Текст книги "Миры Гарри Гаррисона. Книга 7"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Боже мой, что я делаю… Я не знал… У тебя на лице кровь. Это я сделал!

– Неважно, все уже прошло.

– Нет. Я виноват. Очень виноват. Прошу тебя, прости. Я сделал тебе больно, что-нибудь сломал…

– Нет, ничего подобного, правда, мне совсем не больно.

Григорий в смятении, забыв обо всем, ощупывал ее руки, словно ожидая обнаружить перелом, обнимая, прижимал ее к себе.

Его дыхание участилось. Она попробовала осторожно высвободиться.

– Прости меня, – сказал он тихо, – прости.

– Ничего, – ответила она по-прежнему спокойно, чувствуя, однако, как его руки опускаются все ниже, обнимая ее все крепче. Его ярость внезапно обратилась совсем в другое чувство.

Коретта понимала, что все зашло слишком далеко и следует прекратить это. Но тут же удивилась собственным мыслям: зачем? Почему она должна останавливать его? Она женщина, была замужем. И ведь этот большой, угрюмый, вспыльчивый русский нравится ей. И, – она с трудом удержалась от смеха, – Господи, ведь это в космосе впервые, прямо как в книжках. Григорий заметил ее улыбку и коснулся пальцами ее губ, шепча по-русски ласковые слова. Ее костюм застегивался на одну-единственную молнию, и он медленно расстегнул его, обнажая теплую темную кожу.

Она не носила бюстгальтера – зачем он в невесомости? – ее груди были круглыми и полными. Он наклонился, погрузив лицо в их тепло, целуя ее снова и снова. Она крепко обняла его голову, помогла ему раскрыть молнию до конца. Выскользнула из своего костюма и помогла раздеться ему.

Приятно, необычайно приятно было плыть невесомыми в космосе, будто в глубине океана. Волны музыки набегали на них, отступали… и набегали опять…

Глава 29

ПВ 16:41

– Болонская копченая колбаса, салями или сыр, мистер Флэкс, и больше ничего. А хлеб только белый.

Флэкс посмотрел на поднос с неаппетитными сандвичами.

– Ну почему, Чарли, – спросил он, – в тот момент, когда начинается работа, сразу кончается вся еда и нам присылают такое вот дерьмо? Хлеб, видимо, черствый?

– К сожалению, мистер Флэкс Но, в конце концов, после семи вечера нельзя ожидать…

– Нельзя что? Нельзя ожидать нормальной еды, потому что в буфете рабочий день кончился? Да у меня здесь люди работают сутками без перерыва, а вы не можете придумать ничего получше этих дерьмовых сандвичей!

– Это не я придумываю, я только разношу. Берете?

– Нищим выбирать не приходится, – проворчал Флэкс, его гнев прошел так же быстро, как и вспыхнул. Он приподнялся в кресле, чтобы размять затекшие ноги. Надо походить, но сперва он перекусит. – Дайте мне каждого по одному. Спасибо.

Он выбросил лишний хлеб и сделал себе что-то вроде трехслойного бутерброда. Он медленно жевал, откусывая большими кусками, и слушал через наушники распоряжения бригады, занимавшейся двигателями.

– …вот тот, желтого цвета, справа. Нужно отрезать часть кабеля и заизолировать нижний конец. Так…

Он все время слышал этот голос и помнил о тех двоих, которые пытались в открытом космосе починить ядерные двигатели. Работали, помня об урочном часе. При этой мысли его глаза обратились к табло – полетное время 16:43. Пока он смотрел, стало 16:44. Время шло. Загорелся световой сигнал, и он нажал кнопку.

– Я говорю из конторы русских, Флэкс. Я был в Капустином Яре и на Байконуре, они клянутся, что у них нет ничего на ходу, чтобы состыковаться с «Прометеем» раньше предельного срока. Через два дня на старте будет «Союз», но они могут сократить этот срок только на несколько часов. Это подтверждается имеющейся у нас информацией и, с твоего позволения, данными ЦРУ. Я обратился к ним, не спрашивая твоего разрешения, я знаю, что должен…

– Нет, не в этот раз. Ты поступил правильно, спасибо. Значит, нет никаких шансов послать сейчас советский корабль?

– Абсолютно никаких. Извини.

– Все равно, спасибо.

От Советов помощи никакой. А НАСА может запустить свой «челнок» не раньше, чем через неделю – это в самом лучшем случае. Они, конечно, готовят его, спешат, насколько возможно… Если «Прометею» удастся выбраться с той орбиты, им все равно может понадобиться помощь. Но помощь может и опоздать.

Эх, если бы у военных сейчас был наготове свой «челнок»! Он мог бы, вообще-то, предусмотреть это для страховки. Опять слезы над сбежавшим молоком: что толку терзать себя? Все это были секретные проекты, но невозможно сохранить их в тайне от других людей, занимающихся тем же делом. Полезный груз «челнока», ну да, все это было достаточно засекречено, хотя все догадывались, зачем им нужна грузоподъемность в двадцать тонн. Военные никогда не прекращали свои дорогостоящие игры. Бэннерман сказал, что корабль пока не готов, а уж он-то должен знать. Впрочем, он ведь не сказал, сколько потребуется времени на подготовку… Это мысль. Если дело в одном-двух днях, это может пригодиться, если «Прометей» действительно выберется на более удобную орбиту. Спросить у Бэннермана? Нет, незачем снова беспокоить Белый дом, они все еще совещаются.

Позвонить на мыс самому? При этой мысли он тяжело вздохнул и взял чашку, запивая последний кусок безвкусного сандвича холодным черным кофе. Что и говорить, трапеза гурмана. Нет, и думать нельзя о том, чтобы прямо спросить про засекреченный проект. Может быть, года через два они и сообщат ему, чем занимаются. Что же тогда он может? Попробовать с черного хода. Интересно, кто работает над этим проектом, кого он знает достаточно хорошо? Да еще чтобы сумел пробиться через бюрократические барьеры? Среди военных, пожалуй, никого. Ну конечно инженеры. Задай правильно вопрос, получишь верный ответ! Вольфганг Эрнстинг. Они целую вечность проработали вместе, прежде чем Вольфганг предпочел большие деньги и высокую секретность. Один из членов команды Пенемюнде, которую привез фон Браун. Флэкс схватил телефон.

– Я хочу заказать личный разговор с Флоридой.

В Нью-Йорке внезапная летняя гроза хлестала дождем по закопченным окнам маленькой комнаты, водяные ручейки рисовали на стекле светлые полосы. Купер, научный редактор «Газетт-таймс», смотрел на дождь, но не видел его, не замечал. В его мозгу строгие факты и туманные предположения превращались в пламенные строки. Он в последний раз погрыз свои выпачканные чернилами ногти, чтобы расставить мысли по местам, затем принялся лихорадочно стучать двумя пальцами на древнем «Ундервуде».

«Надвигается более крупная катастрофа, – писал он, – по сравнению с которой трагедия Коттенхэм-Ньютауна покажется незначительной. Смерть, с воем упавшая из небесной синевы на этот беззащитный город, была всего лишь небольшой частью сложной системы, включавшей еще пять ускорителей, которые подняли «Прометей» на орбиту, где сейчас он и пребывает в весьма неустойчивом положении, проносясь над нашими головами каждые восемьдесят восемь минут. Эти ускорители – можно сказать, игрушки по сравнению с самим «Прометеем»: вместе с грузом вес корабля превышает две тысячи тонн. Такую огромную цифру трудно осмыслить, пока не сопоставишь ее с чем-то знакомым. Эсминец военно-морских сил США. Целый эсминец висит там, наверху, над нашими головами! Пушки, броня, двигатели, снаряды, корпус, боеприпасы – вот вес всей этой готовой упасть махины. И она упадет – и принесет с собой кое-что похуже собственного веса. Радиоактивное заражение! Ведь в качестве топлива для двигателя на «Прометее» находятся пятьсот фунтов урана. Когда «Прометей» врежется в землю и взорвется, как небольшая атомная бомба, выброс радиоактивного газа неизбежен. И его будет более чем достаточно, чтобы уничтожить два миллиона людей при благоприятных условиях распространения. Куда же упадет эта атомная бомба из космоса? Она упадет…»

Так все-таки куда свалится эта чертова штука? Купер размышлял. Он повернулся к меркаторовой карте земного шара, разложенной на столе. Сверху ее покрывала калька с обозначением орбиты. С каждым витком траектория менялась в связи с вращением самой Земли. Так… здесь… на двадцать восьмом витке, когда, как они объявили, корабль войдет в плотные слои атмосферы, он будет проходить… Господи!.. Прямо над серединой американского континента!

Купер поежился и посмотрел в темное небо. Черные птицы его пророчеств слетались домой на ночлег. Гораздо ближе к его собственной голове, чем ему бы хотелось.

– Мы должны быть готовы ко всему, господин президент. – Произнося это, доктор Шлохтер кивнул. – Вероятность того, что «Прометей» может погибнуть, велика…

– Я не хочу думать об этом, у меня тут же обостряется язва. Драгони, еще один бурбон, и поживее.

– Боюсь, нам придется подумать. Мы должны учитывать международные последствия еще одной катастрофы. Как это, например, отразится на наших отношениях с Советским Союзом и другими государствами?

– Эй, а мы учитываем жизни тех пятерых? И то, как могли бы им помочь? – поинтересовался Гродзински.

Дилуотер кивнул в его сторону – это был почти поклон признательности и одобрения. Гродзински, при всех своих крупных и явных недостатках, по крайней мере думал по-человечески – о людях.

– Речь не о них, – сказал Шлохтер, слегка раздув ноздри.

– Позволю себе не согласиться с госсекретарем, – вмешался Дилуотер. – От имени НАСА я заявляю, что жизни этих людей представляют для нас величайшую ценность. Иначе и быть не может.

– Они нам дороги, разумеется, – сказал Бэндин, позвякивая льдом в стакане. – Однако в данный момент мы говорим не об этом. Это совершенно другой ряд проблем. Что если им не удастся починить корабль? Что если он действительно упадет через двадцать шесть часов? Можем ли мы допустить, чтобы он уничтожил какой-нибудь город, как был уничтожен тот английский? И в состоянии ли мы этому помешать?

– Способ есть, – сказал Бэннерман.

– Спасти все? – спросил Бэндин.

– Я этого не говорил, господин президент. Я сказал, что есть способ предотвратить падение «Прометея» и еще одну катастрофу на Земле.

– Что за способ?

– Если бы корабль можно было уничтожить в воздухе…

– Вы выражаете вслух мои мысли, Бэннерман?

– Да, сэр. У нас в шахтах боевые ракеты находятся в состоянии постоянной готовности на случай внезапного ядерного удара. Они рассчитаны на перехват и уничтожение ракет противника, нацеленных на Соединенные Штаты. Получилась бы хорошая проверка всей системы…

Саймон Дилуотер с трудом сдержал гнев и отвращение:

– Вы говорите о сознательном уничтожении пятерых космонавтов, генерал? Трое из которых – американские граждане?

– Да, – Бэннерман был спокоен и невозмутим. – Во время войны мы несем куда большие потери, и никто не жалуется. К завтрашнему утру на наших дорогах в автомобильных катастрофах погибнет в десятки раз больше народу. Речь должна идти не о количестве жизней и не о гражданстве этих людей. Единственное, о чем мы должны думать, – как не допустить более крупной кактастрофы, которую может вызвать падение корабля на Землю.

– А вы подумали, что станет с проектом «Прометей», если пойти на это? – спросил Дилуотер.

– В данный момент это неважно, – ответил Бэннерман ледяным тоном. – Если бы вы приложили больше старания, проектируя «Прометей», мы бы сейчас не сели в эту лужу.

– Вы не можете утверждать…

– Хватит! – рявкнул Бэндин. – Подраться можете потом. Сейчас перед нами проблема. Генерал, подготовьте мне самую последнюю информацию по оборонительным ракетам. Ну, сами знаете, готовы ли они к запуску и так далее… и до каких пор можно откладывать пуск, чтобы в крайнем случае успеть сбить эту штуку, пока она не рухнула на Соединенные Штаты.

– Да, господин президент. Все будет готово через несколько минут.

– Да, и я хочу знать, как это делается, то есть какая боеголовка?..

– Ядерная. Разрешите мне воспользоваться телефоном?

В комнате наступила тишина. Гродзински, как-то съежившись, водил карандашом по столу. Дилуотер молчал, выпрямившись, но не мог согнать с лица выражение ужаса. Один Шлохтер казался невозмутимым.

– Мы должны рассчитывать на худшее, – сказал он. – Полный провал данного полета во всех отношениях. Если это произойдет, то как отразится в целом на проекте «Прометей», мистер Дилуотер?

– Проект… да, конечно. Это отбросит нас назад по крайней мере на год… Ничего себе замена орбитальной станции! Вы должны понимать, что после начала сборки генератора корабль со своими ядерными двигателями должен был бы использоваться как последняя ступень для переброски дополнительных стройматериалов. Без этого мы не сможем запустить генератор.

– Год? Вы хотите сказать, целый год? – спросил Бэндин с мрачным видом.

– Боюсь, это минимальный срок, сэр.

– Потом – выборы, – сказал Бэндин. – В это кресло усядется какой-нибудь чурбан неотесанный, а вы все останетесь без работы. Если вы этого не хотите, придется что-нибудь быстренько придумать.

– Если только они не починят двигатель, – сказал Бэннерман. – Сейчас это наш единственный шанс Они должны полностью сосредоточиться на нем.

– Можешь запросто побиться об заклад на свою задницу, – сказал Бэндин. – Как у них дела, Дилуотер? Каковы последние сведения?

– Пока без изменений, господин президент. Наш пилот и доктор Брон находятся в открытом космосе и производят ремонт согласно указаниям из Центра управления. Все идет по плану.

– Сколько это еще продлится?

– Я затрудняюсь сказать…

– А вы заставьте себя.

– Предположительно, а я действительно лишь предполагаю, они могли бы закончить где-то через час.

– Будем на это надеяться.

– Мы все молим за них Господа, господин президент.

Глава 30

ПВ 17:08

– Похоже на цыпленка, упакованного для духовки, – заметил Элай, разглядывая на корме «Прометея» кучу скомканной алюминиевой фольги, обмотавшуюся вокруг ядерного двигателя. Похоже, фольги здесь было невообразимое количество – целый холм шириной футов пятьдесят, откуда выступали лишь сопла двигателей. Брон закрепился за скобы на корпусе корабля, рядом в астроскафе плавал Патрик.

– Что ж, этого цыпленка мы должна распаковать, чтобы добраться до самого двигателя. Который из них?

– Вон тот, на дальнем конце.

Патрик включил управление астроскафом и медленно поплыл над кораблем, а Элай направился в обход – от скобы к скобе. Когда он добрался до хвоста, Патрик уже снял большой кусок фольги и принялся за следующий. Они работали молча, отдирая алюминиевые полосы и отбрасывая их в стороны, так что вскоре длинные ленты поплыли от корабля во все стороны. Еще не закончив, они начали задыхаться.

– Вы готовы следовать нашим инструкциям? – голос из Центра прозвучал у каждого в наушниках.

– Нет еще, когда будем готовы – скажем. Элай огрызнулся, пытаясь отдышаться. В Центре хватило ума промолчать. У него ломило спину, каждый мускул ныл, он дышал с трудом и устал до изнеможения. В скафандре вытереть лоб было невозможно, и капли пота стекали по носу, вызывая зуд и раздражение. Он потряс головой, но это не помогло.

– Все нормально? – спросил Патрик, нажав кнопку на пульте астроскафа. Струя газа подтолкнула его вдоль основания двигателя; он искал, за что схватиться, чтобы замедлить движение.

– Нет, черт побери, какое там! – Элай с трудом выдыхал слова. – Не знаю, на сколько меня еще хватит.

– Я тоже вымотался – но деваться некуда. Как раз сейчас здесь требуются двое. Давай закончим, тогда ты передохнешь, а я займусь водородно-гелиевым теплообменником.

– Если бы мне только выбраться из этого скафандра на несколько минут…

– Нет. У нас нет времени снова проходить герметизацию и начинать все сначала, – Патрик старался, чтобы его голос звучал спокойно, сдержанно, но и он устал не меньше Элая. Или даже больше. Нервы были взвинчены до предела. – Времени нет, понимаешь ты это? Мы должны справиться, больше нам ничего не остается.

– «Прометей», вы готовы?

– К черту нравоучения, Патрик, без них обойдусь. А вы там, в Центре, заглохните, мы сами скажем, когда будем готовы. Я не знаю, смогу ли сделать это, перед глазами все плывет…

– Извини за поучения. Нам тут тоже нелегко.

Патрик подплыл ближе, их шлемы почти соприкоснулись, и положил руку Элаю на плечо. Сквозь слои ткани и пластика он мог ощутить внутри человеческое тело, лишь крепко сжав пальцы. Они были одни в космосе, в вечном вакууме, окружавшем их со всех сторон, четкие точки звезд точно отмечали вехами чей-то путь. Стальной корпус «Прометея» рядом с ними – капсула жизни в жуткой пустоте. Полнеба заполняла собой Земля.

– У нас нет выбора, Элай, – сказал Патрик. – Чтобы запустить нас сюда, потрачены миллиарды долларов и миллионы часов труда. И все пойдет прахом, если мы не закончим работу. Нам действительно ничего Другого не остается.

– Все верно, – отозвался Элай. – Извини. Давай, поехали. Что там дальше, Центр управления?

В Хьюстоне молча ждали, не в силах помочь. Они могли лишь давать инструкции и надеяться, что двое измученных людей в космосе выполнят их правильно.

– Перед вами пластина, на ней должен быть номер «Питер Альфред семь шесть». Там четыре крепления.

– Понял. Пат, дай-ка мне отвертку.

Патрик отстегнул страховку и передал ему громоздкий прибор.

– Там большая лопасть. Настроен на извлечение при минимальной скорости. Я готов.

– Хорошо.

Элай покачивался рядом, закрепившись за скобу, он вставил лопасть в паз первого болта. Когда он включил аппарат, тот взвыл, маховик быстро завертелся.

– Что за… – начал Элай, и тут лопасть врезалась в алюминий, и отвертка вырвалась у него из рук. – Слишком быстро!

Электроотвертка уплывала от них светящейся пылинкой в темноте.

– Я достану – держись, – крикнул Патрик, передвигая астроскаф и регулируя реактивную струю для полета вперед. Он взлетел следом, схватил отвертку и затормозил. Обратно он возвращался гораздо медленнее.

– Ты включил на слишком большую скорость, – сердито воскликнул Элай. – Она просто выскочила у меня из рук, когда заработала.

– Извини, это моя ошибка, но тебе следовало закрепить ее страховкой. Если бы ты это сделал, ничего бы не случилось…

– Элай, Патрик, полетное время 17:34, – сказала Надя, ее спокойная речь пробилась сквозь их раздраженные голоса. – Как подвигается работа?

Патрик судорожно вздохнул.

– Все по плану. Спасибо, Надя.

– Хотите, я кого-нибудь из вас сменю?

– Очень хорошая мысль. Как только мы снимем эту пластину, я отошлю Элая. Когда он перейдет в полетный отсек, ты можешь занять его место здесь.

– У меня все нормально, – сказал Элай.

– Нет, не все. И у меня тоже. Как только тебе станет лучше, ты сможешь заменить меня. Работать по очереди будет значительно легче. Теперь давай займемся пластиной.

– Ладно.

Наконец пластина была снята, под ней обнаружилась масса кабелей и проводов.

– Вам виден черный кабель с зеленой маркировкой?

– Похоже на кучу спагетти, – сказал Элай, придвигаясь ближе. – Вот этот вроде, да, зеленая маркировка.

– Вы должны перерезать его. Если потянуть, там есть люфт. Сможете вытащить кольцо наверх?

– Это… не так просто…

– Дай-ка я попробую, – сказал Патрик, приблизившись.

Взявшись вдвоем, они сумели вытянуть черное кольцо кабеля на два-три дюйма.

– Адская работенка – резать его! – воскликнул Патрик. – Он слишком толстый, нашими инструментами не возьмешь. Придется пережечь.

– А не опасно? Другие провода так близко…

– Выбора нет. Включи резак и давай мне сюда.

Элай вернулся к опоре двигателя, где они прикрепили свои инструменты. Он взял ацетилено-кислородный резак и укрепил его на своем шланге. Затем включил подачу газа и нажал на курок. Поток блестящих частиц замороженного газа превратился в огненное лезвие.

– Вот…

– Берегись!

Это крикнул Патрик – слишком поздно.

Поворачиваясь с зажженной горелкой, Элай не заметил, что перед ним колышется кусок собственного шланга. Шланги, казалось, ожили и двигались сами по себе от малейшего толчка, извиваясь, словно змеи.

Кольцо шланга всплыло вверх, и резак прожег его.

Патрик схватил резак, выключил, и оба они в ужасе застыли, глядя на почерневший кислородный шланг. Он был прожжен наполовину, поврежденная наружная оболочка вдавилась внутрь, гибкая внутренняя резиновая трубка выпирала наружу огромным пузырем. В тот момент, когда они дотянулись до шланга, чтобы заправить трубку, пузырь лопнул.

Элай вскрикнул, воздух выталкивался наружу потоком кристаллов, и звук его голоса слабел по мере того, как слабел этот поток.

– Задержи дыхание! – крикнул Патрик. – Задержи дыхание, я отнесу тебя внутрь, – он схватил лопнувший шланг, но не мог удержать воздух, проскальзывавший у него между пальцев. – В отсек! Надя, начинай герметизацию немедленно, дорога каждая секунда.

Он подхватил Элая свободной рукой и включил двигатели астроскафа – короткий выброс, затем поправка курса, полный вперед. Черепашья скорость, дрейф к далекой безопасности открытого люка, шланги тянулись позади. Лицевая шторка шлема Патрика была близко к шлему Брона, и он видел, как закрылся его рот, потом глаза – медленно, на них уже оседали кристаллики льда.

Открытый люк. Затормозить, ухватиться за край. Потом протолкнуть внутрь потерявшего сознание человека, втащить за собой кольца шлангов.

– Подтащи его поближе к воздухоотводнику, – крикнул он, расстегивая пояс, который соединял его с астроскафом, освободился и заставил себя задержаться, чтобы застегнуть страховку, прежде чем нырнуть в люк. Самое последнее действие – закрыть клапаны и отсоединить подачу воздуха от астроскафа. Задержав дыхание, не тратя времени на присоединение к подаче воздуха внутри, закрыть люк.

Белый снег испарился, когда в отсек начал поступать воздух. Надя склонилась над неподвижным телом. Патрик подскочил к манометру. Четверть атмосферы, вполне достаточно. Когда он поворачивал маховик на люке, ведущем в пассажирский отсек, его с силой отбросило назад воздухом, ворвавшимся в лишь частично разгерметизированное помещение. Надя снимала с Элая шлем. Патрик обнаружил, что все еще сдерживает дыхание, тоже поскорее скинул шлем и вдохнул полной грудью.

– Коретта, немедленно сюда, – позвал Патрик.

– Что у вас такое с давлением? – спросила она, пробираясь в люк.

– Это Элай, у него перерезало шланг.

– Пустите меня. Кто-нибудь, принесите из моей аптечки большую зеленую металлическую коробку.

– «Прометей», у вас критическое положение с доктором Броном, – в громкоговорителе раздался голос из Центра управления. – Медицинский контроль сообщает об остановке дыхания, сердечная деятельность тоже ослабевает.

– Дайте мне сведения о дыхании, пульсе и работе сердца, – попросила Коретта, надевая на Элая кислородную маску и открывая клапан. – Снимите с него этот костюм, чтобы можно было сделать искусственное дыхание.

Она бросила кислородный баллон и прижалась губами ко рту Элая, зажав ему рукой нос. То был знаменитый «поцелуй жизни», ибо Коретта заметила кристаллы льда на коже Брона.

– У нас есть рекомендации медицинской бригады. «Прометей», вы готовы записывать?

– Пишу, – отозвалась Надя, вынимая из кармана блокнот. Патрик тяжело осел; он бы упал, если бы не невесомость, последнее усилие совершенно доконало его. Коретта склонилась над неподвижной фигурой, Григорий наблюдал молча.

– Что же… с ним будет? – потрясенно спросил Григорий. Ни у кого не хватило духу ответить.