Текст книги "Тропой лекаря (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

* Служители Светлого Святого проходят в своем росте пять ступеней. Те, кто на самой низкой ступени, только-только в церковь пришли и клятвы дали – рабы Светлого Святого. Чуть выше – холопы Светлого Святого. Следующая ступень – слуги Светлого Святого. За ними – приближенные Светлого Святого. И на самой вершине церкви – доверенный Светлого Святого. А обычные люди? Это просто его творения. Даже не рабы его. А скорее игрушки. Захочет – сломает, захочет – выбросит. Прим. авт.

Эх!

Вот только заснуть собрался, и нате вам! Совести у них нет! Ну,  если это окажется что-то неважное – будут ночь на коленках молитвы читать! Поделом холопам нерадивым!

Мужчина с ворчанием открыл дверь, и тут же понял – не зря.

Перед ним стоял молоденький раб Светлого. Запыхавшийся и с отчаянными глазами.

– Меня слуга Шантр прислал! – выпалил он. – Прийти просит!

– Зачем? – брюзгливо осведомился приближенный.

Идти не хотелось.

Снимать халат и мягкие тапочки, одевать рясу, идти через весь храм, выслушивать неприятное (а то какое ж?) известие...

А придется.

Выше него – только доверенный, так что вся власть в храме – его. И ответственность его, и проблемы его, и свалить их не на кого.

Приближенный Фолкс кивнул рабу, которых в храме насмешливо называли рябчиками, мол, подожди за дверью – и отправился одеваться. Хорошо, под рясу можно ничего не надевать – все одно не видно. А наглецов под нее заглянуть тоже не найдется.

Так что через десять минут он уже шел по переходам и коридорам Храма. В лабораторию Шантра.

– что случилось?

В лаборатории дым стоял коромыслом в буквальном смысле слова. Что-то сгорело и воняло немилосердно. Сам Шантр, подлысоватый старикашка лет семидесяти, пребывал по этому поводу в отличном настроении и даже не ругался, что было весьма странно. Уж сколько раз приближенный отчитывал его за грех сквернословия и суетности.

– что случилось?

– О, еще как случилось, – мигом отвлекся от дел Шантр, и это тоже было странно. – Прогуляемся?

– Зачем? – нахмурился приближенный.

– И то верно, незачем, – дробно, словно горох рассыпали, захихикал старик. – я и тут могу все сказать. Чуете, горелым пахнет?

– Весь Храм чует.

– А знаете, откуда?

На этот вопрос приближенный решил не отвечать. Еще не хватало, участвовать в идиотских играх полоумного старика, который от своей силы рехнулся. Маг-воздушник, слабенький и хилый, Шантр почти ничего не умел, силы был не просто невеликой – крохотной, а потому пытался компенсировать свой дар различными приспособлениями. Служил Храму вот уже лет тридцать, ненавидел весь окружающий мир и нещадно издевался над всеми окружающими, нарываясь на такое же 'любезное' отношение.

Шантр потер сухонькие ладошки, глазки, утопленные в череп, загорелись злорадными огоньками.

– прибор расплавился.

– Какой? – не хватило терпения у Приближенного.

– Натурально, тот самый, который магов обнаруживает.

– Магов?

– Да не простых, а магов жизни.

Фолкс едва не сел, где стоял.

Магов? Жизни!? В АЛЕТАРЕ!!?

Это – правда?!

– Еще какая правда. Да сильный какой, прибор аж расплавился.

– так с помощью этой дряни можно их вычислять, – пробормотал Фолкс. Зря.

Шантр аж в воздух взвился.

– я же говорил! Мне тут не доверяют! Не уважают! Мой талант...

Фолкс едва не застонал вслух. Ну вот, теперь не успокоится, пока не расскажет всем, какие они, люди, сволочи и как не ценят его, сиротинушку. А перетерпеть придется, иначе вредный старик ничего не расскажет про мага.

Ох, лучше б ему зубы драли наживую! Да кузнечными щипцами! Но Фолкс не стал бы приближеным, не умей он терпеть и смиряться, пресмыкаться и подлизываться, прогибаться и подличать. Вот и сейчас он внимательно и сочувственно слушал Шантра, поддакивал, утешал – и мужчина понемногу успокоился. И рассказал самое главное.

У него был приборчик, способный определять вспышки силы жизни в Алетаре. Ну... как в Алетаре? Неподалеку, в белом городе, за зеленый он уже не поручится. И он готов поклясться, что кто-то использовал магию жизни. да сильно так, ажно в глазах полыхнуло, а несчастный прибор и вовсе не пережил потрясения. Оплавился и потек на пол каплями металла.

– Маг жизни? – переспросил Фолкс.

– Да.

– Сильный?

– Очень сильный.

– Хм-м...

Что делать – Фолкс знал точно. Искать мага, и как можно скорее! Искать и искать, потому что маги жизни – величайшая ценность Храма.

Светлый Святой выразил им свое благоволение, одарил чудесными возможностями, и если они соглашаются использовать их во благо Храма...

Сколь много добра можно сделать людям!

Ведь что в мире главная ценность? Золото? Смешно! Бриллианты? До поры до времени.

Самая главная ценность – это жизнь. И здоровье. А их не купишь ни за какие драгоценности, не вернешь близким, не вымолишь в Храме. Чего уж там! Это рабам и холопам можно мечтать и на что-то надеяться, а взрослые люди должны мыслить иными категориями. Уже к рангу слуги изрядно лишаешься иллюзий,, а к рангу приближенного не остается и крупицы человеческих чувств.

Только польза Храма, только польза дела.

Да, и для людей тоже. Но в руках Храма, так будет и лучше, и спокойнее. Понятно ж, кто еще кроме храмовников может правильно распределить ресурсы?

– Это точно в Алетаре?

– Безусловно. И силы маг столько выплеснул... мертвеца на ноги поднимал,  не иначе!

Фолкс кивнул.

Будем проверять Белый город в поисках чудесных исцелений полутрупов. Будем...

Если это не поможет,  проверим всех приезжих,  всех лекарей,  всех травниц... хотя и это может не помочь. Иногда бывает и так,  что у человека открывается дар совершенно спонтанно. А иногда...

Жизнь – странная и коварная стихия.

Бывает и так,  когда говорят: 'жизнь вымолили'. Еще как бывает.

Когда человек себя забывает,  все отдает в беззвучной мольбе,  кричит от боли всей своей сущностью – вот тут и бывает истинное чудо. На краткий момент такой человек становится вровень с любыми магами. Могло ли устройство почуять такое?

Шантр подумал и сказал,  что могло. Вполне. Сила есть сила,  на то она и жизнь.

Фолкс покривился. Сила силой,  чудо чудом, только вот Храму таковые 'чудотворцы' бесполезны. Они же ничего не повторят,  им все бесполезно, чужого-то человека так лечить не заставишь. Так за близких просят,  за родных,  и то – часто бывает,  что человек себя сжигает,  свои годы жизни отдает. И не жалеет об этом.

Но искать надо. Ой как надо.

Приближенный поблагодарил Шантра и удалился к себе. Надо разрабатывать план и начинать поиски. Маг жизни должен быть в Храме.

***

Всплеск силы жизни почувствовали все маги Алетара, настолько он был силен. Но у них были другие планы на объявившееся сокровище. И делиться с Храмом никто из них не собирался. Самим мало.

А вот найти мага...

Найти обязательно надо. И искать будут – со всем прилежанием и тщанием. Чего не сделаешь для родины и рода?

Глава 9

Храм.

Не люблю я это место, ох, не люблю. Но выбора нет.

Мы идем бок о бок с господином Варном и беседуем, почти как старые друзья. Я расспрашиваю о графине, и оказывается, что пока с ней все в порядке.

Граф запер жену, приставил к ней четырех служанок и четырех же слуг, так, что даже в отхожее место бедняжка прогуливается только под присмотром.

Я ей даже не сочувствую – не заслужила. Право на мое сострадание эта женщина утратила, когда попыталась убить своего ребенка.

Нельзя так поступать.

Я понимаю, что не оригинальна, но – нельзя. Мерзко это, гадко и подло.

Со своей жизнью ты что хочешь делай, но раз уж у тебя хватило дури с кем-то спать и не хватило ума позаботиться об отсутствии последствий – все. Теперь это твоё.

Твой ребенок, твоя ответственность, твоя забота – и ты обязана родить его, вырастить и сделать человеком.

Просто потому, что твои родители не выкинули тебя в сточную канаву, хотя, возможно, и пожалели об этом. Я вчера об этом тоже думала.

Вот так, выйдешь замуж, родишь, а потом окажется, что выросла у тебя дурища, вроде этой графини. И будешь смотреть, и думать – что?

Где я промахнулась?

Как у меня такое выросло?

Почему я ее в зародыше не убила?

Не знаю... в любом случае, ребенок ни в чем не виноват. Хотела ты его, не хотела, а теперь он твой. Смирись и расти, потому что иначе нельзя, иначе прервется род человеческий.

И не надо мне говорить – заставили, принудили, к кровати привязали! Не было у графини такого, это-то я вижу. Я знаю, как выглядят жертвы насилия, я знаю, как выглядят жертвы супружеской жестокости – в желтом городе можно насмотреться всякого. И я видела их глаза.

Они... темные.

Пустые, равнодушные, и где-то глубоко в них плещется холодная вязкая смесь из боли и равнодушия. Так смотрит обреченное существо. Только вот эти женщины не закатывают истерик. Они боятся.

Боятся боли, боятся вынырнуть из своего омута, боятся прогневать своего хозяина и повелителя, который в драных штанах шляется по двору, чешет задницу и отвешивает жене оплеухи. Они боятся.

А графиня не сломана, нет. Она просто капризна и истерична, только вот ни капли не боится.

Иначе вчера, когда граф шагнул к ней, поднимая руку, она бы съежилась, хоть как-то закрылась, так поступают все, кому причиняли боль достаточно часто, а она просто билась в истерике и смотрела со злостью. Ее не били ни разу, уж столько-то я понять могу.

И чего людям надо?

Вышла замуж, пусть по договору, но за нормального мужчину. И вместо того, чтобы притереться...

Мои мысли обрывает скрип храмовой двери.

И – нет. Я не боюсь, ни капельки не боюсь.

Бабушка, как же я тебе благодарна. Надеюсь, там, где ты сейчас оказалась, ты меня услышишь, родная. Спасибо тебе.

За науку, за амулет, за все...

– Госпожа Ветана? Господин....?

– Варн. Майло Варн.

Майло вежливо кланяется, улыбается. Наш холоп улыбается ему в ответ.

– Здравствуйте. А я смиренный холоп Его – Лирет. Рад видеть вас в нашем храме. Позволено ли мне будет спросить, что привело вас сюда?

– Да, разумеется.

Мало осеняет себя знаком, я не отстаю. И улыбаюсь так, что мышцы лица начинают болеть. Если бы завтра снесли все храмы – что бы изменилось?

Да ничего, эти паразиты нашли бы себе другое место для торговли человеческими страхами и надеждами.

Да, я не люблю храмовников! Надеюсь, Светлый простит меня за это, но можно любить собаку, и не любить ее блох. А храмовники это и есть блохи.

Они кормятся на существовании Светлого, они получают с него прибыль, они уверены в своей приближенности к нему... Интересно, хоть раз они задумывались, что Он им скажет, когда они окажутся перед Его ликом? Или они так свято уверены, что если они учат других, то сами могут быть небезупречны?

Неважно, сейчас это неважно. Надо не уплывать в свои мысли, а сосредоточиться на беседе. Майло как раз рассказывает, что я лечила госпожу графиню... и наш собеседник словно... делает стойку?

Да, у отца были охотничьи собаки. Вот они так же застывали – голова вперед, тело в струнку, лапы напряжены...

– Да, конечно. Пройдемте к Книге.

Книга Светлого. Артефакт каждого храма. Где-то она большая, где-то поменьше, но везде ее стараются сделать роскошной. Обтягивают переплет бархатом, усаживают драгоценными камнями, простегивают золотом. Иногда красиво, иногда это выглядит откровенно нелепо. Но камни есть везде, и я даже знаю почему. К драгоценным камням удобно цеплять заклинания. Вот и здесь – сапфиры, лазурит и жемчуг.

Сапфиры – приносят божественное благоволение, лазурит – верность и честность, жемчуг – свет и чистота.*

* Камнем честности (и иногда, как ни забавно – юристов) считается не лазурит, а азурит, но я чуть модифицировала название, все равно их часто путают. Прим. авт.

Я касаюсь переплета ладонью.

– Клянусь хранить врачебную тайну касательно графини Эрнан, никому не открывать, чем она болела, не рассказывать, не давать понять никоим образом, не разглашать секретов, касающихся ее здоровья. Да услышит мою клятву Светлый.

По жемчужинам пробегает легкий блик.

Услышано.

Майло Варн кладет руку на книгу.

– Я, Майло Варн, камердинер графа Эрнан, от имени графа принимаю клятву и свидетельствую, что господа Ветана будет свободна от нее, если молчание принесет вред ее жизни или здоровью. Да услышит меня Светлый.

Стандартная формулировка.

Я обещаю молчать, мне обещают, что клятва рассеется, если случится что-то... сложное. Например, меня спросит тайная королевская служба, бывало и такое. Иногда спрашивали, и жестко, и если кто-то не отвечал...

– Госпожа Ветана, – холоп чуть мнется. – Не могли бы вы осмотреть одного человека? У нас, в Храме?

– да, разумеется.

Говорить о плате за визит, конечно, не стоит. Так забавно...

Храмовники не брезгуют продавать верующим освященные образки, свечи, прочую пакость, которая якобы спасет, убережет и защитит, но стоит заговорить о том, что они должны заплатить за что-то...

Да как же ж можно?!

Они же Служители Светлого! Они выше такой гнусной материи, как деньги, ближнему своему (особенно им) надо помогать бескорыстно, а брать деньги с Храма – плохо. Кто бы мне объяснил почему?

Кстати, в Раденоре для них поставлены жесткие условия. Еще Александр Проклятый обрубил храмовникам хвост по самые уши. Им официально запрещено владеть землей, им запрещено строить больше пяти храмов в городе, налоги для них вдвое больше, чем для купцов...

Говорят, что когда Александр Проклятый заявил им, что Храм будет платить налоги, они возмутились. Мы же слуги Светлого. Вы и с него налоги драть будете?

Да, – ответил Раденор. – Так что платить будете десять процентов с доходов за себя и десять за него. Или маловато? Надо за него двадцать процентов брать?

Больше никто судьбу не искушал. И на тридцать процентов не нарывался.

Майло вопросительно смотрит на меня. Я опять задумалась?

– Да разумеется, – отвечаю я. И отвечаю правильно, потому что Майло кланяется холопу, а потом и мне.

– До встречи, госпожа Ветана.

– До встречи, господин Варн.

Майло уходит.

Мне становится неуютно в храме, но я упорно не показываю вида. Улыбаюсь, гляжу на холопа.

– Пройдем к больному?

– Да, госпожа Ветана. Идите за мной.

Холоп проходит в притвор, открывает небольшую дверцу и мы начинаем подниматься на второй этаж по винтовой лестнице.. а ведь и правда... сколько я бывала в храме, но никогда не задумывалась, что тут есть еще, кроме места, в котором проводятся богослужения? А оно есть.

Настоящий дворец, кстати говоря. Лестница, по которой мы идем, сделала из мореного дуба, панели, которыми обшиты стены – тоже резной дуб,, выглядит чуть мрачновато, но сделано все с таким вкусом, что даже жаль. Такое надо показывать людям, а здесь – это достояние горстки храмовников. Неприятно.

Я иду по коридорам Храма, в которые пускают далеко не каждого, а вот гордости нет. И радости тоже нет. Есть усталость и неприятие происходящего. И когда передо мной открывается тяжелая дверь, я послушно делаю шаг вперед.

Под одеялом лежит больной человек. Наверное, больной. Желтоватое пергаментное лицо покоится на подушке,. Поверх одеяла лежат старческие кисти с синими узловатыми венами, в комнате душно и неприятно пахнет благовониями – в храмах не чувствуют меры. Они так пропитываются этими запахами, что не понимают, как людей может мутить от их избытка. Меня вот подташнивает – или это от волнения?

Но внешне я стараюсь не выдать себя. Присаживаюсь на кровать, беру мужчину за руку, слушаю пульс.

Сложнее всего – не выпустить свою силу. Но я знаю, на чем попадаются маги жизни. Именно на сострадании, а еще – на привычном использовании силы жизни.

Привычном.

Бабушка многое объяснила мне, когда поняла, что происходит. Рассказала, как искали магов жизни. Как подставляли им безнадежных больных, как провоцировали на вспышки, как...

Может, за это время и что-то новое придумали, но пока я смогу – я буду держаться.

Мягко расспрашиваю мужчину о симптомах болезни, собираю сведения, выслушиваю, что он ел, что пил... мужчина жалуется на боли в пояснице, и я прошу его перевернуться. Как легко было бы сейчас прощупать его своим даром!

Определить, что там с почками, застужены они или нет, если да – то насколько, может, даже и подлечить... Держись, Вета.

Хорошо уже то, что вчера я выплеснулась до донышка – и сейчас мой дар не рвется наружу. Я спокойно держу его в клетке. Я умею, я справлюсь.

Это как представить внутри себя маленькое солнышко. Но сейчас на небе тучи, и я вся непроницаемо-серая и хмурая. Оно есть, оно внутри, но кто его увидит?

Обычные люди примерно так и выглядят. Кажется, я прохожу проверку, потому что мне тоже задают обычные вопросы.

Давно ли я лечу людей, сколько у меня умирает, сколько выживает, почему я занялась этим ремеслом...

Ответы у меня есть. Они все правильные и честные.

Давно ли? Да с детства, как соображать стала.

Сколько у меня умирает? Не больше, чем у других лекарей. Выздоравливает столько же. Многое зависит от болезни, с которой обращаются, что-то ни один лекарь не вылечит.

Почему я решила заняться этим ремеслом? Во-первых, верный кусок хлеба в любые времена. Во-вторых, мне было интересно, мне это понравилось, мне так хотелось. Какие еще могут быть причины?

Кажется, храмовники недовольны, но меня это мало волнует. У меня свои вопросы.

Что если, что пили, не простужались ли, с какой частотой ходите в туалет...

Почки чуть увеличены, область их болезненно отзывается на прикосновения. Что-то подсказывает мне, что это камень в почке. Это я и сообщаю храмовнику. Советую сок свеклы, спорыш, луковый отвар, получаю благословение и с чистым сердцем ухожу из Храма. Пусть меня проверяли, только вот камни в почках у этого типа вполне настоящие.

Бляшка амулета ощущается небольшим бугорком под кожей. Хоть как меня проверяйте – на мне ничего нет. Когда в поняла, насколько для меня опасно попасть в лапы храмовникам, я вживила его под кожу. Сама сделала надрез острым ножом, сама поместила в рану бляшку, сама следила за заживлением. Зато теперь отбери у меня все, что угодно, а амулет останется со мной. И от этого на душе спокойно и хорошо.

***

Ко мне так никто и не пришел. Но я не радовалась слишком сильно.

Знаю я, чем это грозит.

Проверят всех лекарей города, убедятся, что никто из них не маг жизни, потом подумают – и проверят еще раз. Надо быть очень осторожной с теми, кого лечишь. Очень.

***

– Сука! Тварь!! Гадина!!!

Вот уж не думала, что графине позволительно вести себя подобным образом. Но – плевать.

Осмотр я провела, деньги получила, с ребенком все в порядке, матери могу посоветовать есть больше овощей и фруктов, не налегать на соленое и копченое.

А что я гадина?

Ничего нового графиня мне не открыла. Гадина я. И работа у меня гадская.

Вот и сейчас... за день – две открытых раны, простуда, и под вечер уже – визит к господину графу. Хорошо хоть карету за мной прислали, но обратно придется пешочком прогуляться, а в желтом городе это небезопасно.

Вот и иду, уже по темноте, мечтаю о свежевыпеченных плюшках, или хотя бы тарелке с горячим супом... в таверну какую зайти? Дома-то кроме крупы и молока ничего нет?

Не надо.

Будем экономить деньги. Зима приближается, здесь, у моря, она вроде как и не холодная, но промозглая до ужаса. Кто поумнее, заранее запасаются плащами из рыбьей кожи на меху, такими же сапожками и шерстяной одеждой. А стоит вся эта благодать недешево, очень недешево. Не одну серебряную монету.

А еще надо на что-то жить, кушать, одеваться, закупать травы, платить аренду дома...

Есть повод не гулять по тавернам, а готовить для себя дома.

У переулке было уже темно, чуть поблескивал медью начищенный треугольник... я сделала шаг, другой, достала ключ от калитки – и мою шею вдруг обхватила чья-то жесткая и сильная рука.

– А...

Я даже закашляться не смогла. Из такого захвата, если он правильный, не вырвешься.

– Что, сука, радуешься жизни? – защекотал мне ухо влажный горячий шепот. – Ну ничего, сейчас вместе порадуемся. Сейчас ты мне за все ответишь, гадина!

Интересно, кто это и за что я ему должна отвечать?

Не раздумывая, я пнула назад ногой что есть силы. Хорошо, когда на тебе ботинки на толстой деревянной подметке, подбитые гвоздями. Специально для прогулок по городским улицам.

Это вам не шелковые туфельки, а тех-то я бы скорее себе ногу сломала, а сейчас нападающий ахнул, выругался и еще сильнее стиснул меня так, что я едва не задохнулась.

– Небось, и забыла обо мне, да, тварь такая!?

Я бы честно ответила, что забыла, но... поговорите сами, когда вам горло пережмут! Тут позвонки похрустывают...

Еще раз, что ли, попробовать его пнуть?

– Ты мне сейчас все долги отдашь! Всю ночь отдавать будешь!

Увы, нападающий стал осторожнее, и мои трепыхания его просто позабавили. Но кто это и что ему нужно? Я терялась в догадках...

Главное, чтобы не жених.

Но мне казалось, что это не барон...

***

– А ну открывай калитку, – подтолкнули меня.

Я попробовала вставить ключ, получилось не с первого раза под многозначительную ругань негодяя, а потом вдруг хватка обмякла.

Послышался какой-то хрип, рука на моем горле разжалась, калитка распахнулась, и я бросилась вперед, к дому. Инстинкт, наверное.

Если на тебя напали, если страшно – беги. Прячься!

Хотя чем бы мне этот дом помог?

Двери – плечом выбить, окна, опять же, закрываются ставнями, но снаружи. Изнутри на них даже решеток нет, выбить – пара минут.

Соседи?

Да кто услышит?

Я захлопнула за собой дверь дома и прислонилась к ней спиной.

И вообще, это желтый город, тут привыкли к крикам, воплям, скандалам и ссорам. Наверное, в первый раз я ощутила себя настолько беспомощной. Чтобы со мной могли сделать, что угодно, а я...

А я-то ничего не могу сделать! Вот где страх!

Ни выбора, ни возможности... кто мне мешал хоть бы кинжал в карман сунуть?

Дура! Дважды и трижды дура!

Если выживу – обязательно поумнею.

В дверь тихонько постучали. Я подскочила и в ужасе оглянулась по сторонам. Кажется, на столе есть нож, я им хлеб резала...

Без боя я точно не сдамся.

– госпожа Ветана, откройте, пожалуйста. Это Торн.

Я потрясла головой, пытаясь собраться с мыслями. Торн, Торн...

– Угорь. Младший.

Точно! Детеныш Угря. Угренок-младший! Просто они имена при мне не упоминали, раз, что ли, или два, с языка сорвалось, я и не запомнила.

Я взглянула в небольшое окошечко на двери, пытаясь разглядеть – точно он? Или нет?

– Госпожа Ветана, со мной Лита. Помните, вы еще ругались на нее, в ваш первый визит?

Я вспомнила достаточно вульгарную девицу, которая пыталась поставить мои слова под сомнение.

Ругалась?

Наверное, можно и так назвать. Пальцы сами собой скользнули к щеколде, подняли ее из пазов, распахнули дверь.

Угорь-младший был серьезен и необычно спокоен.

– Здоровья вам, госпожа Ветана.

– И вам того же. Что случилось?

– Лите помощь нужна. Можно к вам?

– Можно, конечно. Где она?

– Там, за углом. Сейчас я ее приведу. Госпожа Ветана, кто это на вас напал?

– Сама бы знать хотела, – призналась я. – А это... вы его?

– Я. Пришлось убить, так что я сейчас приведу Литу и пойду избавляться от тела.

– Т-тела?

Что-что, но убивали ради меня впервые.

– Посмотрите?

Я замедленно кивнула. Сделала шаг, другой...

У калитки лежало тело господина Рема Лорака, десятника третьего городского полка. Понятно, что я его сразу не узнала, видела-то пару раз...

Но зачем он пришел?

Угорь встал рядом со мной.

– Погодите-ка, ка ведь знакомая харя?

– Десятник Рем Лорак, – озвучила я.

– А, этот... свинолюб!

Я фыркнула. После того случая, Талара новость по всему городу разнесла, Алетар неделю хохотал. А невезучего десятника то ли разжаловали, то ли перевели – мне он точно не досаждал. Что и требовалось.

– Он.

– туда и дорога, – подвел итог Угорь-младший. – Давайте я Лите помогу, да и...

– поможете? – тут же забыла я про десятника.

Кракен с ним, с трупом! И так понятно, что эта мразь сюда не с добрыми намерениями пришла! Скорее всего, решил мстить за унижение. Наверняка, мужчина помнил, как пытался меня к чему-то принудить, а потом очнулся в компании симпатичной белой миролской хрюши. И кто был назначен виноватым?

Разумеется, я.

Сразу отомстить он не смог по какой-то причине, а сейчас нашлись и время, и деньги, а желание мстить и не исчезало. Вот и пришел.

Что он хотел со мной сделать? Убить? Изнасиловать? Изуродовать?

Вот уж не знаю, да и знать не хочу. Умер – и слава Светлому!

И – да! Совесть меня ничуть не мучает! Туда негодяю и дорога! Между его жизнью и своей, я всегда выберу свою! Пусть я лекарь, но не полная ж дура, чтобы жалеть того, кто пришел поиздеваться надо мной?

Угорь метнулся куда-то в темноту и появился через минуту, почти таща на себе Литу. Женщина была завернута в плащ от макушки до пяток, капюшон надвинут так, что она сама дороги не видела, а судя по движениям...

Я, было, двинулась помочь и подхватить ее с другой стороны, но Угренок покачал головой.

– Не надо. Ей больно...

Что же с ней случилось?

***

Ответ я получила практически сразу, как только угренок сгрузил женщину на скамейку в комнате для осмотров и ушел прятать тело.

Я проследила, как он идет по улице, сгибаясь под тяжестью трупа десятника – контрабандист почти вел его, закинул руку трупа себе на шею, обхватил его за талию, создавалось впечатление двух пьяных, причем угренок еще и что-то бормотал. Таких даже стражники не заподозрят, разве что поиздеваться остановят, но тогда уж все равно.

Удачи ему.

И я повернулась к женщине.

Лита была...

Лицо не было видно из-под синяков, глаза заплыли, нос, кажется, сломан, пара зубов выбита, губы в кровь, что там с телом – и представлять страшновато.

И при этом она была в сознании.

– Здоровья, лекарка.

– И тебе того же... Что произошло?

– Клиент плохой попался. Едва вырвалась.

Несколько секунд я переваривала сказанное, а потом кивнула. Ну да.

Плохой клиент, такой, как мой несостоявшийся жених.

– Как зовут, знаешь?

– Кто ж шлюхам имя говорит, девочка?

Лита рассмеялась страшновато, холодно. Я едва сама себе подзатыльник не отвесила. Нашла, дура, о чем спрашивать!

Руки двигались будто бы сами собой. Я осторожно прощупывала конечности на предмет переломов, нажимала на тело в разных местах...

– В живот бил.

Живот я тоже прощупала. Кажется, повезло. Разрывов нет, но синяков будет...

– Насиловал?

– Заплатил он столько, что все было, считай, добровольно, – усмехнулась Лита.

Я занервничала еще больше. Так ведь и действовал мой несостоявшийся жених. Но... как он мог меня найти?

И зачем?

Хотя... имея деньги можно многое. А уж разыскать девицу, которая выставила его дураком...

– Как он выглядит?

– Лет тридцать, черноволосый, красавчик, тархинец...

Я перевела дух.

Тархинец. Житель далекого юга. У них это случается.

К женщине там относятся, как к вещи, подороже или подешевле, и – да. Там процветает культ насилия. Сотворенное с Литой у них не считается чем-то сверхъестественным, были бы деньги и желание, а остальное... как табуретка. Сломалась – либо починим, либо найдем новую. Женщина там уважаема только если она – мать, родившая не менее трех сыновей. А продажная женщина – так,, нечто среднее между гусеницей и грязью на дороге.

– Ты что, не понимала, на что идешь?

– Думала, не в первый раз, – кашлянула Лита.

– А я думала, что у вас с... с отцом младшего все серьезно?

– Окстись, лекарка, где ты видела, чтобы со шлюхами было серьезно?

– А что ты – не человек? – огрызнулась я. – Видно же, ты его любишь...

– Только он под веревкой ходит, а я под плетью, сама понимаешь. Случись что... сама понимаешь.

Понимаю. Отлично понимаю.

И даже жалею тех, кто может зарабатывать только своим телом. Короток век таких вот Лит. Молодость прошла, свежесть ушла, и куда дальше? В содержанки? Если возьмут...

В хозяйки борделя? Если деньги и хватка есть...

А большинство остается на улице.

Спивается, подсаживается на травку или смолку, погибает от болезней...

Разговор не меша мне осторожно освобождать женщину от платья.

М-да.

Тут и плети отметились, и ожоги, и синяки... а что там с половыми органами творится, даже думать не хочется. А лечить-то надо.

Начнем сверху вниз.

Сначала обработали лицо, потом плавно перешли к спине, животу, груди...

Неизвестный мне тархинец постарался от души! Чтоб его отец так же с его матерью поступил... с-сука! Швов я на Лите наложила столько, что можно было бы платье сшить. Женщина скрипела зубами, но кое-как сдерживалась. И чтобы отвлечься от боли, болтала без умолку.

Безудержной болтовне способствовало и то, что я подсунула ей маковую вытяжку. Не самое лучшее средство от боли, есть возможность переборщить, но в ее состоянии хуже ей вряд ли будет. Тут не знаешь, что лучше – впасть в маковый сон, или впасть в болевой шок?

Да и я не переборщу. Я сумею рассчитать нужную дозу.

– ...кто к нам, к девкам, только не ходит... Тархинец – что! Капля в море! К нам и вельможи заглядывают, и храмовники...

– Они ж вроде обет дают? Чтобы без девок?

Ага, обет-то они дают, но ведь не согрешишь, так и не покаешься? В безгрешность храмовников я верила примерно так же, как в нисхождение Светлого, но Литу надо было чем-то отвлекать.

– Сами дают, сами и обратно берут! – расхохоталась Лита. – И мы им... того! Даем...

– Надеюсь, хоть они такого с девушками не делают.. – пробормотала я.

Зря.

Следующие полчаса были посвящены обзорной лекции: 'Постельные привычки холопов и служителей, кто, кого и за сколько...'.

Я слушала, и думала, что в Храм мне ходить теперь будет сложно. Как погляжу, да как имя услышу, да представлю, чем и с кем данный служитель занимался... память-то у меня хорошая, никуда не денешься. И большинство храмовников развлекались именно в желтом городе. Тут было... проще.

Меньше шансов, что их узнают, а хоть бы и узнали. Кто поверит разному быдлу?

Какой-то песчаной блохе...

Мало ли что говорит продажная девка? Ясно же, что она клевещет на уважаемого человека.

– ... есть даже специальный публичный дом. 'Маска' называется. Туда хоть голым приди, хоть в какое одежде, но обязательно в маске. И не снимать ее. Панталоны снять, а маску оставить, -

Хриплый голос Литы шептал непристойные подробности, я обрабатывала ее раны, и тут...

– А последнее время храмовники на лекарей перешли.

Опа!

– В каком смысле? Продажных девушек им мало, нужны лекари? Я так в Храм бояться ходить буду...

– А и бойся, – разрешила мне Лита. – Не в том смысле, что они лекарей .... Нет. А расспрашивают про них постоянно.

– Расспрашивают?

– Кто лечит, кого, как, сколько берет...

Я едва сдержалась, чтобы не выругаться. Правильно, пошел второй этап проверки. С наскока у них не вышло выловить мага жизни, теперь будут расспрашивать про лекарей. А потом попробуют подставить заведомо больных людей, которых без дара никто не вылечит. Наверняка.

Если я уеду из Алетара до окончания проверки, наверняка привлеку внимание.

А останусь... осторожнее надо быть! Втройне осторожнее! Вчетверне!