Текст книги "Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

Соавторы: Майкл Суэнвик,Говард (Ховард) Уолдроп,Вернор (Вернон) Стефан Виндж,Паоло Бачигалупи,Кейдж Бейкер,Уолтер Йон Уильямс,Джон Герберт (Херберт) Варли,Нэнси (Ненси) Кресс,Роберт Рид,Терри Бэллантин Биссон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 69 страниц)

Джо включил генератор помех и зашел под сень конических елей. Иголки казались матово-черными и имели распушенные разрезы на концах, чтобы лучше поглощать солнечный свет.

Земля была покрыта сетью корней, обвитых чем-то мохнатым и черным, похожим на траву. В ушах у Джо свистело его собственное дыхание, он уже вспотел в своем воздухонепроницаемом костюме, но методично опрыскивал корни каждого баллистического ствола бесцветной дымящейся жидкостью. Жидкость с шипением моментально испарялась, в опрыснутых местах древесина светлела. Джо старательно избегал контакта со струей жидкости, он-то знал, что это такое. Деревья тоже знали. Но единственным средством, которое он смог придумать для уничтожения деревьев без риска спровоцировать реакцию взрыва, оказался жидкий азот. Ведь у всех этих стволов сердцевина была из чистой нитроклетчатки – сильного взрывчатого вещества, и от сильного удара или от вибрации бензопилы деревья могли взорваться. Он случайно задел одно дерево, и оно угрожающе заскрипело; казалось, еще чуть-чуть, и упадет набок. Джо обошел дерево, опрыскал остальные корни и оказался прямо перед обезумевшей фермой.

– Мой драгоценный сад земного наслаждения! Лес моей мечты! Моя радость, мои деревья, мои деревья! – Глаза на стебельках поднялись высоко вверх и моргали оттуда, в ужасе глядя на Джо. Сама же ферма присела на шесть или семь задних конечностей, а остальными размахивала в воздухе перед носом Джо. – Губитель молодой поросли! Насильник матери-Земли! Кромсатель живых существ!

– Отойди, – сказал Джо, выронив криогенный опрыскиватель и доставая воздушное ружье.

Ферма с шумом грохнулась перед ним на землю и вытянула глаза на стебельках, чтобы со всех сторон оглядеть его. Глаза мигали, над злыми булавочными зрачками трепетали длинные черные ресницы.

– Как ты смел? – начала ферма. – Мои драгоценные ростки!

– Заткнись, – пробурчал Джо и приложил ружье к плечу. – Думаешь, я позволил бы тебе спалить мою усадьбу при запуске ракеты? Убери это, черт тебя побери! – прибавил он, заметив, что ферма потянулась к нему одним из спинных щупальцев.

– Мои деревья, – тихо простонала ферма. – Я в изгнании! Еще шесть лет, шесть долгих лет оставаться прикованной к этому несчастному источнику гравитации, ждать, пока откроется следующее окно! Никаких мозгов для младенца Иисуса! Мошенник, преступник! Если бы не ты, мы могли бы быть счастливы! Кто надоумил тебя? Леди Крыса? – Ферма собиралась с силами, под кожистым покровом напряглись мускулы.

И Джо выстрелил.

Тубокурарин является миорелаксантом, он парализует скелетные мышцы, которыми обычно сознательно управляет нервная система человека. Эторфин – очень сильный наркотик-опиат, в тысячу двести раз мощнее героина. Со временем ферма с ее чужеродным адаптивным метаболизмом и сознательно контролируемым белковым обменом могла бы выработать иммунитет к эторфину, но Джо всадил в иглу дозу, которая была способна оглушить синего кита, и он не собирался давать ферме никакого шанса выжить.

Ферма содрогнулась, опустилась на одно колено, а Джо набросился на нее, занеся свое самое грозное оружие.

– Но зачем? – печально спросила ферма, и Джо пожалел, что спустил курок. – Ты мог бы полететь с нами!

– С вами? – переспросил он. Глазные стебельки уже опали, огромные легкие с трудом вдыхали воздух, ферма пыталась что-то сказать.

– Я хотела спросить… – начала было она, но теперь не выдержала половина ее ног, и звук от падения фермы был похож на грохот маленького землетрясения. – Ох, Джо, если бы только…

– Джо?… Мэдди?! – переспросил Джо и опустил ружье с транквилизатором.

Спереди у фермы появился рот, знакомые губы прошептали последние слова, слова о Юпитере, о забытых обещаниях. Джо в ужасе отступил назад. Проходя мимо первого мертвого дерева, он выронил канистру с жидким азотом, потом, сам не понимая почему, повернулся и побежал – побежал к дому, а глаза его застилали слезы и пот. Но он все же опоздал, и когда он снова опустился на колени перед фермой с аптечкой в руках, оказалось, что та уже умерла.

– Черт побери! – промолвил Джо и поднялся на ноги, тряся головой. – Черт побери. – Нащупал рацию: – Боб, сюда, Боб!

– Р-р-р-р?

– У мамы очередной срыв. Емкость свободна?

– Йап!

– О'кей. Ее программы в моем офисе, в сейфе. Давай включим емкость на разогрев, а потом пригоним сюда трактор, чтобы убрать грязь.

В ту осень на северном пастбище Армитидж-Энда выросла особо сочная и зеленая трава.

Стивен Попкес – Лед

Steven [Earl] Popkes. The Ice (2003). Перевод Н. Фроловой

Перед вами трогательный, лирический и глубокий рассказ о жизни одного человека и о том, как резко и неожиданно она может измениться. Стивен Попкес начал публиковаться в 1985 году, в последующие годы он написал немало ярких рассказов для журналов «Asimov’s Science Fiction», «Sci Fiction», «The Magazine of Fantasy amp; Science Fiction», «Realms of Fantasy», «Science Fiction Age», «Full Spectrum», «Tomorrow», «The twilight Zone Magazine», «Night Cry» и других. В 1987 году в свет вышел его первый роман «Caliban Landing», в 1991 году расширенная до романа версия популярного рассказа «The Egg» вышла под новым названием «Slow Lighting». Попкес принимал участие в работе Кембриджского писательского сообщества, где готовились научно-фантастические сценарии о будущем Бостона и Массачусетса, объединенные в 1994 году в антологию «Future Boston», куда вошли несколько рассказов Попкеса. В двадцатой выпуске «The Year’s Best Science Fiction» был опубликован его рассказ «Winters Are Hard». Стивен Попкес проживает в Хопкинтоне, штат Массачусетс, вместе с семьей; работает в фирме, занимающейся авиационным приборостроением, и учится на пилота.

НетБио, 26 апреля 2017 г.

Хау Горди (Гордон Хау), р. 1928, канадский хоккеист. Возможно, самый великий и самый заслуженный форвард в истории хоккея; с 1946 по 1971 г. играл за команду «Детройт ред вингз» в составе Национальной хоккейной лиги (НХЛ). Вместе с двумя сыновьями в 1973 году играл за «Хьюстон Аэрос», а в 1977-м – за «Нью Ингланд вейлерс», входящую в Международную хоккейную ассоциацию. Карьеру закончил в 1980 году в команде «Хартфорд вейлерс» (НХЛ). В составе НХЛ Хау сыграл 26 сезонов, 1767 игр; его рекорд – 801 забитая шайба – был побит только Уэйном Грецки в 1994 году.

Действие I

Хоккейный сезон заканчивается в конце апреля. Через две недели начинается серия игр плей-офф [Плей-офф – повторная игра после ничьей для установления победителя.]. Фил Берджер думает одновременно о тренировках, о колледже, о своей девушке Роксане. В начале недели он получил письма от Колби и Дартмута относительно хоккейной стипендии. Сам он предпочел бы университет получше, с хорошей хоккейной командой, например Бостонский. Но в Бостонском университете им не заинтересовались, хотя он и встречался с одним из их тренеров во время игры три недели тому назад. Фил ворчит про себя. Не надо было раньше времени себя настраивать. Теперь много парней умеют неплохо играть в хоккей.

В доме темно, но машина матери стоит на месте. В свете луны тени, отбрасываемые старинным домом викторианской постройки, мешаются с тенями деревьев. Филу становится не по себе. В полутьме он с трудом находит ключ от входной двери, а зайдя внутрь, тут же зажигает свет в холле.

Тишина.

Слышно, как кто-то дышит в гостиной. Он подходит к двери. Лампочка светит у него за спиной, поэтому он ничего толком разглядеть не может. Он спрашивает:

– Мам?

В комнате вспыхивает свет, и Кэрол Берджер, его мать, отводит руку от лампы.

Она протягивает ему какую-то газету. Фил видит, что это спортивная страница газеты "Мидлсекс Ньюс"; он узнает фамилию автора – он уже сталкивался со статьями Фрэнка Хэммета. Мать Фила скрупулезно хранит все статьи, в которых упоминается его имя. Перед текстом помещена фотография Фила. Он читает заголовок: "За "Хопкинтон Хиллерз" играет клон Горди Хау".

Фил ухмыляется. Ну и шутник же автор. Он даже головой трясет от изумления. Фил неплохо играет, но разве ему сравниться с Горди Хау?

– В этом все дело? – Он держит в руках газету. – Запоздавшие первоапрельские шутки.

– Ты был выращен в пробирке, – медленно отвечает мать.

– Что?

– Мы с отцом не имеем к твоему зачатию никакого отношения. Мои яйцеклетки были… бесплодными, а у твоего отца серьезная наследственная болезнь. Он не хотел, чтобы это передалось и его ребенку. Эмбрион был донорский. Родителей мы не знали. – Мать проводит рукой по лицу. – Мы знали лишь, что деньги на всю процедуру выделил богатый спонсор. – Она смотрит на Фила. – Мы согласились. Денег у нас не было. Мы жили в Нью-Гемпшире, там медицинская страховка не оплачивает искусственное оплодотворение. А мы очень хотели ребенка.

Фил встряхивает головой.

– Ну и что? Все равно этого не может быть.

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Знаю лишь, что мне позвонили два адвоката: один предложил от нашего имени требовать у Горди Хау компенсации через суд, второй защищал самого Горди Хау и предупреждал нас, чтобы мы не совались в это дело. Еще мне позвонил доктор Робинсон.

– Робинсон?

– Акушер, который проводил имплантацию эмбриона.

– И что сказал доктор Робинсон?

– Сказал, что на него выходил Фрэнк Хэммет с какими-то документами относительно "нарушений в процедуре имплантации". – Она поднимает руку, а потом опускает ее – рука падает на колени. – "Нарушений".

Фил пытается осознать все сказанное матерью.

Она смотрит в окно.

– Есть люди, которые серьезно относятся к тому, что написал в этой статье Хэммет.

В течение следующей недели им звонят адвокаты, журналисты, репортеры. В Массачусетсе хоккей любят больше всех остальных видов спорта. Хопкинтон жужжит, как пчелиный рой, все в восторге, что среди них, возможно, живет двойник Горди Хау.

Отец Фила, Джейк, настаивает на том, чтобы отключить видеоканалы, а по радио слушать лишь надежные. Он не подходит к телефону. Джейк всю жизнь старался жить по правилам, обеспечивал жену и сына. Он много работает, управляет фабрикой по производству пластмассовых изделий неподалеку от дома. Дома он хочет забыть о технике. Дом Берджеров – старинный особняк, ему более ста лет, он минимально оснащен современной техникой. Филу всегда приходилось отправляться к друзьям, если он хотел поиграть в игры "с погружением" или скачать серьезную информацию из Сети. Летом большую часть своего свободного времени Джейк работает в огороде, зимой – в оранжерее.

Фил не представляет, что делать с отцом. Джейк даже в глаза глядеть избегает. Джейк вообще избегает Фила, несмотря на то что дом небольшой. Обычно Джейк в это время готовит огород к весне. Но в этом году апрель выдался холодный, и Фил беспокоится за отца. Джейк в последнее время часто сидит в своей оранжерее, уставившись через стекло на улицу. Ягоды так и останутся несобранными. Филу хотелось бы обсудить все происходящее с Роксаной, но та уехала на месяц во Францию изучать французский язык, а звонить в Европу не хочется.

Кроме того, Фил не очень-то верит этим сплетням. Он считает, что все это чья-то ужасная мистификация. Фил много читает об истории хоккея. Интересно, каково это – оказаться в шкуре Горди Хау?

Местные каналы в течение всей недели обсуждают только статью Хэммета. К воскресенью настрой дискуссий меняется; если вначале обсуждали этический вопрос: может ли клон Гордона Хау играть против обыкновенных игроков, то в конце недели уже вовсю звучат возмущенные голоса: как смеет Фрэнк Хэммет писать такую отъявленную ложь. Однако ни окружные, ни тем более национальные каналы дискуссию не поддержали. Фил чувствует облегчение. Пока ведущие каналы молчат, есть надежда. Хэммет, как ни странно, тоже молчит и не отвечает на звонки журналистов. Кое-кто предполагает, что его досконально допрашивают относительно источников информации. Обсуждается соответствие Хэммета занимаемой им должности репортера "Глоуб". Вспоминают старый скандал, связанный с Майклом Барниклом; в одной из передовиц высказывается предположение, что и Хэммета ждет увольнение. Кажется, что внимание публики с Фила переключилось на Хэммета. Фил только доволен.

Вечером в понедельник у "Хиллерз" очередная игра против "Блу Девилз" в Леоминстере. Статья Хэммета произвела на людей впечатление, трибуны забиты до отказа. Фил не может протиснуться. Адвокат по имени Далтон угрожает ему судебным запретом и говорит, что представляет Горди Хау. Джейк и Фил плохо представляют, что тут можно сделать, они просто разворачиваются и уходят со стадиона. Но потом паркуют машину на соседней улице и осторожно пробираются внутрь через задний ход. Ни Фил, ни другие игроки не могут сконцентрироваться на игре. "Хиллерз" падают духом и проигрывают со счетом 4:2.

После игры за машиной Джейка и Фила пристраиваются другие машины. Джейк петляет по боковым улочкам и в результате уходит от них. Фил не понимает, что это за люди. Он лишь разглядел, что одеты они были в ветровки или спортивные шерстяные куртки; еще заметил перчатки, но лиц не запомнил.

Когда Джейк и Фил возвращаются домой, Кэрол протягивает им номер бостонского "Глоуба". Передовица, написанная Фрэнком Хэмметом и Карлом Уэзерспуном, называется "Клон Горди Хау". Статья занимает почти весь лист, в ней много ссылок. Несколько фотографий с изображением хроматограмм ДНК и хромосом, которые, как заявляют авторы, подтверждают сходство генотипов Хау и Фила Берджера.

У Фила такое ощущение, что весь мир превратился в какой-то длинный ужасный тоннель. Он трясет головой и вглядывается в фотографии. Без его согласия выставлена напоказ его жизнь. Нет. Дело намного серьезнее. У него такое чувство, что его выставили голым перед незнакомыми людьми. И ему стыдно, хотя он не знает, за что и почему.

Он смотрит на родителей.

– Откуда у них эти фотографии? Разве они не должны получить разрешение или… что-нибудь в этом духе? Разве я не должен подписать какие-нибудь бумаги?

Джейк пожимает плечами.

– Не знаю, сынок.

Звонок в дверь. На крыльце стоят четверо мужчин.

– Черт побери, – говорит Джейк.

Фил никогда раньше не слышал, чтобы отец ругался.

В холле Джейк поворачивается к Филу и говорит:

– Фил, это доктор Сэм Робинсон. Твоя мать рассказывала тебе о нем. Остальных я не знаю.

Фил узнает Далтона, он видел его на катке. За Далтоном входят еще двое. Одного представляют как доктора Марри Хау, сына Горди Хау. Последний мужчина в представлениях не нуждается, Фил сразу его узнает – это сам Горди Хау.

Фил крупный парень. Он больше шести футов ростом, а весит около ста девяноста фунтов. Фил знает это, ему нравится ощущать себя большим и сильным, особенно, например, когда идешь в толпе других людей. Когда Хау входит в их дом и Фил встречает его лицом к лицу, он вдруг понимает, что все, о чем говорят, – правда. Хау около девяноста лет; как все старики, он немного высох. Возраст и тяготы жизни наложили свой отпечаток на внешность Хау, но дело не в этом, главное сходство не в лице. Больше всего Фила поражает и убеждает крупное и все еще мощное тело Хау – в нем так и сквозит молодой Горди Хау, хотя видно, что он перенес немало травм, особенно травм ног; руки расслаблены, но готовы к действию, как у настоящего спортсмена.

Хау в свою очередь также внимательно рассматривает Фила, и Фил видит, что Хау тоже поверил.

– Это сделали вы? – спрашивает Фил.

Хау качает головой.

– У меня и так три сына. Больше мне не нужно. – Склонив голову набок, критически осматривает Фила. – Ты будешь добиваться официального признания, что я твой отец?

Фил в ответ также трясет головой:

– У меня уже есть отец. Второго мне не надо.

Они сказали друг другу все, больше говорить нечего. Но у других есть что обсудить. Все рассаживаются в гостиной. Хау говорит мало. И Фил, и Хау сосредоточили свое внимание друг на друге.

Робинсон объясняет, что произошло.

– В тысяча девятьсот девяносто седьмом году на нас вышли адвокаты "Мил и Уид" из Детройта. Они представляли семейную пару, погибшую в автомобильной катастрофе, но оставившую на сохранение свои эмбрионы. В те времена лишние эмбрионы обычно замораживали, а позже их могли использовать либо по назначению, либо в исследовательских целях. Родители погибшей пары изъявили желание, чтобы эмбрионы были отданы бездетным парам. Все участники сделки должны были остаться анонимными. – Робинсон снял очки и потер переносицу. – Такое происходило тогда, происходит и сейчас. Кроме того, клиенты компании "Мил и Уид" были людьми состоятельными и могли предоставить необходимые гранты нуждающимся парам. В Нью-Гемпшире тогда медицинская страховка не покрывала расходов на искусственное оплодотворение. Все бумаги "Мил и Уид" были в порядке, мы также проверили лабораторию, где хранились эмбрионы. Мы не наводили справки о самих клиентах, ибо они пожелали остаться неизвестными, но мы внимательно проверили их истории болезни. Такие ситуации тоже не редкость. Когда мы получили эмбрионы, то вызвали Берджеров.

Робинсон молча оглядывает всех присутствующих:

– На днях я обнаружил, что бумаги "Мид и Уид" были поддельными. Лаборатории, которую мы проверяли, больше не существует. Их бумаги тоже оказались липовыми. Я даже пред ставить себе ничего подобного не мог. И главный прокурор штата Мичиган тоже. Он сейчас расследует это дело, но прошло восемнадцать лет, так что вряд ли удастся что-либо найти.

Кэрол смотрит на Хау и Фила.

– Не так уж они и похожи. Может, тут произошла ошибка.

Робинсон кивает головой:

– Ничего удивительного. В тысяча девятьсот девяносто девятом году мы пользовались методикой Долли. Клон Долли существенно отличается от генетического родителя. На эмбрион оказывают влияние три фактора: содержимое самой яйцеклетки вне ядра, нуклеарная ДНК яйцеклетки и спермы и внутренняя среда материнского организма. От мистера Хау Фил получил лишь один из этих факторов. Остальное – от неизвестного донора яйцеклетки и от миссис Берджер.

Фил поднимает глаза:

– А другие человеческие клоны существуют? Прошло семнадцать лет. Не может быть, чтобы я был единственным.

– Хороший вопрос. – Робинсон поправляет очки. – До сих пор клонирование людей не сертифицировано Управлением по контролю за продуктами и лекарствами; даже учитывая современные технологические возможности, велика доля риска, слишком много дефектов у эмбрионов. Ну и что? Клонирование незаконно, но всех это не остановит. Процедура сложная, даже в наше время, но это вовсе не означает, что никто не будет пробовать ее провести. Правда, об этом не кричат на каждом углу.

Кэрол тихо спрашивает:

– И кто может рискнуть?

Робинсон отвечает:

– Это как лотерея. В первом порыве энтузиазма, сразу после клонирования Долли, на свет было произведено несколько человеческих клонов. – Робинсон закрывает глаза и качает головой. – В том числе и Фил, хотя в основном случаи оказались неудачными. Опыты по клонированию человека начались незадолго до того, как на свет была успешно произведена Долли. Рождались дети без мозга или без глаз, с серьезными мозговыми нарушениями. Это надолго приостановило опыты по клонированию людей. Люди боятся даже синдрома Дауна, не говоря уже о таких уродствах. К тому же существовало достаточное количество законных, безопасных и более дешевых методик искусственного оплодотворения. Методика клонирования могла заинтересовать лишь тех, кого не волновал вопрос, сколько уродцев он произведет на свет, пока не будет достигнут желаемый результат, кто обладал достаточной силой и властью, что бы держать все в тайне, и кого при этом не слишком мучили бы угрызения совести.

Фил кладет руки на колени.

– Например, если кому-то нужно было клонировать Горди Хау?

– Именно. – Робинсон грустно улыбается. – Конечно, в последние годы все изменилось. Открыто много новых методик. И дебаты относительно этической стороны клонирования начинаются заново.

– Почему? – У Фила голова идет кругом. – Зачем вообще это нужно? Зачем делать это здесь? Почему выбрали именно Горди Хау? – Он смеется, но смех его звучит как собачий лай. – Мы ведь в Новой Англии! Почему тогда не Бобби Орр? Не Рей Борк?

– А кто такой Бобби Орр? – спрашивает Робинсон.

– Не важно.

Робинсон пожимает плечами и берет в руки дипломат, который принес с собой.

– Я захватил с собой все необходимое для анализов. Если Фил и мистер Хау не возражают, к утру мы можем расставить все точки над i.

После того как Робинсон берет образцы на анализ, все поднимаются на ноги и ждут только, когда он их упакует. Неожиданно Фила осеняет:

– Доктор Робинсон, а сколько эмбрионов вы получили от "Мил и Уид"?

Робинсон поднимает лицо от стола, он вдруг как-то сникает.

– Четырнадцать.

– И что сталось с ними?

– Два эмбриона ушло на тебя. Остальные двенадцать были отданы еще пяти парам. – Он останавливается, потом продолжает: – В трех случаях эмбрионы не прижились. Еще в одном получился выкидыш. Всего две пары произвели на свет детей.

– Две?

У Фила, возможно, есть брат. Человек, который разделит его беду.

– Да. Он вместе с родителями живет в Нашуа. – Робинсон опять замолкает. – Черт побери, ты должен это знать. Зовут его Дэнни Хелстром. У него тяжелый случай церебрального паралича, ничего более страшного я в жизни своей не встречал.

На следующее утро заезжает Робинсон. Результаты анализов уже никого не удивляют. Да, Фил настоящий клон Горди Хау. Фил опускается в кресло. Хотя он и готов был к таким результатам, но им овладевает депрессия.

Национальные каналы пока что молчат, и Фил облегченно вздыхает. Даже мимолетное замечание по ведущим каналам может сильно испортить его жизнь. Местные каналы тоже молчат. Фил надеется, что на этом все и закончится.

Он выглядывает на улицу. Небо ясное и холодное, такое голубое, что похоже на жидкий кислород. Вместо того чтобы идти в школу, он берет коньки и направляется к озеру. Старшеклассникам иногда разрешается пропускать занятия.

Он усиленно тренируется: забег, остановка, смена направления, забег, резкий поворот назад, резкий поворот вперед. Понемногу из тела уходит напряжение. Дышит он тяжело, рот и горло обжигает ледяной воздух, мышцы похожи на растопленное масло. Ни на секунду не задумываясь, он проскакивает мимо двух рыбацких лунок, объезжает места с тонким льдом и проезжает под мостом на канал, впадающий в озерцо.

Зима стоит сухая и холодная, канал тоже покрыт льдом. Фил дотрагивается до льда рукой. Пальцы на какое-то мгновение приклеиваются ко льду. Потом он скользит рукой дальше по гладкому и очень толстому льду. На катке такой лед считают идеальным для игры в хоккей. Однако здесь, на канале, лед неровный, он кочковат. У берега в лед вмерзло много веток и корней, а ветви склонившихся надо льдом деревьев совсем высохли и сморщились. Вот поворот, отсюда дорогу не слышно и не видно, а сам канал расширяется, превращаясь в длинный пруд. Огромные валуны торчат прямо изо льда, и Фил осторожно объезжает их, небольшие преграды он просто перескакивает. Интересно, а получился бы из него фигурист, и что бы тогда думал о нем Хау? Фил сердится на себя из-за того, что ему небезразлично мнение Хау. А что испытывает фигурист при исполнении двойного акселя?

Он пытается вспомнить, как случилось, что он увлекся хоккеем, а не каким-то другим видом спорта. Вспомнить он ничего не может. Смутно припоминает, как учился держаться на коньках, как ездил, толкая перед собой пустую тележку для бидонов с молоком, а на голове у него был такой огромный шлем. Потом, уже в четыре года, он катался на озере, играл в хоккей с мальчиками постарше.

Фил останавливается и склоняется над валуном. Да, конечно, другие четырехлетки катались еле-еле, но какое ему до них дело. Тут как в математике или музыке: ты или делаешь что-то хорошо, или нет. Можно играть на пианино, но не быть при этом Моцартом; можно складывать и вычитать, но не быть Эйнштейном; можно играть в хоккей, но не быть Горди Хау. Фил всегда был крупным мальчиком. Когда ему было четыре года, многие давали ему шесть. А те, кому было по шесть-семь лет, катались много лучше его. Он всегда мечтал играть за НХЛ, мечтал стать вторым Уэйном Грецки или Бобби Орром. Да. А какой мальчишка не мечтал? Но особенным он себя никогда не чувствовал. Горди Хау был потрясающим игроком. Интересно, а он чувствовал себя особенным?

Фил думает, как будет здорово, когда в пятницу вернется Роксана. Но как она отнесется к тому, что встречается с клоном Горди Хау?

В этот день кажется, что к дому Берджеров стекаются все, у кого есть фотоаппарат и выход на какой-нибудь канал, – и профессионалы, и любители. Фил не выходит на улицу и никому не открывает дверь. Фила спасает только то, что в электронном адресном справочнике перепутали названия улиц и большая часть репортеров, журналистов и зевак обрушилась на дом неких Кознов.

Но и отсутствие Фила не останавливает коммерческую прессу. Вечером того же дня, когда по всем местным каналам передают подробности его истории, Фил с удивлением видит на экране двух учащихся средней школы Хопкинтона – они оживленно отвечают на вопросы о его, Фила, жизни. Директор школы и его заместитель сообщают репортерам другого канала, что Фил Берджер пользуется в школе огромной популярностью. Фил в жизни не встречался ни с директором, ни с его замом. И вообще он никогда не видел ни одного из тех людей, кто так увлеченно о нем рассказывает. По Сети распространяют видеозаписи – Фил катается на коньках.

Когда Джейк и Кэрол приходят домой, им приходится с трудом пробираться через толпу. Перед домом один за другим припаркованы четыре телевизионных фургона. У самого крыльца в полицейской машине сидят шеф полиции и тренер Фила. Фил не просил их об этой услуге, но рад, что они здесь. Именно они сдерживают натиск репортеров.

В течение нескольких следующих дней утром Фила отвозят на занятия тоже в полицейской машине. После тренировок его везет домой тренер. Фил часто украдкой подходит к окну гостиной и разглядывает людей на улице.

Через несколько дней люди меняются. Вместо местных компаний появляются национальные, страсти накаляются. Нуклеарная ДНК Фила получена от Горди Хау, но митохондриальная ДНК и цитоплазма – от анонимной женщины-донора. Гормональная среда и эмоциональная окраска – от Кэрол Берджер. Так разве его можно назвать нормальным человеком? Чей он ребенок? Может ли Фил быть наследником Горди Хау? Может ли Горди Хау предъявлять родительские права на Фила? А анонимная женщина-донор? Горди Хау и Фил Берджер легко решили ситуацию между собой, но репортеров это не волнует; слава Горди Хау и сам факт существования Фила не дают им покоя.

Репортеры национальных телекомпаний делают очередные снимки дома Берджеров, а потом их место занимают журналисты бульварных изданий, компьютерных чат-каналов и прочий сброд.

В тот же день Фила навещают тренеры Бостонского колледжа и Бостонского университета. На лужайке перед домом они затевают яростный спор о преимуществах своих учебных заведений, а тем временем представитель Национальной хоккейной лиги отводит Фила в сторону и пробует уговорить его подписать контракт с "Бостон Бруинз". "Чего тебе ждать?" – спрашивает он.

Звонит Роксана. Она сообщает, что уже дома, но в полном смятении. Им какое-то время не стоит видеться. Фил непонимающе смотрит на трубку, ему хочется хорошенько кого-то ударить.

К пятнице, когда назначена первая игра серии плей-офф против "Мальборо Пантерз", у Фила развивается клаустрофобия, он полон злобы и горечи. "Пантерз" быстро выходят вперед и к концу первого периода забивают две шайбы. "Хиллерз" заранее готовы к проигрышу, на льду они ведут себя неорганизованно.

"Пантерз" выигрывают вбрасывание, но Фил перехватывает их передачу и на полном ходу проходит с шайбой в зону ворот противника. В этот момент злоба и горечь в нем достигают максимального накала, он чувствует, что способен горы свернуть. Он видит, как защитник пробует остановить его, но легко обходит противника. Вратарь выходит вперед, чтобы поймать шайбу, Фил разворачивается и посылает шайбу в ворота.

Словно издалека до него доносится рев толпы. А сам он видит один только лед. Товарищи по команде берут с него пример, и к концу второго периода счет равный.

В третьем периоде команды пытаются измотать друг друга, "Пантерз" никоим образом не намерены уступать. Игроки прибегают к грубым приемам борьбы, в основном игра идет в средней зоне. Когда до конца игры остается три минуты, Фил делает рывок влево, обходит защитника и передает шайбу центральному нападающему, а тот посылает ее в ворота.

Теперь "Пантерз" рвутся во что бы то ни стало сравнять счет. Они снимают вратаря и выпускают на лед шестого игрока. Но сегодня звездный день Фила. Лед безграничен, слов но море. Он ощущает свое дыхание, силу своих мускулов. Чем быстрее он скользит, тем становится легче. Ему на миг предоставляется возможность – с угла синей линии ему передают пас, и он моментально направляет шайбу в свободный угол ворот. Защитник сзади налетает на него уже после свистка.

Реакция Фила совершенно неожиданна и неосознанна. Он разворачивается и наносит удар защитнику. В одну секунду образуется куча мала. Его удаляют с площадки. "Хиллерз" пропускают одну шайбу, но выигрывают с общим счетом 4:3.

Фил принимает душ в раздевалке, подставив голову под потоки воды. Он еще никогда в жизни так здорово не играл. Может, ему недоставало злости. Он ведь не был самым младшим из шестерых детей в семье, как Хау. Случайно до него долетает обрывок фразы:

– Так вот что значит играть с Горди Хау!

Хэммет подробно описывает игру, он называет происшедшее коронным трюком Горди Хау: один гол, одна передача, одна драка.

Фила не допускают к следующей игре, "Хиллерз" проигрывают серию игр плэй-офф и выходят из игр сезона. Фил возвращается в школу, шумиха постепенно затихает. Иногда он встречает Роксану в кругу общих знакомых, но она не подходит к нему. Он тоже не подходит к ней.