Текст книги "Рыцари без страха, но не без упрека"

Автор книги: Галина Галахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

НЕЗАМЕТНАЯ

(Рассказ Люси)

– Вот про меня никто ещё слова не сказал. Ни разу даже не упомянул, как будто меня и нет в нашем классе. Неделю могу не приходить в школу, и никто не заметит. А когда приду, опять не заметит никто и не удивится, что я пришла. «Люся Ботикова пришла!» Никто так не закричит. Иногда мне это обидно, а иногда нет. Теперь я привыкла к этому. Ну что делать, раз я такая незаметная. Не буду же я нарочно всем лезть на глаза: это я, я, смотрите! Не буду. Может, я пока незаметная. А когда вырасту, стану заметной, хотя бы по росту. По росту вон сколько заметных есть!

На переменках я всегда хожу с Натой и Томой. Они разговаривают между собой, а я слушаю. Я всегда слушаю и молчу, потому что боюсь сказать не то. Я ведь глупая. Мама мне тоже так говорит: «Глупая ты моя, глупая!» Когда мама так про меня говорит, я не обижаюсь. Но когда так говорят другие…

Глупой и ПРОСТОДУРОЙ меня всё время зовёт Егозихин. Он всегда цепляется ко мне, ставит подножки, дёргает за косы. Мне это очень неприятно. Я же к нему не лезу, а он тогда чего?! Я ненавижу, когда ко мне пристают и лезут. Мне лучше одной быть.

Я люблю быть одна. Тогда я и весёлая становлюсь, и даже совсем не тихая. Я становлюсь сама собой. Могу петь и танцевать. А при всех мне петь не хочется и не хочется танцевать. Напоказ я не люблю. И ещё один человек напоказ не любит. Все его хорошо знают. Может быть, я бы хотела с ним подружиться, но он не замечает меня. Я незаметная.

Иногда я думаю про Егозихина: может, он хочет сделать меня заметной? Хочет, чтобы я при всех закричала: «Егозихин, ты чего ко мне пристаёшь?» Чтобы все увидели, что он ко мне пристаёт, и тоже бы меня заметили. И потом сами стали бы ко мне приставать. Но я никогда не закричу. Мне просто стыдно. Мне даже громко говорить и то стыдно. Мне вообще говорить стыдно: я так мало знаю.

Раз я такая, то друзей у меня ни одного как раз и нет. Только папа и мама. Я им всё рассказываю, но только про одно весёлое и хорошее. А про грустное думаю сама. Когда мне становится грустно, я начинаю читать свои любимые книжки: «Золотой ключик» и «Маленький принц».

Все свои любимые книжки я читала много-много раз. Даже знаю их наизусть. И всё равно я могу читать их без конца. Я могу читать их с середины. Когда я читаю свои любимые книжки, мне становится хорошо. Я превращаюсь в своих любимых героев, и никто-никто не может меня позвать и вернуть. Разве только мама, разве только папа, разве только… один человек, про которого никто никогда не узнает. Я его очень уважаю. И хотела бы стать для него заметной, но он вообще мало с кем разговаривает, только смотрит всё время в окошко и молчит.

КОГО ПРИЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ?

Игра в Лабрадорскую империю то неожиданно затихала, то разгоралась с новой силой в зависимости от настроения императора и его канцлеров. Первоклассники были готовы играть в неё и день и ночь. Но им мешали и день и ночь родители. Не нравилась им эта игра: от уроков отвлекает. Да ещё придёт этот «рыцарь» домой грязный по уши – у них это называлось учиться ползать по-пластунски среди ананасов и бананов. Каких таких ананасов и бананов? Где, где они здесь растут, покажите!

Клавдия Львовна, как уже говорилось про это, до поры до времени присматривалась к игре, по-настоящему не вмешивалась. Но как зачастили к ней родители с жалобами: сыновей дома не удержать, подземные ходы везде роют, какие-то клятвы безмолвности дают… и думаете, кто над ними верховодит? Да каких-то три балбеса великовозрастных: то ли Булкин, то ли Гасконов с братьями Канцлеровыми или как их там… Словом, разберитесь, пожалуйста, Клавдия Львовна, вмешайтесь!

Перед тем как вмешаться, Клавдия Львовна опять и опять отправляла к Владу своих посланников – теперь не одного Геошку, этого Чау-Ничау, а ещё нескольких рыцарей Коретты. Она настоятельно просила Влада прибыть к ней для серьёзных и дипломатических переговоров.

Однако Влад, он же Гаскон Неповторимый, каждый раз дипломатично от этих переговоров уклонялся. Во-первых, страшно ему было на них идти: взрослые всегда всё не так, а по-своему понимают. Они делают из мухи слона. Такой шум и крик из-за первого рыцарского турнира при свете карманных фонариков подняли! Домой к нему нагрянули, и родители его не знали, куда от этого шума деваться. Так что хватит с него слонов! Поэтому он каждый раз выставлял теперь в ответ одну и ту же отговорку, – как ему казалось, спасительную: «Извините, Клавдия Львовна, но у нас в четвёртом столько на дом задают по всем предметам… вздохнуть некогда, не то что на переговоры ходить. Ещё раз извините, пожалуйста, и не сердитесь, ладно? Мы же хотим сделать доброе дело. А его надо делать в тайне. Мы же не для себя стараемся… А для кого – не скажем. Тайна это, тайна!»

Именно в те дни, когда приходили неприятные известия о намерении Клавдии Львовны наконец добраться до них до всех, – именно тогда Влад вместе с Андрюшкой на время оставляли в покое рыцарей Коретты и, руководимые Васей, погружались в воды Южного Ледового океана, где прятались в толщу гигантского айсберга Сабаккио под радостные возгласы Димы Шмелёва, Олега Верблюжонова и других мальчишек из первого «а».

Они старательно плели там из проволоки канаты толщиной в руку, делали рыцарские ожерелья из пустых консервных банок, шили плащи из бинтов, мешковины и ваты.

Могла, конечно, могла бы Клавдия Львовна заставить эту великолепную троицу явиться к ней на поклон, и не в одиночестве даже, а в сопровождении родителей, но Клавдия Львовна на это не пошла: решила она призвать на помощь кого-нибудь из бывших своих учеников. Вот только странно: почему они до сих пор сами к ней ни разу не заглянули? Почему не поинтересовались, как идут у малышей дела? Неужели им надо напоминать об этом? Если так, то это очень и очень грустно. И выводы напрашиваются самые что ни на есть печальные.

И всё-таки Клавдия Львовна не успела сделать печальные выводы до самого конца. Ей помешала Рита Шмелёва, председатель совета отряда четвёртого «б» класса.

Рита заглянула в первый «б» и немного испуганно поздоровалась с Клавдией Львовной. Она только сейчас поняла, что не видела учительницу с 1 сентября, когда их класс забросал её стол букетами цветов – так было им грустно расставаться с ней. И вот с того дня она, Рита, с Клавдией Львовной, оказывается, ни разу не виделась. А у Клавдии Львовны волосы-то совсем-совсем уже белые, а стёкла очков стали ещё толще. Все в школе знают: этот первый «б» у Клавдии Львовны – последний.

Клавдия Львовна обернулась на голос Риты и хотела её упрекнуть: мол, нехорошо, нехорошо забывать старых своих учителей, – но вместо этого, улыбнувшись, сказала:

– Очень рада видеть тебя, Рита. У меня как раз дело есть к четвероклассникам.

Рита обрадовалась: Клавдия Львовна ни капли не сердится! – и затараторила, пытаясь хоть как-то оправдаться:

– Клавдия Львовна, я к вам пришла проверять шефскую работу. А знаете, четвёртый класс такой сложный! Мы совсем-совсем закрутились. Ну просто ни минутки свободной. Да ещё все у нас в разные кружки теперь ходят. – Рита стала перечислять, кто чем занимается. Наконец перевела дух и неожиданно прибавила: – А ещё мы потому не приходили, что Волгин, Антонов и Поперечный запретили нам сюда показываться: боялись, что будем им мешать шефствовать над малышами. Вот мы и не мешали…

– Об этом их шефстве я и хочу с тобой поговорить, – сказала Клавдия Львовна. Сняла очки, прикрыла глаза. Потом опять очки надела.

– А что? – испугалась Рита. – Неужели не шефствуют? Я ведь недавно спрашивала у них, как дела. Клялись, что такого шефства, как у них, ни у кого нет. Неужели обманули?

Клавдия Львовна не выдержала и рассмеялась – смеялась она тихо и очень по-своему.

– Вот именно: нигде и ни у кого. А теперь послушай-ка меня.

И Клавдия Львовна рассказала всё, что знала.

Рита была поражена.

– Надо же, какие бессовестные! – никак не могла она успокоиться. – А говорили ещё, что с вашего согласия! Я же их спрашивала: «Готовы малыши вступить в октябрята?» Они в ответ: «Малыши у нас не только готовые октябрята, но даже и готовые рыцари». Так обмануть! Но с другой-то стороны, вы же знаете Волгина и Антонова с Поперечным. Я-то думала, они исправились. Сами вызвались на общественную работу…

Клавдия Львовна вздохнула:

– Я-то знаю, что Влад – выдумщик, а Вася с Андреем в его полной власти. Пока они вместе с Владом, плохого от них не жди… Но всё-таки не понимаю: почему Влад бегает от меня как от огня? Если бы я смогла с ним поговорить…

– Клавдия Львовна, а сколько раз вы с ними в прошлом году говорили! Пока вы у нас были, они ещё кое-как держались, а теперь… Вот и боятся, что им от вас попадёт.

– Ладно, тогда поговори с ним сама и по-дружески. Объясни всё. Но так, чтобы не обидеть. Эти мальчишки – народ самолюбивый. Да, вот ещё что хотела тебе сказать. Давно пора приступать к октябрятской работе – время не терпит.

– Да если бы я знала, что так получится… – Рита от досады чуть не заплакала. – Мы завтра же разберёмся с ними. Они у нас дорогу сразу сюда забудут, в первый «б»!

– Ну-ну, только, пожалуйста, не так воинственно, – предупредила снова Клавдия Львовна. – Никого отгораживать от шефства не надо. Тем более малыши их полюбили. Просто это их необычное шефство надо взять под ваш контроль. Кстати, вам есть чему поучиться у этих мальчишек.

Рита чуть не ахнула: «Нам учиться у Волгина, Антонова, Поперечного? Да никогда в жизни!» Однако промолчала, потому что хорошо знала, что Клавдия Львовна её не похвалит за такие слова.

НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

На другой день после разговора с Клавдией Львовной Рита решила срочно созвать совет отряда и отстранить от шефских дел горе-шефов. Но сделать это не смогла. В голову ей пришла такая мысль: как совет отряда сможет отстранить их от работы, если он их на эту работу не назначал?..

«Нет, – думает про себя Рита, – на совет отряда вызывать их нельзя. Узнают наши ребята – мне же первой и попадёт за то, что раньше не вмешалась. Лучше я сначала сама исправлю их ошибки, налажу работу, а уж потом на совете отряда назначим к малышам какого-нибудь серьёзного человека. Того же Серёжу Катамаранова… ну и что ж, что у него много нагрузок? Зато он всё успевает, отличник. Вот если Серёжа возьмётся, то всё сразу у нас станет хорошо. Просто даже замечательно у нас будет!»

На перемене, когда Влад, Андрюшка и Вася о чём-то шептались, она подошла к ним.

– Волгин, Антонов и Поперечный, вы отстраняетесь от шефства, – объявила она со всей строгостью, на какую была способна.

– Это ещё почему? – перестав шептаться, остолбенели они.

– Вы обманули меня. А к Клавдии Львовне даже подойти боитесь. Бегаете от неё как зайцы. Ну ещё бы! Какая-то Лабрадорская империя, канцлеры, император! Умнее вы ничего придумать не могли?

Переглянувшись, мальчишки сначала засмеялись, а потом стали ей всё объяснять. Но она и слушать их не стала. Её возмутила их несерьёзность: завалили шефскую работу, задурили малышам головы и ещё смеются!

– Всё! К малышам вы больше не пойдёте.

– А это мы ещё посмотрим, – самолюбиво ответил Влад, которому не понравился командирский тон Риты.

– Ишь раскомандовалась! – хмыкнул Вася. – Командирша какая нашлась. Знали бы, что такая, не надрывались бы из-за неё на выборах.

На том и разошлись: Рита – в свою сторону, они – в свою.

К встрече с первым «б» Рита готовилась всю неделю: читала книжки про октябрят, писала доклад. Она хотела поразить первоклассников. Их обязательно надо было поразить.

– Потому что, если ты их не поразишь, – пугал её брат Димка, а вместе с ним и его друг Олежка Верблюжонов, – ты просто пропала.

По словам этих близких ей людей, в первом «б» учились сплошные чудовища. С ними невозможно справиться: всех толкают, цепляются, проходу не дают, даже плюются… и вдобавок ещё нос задирают до самого потолка. Слушать про такое и то страшно, а войти к ним в класс?

Поэтому, когда Рита вошла в первый «б», её слегка колотила дрожь: а вдруг на неё сейчас и вправду набросятся… Но никто на неё не набросился, вернее, на неё набросились девочки. Они не знали, куда, за какую парту её посадить, так были рады, что она к ним пришла. Зато мальчишки отнеслись к ней равнодушно. Правда, равнодушие их сменилось некоторым интересом, когда она начала свой доклад. Они даже ей похлопали. Но стоило ей, как только прозвенел звонок, сказать: «На сегодня всё!» – как они тотчас потеряли к ней интерес.

Они смотрели теперь мимо неё на дверь, где с минуты на минуту должен был появиться светлый чуб Влада. Вот метнулся в чуть приоткрывшихся дверях этот светлый чуб – и мальчишек слизнуло из класса точно волной.

Это было непредвиденное обстоятельство номер один, и в первую очередь непредвиденное для Клавдии Львовны. Она глазам своим не поверила, всё снимала и протирала очки. Но и в протёртых очках парты, где только что сидели мальчишки, так и оставались пустыми. Клавдия Львовна тут же отпустила домой девочек.

Долго они с Ритой сидели в тот день одни в пустом классе, придумывая, как бороться с Владом, изобретая непредвиденное обстоятельство номер два, но уже не для себя, а для него. Влад, в тот момент окружённый рыцарями из Коретты, ни о чём ещё не догадывался.

– Ну что, Шмелёва, никак решила – кого, нас, что ли? – победить? – радостно веселился в коридоре он с Андрюшкой и Васей. – Переиграла нас, Шмелёва? Это тебе не уроки зубрить и планы составлять. Тут кое-что поумнее твоей зубрёжки и планов требуется!

– …поумнее зубрёжки и планов требуется! – попугаями повторяли рыцари из Коретты, прыгая вокруг Влада, Андрюшки и Васи, не спуская с них преданных глаз.

Однако слишком рано радовалась эта троица. На следующий день в первый «б» вместе с Ритой вошёл Серёжа Катамаранов. Для Влада, Андрюшки и Васи это и было тем самым непредвиденным обстоятельством номер два, которое приготовили им Рита и Клавдия Львовна.

– Я вместе с Ритой буду вашим шефом, – сказал первоклассникам Серёжа. – Прошу нас любить и жаловать. А мы уж для вас сил не пожалеем. Меня зовут Сергей Катамаранов.

Не успели мальчишки прогудеть своё «у-у-у!», как Серёжа их быстро спросил:

– А про невидимый самолёт, истребитель «два-зэт», знаете?

Про невидимый самолёт никто из них, даже Пантя, ничего не знал, и, затаив дыхание, они теперь слушали Серёжу, глаз с него не спускали. Когда же он кончил рассказывать, они долго не могли перевести дыхание и, когда наконец перевели, Геошка первым спросил у Катамаранов а, причём очень и очень доверчиво:

– А про Лабрадорскую империю ты что-нибудь знаешь? – Геошке хотелось, чтобы Серёжа про неё знал всё.

Серёжа задумался, а потом покачал головой.

– Такой нет и не было никогда.

– А вот была и есть! – весело и обрадованно закричали мальчишки. Им очень понравилось, что такой умный товарищ может что-то не знать, что им, например, хорошо известно. – Её сам Влад для нас придумал. Вот!

– Волгин? Значит, эта ваша империя – сплошная чепуха, раз Волгин вам её придумал. Он ведь на серьёзное неспособен, – убеждённо сказал Серёжа и даже засмеялся, когда мальчишки, горячо защищая Влада и толкая друг друга (чур, я первый защищу Влада!), принялись рассказывать ему во всех подробностях про Коретту, Сабаккио и про всё остальное.

Зря он засмеялся, Серёжа! Вот бы ему удержаться от смеха. Тогда, возможно, первоклассники и поверили бы ему – он им очень понравился: до чего много знает, про невидимый самолёт жуть как интересно рассказал! И тогда бы он смог голыми руками, как говорится, победить Влада Волгина с его канцлерами и необычная история Лабрадорской империи на этом бы и заглохла. Но Серёжа засмеялся и, конечно, этим всё погубил.

Когда происходили эти события, у императора и канцлеров было траурное настроение: они своими глазами видели, что против них выступил в поход сам Катамаранов.

– Чур, Гаскон, мы больше не играем, – сказали канцлеры императору. – Мы пас, лапы кверху! Перед Катамарановым нам не устоять. Шмелёва нам не страшна, но, если нам дорогу перебегает Катамаран, сам понимаешь… Где нам с ним тягаться? И кулаки у него – ой-ё-ёй! Прими нашу отставку, Гаскон. Поиграли – хватит!

Влад тоже был расстроен вмешательством Катамаранова. Если честно признаться, игра в Лабрадорскую империю уже начинала надоедать. Надо было придумать что-то другое… но что? Вдобавок родители первоклассников выступили против этой игры. Да и его собственная мать просила его, умоляла: «Довольно, прекрати, хватит с тебя жалоб!» И если бы не Шмелёва с Катамарановым, он бы и сам на днях закрыл бы эту свою Лабрадорскую империю на замок. На висячий. Но уступить Шмелёвой и Катамарану, который перед тем, как пойти в первый «б», сказал ему: «Всё. Песенка твоя спета. Тоже мне, хо-хо, император! Нашёл кем быть!»?

– Ну-с, какой же наш будет ответный ход на их шмелёво-катамаранский выпад? – весело спросил Влад, делая вид, что ничего не слышал ни про какую отставку.

Андрюшка и Вася по привычке переглянулись между собой: он что, совсем уже ничего не понимает? Бороться с Катамараном за первоклассников? Да пропади они пропадом… это с одной, конечно, стороны. А с другой – всё-таки жалко: столько всего напридумывали, сделано столько, такие рыцари уже почти воспитались! А вот погосподствовать над ними так пока и не удалось (это подумал Вася): Влад не дал.

– А может, парочку эту отдубасить как следует – втроём-то мы с ними справимся! Чтобы знали, как нам дорогу перебегать? – спросили канцлеры решительно, уже воспрянув духом.

– Да вы что?! Отдубасить… Да где же ваши рыцарские правила? Тут надо искать что-то другое. У нас будет состязание умов.

– Состязание? Умов? – переспросил Вася. – Всегда ты скажешь такое… что обыкновенному человеку и в голову никогда не придёт!

– А что ему придёт? Ну-ка покрутите своими шариками-роликами.

Канцлеры послушно покрутили шариками и роликами подшипников, которые лежали у них в карманах.

– Катамаран и Шмелёва хотят нас задавить своим авторитетом, так? Но мы им не дадимся, так? Для этого… – сказали Андрюшка с Васей и оба замолчали. Это у них застопорились шарики и ролики в подшипниках, и мысль у них поэтому тоже не сработала. Зато удивительная мысль сработала у Влада.

– Мы создадим робота ВЛАДАНВАСА. Влад-Андрей-Вася. И посмотрим, за кем первоклассники пойдут.

– Долой! – послышалось из-за дверей. – Долой Катамаранова! И Шмелёву с ним вместе. Мы их не звали.

– Кажется, Егоза… – проговорил оторопело Андрюшка.

– Егоза и Лавр. Я различил их голоса, – сказал Вася.

И это было для всех самым непредвиденным обстоятельством, какое можно только придумать, и уже без всякого номера.

У КАЖДОГО СВОЕ ЧУДО

(Рассказ Наты)

– Не рисовать я просто не могу, даже не умею. Я когда сплю, у меня всегда под подушкой карандаш лежит и блокнот. Во сне мне часто снятся рисунки и всевозможные картины. Такие красивые они, что, просыпаясь, я хочу их нарисовать, но мне никогда не удаётся. Они забываются быстро, исчезают из памяти. Если бы мне удалось нарисовать мои сны, получилось бы, наверно, чудо.

Рисовать я научилась давно. А может, и не научилась, а сразу умела. Помню, взяла в руки карандаш и у меня получился круг. Всё на свете у меня было круглым. Буквы я выучилась писать, когда уже рисовала фигурки. Так все девочки делают. Может, и мальчишки, не знаю. Но они долго рисовать не могут. Например, Алик с Геошкой. Нарисуют одну линию – им уже скучно, сразу начинают вертеться, всех отвлекают.

А я рисую всё, что вижу. И даже не то, что вижу, а что мне хочется, что сама придумаю. Люблю рисовать движущиеся фигурки, идущие вдалеке. Мне хочется всё движущееся поселить к себе на лист бумаги. Но как всё движущееся дойдёт до моего листа бумаги, так начинает останавливаться. Движущееся превращается в стоячее.

Больше всего я люблю рисовать красками. Когда я рисую красками, у меня всегда праздник. Я люблю ультрамарин, краплак, охру жёлтую, сиену жжёную, кобальт синий… Все краски люблю с их названиями. Я за краски спасибо кому-то хочу сказать, кто их придумал. Но кому сказать – не знаю. Когда я красками рисую, я всегда про себя пою. Пальцы у меня делаются от веселья почему-то внутри щекотными, кисточка начинает сразу прыгать перед нужной краской.

Раньше я любила рисовать принцев и принцесс, осень и лето, первомайскую демонстрацию и салют. Сейчас мне нравится рисовать моих друзей и знакомых. У меня есть прошлогодние портреты всех ребят нашего класса. Вы же видели их. Портреты каждого в отдельности и всех нас вместе. Мы стоим там вокруг стола, а в центре – Клавдия Львовна в толстых очках.

Когда вырасту, не знаю: стану ли художницей. Вдруг мне понравится что-то другое? Но рисовать я никогда не брошу. Потому что хочу нарисовать всех нас, когда мы будем учиться в десятом классе. Интересно, мы все изменимся или останемся такими? У меня ведь будет с чем сравнить. Я опять всех нас нарисую по отдельности, а потом всех вместе. Я хочу, чтобы мы не расставались друг с другом. Но хотя так не бывает и мы потом расстанемся, на моей картине всё равно получится – как бы и нет, мы там навсегда будем вместе.