Текст книги "Принцип Троицы (СИ)"
Автор книги: Галина Манукян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
– О космическом женском божестве, Великой Матери, Гее, породившей Урана, или Матери Богов Адити, или Рее, Кибеле, Астарте, и даже просто Ма не забыли, несмотря на все последующие религиозные культы. Каждая из этих великих богинь-матерей существовала, чтобы родить всемогущего Бога. Напомню тебе, что в древнем Египте, Нун – считали первозданным океаном, который тоже ассоциировался с женским началом, женским чревом. Именно из него Бог Ра появился на свет, силой воли заставив разорваться чрево Нун. Заметь, силой воли! – сверкнули черные глаза Сета. – Рождение всегда должно пройти через смерть. Но по космическим законам смерть может быть условной для заново рожденного, прошедшего сакральное посвящение. Об этом говорится во всех магических и религиозных трактатах, которые я знаю досконально.
Глядя на своего последователя, маг видел, как на его лице горит огонь жажды секретных знаний:
– Ты помнишь, как в прошлом году мы путешествовали по этим горам?
– Да, мы нашли тогда развалины храма, – как прилежный школьник, ответил Евгений. – Все должно произойти там?
– Да.
– Но он ведь совершенно разрушен…
– Не важно, – возразил маг, – главное, – существует место, насыщенное Силой, потому что сохранился алтарь – Бетил. Историки считали, что ни один из этих священных черных камней не уцелел до наших дней, но они оказались не правы. Я долго изучал рукописи, мифы и легенды, пока одна из них не привела меня к поискам в том месте, где никто не искал. «Камень Кибелы-Реи был перенесен Дионисом на плоскую вершину Рипейских гор», – эту фразу можно найти даже в Интернете, но для всех – это безделица, пустой миф. Я же всю жизнь готовлюсь к своему высшему предзнаменованию, и поэтому мне открывается то, что дòлжно. Ученые «мифическими» Рипейскими горами называли и Урал, и Тянь-Шань, и Кавказ. С тонких планов ко мне пришло знание, что Рипы – одно из древнейших названий Кавказского хребта, – поднял указательный палец Сет, – а плоская вершина – это плато, не так ли?
Евгений безмолвно кивнул.
– Великий алтарь – это камень, на котором Богиня мать выпивала жертвенную кровь, чтобы насытиться, чтобы веками накапливать Силу, необходимую для нового рождения.
Вскоре грядет новое начало, появится новый воплощенный Бог на этой планете и изменит существующие законы, изменит все. И тогда Земля перестанет быть центром дуальности, где принято разделять плохое-хорошее, черное и белое, добро-зло, мужское-женское. Она выйдет из примитивного уровня на более высокий. С моей помощью.
Евгений встал и почтительно поклонился Сету:
– Я последую за вами до конца, Учитель!
– Скажи лучше до начала, – усмехнулся маг.
– Я хотел бы спросить, а что станет с Душой жрицы? Она переродится снова?
– Нет. Ктеис растворится в сознании андрогинного Бога, став его женской частью. Ей придется отдать всю себя. Опять вспомню Кроули, что говорил так: «Бог преодолел состояние разобщенности с миром и тем самым раздвоенности в самом себе: он воссоединился с собой и с миром». Египетский Сфинкс – отражение Сета-Тифона – существо двойное: мужское спереди, женское сзади. В этом символ целостности Бога.
Помощник осторожно сказал:
– Мне только кажется, что женщина, выбранная Вами для роли великой жрицы, не готова к миссии…
– Ты видишь только то, что на поверхности, – с легким презрением ответил Сет, снова взглянув на свое отражение, – мне же известен весь ее путь: от жизни к жизни. В этом хрупком тельце скрыта женская суть Земли, не раз проходившая посвящения. Ее нынешнее сознание сужено воспитанием и развитием в этой инкарнации. И поэтому она пытается избежать своей высшей судьбы и чести – стать частью вновь рожденного Бога, но это не важно.
Маг сел в кресло, закинув ногу за ногу:
– Я сам, родившись в земном теле, далеко не сразу осознал свою божественную суть. Родители ужасали меня, потому что они были низкими и ограниченными, не МОИМИ отцом и матерью! В детстве я долго рыдал по утрам, просыпаясь в ужасном, чуждом мне мире. Но ты видишь, что я нашел и познал себя со временем. Перед тобой еще стоит эта задача – познавать себя! Что касается Дины, то несколько тысяч лет назад она стала избранной жрицей, на которую указал перст Реи. Ее последующие воплощения, где она погибала многократно жертвенной смертью, стали подготовкой к самой великой жертве – сакральной, ибо они были ступенями ее посвящения. Она бесплодна по-человечески, потому что тело ее не родит никого, кроме Бога. Созревание Божественного семени происходит не в одно мгновение, а в течение тысячелетий.
– Простите меня, Учитель, за непонимание! – снова склонил голову ученик.
– Ты только в начале пути, это естественно, – сказал Сет.
Он аккуратно спрятал в кофр орудие будущей мистерии:
– А теперь нам надо перебираться на другое место. Всему новому всегда сопротивляются глупцы, и поэтому до свершения великого ритуала, нам придется еще не раз скрываться от преследователей и вступать с ними в бой.
* * *
Пять часов. Время новостей. Егор Палыч включил радиоприемник и сел к столу. Как все деревенские, вечернюю сводку он не пропускал. В телевизоре ведь говорят только о столице… – она далеко! А здесь главное – прогноз погоды. Пусть и врет иногда, зато можно настроиться сажать – не сажать, идти в лес или лучше повозиться в сарае.
Отвернула на полную громкость динамик радио Зоя Ивановна, но он затрещал, захрипел в ответ. Она недовольно постучала по пластиковой крышке. Потом, разозлившись, вернулась к своему огороду.
Оля, поправив косынку на голове, крикнула с порога старшей из троих дочерей, возившейся с посудой у раковины: «Вита! Включи радио. Говорят, заморозки будут…»
Вероника включила приемник, и в дверном проеме показался высокий хвостатый мужчина с недоделанным бубном в руках: «Птичка, иди сюда! Покажу тебе кое-что…» «Ща-ас, – ответила она, – погоду только послушаю»…
Радио, как по команде, включалось почти в каждом доме маленького поселка, чтобы вместо погоды услышать:
– Уважаемые радиослушатели! Сегодня по вашим многочисленным просьбам к нам в гости вновь пришел известный целитель Михаил Анатольевич Вольф. Он любезно согласился продолжить замечательные передачи, помогающие вернуть здоровье многим нашим землякам. Сводку новостей и погоду Краснодарского края вы услышите сразу после пятнадцатиминутного сеанса. Вы можете дозвониться к нам в студию, если захотите рассказать, как вам помог предыдущий целебный курс. А сейчас я передаю микрофон Михаилу Анатольевичу.
«Здравствуйте, дорогие радиослушатели, любимые мои земляки! – продолжил низкий ровный голос, и фоном включилась расслабляющая музыка. – Мы начинаем наш сеанс. Пока немного побудьте с открытыми глазами. Посмотрите на обстановку, где вы находитесь. Устройтесь поудобнее. Вы должны иметь точку опоры. Около вас не должно быть острых предметов. Вы должны быть далеко от огня. Если вы больны каким-либо психическим заболеванием, лучше выключите радио. Предупреждаю, если у вас появятся какие-то произвольные движения: руками, головой, вам захочется покачаться в кресле… Это не я вас заставляю. Это высвобождается нечто в организме. Не бойтесь этого. Когда наш сеанс закончится, то и движения прекратятся. У некоторых из вас глаза сами собой закроются. Я это знаю. Я знаю, что кто-то не сможет закрыть глаза, даже если я об этом попрошу. Вот я говорю сейчас: „Закройте глаза“. Есть люди, которые реагируют своеобразно, но большинство нормальных людей сейчас уже с закрытыми глазами. Сидят расслабленно, а их организм настраивается на исцеление всех недугов, всех неприятных болячек, мешающих жить. Не сопротивляйтесь. Вы теперь в полурастворенном состоянии, но все понимаете и слышите. Вам хорошо-спокойно. Хорошо-спокойно. Я досчитаю до шести, и вы почувствуете себя лучше. Вы изменитесь. Не должно быть в вас никакой борьбы сейчас. В момент лечения. Вам хорошо-спокойно. Хорошо-спокойно. Я не отвлекаю вас ни от каких проблем, ни от мыслей о допустим внезапно пришедшей к вам милиции, о приезжих, которые суют нос в чужие дела. Можете думать все, что угодно: о погоде, о том, что представители власти могут говорить то, во что вы не верите или о чем никогда не слышали. Не подавляйте сейчас эти мысли. То будет неправильная реакция. Эти пятнадцать минут должны принести вам исцеление. И пусть мысли текут сами собой. И будущее вас сейчас не волнует. Все идет как надо. Высшие силы позаботятся о вас. И вам сейчас легко-спокойно. Легко-спокойно. Вы пассивны сейчас. А потом вы займетесь своими делами с новыми силами, перестроившись. В чем-то изменившись. Став лучше. Став здоровее. А сейчас мы с вами один на один. И ваш организм настроен на здоровье. Раз. Ваш организм сейчас с моей помощью чинит свои поломки. У каждого свое. Я вижу, ты плачешь. Не плачь. Слезы высохнут. Это боли твои выходят. Я не позволю никому обижать тебя. Лезть в твою жизнь. И ты тоже не позволяй. Не давай людям чужим пусть даже с оружием вмешиваться в твою жизнь. Не давай им навязывать тебе ложь. От тебя зависит многое. Ты – один, один-единственный, можешь все испортить. Знай, моя установка, чтобы ты был в норме. Два. Даю установку на добро. Чтобы ты не говорил о благодетелях своих плохо, а о преступниках хорошо. Власти ставят все с ног на голову. Моя установка, чтобы ты был здоров. Три. Потому что наши сеансы призваны избавлять вас от болезней. Четыре. И ты почувствуй это. Пять. Ты слышишь правду в моем голосе. Относитесь к исцелению вашего организма, которое сейчас происходит, как угодно, хоть вы скептик, хоть критик. Это не имеет никакого значения. Ваш организм становится здоровее, моложе, стройнее. А вы становитесь новым человеком. Шесть. Итак, расстаемся с вами. До следующей встречи. Наш сеанс закончен». Романтические аккорды еще кружили над головами селян, пока из гипнотического удовольствия их не вывел бодрый голос диктора, начавшего читать новости.
* * *
Прекрасным майским днем на улицы маленькой горной деревни черным горохом высыпали из грузовика бойцы с автоматами в руках. Расслабленное население, не привыкшее к виду омоновцев, встревожилось, но не слишком – горный воздух и что-то еще навевало покой. Большинство посчитали явление вооруженных людей за учения ФСБшников, решивших после операции хорошо отдохнуть на природе. Однажды такое уже случалось.
Впрочем, когда бойцы, так и не найдя участкового, рассеялись по поселку, опрашивая каждого встречного и предъявляя фотографии, мысль об учебной операции развеялась сама собой. Тем более что многие видели девушку, сияющую улыбкой с фото. Вот и профиль со второй фотографии казался знакомым. Только никому рассказать об этом не захотелось. Лишь пара мальчишек ткнули пальцем в старый домик на краю села, сказав, что видели там девушку. Домик с низкой крышей вскоре окружили со всех сторон, но он был пуст. Спецотряд предпринял несколько вылазок по горным тропам, объездил близлежащие поселения.
Несолоно хлебавши, омоновцы уехали из потревоженной деревушки, расклеив на каждом столбе портреты похищенной и ее похитителя с жирным заголовком «Внимание! Розыск!». Остались только горбоносый следователь и высокий бизнесмен, с прискорбием обнаружившие к концу дня, что ни одно объявление не уцелело.
Глава XVII. Громовержец
Навигатор на панели завис, и Виктор притормозил, чтобы взять из бардачка старый, не часто используемый атлас российских дорог. Тонкой пунктирной линией пробегал путь через перевал от Майкопа в Адыгею. Точкой, даже не кружком был выделен населенный пункт с непривычным названием Денеб. Судя по карте, Миллер остановился прямо перед дорогой, ведущей в горы. Еще рывок – и он на месте. Все бы хорошо, если бы не изнывшая тупой болью, не успевшая толком восстановиться нога. Виктор вылез из машины. Через полсотни метров впереди автомобиля асфальтированная полоса обрывалась, уступая первенство серому гравию.
Группа молодежи собралась неподалеку возле придорожного ларька. Черноволосые парни кавказского вида сидели на корточках возле мотоциклов, что-то жарко обсуждая на смеси русского мата и местного наречия.
По другую сторону дороги приютилась в соснах небольшая гостиница. «На ночь оставаться не буду», – решил Виктор. – «Только поем». Ступив на порог пустого холла, он сразу заметил надпись «Кафе», над которой костлявыми крыльями торчали оленьи рога. В зале почти никого не было. Деревянное помещение пропиталось запахами копченых сыров и лука.
– Здравствуйте! Рады вам, – поприветствовал хозяин, высокий седой горец, – сейчас моя хозяйка вас обслужит. Галя! – крикнул он и добавил. – Если что-то не понравится, вы ее обязательно поругайте! Женщины – они такие, их надо ругать. Выбирайте столик.
– Спасибо, – Виктор опустился на стул, положив трость рядом, быстро пробежал глазами список предлагаемых блюд на глянцевом листе бумаги.
Подоспела пожилая хозяйка, уютная, как и все вокруг:
– Доброго дня! Вы что-нибудь выбрали?
– Дайте, пожалуйста, жареной картошки, люля, и, если можно, сыра, – Виктор поправил гарнитуру на ухе.
– Мы сами сыр делаем! – похвасталась женщина.
– Очень хороший запах, хотелось бы попробовать, – поднял на нее глаза Виктор.
Горянка Галя странно на него посмотрела, и непроизвольно махнула рукой, словно отгоняя воспоминания.
– Что-то не так? – поинтересовался Миллер.
– Да нет, – смутилась она.
– И все же?
– Глаза ваши… У вас сестры нет?
Виктор покачал головой: – Нет, а что?
Женщина рассмеялась неловко:
– Недавно девушка у нас останавливалась. Почему-то она мне запомнилась. Глаза у нее были почти как у вас, такого же необычного цвета, словно бирюза, мой любимый камешек. И заказала она то же, что и вы: фри, люля и сыр.
Виктор подался вперед: – А когда это было?
– Не скажу точно, может, неделю, может две…
– Она была одна?
– Нет, с женихом, высоким таким…
– С раскосыми глазами? – ёкнуло сердце Виктора.
– Точно, – кивнула хозяйка, – и волосы длинные, как смоль.
– Почему вы думаете, что он – ее жених? – не понял приезжий.
– Да как же! Он о ней заботился, за все платил. Она тут выпила лишнего, прямо на ногах не стояла… Ну, со всеми бывает, – хитро улыбнулась собеседница, – а он ее в номер на руках отнес. Молодец! Красивая пара.
У Виктора сдавило виски. Кулаки сжались, а сердце провалилось в пустоту. Он больше не хотел ничего спрашивать, но разговорчивую Галину было не остановить:
– Правда, чуть беда не случилась. Наверное, они ночью поссорились, потому что наутро я ее прям не узнала: такая вышла бледная-бледная. А когда пошла номер убирать, так вы не поверите – нашла петлю в ванной! Она повеситься хотела! Молодая, красивая. Представляете?!
Виктор переспросил, разжав холодные потные руки:
– Повеситься?…
– Да-да, крюк из стены вырвало, – женщина заохала. – Только мы там ремонт сделали, пришлось новый кафель класть…
– Галя! Ты что разболталась, Трещётка?! – прикрикнул на нее хозяин. – Обслужи человека, а потом болтай!
Виктор встал из-за стола, чувствуя, что ему нехорошо:
– Извините, я… мне надо ехать. – Физик подобрал трость, и торопливо вышел, раздираемый мучительными мыслями. Идеальный, ангельский образ Дины заслонила мутная тень. Напилась? Голову в петлю засунула? По пьянке? Похититель носит ее на руках? Жених? Да-да, – Виктор прислонился спиной к своему автомобилю и сжал голову руками, слушая, как бешено бьет пульс в ушах. – Она не хотела, чтобы кто-то за ней приезжал. Наверное, ее все устраивает… – задохнулся Виктор, – … говорила, что любит – бывает же такое двуличие! В конце концов, он совсем ее не знает! Или он все неверно понял? Она пожалела его из-за болезни, а потом передумала… Женщины непостоянны: его мать не успела забеременеть, и вышла замуж за другого! А потом был и третий, и четвертый… Он думал, что Дина не такая? С чего он взял?! Дурак! Боже, какой дурак! И Денис не хотел, чтобы он ехал, наверное, догадывался про свою сестру… или знал все!
Неконтролируемый гнев пеной поднимался вместе с новыми «доказательствами».
Откуда-то слышались звуки кавказской музыки. Ее все больше и больше заглушали крики скапливающейся рядом толпы парней. Виктор со злостью сплюнул на землю горькую слюну и принялся обходить машину, чтобы развернуться и уехать обратно. Трость с лязгом упала на асфальт, и когда Миллер разогнулся, подняв ее, несколько человек из толпы направлялось к нему. Невысокий, коренастый, как борец, горбоносый парень с ненавистью ткнул пальцем в сторону приезжего:
– Ты! Не смей плевать на нашу святую землю!
Гудящая толпа, будто волна, гонимая ветром, быстро перемещалась в сторону вишневой Нивы-Шевроле. Миллер понял, что начинается буря. Его раздражение и чужая жажда крови, выброса адреналина смешались в воздухе, наэлектризовав его до предела. Со всех сторон слышалось:
– Давай, покажи ему, Мурад! – кричал кто-то.
– Езжай в свою Москву и плюй там!
– Я не москвич, – процедил Виктор, оглядываясь: их было слишком много. В конце улицы две женщины в платках с интересом наблюдали за происходящим, отойдя на всякий случай еще дальше и загнав пару малышей во двор. Физик сделал шаг к машине:
– Ребята, я извиняюсь. Я не хочу с вами драться…
– Конечно, не хочешь, – выкрикнул Борец, играючи побивая ладонь кулаком, – но таких, как ты, надо учить!
– Лучше отойди, – угрожающе сказал Миллер, не чувствуя ни капли страха, – я предупреждаю: не стоит.
Местные окружили Ниву со всех сторон – пути к отступлению не было. Виктор сжал в руке трость с круглым набалдашником и выставил ее вперед.
Заводила с издевкой бросил:
– Хочешь показать нам, что инвалид? Не бойся, мы тебя больно не побьем, – ухмыльнулась поросшая щетиной рожа, – сожрешь свой плевок и езжай, куда хочешь.
Не отрывая глаз от движений парня, заносящего для удара тяжелый кулак, физик понял, что медлить больше нельзя. Его большой палец соскользнул вниз по трости и вдавил встроенную резиновую кнопку. Из шарообразного набалдашника пучком вырвались разряды молний, ослепив всех, кто смотрел на «жертву». Ударом электричества подкосило квадратного Борца – секунда – и он лежал, подергиваясь, на земле, а от дымящейся одежды несло гарью, смешанной с невесть откуда взявшимся сильным запахом озона. Ошарашенная молодежь не понимала, что случилось.
– Кто?! – заорал Виктор с искаженным от ярости лицом. – Кто еще хочет меня научить?! Эй вы! Подходите, не стесняйтесь!! Даю уроки физики!!!
Толпа попятилась назад. Воспользовавшись замешательством стаи, Виктор дернул дверцу автомобиля и газанул к горам, позабыв о намерении вернуться. Миллер давил на педаль газа, радуясь, что у него не Мерседес какой-нибудь, а нормальная, без проблем летящая по камням Нива.
Он остановился только через пару часов, успокоившийся и страшно голодный. На горы опустилась ночь, в кромешной тьме ехать было невозможно. Свет фар падал на пень невероятных размеров, возвышающийся над травой. Это была какая-то поляна со смутными признаками дороги посередине. Ни огонька, ни живой души. Сойдя на землю, Виктор распрямил затекшую спину. Чернильная темнота, казалось, растворила собой весь мир и вот-вот проглотит освещенный пятачок, на котором стоял Миллер. «Переночую в машине», – сказал себе он. Порывы ветра погнали невидимые облака на небе, обнажив яркие пятна звезд. Сырой запах гор показался физику знакомым – не такой ли был в его последнем сне о Дине?
«Ох, Дина! – тяжело вздохнул он. – Что же ты? Как все на самом деле? Нужна ли тебе моя помощь? Если нет, то хотя бы узнаю об этом… Господи, дай мне еще раз увидеть ее наяву. Мне так она нужна!».
Ему вспомнились ее ясные, без тени фальши глаза, по-детски лучистая улыбка. По спине пробежали мурашки – нет, это солнечное существо не может лгать! Молодой человек запрокинул голову, глядя на холодно сияющие ночные светила. В одинокой тишине ночи Виктору почудилось, что девушки, вернувшей ему вкус к жизни, и не существовало никогда, может быть, он искал не ее, исчезнувшую так внезапно, а самого себя? Эти дни метаний перевернули все с ног на голову. Он думал сейчас, поступал так, как никогда раньше. Каждый новый шаг поиска открывал иную сторону замысловатой мозаики, представлявшей его самого. Он стал другим. Лучше или хуже? Кто знает… Только спрятавшийся в скорлупу лаборатории ученый больше не существует. Так и надо! – почувствовал Виктор.
Молодой человек вернулся в машину. «Работает», – улыбнулся он краешком губ, увидев напичканную проводами трость на пассажирском сиденье. – «Спасибо, Никола Тесла, за хорошую идею!»
Отогнав Ниву поближе к пню, Виктор пошарил в рюкзаке и с радостью обнаружил завернутый в салфетку бутерброд. Он нашел радио-волну и откинулся назад в кресле под старую, любимую песню группы «Кино»:
«Я ждал это время, и вот это время пришло:
Те, кто молчал, перестали молчать,
Те, кому нечего ждать, садятся в седло,
Их не догнать, уже не догнать.
А тем, кто ложится спать,
Спокойного сна! Спокойная ночь!
Тем, кто ложится спать,
Спокойного сна! Спокойная ночь!»
Глава XVIII. Забвение
Камень, черную глыбу, местами рябую, поросшую бурыми пятнышками мха, а где-то совершенно гладкую, отражающую, как зеркало, свет, окружали скалистые осколки поменьше. Они, как свита, рассеялись по лужайке в почтительном удалении от излучающего мощь древней породы Камня. На широкой ровной ладони благоухающего луга его будто специально положили – царствовать в горделивом безмолвии, ожидая своего часа.
Лиловая яснотка, желтые радостные лютики, пушистая нежность одуванчиков и молочно-зеленые остролистые морозники с еще незрелыми плодами-сердечками в середине украшали «Царскую палату», где восседал Камень. Отсюда открывался вид на всю долину, хребты и горы, случайные дороги, полосками охры прорезающими кудрявую зелень деревьев, далекие полянки, сочные, будто постриженные. Чуть поодаль виднелся кизиловый лес. Над мелкими душистыми цветочками кружили старательные пчелы. Невысокие стволы кизильника росли вверх по склону, окруженные ельником и дикими грушами, цветущими колючими кучами боярышника. По краям поляны то тут, то там золотистыми и розовыми соцветиями приманивали насекомых рододендроны.
– Мы почти пришли, – обернулась Анна к своей спутнице, запыхавшейся от непривычно быстрого подъема в гору.
Дина попыталась разглядеть какое-нибудь подобие жилища, но вокруг была лишь проникновенная, девственная природа, наполненная жизнью растений и насекомых. С холодной надменностью взирали на нее уже не столь далекие, увенчанные коротко стриженными снежными шапками горные пики. Неестественно чистый, слегка разряженный воздух кружил голову.
Над хребтом с юга возвышалась плоская, как длинный стол Леонардовской «Тайной вечери», гора, так и прозванная местными жителями Столовой. Рядом черно-бурый воротник окружал кипельно-белую безымянную вершину. Пониже раскинулась ее зеленая бархатная мантия со складками из спускающихся вниз лесов.
Несмотря на крутой подъем и бессонную ночь, Дина была готова преодолеть себя и пройти еще столько же. Казалось, там – на самой высокой точке этих бесконечных гор ее ждет удивительное, трудное и нестерпимо желанное будущее. Многое было обещано, и успевшая истлеть надежда, как Птица Феникс, вновь зашевелилась на пепелище в глубине сердца. И все-таки иногда больно и неприятно кололо опасение, что вокруг – обман. Дина гнала прочь от себя страшную мысль – она хотела верить в сказку, в которой все к лучшему. Девушка пошла дальше, следуя за широкой спиной ничуть не уставшей Анны, доверившись этой странной «первой встречной». Они зашли в чащу кизильника, потревожив его тишину дыханием и шелестом травы под ногами.
Пройдя лесочек наискось, Анна остановилась. Дина выглянула из-за ее гренадерских плеч и замерла в восхищении. Они вышли к прозрачному озерцу, с каменистых берегов которого свисали к воде тонкие стебли растений. Мягкой россыпью травы окружили вросшие в землю стены из светлого камня. Под низкой крышей древнего строения, местами покрытой белыми пушистыми соцветиями, пряталась темная, полукруглая дыра, заменившая окно. С одной стороны заброшенный дом прикрывали ветви раскидистой голубой сосны, с другой – он слился с холмом из высоких, на крышу взбирающихся растений, густо усыпанных мелкими желто-белыми лепестками. Позади домика виднелись заросли диких цветов. Солнце нежно орошало брызгами лучей этот забытый всеми, трогательный уголок, пропитанный тишиной и покоем.
– Красота какая, – ахнула девушка.
– Запомнила сюда дорогу? – спросила Анна.
– Да, наверное, – неуверенно сказала Дина.
– Сделай пометку в памяти – это место тебе еще может понадобиться, – провожатая многозначительно посмотрела с высоты своего роста на хрупкую девушку, – бывают моменты, когда тебя никто, я подчеркиваю – никто, не должен найти. Здесь такое место. Скажем так, твое собственное.
– До этого у меня была только квартира, – вяло улыбнулась Дина. – А что, и со спутника дом тоже не заметят?
– Физически его увидеть, конечно, можно. Только вот никто не обратит внимания.
– А-а.
Они обогнули озеро и холм, очутившись возле узкого дверного проема, много десятков или сотен лет назад потерявшего дверь. Дина прошла внутрь, чувствуя себя на экскурсии по неведомым развалинам. Под сухой травой можно было разглядеть своеобразную плитку – круглые срезы деревьев, вдавленные навечно в земляной пол. О мебели не осталось даже воспоминаний. Небольшое, выложенное камнями возвышение, возможно, служило кому-то в незапамятные времена ложем или столом. Перед ним угадывались очертания круглого очага. Несмотря на огромные щели между стенами и крышей, дыры на месте окна и двери, здесь было полутемно. Дина поводила носком туфли, пытаясь очистить пол от сушняка и мусора, и обернулась к Анне:
– Мы здесь остановимся на ночь?
– Нет, намного дольше.
– Разве можно тут жить? – удивилась Дина, обводя глазами комнату. Усталость одолевала ее, пудовыми гирями повиснув на суставах и позвоночнике.
– Еще как, – усмехнулась Анна, сбрасывая на пол большой рюкзак. – У меня есть все, что тебе нужно.
Дина присела на каменный выступ возле стены, наблюдая, как ее спутница вынимает из прорезиненных недр рюкзака вещи и пакеты, выкладывая их на покрытый соломой пол.
Наконец, горку увенчал спальный мешок и синее ведерко. Анна периодически хмыкала, явно «подслушивая» Динины мысленные причитания: «Где моя нормальная жизнь, Господи?! Ах, моя милая квартирка, мои картины?! Овсяная кашка в „Пить кофе“, походы в кино на утренний сеанс, чтоб дешевле, примерки в магазинах с распродажами… черт их побери! Где мои такие обычные, любимые, нормальные девчонки?! Разговоры ни о чем, а не о великом предназначении?! Боже мой! Суждено ли мне снова пользоваться чудом цивилизации – горячей водой из крана в любое время суток?! Как же я хочу человеческий унитаз и шум транспорта за окном! Господи, где все это?! Вокруг первобытный строй с натуральным хозяйством…»
– Про свою большую любовь забыла, – расхохоталась Анна, глядя на тоскливую гримасу на лице девушки.
Однако хохот посланницы не развеселил Дину, скорее наоборот, вновь заставил ее сомневаться в истинности рассказанного ночью, несмотря на все чудеса и почти реальную встречу с Виктором… Слишком разные складывались образы между тем, как «должно быть» и тем, что она видела. Можно ли верить? На чудо способны не только посланники Божьи. Надежда, боязнь и усталость смешались у нее в груди неудобным комом. Дина ничего не ответила. А надо ли? Неужели она попала из огня да в полымя? Страшно…
– Сейчас отдохнешь, – ободряюще подмигнула абсолютно не утомленная долгой, местами почти вертикальной дорогой, Анна, – а бояться не надо, успокойся.
Дина молчала, прислонившись к холодному камню, лишь глазами следя за бодрыми движениями спутницы.
– Погоди, не засыпай, – улыбалась та, – возьми спальник, еще простудишься. Ты у нас – нежное мороженое. Если я отлучусь на какое-то время, имей в виду: хочешь пожить спокойно, за пределы кизильника не выходи. На нем зона сниженной важности заканчивается.
– Угу, – Дина развернула спальный мешок, отметив про себя его качество и очевидную дороговизну. Она разместилась на выступающем над полом «подмостке». По привычке девушка мысленно прочла «Отче наш», также мысленно перекрестилась, и провалилась в сон без видений.
Проснувшись, она не обнаружила в сырой комнате никого. Ветерок прорывался в оконную дыру и трепал ее волосы, возил по полу тонкие травинки. Дина выбралась наружу: вокруг все было также хорошо и тихо. Ей показалось, что здесь и вправду никто ее найти не сможет, и сам собой пришел покой, вытолкав взашей прежние сомнения. Ополоснув лицо холодной водой из озера, девушка вернулась под сень своего нового жилища и принялась рассматривать вещи, оставленные Анной. Похоже, та опустошила прилавки магазина «Экспедиция» – тут было все, что могло потребоваться «дикому туристу»: от фонаря до новенького металлического котелка, отмеченного копотью вчерашнего костра. Заботливая спутница в темный угол сложила съестные припасы, которых на первый взгляд хватило бы целому отряду альпинистов. «Кто-то совершил налет на продовольственную базу советских космонавтов», – подумала Дина, увидев жестяные тюбики с едой вместо зубной пасты. Беглянка вытащила из стопки туб на удачу. «Борщ?! Ух ты!»
Утолив голод, она отправилась осматривать местность. Небольшое озеро было почти круглым, как искусственный бассейн, рои бабочек и мотыльков усердно трудились над цветами. Только их трудолюбивое жужжание разрушало кромешную тишину, зависшую над «местом пониженной важности». Дина обошла все вокруг и оказалась в кизильнике, который, как природой выстроенный забор, колючими ветками охранял ее уголок. Кое-где в ряды приземистых деревьев протиснулись тонкие стволы молодых дубов.
Внимание Дины привлекло нечто странное, торчащее из земли. Девушка наклонилась и обнаружила лесной гриб серебристого цвета. Он выглядел настолько неестественно, что и прикасаться к нему не хотелось. Возле большой шляпки будто серебрянкой покрытого гриба уверенно торчали из травы такие же неопознанные растущие объекты, весьма похожие на нормальные грибы. Дина не сдержалась и понюхала – чуть сыроватый, обычный грибной аромат коснулся носа. «Ничего себе!» – вырвалось у нее. Кизиловая полоса оказалась совсем небольшой, и девушка остановилась возле последних, с краю растущих деревьев.
Из-за их неплотно расположенных стволов, она вновь увидела поляну с огромным черным камнем посередине. Скалистые куски неизвестной породы, поначалу казавшиеся случайно разбросанными вокруг, выглядели теперь совсем иначе. Воображение художницы дорисовало торчащие из травы каменные обломки, поняв их строгую геометрию, и Дине привиделась колонная зала под открытым небом, окружающая не просто каменную глыбу, но алтарь. Сумрачная тревога коснулась сердца: в выстроенной картине что-то показалось до боли знакомым и пугающим.
