Текст книги "Холодно"

Автор книги: Галина Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Войцеховская Галина Анатольевна
Холодно

Холодно.... Кошмарно холодно. Ветер забрался стылыми пальцами под коротенькое пальтецо. "Дернул же черт купить на последние деньги... «недорогое, но модненькое»... пальтишко-трапеция, фасончик прямо из Парижа... Где-нибудь во Франции, возможно, это и красиво: летящий силуэт, лиловый колокольчик на изящных длинных ножках. Но здесь.... Бр-р-р!... Жиденькая ткань не защищает от декабрьской мокряди. Так холодно.... Губы, наверное, совсем лиловые. Как раз под цвет пальто. И длинные ножки вовсе не изящны – просто тонкие, как палки, настеганные холодным ветром ноги в советских колготках с затяжками". Оленька зябко передернула плечами и попыталась плотней закутаться в злосчастное пальто. Да где там.... И негде спрятаться от ледяных порывов на темной автобусной остановке. Страшно холодно.... "Холодно и страшно.... Очень страшно стоять одной на краю микрорайона, в половине шестого утра. За широким грязным пустырем притаились черные громады спящих многоэтажек. Редкие, тускло горящие окна – как мутные глаза огромных дремлющих зверей". Оленька сжалась, втянула голову в худенькие плечи, засунула озябшие ладони в рукава. Стала спиной к ветру. К горлу подкатил упругий комочек, и слезы непрошеной обиды навернулись на глаза. Она всхлипнула и крепко зажмурилась. Задышала чаще, чаще.... «Нет, так нельзя! Нельзя позволить себе плакать. Нельзя жалеть себя.... Это ветер виноват.... Слезы просто от ветра... просто от ветра. Глубокий вдох. Вот так! И задержать дыхание! Комочек скатится куда-то вниз, в живот. Нужно просто вдохнуть глубоко-глубоко, и замереть, пока не заболит в груди».

Оленька вышагивала вдоль кромки тротуара, стараясь держаться подальше от развалин остановки, разящих общественной уборной. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Очередной порыв ветра принес с собою горсть тяжелых дождевых капель. Потом еще.... Пришлось открыть зонтик и повернуться к ветру спиной. Из-за поворота выплывали огни машин, разгонялись с горки, и проносились мимо, слепя глаза. "Мимо.... Всегда мимо.... Одно и тоже.... Каждое утро – одно и тоже.... Квартира в Воскресенске, работа в Москве, а значит – каждый Божий день в полпятого подъем, полчаса на торопливый завтрак и одевание в зябкой тишине крохотной однокомнатной хрущевки. Потом топтание на продутой ветром автобусной остановке, вонючий вокзал, ободранная и заплеванная электричка. Потом метро, набитое отрешенно-хмурой толпой. И к девяти часам – изволь-ка выглядеть довольной, ухоженной и элегантной, если хочешь сохранить работу в занюханой и нищей аудиторской конторе на окраине Москвы. И на том огромное спасибо – в родном Воскресенске полумертвый химзавод месяцами зарплату не платит. Работы больше нигде не найти, и толпы обозленных пролетариев не имеют денег ни на что, кроме водки". Девушка надвинула шапочку поглубже, зарылась носом в пушистый шарф. Зажмурилась, чтобы не видеть летящих из тьмы огней.

Заполошный рев автомобильного клаксона подкинул Оленьку, словно хороший пинок пониже спины! Она взвизгнула, и, уронив пакет, схватилась руками за уши. В ответ на её поросячье соло раздался восторженный хохот. Оленька обернулась, ловя ладонями выпрыгивающее сердце. Страх, словно удар дубиной, выбил воздух из легких! Обернулась – и, как на стену, наткнулась на угрюмый, тяжелый взгляд. Без тени мысли, в упор, в полуметре от побелевшего Оленькиного лица – не мигая, смотрел из-за полуопущенного тонированного стекла.

Серый джип неожиданно и неслышно сгустился из предрассветного серого мрака. Шуршит мотором у самой кромки тротуара.... Оленька испуганно попятилась – и едва не упала, попав ногой в колдобину, и вызвав этим новый взрыв наглого хохота. Свинцовоглазый обернулся к веселящемуся придурку за рулем машины и медленно уронил: "Заткнись....". Водила хрюкнул от неожиданности – и заткнулся в одно мгновение! В наступившем безмолвии стали слышны тихие Оленькины всхлипы – она и заплакать-то боялась, глотала слезы....

–Ну!... – буркнул угрюмый, и водила затараторил:

–Эй, мадам, как проехать на третью проходную химзавода? Кружим, мля, кружим – никак не найдем чертову проходную! На мост какой-то, мля, вперлись! Повернули – в какие-то отвалы, мля, заехали! Ну-ка, разобьясни-ка мне, как добраться до этой, мля, корявой проходной?

Оленька перевела дух, проморгалась от слез. Принялась дрожащим голоском объяснять про повороты, перекрестки и указатели, пока не сбилась и не запуталась в мешанине торопливых слов. Замолкла растерянно. Попробовала начать сначала – и вновь затихла на середине фразы, с перепугу все вылетело из головы. Водила досадливо покрутил бритой башкой:

–Черт! С тобой ещё похлеще заедешь! ... Потема! Вор-р-она, мля...

–Заткнись.

«И ведь заткнулся! Чуть не подавился матом, бедняга.... А так уж, было, раскипятился...» – Оленька опасливо покосилась на угрюмого. «Как видно, парень не из тех, кто повторяет дважды. Плечищи – только в джип и можно запихать. Какой-нибудь „Фольксваген-Гольф“ по швам бы треснул, наверное, на этаких плечищах».

–Садись в машину – покажешь.

–Что? – опешила девушка.

Угрюмый повторять не стал. Водила мигом проявил инициативу в русле полученного указания – вылетел из-за руля, и, ухватив девушку повыше локотка, потянул к машине:

–Давай, давай, девка – не век же нам тут блукать во тьме! Проводишь – и вали на все четыре стороны! А то, мля, ещё не знамо скока будем тут шарашиться. С такими, мля, объяснениями твоими.... Вот уже где ворона!...Эй! Не брыкайся.... Эй.... Да не дергайся ты, не укусим! – он заржал, довольный шуткой. Распахнул заднюю дверцу и попытался запихнуть туда перепуганную насмерть Оленьку. – Не укусим, мля! С тебя, такой тощезной, и откусить-то нечего! Так шо не боись, не обидим – покажешь дорогу на эту проходную, мля, и почапаешь по своим делам.... За-ради Бога – катись на все четыре стороны....

–Мне на электричку.... Я в Москву.... – лепетала Оленька, слабо упираясь и едва переставляя ноги. Водиле, как видно, надоело возиться с пугливой девицей, он выхватил зонт из ее ослабевших пальцев, и, развернув девушку лицом к открытой дверце, слегка наподдал ладонью – широкой, как лопата – ей под зад, чтобы поторопить. Это ему – слегка, а бедная Оленька так взлетела на высокую подножку, что стукнулась макушкой о дверной проем, и рухнула на сиденье, лязгнув зубами и больно прикусив язык. Водила, громко чертыхаясь, свернул мокрый зонт и бросил ей на колени. Побежал уже, было, вокруг капота, но угрюмый процедил: "Пакет" – и водила замер, растерянно оглядываясь:

–А?...

–Пакет её возьми.

Пришлось бритоголовому вернуться за выроненным с перепугу и оставшимся валяться в луже Оленькиным пакетом. Поднял двумя пальцами за уголок, брезгливо сунул девушке на колени. Хлопнул дверцей. Через минуту машина отвалила от тротуара. Оленька обеими руками вцепилась в злосчастный свой, мокрый и грязный пакет, с которого на пальто струйками потекла вода. Её колотила противная дрожь, стучали зубы – и не только от сбегающих по ногам ледяных капель.

–Вы сели на мои вещи.... – проквакал над ухом насморочный голос. Оленька, взвизгнув, прянула в сторону, а водила вновь разразился счастливым гоготом:

–Ну, мля, пугливая! Наверно, целка....

Рядом с Оленькой сидел мужчина, чернел оплывшей глыбой. Благоухал дорогим парфюмом. Лица его во тьме не было видно. А голос – противный и гундосый, но без наглости, без угрозы. Голос этот немного успокоил пленницу.

–Простите,... я нечаянно... я сейчас.... – забормотала она, торопливо вытягивая из-под себя длинный кожаный плащ и туго набитый портфель. Скрутила растрепанный мокрый зонт. Пакет прикрыла полой пальто, чтобы не замарать чужих дорогих вещей. Толстяк не проявлял ни малейшего желания избавить девушку от охапки неудобных шмоток. Места на сиденье рядом с его жирной тушей не было, Оленька взгромоздила все себе на колени, придерживая обеими руками расползающийся плащ и падающий на каждой колдобине портфель. Забилась в уголок, замерла, заваленная и задавленная ворохом тяжелой пахучей кожи, боясь уронить что-нибудь, и снова услышать издевательский, обидный смех.

Сбоку появился указатель: "Технологическая дорога химзавода. Посторонним въезд воспрещен".

–Ну вот, вот – заторопилась Оленька. – Вот здесь прямо, потом будет влево дорога – на отвалы, дальше вправо – к разгрузочной ветке, а оттуда поворот будет на эту вашу третью проходную. Если вдруг проскочите, так там дальше деревянный забор – увидите, значит нужно вернуться, и влево... ну, то есть, теперь уже вправо, раз вы возвращаетесь.... Это если бы сначала – то влево. И тогда на мостик, и....

–Поедешь с нами, покажешь – поморщился угрюмый.

–Нет-нет, – заметалась Оленька – вы меня высадите сейчас, пожалуйста! Мне на станцию надо, к электричке.... Тут я хоть голосну кого-нибудь, а то до проходной отсюда километра три, машины там только днем ходят, а пешком через лес очень страшно.... Я вылезу – можно? – и завозилась, высвобождаясь из-под кучи вещей.

–Сиди. Будем возвращаться – высадим тебя на станции, – буркнул угрюмый с переднего сиденья.

Оленька перечить не посмела. Да ещё и неизвестно, что страшнее – сидеть здесь с этими тремя неприятными но, кажется, не опасными мужиками, или голосовать одной на ночной дороге среди леса. Вздохнула, и послушно принялась указывать нужные повороты. Дорогу она знала хорошо – когда-то ведь работала бухгалтером на этом самом химзаводе. С третьей проходной выезжали машины, загруженные в цехе растворителей. Оленька сама туда не раз бегала за пачками скопившихся отгрузочных накладных. Только вот странно – завод и в лучшие времена продукцию по ночам не отгружал.... Ну да бог с ними – это их проблемы. А ей, Оленьке Воронцовой, дела нет, когда они там грузятся. "Только бы довезли меня потом до станции в целости и сохранности. Жуткие все какие-то.... Бритоголовый дебил за рулем – ржет, как конь.... А соседа своего – этого, со свинцовыми глазами – он боится. Должно быть – есть, за что! Господи, спаси и сохрани" – тихо паниковала Оленька. Заискивающе лепетала:

–Вот уже мост, сразу за ним крутой поворот, и с километр нужно ехать вдоль кромки леса. А там и третья проходная.

Ухабистая дорога, наконец, уперлась в высокие железные ворота. Остановились. Оленька поежилась – порывы ледяного ветра сотрясали тяжелый джип. Глухо шумели невидимые во тьме сосны. Тусклая лампочка над дверью каптерки противно скрипела. От этой жуткой бесприютности даже балаболистый водила притих.

Толстяк встрепенулся:

–Ну, слава Богу, доехали.... – включил в салоне свет, сгреб свой плащ и портфель с Оленькиных колен. И хохотнул, остановившись взглядом на этих самых коленях. Острых и узких, судорожно стиснутых Оленькиных коленочках. Смех у толстяка оказался на редкость отвратительным, похожим на ленивую сытую отрыжку. Оленьку передернуло. Смех сразу оборвался. Поросячьи глазки плеснули злобой. Пару секунд гундосый разглядывал Оленьку, а потом скривился в мерзкой усмешке. Пухлая короткопалая ладонь медленно потянулась к её ногам. Оленька отпрянула, вжалась в дверцу.

Угрюмый оглянулся – и толстая лапа дернулась назад. Оленька перевела дух. Дрожащими руками принялась расправлять полы пальто. Её колотило – от страха, от злости, от прикосновений мокрой грязной ткани. От омерзения. От ненависти к этому душному, вонючему, утробно рокочущему джипу. К этим мужикам – громоздким, самодовольно-наглым.... Животные! Даже не звери, нет – животные....

Толстяк поймал изменившийся Оленькин взгляд. Суетливо попятился. Заколыхался, выбираясь из машины. Дверца распахнулась. Оленька жадно вдохнула поток свежего воздуха, ворвавшегося в салон. Оказывается, и холодному декабрьскому ветру можно радоваться...

Дверца захлопнулась. Оленька уселась поудобнее. Украдкой высвободила и стиснула в ладони зонтик. Советский, тяжелый, с острыми стальными спицами.... Пусть только протянет ещё раз свои жирные хваталки!...

Гундосый вернулся минут через пятнадцать. Деловой и довольный. На Оленьку не обратил ни малейшего внимания – как видно, его сейчас занимали другие мысли. Сунул ей в руки плащ, сверху плюхнул заметно потяжелевший портфель. В портфеле булькнуло.

«Так. Появился презент. Подарки все любят. Тем лучше. Пусть думает о своем презенте, а не о моих коленях!» – Оленька воинственно покосилась на толстяка. Ерзает, уминает сиденье задом, сопит и кряхтит. Поддергивает стрелки на брюках, расстегивает пиджак, потирает руки. На Оленьку – ноль внимания. «Даже немножко жаль – я бы с огромным наслаждением треснула зонтом по этой жирной лысине! Ну да уж ладно.... Мир несовершенен – не все желания сбываются». Ворота распахнулись, выдавили из себя две длиннющие фуры и закрылись. Все. Поехали. Джип мягко выпрыгнул из жиденького светового круга в темноту ночи. Дорога послушно подстелилась под колеса, нырнула за поворот...

«Господи, спаси и сохрани! Го-спо-ди-и-и!!!...» – из леса навстречу машине вдруг брызнул веер длинных сверкающих штрихов, и сухой автоматный стрекот утонул в визге тормозов. Оленька, словно во сне, увидела, как растрескивается снежными узорами и сыплется вниз лобовое стекло, как бьется на руле в конвульсиях бритоголовый. Удар стылого ветра в лицо, чей-то крик, вонь пороха и крови. Угрюмый рванулся к рулю, взвыл и замолк, захлебнувшись матом. Бухнулся лбом о панель. Гундосый юркнул вниз, втискивая жирную тушу в щель между сиденьями. Пихал и лапал потными трясущимися руками Оленькины лодыжки. Она вдруг обозлилась, и, размахнувшись, сколько позволяло узкое пространство, изо всех сил пнула мерзкого слизняка. Ударилась плечом о дверцу...

Красовский зло вдавил окурок в переполненную пепельницу. Покосился на Рыжова. Тот сидел, неловко скособочившись в глубоком кресле, стараясь не потревожить притихшую боль. Парень, можно сказать, герой – увел-таки машину из-под обстрела. Красовский потер лицо ладонями. Сегодня явно не его день! В половине седьмого утра Рыжов поднял шефа с постели звонком сотового телефона. Чудное известие: машину обстреляли, водила убит, охранник ранен и вместе с клиентом ждет его в лесном массиве, всего в каких-нибудь ста километрах от Москвы. Красовский хмыкнул, вспомнив, как растерянно, почти жалобно Рыжов просил:

–Шеф, только давай скорей....

–Рыжов, куда ты ранен?... Сильно?... Куда?... Перевязаться сможешь?

–В плечо... перевяжусь... только аптечку бы достать. Шеф, этот хорек обосрался с перепугу – в машине такой вонизм. Я туда не сяду, меня же наизнанку вывернет! А в лесу холодно.... Приезжайте скорей, пока я тут не сдох под кустом. Говнюк этот ещё возникает, требует чего-то. Откуда я знаю, чего? Я предупредил, чтобы он даже не приближался ко мне, засранец недоделанный.... Так он стоит возле машины и орет издалече... А аптечка в машине. Димыч, приезжай, пока я сам его не пристрелил!

Рыжов под кустом и без аптечки не сдох, дождался Красовского. Три джипа, набитых сотрудниками охранного агентства "Крас", появились на поляне буквально через час. Летели под сто пятьдесят, оставляя на обочинах бьющихся в истерике гаишников. Благо, доблестная российская милиция не рискует гоняться за крутыми джипами. Ну, и, слава Богу.... Красовский задумчиво барабанил пальцами по столу:

–Как думаешь, знал этот козел о готовящемся нападении, когда заказывал у нас машину? Он ведь сначала просто машину с шофером заказал – конкретно Марчука на джипоне, а прямо перед выездом – дополнительного охранника, ты был дежурный, так что попал туда по случайности. Платил Баранников за тебя не от фирмы, а налом, из родного кошелечка. А он на свои денежки зажимистый. Так может, он чего знал?

–Не знал. – Уверенно ответил Рыжов. Видно, успел обдумать этот вопрос, пока его резали, шили, да бинтовали. – Иначе на броневике бы поехал. Этот не из рисковых....

–Да уж – трус жуткий.... – поморщился Красовский. – Это ж надо – обделаться со страху! Мерзкий мужик.... Да, послушай, а откуда у него такая слива под глазом? Ты что – двинул ему слегка?

Рыжов презрительно хмыкнул:

–Пачкаться об засранца? Я не трогал.... Спроси у него самого, где фонарь раздобыл.... – он тяжело, медленно выбрался из кресла. – Я домой поеду....

–Ну, давай, давай. Скажи Игошину – пусть отвезет. Отдохни пока, подлечись.... Сильно зацепило?

–Кости целы – буркнул Рыжов.

–Ну, слава Богу.... Ты зайди в бухгалтерию – премия там тебе, за спасение постоянного клиента! И вот что – ты, пока будешь дома – подумай, повспоминай.... Марчук хороший был парень.... Надо бы разобраться – чьих рук дело? Кто это там выступил, в этом драном Воскресенске?

Торопливые заискивающие нотки в голосе шефа Рыжова насторожили. Что-то заюлил шеф....

Дома, в зыбкой тишине квартиры, Сергей снова принялся перебирать происшествия сегодняшнего раннего утра. От боли все равно было не уснуть: «Черт, действительно – хорошо отделался.... Генке Марчуку повезло меньше – сразу уложили, наповал. Бестолковый был и шебутной мужик, но ведь проработали вместе два года.... Однажды отбивались от такой бандитской своры.... Конечно, Генке уже все равно, найду я или не найду этих налетчиков. Но все же.... Спускать такие фокусы? На милицию надежды мало,... скорее всего, Красовский это дело замнет. Не в его интересах, чтобы к фирме подвязали два трупа – Марчука и этого боевичка....»

Рыжов лежал, и в пронизанной болью одури который раз прокручивал перед глазами весь путь от этой проклятой третьей проходной. Всё – всё.... Каждый метр дороги. Каждое слово. Каждую секунду боя.... Незаметно соскользнул в сон. Утром проснулся поздно, и чувствовал себя паршиво – сказывалась большая потеря крови. Но он уже знал, твердо знал – где нужно искать. Тот мужик с автоматом – распахнул заднюю дверцу и опешил на миг, увидев в машине свою знакомую: "Воронцова?...". Секундное промедление погубило автоматчика, но спасло жизнь засранцу Баранникову, этой девушке, да, пожалуй, и ему, Сергею Рыжову. Парня он застрелил, а девчонка то ли выпрыгнула, то ли вывалилась из машины. Не посмотрел – не до того было....

Сколько Воронцовых может быть в том Воскресенске? Не так уж много, наверное. Вот очухается малость – и обязательно поищет её. Обдумав, как искать и что спросить, Рыжов успокоился. Теперь главное – побыстрее очухаться. Он заставил себя встать, умыться и поесть. Неожиданно, без звонка и предупреждения, заявился Красовский:

–Ну что, болезный? Как дела, как самочувствие? – эта натужная веселость Красовскому не шла, он был мужик жесткий. За работу платил много, но сантиментов не разводил. А тут... с чего бы? Шеф прошел по комнатам, будто невзначай, заглянул во все углы:

–Хорошо устроился! Один живешь?

–Один.

–Ну – ну... одному спокойнее – без баб этих, – и, вздохнув, уселся в кресло, аккуратно поддернув стрелки на брюках. – Я вчера к Баранникову домой ездил. Порасспросил о том, о сем. Полезного он ничего не помнит. Как влез между сиденьями после первого же выстрела, так только в лесу и очунял. Домой его отвезли – машина после него, хорька вонючего, второй день проветривается.... А знаешь – фонарь-то ему девонька подвесила – попутчица ваша. Фонарище – целый прожектор.... Пнула его ногой. Рассказывал – аж трясся от злости. Сидит, сволочь, в шелковом халатике, и бабочка-красавица над ним так и порхает – все примочечки прикладывает. А он через каждые три минуты – примочечку приподнимет, и в зеркальце на себя сокрушенно полюбуется. И стенает так горестно,... аж за душу берет. Правда, выпимши был очень.... Но мужик этот и пьяный – себе на уме... Сильно он грешил на попутчицу... Кстати, она исчезла вместе со шмотками господина Баранникова. Он расспрашивал меня, языком цокал. Так портфельчика жалел! Дескать, подарок от дорогого друга.... Правда, Баранников сказал, что ничего существенного в портфеле не было, но вид у него при этом... что-то слишком нервный, и маялся он явно, ерзал задницей.

–Может, денег там было много?

–Про деньги господин Баранников ни в жисть бы не промолчал. Жадный, сволочь. Так что деньги – это вряд ли.... Разве что немного.... Впрочем, нас с тобой его делишки не касаются. А вот, на кого это мы так круто нарвались – разузнать бы хотелось. Девонька не могла быть при этом деле? Откуда она взялась?

–Да ниоткуда.... Баранников заплутал во тьме, дорогу найти не мог. Часа два катались черт-те где, по Воскресенску этому.... А она стояла на остановке. Спросили, с перепугу блеет, как овца. Ну, и посадили в машину, чтобы провела.

–А подставная какая-нибудь эта девка не могла быть?

–Нет! Я уж думал. Никак не могла. Если бы Баранников не заплутал, мы бы вообще в том районе не были. Тормознул возле неё Генка, в машину ей велел садиться я. Такое не подстроишь.... Перепугалась она вусмерть.... Нечаянная это девонька. Так, случайный свидетель.... Но вот что – она узнала автоматчика! И он её узнал, и замешкался стрелять. А я не замешкался.... Я её найду. Расспрошу об этом бандючонке, об его родных-друзьях-знакомых.... Может и выйдем на разбойничков.... Я её найду!

–Точно найдешь?

–Найду. Есть наметки....

–Ну, смотри.... Выцепишь её – дай и мне с ней побеседовать. Пощупаю, что за она.

–Говорю же – не при чем девка, – нахмурился Рыжов.

–Ну, ну... не горячись, разберемся. – Красовский бросил на Сергея косой настороженный взгляд, поднялся – Ладно, пойду я. Может, врача тебе, или ещё что? Не надо? Ладно.... Ты сильно-то не тяни, займись делом-то....

–Займусь.... Слышь, шеф, ты на поле ездил?... Ну, где это нас...

–Да, был,... посмотрел..., ничего там нет.

–Как так?

–А вот так! Ни трупа, ни портфельчика – ничего! Как видно, прекрасная девица уложила труп в портфельчик, да и ушла....

–Димыч!...

–Да знаю! Знаю, что тебе не до шуток. Трупик-то на тебе, как ни крути. Только не было его там.... На поле – ничего, точно тебе говорю. Там мосток над ручьем, я встал, капот поднял – вроде подремонтироваться. Сверху все хорошо видно. На поле от джипа следы, стекла полно, и ногами натоптано – от обочины до самого ручья. Кровь вроде бы в одном месте... Больше ничего.... Если бы кто милицию вызвал – там бы к этому времени всё поле было обхожено ментами. А там – ни следочка лишнего. Видно, никому это не надо было. Сторож, если стрельбу и услышал – о том промолчал. Так что забудь – проехали!

–А Марчук?

–С Марчуком я сам утрясу. Справку о смерти сделаем, инфаркт какой-нибудь.... У него бабка старая только, в Рязани. Там и похороним. В закрытом гробу. Бабке – воспомоществование....

–А пистолет?

–А что пистолет? Не будет никакого пистолета... Что я, полведерка цемента не найду? Пистолета нет – и бояться тебе нечего. Джип – с сегодняшнего дня в угоне числится. Его переоденут-переобуют, и столкнут где-нибудь в Екатеринбурге. Менты его вовеки не найдут. А и найдут – тоже не беда.... Там все подотрут, химией какой-нибудь обработают. Не, вещдоков не будет. А так... Баранников болтать не станет – хвастаться ему в этом деле нечем. Ты, думаю, тоже в милицию не побежишь. Налетчики само собой промолчат. Кто ещё? Наши ребята язык за зубами держать будут, все с понятиями.... Ещё кто?

–А если девка эта?

–Вот потому и говорю – найди мне её. Хоть будем знать, чего от неё ждать ...

–Ладно.

Красовский уехал. Сергею вся эта история с портфелем не понравилась. Следовало бы расспросить Баранникова, как его портфель оказался у попутчицы. Все это покушение выглядело что-то странно. "Баранников у нас постоянный клиент. Охранное агентство «Крас» от самого своего основания работает на фирму «Канталь». Машину с охраной он всегда заказывает, если везет деньги. С налом он часто дела имеет, потому, как занимается в «Кантале» снабжением и сбытом. И, судя по всему, на этом поприще преуспевает. Но вчера речи о деньгах не было, а машину он все же нанял. Зачем? Может, ему угрожали?... Сомнительно.... Он трус, и подставляться бы не стал. Тем более – раскатывать ночью. Но засада, конечно, специально на Баранникова делалась Дорога тупиковая, ведет от трассы к воротам этой самой третьей проходной. Вдоль дороги – одни поля, лес, да земляные отвалы. Ничего там больше нет. Девка эта говорила, что и машины ездят только днем. Она местная, должно быть, знает, о чем говорит.... Случайные люди на той дороге не сидели бы – ловить там нечего. Значит, ждали именно его, Баранникова. Знали, что он будет грузиться ночью. На проходную пропустили без вопросов. Дали загрузиться. Выпустили фуры. Ладно, предположим, надо было получить груз и пристрелить владельца – можно было пальнуть в него из леса прямо на проходной. Там фонарь над воротами – стреляй, как в тире, и спокойно уходи по лесу. Аккуратно, надежно, без пыли и шума. Так ведь нет! Устроили фейерверк, убили водилу, погиб их же боевик, а клиент удрал без единой царапины, если не считать фонаря под глазом. Хотели попугать? Два трупа для испуга – слишком круто! Значит, нападавшим нужно было что-то другое. Что? В машине только и было – сам Баранников, его плащ и портфель. Баранникова уже обсудили, плащ и обсуждать не стоит. Остается портфель. А что в портфеле? Баранников говорит, что ничего существенного.... Да уж.... И вот ещё – Красовский-то чего забегал? Клиент цел. Претензий к охране не предъявляет. Милиция, кажется, и в ус не дует. Джип застрахован, за «угон» заплатят. Убытков, в общем, никаких. В чем же дело? Погиб шофер? Это не то, из-за чего бы Красовский взвился. Бульдозер, а не мужик.... Нет, не это Красовского волнует. Смерть Марчука для него только удобный предлог.... Дуру эту перепуганную еще искать.... Ясно же, что девка не при чем.... Зачем она ему понадобилась? У Красовского не спросишь. Он в свои дела никому влезть не позволит. Что ж, придется до всего доходить самому. Для начала неплохо бы пощупать Баранникова...".

Рыжов осторожно размялся, стараясь не потревожить плечо. Больно, черт побери.... И голова кружится.... Быстро устал. Отдышавшись, Сергей позвонил в "Крас". Узнав нужный телефон, договорился с Баранниковым о встрече – под предлогом расследования гибели друга. Тот едва стонал бессильным голосом, но на разговор согласился, умирающий лебедь.... Жертва катастрофы.... Тяжко ранен пинком дамской туфельки! Рыжов и сам пнул бы его с наслаждением. Жаль, этой радости ему было в жизни не дано, увы. Морщась, Рыжов натянул дубленку, осторожно подвигал плечами. Для активных действий ещё не годится, но жить можно. Садиться за руль, однако, не решился, вызвал такси.

Баранников жил в собственном особняке за высокой оградой, недалеко от кольцевой дороги. У ворот – будка охранника. Пустая. Рыжов сильно озадачился этим обстоятельством. На второй день после покушения – и такая беспечность! Что-то не похоже на господина Баранникова! Сергею пришлось долго звонить, прежде чем явился невысокий кряжистый мужичок и отпер калитку:

–Хозяин в саду, ждет Вас.

–В саду? – удивился Сергей.

–Ну! В саду, гуляют оне, проклаждаются. Вон туда, за дом по дорожке и идите, он туда велел проводить...

–А откуда Вы знаете, что он ждет именно меня?

–Так он предупредил, что подойдет часов в пять такой человек. Обрисовал наружность.... – мужичок усмехнулся, смерив Сергея взглядом. Как видно, обрисовывать его хозяин умел красноречиво.

Дом был до странности похож на своего владельца: строеньице средней руки, но вычурное и с претензиями. Ублюдочное сочетание кабака и церкви. Домик – весь в хозяина! Интересно было бы увидеть и внутреннюю обстановочку, но Баранников, как видно, счел ниже своего достоинства приглашать в дом простого охранника. «Ну что ж – Рыжов не гордый. Побеседуем „во саду ли, в огороде“. Почему же, интересно, Баранников вообще согласился на эту встречу? Из вежливости? Так видно же, вежливость у Баранникова и не ночевала. И, конечно, ничьи нужды, кроме собственных, его не интересуют. Вывод может быть только один – Баранникову самому было желательно встретиться. А зачем?... Ладно – сейчас узнаем....» – раздумывал Рыжов, шагая по чистеньким фигурным плиткам. Сердито наподдал ногой упавшее на дорожку сморщенное яблоко.

Баранников прогуливался возле бассейна. На подбитый глаз накрутил целый тюрбан из бабьего пухового платка, и бережно придерживал его ладошкой. Длинноногая девица заботливо вела хозяина пол локоток. Прильнула пышной грудью, крутится и трется, и только что не мурлычет. Ещё бы – хозяин пережил такое покушение на свою драгоценную персону! Увидев посетителя, он уселся в шезлонг, и девушка укутала ему ноги пледом. Баранников отправил её прочь барственным движением пухлой ладони:

–Ступай, Риточка, дай нам поговорить с молодым человеком.... – Обернулся к Сергею – Ну-с, что Вы хотели у меня спросить?

Рыжов огляделся. Нет ни второго стула, ни даже простой скамейки.... Сесть было некуда. Придется стоять перед развалившимся в кресле наглым хозяйчиком, переминаясь с ноги на ногу, словно провинившийся школьник. Ну, ладно....

–Есть несколько вопросов. Для начала – кто мог узнать о планируемой поездке?

–О-о-о, море людей! Мои партнеры по фирме. Продавцы продукции, покупатели – я ведь только посредник. М-м-м... люди из транспортного агентства. Опять же, из вашей конторы люди. Тайны из этой поездки никто не делал.

–Та-а-ак.... Повернем вопрос по-другому. Кого из этих людей Вы можете подозревать в покушении?

–Никого! Что Вы, упаси Бог – никого! – Баранников энергично замахал ручками. – Это случайность. Общая криминогенная обстановка, знаете ли! Именно так, именно так.... Вот только меня весьма огорчил прискорбный факт – русский человек готов украсть все, что угодно, при первом же удобном случае.

–Кого это Вы имеете в виду? – холодно осведомился Рыжов.

–О-о-о, не Вас, молодой человек, конечно же, не Вас – ту девицу, которая нам указывала дорогу! Довольно развязная – Вы не находите? Села на мои вещи.... и смылась с ними – при первом же удобном случае! Это просто возмутительно – такая наглая кража! Как Вы думаете, можно ли её найти? Вы разглядели её? Она ведь не представилась! Как её отыскать?

–Не знаю.

–Жаль, жаль.... И что же, никакой зацепки?

–А почему она Вас так интересует?

–Что Вы, что Вы – ничуть! – засуетился Баранников – Но, знаете, я бы побеседовал с ней. Может быть, её толкнули на кражу тяжелые обстоятельства.... Я мог бы ей помочь. Я состоятельный человек.... – в голосе Баранникова послышались самодовольные нотки. Но общий вкрадчивый тон Сергея не обманул. Как видно, не так все просто у господина Баранникова.

–Может, девушка испугалась выстрелов, выпрыгнула из машины. Портфель просто выпал, а потом его подняли бандиты?

–Нет!!! Портфель у девчонки, я уверен! – в голосе Баранникова, действительно, чувствовалась железобетонная уверенность. Но откуда ему знать, черт возьми?