Текст книги "Изборский витязь"
Автор книги: Галина Романова
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 39 страниц)
Глава 2
С неслышным отсюда грохотом рухнула островерхая крыша терема, где совсем недавно жил Ярослав. Очнувшись от своих дум, Ян обратил взгляд на сутулую спину своего князя.
Гнев ещё владел Ярославом, но месть свершилась. От мятежной Рязани не осталось камня на камне, и он мог бы смягчиться, зная, что его недоброхоты получили по заслугам.
Подобно всем нервным натурам, остро переживающим неудачи, Ярослав не знал меры в мести и сгоряча мог хватить лишку, но потом всегда остывал. Гордыня и осознание княжьего достоинства мешали ему в открытую идти на перемирие с недавним противником, заставляя начинать сближение исподтишка. В такие минуты его милости и стоило искать – тогда остывающий после очередной вспышки гнева Ярослав был готов сделать доброе дело.
Именно такого часа и дожидался Ян, именно поэтому то и дело обращал пытливый взор на своего князя.
Устав стоять на ветру» Ярослав медленно повернулся и тяжёлым шагом усталого человека направился в шатёр. Ян заступил было ему дорогу, но взгляд князя ещё был тяжёл, и он промолчал, решив выждать.
К утру пожары стихли, только дымились кое-где окраины. Погорельцы суетились на городище, пытаясь отыскать тела близких, откапывая чудом уцелевшее добро. Где-то уже надрывалась вдова, стенала мать над угоревшим ребёнком, слов причитаний было не разобрать.
В княжеском стане понемногу зашевелились – часть полков должна была тут задержаться, а остальные, собравшись, возвращались во Владимир и Суздаль. Коль припоздниться, прихватит распутица – осень наступила рано и выдалась дождливой.
Улучив в сборах миг, Ян будто невзначай оказался подле Ярослава. Ещё не обращаясь к князю, прикинул на глаз – сколь остыл Всеволодович, можно ли с ним и о деле переговорить, не осерчает ли. Просьба была слишком необычной, рисковать не стоило.
Ярослав выглядел таким же хмурым, как и накануне, но Ян знал, что он дорой по нескольку дней оставался одинаков на вид, имея при том разное настроение. И когда Ян придержал ему стремя – молодой князь решил проехаться к Рязанскому городищу – тот глянул обычно строго:
– Что стряслось-то?
Ян никогда бы не осмелился беспокоить князя по пустякам, говорил лишь То, что хотел от него слышать в тот миг князь. Коль он сейчас отговорится, Ярослав более не переспросит.
– Княже, дозволь узнать, когда велишь в обратную дорогу снаряжаться? – спросил он.
Ярослав промолчал, нервно дёрнув щекой.
– В обратную, – проворчал он чуть погодя. – А куда ведёт она, скажешь ли?
– Как князь-батюшка порешит, – осторожно молвил Ян, отлично ведая, что этими речами разбередит в душе своего князя свежую рану. – Може, в Перьяславль-город[33]33
Перьяславль – Переяславль-Рязанский, основан в 1095 г. князем Ярославом Святославовичем, с середины XIII в. – столица Рязанского княжества, в 1778 г, переименован в Рязань.
[Закрыть], може, ещё куда...
– В Перьяславль, – процедил Ярослав, словно самое название этого града было ему ненавистно. – Вскорости выступаем – я с батюшкой вчерась говорил...
– Обо всём уж, поди, порешили? – Ян затаил дыхание – это-то он и хотел знать.
Ярослав не ответил, но глянул так, что стало ясно: конечно, обо всём, князья-то, они крепко думу думают. Поскольку Ян замолчал, он тронул коня. Трое его ближних бояр поравнялись с ним, готовые сопровождать. Дружинники верхами уже ждали, когда князь поедет.
Но Ян вдруг крепче ухватился за стремя, не пуская Ярослава.
– Ещё хочу спросить тебя, княже, – выдохнул он, – с рязанцами что порешили?
– А чего с ними решать, – сказал, как отрезал, Ярослав. Князем Всеволодом повелено им покинуть град сей и отправиться на новые места, – куда присудят. На поселение. А тебе что в том?
– Прости, княже, ежели прогневил чем, – Ян видел, что Ярослав вполне остыл после вчерашнего, раз позволил остановить себя и вытянуть на новый разговор. – Да только хотел я, коли дозволишь, кой-кому леготу[34]34
Легота - облегчение, свобода, удобство, спокойствие, льгота.
[Закрыть] сделать – все ж люди... А с ними и малые, и старые, и хворые...
Сказал – и сам не приметил, как одним прыжком соскочил Ярослав с коня, встав перед дружинником. В потемневших глазах князя полыхнул гнев.
– Да ты что удумал? – зашипел он на Яна. – Они вона как с нами обошлись, пусть молят Бога за то, что вовсе им жизни оставили, а ты их жалеть удумал? Ты слуг моих верных вспомни, коих они уморили до смерти да избили!.. Семёна Офанасьевича, боярина моего, помнишь? Живьём землёй засыпан, муку смертную принял! А Чурила? А Никанор Иваныч?.. А Олябыш? Они где?
О последнем Ян сам старался не думать – с Олябышем, суздальским пареньком, он был дружен. Вместе тогда к боярину Роману Мстиславичу на подворье забрались. Не в добрый час отлучился Олябыш из княжьей гридницы[35]35
Гридница - строение при княжеском дворе для гридей, телохранителей князя, воинов отборной дружины.
[Закрыть], попал рязанцам на глаза, и никто не ведает до сей поры, какую смерть парень принял.
– Они на смуту склонялись, супротив отца моего, Великого князя, да против меня козни строили! – Ярослав вновь Вспыхнул, как сухой трут. – Княжьей воле перечить...
– Прости, коли что нескладно молвил, – спокойно ответил Ян, – но я ни в чём против тебя и отца твоего не шёл и не пойду, хоть златом меня осыпь, хоть ножом режь... А милости я хотел испросить для семьи одной – сыскать им жильё самому, чтоб на улице не оставались. Защитника им ныне нет, в семье одни бабы, девки да дети малые. Не хотелось бы мне её из виду потерять, как рязанские пределы покинем...
Только упомянул он о чьей-то семье, Ярослав заметно подобрел, распустил морщины, усмехнулся и тряханул Яна понимающе за плечо.
– Ах, тихоня, а ты, оказывается, греховодник... – молвил почти весело. – Успела-таки тронуть сердце какая-нибудь синеглазая? Как звать-то её?
Звавший свою слабость к женским ласкам и не считавший это грехом, Ярослав легко мог вонять такое дело. Ян только отвёл глаза, не желая явно признаваться, но для князя итого было достаточно.
– Пускай, – кивнул он. – Вот прибудем в Перьяславль – заберёшь свою ненаглядную – и вези, куда хошь!.. Что, – шагнув к коню, спросил уже через плечо, – домой небось свезёшь?
– В самую цель попал, княже, – чувствуя огромное облегчение, ответил Ян. – В Изборск.
Такой ответ, чуял он, не мог не порадовать Ярослава. Он всех рязанцев считал теперь мятежниками и рад был знать, что кто-то из них отправится в дальний городец, где уж наверняка, даже если и захочет, мести свершить не сможет. Проще было бы всех пленных расселить по дальним погостам[36]36
Погост. – поселение, сельский податный округ в Древней Руси.
[Закрыть] и глухим сёлам, да батюшка на уме иное держит. А с родителем спорить понапрасну – грех.
С тем Ярослав сел на коня и отправился к отцу, а Ян, не чуя под собой ног поспешил по своим делам.
На выселках[37]37
Выселки – небольшой посёлок на новом месте, выделившийся из другого селения.
[Закрыть] уцелело от огня несколько изб – строили их далече, Рязань широко выбрасывала по окским берегам погосты, починки[38]38
Починки – выселки, новое поселение.
[Закрыть] да селенья-однодворки. Многие крестьяне нарочно ставили свои дома в виду города, будет легче укрыться за крепкими стенами в случае нападения врага. Отселялись ремесленники, углежоги да кузнецы, рубили хоромы бояре. Сейчас несколько таких селений было занято княжескими дружинами – в них своей участи ожидали семьи рязанских князей да боярских родов. Близ изб, где коротали они время, стояли возки и телеги, возле которых крутились немногочисленные холопы – те, кто не променял под шумок службу господам на полуголодную волю на пепелище. Простой люд большею частью начинал понемногу возвращаться к сгоревшим домам – мало кого удерживали.
Яна отовсюду встречали настороженные, а порой и враждебные взгляды – он был княжьим дружинником, и он же был в числе тех, кого Рязань скинула с горба в смуту. Кто-то отчаявшийся и впрямь мог бы броситься на него даже с голыми руками, и только то, что люди Всеволода загодя перехватали всех, кто мог решиться на такое, и заковали их в железа, оставив на свободе лишь женщин, стариков и детей, удерживало оставшихся от нападения. Всё же от холопов Ян быстро узнал, в какой избе нашло приют семейство боярина Романа Мстиславича, и направился туда.
Боярской семье отделили половину дома» вторую занимала другая семья. Ещё три семьи ютились в клетях и сараюшках, вытеснив даже скотину. По грязному двору то я дело кто-то шастал туда-сюда, и ворота даже на ночь оставались распахнуты настежь. Перед ними улочку запрудили несколько возков и телег с принадлежавшим опальным боярам добром. Куда девались в этой неразберихе хозяева подворья, оставалось только гадать.
Чуть не стукнувшись головой о низкую притолоку, Ян шагнул в тесную полутёмную избушку, перегороженную от печи к столу холстиной надвое. За нею, как он догадывался, в жару метался и бредил умирающий Роман Мстиславич. Жена его находилась при муже неотлучно и выглянула из-за занавеси только когда услышала тяжёлые шаги Яна.
В избушке натоплено и надышано так, что пришлось открыть маленькое оконце, затянутое бычьим пузырём, да и дверь плотно не притворять. Пол исшаркан десятками ног, вдоль стен, потеснив хозяйскую утварь, стоят несколько сундуков – видно, приданое старшей дочери. На выскобленном столе осталась забытой кое-какая посуда – недавно здесь трапезничали.
В доме было пятеро детей и четверо взрослых, не считая умирающего за занавесью. Жена и старшая дочь Романа Мстиславича, ещё одна пара, судя по всему дальняя родня и дети тех и других. Трое девочек и двое мальчиков, старший из которых почти отрок[39]39
Отрок – подросток, юноша.
[Закрыть], а меньшой только и умеет, что палец сосать, забились в уголок и оттуда посверкивал» их любопытные глазёнки. Дети всегда дети – даже напуганные бедой, они сохраняют интерес к жизни.
Чего нельзя было сказать о взрослых. Вышедшая к незваному гостю боярыня показалась Яну дряхлой старухой. Старший сын её, первенец, был ровесником Яна. Добрыня Романович ныне закован в железа, отлучён от семьи» а любимый муж, надежда и опора, умирает от дон, Она взглянула мимо витязя пустым взором, тяжко вздохнула и медленно опустилась на лавку.
Остальные домочадцы выглядели не лучше, но Ян, как вошёл, сразу нашёл глазами Елену и забыл думать о прочих. Боярышня сидела у оконца за шитьём – штопала что-то меньшим сёстрам. Была она в той же светло-розовой рубахе,– поверх которой была одета вышитая запона, в какой видел её Ян в день, когда привёз раненого боярина. Она знобко передёрнула плечиками – в горести порой никакая печь не может спасти от внутреннего холода. Услыхав шаги вошедшего, Елена отложила шитье, подняла глаза – да так и застыла. Словно плеснули в лицо ледяной водой – враз изменилась девушка. Сидела, как мёртвая, – глаз отвести и вздохнуть не могла.
На Яна из всех углов обратились вопросительные взгляды, но он сам вдруг заробел. Медленно, словно боясь напугать резким движением, снял шелом, поклонился на три сторону, нашёл глазами образа в углу, перекрестился: «Матушка, царица небесная! Не выдай!» То, что предстояло ему сейчас, показалось вдруг неимоверно трудным делом.
– Здравы будьте» хозяева, хрипло молвил, как вытолкнул сквозь зубы.
– С чем припожаловал, гость дорогой? – первым подал голос сухолицый бледнокожий мужчина, измученный давним тяжким недугом. – Что за вести принёс?
По тому, как говорил человек, стало ясно, что он здесь не чужой. Ян склонил в его сторону голову, приветствуя, но потом повернулся к старой боярыне.
– С вестью я от Великого князя Всеволода и сына его Ярослава Всеволодича, – ответил он. – Поведено, чтобы все бояре и прочие люди именитые с семействами их и животами отправлены были на жительство по выбору князя – либо во Владимир, либо в Суздальскую землю, або ещё куда-нибудь подалее, дабы никто не смел в Рязани оставаться[40]40
«...с ...животами отправлены...» – животы – домашний скот, особенно рабочие лошади.
[Закрыть].
– И где ж тамо... поселят нас? – откликнулась боярыня вымучено.
– Не твоя забота, – Ян хотел сказать, что беспокоиться нечего, но под строгими осуждающими взглядами слова сами собой получились грубыми.
Елена вздрогнула при этих словах, а её мать вдруг вскрикнула, схватилась за голову, запричитала-заплакала. Плач легко подхватила вторая женщина, подсела, обняла её, и вместе они залились горючими слезами. Янов собеседник рванулся было привстать – но только грохнул кулаками по лавке. Лицо его пошло красными пятнами, и он натужно закашлял, хватаясь за грудь. Мигом опомнившись, его жена бросилась к нему, обхватила руками, словно желая защитить от зла и принять на себя его боль и, обернувшись, бросила на Яна взгляд, полный горечи.
Только Елена сидела ни жива ни мертва и не сводила с Яна больших синих глаз, на дне которых, казалось, могло уместиться всё Псковское озеро с Нево-озером[41]41
Нево-озеро – Ладожское озеро.
[Закрыть] вместе. Она не плакала, но Яну вдруг стало её жальче больше всех остальных. Он порывисто шагнул к девушке и горячо заговорил:
– Ни о чём не тревожьтесь! Сделаю я всё так, что вам горе-горькое не так тяжко покажется. Только доверься мне, Елена Романовна, – обороню от любой беды. Жить будете не хуже прежнего... Брата твоего у князя вымолю – освободит боярина Ярослав. Верь моему слову!..
Девушка отшатнулась, прижимая руки к груди, а её мать вскинулась разгневанной ведьмой, взметнула над головой кулаки.
– Вон отсюда! – закричала визгливо. – Вон! Не смей на глаза мне попадаться! От твоего князя да от тебя все беды у нас! Не князь – веред-кровопивец[42]42
Веред – чирей, болячка, нарыв.
[Закрыть] он! Сколько уж зла сотворил, а всё ему мало!.. Погоди ужо, отольются ему наши слёзы! Попомнит он Рязань!
Ян не стал перечить боярыне, от горя потерявшей разум, – отступил к порогу, оттуда ещё раз отдал земной поклон, кивнув после Елене наособицу[43]43
Наособицу – отдельно от других, особняком.
[Закрыть] и молвил, уже перешагивая порог:
– Не права ты, боярыня! Горе разум твой помутило, но зла я на тебя не держу. Прости, коль чем обидел, а только княжескому слову поперёк не молвишь!.. Завтра сборы, а там и в путь...
Он вышел, оставив за спиной гневные крики старой боярыни, кашель её больного родича и тихие стоны умирающего Романа Мстиславича. Уходил не обернувшись, знал он, чуял – Елена глядела ему вслед, пока могла видеть. Вот только что думала о нём, ведь для неё он был врагом!
Полонённые рязанцы тронулись в путь в ближайшие дни, торопясь поспеть на новые места до осенних дождей. Полки князя Всеволода уходили вместе с ними, постепенно обгоняя обозы. Только небольшие дружины отрядил для охраны Великий князь – пусть доведут рязанцев до городов, а там те уж сами начнут обустраиваться.
Ярослав торопился в Переяславль, чтобы в тишине и покое переждать зиму и пережить унижение от своего неудавшегося княжения. Его дружины и бояре шли с ним. А к обозу, везущему княжескую казну и брони витязей, сзади пристроились два возка и телега.
То семья боярина Романа Мстиславича переселялась на новое место. Сам боярин ехал в переднем возке, с женой Ириной Игоревной; его дочь Елена и младшие дети – отрок неполных двенадцати лет и две девочки-погодки десяти и девяти лет – занимали второй. Родичи боярина, свояк[44]44
Свояк – муж свояченицы (сестра жены), а также вообще свойственник.
[Закрыть] Юрий Игоревич с женой и малыми детьми, были вынуждены остаться и распрощались с семьёй боярина Романа навсегда. Никто не верил, что суждено им снова увидеться на этом свете. Всё, что смог сделать верный слову Ян, было сделано – приказание Ярослава отпустить старшего сына Романа Мстиславича, Добрыню, и позволить ему ехать в изгнание вместе с семьёй.
Успев до распутицы, прибыли в Переяславль, но спешка обошлась дорого. Стойко вынесший все тяготы пути, боярин Роман скончался уже вскоре после въезда в город. Наспех разместив невольных гостей близ княжьего подворья, Ян захлопотал, спеша снарядить отца Елены в последний путь.
Еле удалось сыскать в небольшой церквушке на окраине непритязательного попа, согласившегося отпеть и похоронить в освящённой земле человека, умершего без причастия и исповеди. Но не успели оплакать покойника, семью ждало новое испытание – Ян заторопился в Изборск, решив до зимы отвезти Елену и её родню к себе. Княжий меченосец Василий Любимович не стал перечить, раз сам Ярослав противного слова не молвил, разрешил даже вызвать охотников провести возки до Изборска.
В путь тронулись лишь чуть промёрзла после распутицы земля. Леса облетели, поля и луга, побуревшие после; проливных дождей, казались неприютными и бесплодными. Серое тяжёлое небо нависало пухлыми тучами, из которых, казалось, вот-вот полетит на землю снег. Утрами подмораживало, на лужах на дороге намерзал ледок, который не стаивал до полудня. Ветер хмуро трепал голые ветви деревьев, над которыми кружились вороны. В борах оттрубили своё лоси и туры, и волчьи выводки уже начинали выходить на добычу, а лесной хозяин, медведь, искал место для берлоги. Поздняя осень – мёртвое время, безвременье между осенью и зимой. Редко кто пускается в путь в эту пору.
Ян спешил, как мог. Прямым путём от Переяславля отправились к Торжку[45]45
Торжок - город на реке Тверца, известен с 1139 г.
[Закрыть], оттуда до Пскова, а там рукой подать до родного Изборска. Торжок близко – за самой границей земель Переяславльского удела, долог лишь путь до Пскова.
Вызвавшиеся проводить Яна дружинники – все оказались из Пскова и Изборска – ехали впереди и позади возков, то и дело пуская коней в окрестные поля, дабы размяться скачкой. Неотлучно подле боярского поезда находился лишь Ян.
Елена Романовна по-прежнему ехала во втором возке, с матушкой, которая все дни лила слёзы по покойнику мужу. Молчаливый Добрыня Романыч оставался с младшим братом и сёстрами. Он словно ушёл в себя и со дня освобождения не молвил ни с кем и слова. Но уж коли поднимал глаза – холодом и ненавистью горели его ярко-синие очи.
В дороге Ян, как мог, старался отвлечь Елену от тягостных мыслей, но его старание пропадало даром. Стоило ему, поравнявшись с её возком, наклониться с седла к нему, старая боярыня поднимала сухой гневный взор.
– Почто опять явился? – напускалась она на витязя. – Уйди, окаянный, не вводи в грех!.. Спокою от вас нету! И как Господь такое терпит?..
Всё время, пока Ян оставался у возка, Ирина Игоревна продолжала ворчать себе под нос. Слушая её речи, дочь невольно отводила взоры, не замечая изборца, вроде бы и не было его вовсе. Сделав несколько попыток заговорить, Ян отставал, чтобы вернуться позже и снова встретить холодный приём.
Только на привалах и ночёвках в придорожных избах мог он случаем встретить Елену одну, без матушки. Но девушка чаще всего предпочитала отсиживаться где-нибудь в доме, у окошка, не выходя во двор. Стой сейчас жаркое весёлое лето, может, и оттаяла бы её душа, но какое уж тут счастье, когда на лужах лёд, в небе ветер со свистом гоняет тучи, земля ждёт снега, и ночами уже так холодно, что даже в пути не хочется высунуть нос из возка, чтоб оглядеться. Но опальная семья и не особо оглядывалась, не желая знать, куда везут.
Лишь единый раз повезло Яну в дороге. Как людьми говорено – не было бы счастья, да несчастье помогло. Уж как выехали из Пскова, на другой день точнёхонько пополудни зашаталось и отвалилось колесо у телеги с боярским добром. Два узла и небольшой сундук свалились на землю прежде, чем бредшие пешком холопы успели подхватить их.
Пришлось остановиться ненадолго, благо, как выяснилось, поломка невелика. Телегу скоренько разгрузили, повернули набок, и холопы занялись делом.
Елена в первый миг, как остановились, высунулась поглядеть, в чём дело. Ян, только того и ждавший, спешился и поклонился боярышне, протягивая руку:
– Пройдись, Елена Романовна, разомни ножки!
Боярыня опять ожгла витязя непримиримым взором, но дочь на сей раз не видела горящих гневом глаз матери. Встрепенувшись, она вскинула настороженный взгляд на Яна, пугливо огляделась и, на миг коснувшись его протянутой руки, легко соскочила с возка. Кутаясь в шубку, она осторожно сделала несколько шагов по мёрзлым грудам земли обочь дороги.
Не в силах поверить, Ян с замирающим сердцем шёл следом, оглядывая её стан.
– Скоро поедем? – вдруг тихо спросила девушка, взглянув на телегу, возле которой трудились холопы.
– Не тревожься понапрасну, Елена Романовна. – Ян придвинулся ближе, стараясь поймать её взгляд. – В срок дома будем!
– Дома. – Елена не смогла сдержать тяжкого вздоха и опустила глаза, сжавшись в комок. – Далече он, дом-то...
Она казалась потерявшейся, отбившейся от стаи птицей, что присела на голую ветку, устав и отчаявшись искать своих, Ян невольно шагнул вплотную, желая обнять, утешить. Да как утешишь, как вернёшь то, что потеряно, как воскресишь ей отца!
– Рязанская земля далека, – молвил он. – Родину терять – не радость. Да только и другие места есть... Русская земля велика... А в доме моём жить будете, как по чину и роду вашему положено, – решился сказать он. – Изборск хоть и невелик град, а обиды и утеснения ни в чём знать не будете. В моём терему места на всех хватит!
Елена не утерпела – вскинула-таки на витязя внимательный взор, словно впервые увидела его подле себя, глаза её впились синими иглами в лицо Яна. Изо всей семьи в ней единственной не угас пока интерес к жизни. Мать её после смерти Романа Мстиславича старела на глазах, дряхлела и словно собиралась последовать за ним. Для брата Добрыни изгнание было хуже темницы. Он всё молчал и глядел на всех волком. Будь тут мнительный и ждущий подвоха Ярослав – не миновать бы бояричу поруба.
– В терему? – переспросила Елена осторожно. – В твоём?
– Ведаю – не любит меня твоя родня, Елена Романовна, – кивнул Ян. – Потому как и впрямь можно счесть, что из-за меня все беды ваши начались. Да только верь слову моему, – шепнул он, – ни тогда, ни теперь обиды тебе от меня ни в чём не было бы и не будет. А не веришь – испытай! Ради тебя на всё пойду!
Он уже протянул руку, уже коснулся её запястья – ко тут Елена, будто очнувшись, скользнула мимо него к возку и проворно запрыгнула внутрь, задёргивая полог. Только оттуда она на миг обернулась через плечо.
– Оставь меня, витязь, – шепнула тихо, словно извиняясь за свои слова. – Не мучь понапрасну!..
Ревнивица мать метнулась ему навстречу, закрывая собой дочь, и Ян остался стоять на дороге, сражённый речами боярышни.