Текст книги "Принцип Троицы (СИ)"
Автор книги: Галина Манукян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– Да бросьте! – возразил собеседник. – Сейчас вечер, а от трех рюмок ничего не будет хорошему человеку. Вы, кстати, не попробовали селедочки. У меня такой посол – пальчики оближешь! Царский. Ну, давайте! К селедочке!
Виктор хотел отказаться, но ему было неудобно, и он выпил снова.
В столовую зашли туристки, хохоча обсуждающие недавний дождь. Пять симпатичных див с шумом уселись за другой столик. Одна из них с интересом взглянула на Миллера. Ее лицо показалось молодому человеку знакомым, но он не смог вспомнить, откуда, и вернулся к теме разговора:
– Так, говорите, оружие массового гипноза…?
– Несомненно.
Виктор кивнул, думая, что догадывается, чьи это могут быть проделки.
– Знаете, – пощелкал пальцами Иван, – мне за народ обидно. Любой мастер гипноза или НЛП проплачивает вот так радиостанциям и впаривает населению все, что хочет. Вам, к примеру, неприятно, что вас здесь встречают, как врага, а мне – то, что совершенно милые люди сами на себя не похожи. Вы понимаете, к чему я веду?
– Конечно. Это настоящий беспредел! Вы не пробовали с этим бороться?
– Бороться можно. Но…любое действие рождает противодействие, – сузил глаза хозяин гостиницы, – если подумать, потребуется писать заявление на саму станцию, в администрацию, может быть, даже в суд подавать, де, мол, массово используются противозаконные средства. Однако подумайте сами, сколько времени это займет, и достигну ли я результата, если народ влюблен в этого целителя Вольфа, который, на первый взгляд, всего лишь вещает об оздоровлении каждый день по пятнадцать минут. Вроде бы не преступление?
– Смотря как посмотреть, – поджал губы Виктор.
– Мне тут в голову пришло, что, может быть, есть какие-нибудь способы просто помешать трансляции именно этой передачи?
– Вы имеете в виду радиолокационные помехи?
– А вы, молодой человек, разбираетесь в этом?
– Кое-что в радиоволнах смыслю, – сказал Миллер. – В целом, современные устройства не только могут мешать другим сигналам, но даже умышленно искажать их.
– Ох, да мне повезло с собеседником! – расцвел Иван. – Вы – электронщик?
– Нет, я – физик.
– А представьте, если вы…, мы с вами соорудим что-нибудь эдакое, чтобы жителей поселка из анабиоза целебного вывести, а?
Виктор покачал головой и потянулся за следующей рюмкой:
– Я здесь не за этим…
– А вы подумайте хорошо, молодой человек! Знаете, как в сказках, за добро добром… Поможете рыбке из сети выбраться, а она потом золотое колечко из моря-океана достанет?
– А вы понимаете, что это противозаконно? – усмехнулся физик. – Мне еще проблем с ФСБ не хватало!
– Ну что вы! Это же пустяк! – откинулся на спинку стула Иван Сергеич. – Тем более, ФСБ уже уехало, когда еще нагрянет…
– Нет, – сказал Виктор, – увольте. Сколько я должен за ужин?
Хозяин гостиницы махнул рукой:
– Оставьте! Я угощаю.
– И все же?
– Нет-нет.
– Благодарю вас, – Виктор встал из-за стола и покачнулся, – пойду, подышу свежим воздухом.
Миллер вышел на мощеную дорожку, еще влажную после дневного разгула стихии. Деревня жила своей жизнью за оградой гостиницы. Молодежь подтягивалась к одноэтажному зданию, откуда слышались звуки прошлогодних хитов. Какая-то хозяйка в резиновых сапогах хворостиной гнала перед собой подгулявшую корову. Мальчишки остервенело лупили по мячу на небольшом стадионе. Где-то совсем рядом шумно катила воды река. В окружении огненно-рыжих облаков пламенело над убегающим вдаль ущельем солнце.
Кто-то коснулся плеча молодого человека.
– Привет, Витя!
Вздрогнув от неожиданности, он обернулся. Рядом стояла молодая женщина, лицо которой показалось физику знакомым еще в гостинице.
– Привет, – ответил он, пытаясь выудить из памяти ее имя.
– Не помнишь…, – она скорчила разочарованную мину и подсказала. – Таня Мальцева. Мы с тобой учились в одном классе.
– А! – блеснуло воспоминание в его глазах. – Таня? Да. Ты сидела на первой парте.
– Слава Богу, Миллер, – засмеялась она, – я сама-то тебя узнала с трудом. Подумать только! Из нескладного мальчишки с одуванчиком на голове ты превратился в такого интересного мужчину…
– Спасибо, – он смутился. – Ты тоже прекрасно выглядишь.
Татьяна и впрямь была хороша: загорелая, стройная, ухоженная. В школьную пору она выбирала, кто из мальчишек понесет ей домой портфель, относясь к зубриле-отличнику не лучше, чем рублевская красотка к метущему улицы таджику. Тем удивительнее Виктору показалось, что она сама с ним заговорила, а еще необычнее был ее кокетливый, оценивающий взгляд.
– Слушай, Витька, я никогда не замечала, какие у тебя глаза красивые! – игриво воскликнула Таня. – Зачем ты прятал их под теми ужасными очками?
Миллер не нашелся, что сказать, но приосанился и покраснел.
– Обалдеть, что время с людьми делает! – продолжила она. – А мы с девчонками приехали отдохнуть сюда для разнообразия. А то все Турция, Европа, острова всякие… А ты тоже здесь развлекаешься?
Она придвинулась ближе. Виктора окутало облаком дурманящего парфюма.
– Нет, – ответил он, уткнувшись глазами в две вызывающе налитые выпуклости под тонкой майкой.
– Ну, разговорчивее ты не стал… – залилась смехом она.
– Да, прости, – сказал физик. – Ты сейчас чем занимаешься? Как живешь?
Его не покидало ощущение, что, несмотря на всю ухоженность, она была притягательно грязной.
– Прекрасно! У меня свой бизнес, от мужа достался. А ты женат?
– Нет пока.
– Ну и правильно, – ее губы легко складывались в манящую улыбку. – Я слышала, ты делаешь успехи в науке.
– Всего лишь кандидат… Гм, – внезапно охрип он, – просто преподаю в университете.
– Никогда не думала, что скромность украшает мужчину, но тебя она уж точно не портит, – Татьяна провела бархатным пальчиком по его коже, оставляя дорожку приятной дрожи от кисти до локтя. – Может, прогуляемся?
По телу Виктора пробежала горячая волна, но он отстранился:
– Извини, не могу. Дела…
– Что ж, – лукаво сощурилась бывшая одноклассница, – дела так дела. Я в десятом номере, заходи на огонек.
– Хорошо, спасибо, – ответил он и нетвердой походкой поспешил к выходу из гостиницы.
Его ноздри раздувались, втягивая охлаждающий распаленную плоть воздух. Водка и встреча затуманили голову. Поднимаясь по извилистой дороге в гору, Виктор убегал от соблазнов. Наконец, он присел на большой камень над развилкой дорог.
Перед Миллером постепенно тонула в вечерней тьме деревня. Зажигались огоньки, просыпались ночные звуки. А разум точили мысли: «Слаб ты, братец! Ох, как слаб! Живешь ведь в кредит, Виктор Александрович: и жизнь, и любовь тебе дали авансом. Эти дары еще заслужить надо. Не пусти на ветер то, что тебе дано… Ты никогда себе не простишь».
Деревья рядом шевелились, как живые, и что-то величественное, неуловимое царило вокруг. Долго рассматривая сумеречные пятна гор, он почувствовал, что Дина жива, и она где-то там. Виктор прокашлялся и тихо, чтобы никто не услышал, произнес в сторону темных вершин: «Хозяин Гор?! Гм… Если ты есть… Извини, больше не буду посылать тебя к черту… Слушай, сохрани Дину от всех бед и мерзавцев. Пожалуйста. И помоги мне отыскать ее, ладно?»
Глава XXI. Пан или пропал?
Денис заглянул в номер Миллера ближе к полуночи:
– Ты где шлялся? Я раз двадцать к тебе заходил… и мобильный твой не ловит.
– Я? Да так. Надо было побродить, подумать, – сказал Виктор.
– Надумал чего?
– Поеду завтра к священнику. Судя по всему, он – последний, с кем здесь разговаривала Дина.
– Мы уже были у него. Этот отец Николай бубнит только о тайне исповеди. Мы, мол, не можем ни с юридической точки зрения, ни с моральной расспрашивать о том, что она говорила.
– Я все-таки попробую.
– Давай. Может, и правда выудишь что-нибудь…
– Ты со мной?
– Завтра не смогу, – Денис прислонился к стене, – если только во второй половине дня. Мне надо в город – обсудить с партнером кое-какие вопросы. Кстати, он – шишка большая. Депутат местный. У него везде связи – в милиции, в силовых структурах, пригодятся нам с тобой, если что.
– Хорошо, – кивнул Виктор, – это действительно может оказаться полезным. Звони тогда.
– Окей. Слушай, а ты что – всегда эту штуку на ухе носишь? – спросил Соболев, ткнув пальцем в прибор-гарнитуру.
– Да. Как говорят китайцы: «Если тебе хоть раз в жизни понадобится меч, лучше его всю жизнь за спиной носить».
– Ясно. Тогда спокойной ночи!
– Денис! – окликнул Миллер выходящего друга. – У тебя есть очки от солнца? Попроще какие-нибудь?
– Есть, а тебе зачем?
– Одолжи мне, а?
– Не вопрос. Чего вдруг?
– Чтобы кто ни попадя в глаза не заглядывал, – уклончиво ответил физик.
– А! Ну-ну.
* * *
День разгорался яркими солнечными лучами. Виктор аккуратно вел машину, объезжая лужи и валуны. Его мысли были заняты воспоминанием о беседе со священнослужителем.
«Ничего не могу вам сказать, – ответил на его просьбу плотный батюшка. – Да, эта девушка приходила на исповедь. Но даже не спрашивайте, в чем она каялась…
– Я знаю, в чем – в убийстве, – произнес Миллер, пытаясь уловить реакцию в мимике собеседника, – но она никого не убивала.
Бородач с лицом математика отложил в сторону Святое писание. В спокойном взгляде мелькнула жалость:
– Вы – родственник?
– Муж, – солгал Виктор.
– Я буду молиться о ней и о вас. Надеюсь, она найдется. Тогда поговорите со специалистом.
– С каким? – не понял Миллер.
– С психотерапевтом. Благослови вас Господь!»
Больше ничего Виктору узнать не удалось, как он ни старался.
Звонок телефона вырвал его из пелены задумчивости.
– Витька! – услышал он голос Соболева. – Да ты – проказник! А с виду и не подумаешь никогда! Сколько чертей в твоем омуте…
– В каком смысле?
– Ты что натворил, деятель? Тут по городу висят фотороботы, и только слепой на них не узнает твою физиономию… Ну?! Чего ты молчишь?
Виктор притормозил и взял трубку в другую руку:
– Мм… пришлось от толпы защищаться. Думаю, меня просто убили бы там. Их было человек тридцать.
– Ясно, и что ты сделал?
– Искусственной молнией по их главарю ударил. И уехал.
– Эх ты, Силач-Бамбула… Я тут читаю под фотороботом: «Будьте осторожны – преступник вооружен неизвестной формой оружия». Ого! Да за тебя еще и вознаграждение полагается! Блин, Миллер! Сдам тебя и разбогатею.
– Много предлагают?
– Мне хватит, – хихикнул Соболев, – ты, видимо, не простого кавказца шарахнул, а какого-то крутого! Не зря ты у меня очки попросил. Я бы тебе еще посоветовал кепку пониже натянуть и уйти в горы – наверняка найдется достаточно желающих получить за твою лысую голову десять тысяч долларов.
– Так много? – охнул Виктор. – Вот черт!
– То-то и оно. Даже странно… Может, ты убил его?
– Не знаю, – неуверенно ответил физик, – вроде не должен был…
– Будь осторожен, – стал серьезным Денис, – чтобы Дуське не пришлось передачки тебе в тюрьму носить. Или, не дай Бог, у них тут кровная месть. Посиди пока в гостинице, не высовывайся, ладно?
– Хорошо.
– Я к вечеру вернусь. Бывай.
– Пока.
Виктор резко тронулся с места, и колеса выплюнули в стороны рыжую придорожную грязь. Дорога петляла то вверх, то вниз. Когда он выехал к склону, ведущему к деревне, кто-то бросился наперерез. Завизжали тормоза, и, покрывшись испариной, Миллер остановил автомобиль в полуметре перед девочкой лет шестнадцати.
– Помогите! Помогите! – кричала она, заливаясь слезами.
Он выскочил из автомобиля:
– Что случилось?!
– Моя мама…, – плакала девочка, показывая руками куда-то в кювет. Там, подмяв под себя кусты, лежала опрокинутая на бок машина скорой помощи. Испуганный водитель и врач в белом халате, забрызганном чем-то масляным, осторожно доставали носилки.
Видимо, первая выбравшаяся из скорой, девочка дергала Виктора за рукав, причитая:
– Она умрет, если ее сейчас же в больницу не доставить! Это моя мама. Моя мама.
Виктор поспешил на помощь, подхватив носилки. Ему в глаза бросилось почти синее лицо женщины над простыней, а другим, непонятным ему самому зрением он заметил буро-красную дымку, окружающую тело, и темные, почти черные пятна над животом и ногами.
– Слава Богу! Мы и не знали, что делать! – воскликнула седая врач. – Молодой человек! Мы сами не справимся! Нам бы поскорее. Ее еще спасти можно! Прошу – отвезите нас в город!
– В город… – растерянно повторил физик, но хватило одного взгляда на рыдающую девочку и ее несчастную мать, и самосохранение показалось не главным, он кивнул:
– Да, конечно. Сейчас разверну машину.
Когда травмированная женщина лежала на заднем сидении Нивы, а ее дочка и врач разместились кто как, Миллер сказал горе-водителю:
– Извините, уважаемый! Но мне очень нужна ваша кепка, – и снял синюю бейсболку с головы всклокоченного мужичка в старом свитере. – Я верну. Потом. Спасибо!
Не теряя драгоценных секунд, Виктор сел за руль и тронулся с места. В зеркале заднего вида отразился озадаченный водитель скорой. Он потянулся было за изъятой бейсболкой, но потом махнул рукой.
* * *
Миллер гнал через перевал, поглядывая в зеркало на замершую в томительном ожидании девочку. Иногда их взгляды встречались в отражении. В зеленых глазах подростка, блестевших невысохшими слезами, Виктор видел ужас и отчаяние. Детский страх потерять мать наэлектризовал весь салон автомобиля, перевесив колючие опасения физика о том, чем встретит чужака ополчившийся город. «Будь что будет, может все не так страшно», – повторял себе он, вцепившись руками в прорезиненный руль.
– Я виновата. Это я виновата, – пробормотала девочка.
Пожилая врач обернулась к ней:
– Ну что ты, Настенька! При чем тут ты? Она просто упала неудачно. Не ты же ее с чердака толкала…
– Да, но она рассердилась на меня, – засопела девочка, – я ее не послушала… Она кричала-кричала и оступилась… Что теперь будет?!
– Успокойся, Настюш. Врачи у нас хорошие! На ноги поставят!
– Сейчас медицина чудеса делает, – подал голос Виктор, – меня недавно с того света вытащили.
– Правда?! – с надеждой спросила Настя.
– Конечно, – сказал Виктор. – Все будет хорошо с твоей мамой! Не плачь!
Девочка с доктором продолжали переговариваться вполголоса, а Миллер в разговор больше не вступал, внимательно следя за местами влажной после вчерашнего ливня дорогой.
Когда впереди показались строения, Виктор попросил:
– Вы, пожалуйста, направляйте меня – я не знаю, куда ехать.
– Да, конечно! – ответила врач. – Мы сейчас выедем на асфальт, потом первый поворот направо и там прямо, никуда не сворачивая. Вы увидите больницу – большое белое здание за рынком.
– Хорошо.
– Я буду подсказывать, – сказала женщина и добавила с искренней благодарностью. – Что бы мы без вас делали?! Вы нас просто спасли! И Раису, надеюсь, тоже!
– Спасибо вам, – тихим эхом отозвалась сзади девочка.
Миллер только вздохнул.
Когда машина вынырнула с бугристой дороги на гладкий асфальт, Виктор одной рукой надел очки, и, натянув бейсболку на самый лоб, сбавил скорость. Врач непонимающе посмотрела на него, но ничего не сказала. Увидев сотрудника ГИБДД, физик втянул голову в плечи, пытаясь дышать ровно и не смотреть на постового. Пронесло.
Молодой человек отгонял от себя ощущение опасности, струящееся вместе с весенними запахами в приоткрытое окно. Женщина на пассажирском сиденье заметила, что черты их случайного водителя заострились от напряжения, а на скулах заиграли желваки.
– А вот уже и базар впереди, видите? – сама не замечая того, сказала она успокаивающим тоном через пару минут. – А там сразу и больница. Во-он беленькая такая.
– Хорошо, – ответил Миллер.
Нива влетела на бетонный подъезд для машин скорой помощи, и докторша бросилась в приемное отделение. Не прошло и пары минут, как ее грузная фигура вновь показалась в дверях, таща за собой каталку:
– Дурдом какой-то. Все заняты. Сами отвезем. Я здесь работаю. Ну?! Давайте! Помогите же мне! – прикрикнула она на замешкавшегося Виктора и скомандовала растерянной девочке: – Настя! Не мельтеши! Сумки понесешь! Документы материны в приемную, и сама сядешь, продиктуешь все, как спросят!
Внутри, за железной дверью толпились люди: кто-то гортанно ругался, кто-то стонал и охал. По затоптанным полам меж пострадавших и родственников метались медики.
Виктор усиленно прятал лицо под кепкой. Его плечи еще больше ссутулились, когда, скользнув взглядом по стене, он наткнулся на грубо распечатанный собственный фоторобот. К счастью, никому до него не было дела. Они лишь на минуту остановились возле одной из множества дверей. Мужчина в халате мельком осмотрел синелицую больную, не подающую признаков жизни, и кивнул:
– Да, Ольга Ивановна. Худо дело. Соседку вашу в реанимацию. Дочка где?
– К сестре оформляться отправила.
– Ладно. Не задерживайтесь!
Миллер, глядя себе под ноги, толкал грохочущую каталку по кафельным лабиринтам вслед за пожилой женщиной, мчащейся бодрой ланью. Перед стеклянной дверью с надписью «Реанимация» стоял скучающий охранник.
– Куда? – спросил он от нечего делать.
– Петрович! Это со мной, – на ходу пояснила врач, – у меня спина болит везти такую тяжесть. Вот парень, спасибо, помогает.
– А-а, – протянул тот, придерживая дверь.
Наконец, они передали больную хирургам, и утомленная пробежкой женщина пожала холодную ладонь Миллера: «Спасибо вам, добрая душа! Погодите, не уходите. Мы вас отблагодарим!» Физик покачал головой и направился к выходу. Он прошел большую часть коридора, когда заметил, как охранник посмотрел на него, потом куда-то на стену, потом снова на Виктора и принялся отчаянно жестикулировать кому-то.
Миллер юркнул в первую открытую дверь. Узкий предбанник вел в палату с одиноко возвышающейся кроватью, на которой спал мужчина, подключенный к аппаратам. Физик прокрался в угол комнаты, пытаясь незаметно подобраться к окну. Приближающийся шум шагов заставил его прижаться к стене и надавить на кнопку-«невидимку». Охранник с парой помощников шумно ворвались в помещение и обшарили каждый угол, заглянув в шкаф и под кровать. В дверях показалась медсестра:
– Что случилось?
– Сюда этот парень зашел, который в розыске, – пробормотал охранник. – Готов поклясться…
– Нету здесь никого, – сказала женщина в халате, – разве не видно? Выходите. Натоптали мне в реанимационной палате!
Осмотрев все еще раз, мужчины вышли под строгим взглядом сестры. Миллер услышал отголоски их разговора: «… да точно он! Надо сообщить всем» – «В милицию звони!». Физик осторожно придвинулся к окну, но выскочить не успел. В палату зашли две кавказские женщины, одетые в длинные черные платья и платки. Они молча сели на стулья для посетителей, с траурным видом глядя на почему-то не просыпающегося больного. Сливаясь с холодным бетоном, Миллер всмотрелся в горбоносое, поросшее щетиной лицо и с дрожью в спине узнал нападавшего на него Борца.
Наконец, женщина помоложе заговорила, обращаясь к лежащему:
– Мурад, дорогой, вот мы пришли к тебе, а ты никак в себя не придешь. Ну что же ты? Врач говорит, что ты молодой, здоровый, а ты все в коме. Но ты скоро поправишься. Только очнись. Да будь проклят тот, кто с тобой это сделал!
Изощренные проклятия подхватила старуха, потом сказала:
– Ты приходи в себя! Все соседи говорят, какой ты молодец. Желают, чтобы ты поправился. А то нашего Асланчика эти русские в Москве изувечили… Мальчик просто учиться поехал, а они его прутьями… Вот теперь и ты в больнице лежишь. У нас в селе уже свадьбы не празднуют, одно несчастье за другим. Да сколько можно! Наших парней то убьют, то искалечат… Да поможет нам Аллах!
Никем не замеченный Виктор стоял, пригвожденный к больничной стене причитаниями женщин.
Старуха всхлипнула и похлопала по красному одеялу на кровати:
– Правильно ты все сделал, Мурад! Надо было отомстить этому заезжему русскому! Что же, только они наших бить могут?… Но ты скоро поправишься, ты – сильный! На тебя вся семья надеется! И ты им покажешь!
Борец не реагировал на увещевания посетительниц. Он лежал, не шевелясь, пока они не ушли, тихо шурша юбками и плотно закрыв за собой дверь.
Виктор отделился от стены, разминая затекшие члены. Воспоминание о нелепом нападении повисло тупой тяжестью в висках. Совесть зашептала физику на ухо, что надо было по-другому. Насилие порождает насилие. Агрессия агрессию. И это должен кто-то остановить. Кто-то интеллигентнее, старше…Стоп, – остановил себя Виктор, – стоп. Ты возомнил себя лучше. С чего бы? Другой – не значит хуже…
Виктор приблизился к недвижимому «противнику». Отжав кнопку гарнитуры, он наклонился над кавказцем.
– Прости, Мурад! Ни ты не прав, ни я! Я знаю, тебе кажется, что все русские одинаковы, но не это так!
Внезапно Борец медленно открыл глаза и уставился на Миллера.
Виктор постарался улыбнуться:
– Вот ты и очнулся! Слава Богу! Прости, Мурад. Я, правда, не хотел! Мы все – только люди!
– Ты?! – выдавил из пересохших губ кавказец.
– Я благодарен тебе – ты не дал мне совершить ошибку! Я не уехал!
– Эй! Сюда! Кто-нибудь! – сипло позвал горец, пытаясь схватить за руку странного незнакомца, но Виктор отошел и через секунду растворился в воздухе. Парень озирался, ничего не понимая. Его тихий голос прорвался в истошный крик: «Помогите!» Борец услышал скрип распахивающегося окна и вслед за словами «Выздоравливай, Мурад!» шум спрыгнувшего на землю человека.
Дверь в палату распахнулась, и в помещение ввалились медработники и пациенты:
– Что?! Что случилось?
– О-о-он! Который с молниями! Хватайте его! Хватайте! Уйдет! – кричал очнувшийся от комы больной, вытаращив глаза.
Глава XXII. В традициях древних мистерий
Время проносилось мимо вросшего в землю каменного жилища, скрытого в ладонях гор. Дни обучения с Анной сменяли одинокие ночи. Каждый раз, когда Дина пыталась понять, в какую сторону уходит эта странная женщина, что-то отвлекало ее: то мошка садилась на нос, то ветер закрывал глаза прядями волос, и громадная наставница исчезала из виду. На вопросы, куда она уходит, Анна не отвечала.
С течением дней красивое, ужасное лицо Сета казалось все дальше, а в душе становилось все спокойнее. Сердце Дины теперь не выскакивало от внезапных ночных уханий и шепота леса или оттого, что ветер вдруг приподнимал сильными бесплотными руками брезентовое полотно, занавешивающее вход. Девушке уже не было страшно засыпать, тем более что ночами она видела ласковые сны о любимом. Она мечтала о Викторе, молясь, чтобы ничего плохого с ним не случилось. Витя далеко. Пока он где-то там, она станет сильной, – убеждала себя Дина, – найдется выход, и Сет не сможет никому навредить.
«Мое место», – улыбалась девушка, украшая трещины в стенах только что сорванными цветами. Научившись с легкостью разжигать очаг, Дина встречала наставницу утренним чаем.
– Какой запах! – послышался трубный голос.
Девушка обернулась и радостно поприветствовала свою Медведицу:
– Я новых травок к чаю собрала. Для вас.
– Спасибо!
Дина разлила по блестящим кружкам ароматную жидкость и открыла похожую на горшочек баночку янтарного меда. Утро запускало нежные лучики в щели и просветы, заигрывая с каштановыми волосами молодой хозяйки, которая и выглядела, и чувствовала себя девочкой рядом с большой и умудренной гостьей.
После легкой трапезы они вышли наружу, и Дина, наконец, решилась задать вопрос, мучающий ее все это время:
– Я все время думаю о том, что вы мне сказали – о рождении ребенка, – от волнения ее затрясла мелкая дрожь, – ведь я знаю, что физически для меня это невозможно! Мне даже операцию врачи отказались делать, сказав, что бесполезно… И я все жду, когда же вы расскажете, какое чудо случится?
– Нетерпение сердца…, – прищурилась Анна. – Узнаешь. Скоро. Сама. На некоторые вопросы нельзя давать ответа. Знаешь, что буддисты называли учение Будды «пальцем, указывающим на Луну»? Палец – это не Луна. Как только зациклишься на пальце, никогда Луну не увидишь. Давай-ка лучше позанимаемся. Присядь сюда, в тень.
Девушка послушно села, поджав под себя ноги, а Медведица сказала:
– Ты – человек, а, значит, ты – творец. В каждом человеке есть Божественная сила творчества. И в это надо верить. Ты все сможешь сделать сама. Сможешь сотворить свое собственное чудо, когда наступит время. А теперь закрой глаза, расслабься. Все твои мысли уходят, наступает спокойствие.
Выдержав паузу, наставница продолжила:
– Ты – дитя Божественного Отца и Матери Земли. Почувствуй любовь, идущую снизу, от Земли. Почувствуй теплую, горячую материнскую любовь. Она врывается откуда-то снизу и течет вверх по позвоночнику. Ей нет начала. Ей нет конца…
Дина увидела внутренним взором, как в тело вошел мерцающий красноватый луч, разгорающийся пламенем. Ощущение жара увеличивалось, подчиняясь Анне, и напряженный огненный поток устремился вверх, к небу. Девушки задышала глубоко и звучно, и ей самой почудилось, что вот-вот из ноздрей, полуоткрытых губ начнет вырываться розовый пар.
Голос вел дальше:
– Теперь почувствуй любовь Небесного Отца. Она спускается к тебе сверху и несет свет, спокойствие и понимание. Ясная, чистая она наполняет тебя, и струится сквозь – к Земле.
Слова из уст Медведицы были живыми и тотчас превращались в ощущения и образы. Через макушку Дины тонкой струйкой ворвалась голубая, как утреннее небо, энергия, затем хлынувшая бурным, прохладным водопадом. Пронизывая каждую клеточку, она уносилась вниз, в Землю.
– А теперь почувствуй их вместе: Любовь Матери-Земли и Любовь Небесного Отца! – вновь послышался голос Анны.
В теле девушки встретились и разлетелись два вихря: горячий и холодный, переполняя любовью, эмоциями, силой и вдохновением. Ученице казалось, что она зависла где-то между небом и землей, пульсируя, как бусина на ниточке, в двух фонтанирующих потоках. Из мистики ощущений ее выдернули далекие слова наставницы:
– Пора возвращаться!
Дина открыла веки, и Анна сказала:
– Ты становишься сильной.
Ученица склонила голову:
– Спасибо! Теперь, когда вы говорите о чудесах, мне правда начинает казаться, что у меня может получиться…
– Это зависит только от тебя.
– И от вас тоже, – улыбалась девушка, – если бы не вы, я не узнала бы столько прекрасных вещей!
– Девочка, ты всегда слишком зависишь от учений других, – ответила Анна, – а себя слушать не умеешь. Ведь ты читала не раз, что в каждой точке Вселенной есть все: и знание, и покой, и сила. Есть созидание и разрушение. И в тебе тоже. Достаточно с тебя наставлений. Пора прислушаться к себе!
Анна неспешно встала и расправила длинные полы накидки.
– Вы оставляете меня? – встревожилась Дина. – Но ведь вы вернетесь?
– Вернусь. Когда будет нужно, – встала Анна. – Учись слушать себя.
– А вдруг я не смогу?
– Гм…, не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть. Лучше подумай, каким было твое лицо до рождения твоих родителей. До свидания.
И фигура в синем облаке одежды направилась прочь от недоумевающей ученицы.
Весь остаток дня и одинокий вечер Дина промаялась. Хотелось заняться чем-то полезным, но ни дел, ни работы здесь не было. Внезапный уход Медведицы нагнал гурьбу назойливых размышлений. Художница вспомнила, как дома в минуты одиночества ее спасал бормочущий что-то телевизор, такие же одинокие собеседники в интернет-форумах или хорошая книга. Здесь даже радио не было. Тишина, к которой она почти привыкла, стала вдруг изнуряющей, заставив томиться и в следующий жаркий день. От скуки Дина бросалась камешками в пропасть, свесив ноги с края скалы. Девушка вспомнила все упражнения, которые когда-либо знала, обошла местность «пониженной важности» вдоль и поперек, передумав о хорошем и плохом. Она усердно медитировала и повторяла все, чему научила ее Анна, но день длился бесконечно долго, а за ним вечер и почти бессонная ночь. Время от времени ее терзали мысли, что она осталась в ловушке, созданной собственными иллюзиями и страхами. Ее то тянуло вернуться вниз, к людям, – убежать, зажмурившись, к обыденности, то она успокаивалась, присматриваясь к тихому порядку вокруг, где природа жила по своим законам.
На вторые сутки безмолвия к ней стали приходить воспоминания о давно затерявшихся в памяти событиях, о каких-то мелочах и о том, что забылось специально. Чувство голода обострилось – Дине хотелось едой забить эту непривычную пустоту, невыносимую праздность. Под конец она объелась, и тяжелый желудок, набитый чем попало, долго не давал ей уснуть. А так хотелось закрыть глаза и забыться, оказавшись в каком-нибудь другом мире хотя бы на ночь.
Третьи сутки прошли сами собой. Жажда никому не нужной деятельности отпустила ее, и она прислушивалась к собственному телу – такому привычному и совершенно неизвестному ей живому организму. Дина смотрела на пальцы, руки, ноги, на отражение в зеркальной глади озера, и, казалось, они пересказывали ей ее же историю. Теплые волны, прохладные точки, покалывания – все это было похоже на разговор между ними. «Напоминает сложный органический компьютер…, а ведь он создан кем-то Высшим» – размышляла Дина отстраненно, чтобы потом снова погрузиться, забыв, есть ли разница между ее Я и этим теплым женским телом.
И вдруг ей захотелось поэкспериментировать, вспомнив когда-то где-то прочитанную технику. Она села в тень дуба и погрузилась в необычную медитацию. Сознание Дины маленьким плазменным шариком, словно на лифте опустилось из головы в живот. С удивлением она ощутила себя внутри собственного чрева. Там было темно, горячо, влажно. Действуя по наитию, она осветила все внутренним светом. Перед ней на розово-красной поверхности уродливо вырисовывались рубцы. Она начала кропотливо переделывать все по-новому, растапливая шрамы огненным шариком, мысленно заменяя грубые следы прошлых недугов здоровой молодой плотью.
Закончив одно дело, сознание понеслось к тонким каналам, вход в которые был затянут чужеродной, сероватой пленкой, похожей на отвердевшую слизь. Ее неприглядные комья, переплетающиеся паутиной, не пропускали дальше, и тогда Дина огненным шаром, как магическим оружием, принялась уничтожать эти чуждые здоровому телу порождения. Они плавились и исчезали, постепенно, по миллиметру освобождая стенки каналов, покрытые нежными, ласковыми ворсинками. Так, шаг за шагом дорога к выходам, украшенным розовой бахромой, оказалась свободной. За ними подобно отдельным планетам ее личного микрокосма распустившимися пионами сияли яичники.
Дина вспомнила о сказках, где целили мертвой водой, а затем живой, и ей представилось, как еще разгоряченные после работы ткани она охлаждает голубым прохладным потоком, закрепляя то, что исправлено.
«Все» – решила она, и золотая горошина сознания вернулась наверх, к голове. Когда девушка открыла глаза, солнце уже склонилось к западу.
Стемнело быстро. Дина вытащила спальный мешок наружу, и, закинув руки за голову, счастливо наблюдала мерцающие пятнышки звезд, разлетающиеся по темно-синему, почти черному небу. Их было много, словно кто-то рассыпал сверкающий серебристый бисер, да так и оставил на всю ночь это волшебство. Незаметно ночное небо сменили такие же яркие сны.
