немного притормозила.

– Как же я его приторможу, если у наших коньков нет тормозов? Только если сама шлепнусь, – оправдывалась Аза, проносясь мимо взрослых.

– Пока, Ма, – обернувшись назад, помахал рукой Альф. – Не опоздайте на обед.

– Не опоздаем, – ответила неизвестно кому Ма, так как чемпионы успели скрыться за поворотом.

Зато сзади появились другие. Об этом легко можно было догадаться по равномерному скрипу.

– Похоже, нас догоняют очередные чемпионы.

На этот раз кроватно-кресельного вида спорта.

Ма оказалась абсолютно права. К ним приближались Дормидонт, сидящий в кресле, и Буль, полулежащий на чем-то вроде раскладушки с высоко поднятым изголовьем. Такую конструкцию движущихся агрегатов разработал бывший хирург, который с явным сожалением частенько вспоминал свое самоходное кресло. Правда, то двигалось беззвучно и повиновалось воле хозяина после прикосновения кончиков пальцев.

Здесь же приходилось все время работать большими рычагами, расположенными по обеим сторонам самоходки. Отсюда и скрип, оповещавший о приближении чуть ли не за полкилометра. Зато ехать – не идти, а сидеть – не стоять. Вот что было главным в этой конструкции. Такие идеи вполне разделял Буль, наконец-то нашедший подходящее под свои формы средство передвижения и очень благодарный за это Дормидонту.

Четыре колеса у кресла, три у кровати – и никаких проблем. Устал – полежи, отдохни. Сильно устал – поспи. И кати себе дальше.

– Может подвезти? – предложил, притормозив, Дормидонт. – Конструкция крепкая. Двоих выдержит. А у Буля – даже троих.

Буль начал пододвигаться.

– Нет, нет, спасибо! Мы, наоборот, предлагаем нам пройтись пешочком. Подышать полной грудью. Насладиться окружающим ландшафтом!

Роботам такое было непонятно. Меньше движения – больше сохранность деталей и узлов. Очень ясно. А то «дышать ландшафтом!». Надо же такое придумать. И недоумевающие любители полежать покатили дальше.

Это оказалось еще не все. Доказывая несовершенство человека, людей догонял Мук-скороход или, проще, Пуфик на ходулях. У него и до этого ноги выдвигались. Теперь их еще удлинили, сделав к ним съемные телескопические добавки.

Некоторое неудобство состояло в том, что залазить на ходули надо было с высокого места. В городе это не составляло проблемы. Зашел на второй этаж любого дома – и прямо с окна отправляйся в путь. Зато переносить их и спускаться не составляло проблемы. Повернул маленький рычажок – и сочлененья дополнительных ног, мягко входя друг в друга, плавно опускали их хозяина вниз, превращаясь в две коротких тросточки.

Тук-тук, тук-тук, – стучал своими ходулями по дороге Пуфик. Особенно удобно на них было преодолевать лужи и канавы. Каждый шаг равен был пяти шагам человека. Свысока глядя на людей, Пуфик проследовал вперед.

– Ну, теперь держись, – предупредила Па Ма после того, как Пуфик обогнал их. – Сейчас последует Жвачкин.

И точно. Вдали послышался грохот, а затем показались клубы пыли.

– Гром гремит, земля трясется, Шоколадик наш несется. Отходи в сторону!

Только успели они стать на обочину, как мимо стремительно пронеслось, вернее, прокрутилось большущее колесо метров трех в диаметре. Это и был Жвачкин на своем знаменитом «монстре».

Хотя идея принадлежала Альфу, а мастерил Па, все же монстр справедливо считался творением Жвачкина. Именно он просил всех придумать что-нибудь особенное. Кроме него никто не решался ездить на этом чудовище и навряд ли захотел бы сделать это в будущем.

Когда-то нечто подобное было известно как аттракцион «белка в колесе». Внутрь изготовленного из тонких реек и насаженного на ось барабана сажалась белка. Она перебирала лапами рейки и этим заставляла колесо вертеться. Чем быстрее белка бежала внутри, тем быстрее вертелся барабан.

Голь на выдумки хитра! Из такой забавы Па сотворил Жвачкину агрегат точно по его желанию. Тот залезал внутрь и начинал идти по рейкам колеса, как по ступенькам. Вперед или назад. Здесь все было просто.

Основной проблемой являлся спуск по наклонной поверхности. Колесо тогда само набирало большую скорость, при которой Жвачки и просто не успевал переставлять ноги. Для такого случая Па подвесил на ось скамеечку. Как бы быстро не крутилось колесо, скамеечка внутри с сидящим на ней Шоколадиком оставалась неподвижной.

Затем решили проблему торможения. Ее с успехом выполнила большая скоба, насаженная на ось подобно держателям скамеечки. Только не изнутри, а снаружи. Из-за этого скоба волочилась всегда по земле позади колеса и подымала сопутствующие колеснице клубы пыли.

Для замедления или остановки служил мощный магнит, подвешенный внутри на оси. Магниты поменьше играли роль выдвигающихся зубьев на скобе. В своем обычном состоянии большой магнит притягивал маленькие и колесо двигалось без помех. Но стоило Жвачкину направить большой магнит на маленькие другим его концом, как зубья выскакивали из скобы и впивались в землю. Срабатывал принцип отталкивания одноименных полюсов магнитов. Колесо замедляло движение и останавливалось.

Вот на таком монстре промчался Жвачкин мимо пешеходов, что-то им при этом крича. Скрежет трущихся о дорогу зубьев, притормаживающих колесницу перед близким поворотом, заглушил все слова.

Но Па с Ма не собирались в них вслушиваться. Во-первых, главное было спастись от самого колеса и подымаемой им пыли. А во-вторых, они прекрасно знали, что обычно кричит Жвачкин: «Я – первый! Я – самый быстрый! Я – победитель!».

Это было близко к истине, но не совсем. Доказательство как раз сейчас появилось у них над головой. Могучий Марс, последним покинувший видеотеатр, изрыгая огонь из реактивных двигателей своих ног, должен был быть первым у супницы.

Так оно и получилось. Марс оказался первым, а Жвачкин – вторым. Несмотря на очевидный проигрыш, он никак не мог с этим согласиться.

– Если бы мы были не в городе, я бы тебя обогнал. Мне бы только места для разгона побольше. Я бы двести километров за час прокрутил. А тут постоянные повороты. Нет простора для колесницы.

Марс по пустякам не спорил. Да и спорить не было о чем. По законам физики самая маленькая скорость, с которой он мог летать, была выше самой большой, которую развивал агрегат Жвачкина. Но Жвачкин спорил не из-за того, чтобы узнать правду. Просто ему хотелось, чтобы было так.

– Хороша машина, ничего не скажешь, – продолжал хвалить свою конструкцию Жвачкин.

– Вот только пыли чуть-чуть многовато от нос, – на полном серьезе реагировал Марс.

– Пыли? Ну, это дело поправимое. – И подпрыгивая, Жвачкин начал обстукивать себя руками.

На какое-то время его вообще не стало видно, но постепенно очертания прояснились.

– Вот и все. Мне это нисколько не мешает. Я же не Альф, который проехал десять метров на моей чудо-машине, а потом десять часом без остановки чихал. Это же романтика!

И довольный романтик вошел в кушальницу-супницу, распространяя вокруг себя антисанитарию. Главному шеф-повару и министру пищеварения некому было сделать замечание. Па безнадежно отстал в дороге.

Министер приступил к работе. Подносик с груди откинулся и кнопки начали нажиматься. Марс только успевал подносить тарелки и чашки с булочками, пирожками, морсами и соками, бутербродами с колбасой. И, конечно же, конфеты, шоколад, жвачка. Так что к приходу Па и Ма, которые оказались последними, праздничный стол был готов.

Отсутствовали только первые блюда. Но для кушальницы это была не проблема. Супами она могла накормить и в сто раз больше человек. Вот блюда с твердой пищей у нее по-прежнему не получались. Хотя Буль привлекал к ремонту даже Па.

Через четыре минуты четыре тарелки с супом были готовы. Сама Ма давно перешла в число поклонников искусства Жвачкина, но из-за небольшой вредности продолжала настаивать на полезности первых блюд.

Все уселись за стол. Па от имени спасенного человечества произнес благодарственную речь. Начиналась она словами:

– Господа министеры и Ма! Позвольте поздравить вас с очередной годовщиной новой эпохи и воздать должное всем присутствующим здесь! Только благодаря вашему мужеству и мудрости.

Далее он говорил и о других достоинствах роботов и их друзей, в очередной раз перечисляя совершенные ими подвиги. Па четко уяснил слабую струну роботов и детей. С детьми, пожалуй, все было ясно. Но вот почему некоторые роботы так полюбили похвалу, оставалось непонятно. Тем не менее они могли выслушивать героические истории о себе хоть каждый день.

Закончил Па выступление словами «Слава робятам!».

– Слава! Слава! – дружно проскандировали в ответ остальные.

После чего начался пир. Аза сразу отправила в рот две конфеты, а роботы с опаской приступили к пирожкам. Дело в том, что на этом обеде они в первый раз ели пищу наравне с людьми.

Нет, она им по-прежнему была не нужна. Солнца и света вполне хватало для подзарядки. Но еда являлась традиционным элементом, можно сказать ритуалом человеческого общения. Представить торжество без еды и питья было невозможно. Но праздничный стол, когда половина присутствующих ест и пьёт, а другая половина даже не жует и смотрит им в рот, были явлением абсурдным.

Но просьбе самих роботов и в первую очередь Азы, Па провел модернизацию их конструкции. Теперь они спокойно могли пить и есть. Правда, принятая пища никак не использовалась и вместе со вставным контейнером могла выбрасываться после еды. Или отдаваться Жвачкину на повторную переработку.

После этого роботы, по мнению Азы, почти стали людьми. Еще бы научить их одеваться и был бы полный порядок. Однако с этим дело обстояло сложнее, так как на телах их находилось много вспомогательных приспособлений. Надо было менять фасоны одежды или внешнее оформление роботов. Но Аза не теряла надежды.

Хорошо смотрелся Пуфик. Он не пытался, как другие, пробовать жевать пирожки или бутерброды. Он брал пример с Азы. Та ела в основном конфеты. Поэтому и Пуфик спокойно, без всяких эмоций, культурно забрасывал конфету за конфетой в рот. Благо на столе их высилась целая горка.

Пропихнув с помощью пальцев рук очередной пирожок в горло, с ответным словом от имени роботов выступил Дормидонт. Начав свою речь традиционным «господа министеры и товарищи робята», он сразу перешел к основной части. Сводилась она к перечислению древних пословиц.

«Робот – лучший друг человека».

«Без робота – не вытащишь и рыбку из пруда».

«Семь раз отмерь, а робота уважь».

«Два кольца, два конца, посередине – робот».

И так далее. Робот почему-то получался лучше всех. В последнее время Дормидонт частенько стал похваливать своих собратьев. Особенно после промашки с Азой, которая по его недосмотру была долгое время записана в роботы. Но как забыть те десятки споров, что постоянно возникали между ними?

Вот и сейчас Аза, не раз слышавшая эти пословицы, предложила всем на их основе игру в «угадайку».

– Сколько робота не корми… – начала она.

– … А он все в лес смотрит, – продолжил Па.

– Верно, – обрадовалась Аза. – Теперь другая. Завтра, завтра, не сегодня…

– … Так все роботы говорят, – на этот раз первой догадалась Ма.

– А вот еще. Не плюй в колодец….

– … Пригодится роботу, – обрадованно закончил Альф.

Дормидонт обиделся.

– Да мы вообще плевать не умеем, а тут это нам зачем-то пригодится. И почему мы все в лес смотрим после еды? Мы ведь городские роботы.

– Не обижайся, старичок, – обняла Дормидонта Аза. – Я просто пошутила, чтобы ты меньше хвастался.

После «старичка» Дормидонт обычно прощал Азе все, радуясь, что ее острый язычок не пожалел его как «хорошенького дурачка».

– В такой день можно, – вступилась за Дормидонта Ма. – Он ведь первым вспомнил о долге и в конце концов собрал нас всех здесь.

Присутствующие зааплодировали Дормидонту и тот сразу оттаял.

– А я хочу поднять тост и за другой праздник, – вспомнил вдруг Жвачкин, держа в руке чашку с киселем. – За великое астрономическое событие.

Главный географ вскочил на своего любимого конька.

– Ведь что выражает это явление? Не только то, что день равен ночи, но и то, что ночь равна дню. И равна не когда-нибудь, а именно весной, 22 марта. Вот насколько точная эта наука география. При этом день длится не шесть или семь часов, как думают некоторые, – тут он почему-то посмотрел на Па, – а ровно двенадцать. Не менее удивительно, что двенадцать часов длится и ночь.

Жвачкин еще долго продолжал в том же духе, делая разнообразнейшие выводы, вроде «лето – это не зима», «два – это не восемь» и «дважды два – четыре».

– … вот почему этот праздник один из самых важных на Земле.

С ним вежливо согласились, чтобы он не продолжал и дальше доказывать, что «трижды три – девять» и «днем – светло, а ночью, как ни странно, темно».

Официальные речи кончились и пошла дружеская беседа с шоколадом и напитками. Под веселое застолье как-то незаметно оказались отодвинуты в сторону тарелки с нетронутым супом. Ма, конечно, это заметила, но решила в такой день замечаний не делать. Тем более, что одна из четырех тарелок была ее.

Лучше всех за столом себя чувствовала Аза. Пока еще она окончательно для себя не решила, кем лучше быть, роботом или человеком. Но необычайная любовь к конфетам подсказывала скорый ответ. Жвачкин за это даже назвал ее новым человеком Земли.

– Человек-то она новый, – согласился Дормидонт. – Да вот только зубы у нее из-за конфет могут быстро постареть. Я ведь хирург, а не дантист. Если мы за ближайшие годы не победим излучение, то кариес вполне сможет оказаться победителем над ее зубками. Это раньше было: захотел новый нос – пожалуйста, новые зубы – только рот откройте.

Однако даже такая опасность не заставила Азу изменить свои вкусы. По ее просьбе Жвачкин разработал специальную конфетную диету, от которой в свое время отказалась Ма. Он начал добавлять в конфеты разные витамины, необходимые минералы и другие ингредиенты. И скоро конфеты только по вкусу оставались конфетами, на самом деле представляя собой кладовую полезных веществ. Даже Па признавал это.

Только шоколад оставался первоначальным шоколадом. Тут у Жвачкина имелось особое мнение.

– Не будь я Шоколадиком, если шоколад не самая полезная вещь на свете. Витаминов и калорий в нем от природы целый вагон и маленькая тележка. И для зубов он очень полезный. Надо только вместо сахара добавлять мед и изюм.

Такое мощное научное обоснование было Азе на руку.

– К тому же, развивала она понравившуюся ей теорию, – если что-то нравится и ты не злишься при еде, – тут она явно намекала на суп, – это не расшатывает нервы, очень укрепляет здоровье и добавляет веселость.

Да, глядя на Азу с Шоколадиком, трудно было такое отрицать.

Поэтому, закусив витаминные конфеты полезным для зубов шоколадом, Аза решила выразить свое отношение к вкусным продуктам следующими стихами:

 
Шоко-шоко-шоколад,
Витаминов целый клад.
Ах, конфетки, ох, конфетки,
Шелестящие монетки.
Вот какое угощенье
Надо мне на день рожденья.
 
 
Тот, кто любит шоколад,
Тот достоин всех наград.
А кто кушает конфеты,
Добивается победы.
Вот какие сладости
Надо мне для радости.
 
 
Бутерброды с шоколадом
Лучше булок с мармеладом.
Вкусные, отличные,
Очень симпатичные.
Вот какие чаще встречи
Надо мне взамен на речи.
 
 
Я жую, жую, жую.
И пою, пою, пою.
Шоколадно все вокруг,
Ты мой друг и я, твой друг.
Вот такое окруженье
Мне дает воображенье.
 
 
Розовый, коричневатый,
Светло-белый, полосатый,
Горький, сладкий и с кислинкой,
Может пахнуть он малинкой.
Ем его с орехом,
С громким нежным смехом.
 
 
Персики и вишня
Тут будут не лишни.
Ем, ем шоколад,
Наслажденье для ребят,
На воде, на берегу,
На дороге, на лугу,
При ходьбе и на бегу
Удержаться не могу.
 
 
Шоколад чтоб есть с успехом,
Можно стать и человеком.
Только ради шоколада
Человеком быть я рада.
 

После окончания чтения стихов Жвачкин выглядел так, как будто автором был он.