Текст книги "Миры Гарри Гаррисона. Книга 7"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Глава 26

ПВ 13:57

– Возьмите сигару, Купер, – сказал главный редактор. – Вы такой сто лет не видели. Настоящая гаванская сигара, первая партия после заключения торгового соглашения с Кубой.

– Прошу прощения, сэр, извините, я не курю. Купер так нервничал, что боялся не только рукой пошевелить, но даже подумать о том, чтобы поднести пальцы ко рту. Он редко встречался с главным редактором газеты и, разумеется, никогда прежде не бывал в его кабинете. Здесь даже заведующий отделом городских новостей, это воплощение власти и сквернословия, становился подчиненным и отступал на задний план. Редактор открыл бар; его розовые на пухлых белых руках ногти блестели, одежда была безукоризненной. Ни чернила, ни газетная грязь не приставали к нему. Он вынул хрустальный графин и улыбнулся, продемонстрировав два ряда великолепных белых зубов.

– Но выпить-то вы, конечно, выпьете, – сказал он. – Канадское, двадцатилетней выдержки. Вам, пожалуй, понравится. Содовой?

Купер только кивал, все еще чувствуя себя не в своей тарелке, не понимая, зачем он здесь. Увольнение? Нет, такими вещами обычно занимаются чиновники рангом пониже. Тогда зачем? Он сделал большой глоток, стараясь не поперхнуться. Горло обожгло, словно огнем, – обычно он не пил ничего крепче содовой с вишневым сиропом.

– Славно, правда? Я знал, что вам понравится. – Он посмотрел на заведующего отделом новостей. – Пора?

– Еще несколько минут, сэр.

– Ладно, включайте. – Заведующий прошел по ковру к телевизору, стоявшему на резной подставке красного дерева, и включил его. – Специальный репортаж из Великобритании, Купер. Я думаю, вам следует посмотреть.

– Да, прекрасная мысль, спасибо, сэр. – Он отхлебнул еще глоток и, моргая, сквозь слезы уставился на знакомое лицо Вэнса Кортрайта на экране. Выражение этого лица было самое мрачное, и говорил Кортрайт низким, похоронным голосом.

– Сегодня вечером на пасмурном небе над Британией не видно ни луны, ни звезд, как будто сами небеса оделись в траур по погибшим. Эта страна перенесла множество несчастий в прошлом – нашествия чумы, Великий лондонский пожар, траншеи первой мировой войны и бомбежки во время второй. Эти люди умеют и сражаться, и выживать, и умирать достойно. Но никогда прежде не случалось катастрофы, подобной той, что произошла здесь несколько часов назад. Сведения о ее последствиях все еще продолжают поступать, но центр небывалого катаклизма, внезапно низвергнувшегося с небес, здесь, позади меня. Место, где находился Коттенхэм-Ньютаун. Я говорю «находился», потому что иначе это определить невозможно.

Пока он говорил, кадр сменился, и вначале почти ничего нельзя было различить, только движущиеся огни и какие-то клубящиеся тучи. Лишь когда камера отодвинулась, стали видны развалины. Их освещали прожектора, и пожарные в респираторах копошились в тучах дыма и пыли.

– Здесь, на окраине города, была процветающая ферма, прочная постройка, простоявшая несколько веков. Взрывная волна уничтожила ее в одно мгновение, превратив в груду обломков, которые вы сейчас видите. Мало надежды, что кто-то смог выжить, но все же искать нужно. В центре города в подобных поисках даже необходимости нет.

Камера отъехала, и появилась местность, где прежде находился Коттенхэм-Ньютаун. Светили армейские прожектора. Разглядеть что-нибудь было невозможно. Эти почерневшие дымящиеся развалины не имели ничего общего с некогда существовавшим здесь городом. Пожары еще продолжались, клубы дыма снизу светились красным, будто исходили из преисподней. Даже хорошо поставленный голос Кортрайта дрогнул.

– Возможно, единственная хорошая сторона этой… этой немыслимой катастрофы то, что они ничего не подозревали, не испытали никакой боли. Все кончилось в одно мгновение. Пока еще нет полных сведений об ускорителе, упавшем сюда, но ясно, что он двигался со скоростью, во много раз превышавшей скорость звука. Во время второй мировой войны «Фау-2», чьим потомком являлась эта ракета, перемещались быстрее звука, и обитатели Лондона узнавали о них, только когда раздавался взрыв. Здесь произошло то же самое, В одну секунду живой город был превращен в огненный ад. Пожарные команды и сотни полицейских направлены сюда со всех концов. На подходе войска. Дороги перекрыты, чтобы могли пройти спасатели. Но, к несчастью, мало что осталось спасать, разве что на окраинах, на периферии ударной волны, возникшей в результате взрыва. Здесь произошло также множество автомобильных аварий, в одну из них на автостраде попало около семидесяти машин. Здания полностью разрушены, в основном это отдельные фермы и дома, людей на улицах расшвыряло. Через несколько минут мы получим сообщение из больниц, но сначала информация о том…

Редактор выключил телевизор, прежде чем появилась реклама. Он улыбался удовлетворенно, словно кот, вылакавший большую миску сливок. Он поднял свой бокал.

– За вас, Купер, – сказал он. – Вы написали статью, вы раньше всех предвидели, что произойдет, и мы первыми напечатали про это и сейчас бьем все рекорды по тиражам. Я послал туда трех репортеров и пятерых фотографов специальным рейсом, мы дадим об этом небывалый репортаж. И мы не забываем о вас, Купер. Ваша зарплата будет увеличена на двадцать долларов, и еще премия…

– Спасибо, сэр! Большое спасибо!

– Не за что. Только справедливо. Но вы ведь хотите отработать свое повышение, Купер? Хотите, я вижу. Нет-нет, не беспокойтесь, всего лишь несколько капель, заведующий вытрет. Я хочу, чтобы вы подумали о более грандиозных событиях. Вы сейчас пойдете и напишете продолжение, от которого наш тираж подпрыгнет выше всех в мире!

– Какое продолжение, сэр? – изумился Купер.

– Вы, конечно, шутите. Об остальных частях этой чертовой ракеты, вот о чем! О том, что произойдет, когда она сама свалится нам на голову, о том, насколько ужаснее будет катастрофа. Пишите подробно, мне нужны детали.

– Н-но пока, кажется, нет никаких признаков, что «Прометей» потерпит аварию. Всего лишь мелкая неисправность двигателей…

– Не верьте ни единому слову. Они ничего не говорили нам о том, что эта проклятая ступень сметет пол-Англии, и про то, что произойдет с остальными, тоже не собираются докладывать. Мне нужны цифры и факты. Я хочу, чтобы уже в утреннем выпуске был не только подробный рассказ о том, что случилось, но и все о надвигающихся более крупных событиях. Сколько человек на этом корабле?

– Шесть, то есть пять, один погиб.

– Первая жертва, – он ткнул пальцем в сторону заведующего отделом городских новостей. – Биографии всех, с интимными подробностями. Расскажите о тех, кто стоит в очереди за смертью – и о тех, кто умрет вместе с ними. Вы знаете, как это делается.

– Разумеется, сэр.

– Вот и приступайте. Я буду здесь всю ночь. Покажите мне оттиск первой полосы, как только она будет набрана. Я напишу редакционную статью, на первую полосу, в рамку, тридцать строк. Учтите это. – Он допил виски и торжествующе пристукнул бокалом. – Телевидение и радио – великая вещь, и они считают, что время газет прошло. Но мы им еще покажем!

Глава 27

ПВ 14:21

В Вашингтоне была почти половина восьмого. Правительственные учреждения опустели, как и улицы, все служащие сидели по домам, включив кондиционеры на полную мощность. Расходы электроэнергии увеличились, как всегда по вечерам, когда к тому же включались кухонные плиты и телевизоры. Они работали весь вечер, все телевизоры, почти каждый был настроен на продолжавшийся репортаж о катастрофе в Англии. Только один канал, транслировавший важный бейсбольный матч, не решился прервать его, опасаясь, что болельщики подожгут здание компании, как случилось однажды, когда из-за технических неполадок телевизоры отключились на последней решающей подаче. Но сейчас только самые твердолобые смотрели этот матч. В Англии происходили события поважнее.

В Белом доме продолжалось совещание. Уже два с половиной часа, и конца ему не предвиделось. Бэндин коротко переговорил с советским премьером, но от этого ничего не прояснилось. Полярный придерживал карты и сказал мало. Он и его советники все еще вырабатывали тактику или готовились представить факты в нужном свете, а может, искали возможность убедиться, что их американские партнеры разделяют ответственность за аварию на «Прометее». Пока они не решили, как себя вести в этой ситуации, разговаривать с ними было трудно.

Американский кабинет решал ту же проблему, но с другой стороны.

– Мы не можем свалить на советских всю ответственность, – настаивал Саймон Дилуотер.

– Почему? – спросил доктор Шлохтер. – Это теперь политическая, а не техническая проблема, так что их госдепартамент несет полную ответственность. Они наши партнеры, да, но эта катастрофа на их совести, и мы должны быть уверены, что нас не вздернут за это вместе с ними. Управление государством, как говорил великий Меттерних, – это искусство…

– Пошли вы со своим Меттернихом, – сказал генерал Бэннерман, яростно откусив кончик сигары и сплюнув его на пол. – Вы вытащите своего фрица, а я своего и задавлю вас цитатами из Клаузевица. На этот раз мы просто забудем о дипломатии и холодной войне и останемся в одной лодке с русскими. Это наш совместный проект. Если мы сейчас дадим им под зад, они заберут свои игрушки и уйдут. «Прометей» не поднимется без их ускорителей. Вы согласны, господин президент?

Генерал Бэннерман был опытен в делах такого рода, вот почему он являлся председателем Объединенного комитета начальников штабов, а не просто командовал боевой дивизией. Шлохтер уже открыл было рот для ответа, когда генерал обратился к Бэндину, и Шлохтеру оставалось лишь побагроветь и промолчать. Бэннерману нравился госсекретарь – его было так легко поддеть. В армии и дня бы не протянул.

– Я вынужден согласиться, – сказал Бэндин. – Ниоткуда не поступало никаких официальных сообщений, что это был советский ускоритель. Эта трагедия в космосе – не первая жертва во имя прогресса, всего лишь неизбежная случайность – что-то вроде дорожно-транспортного происшествия космической эры. И мы предлагаем англичанам большую помощь. Большие деньги. Они на мели и оценят это.

– Звонят из Центра управления в Хьюстоне, господин президент, – сказал Чарли Драгони.

– Включите репродуктор.

– Можете говорить, президент слушает.

– Центр управления, господин президент. На «Прометее» произошли события, о которых я хотел бы доложить вам и мистеру Дилуотеру, – голос шел из репродуктора на столе, ясно слышный всем присутствующим.

– Он здесь, рядом, Флэкс. В чем дело?

– В ядерном двигателе «Прометея». Неисправность найдена. Повреждена оболочка камеры, и четвертый двигатель выведен из строя. Возможность восстановления равна нулю.

– Что-что? – переспросил Бэндин. – Дилуотер, это еще что за тарабарщина? Что он несет, черт побери?

– Повреждена оболочка, металлическая обшивка двигателей, которая защищает их во время взлета. Это, вероятно, произошло, когда не смог отделиться ускоритель. Починить двигатель невозможно.

– Вы хотите сказать, что «Прометей» тоже застрял там и ему грозит та же судьба, что и у той железяки, которая разметала английский город?

– Не думаю, что положение настолько плохо, сэр. Видимо, четыре остальных двигателя не пострадали. Разрешите, я поговорю с Флэксом? – Бэндин кивнул. – Хэлло, Центр. Что предпринимается, чтобы использовать остальные четыре двигателя?

– Компьютер как раз сейчас просчитывает варианты. Мы сообщим вам, как только решение будет найдено.

– А это возможно? За оставшееся время?

– Это единственный шанс. Одну минуту, пожалуйста… На другом конце послышался шум голосов, затем Флэкс снова заговорил. – У нас есть просьба с «Прометея». Они хотят поговорить с вами.

– Соедините, – велел Бэндин.

– Мне не хотелось бы беспокоить вас, господин президент…

– Беспокоить! О чем же нам еще думать, пока эта штука не поднимется, куда ей положено! Соедините их с нами, Флэкс.

– Слушаюсь, сэр.

Пока переходили с радиосвязи на телефон, слышалось потрескивание и щелчки. Это продолжалось несколько минут, потом Флэкс дал добро.

– «Прометей», вы на связи с директором Дилуотером, который в данный момент находится у президента. Говорите.

– Господин Дилуотер, господин президент, майор Уинтер на связи.

– Давайте, Патрик, – сказал Дилуотер.

– Вы знаете о наших трудностях с атомными двигателями?

– Да.

– Так вот, мы смотрим на табло, и, похоже, перед нами серьезная проблема. Видимо, мы не укладываемся в сроки.

– Что вы имеете в виду?

– Теперь, когда последняя ступень отделилась, изменив массу корабля, у нас есть приблизительно двадцать восемь часов до того, как мы сойдем с этой орбиты и войдем в атмосферу. Пока что все это остается в силе. Учитывая время, необходимое для запуска двигателей, мы можем не уложиться в столь короткий срок и не успеть вовремя покинуть эту орбиту. Вы понимаете?

– Да, конечно.

– В таком случае я хотел бы узнать, как вы планируете снять экипаж с корабля, прежде чем он войдет в плотные слои атмосферы?

– Экипаж… собственно, никак. Мы не рассматривали такой возможности.

– Что ж, надеюсь, вы рассмотрите ее теперь, – на сей раз голос Патрика прозвучал достаточно резко.

– Да, разумеется. Но вы же знаете, что транспортный корабль вам на замену должен был отправиться не раньше, чем через месяц. Понадобится не меньше шести дней, чтобы вывести его на старт.

– Я знаю. Но я думаю про Советский Союз. У них есть рабочий транспортный корабль, способный совершать стыковку на орбите? Или, может быть, он в ведении их ВВС? Они выполняли челночные рейсы на орбитах с малым периодом обращения. Есть у них сейчас что-нибудь на ходу?

– Я не знаю. Но здесь находится генерал Бэннерман, я спрошу у него. – Он взглянул на Бэннермана, вопросительно вздернув брови.

– Ответ отрицательный, – сказал Бэннерман с бесстрастным лицом. – Челнок будет готов через несколько дней. Его нельзя запустить за десять оставшихся часов.

– «Прометей», вы слышали?

– Да. Но мы все же хотим знать, что есть у советских. Пожалуйста, сообщите как можно скорее.

– Хорошо. Одну минуту, «Прометей», с вами хочет говорить президент.

– Говорит ваш президент, майор Уинтер. Я лишь хотел сказать, что наши сердца постоянно с вами и вашим экипажем. Первостепенное значение придается безопасности и успеху полета «Прометея» и, конечно, вашей личной безопасности. Будьте уверены, будут предприняты все возможные усилия для обеспечения вашей безопасности и успеха полета.

– Спасибо, господин президент. Конец связи.

– Парень довольно груб, – сказал Гродзински. – Ему не мешает последить за своим языком.

– Они там, конечно, несколько взвинчены, – заметил Бэннерман.

– И все же…

– Заткнитесь, Гродзински, – сказал Бэндин. – Перед нами проблема. Мы должны подумать о тех людях в космосе и о том миллионе тонн всякого американского оборудования, вместе с которым они сейчас летают. Дилуотер, если им нельзя будет помочь, что именно произойдет через двадцать восемь часов?

– «Прометей» войдет в атмосферу, – он снял очки и растирал воспаленную переносицу. – А что будет потом, точно сказать нельзя. До сих пор ни один корабль, равный «Прометею» по массе, в такую ситуацию не попадал. Он может взорваться и сгореть, а может и выдержать – и упасть на поверхность Земли целиком.

– Вы что, хотите сказать, что возможно падение еще одной ракеты? Как в первый раз?

– К великому сожалению, господин президент, должен сказать, что на этот раз авария может быть значительно серьезней. «Прометей» не только весит гораздо больше, но и является носителем ядерного топлива. Около пятисот фунтов радиоактивных урановых таблеток. Неясно, взорвутся ли они при входе в атмосферу…

– Они не должны взрываться, – вмешался Бэннерман. – Они сгорят, будут плавиться, распыляться в виде радиоактивного газа. Замечательно, если бы такая штука приземлилась у нас на задворках.

– У нас, у кого-то еще… Учитывая ее местонахождение на орбите в данное время, она может упасть куда Угодно.

– Я этого не понимаю, – сказал президент.

– Это связано с вращением Земли, сэр. «Прометей» совершает один виток вокруг Земли каждые восемьдесят восемь минут по овальной орбите. Но в то же время и сама Земля вращается, движется, поэтому с каждым оборотом Земли корабль проходит над разными точками ее поверхности. В какой-то момент, к несчастью, орбита «Прометея» прошла над Великобританией, как мы теперь с прискорбием знаем.

Внезапно Бэндину пришла в голову мысль.

– Кто-нибудь потрудился просчитать, где пройдет орбита через двадцать восемь часов, когда эта штуковина предположительно начнет падать?

– Да, сэр, такие расчеты есть. – Дилуотер положил перед ним на стол лист бумаги. – В это время корабль будет пролетать над северной частью Тихого океана, над заливом Аляска.

– Прекрасно, – сказал Бэндин. – Не станем переживать из-за айсбергов и нескольких полярных медведей.

– Нет, сэр. Но далее он проследует на юг вдоль всего тихоокеанского побережья страны. И пролетит по очереди над Сиэтлом, Портлендом, Сан-Франциско, Лос-Анджелесом и Сан-Диего.

В оглушительной тишине смысл сказанного медленно доходил до всех.

Глава 28

ПВ 15:08

– Собрание экипажа, – сказал Патрик. – Я хочу, чтобы вы все знали, как обстоят дела с двигателями, и прочее…

Он удивился, заметив, что произносит слова с запинкой. За годы работы испытателем он привык обходиться без отдыха долго, по целым дням. Он научился справляться с усталостью. Но никогда прежде он не уставал так, как сейчас; если бы не состояние невесомости, он бы рухнул на кушетку. И другие выглядели не лучше. Наверно, у него глаза такие же красные, как у Нади, можно и не смотреться в зеркало. Элай бледен от усталости и напряжения, под глазами его будто сажей навели круги. Только двое выглядели относительно нормально. Григорий, все еще не совсем проснувшийся, старался не ронять голову. Коретта держалась спокойно и естественно. Если она и нервничала, то не показывала этого. Хотя смотрела на Патрика с глубокой тревогой.

– Ну и вид у тебя, Патрик, – сказала она. – По-моему, тебе трудно даже говорить?

– Еще бы, доктор. Я ужасно устал.

– Я полагаю, спать ты не собираешься?

– Правильно полагаешь.

Она переместилась к стене и открыла свою аптечку.

– При других обстоятельствах я бы этого не сделала. Но у меня здесь много стимуляторов – бензадрин, дексадрин. Хочешь? Ты знаешь, что потом тебе может стать хуже?

– Никакого «потом» может и не быть. Давай побольше.

– Что ты имеешь в виду? – Коретту поразила внезапная жесткость его тона.

Прежде чем ответить, он проглотил таблетки и запил их водой. Теперь все с напряженным вниманием приготовились его слушать, даже Григорий стряхнул дремоту.

– Давайте посмотрим фактам в лицо, – сказал Патрик. – Мы не можем позволить себе погибнуть из-за собственных ошибок. Шансы и так невелики. Сейчас, – он взглянул на табло, – 15:11. Мы все еще находимся на низкой околоземной орбите, которая предположительно прервется в 43:00 полетного времени, примерно на середине двадцать восьмого витка.

– Почему они так в этом уверены? – спросила Коретта. – Я хочу сказать, разве воздух не замедлит падения? Это будет происходить как бы постепенно.

– Не совсем так, – ответил Патрик. – Наше движение уже замедляется – ведь мы уже в верхних слоях атмосферы и все время опускаемся ниже и ниже. Но нужно помнить, что наша орбита на самом деле не круглая, а похожа на большой эллипс. В апогее – самой высокой ее точке, когда мы наиболее удалены от Земли, – мы находимся на сотню километров выше, чем в перигее, самой ближней точке. На двадцать восьмом витке, войдя в перигей, мы окажемся в плотных слоях атмосферы – и все. Конец путешествию.

– Двигатели, – резко сказал Григорий, – вы должны запустить двигатели! – Его лицо снова стало напряженным, кулаки сжались так, что костяшки побелели.

– Нам бы очень хотелось, Григорий, поверь мне, правда. Но четыре оставшихся двигателя невозможно включить, пока мы как-нибудь не отсоединим разбитый. Элай, у тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?

– Есть, – он взмахнул сложной схемой, которую изучал. – В Центре управления этим уже занимаются, но я пытался разобраться сам. Беда в том, что все пять двигателей связаны между собой. У них общий источник подачи водорода – как для тормозной системы, так и для топливного смесителя. Теоретически блокировать четвертый двигатель возможно. Это означало бы выход в космос – надо перекрыть множество клапанов, перерезать и изолировать кабели и провода, блокировать их. Но это опасно. Заденешь не тот провод – и конец игре. Плюс еще одно: когда в космосе все будет сделано и заработают двигатели – если заработают, – что за тяга получится? Можно ли учесть смещенную тягу? Я не знаю, но надеюсь, что ребята в Хьюстоне разберутся. И еще одно, последнее и очень важное, – Элай обвел взглядом внимательные лица и не смог посмотреть людям в глаза. Он резко отвернулся. – Скажи ты, Патрик. Ты ведь капитан тонущего корабля.

– Ну, еще не совсем потонувшего, – отозвался Патрик. – Но главная сложность в том, что, даже если мы запустим двигатели, хватит ли у нас времени, чтобы вырваться с этой орбиты до двадцать восьмого витка? Верхние слои атмосферы – странное место, здесь ничего нельзя точно предсказать на какой-то заданный отрезок времени. Может быть, мы уложимся в срок, может быть, нет. Мы можем лишь попытаться.

– Это действительно все? – спросил Григорий как-то слишком громко.

– Нет. Я уже разговаривал с Дилуотером и президентом по поводу того, чтобы нас сняли с «Прометея» раньше двадцать восьмого витка, если все обернется к худшему.

– И можно так сделать? – живо спросил Григорий.

– Это рискованно, но возможно. Корабль, который должен был поменять экипажи через месяц, еще не готов. Однако есть ведь военные многоразовые корабли в США и в Союзе тоже. Рассматриваются все возможные варианты. Вот таково положение. Как только Центр сообщит, что это можно сделать, мы попытаемся отсоединить разрушенный двигатель. Потом включим остальные. Потом, если повезет, выйдем на заданную орбиту. Если же этого сделать нельзя, то сейчас разрабатываются альтернативные планы, чтобы снять нас отсюда.

– А если нас не снимут?.. – очень тихо спросила Коретта.

– Я не знаю, – ответил Патрик. – Если ты спрашиваешь, выберемся ли мы отсюда живыми, что ж, я отвечу: нет, не выберемся. Корабль может взорваться, а может рухнуть целиком. В любом случае нам из него не выйти.

– Но… разве его нельзя как-то… посадить?

– Нет. Никаких шансов.

– Но если «Прометей» упадет, может ли случиться что-нибудь ужасное, как с этим английским городом?

– Много шансов против, – сказал Патрик, насколько сумел спокойно. – Очень много. Две трети Земли покрыто водой, так что, вероятно, «Прометей» попадет в океан. И еще около трех четвертей суши занимают горы, джунгли, пустыни и все такое прочее. Я сомневаюсь, что назревает еще одна катастрофа…

– Ты сомневаешься! – хрипло выкрикнул Григорий, перевернувшись в воздухе и пытаясь выпрямиться. – Мы попадем черт знает во что, разве этого недостаточно! Мы умрем, и это конец!

– Ты должен держать себя в руках, Григорий. Ради себя и нас тоже… – Зазвучал сигнал радиосвязи, и Патрик обернулся к люку.

– Я займусь этим, – сказала Надя и оказалась у люка прежде, чем он успел ответить. Она была права, его место было здесь.

– Нам всем тяжело, Григорий, – продолжал Патрик. – Я понимаю, каково тебе сидеть здесь взаперти без дела. Но мы еще можем выпутаться, и в таком случае ты незаменим. Не забывай об этом. Все вообще затеяно для того, чтобы поднять на орбиту именно тебя с генератором, а не нас Именно ты и должен выполнить главное задание.

Надя возвращалась назад, и они повернулись к ней.

– Центр управления полетом сообщает, что вполне возможно заблокировать поврежденный двигатель и запустить остальные. Работа должна выполняться в открытом космосе.

– Так я и знал, – вздохнул Элай. – Назад в соляные копи.

– Они считают, что все будет в порядке, – сказала Надя. – Они уверены, что децентрализацию тяги можно скомпенсировать. И что ее хватит, чтобы поднять нас с этой орбиты. Но двигатели должны быть включены как можно скорее.

– Да уж, конечно, – сказал Элай.

– Центр разработал программу необходимых действий, они будут передавать ее нам поэтапно. Они спрашивают, могут ли два человека выйти в космос одновременно. Они знают, что у нас только один рабочий шланг.

– Отвечаю: да, – сказал Патрик. – Я возьму астроскаф. Элай, одевайся и жди меня в полетном отсеке. Тогда ты сможешь пользоваться длинными шлангами, а я буду передвигаться в астроскафе. У нас должно получиться.

– Так действительно лучше, – согласился Элай. – Давай облачаться. Коретта, дорогая, помоги мне приободриться, пока мы не покончим с этим.

– Конечно. А тебе, Надя?

Та сперва отрицательно покачала головой, потом передумала.

– Вообще-то я не люблю стимуляторы, но, пожалуй, сейчас дело другое.

– Другое – дальше некуда, ду-ушэнка, – сказал Элай. – Вступай в отряд наркоманов.

– Вы опять закроете люк? – спросил Григорий. – Снова нас запрете?

– Извини, – ответил Патрик, уловив в его голосе страх, но не в силах помочь ему. – Это должен быть наш последний выход в космос. И давайте поскорее с этим покончим.

– Я тоже могу надеть скафандр, – сказал Григорий. – Я могу помочь.

– Он мог бы что-нибудь сделать, правда? – спросила Коретта, пытаясь интонацией дать Патрику понять, что она думает. Как врач, она прекрасно понимала, что Григорий на грани срыва. Патрик отрицательно покачал головой.

– Извини. В полетном отсеке просто нет больше места. Да и необходимости такой нет. Надя будет передавать нам с Элаем инструкции, и мы все сделаем вдвоем. Постараемся управиться как можно скорее.

Они оделись и выбрались через люк. Коретта и Григорий смотрели, как люк захлопнулся и повернулось колесо, запирая его. Вскоре рядом зажегся красный сигнал, показывая, что с другой стороны вакуум.

Обернувшись, Коретта увидела, что Григорий сидит сгорбившись, стиснув перед собой руки, опустив голову. Разумеется, не совсем сидит, а скорее плавает в нескольких футах над кушеткой.

– Хочешь поесть чего-нибудь, Григорий? – спросила она, но ответа не получила. – Здесь полно всяких деликатесов. Должна сказать, что вы, русские, такое проделываете со своим космическим питанием, до чего нам бы никогда не додуматься. Посмотри-ка, – икра!

За маленькую баночку на Земле заплатишь все двадцать пять долларов, а у нас здесь банок десять, даже больше. Ради этого стоит слетать в космос.

– Ни ради чего не стоит. Слишком все это ужасно. – Не нужно было быть врачом, чтобы услышать страх в его голосе.

– Да, пока не слишком похоже на легкую прогулку. Ну-ка попробуй, пожалуйста, я открыла.

– Нет, ничего не хочу. К чему мне теперь еда, ведь жизнь кончается.

Он повысил голос, стараясь перекричать доносившиеся из громкоговорителя на стене указания Центра управления тем, кто вышел в космос. Коретта выключила звук, слишком эти советы упорно напоминали об их малоприятном положении. Подчинившись внезапному порыву, Коретта стала перебирать разные варианты оркестровой музыки, пока не нашла приятный фортепианный концерт, похоже, Рахманинова. У них на корабле была отличная коллекция записей. Помещение заполнили ясные звуки фортепиано и теплые напевы струнных.

– Так не должно было кончаться, – сказал Григорий. – Слишком много ошибок сделано, слишком спешили отправить нас в космос, нужно было все подготовить тщательнее.

– Нечего плакать над сбежавшим молоком, Григорий, – сказала Коретта. – Икра просто восхитительная. Жаль, что к ней нет шампанского. Эй, постой-ка! У меня же есть немного медицинского спирта. Разбавим его водой пополам, и вот тебе отличная водка. Как насчет этого, товаришч? Глоток водки не угодно?

– Наделали ошибок, слишком спешили, а теперь мы умрем…

Григорий стукнул кулаком о кулак. Он и не слышал Коретту. Он явно нуждался в чем-то покрепче, чем водка. Коретта заглянула в аптечку, потом снова посмотрела на обезумевшего русского. Похоже, от действия снотворного, которое она ему давала, не осталось и следа, а ведь оно достаточно сильное, чтобы свалить человека на несколько часов. Сумеет ли она заставить его принять еще? Вряд ли, хотя он, кажется, и не замечает ее, не обращает внимания… Человек деградировал прямо на глазах.

Она открыла металлическую коробочку и достала вакуумный шприц, затем вскрыла пластиковую ампулу ноктекса. Хватит, чтобы усыпить слона. Удобство такого шприца заключается в том, что нет необходимости прокалывать кожу. Стоит лишь прижать его к телу в любом месте – и струя сжатого воздуха протолкнет капли лекарства прямо сквозь кожу. Ей все-таки придется усыпить огромного русского, хочется ему этого или нет. Дать хорошую дозу, чтобы не вставал, пока не минует опасность. Или пока все не кончится. Впрочем, не стоит думать об этом. Он – пациент, и она должна сделать для него все, что в ее силах. Она осторожно заперла аптечку и, пряча шприц, направилась к Григорию. Он стоял к ней спиной, опустив голову, ничего не замечая. Сзади на шее, среди светлых вьющихся волос, как раз подходящее место. Только приставить и нажать. Она подплыла ближе, вынимая шприц.

– То, как они поступают с нами, – преступление! – воскликнул Григорий, выпрямляясь, его ноги стукнулись о кушетку как раз в тот момент, когда Коретта приготовилась ввести снотворное.

Шприц ударился о его плечо, выплеснув струйку лекарства.

– Что это такое? – взревел он, глядя на шприц, словно на чудовищное оружие. – Ты пытаешься убить меня! Ты не имеешь права!

Он резко выбросил руку вперед и вырвал у нее шприц, швырнул его в стену; от этого толчка оба они закружились, столкнулись, и на этот раз он попытался ударить Коретту.

– Ты хочешь убить меня!

Удар был неуклюжим, и он отлетел от нее в ту же секунду. Кулачные бои в невесомости практически невозможны. Но его ладонь скользнула по лбу Коретты, содрав кожу обручальным кольцом. Выступили маленькие капли крови. Вид крови разъярил его еще больше, и он снова набросился на нее, но она увернулась.

Взгляд Григория был совершенно бессмысленным, он не владел собой. Вцепившись в костюм Коретты, он пытался притянуть ее к себе, но она легко уворачивалась от его неловких ударов.

– Григорий, перестань! – закричала она. – Перестань, пожалуйста!

Они плыли и кружились, отлетая от предметов и стен, и этот безумный балет в космосе сопровождала возвышенная музыка фортепианного концерта. Григорий уже тяжело дышал, но по-прежнему был вне себя от страха и ярости. Коретта сама осторожно притянула его к себе, обхватила руками и спрятала голову у него на груди, чтобы он не смог ударить ее по лицу.

Гнев его вдруг иссяк. Он глубоко всхлипнул и прикрыл руками глаза.