Текст книги "Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху)"

Автор книги: Гари Ромен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

14

Она вернулась в «Метрополь» в слезах, с чувством униженности и отчаяния, которое, в конечном счете, вылилось в яростную решимость бежать из этой проклятой страны. Теперь она была твердо уверена, что ее обворожительный «орел пустыни» этот дурацкий арабский Рудольф Валентино, [54]54
  Рудольф Валентино(1895–1926) – американский актер, выступавший в амплуа страстного любовника. Снимался в частности в фильмах «Шейх» (1921) и «Сын шейха» (1926).


[Закрыть]просто-напросто вульгарный полицейский, которому поручили соблазнить ее и заткнуть ей рот поцелуями, или, может, он убийца, который вывез ее из города, в пустынное место, чтобы уничтожить, – да и прочие «сыновья шейха» и «эмиры» ничем не лучше. Этот очевидный факт казался ей почти таким же жутким, как и история с самолетом, и все потому, что затея чуть было не удалась, она уже начала в него влюбляться… Идиотка, полная идиотка, вот кто она такая…

У Стефани было лишь одно желание: поскорее вернуться в Нью-Йорк и забыть.Она отправилась прямиком в гостиничное бюро обслуживания, чтобы забронировать себе место на ближайший рейс. В неделю летало только три самолета.

Портье проверил свой список. Ему очень жаль, но все билеты раскуплены еще две недели назад… Он постукивал по списку карандашом и не поднимал глаз. Ложь была такой грубой, что она рассмеялась. Они хотели помешать ей уехать из страны.

Она позвонила в посольство и потребовала, чтобы ее немедленно приняли. Ей предложили зайти вечером, а точнее в семь часов.

В четыре часа, когда она лежала на постели, глядя в потолок, в полной растерянности, усугублявшейся от жары и уже переходившей в панику, зазвонил телефон. Некое «официальное лицо» ожидает ее в холле, это важно. Может ли она спуститься? Она надела на голое тело джинсы и купальный халат, затем босиком спустилась на первый этаж. Ее рыжие волосы были взлохмачены, на лице застыло выражение полной враждебности; должно быть, она выглядела пьяной или накачавшейся наркотиками, потому что два-три туриста, с которыми она столкнулась на лестнице, посмотрели на нее с тревогой.

«Официальное лицо» вынырнуло из глубокого кресла, которое как будто выдохнуло его. Мужчина был одет в черную чесучу и элегантно придерживал локтем трость с набалдашником из слоновой кости, имевшую поразительное сходство с его стройным изысканным силуэтом и оголенным черепом, слегка тронутым по бокам седеющими волосами. Взгляд был задумчивым, а тонкие губы над почти отсутствующим подбородком слегка раздвинулись в застывшей улыбке. Над этой улыбкой был водружен, как будто для того, чтобы проникнуть в ее тайну, нос костлявой, навесной разновидности, с ноздрями, широко распахнутыми для уловления всех запахов, откуда бы ни дул ветер – этот нос с его сводами и арками наводил на мысль о некой мостодорожной конструкции. Стефани почувствовала, как ее враждебность выросла еще на один градус.

– Здравствуйте, мисс Хедрикс, – сказал незнакомец с отменным британским акцентом. – Мы встречались на приеме у сэра Давида Мандахара, но не думаю, чтобы вы запомнили меня… Позвольте…

Он поклонился с чрезмерной вежливостью, которая, наверное, очень полезна для гибкости позвоночника, и протянул ей кусочек картона. Так Стефани узнала, что она имеет дело с начальником полиции Хаддана собственной персоной.

– О чем речь?

– Об одном весьма щекотливом деле. Мисс Хедрикс…

У господина Дараина была раздражающая манера останавливаться посреди фразы, чтобы послать быструю улыбку, частота которой, похоже, выбиралась заранее, как частота морских маяков.

– Мы не хотели докучать вам, пока вы не отошли от такого сильного потрясения…

Новая улыбка-пауза. С такой головой, подумала Стефани, его место не здесь. Ему бы следовало восседать на какой-нибудь гниющей падали посреди пустыни.

– Вам бы не составило труда, сэр, сказать, что вам нужно? Я уже поняла, что вы чрезвычайно тактичный человек, так что давайте ближе к делу.

Господин Дараин склонил голову набок с видом снисходительного упрека и погладил набалдашником трости свой отсутствующий подбородок. Стефани отметила про себя, что его шея, украшенная внушительным адамовым яблоком, отличается тонкостью и длиной, которые, наверное, упростят дело для следующего претендента на его пост. Из его левого рукава слегка выступал ослепительный носовой платок, его там держали наготове для всяческих полезных целей, на английский манер. Вероятно, владелец платка получил основательное образование в Оксфорде.

– Учитывая… деликатную сущность этого дела, – сказал он, – я счел необходимым лично передать вам это сообщение…

Он достал носовой платок из рукава и вытер лоб. Этот сукин сын старался приберегать эффект до самого конца – наверное, единственное, чему он научился по ходу своей полицейской карьеры.

– Как вы уже заметили, мы сумели найти ваши вещи…

Новая пауза, но на сей раз исполненная строгости. Наверное, он держал улыбку в другом рукаве.

– Хорошо, ну и что из этого?

– Мы обнаружили в ваших вещах десять килограммов гашиша.

Стефани пожала плечами.

– Охотно верю. Вы их обнаружили, потому что сами же туда и положили. Полицейские всегда так делают. Старый трюк.

– О нет, мисс Хедрикс, мы тут ни при чем. Да и вы тоже…

Теперь она уже ничего не понимала.

– Нам отлично известно, кто положил гашиш в ваш багаж. Господин Массимо дель Кампо нам все рассказал. В его собственном багаже было пятнадцать килограммов гашиша, и он признался, что в аэропорту подсунул два пакета и в ваш.

Стефани молчала. Тут нечего было сказать. Массимо пришел к ней и попросил, чтобы она спрятала наркотики в своих вещах, она это прекрасно помнила. Что же, это объясняло многое. Теперь она знала, почему Массимо с таким рвением поддерживал официальную версию «аварии».

– Новый закон предусматривает длительное тюремное заключение за хранение гашиша, – сказал господин Дараин. – Но, полагаю, можно будет закрыть глаза на это нарушение закона, если господин дель Кампо подтвердит свои свидетельские показания в вашу пользу. После того, что вы пережили… В данный момент это дело с доброжелательностью изучается компетентными органами…

Стефани процедила сквозь зубы:

– Это называется шантажом и запугиванием. Вы сейчас пытаетесь заключить со мной сделку. Я забываю то, что видела – а вы отпускаете меня из страны, не приговаривая к тюремному сроку. Можете вы мне сказать, что помешает мне заговорить, как только я вернусь в Соединенные Штаты?

Она прервала свою речь.

– Или, может, вы намереваетесь оставить меня здесь… насовсем?

Тут господин Дараин кланяется, выражает надежду на то, что эти «неприятности» скоро закончатся, добавляет, что он находится в полном распоряжении Стефани, и удаляется слегка враскачку, элегантно зажав трость подмышкой. Со спины он был похож на прямоходящего слизняка с гипертрофированными бедрами.

Она спустилась в бар и застала там Массимо в компании зеленоватого Бакири. Массимо как раз показывал своему новому другу кадры из фильма «Сильнее Геракла», где он играл гладиатора.

– Я получил Оскара за эту роль. Итальянского Оскара в Бордигере. [55]55
  Город в Италии в провинции Маурицио (Лигурия).


[Закрыть]

– У нас никогда не показывают хороших фильмов, – пожаловался господин Бакири.

Стефани взяла со стола бокал с гранатовым соком и вылила его содержимое на новый костюм Массимо. Ошарашенный итальянец уставился на нее.

– Жалкий подонок, – заявила она ему. – Спасибо за то, что засунул гашиш в мой чемодан.

– Не сердись… Я сделал глупость. В моем багаже больше не было места… Я больше никогда так не буду.

– Вот это уж точно. Ты больше никогда так не будешь, и по вполне понятной причине. Если ты вообразил, что они выпустят нас отсюда живыми, чтобы мы могли рассказывать кому попало нашу занятную историю, то ты еще больший идиот, чем тебя считают…

Господин Бакири смотрел на свои ногти, притворяясь, будто ничего не слышит.

Массимо стал белее своего костюма.

– Не умирай прямо сейчас, дорогой, – сказала ему она. – Подожди. У тебя, вероятно, еще есть денька два, чтобы пожить. Постарайся воспользоваться этим.

Она пошла к себе в номер. Перед самой дверью ее сердце забилось так быстро, что она развернулась, прижалась к двери спиной и безумным взглядом обвела коридор.

Ничего, никого. Коридор был пуст. А между тем чувство опасности оставалось, оно росло и превращалось в крик, визг самолетных винтов наполнял ей голову, а пол качался и уходил из-под ног… У нее над головой с сумасшедшей скоростью вращались лопасти вентиляторов, директор гостиницы неподвижно стоял перед их столиком, протягивая Бобо билет на рейс смерти… Мир опрокидывался на одно крыло, потом на другое, выпрямлялся, как будто летчик агонизировал за штурвалом…

Она так и стояла, прижавшись к двери, и изо всех сил старалась держать глаза открытыми, пытаясь отогнать страшного зверя тревоги.

Ничего страшного. Ничего страшного, Стеф. Рецидив болезни… Отныне такое будет случаться время от времени. Приступы бреда. Мало-помалу это пройдет. Ты все же перенесла тяжелейший шок. Ты сходишь к врачу в Нью-Йорке.

Она открыла дверь.

На нее стеклянными глазами смотрели три лица.

На кровати. Там, на кровати…

Это неправда. Это неправда.Ты бредишь…

Она посмотрела на них в упор.

На лице Бобо, между черными кудрями и такой же черной бородой, застыло страдание. Губы скривились в грустной гримасе. Казалось, он говорил: «Вот видишь, Стеф, что они со мной сделали…»

Лицо старого шейха было серым, и казалось, что тьма из его глаз перелилась через край, образовав темные пятна во впадинах между веком и скулой. Голова покоилась на как будто специально разложенной бороде, походившей на помятую паутину.

Вокруг по-прежнему пронзительно выли винты самолета.

Пол продолжал качаться, уходить из-под ног… Ну нет, Стеф, опомнись. Это не самолет. Это лопасти вентиляторов под потолком. Все в ресторане было таким спокойным, таким мирным. Стоя рядом, директор гостиницы пристально смотрел на нее и неумолимым жестом протягивал ей паспорт… Нет! Не бери его!

Она открыла глаза. Она не потеряла сознания, так как по-прежнему стояла на ногах.

Внезапно, в какой-то мимолетной вспышке, ей на помощь пришел образ отважного мангуста, прыгающего, чтобы уклониться от укуса кобры, и она улыбнулась. Черт возьми. Взгляни на них с профессиональной точки зрения, Стеф. Как на модную новинку. Считай, что это такие новые шляпки…

Тяжелее всего было видеть лицо стюардессы, может, потому, что ее черты сохранили всю свою красоту. Широко раскрытые глаза не потеряли своего жемчужного блеска; окаймленные длинными ресницами, они пристально глядели на Стефани, и эта пристальность, заменявшая свет жизни, походила на немой призыв.

Губная помада и тушь еще держались, почти полностью скрывая синеватые пятна, как будто бедная девушка каким-то чудом женского кокетства заново навела красоту уже после.Но густые черные волосы была тусклыми, лишенными блеска…

Стефани взяла сигарету, закурила и уселась, скрестив ноги, в кресло напротив кровати.

– Спасибо, что пришли, – произнесла она, возможно, чуть дрожащим, высоковатым голосом, который понемногу становился все тверже. – Спасибо. Теперь они могут проваливать ко всем чертям со своими историями про бред и галлюцинации…

Она выдохнула дым.

– Да… Но что мне делать? Кто вас сюда послал? Семьи? Кто-то, желающий вам добра? Вы ведь, думается мне, очутились здесь не просто так? От меня хотят… чтобы я прокричала правду, опираясь на доказательства, не так ли?

Она больше совсем не боялась. Было нечто успокаивающее в том, что они и в самом деленаходились здесь. Значит, она не лишилась рассудка.

– Что, по-вашему, мне следует сделать?

Головы, казалось, чуть уменьшились, чуть съежились по сравнению с тем, какими она видела их в пустыне. Под них аккуратно подстелили сложенный газетный лист, как будто тот, кто их сюда принес, боялся запачкать постель.

Вот это интересно. Кто бы стал проявлять такую заботу о гостиничном белье? Кто-то, кто за него отвечает. Не прислуга, нет, ей на это наплевать.

Директор гостиницы.

– Это он, не так ли? Он подстелил ее машинально, из привычки заботиться о порядке и чистоте…

Ответа не было, но она, слава богу, его и не ждала. Она еще не спятила.

Она заметила на лицах едва различимые капельки воды, как будто кожа все еще потела.

Стефани встала, пошла к кровати и коснулась пальцем лба Бобо. Он был ледяным.

Она вернулась, села в кресло, вдохнула дым и с наслаждением выдохнула его.

– Ясно, вас хранили в морозилке на кухне. Вы совершенно ледяные, мои бедные лапушки… Следовательно, это кто-то, кто очень заботится о гостиничном имуществе и имеет доступ к морозилке… И у кого в руках побывал паспорт Бобо с указанным в нем славным исламским именем Абдул-Хамид… У тебя был занятный псевдоним, Бобо, но он стоил тебе жизни. Мы согласны?

Стефани сделала паузу, как будто хотела дать им время поразмыслить.

– Значит, директор гостиницы. А кто другой?

У нее было такое впечатление, будто она разговаривает с тремя друзьями, у которых возникли неурядицы и они пришли попросить у нее помощи.

– Только он, в любом случае, всего лишь прислужник. Если он это сделал, так потому, что получил приказ. От кого? И зачем? Чего от меня ждут?

С этого момента ее мысли начали блуждать в лабиринте столь же запутанном, как и улочки медины.

– Ладно, это пока неважно. Сейчас можно сделать только одно…

Она пошла к телефону, не спуская глаз с трех предметов.

– Сейчас, мои дорогие, вы проведете пресс-конференцию.

Она попросила соединить ее поочередно с агентствами «Рейтер», «Франс-пресс» и «Ассошиэйтед пресс», но после пятиминутного ожидания – понадобившегося, чтобы проконсультироваться с кем следует, – телефонистка сообщила, что городская линия повреждена. Им очень жаль. Такое случается время от времени…

Она рассмеялась. Смех закончился всхлипываниями и рыданиями, но лишь оглушительный визг винтов вынудил ее заткнуть уши. Самолет качало в бурном море, и она была готова к тому, что в любой момент головы попадают с кровати и покатятся к ней.

Затем самолет вернулся на прежний курс, и она с благодарностью подумала о старом летчике, державшем штурвал. Она была рада, что приняла его приглашение поужинать вечером в Бейруте.

Но прежде… Ее полароид.Она подскочила. Она оставила его на соседнем пустом сиденье… Нет, нет. Он был в сумке. Коричневая кожаная сумка от «Гуччи». Она не имела права терять голову. Только не теперь. Только не теперь, когда у нее есть доказательства, неопровержимые доказательства, которые лежат тут, на кровати…

Она быстро повернулась к кровати, охваченная внезапным сомнением… Но нет, они лежали на месте. Все в порядке.

Она нашла полароид на дне сумки, вставила кассету и сделала двенадцать снимков.

Фотографии получились превосходные. Восхитительно проступали цвета. Теперь речь шла о том, чтобы поместить их в безопасное место.

Она сунула снимки в конверты и надписала адреса: «Нью-Йорк таймс», Комиссия по правам человека при ООН, Верховный суд США с просьбой передать судье Дугласу. Она поймала себя на том, что вывела на последнем конверте «Совести мира», но потом разразилась смехом и разорвала конверт на мелкие кусочки, понимая, что подобного адреса не существует.

Стефани скинула халат на пол, наугад вытащила из одного из чемоданов с коллекцией платье и быстро оделась.

Потом взяла конверты и вышла в коридор.

15

Коридор выглядел таким же пустым и безмолвным, как и прежде. Эта пустота была в высшей степени подозрительной и наводила на мысль о том, что кто-то подсматривает и прячется за дверьми.

Но у нее не было выбора. И речи не могло быть о том, чтобы доверить эти письма почте.

Она наугад выбрала дверь и постучала. До нее донеслось любезное «войдите», и она очутилась лицом к лицу с четой пожилых американцев. Они пытались застегнуть свои чемоданы, переполненные местным колоритом. Глиняные курильницы, руки Фатимы, разрезной нож для книг в виде джамбии, миниатюрные наргиле, весь второсортный фольклор столь же второсортного Востока, живущего на страницах комиксов, жалкие подделки под экзотику, собранные на помойках сказок «Тысячи и одной ночи»…

– Прошу прощенья… Не могли бы вы забрать в Штаты несколько писем? Мне сказали, что почта здесь работает очень плохо…

Они, похоже, были рады оказать ей услугу. Американцы любят помогать друг другу за границей, конечно, в пределах разумного. В некотором роде это подчеркивает смелость, которую они проявляют, оказываясь на другом краю света, в далекой и опасной стране.

– Ну разумеется, моя дорогая…

Пожилая дама взяла четыре письма, которые протягивала ей Стефани, и аккуратно положила их в сумку.

– Вам больше ничего не нужно отослать? Может, какую-нибудь посылочку? У нас хватает места…

Стефани взглянула на чемоданы и какое-то время колебалась… Но нет, есть риск, что пакет откроют на таможне, даже если на нем указано «подарки». Туристам далеко не все разрешается вывозить из стран Востока.

Она вдруг почувствовала, что у нее жар. На висках выступили капельки холодного пота, а по спине побежали ледяные мурашки. Ей говорили, чтобы она остерегалась укусов мух дхавар,которые были настоящим бичом этих мест и вызывали трехдневную лихорадку. Вероятно, именно лихорадкой объяснялся странный и угрожающий вид всего, что ее окружало.

Или же…

Улыбчивые американские лица вдруг утратили всю свою доброжелательность. Теперь она видела, что улыбки деланные, застывшие, угрожающие, притворно участливые…

Они стояли неподвижно и, прервав свои сборы, вопрошающе и пристально смотрели на нее. Почему они так смотрят? Почему собирают багаж в такой спешке и именно сейчас? А это странное предложение доставить любые предметы, которые она захочет им доверить?

Какие «предметы»?

Настоящие они туристы или, может… Стефани отступила к двери.

– Что с вами, дорогая? Что-то не так?

Дама направлялась к ней. У нее были седые волосы, но суровое лицо. Да, суровое.

А если ее и в самом деле обеспокоила внезапная бледность Стефани, ее расширившиеся от тревоги глаза, то почему же никуда не делась эта застывшая улыбка, точно прилипшая к лицу?

Стефани чувствовала, что у нее стучат зубы. Лихорадка, всего лишь лихорадка, которая все искажает и придает самым банальным вещам пугающий вид… Убийцы, шпионы и вражеские агенты не набивают свои чемоданы медными супницами, гонгами, наргиле и прочим базарным хламом.

– Спасибо. Большое спасибо.

– Вы вдруг так побледнели…

Стефани призвала на помощь природу в самой ее прозаической форме:

– У меня несварение желудка.

– А, «туриста», – произнес американец с пониманием, отражавшим весь его опыт путешествий от Мексики до Аравии. – У нас тут есть превосходное французское средство… Возьмите, дорогая… Нам оно больше не потребуется.

Стефани взяла упаковку.

– Принимайте по шесть штук в день.

– Это все мухи, – сказала дама. – В этой стране никакой гигиены.

– Желаю вам приятного путешествия, – сказала Стефани.

Она вышла и сделала несколько шагов. Но позади нее коридор был таким пустым, что его странное безмолвие заставило ее вздрогнуть. Это была умышленная тишина.Ковры на полу были такими толстыми, что ее не покидало ощущение, будто кто-то неслышно крадется следом… Нет, никого.

– Дурочка, – сказала она себе, сжав зубы.

У нее оставалось еще пять конвертов. Она колебалась, стоя посреди коридора, и тут дверь сто двенадцатого номера отворилась. В дверях возникло некое подобие добродушного медведя. У него были такие толстые ноги, что брюки грозились лопнуть, а подтяжки болтались ниже колен. Короткие и редкие белобрысые волосы, тот тип лица, который заставляет вспомнить о франкфуртских сосисках, – он стоял на пороге своей кондиционированной берлоги, удивленно улыбаясь.

Стефани уже видела его раньше в ресторане.

– Извините, я ошиблась номером…

Медведь ответил приветливым и галантным смехом.

– Жаль, что это так.

Дверь сто четырнадцатого номера отворилась, в проеме появилось нечто похожее на привидение. Человек был с ног до головы одет в белое, волосы сбрызнуты лаком, а его угловатое лицо, покрытое тщательно поддерживаемой бледностью, со слегка горбатым носом между бакенбардами «танго», отливало на подбородке синевой и напоминало лица всех актеров, обреченных из-за своей внешности играть вторые роли в сцене Распятия. У него был томный и до странности нематериальный вид, он выглядел совершенно истощенным, как будто сохранение хоть какого-то подобия телесности требовало от него неимоверных усилий.

Бочонок светлого пива по-прежнему стоял на пороге своего номера, и контраст между тем увальнем и этим прозрачным, что существовал лишь благодаря усилиям кондиционера и своих одеяний, производил впечатление непоследовательное и противоречивое, как будто фантазмы Стефани в своих попытках обмануть ее и сойти за реальность допустили техническую ошибку. Но мужчина в белом держал в руке дорожную сумку «Хаддан эйрлайнз», и у него наверняка было достаточно сил, чтобы отвезти письмо. Да, он улетает сегодня во второй половине дня… Да, конечно, он может это сделать… Его голос никак не соответствовал его призрачному облику: суровый, резкий – создавалось впечатление, будто голос потерял своего законного владельца и случайно очутился в голосовых связках постороннего человека. Стефани также отметила, что глаза мужчины не имели ничего общего с его удручающе усталым внешним видом. Они не смотрели: они целились…

Но она отказалась уступить страхам, порожденным нервным напряжением и жарой. Глупо было воображать, что все номера в «Метрополе» заняты убийцами и заговорщиками. Этот тип казался ей опасным просто потому, что она чувствовала себя в опасности.

– Отправлю из Рима. Я там буду завтра рано утром. Больше вам ничего не нужно?

– Нет, спасибо.

Он кивнул головой и направился к лестнице. Она бросила взгляд на бирку, привязанную к его сумке: X. Мендоса. Похоже на артиста мюзик-холла. Может, иллюзионист или жонглер.

К счастью, из номера 116 вышел, посвистывая, самый что ни на есть обычный и симпатичный турист. Он источал успокаивающую банальность, и Стефани вручила ему три последних конверта с той мгновенной доверчивостью, которую внушает знакомая деталь в неизвестном пейзаже. Он схватил письма, быстро проговорив:

– Извините, я всегда боюсь опоздать на самолет. Это нервное. Будьте спокойны, я не забуду.

Коридор снова опустел.

Она вернулась к своему номеру и какое-то время не решалась открыть дверь. Она не боялась, что снова увидит головы: она боялась, что больше их не увидит… Тогда ей останется лишь отправиться на лечение в какую-нибудь швейцарскую клинику.

Но они были там, такие же мирные, как и прежде. Стефани вздохнула с облегчением. Они – это все, что у нее было достоверного, и это была причина дорожить ими. Она взяла свою сумку «Гуччи», вытряхнула все ее содержимое и аккуратно положила внутрь головы, одну на другую. Застегнула молнию, повесила сумку на плечо и спустилась в холл.

Двое служащих тотчас устремились к ней, протягивая руки. Но Стефани отстранила их, толкнула дверь-вертушку и вышла на улицу.