Текст книги "Аз-Зейни Баракят"

Автор книги: Гамаль аль-Гитани

Саид спрашивает себя: действительно ли его тревожит само дело или ему хочется убедиться в справедливости Аз-Зейни? Пока он этого не знает. Саид переходит улицу. Молоточки стучат по красной меди, выделывая котелки и кофейники. Погонщик ослов привязал животное к столбику на дороге, уселся рядом с ним и жует редиску с хлебом. Вот она лавка Хамзы бен Абд-ас-Сагыра. Здесь можно спокойно посидеть: ни одна душа, кроме хозяина, не знает его. Даже Мансур, его приятель, далеко.

– Здравствуй, здравствуй, добрый день! – тепло приветствует его Хамза.

Саид отвечает, приложив ладонь к груди. Просит трубку. После первых же затяжек он чувствует легкое приятное головокружение. Ему нужно поразмыслить над тем, что прошло и что будет, перебрать в уме то, что он скажет Аз-Зейни Баракяту, если встретится с ним вечером.

* * *

Султанский указ

«Лишить шейха Саида бен ас-Сакита его должности кадия ханифитов».

* * *

От верховного кадия Египта султану

«Ты охранил правду, возвеличил слово ислама, удалил еретиков. Да сохранит тебя аллах властителем страны нашей!»

* * *

Султанский указ

«Остановить развешивание фонарей. Снять все, которые были подвешены ранее».

* * *

От эмиров земли египетской султану

«Ты восстановил истину и утвердил справедливость. Да проклянет аллах фонари!»

* * *

САИД АЛЬ-ДЖУХЕЙНИ

– Рассказывай, как живешь…

– Не знаю, с чего начать… Шейх Аль-Балькини, знаток хадисов в Аль-Азхаре, скончался. Умер на девяносто третьем году жизни.

Лицо шейха Абу-с-Сауда не омрачается печалью. Он тихо покачивает головой.

– Да смилуется господь над ним и над всеми нами!

– Закария и Аз-Зейни – заодно.

– Знаю.

Саид удивлен.

– Аз-Зейни вчера был у меня. Услышав новость, я подумал послать за ним, чтобы узнать, как обстоят дела в действительности. Но он сам пришел ко мне и все объяснил.

Учитель приучил Саида не задавать лишних вопросов и не требовать длинных объяснений, а слушать, что говорится, пытаться понять и сделать выводы.

– Учитель, все происходящее приводит меня в смущение.

В ответ шейх говорит с ясной улыбкой:

– Неужели все?

– Учитель, я сопровождал Аз-Зейни к твоему дому, шел впереди него во время его шествия как один из его людей, поддерживал его, восхищался им! Теперь я сомневаюсь в нем, мучаюсь из-за него! Месяц назад я решил пойти к нему. Пришел, рассказал все, что я слышал, и представил неопровержимые улики против человека, которого зовут Бурхан ад-Дин ибн Сейид ан-Нас.

– Бурхан ад-Дин?

– Да, мой учитель. Этот Бурхан начал забирать в свои руки торговлю бобами. Я разузнал о его делах, узнал, что скоро бобы невиданно поднимутся в цене. Когда я беседовал с Аз-Зейни, после того как несколько раз приходил к нему понапрасну, он пожаловался мне на волнение народа из-за фонарей и сказал, что эмиры совратили народ с пути истинного, издеваясь над указом о развешивании фонарей. Это и заставило султана отменить сей указ. Он долго говорил о фонарях, о том, что многого надеялся добиться благодаря им, поделился со мной намерением подать султану жалобы людей на притеснения; рассказал, сколь стеснительна для него должность хранителя мер и весов, какие причиняет неудобства. Представь себе, учитель, он жаловался на то, что у него мало денег: до того, как принять должность, он ездил в разные страны, торговал с ними, управлял своим небольшим имением в Дамьетте. А теперь он забросил землю и доходы. Диван положил ему жалованье в пятьдесят динаров, которых ему не хватает на то, чтобы выглядеть так, как обязывает должность. Каждый раз, являясь пред очи султана, он должен быть одет подобающим образом, а это дорого стоит.

Он ничего не скрывал от меня – рассказывал о своих делах со всеми подробностями. Клянусь аллахом, учитель, я почувствовал, как он близок мне, и даже готов был открыть ему, что меня беспокоит. Чуть было не спросил: «Почему ты согласился, чтобы Закария бен Рады продолжал оставаться твоим наместником?» Мне хотелось рассказать ему, что Закария делает с народом. Привычки его соглядатаев не изменились – Аль-Азхар кишит ими. Разве это допустимо? Клянусь аллахом, учитель, я чуть было не высказал ему все это! Но я сдержался и сказал ему только то, ради чего пришел… Аз-Зейни покачал головой и произнес: «Я поручу своему наместнику установить наблюдение за Бурханом, следить за всем, что он делает. Если подтвердится твое обвинение, его постигнет кара». Представляешь, учитель, кто будет вершить справедливость? Кто помешает Бурхану ад-Дину ибн Сейиду ан-Насу?.. Закария! Закария бен Рады!

Однако про себя я подумал: может быть, Аз-Зейни пытается использовать Закарию во благо народу? Я стал следить за Бурханом ад-Дином. Он продолжал вести себя как ни в чем не бывало. Я снова отправился к Аз-Зейни. Он сказал, что такие дела требуют времени, и напомнил случай с портным, которого он наказал за нападение на мальчика, несмотря на то что за портного заступились некоторые эмиры.

Я не понимаю, учитель, чего добивается Аз-Зейни: до сих пор он не пошевелил пальцем, чтобы остановить Бурхана ад-Дина! Неужели мне придется раскаиваться в том, что я однажды бежал впереди него в его процессии?

Мне больно видеть несправедливость. Почему избивают крестьян? Почему большой ученый из Аль-Азхара не признает свою мать, которая приехала из деревни навестить его? Почему? Только потому, что она крестьянка? Как я могу поверить, мой учитель, что люди сотворены равными, когда все, что было, есть и будет, говорит об обратном? Если бы все люди стремились стать совершеннее, мы искоренили бы всякую несправедливость и пороки не только в землях египетских, но и на всем белом свете! Но жизнь наша пройдет даром, ибо это нам не под силу…

Представь себе, учитель, мне страшно, меня охватывает ужас, когда я вижу Омру бен Одви! «Что он записывает обо мне?» – спрашиваю я себя. Какой мой промах позволит им в один прекрасный день бросить меня в аль-Мукашширу, в аль-Оркану или в аль-Джуббу? Что они сделают со мной? Не дадут дальше учиться в Аль-Азхаре, лишат пособия и средств к существованию? Закроют доступ к должностям? Пусть! Если мне удастся отвести несправедливость хоть от одного человека, пусть делают, что хотят! Но временами я чувствую, что меня пугают лишения, тюрьма и пытки. Я вздрагиваю при одном упоминании имени Закарии. Представь себе, учитель, я, которому больно видеть детей моего селения, их облепленные мухами глаза, благословляю аллаха за то, что он не сотворил меня крестьянином, страдающим от жестокой жизни и притеснений надсмотрщика.

Учитель, прости, что я исповедуюсь тебе во всем, что меня гнетет и гложет! Но что же делать, коли время набрасывает на тебя узду, запечатывает твои уста, заставляет забыть, что такое откровенность?

День молча угасает. Вначале краски его обманчивы. На исходе дня они темнеют и сгущаются, пока вселенная не утонет во мраке, в котором замирают голоса рабов божьих.

Саид боится наступления ночи и никогда не встречает ее в галерее. На улице он наблюдает последний луч. Саид обводит взглядом внутренний дворик. Крепок ствол старой пальмы, которая возвышается посреди двора. Шейх не замечает, что Саид умолк. Саид показывает на кучу земли, прикидывая размер бугра.

– Я не видел его раньше, – говорит он.

Молчание нарушено.

– Время от времени мне нужно побыть одному, поэтому я выкопал эту келью. Я заключаю в нее свою плоть, когда смущается мой дух и время делает его бессильным.

Это узкое отверстие ведет в место уединения. Шейх сам, один, вырвал его себе у земли. Душа устремляется туда, где можно постичь изначальные истины, постучаться в двери бытия, открыть его тайны и загадки. Сердце там прозревает и видит.

ОБРАЩЕНИЕ

 
Жители Египта!
Творите добро и избегайте зла!
Скрытое – открылось.
Погребенное – явилось.
Дело Джуда прояснилось.
Еще светило не зайдет,
как факих в каждой мечети прочтет
бумагу,
где вы найдете
то, чего давно уже ждете:
как мусульманскую кровь пил злодей,
кары достойной заслужит он теперь!
 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 
Во имя аллаха милостивого и милосердного!
Хвала тому, кто все тайны постиг,
Землю создал и Небо воздвиг!
 

Обращаемся ко всем мусульманам на земле.

Мы раскроем вам то, чего ждут все давно, дабы стало уроком оно для того, кто способен уроки извлечь из того, что прошло и что есть.

А подробности дела таковы:

Год назад господин наш султан изволил приказать человека по имени Али бен Аби-ль-Джуд со всех постов снять и главному хранителю мер и весов передать для подробного дознания. Долго испытывал он наше терпение, ибо мы против пыток и их применения. В этом причина прошествия долгого времени между передачей нам Аби-ль-Джуда и раскрытием его преступления.

Найдено у него столько добра, что в это поверить нельзя. Все это добыто кровью мусульман! Ниже следует опись того, что попало в руки к нам:

Его ежедневный доход от владений, земель, поручительств и покровительств составил полную тысячу динаров. После него осталось сто пятьдесят тысяч динаров золотом и один гранат весом в полтора ратля, шесть шкатулок с драгоценностями, среди которых бриллиантов и тигрового глаза – сто штук, золота – один кантар[48]48
  Египетская мера сыпучих тел, равная 197,75 л.


[Закрыть]; серебряной утвари – около шести кантаров; сто кафтанов на беличьем меху, четыреста кафтанов без меха, двадцать седел с золотыми украшениями. У него найдено также пятьдесят лошадей, сто мулов и сто верблюдов; множество скота, рабынь и мамлюков. У него в отхожем месте было подобие фонтана. Его вскрыли – и онемели: там груды золота блестели. У него нашли сто тысяч ардеббов[49]49
  Мера веса, равная приблизительно 45 кг.


[Закрыть] пшеницы, бобов, ячменя, а на Ниле у него семьдесят два корабля.

Злодей скрывал свои богатства и всеми силами старался, чтоб никто о них не дознался. Однако упорство и терпение привели нас к месту их хранения. Завтра мулов, груженных добром, мы к султану с утра поведем, чтоб умножить богатство казны, в чем нуждаемся крайне мы из-за действий наших врагов против нас и наших домов.

Кто захочет это увидеть, пусть, ровно в четыре утра на улицу выйдет. Представлен будет и Али бен Аби-ль-Джуд – его не коснулись ни пытка, ни кнут.

Охраняются его тридцать наложниц, сто двадцать рабов и сорок скопцов, которых оскопил он своею рукой.

Мусульмане!

Жители Египта!

Обращаемся к вам и просим: сообщайте о всяком, кто строит свое богатство на крови мусульманской. Мы не хотим, чтоб голодал народ, а благо было у тех, кого наперечет. Сообщайте нам, и, сколько бы золота и серебра, мулов, рабов и рабынь человек ни имел, мы накажем его, чем бы он ни владел.

Во имя аллаха милостивого и милосердного. Да ниспошлет господь нашей стране безопасность и мир!

Факты истязаний Али бен Аби-ль-Джуда, представленные шихабу Закарии бен Рады, главному соглядатаю Египта, начальником соглядатаев Каира

Во исполнение ваших указаний и наставлений несколько самых опытных наших соглядатаев разузнали обстоятельства дела Али бен Аби-ль-Джуда и содеянное с ним. Мы проникли сквозь неприступные стены и великие преграды, дабы выяснить эту тайну. После изрядных трудов мы сумели привлечь на свою сторону одного из работающих на Аз-Зейни. Но не он один был нам опорой в деле, хотя он первый, кто пришел к нам от Аз-Зейни. Мы получили достоверные сведения и из других мест (некоторые из них вы знаете, а другие мы храним в тайне, дабы сообщить о них устно).

Итак…

Установлено, что никакой тюрьмы в доме Аз-Зейни в Баракят ар-Ратле нет, ибо он слишком мал, чтобы иметь помещения для тюрьмы, и крики, доносящиеся из нее, могут быть услышаны тут же. Али был доставлен в укромное жилище недалеко от Хелуана. Это строение окружено густыми зелеными насаждениями. Мы не знаем, когда оно перешло во владения Аз-Зейни и кто его строил. Об этом ведется расследование. Под ним расположена темница, в которой четырнадцать камер. Но это не обычные камеры. Одна из них – продолговатая комната длиной в три шага взрослого мужчины. Высота ее на полтора дюйма больше среднего мужского роста. Ширина ее такова, что человек в ней не может развести руки в разные стороны. В середине потолка – небольшое отверстие, ведущее наружу, сквозь которое видно небо. Но это отверстие не заметно снаружи. Над дверью изнутри – светильник, который устроен так же, как и фонари. Этот светильник светит прямо в лицо, как бы человек ни пытался отвернуться от него, даже если спит прямо под дверью или повернувшись к ней спиной. Светильник горит и днем и ночью с легким шипеньем, которого входящий сразу не замечает. Но через некоторое время оно вызывает у него звон в ушах. К стене приделана короткая деревянная доска – на ней заключенный принимает пищу…

Тюремщик, который следит за заключенными, – молодой человек с приятным лицом, прекрасным сложением и очень вежливым обхождением. Его поведение разительно отличается от того, что было принято прежде.

Он улыбнулся Али и вежливо сказал:

– Если тебе что-нибудь понадобится, стукни кулаком в дверь один раз. Когда я спрошу: «Кто?», не называй своего имени, а скажи: «Имярек». Ты с этого мгновения называешься «имярек».

Все это он говорил, не переставая улыбаться. Внешне это была просьба, а по сути – приказ. Чистота места встревожила Али. Ему стало страшно. Страх вызывала необычность места и его тишина. Дверь, казалось, вот-вот неожиданно распахнется, а стены сомкнутся над ним, улыбка стражника станет иной, когда он принесет еду. Али был чрезвычайно удивлен, когда перед ним поставили рис, приправленный перцем, тарелку мулюхии[50]50
  Национальное блюдо у арабов из растения с тем же названием.


[Закрыть], кусок мяса и апельсин. Однако здесь необходимо сделать разъяснение. Али бен Аби-ль-Джуд и любой другой заключенный, который по воле судьбы оказался в этой тюрьме, никогда не испытывает чувства насыщения. Он живет в состоянии постоянного голода. Еды на первый взгляд более чем достаточно. Она дает впечатление немедленного насыщения, но не уничтожает голода, который гложет человека изнутри.

Али бен Аби-ль-Джуд провел в тюрьме девяносто три дня, в течение которых он видел лишь лицо Османа. Стоило ему стукнуть в дверь, в какое бы время это ни было, как появлялся Осман со своей неизменной улыбкой, словно он никогда не спит и никогда не покидает своего поста, будто он знает, когда именно заключенный стукнет, и ждет. Спустя некоторое время Али бен Аби-ль-Джуд стал так бояться этой улыбки и спокойных глаз, что старался избегать их хозяина. Иногда, испытывая сильное желание помочиться, он уже готов был стукнуть в дверь, но удерживал себя.

Много раз он перебирал в уме события своей жизни. День и ночь перепутались для него. Время потеряло всякую определенность, как обезображенное лицо теряет свои черты.

Али знал, что рядом с ним есть другие люди. Он постоянно слышал, как Осман спрашивает: «Кто?» Потом раздавались шаги, и Осман останавливался около следующей двери. Но услышать голоса других заключенных ему никогда не удавалось. Али было так страшно своих мыслей, что он предпочел, чтобы его сожгли и мир исчез из его сознания, чтобы пламя светильника растерзало его плоть и иссушило кровь в жилах. В тот день, когда он дошел до состояния полной безысходности, к нему вошел Аз-Зейни Баракят собственной персоной.

– Я Аз-Зейни Баракят, – сказал он без малейшей попытки изобразить участие.

Али бен Аби-ль-Джуд внимательно посмотрел на него: прежде ему не доводилось видеть Аз-Зейни. Баракят сказал:

– Как видишь, Али, мы не сделали тебе ничего плохого, не истязали пытками. Мне известно, что ты владеешь огромным богатством и очень хитро прячешь его. Скажи мне, где оно, ведь ты знаешь, что я не положу в свой карман ни одного дирхема – все пойдет в казну султаната. Что же касается твоих жен и детей, то я всем им сохраню жизнь. Где богатства?

Али бен Аби-ль-Джуд покачал головой.

– Не хочешь сказать?

Али вновь ответил отказом.

Аз-Зейни поднялся.

– Видит бог, не мне отвечать за твои преступления!

Неизвестно, сколько времени прошло после того. Вошел Осман, завязал глаза Али бен Аби-ль-Джуду влажной тряпкой. Через несколько минут ожидания, не ведая, что с ним будет, Али понял, что покидает это странное место – его провели несколько шагов, потом он спустился по ступенькам, прошел через несколько дверей. Осман оставил его одного в пустой просторной комнате. У Аби-ль-Джуда тряслись поджилки, он боялся сесть. Время шло, как дохлая кляча. Руки и ноги у Али дрожали, по спине бегали мурашки. От неожиданного сильного удара по лицу искры посыпались у него из глаз. После трех ударов он почувствовал, как горячим обручем ему сдавило затылок. И тут началось настоящее истязание плоти Али бен Аби-ль-Джуда.

День первый

Стопы его ног смочили водой и натерли солью. Привели черную козочку с белым пятном на лбу. Она стала медленно слизывать соленую воду. Губы Аби-ль-Джуда искривились, тело пронзила дрожь. Он закричал. Потом крик его перешел в смех, и он корчился от него, пока не лишился сознания. Ему плеснули в лицо холодной водой.

– Где деньги, принадлежащие правоверным?

Ответом было молчание.

День второй

Точно установлено, что Аз-Зейни Баракят не покидал комнаты, соседней с той, где велось «извлечение истины». Утром, разозлившись на упорство Али бен Аби-ль-Джуда, Аз-Зейни вошел к нему и стал средним пальцем непрерывно тыкать ему в грудь. Одновременно один из его людей взял чайник, поднял его и стал по капле лить воду на арестованного через равные промежутки времени. Немного спустя шея Джуда вздулась, а все тело стало дергаться, словно в конвульсиях. Он издал жуткий вопль, казалось исходивший из самых глубин его существа. Тут Аз-Зейни закричал:

– Где деньги мусульман, Али?

Ответом было молчание.

Следующий день пополудни

Привели крестьянина – одного из заключенных, о которых все давно забыли. Раздели догола, наблюдая за Али бен Аби-ль-Джудом. «Смотри, – сказал Аз-Зейни, – сейчас я сделаю с ним то же, что потом с тобой». Принесли две раскаленные докрасна подковы и стали прибивать к пяткам обезумевшего от боли крестьянина. Его крик потряс Али. Но едва он попытался закрыть глаза, чтобы не видеть пытки, Осман ударил его по затылку куском кожи.

День четвертый и пятый

Убили троих забытых всеми крестьян, а головы трупов положили на грудь Али бен Аби-ль-Джуда. Аз-Зейни в сильном гневе то входит, то выходит из комнаты.

– Еще не указал место? – спрашивает он.

Никто не отвечает.

Аз-Зейни в гневе бьет кулаками по стене.

День седьмой

Когда привели Халиля, младшего сына Али бен Аби-ль-Джуда, Али, казалось, был в забытьи. Но когда Халиль закричал, глаза отца широко раскрылись, и через мгновенье он уже снова ничего не слышал.

Заключение

Вот некоторые из добытых нами сведений об истязаниях Али бен Аби-ль-Джуда. Достоверно установлено (и это вызывает недоумение), что он не назвал места, где спрятал свои богатства. Откуда же Аз-Зейни узнал об их размерах и местонахождении, о чем впоследствии он сообщил народу? Удивительно также, что по прошествии известного срока со времени ареста Аби-ль-Джуда и применения к нему новых видов пыток для «извлечения истины» Али бен Аби-ль-Джуд выглядит вполне здоровым. Единственное, что у него пострадало, – это зрение: он смотрит теперь только перед собой, как это делают слепые, а когда его окликают, он не отвечает, и язык у него вываливается изо рта, как у собаки. Пока нам не ясно, что с ним приключилось.

Начальник соглядатаев Каира

ОБРАЩЕНИЕ

 
Жители Египта!
Творите добро и избегайте зла!
Приказал господин наш султан
казнить Али бен Аби-ль-Джуда
побиением по щекам —
он будет плясать на всем пути,
как танцуют наши женщины,
а все будут бить его по лицу.
Лишь перестанет он плясать —
каждый начнет его избивать.
Бейте его! Бейте его!
Кто захочет зрелище видеть,
помолившись после обеда, пусть выйдет.
Он увидит, какова расплата
отвернувшимся от аллаха.
 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Месяц раджаб 914 г. хиджры

Наблюдения венецианского путешественника Висконти Джанти, который был тогда в Каире впервые на своем пути из стран, населенных неграми, и Судана к морю, дабы сесть на корабль после длительного путешествия по суше.

Я вышел с постоялого двора и оказался среди огромного скопления народа: женщины стояли рядом с мужчинами, маленькие дети шныряли между ног, пытаясь увидеть происходящее. По обе стороны улицы стояли силачи, одетые в одежду синего цвета с желтыми воротниками. От своего переводчика Али я узнал, что процессия уже вышла из дома Аз-Зейни Баракята, казначея Каира, сделала остановку у медресе Ибн аз-Заман, свернула к Гезире, дошла до Шобры, продолжила путь через ан-Натыр ибн аль-Манга, миновала ворота аш-Ша’арня. Я стоял на ас-Сурин (большом базаре) перед лавкой красок для одежды. Толпа пришла в волнение, люди расталкивали друг друга. Закричал ребенок, какая-то женщина издала пронзительный крик, который называют здесь «загруда». Наконец появилась процессия: несколько оседланных лошадей белой масти, за ними проследовало четыре всадника. Все остановились. Человек невысокого роста с таким зычным голосом, какого я в жизни не слышал, объявил что-то. Мой переводчик Али сообщил мне, что он призывает народ бить Али бен Аби-ль-Джуда по лицу, как только тот прекратит плясать, до тех пор, пока он не рухнет замертво. Все, кто будут вокруг него в момент его смерти, получат бакшиш (награду) от Аз-Зейни. На мой взгляд, это самый странный способ казнить человека, который я когда-либо видел или о котором слышал. Али сказал мне также, что глашатай сообщил добрую весть: султан страны приказал назначить Аз-Зейни Баракята вали Каира в дополнение к его прежнему посту. Аз-Зейни принял должность, заботясь о народном благе. Кто хочет выступить против его назначения, должен изложить свое мнение после пятничной молитвы в Аль-Азхаре – самой большой мечети столицы. Должность вали примерно соответствует посту губернатора у нас. Что же касается должности хранителя мер и весов, то подобной в нашей стране нет, ибо этот пост объединяет религиозную и гражданскую власть и служит тому, чтобы обеспечивать торжество добра и пресечение зла. По правде говоря, я не поверил словам Али о том, что Аз-Зейни будто бы поощрял подданных отправиться в Аль-Азхар, чтобы высказать свое мнение. Я не слыхивал о существовании такого обычая в старые времена, несмотря на то что побывал в самых разных краях. Меня удивило, что часто повторяется имя Аз-Зейни. Видимо, он не обычный человек. Мне, конечно, надо встретиться с ним.

Когда глашатай умолк, тотчас ударили во все барабаны. Люди стали что-то кричать и размахивать руками. Я пробился сквозь толпу, чтобы приблизиться к низкой открытой повозке, которую тянули два мула. На ней находился мужчина среднего роста, неуверенно державшийся на ногах. Борода и брови у него были сбриты, глаза подведены сурьмой, как у женщины, щеки испещрены пятнами красной краски. На голове у него был разноцветный колпак с длинной кисточкой, которая вздрагивала всякий раз, как человек наклонялся. Под удары барабана он делал резкие несуразные движения, отклонялся назад, тряс плечами, выпрямлялся, неожиданно выставлял зад. А из толпы к нему тянулись руки, чтобы дать ему пощечину, чтобы ударить. С его лица градом катился пот. Язык высунулся у него изо рта. Люди, не жалея сил, били его – коли он свалится мертвым, все, кто вокруг, получат сладости. Тщетно люди Аз-Зейни пытались помешать тем, кто старался стукнуть человека палкой или башмаком. Повозка поехала дальше и скрылась из моих глаз в густой толпе. Я с трудом перевел дух… Человек с обезображенным лицом, глазами, полными ужаса, в плотном кольце толпы – воистину страшное зрелище.

ОБРАЩЕНИЕ

 
Господин наш султан приказал
передать эмира Куртабая,
бывшего вали Каира,
Аз-Зейни Баракяту бен Мусе,
дабы эмира наказать и
всем показать,
сколько добра награбил злодей
у правоверных добрых людей.
 

ЗАКАРИЯ БЕН РАДЫ

Закария бен Рады думает, что его встреча с Аз-Зейни состоялась именно той ночью. В столь поздний час его тревожат обычно только по очень важному делу.

В ту ночь он слушал Василю, которая рассказывала о своей стране. Он любит слушать рассказы об обычаях народов заморских стран.

Закария поинтересовался, неужели работорговец не покушался на ее девственность, пока держал ее у себя после похищения. Василя уже привыкла к его странным вопросам и больше не смущалась. Она ответила, что торговец, конечно, желал ее, и это понятно, учитывая ее красоту. А около Алеппо случилось…

Закария протянул руку и кончиками пальцев коснулся губ Васили.

– Расскажи мне об Алеппо, – попросил он.

Она не растерялась – для нее стал обычным неожиданный переход Закарии от одной темы к другой. Василя начала вспоминать город, дороги, ведущие к нему, гонцов маленьких почтовых станций, стоящих на дороге, глаза сирийских крестьянок, спешащих запереть дома при виде каравана. Она вспомнила, как приветствовали караван стражники. Масрур, купец, знает их всех до одного и всем платит мзду золотом. За это они берут на себя его охрану до основного караванного пути.

Закария держит в руке граненый бокал. Нет, вина он совсем не пьет – не любит терять ясность ума ни на одно мгновенье. Случилось так, что двести лет назад вино погубило одного из самых замечательных соглядатаев, которых когда-либо знал Египет. Во времена Аз-Захера Бейбарса Ибн аль-Казаруни пристрастился к вину. И в частных беседах и в общественных местах он стал выбалтывать все, что ему было известно о разных людях и о делах государства. Это и было причиной его падения, а впоследствии казни. Ибн аль-Казаруни купил новый сорт вина. Говорили, что один его запах приводит человека в состояние сильного опьянения. В будущем это вино стали называть «вином Казаруни». Позже султан Ан-Насер бен Калаун запретил его и приказал слить все запасы в большие кувшины.

Закария очень любит фруктовый сок. Из Тлемсена[51]51
  Город в Алжире.


[Закрыть] он привез устройство, выжимающее сок из самых твердых фруктов и очищающее их от зерен.

Закария маленькими глотками потягивает виноградный сок и гладит Василю по шее легким движением, пока она продолжает свой рассказ. Его рука поднимается, опускается, пальцы скользят за ушком рабыни. Он горячо дышит ей в затылок. Дрожь, пробегающая по ее телу, передается ему. Он видит, как вздрагивают уголки ее рта, и неожиданно захватывает губами ее ушко и начинает покусывать его. Со стоном Василя опрокидывается навзничь, обхватывает груди руками и закрывает глаза. Одним рывком Закария разрывает на ней одежду, слышит, как трещит ткань. Его взору открывается мир нежной юности, прелесть только что распустившегося цветка. Девочка на пороге жизни. Она само изумление, ибо стоит только на пороге бытия. Неужели подобное наслаждение действительно существует?

И именно в это мгновение в дом Закарии явился шихаб Аль-Халяби и ударил в медный гонг, висевший в нижней зале.

– Аз-Зейни Баракят направил гонца с просьбой, чтобы Закария немедленно явился по очень важному Делу.

Закария кивнул головой, вышел в гардеробную и выбрал одежду шейха-азхарийца. С момента утверждения его в должности наместника хранителя мер и весов Аз-Зейни не посылал за ним ни разу. Их отношения ограничивались составленным по особой форме донесением, которое Закария ежедневно посылал Аз-Зейни. Всего лишь несколько раз Аз-Зейни спрашивал о делах, которые он называл «общими», а Закария отвечал, в душе удивляясь незначительности просьбы. Например, имена рабынь, которых купил эмир Бештак в 907 г. хиджры. Количество вина, которое выпивал эмир Каусун каждый вечер. Имя матери торговца соленьями в аль-Хусейнии. Какие блюда предпочитает верховный кадий Абдель Барр или сколько метров ткани нужно для расшитого покрывала Хунд Зейнаб, жены Таштамира. У скольких мамлюков по шести пальцев на каждой руке. Сколько их находится в башнях Крепости. Все это удивляло Закарию, но он быстро понял, что следует не спешить язвить и насмехаться: люди, подобные Аз-Зейни, обращаются с просьбой только по важным делам. Впервые встретившись с ним в Баракят ар-Ратле, Закария понял, что перед ним не обычный человек. Быстрыми шагами Закария спустился по лестнице. Войдя к Аз-Зейни, он не выкажет своего удивления, будет разговаривать с ним спокойно – ничто не может застать Закарию врасплох! Но он даст ему понять, что догадывался о намерении Аз-Зейни вызвать его.

Закария окинул взором просторный двор, тихо шелестевшие деревья. Как было бы приятно вернуться к Василе! Он не успел испить из этой чаши!

Закария поискал глазами Мабрука. Мабрук единственный, кто способен узнать Закарию, даже если тот перевоплотится в джинна. Чужие принимают Мабрука за немого, но он говорит, хотя и очень мало. Иногда он сурово обходится с Закарией и жестоко бранит его. Закария выслушивает его и делает так, как говорит Мабрук.

– Где нарочный от Аз-Зейни?

Мабрук сделал ему знак следовать за собой. Закария сказал шепотом:

– Если я не вернусь до полудня, скажи начальнику соглядатаев Каира, чтобы поступал так, как скажет ему шихаб Ад-Дин Кятем ас-Сир… Понятно?

Закария вошел в присутственную комнату дивана. Навстречу ему поднялся бедуин, лицо которого было прикрыто платком.

– Здравствуй, великий шихаб Закария.

Закария испытующе посмотрел в наполовину прикрытое лицо, на широкий кожаный пояс с металлическими выпуклыми бляшками, верхнюю накидку. Перед ним был сам Аз-Зейни Баракят.

Аз-Зейни сразу же заговорил о цели вызова:

– Если говорить коротко и без обиняков, хочу точно знать, где Али бен Аби-ль-Джуд спрятал свое богатство.

Закария изобразил раздумье и коротко ответил:

– Не знаю.

Голос вещей птицы прозвучал в небе. Ночь была на исходе. Аз-Зейни поднялся, медленно подошел к Закарии.

– Тебе, Закария, точно известно, где находится все, чем владеет Али бен Аби-ль-Джуд. Ничто не укроется от тебя, а если бы такое могло случиться, я не стал бы рисковать своим именем и не утвердил бы тебя своим наместником. Тебе все известно не потому, что ты был заместителем Али бен Аби-ль-Джуда, а потому, что ты Закария. Понимаешь меня? Потому что ты Закария бен Рады – самый искусный из всех, кто когда-либо занимал пост главного соглядатая Египта.

Закария молчит. Пусть Аз-Зейни выскажется начистоту – скрываемое уже готово вырваться наружу. Слабый, неверный огонек, который вот-вот вспыхнет, но сильная рука держит его в плену.

– Тебе, друг мой, – произносит Аз-Зейни Баракят бен Муса, – известно их место, как и мне – могила Шаабана…

Не один день минул с тех пор, как Аз-Зейни побывал у него на исходе ночи, но не остыл пыл решения, принятого Закарией. Возможно, пройдет много лет, но то, что он решил, обязательно осуществится, станет явью в один прекрасный день. Есть ли в мире сила, которая могла бы помешать главному соглядатаю осуществить задуманное? Ему не помеха ни человек, ни тысяча талисманов. Никогда Закария не забудет тех дней добровольного заточения, которому он подверг себя на следующий день после прихода к нему Аз-Зейни. Закария приказал не входить к нему с докладами, велел Мабруку не допускать к нему ни одной живой души.