Текст книги "Социология политики (Сравнительный анализ российских и американских политических реалий)"

Автор книги: Г. Ашин

Соавторы: С Кравченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

[316]

таточной мере, чтобы побудить другого сделать то, что иначе тот бы не сделал.

Отношения власти не обязательно сохраняются во времени. Сеть отношений власти, формируемая для выработки конкретного решения, может быть заменена другой сетью, когда вырабатывается иное решение.

Различия между элитой и массами не четко фиксированы, они могут размываться. Индивиды относительно легко входят в ряды людей, принимающих решения (в зависимости от характера этого решения, от того, касается ли это решение непосредственно этих людей).

Различия между элитой и массами основываются главным образом на заинтересованности в принятии того или иного решения. Лидерство флюидно и мобильно. Доступ к принятию решений может быть открыт через овладение искусством лидерства, информацию о проблеме, знание демократических процедур. Богатство и экономическая власть открывают доступ к политической власти, но это – лишь один из путей к ней.

Существует множественность элит. Решения достигаются в процессе взаимодействия элит – заключением сделок, посредничеством, компромиссами. Люди, реализующие власть через принятие некоторых решений, отнюдь не обязательно имеют влияние при принятии иных решений. Нет элиты, доминирующей во всех областях социальной и политической жизни.

Существует конкуренция между элитами. Институты и организации разделяют власть: предполагается, что они соперничают между собой. Хотя элиты обычно разделяют общее согласие относительно "правил игры", они преследуют различные поли

[317]

тические цели. Политика – искусство компромисса между конкурирующими группами.

Массы могут оказывать значительное влияние на элиты, прежде всего, через выборы, через "группы давления". Конкуренция между элитами ведет к их подотчетности массам, хотя какие-то важные решения, затрагивающие жизнь людей, порой принимаются частными элитами, которые могут быть и не подотчетны прямо массам. Нужно сказать, что некоторые критики плюрализма утверждают, что он является скрытой формой элитаризма, что плюралисты ближе к элитаристской, чем к демократической позиции. При этом они ссылаются обычно именно на элитный плюрализм, который и рассматривают как вариант элитаризма. Однако если сомнение в демократическом характере элитного плюрализма представляется нам не лишенным определенных оснований, то суждение о том, что элитный плюрализм ближе к элитаризму, чем к плюрализму, нам кажется ошибочным. Вторая из анализируемых нами моделей современных политических систем убедительно свидетельствует об этом, показывая, что элитный плюрализм – всего лишь вариант плюрализма.

Сравним обе модели структуры власти – элитистскую и плюралистическую. На наш взгляд, первая из них в гораздо большей степени отражает реальности современных капиталистических стран и, в частности, США. Однако остается нерешенным ряд вопросов, в частности, являются ли эти две модели альтернативными, как на этом настаивают многие элитаристы, и еще более многочисленные сторонники плюрализма.

Отвечая на этот вопрос, отметим, что нельзя преувеличивать различия двух указанных моделей, как это делают и неэлитисты и многие сторонники плюралистической концепции. У них достаточно много точек соприкосновения, взаимных переходов, полутонов. В ряде

[318]

существенных аспектов обе эти концепции не альтернативны, а комплементарны. Если мы проанализируем методологические принципы обеих концепций, мы сможем обнаружить их общность в ряде фундаментальных подходов, например, в игнорировании классовой сущности политических систем, в изображении государства бесклассовым органом порядка, в утверждении, что народ неспособен управлять обществом, что для этого необходимо политически активное меньшинство, элита или элиты.

4. Канун XXI века. Продолжение дискуссии

В 90-е гг., особенно в конце десятилетия и в 2000 г. полемика по вопросу о структуре власти и элит США активно продолжается. В ней можно проследить определенные тенденции, которые в своей совокупности составляют ее третий этап.

Постмодернистская эпоха, как правило, требует перехода от крайних точек зрения к попыткам синтеза, попыткам рассмотрения их не как альтернативных, но по возможности комплементарных, понимания того, что игнорировать мнение оппонента, считать историей только свою точку зрения – значит занять тоталитарную позицию навязывания своей идеологии, подавления взглядов других. Но может быть в ином взгляде, ином подходе есть зерно истины, которое не следует отбрасывать, а, наоборот, учесть при анализе проблемы. И действительно, в последние годы идут поиски компромиссов, хотя и не всегда последовательных (когда за компромисс выдается всего лишь некоторая модификация старой позиции). Так, в 1991 году вышло новое, дополненное издание книги одного из видных элитологов США Сьюзен Келлер "За пределами правящего класса. Стратегические элиты в современном обществе"

[319]

(Keller S. Beyond the Ruling Class. Strategic Elites in Modern Society, Wan Brunswick, 1991). В ней, с одной стороны, можно видеть попытку перебросить мостик между плюрализмом и элитизмом – через ввод понятия "стратегические элиты" – понятия нужного, выполняющего определенные объяснительные функции. Но все же если это и мост, то мост не поперек реки (соединяющий плюрализм и элитизм), а скорее вдоль нее – уточняющий позиции плюралистов. Равным образом это – псевдомост между понятиями класса и элиты. Можно придраться к самому названию книги Келлер "Beyond the Ruling Class". Стратегические элиты, выделяемые Келлер, это не элиты вне или выше правящего класса, они составляют костяк функций, которые выполняют стратегические элиты в интересах правящего класса. Так что книга, на наш взгляд, должна была бы называться "Within the Ruling Class". Весь пафос книги – в модернизации концепции элитного плюрализма.

Идут поиски компромиссов и в плане сочетания принципов элитизма и демократии, стала влиятельной концепция демократического элитизма.

В 90-х гг. почти не осталось чистых плюралистов, которые бы напрочь отрицали наличие элит в политической системе США, продолжали бы вслед за Д. Труменом и Д. Рисменом утверждать, что политические решения, принимаемые властями США, – результат компромиссов между группами интересов. Американский социолог Т. Лоуи убедительно показал, что в этих группах интересов формируются свои элиты, которые наиболее активно лоббируют эти интересы. Одним словом, имеет место уточнение концепции плюрализма, а не синтез его с элитизмом.

Среди сторонников анализа социальной структуры США сквозь призму дихотомии элита – масса происходят еще более существенные изменения. В свое время Миллс и Хантер использовали эту дихотомию для по

[320]

каза недемократичности (или во всяком случае недостаточной демократичности) политической системы США, которую они считали элитарной. Кстати, многие американские социологи, исследующие полемику плюрализма и элитизма, ошибочно называют Миллса и Хантера элитистами. Миллса и Хантера правильнее называть антиэлитистами. Напротив, Дая и Цайглера можно с полным основанием называть элитаристами. Ведь для них наличие элиты – норматив для любого общества, и Америка в этом отношении не является исключением, для них это пример наиболее эффективной, квалифицированной элиты. Как и Миллс, Дай утверждает, что Соединенные Штаты управляются узкой элитной группой; как и Миллс, Дай – сторонник функционального или позиционного подхода к определению элиты. Наконец, Дай, как и Миллс, критикует плюрализм как ошибочную в целом позицию, во всяком случае, применительно к США, не подтвержденную эмпирически.

Но на этом сходство Дая с позицией Миллса заканчивается, и обнаруживаются фундаментальные различия. Если Миллс использовал дихотомию элита-масса в аналитических целях, выступая с позиций обличения американской политики как весьма далекой от идеалов демократии, то Дай исходит из того, что наличие элиты – одно из основных условий организации общества, что нет и не может быть общества без элиты (это бы означало анархию и дезорганизацию), и поэтому вопрос может стоять не о наличии или отсутствии элиты, а о том, каково качество элиты, является ли она квалифицированной или нет. Наконец, если Миллс выступал с леворадикальных позиций (он был главой новых левых в США, одним из лидеров новых левых в мире в 50-х-60-х годах), то Дай занимает консервативные позиции, считает, что элита должна управлять обществом

[321]

(только высококвалифицированная и тщательно подготовленная, получившая элитное образование).

Наконец, как мы видели, существует и третья позиция по вопросу о характере американской политической системы – утверждение, что в США существует правящий класс, основу которого составляют финансовая олигархия, владельцы и менеджеры крупнейших корпораций, и которые политически управляют этой страной. Большинство членов этого класса – наследственные богачи, большинство в детстве посещало элитные, так называемые именные школы, затем – элитные университеты, в основном университеты Лиги плюща (Ivy League). Они осознавали себя как правящий класс. Сначала социализация происходила в семьях американских богачей, затем в тех самых элитных школах, где им внушалось, что они особенные, готовящиеся занять высшие, наиболее престижные позиции в стране, затем на очереди были элитные университеты (при этом главное – членство в закрытых клубах этих университетов). Так закладывались неформальные связи, которые порой продолжались всю жизнь, члены этих клубов обычно всегда поддерживали "своих" и надеялись на солидарность соучеников. Это были "свои", "инсайдеры", сохраняющие дистанцию от аутсайдеров. Эти "избранные" охраняются от "простолюдинов" заборами своих имений. В этом кругу браки очень часто заключаются между членами того же класса, их можно назвать "династическими". Члены класса поддерживают связи между собой через закрытые аристократические клубы, где за ужином, за бриджем, за гольфом они встречаются, где обсуждаются (и часто предварительно решаются) важнейшие экономические и политические проблемы, вырабатывается общая стратегия – экономическая, внешнеполитическая и др. (с использованием фондов, созданных представителями этого класса куда входят ведущие экономисты, политологи, юрис

[322]

ты). А затем соответствующая программа передается законодательным и исполнительным органам страны, где заседают доверенные люди этого класса и которые "озвучиваются" для широких масс через решения Конгресса, Президента, пропагандируются средствами массовой информации, подавляющая часть которых принадлежит этому классу.

Кто пропагандирует подобные взгляды? В 50-х-70-х годах это были прежде всего марксисты и неомарксисты Г. Аптекер, Ф. Ландберг, Б. Данэм. Несколько позже близкую точку зрения высказал профессор Калифорнийского университета М. Цейтлин. Но наиболее плодовитым и известным автором, опубликовавшим на эту тему целый ряд монографий, является, безусловно, У. Домхофф, на труды которого мы еще будем ссылаться.

А теперь попытаемся сравнить модели структуры политической власти и элит США, предлагаемые рассмотренными нами тремя направлениями (см. таблицу).

Кто же прав из основных дискутантов? Думается, что определенные основания имеет каждая из перечисленных концепций.

Плюралистическая концепция привлекает своим генетическим родством с классическими демократическими теориями, с концепцией разделения властей, привлекает своим стремлением конкретизировать эти теории, раскрыть механизм реализации демократических принципов в современном обществе. Традиционная теория демократии, подчеркивая право каждого гражданина участвовать в политическом процессе, лишь декларировала это право, не раскрывала конкретные механизмы этого участия.

[323]

5. Типология концепций политической власти (конец XX века)

Плюрализм стремится сделать теорию демократии более реалистической, он, собственно, и видит свою задачу в том, чтобы выявить конкретные механизмы участия граждан в политическом процессе. Его сторонники считают, что это свое право граждане могут реализовать, вступая в какую-либо существующую группу давления (pressure group) или создавая новые подобные группы, тем самым получая доступ к влиянию на политику. Отсутствие монополии какой-либо элитной группы на власть, существование противоборствующих центров власти, конкурирующих друг с другом, контролирующих друг друга (полиархическая модель), создает для этого условия и возможности. В американском обществе существует сеть элитных групп с различными программами, которые порой кооперируются друг с другом, порой борются между собой. Власть в обществе представляется диффузной, специализированной. Каждая элита властна в своей сфере, но не во всех сферах жизни. При этом различные элитные группы влияют друг на друга. Эта полиархическая модель привлекательна именно как нормативная модель, она весьма демократична. Однако у нее есть весьма уязвимое место. Главная ее слабость – в том, что плюралистическая модель рассматривается как реализованная в политической системе США.

Вот эту-то слабость и заметили критики плюрализма. Они не отрицают плюрализм как теоретическую концепцию, но они показывают несоответствие политической практики США идеальной модели политического плюрализма. Именно в этом несоответствии и обнаруживаются основания для острой критики плюралистов. На огромном эмпирическом материале они показывают, что реально важнейшие политические реше

[324]

Таблица.

[325]

ния (как и экономические, как, собственно, и все социальные решения, от которых напрямую зависит жизнь миллионов и десятков миллионов людей), принимает небольшая элитная группа (несколько тысяч человек). Причем образ жизни этих людей качественно отличается от образа жизни подавляющего большинства американцев: они отличаются по богатству, по статусу, по степени влияния на исторический процесс

Рассуждая на уровне политической философии, т.е. делая акцент на нормативность, мы хотели бы отдать предпочтение плюрализму. Но когда плюралисты объявляют, что идеал плюралистической демократии реализован в современных Соединенных Штатах, это не может не вызвать возражений. В описании американской политической реальности, в описании структуры власти в США предпочтение приходится отдать неоэлитистам, которые убедительно показывают, что реальная власть осуществляется узкой элитной группой, состоящей из нескольких тысяч человек, занимающих руководящие позиции в важнейших социально-политических институтах США.

Но неоэлитисты, на наш взгляд, совершают ошибку, абсолютизируя эту ситуацию, считая ее нормативом, принижая роль неэлитных страт в обществе, прежде всего народных масс в социально-политическом процессе, имеют тенденцию негативно оценивать эту роль, возлагая все свои надежды на квалифицированную элиту и видя образец этой элиты в современной элите США. Позиция неоэлитистов страдает существенными пороками: утверждение, что именно элита является решающим субъектом политики, означает непонимание того, что в нормативном плане этот тезис противоречит принципам демократии, а вся концепция в целом игнорирует роль народных масс в историческом процессе, является неисторичной, ибо утверждает

[326]

вечность и неизменность существования элиты как привилегированной социальной группы.

Наконец, серьезные аргументы выдвигают и сторонники концепции существования в США правящего или господствующего класса. Социальное неравенство объясняется не естественным неравенством человеческих способностей, а тем, что собственники основных средств производства, социального и символического капитала общества, составляют господствующий класс общества. Этот класс занимает привилегированное положение в обществе, контролирует экономику политику США, средства массовой информации, и защита своих привилегий – приоритетная ценность этого класса.

Очевидно, что перед нами – один из вариантов марксистской и неомарксистской интерпретации политического процесса. Указанная концепция также весьма уязвима для критики. Прежде всего, не может не вызывать сомнения то, что важнейшие решения по политическим, экономическим, социальным проблемам принимает тот самый господствующий класс, который и является главным объектом критики (а затем эти решения навязываются этим классом массам). Нам представляется, что необходимо развести понятия: "высший класс" и "правящий класс". Система элит не совпадает с классовой структурой. Думается, что те или иные решения не может принимать класс in extenso (в полном объеме, в своей целостности), это – функция политической элиты. Класс не есть нечто недифференцированное целое, нерасчлененное внутри себя, не есть некоторая абстрактная целостность. Интерес правящего класса осознается и выражается прежде всего наиболее активной его частью, авангардом, который опирается на определенную организацию – государственный аппарат, политическую партию и т.д.

В структуре класса можно выделить определенные элементы (двигаясь от целого к части с учетом уровня

[327]

активности и степени воздействия ее на целое): класс – политически активная часть класса, его авангард – организация класса – лидеры. К политической элите и можно отнести наиболее авторитетных, влиятельных и политически активных функционеров этого класса, интеллектуалов, вырабатывающих политическую идеологию класса, лидеров организаций этого класса, то есть людей, которые непосредственно принимают политические решения, выражающие совокупную волю класса. Под элитой обычно понимают те специфические группы, которые представляют исполнительную властно-политическую часть правящего класса.

Как мы видим, понятие "элита" не совпадает по объему с понятием "правящий класс": первое оказывается функционально как бы управленческим "исполнительным комитетом" второго. Отметим, что эти понятия не совпадают полностью и по содержанию. Политическая элита не состоит только из представителей высшего класса. В современных демократических политических системах последние даже не составляют в ней большинство. Наряду с представителями высшего класса в политическую элиту страны, в частности США, входят представители высшего среднего, среднего классов, а также низших страт общества.

Таким образом, отношения между элитой и правящим классом достаточно сложны и неоднозначны. Осуществляя управленческие функции, политическая элита не только играет особую роль в жизни общества, но и обретает относительную самостоятельность по отношению к своему классу. Выдвигаемая им элита обретает определенную автономию по отношению к этому классу и обычно воспринимается обществом не как проводник узкоклассового, но "всеобщего" интереса.

И вырабатываемая квалифицированной элитой политическая стратегия – это не только выражение интересов высшего класса. Подобная примитивно-эгоисти

[328]

ческая политика неминуемо приводила бы к социальным взрывам и гибели системы в целом и прежде всего ее высшего класса. Оптимальная политика, вырабатываемая политической элитой, – это обычно компромисс (в идеале консенсус) в отношениях между различными классами и слоями общества, что в долгосрочной перспективе более всего отвечает интересам самого высшего класса, потому что пролонгирует существование и развитие существующей социально-политической системы, ставящей высший класс в привилегированное положение. В рассматриваемой нами концепции – явные следы влияния марксизма, для которого характерно гипертрофирование проблемы классов и классовой борьбы.

Вряд ли можно согласиться с марксистским тезисом о том, что право – это возведенная в закон воля господствующего класса (К. Маркс). Если бы это было действительно так, это приводило бы к перманентным социальным взрывам, которые невыгодны в первую очередь высшему классу. Думается, что право, как и политика, – это обычно компромисс, учитывающий (пусть в разной степени) интересы всех основных классов и социальных групп общества и тем самым пролонгирующий существование данной социально-политической системы, пролонгирующей status quo.

Итак, труды политологов, анализирующих роль правящего класса в политическом процессе США и утверждающих наличие этого класса, содержат ряд правильных положений. Но это – не вся правда, и не только правда. Собственно, в каждой из рассмотренных нами моделей американской политической системы мы обнаружили и сильные, и слабые стороны.

И завершая анализ основных моделей структуры политической власти и структуры политических элит, мы хотели бы предостеречь от окончательных суждений, могущих звучать как приговор. Решение вопроса о том,

[329]

кто прав из дискутирующих сторон, не может быть решен абстрактным теоретизированием. Правильность любого решения может быть подтверждена эмпирическими социологическими исследованиями. И при решении исследуемой проблемы мы будем опираться, как на определенный ориентир, на понимания отличий между подходом политической философии, делающей ударение на нормативности, от подходов политической социологии, в фокусе внимания которой – описание наличного социального процесса.

ЛИТЕРАТУРА:

Ашин Г. К., Понеделков А. В., Игнатов В. Г., Старостин А. М. Основы политической элитологии. – М., 1999.

Ашин Г. К. Элитология. Политическая элита. – М., 1996.

Ашин Г. К. Доктрина "массового общества". – М., 1971.

Гаман О. В. Политические элиты России. – М., 1998.

Дай Т., Зиглер X. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. – М., 1984.

Даль З. Введение в теорию демократии. – М., 1990.

Ландберг Ф. Богачи и сверхбогачи. – М., 1971

Миллс Р. Властвующая элита. – М., 1959.

Паренти М. Демократия для немногих. – М., 1990.

Carlton E. The Few and the Many. A Typology of Elites. Scolar Press, 1996.

Domhoff W. Who Rules America? Power and Politics in the Year 2000. – L., Toronto, 1998.

Dye T. Who's Running America? The Clinton Era, 5-th ed., N. Y., Prentice Hall,1995; 6-th ed., 2000.

[330]

Dye Т., Zeigler H. The Irony of Democracy: An Uncommon Introduction to Amtrican Politics, Duxbury Press, 1991.

Gilbert D. and Kahl J. The Ametican Class Structure. A New Synthesis. Belmont, 1995.

Kerbo H. Social Stratification and Inequality, N. Y., 1996.

Lerner R., Nagai A., Rothman S. American Elites, New Haven, 1996.

Parenti М. America besieged, San Fransisco, 1998.

[331]

Тема 9. От монизма к плюрализму (эволюция российских элит)

Для элитиста нет вопроса, с чего начинать анализ той или иной политической системы. Ответ неизменен: с анализа элит. А исследование трансформации политической системы – со смены элит. У такого подхода есть определенные основания. Однако когда элитисты вслед за Г. Моской и В. Парето добавляют, что анализ политсистемы сводится к анализу политических элит, что политическая трансформация общества сводится к трансформации и смене элит, они обнаруживают свою односторонность, недооценку роли неэлитных сегментов общества, прежде всего народных масс, в политическом процессе.

Именно Парето можно бросить упрек в том, что рассматривая смену элит как причину социально-политических изменений в обществе, он противоречит своей собственной плодотворной концепции, призывающей анализировать общество как целостную систему, развитие которой задает программу движению тех или иных ее сегментов; каждый из элементов системы можно рассматривать как подсистему, функционирование которой можно понять лишь в связи с социальным целым. Следовательно, каждый элемент социальной системы можно понять лишь с точки зрения функции его, его роли в поддержании целостности

[332]

системы, ее гомеостазиса. Если последовательно использовать системный метод, в разработке которого серьезную роль сыграл и Парето, к объяснению процесса смены элит, следовало бы рассматривать эту смену как момент (пусть даже важнейший момент) глубоких структурных изменений в обществе как целостной системе. Однако не будем фиксировать свое внимание на недостатках концепции Парето и Моски. Их наблюдения за процессом смены элит интересны и глубоки. Не разделяя многих положений Парето и Моски, признаем, что характер, состав и ориентация правящей элиты, на что они обращали основное внимание, играют огромную роль в функционировании политической системы, определяющие ее качество.

1. Закономерности смены элит

Почти столетие назад В. Парето сформулировал теорию кругооборота (циркуляции) элит, объясняющую, по его мнению, социальную динамику. Социальная система стремится к равновесию, и при выводе ее из такого состояния с течением времени возвращается к нему. Процесс этот образует социальный цикл, течение которого зависит прежде всего от циркуляции элит. Они "возникают в низших слоях общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсальным законом истории"(1). Неизбежность деления общества на управляющую элиту и управляемые массы он выводил из неравенства индивидуальных способностей людей. Качества, обеспечивающие элите господствующее положение, меняются в ходе цикла социального развития, поэтому меняются и сами типы элит. С одной стороны, общество

–

(1) Рагeto V. Les systemes socialites. Paris, v. 1, 1965, р. 34.

[333]

есть "по большей части история преемственности аристократий". С другой стороны, поскольку качества, необходимые элите, меняются в ходе цикла социального развития, история в конце концов оказывается "кладбищем аристократии".

По Парето, существуют два главных типа элит, которые последовательно сменяют друг друга. Для обозначения этих типов элит Парето использует знаменитое противопоставление Н. Макиавелли правителей -"львов" и правителей "лис", двух методов управления – с помощью силы, подавления или же изворотливости и хитрости. Первый тип элиты -"львы", для них характерен крайний консерватизм, грубые "силовые" методы правления. Второй тип элит "лисы", мастера демагогии, обмана, политических комбинаций. Стабильная политическая система характеризуется преобладанием элиты "львов". Напротив, неустойчивая политическая система требует элиты прагматически мыслящих энергичных деятелей, новаторов, комбинаторов. Постоянная смена одной элиты другой – результат того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени перестают соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует постоянного процесса замены одной элиты другой, по мере того, как перед элитами возникают повторяющиеся социальные ситуации.

Общество, в котором преобладает элита "львов" – ретроградов, застойно. Напротив, элита "лис" динамична. Механизм социального равновесия функционирует нормально, когда обеспечен пропорциональный приток в элиту людей первой и второй ориентации. Прекращение циркуляции элит приводит к вырождению правящей элиты, к революционной ломке системы, к выделению новой элиты с преобладанием в ней "лис",

[334]

которые со временем перерождаются в "львов", сторонников жестокого подавления и деспотизма. Моска, развивая близкие Парето идеи, полагал, что циркуляция элит – залог здоровья общества, добавляя, впрочем, что все это при условии преобладания стабилизационной консервативной тенденции, сохранения преемственного обновления элиты за счет лучших выходцев из масс.

Как видим, у Парето мы сталкиваемся с положениями, которые могут рассматриваться как противоречивые. С одной стороны, Парето подчеркивает преемственность элиты, с другой, пишет о закономерности смены элит. С тем же противоречием мы сталкиваемся в работах Моски, который писал: "В некоторых странах мы находим наследственные привилегированных касты... Нет практически страны с продолжительной историей, в которой не было бы в то или иное время наследственной аристократии... все правящие классы стремятся стать наследственными, если не по закону, то фактически"(1). Все политические структуры обладают силой инерции. Вместе с тем Моска отчетливо осознает, что "если мы будем придерживаться мнения тех, кто защищает идею исключительной роли наследственности в формировании правящего класса", то должны будем признать, что сформировавшись, этот правящий класс "должен придти в упадок и утратить свою власть"(2). Моска справедливо замечает, что "превосходство в интеллекте менее всего связано с наследственностью. Дети людей, отличающихся высоким интеллектом, зачастую обладают посредственными способностями"(3). Субъективно склоняясь к идее устойчивости и пролонгирования власти элиты, он понимает, что эта тенденция содержит в себе неминуемую опасность дег

–

(1) Моска Г. Правящий класс // Социс. – 1994, No 10. – С. 193.

(2) Там же. – С. 195.

(3) Там же. – С. 194.

[335]

радации элиты. Моска делает вывод о том, что в истории человечества постоянно борются две тенденции: стремление доминирующей элиты монополизировать политическую власть и передать ее по наследству и постоянным стремлением к возвышению новых политических сил, раскалывая и ослабляя при этом старую элиту. Поэтому "в человеческих обществах преобладает то тенденция формирования закрытых, устойчивых, кристаллизированных правящих классов, то тенденция, ведущая к более или менее быстрому их обновлению"(1). И он ищет компромисса, оптимума в соотношении этих противоположных тенденций, между консервативными и демократическими устремлениями. "Демократический принцип выборов, основанных на широких избирательных правах, может, на первый взгляд, находиться в противоречии с тенденцией к стабильности, которую, согласно нашей теории, проявляют правящие классы. Однако необходимо отметить, что кандидаты, добивающиеся успеха в демократических выборах, почти всегда те, кто обладает указанной выше политической силой, чаще всего наследственной. В английском, французском и итальянском парламентах часто можно видеть сыновей, внуков, братьев, племянников и зятьев настоящих и бывших членов парламента и депутатов".

Отметим и другое, на наш взгляд, еще более существенное противоречие, свойственное прежде всего концепции В. Парето – концепции циркуляции элит. Само "понятие циркуляции" элит представляется весьма неопределенным и поддается различным интерпретациям, что уже было отмечено рядом современных элитологов. Так, известный английский социолог Т. Боттомор справедливо считает, что из работ Парето не ясно, относится ли понятие "циркуляция элит" к процессу динамики не элит в элиты или же к замене

–

(1) Моска Г. Правящий класс // Социс. – 1994, No 10. – С. 196.

[336]

одной элиты другой(1). Американский элитолог К. Фармер также замечает, что понятие циркуляции элит у Парето иногда относится к постепенному движению индивидов в элиту, а в других случаях – к смене элит(2). Таким образом Парето уходит от вопроса о различении понятий смены и трансформации элит (то есть радикальной смены социальной базы элиты, смены правящих классов в первом случае, и значительных надперсональных сдвигов в той же элите, связанных обычно с повышением уровня мобильности в элиту представителей низших страт общества).