Текст книги "Изборский витязь"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

Глава 12

Ростислава вскинула брови. Елена побелела и, ахнув, уронила вышивание. Прижав руки к груди, она во все глаза смотрела на подходящего мужа, а тот, метнув на неё короткий взгляд, прошёл к княгине и низко поклонился ей:

   – Здрава буди, княгинюшка! Весть у меня для тебя! – Как всегда бывало при их встречах – на людях и на женской половине терема, когда Ян заходил проведать жену, – княгиня застыла, впившись взглядом в его лицо, словно старалась вобрать его в себя до мельчайшей чёрточки. С самого дня и часа сватовства, когда она впервые побледнела, увидев его, Ростислава смотрела на него только так. Вот и сейчас княгиня уронила руки на колени и молча приготовилась выслушать гонца.

   – Князь новгородский Ярослав Всеволодович меня за то– 1бой прислал, – сказал Ян. – Собирайся, княгиня, – должны, мы немедля в Новый Торг [152]152
  Новый Торг – в XII-XIII вв. так именовался в летописях Торжок.


[Закрыть]отъехать!

Ростислава ответила на это спокойным холодным взором и медленно поднялась.

   – Раз князь то повелел, не нам княжьему слову поперёк вставать, – ровным голосом молвила она. – Елена, прикажи!

И, двигаясь, как во сне, княгиня вышла из горницы. Метнувшаяся было вслед за нею Елена развернулась от двери.

   – Князь повелел! – воскликнула она, сжимая кулаки. – Что он ещё приказал?.. Совсем Новгород погубить хочет, раз нас в нём не будет, так? А ты с ним заодно!..

   – Елена! – ахнул Ян, бросаясь к жене. – Что ты говоришь? Одумайся!

   – Ты одумайся! – бросила она гневно. – Подумай – кому ты служишь! Душегубцу! Сколько народа он уморил!

   – Замолчи, Елена! – вскрикнул Ян, взметнув руку. – Не зли меня! – Заметив огонь в его глазах, молодая женщина сжалась в комок, ожидая удара. Мигом проснувшаяся старая мамка приподнялась, готовая позвать на помощь, но Ян опустил руку и за плечо развернул к себе жену.

   – Ты ничего не знаешь! – сквозь зубы процедил он в её побелевшее лицо. – Ты совсем ничего про меня не знаешь, а потому лучше молчи. И собирайся! Нам назавтра надо быть в дороге! Князь повелел – не нам против князя слово молвить! Иди!

И вышел сам, круто развернувшись.

Мало кто в Новгороде узнал, когда княгиня покинула голодающий город. Её возки сопровождала Янова сотня. Михайла Звонец с наместником Хохатом Григоровичем оставался в детинце единственным княжеским человеком.

Возвращаясь в Торжок, Ян чувствовал, как в нём клокочет гнев. То, что он увидел на улицах Новгорода, услышал от Ростиславы и Елены, тревожило его думы, лишая покоя. Измождённое лицо женщины, тянущей к нему на руках умирающего ребёнка, трупы на улицах, переполненные скудельницы, одичавшие собаки, опустевшие дома с распахнутыми настежь воротами – и меньшего было достаточно, чтобы возмутить любого человека. Въехав на подворье, Ян не стал дожидаться, пока сойдут княгиня и её спутницы, а сразу отправился к князю.

Ярослав только что вернулся от обедни и отдыхал в тишине. Он слышал шум на дворе, и когда Ян взошёл, привстал в нетерпении:

   – Приехали?

Но тут же осёкся, увидев глаза своего дружинника. Ян застыл в дверях, и взор его метал молнии.

   – Из Новгорода я, княже, – севшим голосом сказал он. – Умирает Новгород!.. Убили город! Ты убил!

Ярослав с удивлением поглядел на него.

   – Вон как ты заговорил! – промолвил он медленно, подходя. – Я, стало быть, виноват?

   – Ты! – в лицо ему выдохнул Ян. – Каб не твоя воля, ничего б не было! Ты видел, что там творится? Нет? Съезди, сам глянь!.. Трупы на улицах лежат, и никто их не убирает. Люди кору едят, траву! Собаки одни сытые с той мертвечины!.. Матери детей своих продают! Улицы целые обезлюдели! Даже обедни больше не служат – некому и не для кого!.. Чего ты хочешь? В пустом городе княжить? Так он уже пуст! Иди, бери голыми руками!

По мере того, как Ян говорил, лицо Ярослава всё более темнело. Он тяжело дышал, скрипя зубами, и наконец не выдержал.

   – Молчать, смерд! – сорвался на крик. – Как смеешь!

   – Смею, – отмолвил Ян. – Княжьим судом тебя сужу, князь, по правде. Новгород тебе сам поклонился, сам на стол взял. А ты ему чем отплатил?.. Ведаю, что можешь возразить мне, – торопливо добавил Ян, едва Ярослав приоткрыл рот, – что бояре народ мутят, каждый в свою сторону тянет. Сладить с вотчинниками, что вольности новгородские своими считают, трудно, но люди-го, смерды-то, горожане посадские чем виноваты? Их за какие грехи лютой смерти предаёшь?.. Ведь они-то и мрут! А бояре твои все по теремам затворились – у них кладовые полнёхоньки, житницы и бертьяницы[153]153
  Бертьяница - бретьяница – хозяйственное помещение, кладовая.


[Закрыть] не скоро оскудеют. Они живут, и горя не знают, а народ против тебя слово молвит... Опомнятся новгородцы, кликнут прежнего своего князя, Мстислава Мстиславича – что тогда скажешь? Одумайся, не плоди более зла.

   – То не твоя забота! – фыркнул Ярослав. – Явится Мстислав – сам с ним поговорю, по-своему!

   – Не заносись.

Услышав это, Ярослав окончательно потерял голову.

   – Да как ты смеешь? – закричал он, бросившись к замершему на пороге Яну. – Забыл, кто перед тобой?

   – Я-то помню, – как со стороны, услышал свой голос Ян, – а вот ты запамятовал.

Давно никто не говорил так с Ярославом. Вспыхнув, как трут, он взметнул кулак:

   – Да я тебя!.. В цепи! К новгородцам твоим!.. Ишь, защитник выискался!.. Да ты у меня...

Взглянув в белые от ярости глаза князя, Ян неожиданно совершенно успокоился и равнодушно принял его мечущий молнии взгляд. Два князя застыли друг против друга двумя изваяниями, и Ярослав не выдержал первым. Поднятая рука дрогнула, опускаясь, и он прохрипел с усилием:

   – Уйди!

Ян покачал головой.

   – Уйди, – громче повторил Ярослав. – Я же вижу – ты меня презираешь!

   – Каб я захотел уйти, ты б меня не удержал, – кивнул Ян, – но от тебя идти мне некуда, да и не за чем... Ты это после поймёшь!

Словно враз состарившись, Ярослав повернулся к Яну спиной.

   – И ты поймёшь, – сказал он. – Новгород стариной силён, а стариной ныне не прожить!.. Ты сам видел – никуда ему не деться без Низовой земли, пропадёт он. Так что ж Господину Великому зря спесь свою нянчить?.. Не хотел он добром под великокняжескую руку встать – так на коленях приползёт, а с Русью будет!.. Я сам всё знаю. Коли грех – сам за него отвечу. Мне советчики не надобны!

Он замолчал, и Ян, поклонившись его сгорбленной спине, потихоньку вышел.

Буквально по следам княгининого поезда в Торжок приспело последнее посольство от Новгорода – прямо звать Ярослава вернуться. «Ступай к Святой Софии, в свою отчину, князь, – говорили послы, – а нет, так иди назад». Князь повелел задержать и этих гостей. В глубине души он был доволен – гордый Новгород уже терял терпение. Вот-вот нарыв, что, как ему казалось, давно зрел в среде жителей, готов был прерваться – но в середине февраля нежданно-негаданно в Торжок одвуконь прискакал Михайла Звонец с немногими дружинниками. И кони, и всадники еле держались на ногах от долгой скачки. Едва отдышавшись, Михайла поведал князю невероятную новость – в Новгород вернулся князь Мстислав Удалой.

   – Примчался, и с дружиной, – рассказывал сотник. – Сразу к детинцу кинулся... Сеча была злая – те, кто со мной, только и успели вырваться. Прочие там остались – кто мертвы, кто в железа закован... Никого князь Мстислав не пощадил! Пропали мы, князь!

Ярослав, на крыльце слушавший эту новость, кинул на бывшего тут же Яна пристальный взгляд. Оба ещё не забыли давнего разговора – несмотря на всё своё влияние, изборец каждый день ждал опалы. Однако князь молчал – терпел. Сегодня терпение его могло иссякнуть, но Ярослав вдруг молча повернулся и стал подниматься по ступеням крыльца, не велев никому следовать за собой.

Однако уже вечером Торжок закипел. Ярослав спешно начал готовиться к защите города, разослал дружины делать засеки на дорогах, ведущих из Новгорода к Торжку, а тем временем впотай послал выборных новоторжцев в город, чтоб они подстроили на вече шум против Мстислава.

Посланные должны были отправить к нему гонца с известием, каковы дела в Новгороде, что с верными Ярославу людьми и что собирается делать князь Мстислав. Вести ожидались со дня на день, но вместо гонца внезапно, как снег на голову, в Торжок явился какой-то священник, назвавшийся послом Мстислава Удалого.

Появление его наделало переполоху – гостей от противника не ожидали. Обычно Мстислав не высылал никого вперёд, предпочитая действовать внезапно. Но в посланнике Ярославу почудился добрый знак, и он повелел допустить священника в горницы.

Маленький бойкий поп шариком вкатился в двери, истово перекрестился на иконы и положил князю глубокий поклон.

   – Здрав буди, князь Ярослав Всеволодович, – напевно, словно вещал у себя в соборе, заговорил он. – Я, смиренный раб Божий, именем отец Георгий, послан к тебе со словом. Прими весть от названного отца твоего, князя торопецкого и новгородского Мстислава Мстиславича по прозванью Удалого!

Ярослав поморщился, когда священник назвал Мстислава Удалого новгородским князем, но проглотил обиду и ответил:

   – И ты здравствуй, святой отец. Что же велел передать мне князь твой?

   – Ты ему сын, он тебе отец, – рассудительно молвил отец Георгий. – Негоже сыну на отца войной идти. Князь Мстислав напрасно крови лить не желает и обещает, что, коль ты мужей новгородских, кои у тебя путём неправедным содержатся, подобру-поздорову отпустишь и из Торжка в свою область выйдешь, то и он с тобой мир возьмёт.

Ярослав, не ожидавший такого, фыркнул, едва дослушав посла:

   – Коль я уйду, он со мной мир возьмёт?.. А когда я не хочу уходить? Новгород меня сам на княжение звал! Я – Новгородский князь!

Священник отступил на шаг, сложив руки на груди и смиренно взглянул на князя.

   – Не гневи Бога, сын мой, – спокойно отмолвил он. – Мирись с князем Мстиславом добром – будешь велик душой и бесчестья себе не сыщешь! Возьми мир с новгородским князем!

Прежде чем ответить, Ярослав по очереди обвёл взглядом всех, кто был с ним в горнице. Бояре, воеводы помалкивали – дело было княжеское, князьям его и решать. Изо всех только Ян мог бы что-то присоветовать, но он держался нарочно за спинами прочих, все слова меж ним и Ярославом были сказаны. Не найдя дружинника в первых рядах, князь снова взглянул на посла.

   – Вот тебе моё слово, святой отец, – молвил он, – воротись к своему князю и передай ему, что мира промеж нас нет и не будет! Мира не хочу и не приму!.. Новгород сколько ему, столько и мне принадлежит. Я зван был новгородцами честью, но они меня обидели, и не могу им не мстить, а с вами, как с родней, дела не имею. Так Мстиславу я передай! Ступай!

Священник хотел было что-то сказать, но Ярослав поднялся, махнул рукой и быстро вышел, не обращая ни на кого внимания.

Не солоно хлебавши, возвращался отец Георгий к своему возку. Грамот ему не вручили – наоборот, порвали данные ему князем Мстиславом. Ярослав, как ушёл, так и не видел больше посла новгородского, лишь передал через людей, чтобы тот убирался подобру-поздорову, когда не хочет с подвалами познакомиться. Отец Георгий в глубине души жаждал подвига и мученичества, но такого никогда. Да и князь ждал его с ответом.

Он сошёл с высокого крыльца и направился по утоптанному скрипучему снегу к возку, когда сбоку послышался тихий шёпот:

   – Отче! Погодь малость!

Отец Георгий оглянулся – из-за крыльца к нему шла молодая княгиня Ростислава. Священник никогда не видел дочери Мстислава близко, но догадался, что это она, по убору и глазам – красивым, светлым, чуть печальным и глубоким, как у её отца. Молодая женщина пугливо озиралась на крыльцо, с которого сошёл посол. За её спиной пряталась ещё одна женщина – вовсе незнакомая – не иначе, как ближняя боярыня.

Отец Георгий подошёл ближе:

   – Что угодно тебе, дочь моя?

   – Ты с Новгорода? – быстро молвила Ростислава.

   – Оттуда, с него самого. Послом меня князь Мстислав Удалой поставил...

Лёгкая радостная улыбка тронула губы княгини:

   – Батюшка?.. Как он? Здоров ли?

   – И здоров, и телом и духом крепок, государыня, – с готовностью принялся рассказывать отец Георгий. – Недуги его не тревожат, в бою смерть стороной обходит – не зря ж его Удалым прозывают!

– Зачем он тебя посылал?

   – Мир князю твоему предложить повелел, дабы не рушить ему семьи, дочери своей жизни не портить... – при этих словах молодая женщина потупилась, и священник докончил быстрее: – Да только не внял голосу разума князь Ярослав – и слушать меня не стал!

Ростислава ахнула, прижимая ладони к щекам, оглянулась на свою спутницу.

   – Что же это? Распря? – переспросила она.

   – Коль упорствовать Ярослав Всеволодич станет, не миновать усобицы, – вздохнул священник. – За грехи-то, видать, наши!..

Над головами беседующих скрипнула дверь.

   – Ростислава? – раздался голос Ярослава. – Ты почто тут?.. К себе иди и в чужие дела не лезь! Не бабье это дело!

Молодая женщина съёжилась при звуке голоса мужа, что не укрылось от взгляда отца Георгия. Не желая навлекать на княгиню горя, он заторопился:

   – Прости, матушка! Пора мне!

   – Погоди, – Ростислава ухватила отца Георгия за рукав рясы. – Возьми вот – батюшке моему весточку от меня передай!

Она быстро всунула в ладонь священника берестяную грамотку и бегом бросилась прочь. Отец Георгий, торопясь, пока не вздумалось Ярославу отнять женино посланьице, взобрался в возок и велел трогать.

В тот же вечер князь Ярослав зашёл на половину княгини и долго с нею о чём-то говорил. Что было сказано промеж супругов, осталось тайной. Только Елене, засидевшейся до полуночи с Ростиславой, удалось выведать кое-что. То, что повестила ей всхлипывающая княгиня, поразило её. Не веря услышанному и не желая верить, она со страхом пробиралась в изложню.

Ян давно был там, один. Он не ложился, мерил шагами полутёмный покой, ожидая жену. Когда скрипнула, пропуская её, дверь, он развернулся навстречу:

   – Где ты была?

Слова, какие бросал княгине Ростиславе князь, ещё звучали в ушах Елены, и она с испугом отпрянула:

   – Не тронь!

   – Да что ты, Олёнушка? – Ян шагнул к ней. – Что случилось?

   – Случилось!.. Почто ты нас из Новгорода вывез? – не в силах сдерживаться, воскликнула Елена, отступя к стене. – Скажешь, княжий приказ, жена за мужем должна следовать, так?.. За каким мужем? Таким, что намедни жену свою изменницей, переветчицей величает, грозится в поруб запереть, чтобы с его врагами не смела видеться!..

Опешивший Ян с удивлением слушал эту отповедь.

   – Да откуда ты это взяла? – наконец воскликнул он.

   – Оттуда и взяла! – Елена вскинула на него блестящие глаза. – У княгини я засиделась, была, когда князь к ней взошёл... Меня не стесняясь, такие он речи с нею вёл, что мне тошно стало!.. Её-то, голубицу, переветчицей величал, требовал, чтоб она открыла, почто отцу посылала!

   – А она Мстиславу, что, весть передала?

   – А то нет!.. Он ей отец ведь!

   – Негоже то, – сурово качнул головой Ян. – Мира князь не принял – знать, Мстислав нам враг нынче. А она...

От этих слов у Елены из глаз брызнули слёзы.

   – Ты такой же, как и он! – закричала она отчаянно. – Во всём вы друг дружку стоите!.. Ненавижу!

И опрометью бросилась вон.

Хлопнув дверью, Ян ринулся вдогонку. Не помня себя, Елена мчалась по терему и вылетела на тёмное заснеженное крыльцо. С разлёту она сбежала по ступеням на пустой двор, метнулась к клетям и дружинным избам, но растерялась – куда спрятаться. А сзади уже заскрипели знакомые тяжёлые шаги. Елена кинулась было, куда глаза глядят, но в этот миг две сильные руки обхватили её за плечи, и Ян легко, как пушинку, вскинул жену на руки.

   – Да куда ж ты от меня денешься! – ожёг шею его жаркий шёпот. Елена забилась в его руках, но Ян только поудобнее подхватил её и понёс назад.

   – Княжеские дела пусть князь и решает, – тихо говорил он по дороге, – то не наша забота. Ты моя жена, я столько тебя ждал, столько искал. Я тебя пальцем не трону, слова поперёк не скажу, только и ты мне не перечь... Люблю я тебя, больше жизни люблю и никуда от себя не отпущу!

Сжавшись в комочек в его объятьях, Елена невольно притихла и только вздохнула, когда Ян внёс её обратно в спальню и опустил на разобранную постель.

Владимир Мстиславич Псковский прискакал в город с малой дружиной. После трёх летнего отсутствия Плесков-град встретил своего князя удивлённо – горячие деньки, когда вече изгнало Владимира, успели позабыться. Ставленный Мстиславом Удалым племянник Всеволод Борисович был смирен, против веча и посадника слова не говорил, ряда не нарушал, жил со всеми в мире и оставленную своим предшественником княгиню с сыновьями не притеснял. Старший сын Владимира, юный княжич Ярослав уже входил в возраст. Не будь в городе старшего князя, он мог бы, слушая советов старого кормильца Владимирова, набольшего боярина Бориса Захарьича, сам править городом.

Князь Всеволод не стал спорить с Владимиром, когда тот беспрепятственно въехал однажды в распахнутые ворота детинца. Наоборот – он даже принял его с честью и не особо возмутился, когда Владимир дал понять, что вернулся надолго, если не навсегда. В конце концов, Всеволод мог ещё вернуться в свой родной удел.

Княжич Ярослав с порога, забыв достоинство и наставления старших, с криком радости бросился отцу навстречу:

   – Батюшка! Вернулся, родимый!

Владимир потрепал рыжеватые кудри юноши:

   – Что, соскучился без меня?

   – А то нет! И матушка убивалась... Куда ты запропал?

   – В разных местах был, – приобняв выросшего сына за плечи, Владимир пошёл к покоям княгини. – По первости в Полоцке жил, а потом в Ригу перебрался... Тамошние правители меня приняли, как по роду моему положено, удел у меня там – целый край, никак не меньше Псковской земли!

При этих словах глаза юного Ярослава загорелись:

   – А можно побывать в тех землях, отец? – Владимир нахмурился – не по своей воле уехал он из волости[154]154
  Волость – местность, область, подчинённая одной верховной власти.


[Закрыть], где был самовластным правителем, не боящимся ни веча, ни посадников. Сидел бы там до сей поры, да ливонцам не по нраву пришлось, что рядом русский. Что ни день, то летели рижскому епископу жалобы на князя-изгнанника. Тот бы рад крыть, да нечем. Долго терпел Владимир напрасные обиды, защищал от завистников свои владения, но потом иссякло терпение, и он вернулся во Псков.

Теперь он снова дома, на родине, с семьёй. Сознание этого придало ему силы, и князь улыбнулся сыну:

   – Непременно увидишь, Ярослав!

...Всеволод Борисович был под стать дяде своему, Мстиславу, распри из-за владений не хотел. Собрался в несколько дней и уехал, благо и жена с детками оставались в другом городе. А Владимир Псковский сел на старый стол, будто ничего не случилось. Помешать ему никто не мог – старший брат, князь Удалой, воевал в Галиче, ему было не до того.

В начале зимы Мстислав неожиданно вернулся, но не придал значения возвращению брата. Наоборот, он ему даже обрадовался: через несколько дней гонец привёз из Новгорода грамоту с наказом Владимиру Мстиславичу Псковскому собирать полки и идти на помощь старшему брату в поход против тестя его, Ярослава Всеволодовича.

В Торжок возками, в сопровождении семей и дружин, приехали четверо новгородских бояр из числа тех, кто оставался верен Ярославу. Вёл их давний Князев доброхот Владислав Завидич. По словам перебежчиков, Новгород, как один человек, целовал крест Мстиславу Удалому и обещался помочь ему в борьбе против его тестя. Выслушав бояр, Ярослав, словно очнувшись от долгого сна, развил отчаянную деятельность. Всех новгородцев и новоторжцев, что сидели у него в подвалах, он вывел оттуда, перековал и отправил в свою старую родовую отчину Переяславль. Сам тронулся следом, послав гонцов к брату Юрию с просьбой о помощи – Мстислав Удалой начинал войну. Она пришла с весной.

Глава 13

На призыв Мстислава, который посчитал обиду, нанесённую Ярославом Новгороду, своей личной, откликнулись, кроме брата Владимира, другие его родственники, с которыми он совсем недавно ходил на Всеволода Чермного – двоюродные братья Рюриковичи[155]155
  Рюриковичи - династия русских князей, в том числе князей Киевских, Владимирских, Московских и русских царей (IX– XVI вв.), считавшимися потомками Великого князя Рюрика, правившего в 862-879 гг. Последний Рюрикович – царь Фёдор Иоаннович (1557-1598).


[Закрыть], другие смоленские князья и сам Константин Ростовский. Этот последний, хоть и не одобрял распри в семье – Ярослав и Юрий были его братьями, – но давно понял, что словами этих двоих не усмирить, нужна сила, и согласился этот урок им преподать. Кроме того, пересылаясь с ним ещё будучи в Новгороде, Мстислав прямо пообещал Константину Всеволодовичу великое княжение, злодейски отнятое у него братом Юрием. Став Великим князем, тихий и незлобливый по натуре Константин сможет обеспечить покой и мир – так думал Мстислав Удалой, сам ценивший худой мир пуще доброй ссоры. Константин думал так же и согласился. В случае победы Мстислава кроме великого княжения он получал союзника и мог простереть свою власть гораздо дальше Владимирской Руси, захватывая Галич, Смоленск и Киев[156]156
  «...захватывая Галич, Смоленск и Киев» – Галич входил в состав Галицкого княжества (северо-восточные склоны Карпатских гор, по верхнему течению Днестра и Прута). Смоленск – Смоленские земли находились в центре всех русских областей, занимая верховья Днепра и Западной Двины. Киев – к описываемому в романе времени утратил своё прежнее значение первопрестольного города.


[Закрыть].

Ярослав же, спешно покинув Торжок, отправил верных людей во Владимир к Юрию – брату, который, как он знал, его не оставит. Юрий откликнулся с готовностью и сразу же выслал вперёд младшего Святослава с большой дружиной и приказом начинать войну. Сам же кинул клич по низовым землям – муромские князья издавна держали руку Владимирской Руси[157]157
  Владимирская Русь – Суздальская Русь, Владимиро-Суздальское княжество – крупнейшее древне-русское феодальное государство в северо-восточной Руси. С X в. до середины XII в. Ростово-Суздальское княжество – удел в составе Киевской Руси, с середины XII в. – княжество, столица – Владимир на Клязьме. В XIII-XIV вв. титул Владимирского Великого князя считался главным в северо-восточной Руси. Земли Владимиро-Суздальского княжества вошли в состав Русского государства.


[Закрыть], была и надежда на рязанских: целовав крест на верность Великому князю, они должны были по первому зову встать под его знамёна. Явившись в Переяславль, Ярослав узнал, что Юрий уже начал дело, а Святослав и вовсе успел осадить Ржев – один из принадлежащих Мстиславу Удалому городов. Всё это было несомненным добрым знаком.

В предчувствии победоносной брани, Ярослав ходил гоголем. После того злополучного случая с посланием он не разговаривал с княгиней Ростиславой, нарочно грубо отсылал от себя её боярынь, если те приходили со словом от неё, а когда Ростислава однажды явилась сама объясниться с мужем, при ней нарочно усадил на колени холопку и поцеловал на глазах у обомлевшей от такого бесстыдства жены. С того дня княгиня сама не искала встреч с супругом. Давно выбившаяся из холопства благодаря ласкам князя Катерина ходила павой и при всех не стеснялась говорить, что, будь Князева воля, он бы её сделал княгиней, а бывшую жену сослал в монастырь.

А Ярослав нарочно удалял от себя Ростиславу. «Сперва с её отцом разберёмся, а потом и с нею буду разговаривать, – решил он. – Одолею Мстислава – так и быть, авось прощу. А не одолею... Ну, это мы ещё посмотрим!» С той мыслью он и отбыл к Юрию со своей дружиной.

Муромские князья откликнулись на призыв мгновенно и явились, приведя с собой не только свои полки, но и наёмников-бродников[158]158
  Бродники - разноплеменные бродячие группы, жившие в степях Северного Причерноморья и участвовавшие в военных походах Руси.


[Закрыть]. Из рязанской земли пришла совсем маленькая горстка ратников. Но не это огорчило братьев – в те же дни пришла весть о первой удаче Мстислава Удалого: его воевода Ярун Нежич с отрядом воинов всего в сотню мечей выбил из Ржева Святослава Всеволодича. Потеряв чуть ли не всё войско, молодой князь прискакал с этой новостью во Владимир.

После этого стало ясно, что переговоры вести поздно, и на последнее предложение Мстислава остановиться Ярослав ответил коротко: «Мира не хочу!»

Давно город Юрьев не знал близ себя такого. По берегам речек Хзы и Колокши встали полки Великого князя Юрия, его братьев Ярослава и Святослава и муромских князей – три десятка с малым. Чуть поодаль, на речке Липице[159]159
  «...встали полки... на речке Липице...» – 21-22 апреля 1216 г. на реке Липице у Юрьева-Польского произошла битва между войсками новгородцев под командованием Мстислава Удалого и войсками владимиро-суздальских князей, которые потерпели жестокое поражение, по сообщению летописцев, потеряв только убитыми более 9 тысяч человек. У победителей решающую роль сыграли новгородцы и смоляне, бившиеся в пешем строю. «О страшное чудо и дивное, братие! – восклицает летописец. – Пошли сыны на отцов, а отцы на детей, брат на брата, рабы на господ, а господа на рабов».


[Закрыть] – Мстислав Удалой с братом и родней и Константин Ростовский. Их полки, коль поглядеть с вершины горы Авдовы, где был поставлен головной полк князя Юрия, числом вроде были поменее.

Обе стороны заняли две горы: Авдову – владимирцы и противную ей, Юрьеву – новгородцы. Иного места выбрать было нельзя – меж ними в заболоченной низине протекал тоненький ручей Тунег, берега которого густо поросли нехожеными дебрями. Пройти напрямик кустарником и болотами коннице и даже просто большому числу людей нечего было и думать. Не раз и не два засылали Мстиславичи и Константин к братьям послов с предложением отвести полки в чистое поле, где и решить дело – Юрий и Ярослав упёрлись, как бараны.

... Привстав на стременах, Ярослав долго озирал со склона Авдовой горы широкое заросшее болото и поблескивающую меж деревьев ленту Тунега. На той стороне, словно спасаясь от излишней сырости, на таком же крутояре разбили стан противники. В чистом весеннем воздухе – была середина апреля, только что прошла Светлая Христова Пасха, начиналась Фомина неделя – всё было видать далеко и ясно. Расправив плечи, Ярослав дышал полной грудью.

   – Самая пора биться, – мечтательно молвил он. – Дай только знак! Я уверен в успехе, брат!

Юрий, к которому были обращены эти слова, усмехнулся и тронул коня, равняясь.

   – Я тоже, – ответил он. – Мстислав Удалой всё о мире говорит – помнишь, что его посол вчера сказывал? Мол, крови не дай нам Бог видеть! А посадите-ка лучше Константина на великокняжеский стол во Владимире. Тогда вам вся Суздальская земля!

   – Много хочет, – фыркнул Ярослав. – Константин ему удобен, вот он его и тычет. А кто он нам? Дядька, что ли, чтоб указывать?

   – Ну, тебе-то он не чужой, – осторожно вставил Юрий, – ты на его дочери женат, он тебе вроде как отец получается!

При упоминании о княгине, оставленной с самого начала войны в забросе, Ярослав гневно фыркнул:

   – Женат я на ней, как же! Я на рыбе холодной женат! Взойдёшь к ней, обнимешь – а она застывает, как ледяная!.. И хоть бы приласкалась сама когда – нет, ходит по терему, ровно незамужняя. И – то пост, то именины мученика, то память угодника какого ни на есть. Всё отговорки!.. Самого простого чуралась!.. Как с такой жить, скажи на милость, когда последняя холопка на церковь не глядя, так тебя согреет, что хоть на всю ночь её у себя оставляй! Жена она мне или не жена?.. Долго я выходки её терпеть должен?

   – Вернись да проучи как следует, – прямо предложил Юрий.

   – Вернусь... Дай с отцом её разобраться!

   – А я что? – пожал плечами Юрий. – Я разве с этим спорю? С Мстиславом и я бы не прочь разобраться! Ишь, чего захотел – миротворцем заделаться! Да нас с Константином отец не мог помирить – Мстиславу ли быть судьёй нам?.. А так я на твоей стороне, братец. Помнишь, что я послу его сказал – я, мол, и брат мой – один человек. Что Мстислав брату моему сделал, то и мне!.. И от слова своего не отступлюсь!

   – Оно и верно, на то ты и Великий князь, – согласно кивнул Ярослав. Хлестнув коня, он первым поскакал к шатрам.

Там уже заканчивали накрывать столы. Мирное предложение противника накануне битвы всеми было расценено как признак слабости Мстислава и его союзников. Константин, его ставленник на стол Великого князя, пуще смерти боялся лишнюю кровь пролить. Он последним поднимет меч и может вовсе своим примером отвадить остальных. Это радовало, и за будущую лёгкую победу не раз и не два поднимались на пиру заздравные чаши. Пили за Ярослава, за Великого князя Юрия, за новые вотчины и новые земли, за победу и верных дружинников. Хмельные меды лились рекою, и так же, как реки, лились речи, становясь с каждой чашей всё обильнее.

   – Не было того ни при дедах, ни при прадедах, чтоб какая рать вошла в Суздальскую землю, да её же повоевала! – вещал один. – То и в летописях сказано!

   – Да соберись тут вся земля – и Рязанская, и Черниговская, и Галицкая, и Новгородская, – старался другой.

   – Да Новгородская уж здесь, – подначивали его.

   – И пущай! Пущай будет Новгородская – да вкупе с прочими, не сдавался тот, – всё одно не устоять им против нашей силы!

   – Мы их сёдлами закидаем! – крикнул из дальнего угла Михайла Звонец, всё ждавший случая блеснуть острым умом.

Слово Звонца понравилось – все столы принялись повторять его присказку про сёдла на все лады и перекатывали его на языках до тех пор, пока сидевший ближе других к Ярославу ближний боярин Творимир Олексич не повернулся к своему князю всем телом. Не одну чашу осушил он уже на пиру, но мутный было взор его светлел.

   – Слушай, что скажу я тебе, княже, – молвил он, не повышая голоса, – всё равно в общем гаме его могли услышать только близсидящие. – Пока не поздно, мириться всё же надобно!.. Вы не смотрите, что полки смольян малы – князья их, сказывают, в битвах мудры и смышлёны. А про самого Мстислава Мстиславича не зря слава по земле идёт – он витязь, каких поискать, и удача воинская за ним по пятам идёт. Коль дело только в том, дали б вы старшинство Константину – и делу конец!..

Гулко и шумно на пиру, да и мечник Василий с чем-то пришёл, его выслушать надобно, но чуть долетели слова боярина до Ярослава – князя как подменили. Только что был весел – пил, со всеми болтал, песельников слушал, а тут потемнел, вскинулся и со всего маха грянул чашей об стол.

Пир вмиг стих – словно все разом в рот воды набрали. Боярин Творимир сидел ни жив ни мёртв, сам страшась того, что осмелился перечить князю. Ярослав поглядел на него невидящим отчуждённым взглядом.

   – Не дело ты молвил, боярин, – сказал глухо и резко встал.

   – Братья-князья и дружина старшая[160]160
  Старшая дружина – состояла из немногочисленных наиболее знатных дружинников, бывших близкими советниками князя, нередко они получали от него право сбора дани в нескольких областях в свою пользу и имели свои дружины.


[Закрыть]! – прокатился под сводами шатра его голос. – В бою никого не щадить! Коль достанется вам в руки обоз, будут вам кони, платье и всё прочее, а кто возьмёт в полон живого человека – сам будет убит!.. Ваша добыча с мёртвых. Убивай и того, на ком платье золотого шитья. В живых оставим только князей – а с теми потом решим, что делать будем!.. Вот вам мой сказ. Веселитесь пока!

Качнувшись, он шагнул от стола и нетвёрдой походкой вышел вон. Переждав миг, за братом следом отправились Юрий и Святослав. Затворившись во внутренних покоях великокняжеского шатра, они втроём долго, чуть ли не до ночи, шептались впотай – спорили, кому какую землю брать после победы. Ярослав отговорил себе непокорный Новгород, решив, что всё-таки смирит его, как мечтал. Юрий брал себе всю Владимирскую Русь, старый богатый Смоленск за помощь судили Святославу, а южную Русь всю отдавали многочисленному роду черниговских князей. Впрочем, она сейчас мало кого интересовала.

Пока на вершине судили да рядили, полки целыми днями стояли на местах и ждали знака к битве. Окружив стан тыном[161]161
  Тын – частокол, оборонительное заграждение из врытых в землю заострённых брёвен.


[Закрыть], они маялись от скуки, изнывая в нетерпении. Мстислав с союзниками тоже не давали знака к битве. В полках той и другой стороны нарастало желание боя – его хотели все, все были уверены в победе, и от избытка сил кое-какие лихие головы с обеих сторон понемногу начинали выходить в поединках друг против друга. Побеждал то один, то другой, но это не остужало боевого пыла. Ян вернулся с последнего пира помрачневшим – несомненно, Ярослав был слишком пьян, чтобы в здравом уме отдавать такой приказ. Он прошёл к своим людям, сотня находилась в радостно-озлобленном возбуждении, все предчувствовали битву, и у многих чесались руки. Отовсюду слышались возбуждённые громкие голоса, дружинники в несчётный раз проверяли оружие, ополченцы сбивались кучками и поглядывали в сторону врага. Там тоже шла такая же торопливая жизнь, неуловимо похожая и в то же время отличная. Откуда-то просочилось и сюда меткое словцо Михайлы Звонца. «Мы их сёдлами закидаем», – слышалось отовсюду.