Текст книги "Право на рождение. Дилогия (ЛП)"
Автор книги: Габриэль Зевин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
Он покачал головой.
Я открыла дверь в комнату бабули. Ее глаза были закрыты, и скрюченные руки мирно лежали на груди (думаю, так сделала Имоджин).
– Ох, бабуля. – Я глубоко вздохнула и поцеловала ее морщинистую щеку.
Кто-то всхлипнул. Мы с бабушкой были не одни. Со стороны кровати у окна на коленях стояла Нетти, ее руки были сложены в молитвенном жесте. Она подняла голову:
– Я просто зашла, чтобы рассказать ей о свадьбе… и… она мертва…
Ее голос был тонким и детским, немногим громче, чем шепот.
– Я знаю.
– Как в моем сне.
– Но никто не превратился в песок, как я вижу.
– Не смейся, я серьезно, – предупредила Нетти.
– Я не смеюсь. Мы же все умерли в твоем сне, верно? А в реальности умерла только бабушка. Ты же знала, что это когда-нибудь случится. Мы с тобой говорили об этом прошлой ночью.
И тут я начала понимать, как глупо и нелепо было то, что я сказала Имоджин; теперь я жалела об этом. Хотелось бы знать, почему моей первой реакцией на все была ярость. Грусть, беспокойство, страх – все превращалось в ярость. Может быть, если бы я была храбрее, я бы тогда заплакала.
– Да, я знала, что она когда-нибудь умрет, – сказала Нетти, – но в глубине души никогда не верила в это.
Я предложила вместе помолиться о бабушке, взяла сестру за руку и преклонила колени около кровати.
Нетти попросила:
– Скажи что-нибудь вслух для нее. То, что читали на похоронах папы.
– Ты это помнишь?
Она кивнула:
– Я помню многое.
– «Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек…»
Я остановилась:
– Прости, Нетти, это все, что я помню наизусть.
– Все в порядке. Этого достаточно. Так красиво, правда? И значит, что она не на самом деле мертва. По крайней мере, это неважно. И мне теперь не так страшно. И даже не так одиноко.
В ее глазах блестели слезы.
– Ты не одна. Я всегда буду тут, с тобой, и ты это знаешь. – Я вытерла слезы с ее щек.
– Но Анни, что мы будем делать? Ты не настолько взрослая, чтобы заботиться о нас. Это будет делать Лео, верно?
– Да, Лео будет нашим опекуном. И я буду заботиться обо всем, как и всегда. В том, что касается тебя, ничего не изменится, клянусь.
Вот так я поняла, почему родители врут детям: они твердо обещают то, что могут только предполагать. Я помолилась, чтобы все прошло гладко.
– Прямо сейчас мне надо пойти и позвонить мистеру Киплингу, чтобы сделать все необходимые распоряжения.
Надо было сделать так много. Груз забот парализовал бы меня, если бы я не приступила немедленно, так что я взяла Нетти за руку, вывела из комнаты, тихо закрыла дверь в комнату бабушки, пошла в спальню и сразу же взяла трубку телефона.
Мистер Киплинг только недавно вернулся к работе после сердечного приступа.
– Аня, на нашей линии будет мистер Грин, он будет слушать с этого момента. Это предосторожность, которую я принимаю на случай, если у меня будет рецидив, хотя нет оснований предполагать, что он случится в ближайшее время.
– Привет, Саймон.
– Здравствуйте, мисс Баланчина, – ответил Саймон Грин.
– Что мы можем для тебя сделать? – спросил мистер Киплинг.
– Галина умерла. – Мой голос был спокоен.
– Сожалею о твоей потере.
– Мне тоже очень жаль, – добавил Саймон.
– Она была очень стара. – Я начинала чувствовать, словно говорю о ком-то, кого едва знала.
– Хоть я и очень сожалею о твоей потере, но также хочу заверить тебя, Аня, что, как ты хорошо знаешь, все было организовано, чтобы сделать процесс смены опекуна для тебя и твоих родных максимально простым.
Мистер Киплинг сказал, что они с Саймоном приедут к нам немедленно.
– Лео с вами?
– Да.
– Хорошо, он будет нужен для обсуждения.
– Он будет дома. Мне нужно пригласить похоронную службу?
– Нет, нет. Мы это уладим, – сказал мистер Киплинг.
Я повесила трубку.
У меня было чувство, что нужно сделать множество вещей, но все же сейчас не оставалось ничего другого, кроме как ждать мистера Киплинга и Саймона Грина.
Я хотела хоть что-нибудь сделать. Я думала о том, чтобы позвонить Вину, но по правде говоря, не стоило ему быть тут. Сейчас мое время принадлежало только семье.
Я легла на кровать.
Ох, бабуля, сколько раз я желала, чтобы твои страдания закончились, чтобы ты умерла. И сколько раз я молилась об обратном: чтобы ты жила вечно или хотя бы пока я не стану достаточно взрослой, чтобы быть законным опекуном Нетти.
И вот этот день настал, и я не чувствовала ничего, кроме, пожалуй, вины за то, что ничего не чувствую. Может быть, я и так уже достаточно видела тяжелые вещи в жизни. Но столько же видели и Лео, и Нетти, а они оба плакали. Что же со мной не так, если я не могу выдавить слезу в память о бабушке, которую я любила и которая, как я знала, любила меня?
Прозвенел дверной звонок, как раз вовремя. Не хотелось больше думать на эту тему.
Я подошла к двери: конечно, это были мистер Киплинг и Саймон. Они приехали очень быстро.
Когда-то я говорила, что мистер Киплинг полноват, но он сильно сдал со времени приступа и теперь немного напоминал плюшевого мишку, из которого вынули набивку.
– И снова я хочу сказать, Анни, как я сожалею о твоей потере. Галина была изумительной женщиной, – сказал он.
Мы пошли в гостиную, чтобы обсудить дела. Лео был все еще там; похоже, он не двигался с места с тех пор, как ушла Имоджин.
– Лео, – сказала я.
Он посмотрел на меня пустыми глазами. Его веки так распухли от плача, что почти смыкались. Он совсем не напоминал того уверенного человека, которого я привыкла видеть в последние несколько месяцев, и это меня беспокоило. «Давай же, Лео», – подумала я.
Я продолжала:
– Мистер Киплинг и мистер Грин пришли сюда, чтобы обсудить последствия ухода бабули.
Лео встал. Он высморкался в мокрый платок и сказал:
– Хорошо, я пойду в свою комнату.
– Нет, тебе надо остаться. Ты очень важная часть того, что случится. Подойди и сядь рядом со мной.
Он кивнул, расправил плечи, подошел к кушетке и сел. Саймон Грин и мистер Киплинг сели напротив в два кресла у журнального столика.
– Сперва мы обсудили похороны бабушки. Это было легко, так как она оставила четкие письменные инструкции: «Никакой откинутой крышки, никакого дорогого гроба, никакой химической консервации, никакого посмертного макияжа, но я хотела бы лежать рядом с сыном в нашем фамильном склепе в Бруклине».
– Ты хочешь делать вскрытие? – спросил меня Саймон.
– Саймон, не думаю, что это необходимо. Галина болела уже много лет, – строго сказал мистер Киплинг.
– Да, ладно… а что привело к смерти? – продолжал Грин.
Я пересказала слова Имоджин о неисправности.
– А почему не заработал запасной генератор? – настаивал он.
– Не знаю.
– Ты веришь этой Имоджин, верно? Кто-нибудь мог с ней связаться, заплатить или что-то вроде. Кто-то, у кого были причины желать смерти Галины Баланчиной.
– Но кто мог желать, чтобы бабушка умерла? – спросил Лео дрожащим голосом.
– Саймон, твои слова глупы и неуместны. – Мистер Киплинг кинул на Саймона предупреждающий взгляд. – Имоджин Гудфеллоу работала на эту семью много лет. Она верна им и отличный работник. А что касается обстоятельств смерти Галины… тут нет тайны. Она была очень, очень больна. Удивительно, как она продержалась так долго. Незадолго до этого мы с ней несколько раз обсуждали неизбежность ее смерти, и она призналась мне, что подозревает, что ее время близко, и даже надеется на это.
– Она мне говорила то же самое, – сказала я и посмотрела на Лео: – Это в самом деле так.
Лео кивнул, еще раз кивнул и наконец сказал:
– Но ведь никому не будет плохо, если мы… – Когда Лео было не по себе, он порой говорил несвязно. – Что он сказал? – он указал на Саймона. – То, по чему определяют, по какой причине умер человек? Тогда мы будем знать точно, верно?
– Ты говоришь о вскрытии?
– Да, о вскрытии, – повторил Лео. – Анни всегда говорила, что лучше иметь больше информации, чем меньше.
Я сообщила, что всего лишь повторяла за папой.
Мистер Киплинг похлопал брата по руке. Я вздрогнула, так как было время, не так давно, когда Лео не мог вынести, если к нему прикасался кто-то, кто не был его родственником. Но сейчас, похоже, он даже не заметил прикосновения.
– На самом деле, Лео, хотя обычно я не могу не согласиться с твоим отцом и сестрой по вопросу о силе знаний, в данном случае есть кое-что, чему вскрытие может повредить. Не возражаешь, если я объясню, в чем дело?
Лео кивнул, и мистер Киплинг выложил свой довод:
– Твоя бабушка мертва, и ничто уже не изменит это. Нет причин думать, что она умерла не от старости и последствий болезни. Но если семья даст согласие на вскрытие, будет казаться, что у нас есть причины верить, будто ее смерть произошла от чего-то еще. Будет казаться, что мы думаем, что за всем этим что-то стоит, а это – последнее, что надо семье.
– Почему?
– Потому что ты и твои сестры не могут позволить себе привлекать излишнее внимание. Ты ведь знаешь, что единственный член семьи, которому уже исполнилось восемнадцать, – это ты, и ты станешь опекуном Нетти и Анни?
– Да.
– Если обстоятельства жизни вашей семьи станут объектом пристального интереса публики, служба защиты детей может попробовать забрать Нетти и Лео. Ты очень молод, и люди в курсе твоей болезни. Власти даже могут отдать Нетти и Анни приемным родителям, если по каким-то причинам тебя сочтут неподходящим опекуном.
– Нет! Нет! Никогда! – закричал Лео.
– Не волнуйся, Лео. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого никогда не произошло. И именно поэтому я советую тебе не совершать действий, которые могут привлечь нежелательное внимание к твоей семье. Работники социальных служб очень сильно заняты, и никто из них не будет обращать внимания на вашу жизнь без веской причины.
Повисло молчание.
– Да… что вы говорите… звучит разумно, – произнес наконец Лео.
– Хорошо, – сказал мистер Киплинг.
– Не думаете, что Лео стоит оставить работу? – спросила я.
– Я не хочу это делать! – заревел тот.
– Он все еще работает в Бассейне, – объяснила я.
Мистер Киплинг пригладил невидимые волосы на лысой голове.
– Ах да, я не наводил справки о ситуации в ветеринарной клинике. Приношу извинения, Аня. Из-за сердечного приступа, но, конечно, это совершенно непростительно. Мистер Грин, не сделаете ли заметку?
Саймон молча повиновался; после предложения о вскрытии он не сказал ни слова. Выражение его лица напомнило мне печальную морду бассета.
– Тебе нравится работать в Бассейне? – спросил Саймон моего брата.
– Да, очень.
– Что ты должен там делать?
– Приношу обед парням, закуску, выпивку, забираю вещи из прачечной.
– Они хорошо с тобой обращаются?
– Да.
– Я хорошо понимаю твою тревогу, Аня, но не думаю, что Лео должен бросить работу в Бассейне, – заключил мистер Киплинг. – Даже если она связана с организованной преступностью, все же лучше, если у него будет постоянная работа. – Он пристально посмотрел в глаза Лео. – Ты должен пообещать никогда не совершать ничего противозаконного или опасного. Теперь ты защищаешь Аню и Наталью. И поэтому ты очень важен.
Лео выпрямился и торжественно кивнул:
– Я обещаю.
– Отлично, – сказал мистер Киплинг. – Что касается ведения домашнего хозяйства, все будет как обычно. – Я уже знала об этом, мистер Киплинг преимущественно обращался к Лео. – Твои деньги помещены в трастовый фонд, которым я буду управлять, пока Анни не станет совершеннолетней.
Лео не подверг сомнению эти меры и не был ими обижен, как боялась бабушка. Он принял все беспрекословно, что стало для меня большим облегчением. Несмотря на оплошность Саймона, мистер Киплинг успешно создал у Лео чувство значимости. Мы еще немного пообсуждали скромные похороны бабули; мистер Киплинг был тверд в решении, что поминки не должны проходить у нас дома, так что необходимо было найти какое-нибудь тихое место, где наши преступные родственники могли бы спокойно отдать ей долг.
– Мистер Грин и я что-нибудь найдем.
Мы уже почти закончили обсуждение всех насущных вопросов, как прозвенел дверной звонок. Это оказался сотрудник похоронного бюро, который должен был забрать тело бабули. Лео извинился и ушел к себе в комнату (думаю, он немного боялся трупа).
– Не сходишь и не посмотришь, не нужна ли гробовщику помощь? – спросил мистер Киплинг Саймона Грина. Саймона изгоняли из комнаты, и тот это понял.
Мистер Киплинг был весь в испарине, и я предложила выйти на балкон.
– Как ваше здоровье? – спросила я.
– Уже гораздо лучше, спасибо. Я чувствую себя почти на шестьдесят два процента в норме. Кейша следит за всем, что я ем, не хочет, чтобы я внезапно скончался, съев что-нибудь вкусное. – Он по-отцовски обнял меня за плечи. – Я знаю, как сильно ты любила Галину и как сильно она любила тебя. Знаю, как тебе грустно.
Я промолчала.
– Я беспокоюсь о тебе. Ты держишь все в себе, Анни, а это вредно для здоровья. – Он рассмеялся. – Хотя не думаю, что мне стоит давать тебе советы о том, как быть здоровым. Анни, есть еще кое-что, о чем мы не говорили. Я боюсь даже заводить этот разговор, но чувствую, что должен.
– Да?
– Сын Делакруа, – сказал мистер Киплинг. Конечно, он читал газеты, как и все остальные. – Сильверстайн окончательно объявил о своей отставке, и это значит, что Чарльз Делакруа непременно выставит свою кандидатуру на пост окружного прокурора в ближайшее время. И этот поступок привлечет внимание и к нему, и ко всем, кто его окружает.
Да, я понимала, к чему он ведет, ведь сама много раз размышляла об этом. Черт возьми, я говорила то же самое Скарлет в ноябре.
– Думаете, мне стоит порвать с Вином?
– Я бы никогда не осмелился такое сказать, Аня. Но время сейчас – смерть Галины, опекунство Лео, амбиции мистера Делакруа – далеко не идеально. Я был бы плохим советчиком, если бы в конечном счете не спросил следующее: эти отношения стоят потенциального риска?
Разум говорил мне, что нет.
Но сердце!
– Тебе не надо отвечать прямо сейчас, – сказал он. – Мы будем часто встречаться на протяжении следующих недель.
Через стеклянную дверь я видела, как Саймон Грин махал нам рукой, призывая обратно в комнату.
Мистер Киплинг извинился за Саймона:
– Он не должен был упоминать возможность вскрытия при твоем брате. Он хочет только хорошего и вовсе не глуп, но, боюсь, ему все же надо многому научиться.
Мы зашли обратно в комнату, где гробовщик требовал от мистера Киплинга подписать несколько бумаг о переносе тела бабули. В настоящий момент ее тело лежало на тележке, в закрытой черной пластиковой сумке с застежкой-молнией, которая доходила до середины. Я посмотрела на нее и вспомнила, что ни один священник не дал ей последнего причастия; я забеспокоилась о ее душе и о своей.
– Никто не дал ей последнего причастия, – сказала я мистеру Киплингу. – Она говорила мне, что умирает, но я не слушала! Мне надо было привести священника. Это все моя вина.
– Анни, – мягко заметил мистер Киплинг, – твоя бабушка не была католичкой.
– Но я католичка! И не хочу, чтобы бабушка попала в ад!
Он промолчал. Мы оба знали, что в жизни у бабули случалось всякое; не стоило притворяться, что этого не было. Галине Баланчиной нужно было цепляться за каждую возможность, если она хотела попасть на небеса.
Этой ночью, после того как тело бабушки отправили в похоронное бюро в Бруклине, а я приготовила для Лео и Нетти макароны, застелила бабулину постель, подтвердила мистеру Киплингу, что Бассейн вполне подходит для поминок, заставила Нетти принять душ и уложила ее в кровать, дала Лео аспирин от головной боли, столь тяжелой, что он плакал, и помолилась о том, чтобы головная боль Лео не превратилась в припадок, я наконец пошла спать, и почти сразу меня разбудила Нетти, которой приснился кошмар; я утешила сестру, но тут Лео позвал меня на пути к моей комнате (он хотел, чтобы я проверила, что окно у бабушки открыто, а дверь заперта), и вот когда я сделала это и второй раз легла, вокруг стало очень тихо. Царила тишина, которую я не помнила в этой квартире уже много лет. Оборудование, которое поддерживало бабушкину жизнь, было очень шумным, но я к нему привыкла. И странно – новая тишина казалась мне громкой. Я не могла заснуть, так что я встала и пошла в комнату бабушки. Все то время, что бабушка болела, в комнате стоял неприятный запах, но сейчас не пахло ничем. Это случилось так быстро.
До того как тут поселилась бабуля, комната была папиным кабинетом. Не думаю, что я говорила об этом раньше, но в этой самой комнате папу убили. В первую ночь, когда к нам приехала бабуля, я думала, что она будет спать в бывшей спальне родителей, но она сказала, что их комната станет моей (тогда я делила комнату с Нетти) и что она будет использовать папин кабинет. Хотя мне было всего девять, я считала неправильным, что она будет спать там, где был убит ее собственный сын (на ковре даже остались следы крови!), и я сказала, что с удовольствием буду спать в комнате Нетти.
– Нет, Аннушка, – сказала она, – если мы не будем жить в этой комнате, она навсегда останется местом, где умер твой отец. Она станет памятником, когда нам нужна просто комната. Нехорошо держать гроб посреди дома, дорогая. И кроме того, ты уже большая девочка, а большим девочкам нужна собственная комната.
Я тогда не совсем поняла, что она имеет в виду, и помнила, что даже была немного зла на нее. «Тут умер папа! – вот что мне хотелось сказать. – Уважай это место!» Но сейчас я поняла, сколько сил требовалось ей, чтобы спать тут. Папа был ее единственным ребенком; хотя она и не показывала, она тоже скорбела.
Я осмотрела тумбочку бабули и потом шкаф, чтобы проверить, не оставила ли она мне записку. Не было ничего, кроме пилюль и книги Имоджин «Дэвид Копперфилд».
Я села на голый матрас, закрыла глаза и представила, как бабушка говорит: «Возьми плитку шоколада и раздели с кем-то, кого любишь». Я открыла глаза. Никто больше не скажет мне таких слов, никто больше не захочет, чтобы я съела что-нибудь вкусное просто так. Никто больше не побеспокоится, с кем я буду делить шоколад. В мире для меня стало меньше любви, чем было всего двадцать четыре часа назад. Я закрыла лицо руками и изо всех сил постаралась плакать беззвучно – не хотелось разбудить родных.
Бабуля любила меня.
Она по-настоящему любила меня.
И несмотря на это, я была рада, что она умерла (осознав эту правду, я заплакала еще сильнее).
В эту ночь я заснула в комнате бабушки и проснулась с восходом солнца, которого не могла наблюдать из окон моей собственной спальни, выходящих на запад. Теперь понятно, почему бабушка любила эту комнату. Шкаф здесь больше, чем у меня, а утренний свет был великолепен.
Мы с мистером Киплингом обсуждали, как важно было придерживаться нашего обычного расписания, особенно Нетти и мне, так что было решено, что мы будем посещать школу как обычно. Так мы и сделали. Глаза опухли от слез, домашнее задание было не сделано, но мы пошли в школу.
Я все рассказала Скарлет на фехтовании. Она заплакала и не сказала ничего особенно полезного.
Вину я рассказала за обедом. Он хотел знать, почему я не позвонила ему и не рассказала обо всем раньше.
– Я бы пришел, – сказал он.
– Ты не смог бы ничего сделать.
– Но все же тебе не стоило быть одной, – настаивал он.
Я не могла не думать о моей беседе с мистером Киплингом. Я посмотрела на Вина. Хотелось бы знать, должна ли я с ним расстаться. Точнее, могла ли я с ним расстаться.
– Вин, выполни, пожалуйста, одну мою просьбу: не говори отцу, что моя бабушка умерла.
– Словно я мог бы это сделать. Я не делюсь с этим человеком ничем.
– Я знаю. Но все-таки не хотелось бы, чтобы я стала проблемой для твоего отца.
Вин сменил тему:
– Когда похороны? Я пойду с тобой.
– Похорон не будет, просто поминки в Бассейне в субботу. Только для членов семьи.
Не думаю, что Вину стоило идти со мной.
– Если ты не хочешь, чтобы я приходил, просто скажи это.
– Это не то, что ты…
Вдруг я почувствовала себя очень усталой – я спала очень мало, так что сдерживаться было сложно.
– Я так устала, – сказала я. – Может, поговорим позже?
– Конечно. Я зайду сегодня вечером. Если я еще не говорил, мне невероятно жаль, что твоя бабушка умерла.
Он поцеловал меня, но не сексуально, а нежно, мягко. Потом прозвенел звонок, и ему надо было идти на урок. Я видела, как он бежал по шахматному полу столовой. У него были широкие плечи, узкие бедра, и двигался он грациозно, словно танцор. Со спины было видно, какой он еще мальчик. Да он и был мальчиком. Просто мальчиком. Будет нелегко, но я решила, что если мне придется с ним расстаться, я смогу это сделать. Католическая вера приучила меня воспринимать отречение от чего-либо как непременную часть жизни.
– Аня Баланчина? – кто-то тронул меня за плечо. Это оказалась одна из учительниц Нетти, я у нее никогда не училась – она появилась в школе недавно, преподавала всего год или два и была полна немного карикатурного энтузиазма, что типично для учителей с малым опытом работы.
– Меня зовут Кетлин Бельвуар! Я надеялась сегодня тебя найти! Ты можешь улучить минуту, чтобы поговорить о сестре? Я провожу тебя на твой урок!
Казалось, каждое свое предложение она сопровождала восклицательными знаками.
Я кивнула:
– Конечно. Если Нетти была немного рассеяна сегодня на уроках, так у нас недавно умер родственник и…
– Мне очень жаль это слышать, но нет, ничего подобного. На самом деле все ровно наоборот! Я хотела поговорить с тобой о том, как хорошо она учится! У твоей сестры есть талант, Аня.
Что-что?
– Талант? Какой предмет вы преподаете?
– Математику.
– Математику? У Нетти талант к математике?
Вот это новость.
– И к естественным наукам, хотя ими она у меня не занимается. Послушай, можно, я буду звать тебя Анни?
Я пожала плечами.
– Так тебя все время называет Нетти! Она постоянно говорит о тебе!
– Что же, спасибо за то, что сказали, что у Нетти талант.
– Знаешь, в Массачусетсе есть летний лагерь для одаренных детей. Смена длится восемь недель. Для Нетти это шанс побыть с такими же детьми, как она. Ей нужен попечитель, и я хотела бы сопровождать ее.
– Почему вы этого хотите?
– Я… я верю в Нетти.
– А что вы от этого получите? Должно же быть что-то.
Она вспыхнула.
– Нет! Ничего! Кроме того, что увижу, как Нетти получает то, чего достойна.
Я пропустила это мимо ушей: мне надо было думать о поминках, о социальных службах и о тысяче других вещей.
Мисс Бельвуар продолжала:
– Несколько месяцев назад я послала за нее заявку.
– Что вы сделали?!
Какого черта эта женщина себе позволяет?
– Прошу прощения, если я позволила себе лишнее, но у твоей сестры выдающийся ум, Анни. Самый выдающийся из тех, что я встречала за все время преподавания.
Как долго она преподает? Год или два?
– Должно быть, ты думаешь, что я преподаю совсем недолго, так что давай прибавим сюда мой собственный опыт пребывания в школе. Нетти может оказаться тем человеком, который решит проблему водоснабжения или все что угодно в этом роде, что угодно… – Она вздохнула. – Послушай, Анни, да, действительно, я лично заинтересована в том, чтобы помочь твоей сестре. Честно говоря, я устала от существующего положения дел. Не говори мне, что ты никогда не спрашивала себя, почему сейчас все так, почему мы используем все доступные нам ресурсы, чтобы покрыть их недостаток. Можешь ли ты, по-честному, вспомнить, когда в последний раз в нашем мире изобреталось что-нибудь новое, за исключением законов? А знаешь ли ты, что происходит с обществом, в котором не возникает ничего нового? Оно слабеет и умирает. Мы живем в темные века, а добрая половина людей даже не замечает этого. Мы не сможем так жить вечно! – Она помолчала. – Прости меня, когда я увлекаюсь, я начинаю говорить путано. Я в самом деле считаю, что Нетти – та, кто действительно может что-то сделать. Такие умы, как она, – наша единственная надежда, и как ее учительница я бы плохо выполняла свою работу, если бы позволила впустую пропасть такому ценному ресурсу.
У Нетти всегда были хорошие оценки, но все же слова мисс Бельвуар были просто нелепы.
– Если она настолько умна, как вы говорите, почему же никто не сообщил мне этого раньше?
– Не знаю, – ответила она. – Может быть, их пугала ваша семейная история и они смотрели на Нетти сквозь эту призму.
– Вы хотите сказать, что они были предубеждены? – Я сжала зубы.
– Но я в этой школе новичок, и у меня глаз не замылен. И поэтому я говорю тебе это сейчас.
Мы стояли у дверей класса мистера Бири. Она сказала, что предоставит мне больше информации. Мисс Бельвуар любила совать нос в чужие дела, но я решила, что она хочет только хорошего.
– Мне нужно обсудить это с… – я чуть было не сказала «с бабушкой», – с братом и нашим поверенным.
– Нетти сказала, что ты принимаешь все решения в семье, – сказала мисс Бельвуар. – Что ты всех защищаешь.
– Ей не надо было говорить подобное.
– Должно быть, это тяжкая ноша для одного человека.
Честно говоря, меня злило, что кто-то другой, какой-то незнакомец заметил в Нетти то, чего не видела я. У меня было чувство, как будто я подвела сестру.
– Если Нетти такая гениальная, почему я ничего не замечала?
– Порой трудно заметить то, что прямо перед тобой. Но я говорю тебе, что она драгоценна, и этот дар надо оберегать и укреплять. – Она сжала мне руку, подмигнула и кивнула, словно мы были сообщницами.
Я открыла дверь в классную комнату. Мисс Бельвуар помахала рукой мистеру Бири, чтобы показать, что я была с ней, и он кивнул.
– Очень мило с вашей стороны, что вы присоединились к нам, мисс Баланчина.
– Я была с мисс Бельвуар, разве вы не видели?
Он промолчал.
– Вы же ей помахали, так что должны были видеть.
– Достаточно, мисс Баланчина. Садитесь.
Но я не села за парту. Я подошла к нему и встала лицом к лицу.
– Думаю, вы это отлично видели. Вам просто нравится говорить с сарказмом. Вы любите нас унижать, верно? Вы наслаждаетесь крошечной долей власти, которой обладаете, вы стравливаете нас друг с другом, чтобы завоевать у нас авторитет. Это выглядит просто жалко.
– Вы ведете себя неподобающим образом.
– И когда я говорю «это», я имею в виду «вы». Вы просто жалки, – повторила я, взяла сумку и пошла по коридору по направлению к кабинету директора.
Мистер Бири закричал:
– Отправляйтесь к директору!
– Я приду туда раньше вас.
Может быть, мне все-таки не стоило идти в школу на следующий день после смерти бабушки.
Директор не была особенно строга ко мне, учитывая обстоятельства – один день отстранения от школы с завтрашнего дня сложно было даже назвать наказанием. Отличная возможность побыть дома; возможно, нам самим стоило отпроситься. Весь день я чувствовала себя очень вялой.
Мы – Нетти, Скарлет, Вин и я – ехали в автобусе ко мне домой. На Нетти была шляпа Вина.
– Эй, ребята, – сказала я, – знаете ли вы, что среди нас настоящий гений?
– Ну, я бы не сказала, что я гений, – отозвалась Скарлет, – хотя я очень талантлива.
– Да не ты, а Нетти.
– Могу поверить, – сказал Вин. – Ее голова почти такая же большая, как у меня; посмотри, как на ней сидит моя шляпа.
Нетти молчала.
– Так в каких же областях ты гений, детка? – спросил Вин.
– Математика, – ответила Нетти, – и все в таком же роде.
– Я никогда не знала, – прокомментировала Скарлет.
– Для нас всех это новость, – сказала я.
– Ну, думаю, я должна тебя поздравить, – сказала Скарлет моей сестре.
Когда мы вошли в квартиру, Нетти побежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь. Мне не хотелось идти за ней, но все же я пошла. Я повернула ручку, но дверь была заперта.
– Перестань, Нетти, впусти меня.
– Почему ты ведешь себя так со мной? – прокричала она через дверь.
– Почему ты не говорила, что ты гений? – закричала я в ответ.
– Перестань меня так называть!
– Как так?
– Гением!
– Это не шутка, это комплимент. Так почему же ты никогда мне не говорила? Почему мне надо было услышать это от какой-то дуры-училки, которая выглядит моложе, чем я?
– Мисс Бельвуар не дура!
– Нет, дура тут я. Я даже не заметила, что моя собственная сестра гений. – Я села на пол у двери. – Я чувствую себя такой тупой, Нетти. Кажется, будто я никогда тебя не знала или не забочусь о тебе.
Нетти открыла дверь.
– Я знаю, что ты заботишься обо мне, просто… я просто не знала, что я такая. Я думала, что все такие, как я, пока мисс Бельвуар не сказала, что это не так.
– И почему ты не поговорила со мной?
– Я не хотела тебя тревожить. Ты только что вернулась из этого ужасного места, «Свободы». И я не хотела доставлять тебе еще больше проблем. А потом ты по уши влюбилась в Вина.
– Но ведь ты гений, это же хорошо, правда? Почему ты решила, что будут проблемы?
– Думаю, потому, что ты всегда говорила, что мы не должны выделяться в школе. Так что на уроках я вела себя тихо, редко поднимала руку, а в половине случаев, когда знала ответ, не отвечала.
– Так значит, ты пыталась сделать вид, что ты не такая умная?
Мысль о том, что моя младшая сестра изо всех сил старалась выглядеть посредственностью, ужасала. На глаза словно что-то давило изнутри, голова стала неимоверно тяжелой, так что я положила ее на пару мгновений на руки.
– Нетти, это же неправильно.
– Прости меня, Анни, я старалась как лучше. Просила мисс Бельвуар не говорить с тобой. Уверяла, что в этом нет никакого смысла.
Я слегка приподняла голову. Пульсация в глазу немного ослабла.
– Ты хочешь поехать в этот летний лагерь?
– Нет, – ответила она. – Может быть.
– А как же твои кошмары? Ты же знаешь, я не могу поехать с тобой, не могу оставить Лео. Кроме того, я совсем не одаренный ребенок.
– Не знаю. Я об этом не думала.
– Ну, прямо сейчас ничего решать не надо, – сказала я. – Но впредь говори мне такие вещи, особенно сейчас, когда бабуля умерла. Я знаю, что не похожа ни на бабулю, ни на маму и папу, но я стараюсь изо всех сил.
– Я знаю, Анни, знаю все, что ты для меня делаешь, для меня и для Лео. Я хотела бы быть старше, чтобы помогать тебе больше, чтобы облегчить тебе жизнь. – Она обвила своими тоненькими ручками мою шею, и я подумала о том, что сказала мисс Бельвуар: Нетти – нечто драгоценное, кто-то, кого надо защитить. Я позволила себе отвлечься в последние несколько месяцев, и это было неприемлемо, особенно сейчас, когда умерла бабуля. Я несла ответственность за эту девочку, которую сейчас обнимала. Важность этой мысли поразила меня. Без меня она не сможет раскрыть весь свой потенциал, она может попасть под влияние нехороших людей – Бог знает, в нашем окружении полно таких. Без меня она может даже умереть или стать не тем, кем должна, и это в каком-то смысле еще хуже, чем смерть. Я прижала ее к себе покрепче. Голова закружилась, дышать стало тяжело, словно меня сейчас вырвет, в груди сжалось, хотелось бить кулаком в стену. Я поняла, что это и есть любовь, и это чувство внушало ужас.
