Текст книги "Требуются детективы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

7

Гордеев подъехал к следственному отделу в разгар рабочего дня. Рядом с кирпичным зданием, у входа в которое дежурил милиционер, располагалось новое железобетонное строение с высоким крыльцом. Здесь тоже находился автоматчик. Он неторопливо курил, а двое служащих в комбинезонах приделывали к стене рядом с дверью табличку с номером отделения милиции.

Гордеев постоял некоторое время в раздумье, а затем направился к старому зданию. Сержант без интереса взглянул на его удостоверение и пропустил адвоката внутрь.

Здесь кипела жизнь. Рабочие снимали со стен стенды с наглядной агитацией и образцами форм для заполнения бланков разнообразнейших штрафов и сборов, собирали мебель, четверо с трудом тащили большой темно-коричневый сейф. Возле широкого плексигласового окна с прямоугольной прорезью стоял очкарик-капитан с повязкой дежурного на рукаве и ел банан, наблюдая за бурной деятельностью вокруг.

– Добрый день, я адвокат Гордеев… – Удостоверение развернулось бабочкой. – Где я могу видеть следователя Пироманова?

Гордеев произнес фамилию и опять подивился ей. Велик все-таки русский язык! Человек с фамилией, корень которой обозначает в психиатрии маньяка-огне-поклонника.

– Или здесь, или там, или по дороге… – Дежурный неторопливо доел банан и жестом подозвал рабочего с ведром. – Переезжаем! – Он бросил в ведро кожуру.

– А все-таки вы не могли бы мне помочь отыскать его? Вдруг он еще здесь.

– Могли бы… – Дежурный оторвал зад от стены. – Пошли во двор.

Следом за капитаном Гордеев прошел отделение насквозь. Везде были видны следы переезда: связанные в стопки пыльные папки с делами, столы, сдвинутые с насиженных, обозначенных на полу мест, пролежни на стенах от портретов лидеров страны.

Капитан и Гордеев вышли на заднее крыльцо. Перед глазами лежала узкая полоса пустыря, загаженного строительным мусором. По пустырю курсировали взад и вперед люди: от старого отделения к новому с грузом, обратно – пустые. В основном это были разного рода штрафники, попавшиеся милиции на улице и теперь отрабатывавшие свою повинность.

На крыльце у стены стояли сложенные стопкой в затылок портреты Дзержинского и Ельцина, отдельно помещались пара Андроповых и Горбачевых.

– А эти-то зачем? – спросил Гордеев.

– Да стоят на балансе. Не спишешь! – с сердцем сказал дежурный. – И потом, неизвестно ведь, как карта ляжет. Вон Феликс Эдмундович и его друзья опять в чести. Так что неизвестно, может, еще понадобятся.

– Действительно, – подивился адвокат дальновидности внутренних органов. – Ну, так где я могу найти господина Пироманова?

– Господина? – усмехнулся дежурный. – Да вон, по-моему, его сейф тащат. – Он показал на троих бедолаг, медленно волокущих по двору двустворчатый сейф с белой табличкой. – Он должен быть где-то рядом.

– А как его по имени-отчеству? – Гордеев задержал открывшего дверь капитана за рукав.

– Его-то? – усмехнулся дежурный. – Да Александр Федорович, пожалуй.

«Что значит «пожалуй»?» – хотел спросить Гордеев, но очкарик уже скрылся за дверью.

Трое бедолаг волокли по двору тяжеленный сейф. Некоторые штрафники с такими же двустворчатыми железными шкафами обгоняли их. Гордеев понял, что, в отличие от своих коллег, следователь Пироманов не стал вытаскивать из сейфа бумаги, чтобы облегчить работу грузчикам. Что и понятно – сохраннее будут.

Адвокат подошел к сейфу, как раз когда носильщики решили передохнуть. Один из них, черный, как головешка, таджик, в оранжевом жилете дорожного рабочего, достал из кармана длинный узкий пакет с зеленой крошкой внутри и, отсыпав на ладонь часть содержимого, закинул его под язык.

– Дай чуток, – попросил товарищ по несчастью, белоголовый украинец в дерматиновой куртке.

Гордеев остановился в трех шагах от ребят, решив понаблюдать за происходящим. Хохол «закинулся», немного потерпел с кислой физиономией и выплюнул зелье.

– Гадость этот твой «насвай»!

– Твой сигарет, пых-пых, лучше, что ли? – откликнулся таджик.

– По мне, так лучше. – Украинец поглядел на третьего носильщика, малорослого азербайджанца в джинсовом жилете, из карманов которого торчали рулон скотча и калькулятор с нулем на табло.

– Что, получил поблажку от земляка? – насмешливо спросил его украинец.

В ответ азербайджанец только вздохнул. Гордеев подошел поближе и прочитал на табличке: «Пир-Аманов А.Ф.».

– Кому стоим?! А? Быстро, быстро! – услышал адвокат голос и обернулся.

За его спиной стоял высокий черноволосый мужчина с маленькими маслеными глазами. Он был одет в серый костюм, руки держал в карманах брюк, обхватывающих округлый живот.

Гордеев принял его сначала за четвертого «нерусского» носильщика, но потом увидел, как троица по его окрику бойко подхватила сейф, и понял, что перед ним господин Пир-Аманов собственной персоной.

«Чудны дела твои, Господи!» – подумал Гордеев.

– Простите, вы Александр Федорович Пир-Аманов? Следователь?

– Я самый. А вы кто? – Следователь смотрел мимо Гордеева на согбенную под тяжестью сейфа троицу.

– Моя фамилия Гордеев. Я адвокат Галины Истоминой.

– Так. Понятно. И что понадобилось опять нашей телезвезде?

Гордеев уже открыл рот, чтобы рассказать о цели своего прихода, как Пир-Аманов заорал на носильщиков:

– Эй, осторожно, осторожно несите! Вы мне шкаф не царапайте! А то еще сутки по камерам просидите. – Следователь перевел взгляд на Гордеева.

– Я новый человек и хотел бы ознакомиться с материалами дела о нападении на мою клиентку.

– Нападение! Хорошо хоть так стали говорить, – хмыкнул Пир-Аманов. – А то до вас тут приезжал один, с телевидения. Он считал, что это покушение на убийство. Требовал особого внимания к «расследованию.

Гордеев воздержался от комментариев, сам-то он про себя называл это нападение именно покушением, и ничем больше.

– А вы как квалифицируете это дело?

– Как хулиганскую выходку психопата какого-то. – Следователь медленно двинулся в сторону нового здания. – Сами понимаете – тележурналистка, каждый день все ее видят. Ну вот, шел-шел человек, увидел знакомое лицо, что-то у него переклинило, он и набросился с ножиком. Со всеми известными людьми такое случается.

– И на этом основании вы не проводите расследование? – Гордеев шел рядом с Пир-Амановым.

– Слушай, что значит – не проводим?! – Пир-Аманов явно рассердился и стал говорить с кавказским акцентом: – Кто не проводит?! Я не провожу?! Эта твоя Истомина с говном бы меня сожрала, если бы я не провел расследование.

– Но это же ваша работа, – резонно заметил Гордеев.

– Ты сколько ведешь дел, адвокат?

– Ну, я не знаю. Одно-два.

– Вот! А я десять дел сразу веду. У меня на ерунду времени нет. Я не ищу убийцу, не ищу вора.»– Следователь продолжал говорить нараспев, с мягким южным акцентом: – Ищу идиёта, который бабе ручку ножиком поцарапал, понимаешь?

– Ну и что, нашли? – Гордеев решил не обращать внимания на доверительную интонацию собеседника.

– Конечно нет, – пожал плечами следователь.

– Почему это «конечно»? – удивился Гордеев.

– Как его найдешь? Фактов, фактов нет. Ну, опросили свидетелей. Двое видели, как нападавший бежал по двору. Выскочил на улицу, а там людно, и он затерялся в толпе. Свидетели ничего особенного не смогли сказать…

– Может, вы мне просто дадите посмотреть дело? – прервал следователя Гордеев.

– Может, и дам, – обиделся Пир-Аманов. – Эй вы, идите живее! Через каждые два шага перекур устраиваете! – крикнул он примостившимся на отдых штрафникам.

Те немедленно поднялись и потащили тяжеленный сейф дальше.

– Покажу, конечно… Приходите, когда закончится переезд, – сказал следователь. – Сейчас все равно ничего не смогу отыскать.

– А вы постарайтесь. – Гордеев с сочувствием смотрел на носильщиков. – Иначе я буду вынужден констатировать, что вы не только не проводите расследование должным образом, но еще и потворствуете преступнику.

– Ты чего, адвокат, с ума, что ли, сошел? – Пир-Аманов смотрел на Гордеева с явной неприязнью.

– И я не помню, чтобы мы на «ты» переходили, – жестко ответил Гордеев. – А материалы следствия вы мне должны предъявить.

Следователь хотел было что-то ответить, поглядел на Гордеева долгим взглядом, повернулся и направился к сейфу.

– Ставьте его тут, – сказал он носильщикам.

Они поставили шкаф на землю. Пир-Аманов достал из пиджака связку ключей и отпер одним из них сейф. Достал оттуда серую тонкую папку и протянул ее Гордееву:

– Вот дело Истоминой. Читайте.

– Спасибо. – Гордеев раскрыл папку.

– Вас специально таких скандальных на телевидение набирают? – Следователь закрыл сейф и теперь крутил связку ключей на пальце.

– Нет, просто так получается. Я могу где-нибудь присесть?

– Нет, не можете. Согласно инструкции вы не можете выносить документы из кабинета, – мстительно сказал Пир-Аманов. – Этот сейф для вас сейчас мой кабинет. Отойдет от него больше, чем на пять шагов – буду считать, что вы пытаетесь украсть дело. Понятно?

– Вполне, – усмехнулся Гордеев восточному коварству следователя.

– Ну, чего встали?! Подняли и понесли! – прикрикнул тот на носильщиков.

Они потащили свою тяжкую ношу, а Гордеев шел следом, просматривал страницы дела и старался следить за тем, чтобы не отпустить от себя сейф больше, чем на пять шагов, за чем следил бдительный Пир-Аманов.

Пока шли по двору, это было нетрудно. Но скоро носильщики внесли шкаф в здание. Здесь оказалось людно и шумно. Строители, милиционеры сновали взад и вперед. В такой толпе немудрено было и потеряться. Видимо, на это и рассчитывал Пир-Аманов. Он то и дело оглядывался на Гордеева. Тот никак не мог сосредоточиться на чтении, но не только из-за необходимости следить за носильщиками, но и из-за душившего его смеха. Он представлял себе, как эта процессия выглядит со стороны. Трое мокрых от пота арестантов тащат железный шкаф под присмотром толстого восточного человека, а за ними поспешает, семеня и подпрыгивая, человек с портфелем под мышкой и распадающейся на части папкой в руках.

Строчки прыгали перед глазами Гордеева, а грозный Пир-Аманов ни на минуту не выпускал адвоката из виду.

«Согласно показаниям потерпевшей…», «Гражданка Августова показала, что… порез тканей кисти руки… как обычно, вышел на вечернюю пробежку» – взгляд адвоката перескакивал со строки на строку, с бумажки на бумажку. Гордеев посмотрел вперед и увидел насмешливый взгляд следователя.

– Ну все, хватит. – Юрий остановился.

– Очень хорошо! – Пир-Аманов с победным видом подошел к адвокату. – Отдавайте дело. Вы нарушили правила служебного пользования.

Он показал на медленно удаляющийся сейф. Между ним и Гордеевым было уже метров семь.

– Ничего я не нарушал. – Адвокат спокойно изучал бумаги.

– Нарушал. Я сказал, дело нельзя выносить из кабинета.

– А я и не выносил. Это кабинет ваш ушел от меня. – Гордеев направился к столу, который стоял неподалеку от дверей еще не включенного лифта.

– Так, ну мы чего, спорить будем?! – повысил голос следователь, устремляясь следом за Гордеевым.

– Конечно будем. Если хотите, Александр Федорович.

Гордеев положил папку на стол и принялся спокойно изучать бумаги. Медицинское заключение, понятно. Протокол показаний потерпевшей, неинтересно. Ага, вот показания свидетелей.

Гордеев достал из кармана ручку, а из портфеля лист бумаги, покосился на возмущенно пыхтевшего рядом Пир-Аманова.

– Вы бы шли по своим делам, Александр Федорович. – Адвокат старательно и насмешливо выговаривал имя-отчество следователя. – А я вам принесу папку. Куда прикажете.

– Вообще-то меня Автандил Фуатович зовут, – примирительно сказал Пир-Аманов. – Просто никто произнести не может.

– Понятно.

– Ладно, жду вас наверху, в двадцать третьей комнате. – Следователь ушел, а Гордеев принялся за дело.

Он выписал имена, фамилии и адреса двух свидетелей, видевших убегавшего бандита. А также конспективно записал их показания.

На все это ушло не более пятнадцати минут. Закончив, Гордеев поднялся на второй этаж и пошел по коридору, пахнущему свежей краской. На одинаковых дверях красовались привинченные латунные цифры. Некоторые из дверей были открыты, там еще работали строители. Адвокат свернул за угол и увидел Пир-Аманова, рядом с которым стоял один из арестантов, азербайджанец в джинсовой жилетке. Он что-то горячо говорил по-азербайджански следователю, а тот слушал его, заложив руки в карманы и глядя в сторону. «Жилетка» же все старался заглянуть ему в глаза и потому суетился: постоянно перемещался и подпрыгивал.

– Ну земляки, и что? – по-русски говорил Пир-Аманов.

«Жилетка», эмоционально треща и жестикулируя, впрыгнул в поле зрения высокорослого следователя.

– Хорошо, молодец, что знаешь моего дядю. Зато я его почти не знаю. – Пир-Аманов посмотрел в противоположный угол коридора.

«Жилетка» сказал что-то пафосное по тону, а затем прибавил пару слов просительно. Гордеев, наблюдавший эту сцену со стороны, различил в последней реплике слово «регистрация».

– Я вообще к этому отношения не имею! – громко сказал Пир-Аманов, заметив Гордеева. – Все! Идите все вниз. Вы мне не нужны больше.

Из кабинета вышли еще двое арестантов. «Жилетка» попытался было что-то объяснить, но следователь грозно посмотрел на него, сказал адвокату:

– Вы ко мне? Заходите! – и прошел в кабинет.

Понурившись, «жилетка» поплелся следом за своими товарищами.

– Вот так всегда: свои хуже чужих, – глубокомысленно заметил украинец, оглянувшись на «жилетку». -Давай, Сафар, догоняй.

Гордеев проводил троицу взглядом до угла и вошел в кабинет.

– Просмотрели? – Следователь сидел за столом и сворачивал квадратиком лист бумаги.

– Да, спасибо. – Гордеев положил папку перед Пир-Амановым.

Тот покачал стол рукой, наклонился и подложил бумагу под ножку. Еще раз потрогал столешницу. Теперь все держалось прочно.

– Видели, да? – спросил следователь. – Вот так каждый день. Идут и идут! Чего дома не сидится? Там ведь хорошо! Тепло! Фрукты! Море! Нет, все в Москву норовят… И все ко мне. Все с просьбами.

– Ясное дело, – вздохнул Гордеев, – к кому еще идти, как не к своему?

– Если не помогу, скажут, земляков обижаю. Если помогу, скажут, землячество развел. Что делать?

– Я думаю, – предположил Гордеев, – заниматься расследованиями. Вы же следователь, а не начальник паспортного стола. И землякам так и скажите – дескать, у меня времени нет, я опасных рецидивистов ловлю. Вот они и отстанут.

– Да? – задумчиво переспросил Пир-Аманов. – Ну что ж, пожалуй, вы правы. Так и буду поступать. Может быть, чаю?

– Нет, спасибо. Я пойду.

Гордеев пожал плечами и направился к двери.

– И как вам показалось дело Истоминой? – вслед ему спросил Пир-Аманов.

– По-моему, совершенный «висяк», – откликнулся Гордеев. – Никакой перспективы.

– Вот и я так думаю.

– До свидания.

Гордеев вышел из кабинета и пошел по коридору, на ходу набирая номер Грязнова.

– Алло! Денис, это я, Гордеев. Давай встретимся через час в моей конторе. Что? Почему в конторе? Ну надо же мне хоть иногда на работе появляться. Я же не начальник, как некоторые. Ну все, жду.

Когда он выходил из отделения, навстречу ему шла та же самая троица, на этот раз с метлами в руках. Их сопровождал пожилой сержант, его нагрудный карман оттопыривался от пачки из трех разноцветных паспортов.

– Вперед, вперед, братские народы. На дембельский аккорд.

Гордеев сел в машину и, отъезжая, в зеркале заднего вида увидел, что троица принялась дружно мести улицу перед следственным отделом.

8

– Вот мы и приехали, Филипп, – сказала Истомина, круто закладывая руль вправо.

Темно-синий «вольво», слегка скрипнув резиной по мокрому асфальту, выполнил девяностоградусный поворот и, снижая скорость, покатился к высокой арке.

ведущей во двор многоэтажного дома, похожего на увеличенный раз в пять форт Байярд.

Филя, устроившийся на сиденье рядом с Галиной, с уважением посмотрел на женщину. Ему очень нравилось, как она управляла автомобилем, без нервов, мягко, в меру рискуя. Словом, полностью разрушая образ истеричной паникерши, который поначалу создал для себя Агеев.

Автомобиль въехал во двор: обширное асфальтовое кольцо с маленьким сквериком и детской площадкой посередине.

– Какой подъезд ваш? – спросил Филя.

– Вон тот. – Истомина указала на самое дальнее крыльцо в глубине двора.

– Консьерж есть?

– Да.

– А домофон?

– Тоже.

– Один выход из подъезда?

– По-моему, да.

– Уточним.

Машина тем временем объезжала по кругу двор, выруливая к стоянке. Филя вертел головой, осматриваясь.

– Окна вашей квартиры выходят во двор или на улицу?

– И во двор и на улицу. Черт! – Истомина резко затормозила и выругалась так витиевато, что у Фили от неожиданности запершило в горле.

Он перехватил взгляд Галины. Она смотрела на темноволосую моложавую женщину, стоящую возле маленького темно-зеленого «фиата».

– Посидите в машине. – Истомина вышла из салона, резко хлопнув дверцей, и направилась к женщине.

Филя проводил ее взглядом. Галина остановилась перед темноволосой женщиной. Лица Истоминой Филя не видел, зато заметил, как после первых слов улыбка сползла с лица ее собеседницы. Она что-то ответила Галине и сделала шаг влево, скрывшись от взгляда Агеева.

Филя, потеряв к происходящему интерес, осмотрелся в салоне. Взял журнал с полки под бардачком. Оттуда вывалилась большая фотография, сделанная явно с помощью телеобъектива с достаточно большого расстояния. Снимок был сделан зимой. За освещенным и по-новогоднему украшенным стеклом ресторана «Пицца-Хат» на Тверской сидели три человека. Их головы были обведены красным маркером. Спиной немного в профиль к объективу сидела девушка в красной куртке, рядом с ней расположился мужчина лет сорока с седыми висками и крючковатым носом. Напротив мужчины, повернувшись лицом к девушке, сидела моложавая темноволосая женщина, которая сейчас беседовала с Истоминой. Еще один круг выделял среди посетителей женское лицо, черты которого едва можно было различить. Женщина наклонилась в сторону и смотрела на троицу возле окна. Над этим кругом красовался вопросительный знак, обведенный маркером несколько раз.

Агеев посмотрел на женщин и увидел, что они уже готовятся разойтись. У обеих были напряженные лица. Темноволосая женщина встретилась взглядом с Филей, махнула рукой, что-то сказала Истоминой и направилась к ее машине.

Агеев поспешно спрятал фотографию обратно в бардачок. Женщина, поравнявшись с капотом, долгим и неприязненным взглядом ощупала лицо охранника. Истомина что-то громко сказала ей вслед. Агеев различил в реплике слово «ключи». Женщина, не оборачиваясь, выдернула из кармана связку ключей с брелком и пультом сигнализации и швырнула их на капот «вольво», а сама направилась к выходу со двора. Ключи, на мгновение задержавшись, скользнули с капота вниз на землю.

Филя вышел из машины и посмотрел вслед высокой тонкой женщине, сладко причесанными и убранными в «хвост» волосами. Истомина молча, с каменным лицом села за руль автомобиля. Филя наклонился, чтобы поднять ключи. Рванувшаяся с места машина колесом едва не переехала ему руку. Только отработанный тренировками рефлекс позволил Агееву избежать травмы.

«Вольво» буквально вонзился в промежуток между машинами и, скрипнув тормозами, замер. Филя цыкнул зубом и еще раз посмотрел вслед взбесившей Истомину дамы. Та подходила к арке двора. Едва она вступила в ее створ, как сильный порыв неизвестно откуда возникшей ветровой тяги разметал полы ее пальто. Тонкая строгая фигура утратила четкость линий. Закрыв ладонями уши и преодолевая встречный ветер, женщина скрылась под аркой.

– Эта женщина много лет была кем-то вроде гувернантки у Ники, – услышал Агеев за спиной голос Истоминой и обернулся.

Она стояла перед ним, как прежде доброжелательная, спокойная и хрупкая, но теперь Филипп знал, что она может быть и совсем другой и скорее всего эта ранимость, которая так подходила к ее ангельской внешности, была просто маской.

– Вы ее уволили? Неудивительно, что она так взбесилась, – сказал Агеев.

– Дело не только в этом. – Истомина на мгновение задумалась, потом улыбнулась и кивком указала на «фиат»: – Эти ключи от машины Ники. Теперь вы будете на ней ездить. Пойдемте знакомиться с хозяйкой?

– Пошли. – Филипп потихоньку оттирал с рукава грязь, налипшую от соприкосновения с днищем машины.

Они пересекли двор и вошли в подъезд. Агеев направился к окошку комнаты дежурного. Истомина последовала за ним.

Через стекло была видна маленькая комнатка с выбеленными стенами. За столом сидел вохровец в милицейской форме без галстука и смотрел телевизор. Он уставился на Агеева вопросительно, но, заметив за его спиной Истомину, заулыбался и поднялся с места.

– Здравствуйте, Галина Борисовна. – Охранник застегивал верхнюю пуговицу. – Как рука?

– Молитвами внутренних органов. Выздоравливает. Этого молодого человека зовут Филипп. Он сотрудник охранного агентства «Глория». Будет охранять Нику.

Милиционер кивнул Агееву и улыбнулся:

– Это та самая «Глория», которая Кочкина охраняла…

– Та самая, – прервал вохровца Филипп. – Вторая дверь в подъезд имеется?

– Да. Но она заперта. Не действует.

– Заперта на ключ или заблокирована?

– На ключ.

– У кого он находится?

– У нас в дежурке. Дубликат в домоуправлении.

– И все?

Милиционер кивнул, по-прежнему улыбаясь. Видно было, что ему очень хочется продолжить разговор о «знаменитой» «Глории».

– Вы все выяснили? – Истомина посмотрела на часы. – У меня важная встреча через час.

– Все. Пойдемте скорее. – Агеев направился к лифту.

– Я прошу вас не пропускать больше к нам Виолетту Марковну, – сказала Истомина дежурному. – У нее могут оказаться дубликаты ключей. И передайте мою просьбу по смене.

– Сделаем, Галина Борисовна. – Охранник черкнул несколько строк на желтом отрывном листке, который прилепил к стене над телевизором.

Филипп ждал Истомину, заступив одной ногой внутрь кабины. Женщина, переговорив с охранником, поспешила к Агееву.

Истомина отперла замок и пропустила Филиппа в дверь. Это была большая современная квартира с просторной прихожей, переходящей в холл, разделенный несколькими короткими перегородками. Все здесь носило отпечаток богатой неустроенности: дорогой ремонт и почти полное отсутствие мебели, роскошный паркет и нераспакованные картины, стоящие по стенам в тех местах, где для них были подготовлены крепления. Черные, белые и красные горшки с вьющимися по полу растениями, большой фикус в углу. Огромные окна, высокие потолки…

– Мы не собирались сюда переезжать, – сказала Истомина, наблюдая за Филиппом, который недоуменно оглядывался по сторонам. – Я приобрела эту квартиру год назад для Ники. Конечно, она тут не жила, и я не торопилась с ремонтом. А теперь из-за развода пришлось спешно тут все обустраивать и переселяться. А времени на это нет совершенно.

– Понимаю… – сказал Агеев, – а вещи уже перевезли?

– Да, перевезли.

– Надо полить. – Агеев присел на корточки и попробовал пальцем сухую землю в Одном из горшков.

Истомина развела руками:

– У меня, как вы понимаете, руки не доходят. Постоянно на работе – двадцать восемь рабочих дней в месяц.

– А дочь?

– Увы, моя дочь не хочет взять на себя даже это.

– А та женщина?

– Она не считала это своей работой, – с раздражением сказала Галина. – У нее было слишком много других… дел.

Они обошли перегородку. Прямо посреди холла стоял на черной тумбе огромный телевизор, по экрану которого метался в совершенно непотребном виде Мэрилин Мэнсон. Звука не было слышно. Из-за спинки кресла, придвинутого вплотную к экрану, торчала черноволосая девичья голова в наушниках. Голова судорожно подергивалась в такт музыке.

– Вот видите? – кивнула Истомина в сторону дочери. – И так постоянно… Слушает каких-то уродов…

– А вас? – спросил Агеев.

– Что меня? – испуганно переспросила Истомина.

– Вас слушается?

– О чем вы говорите? – Она только махнула рукой: – Конечно нет… Я надеюсь, что вы найдете с Никой общий язык.

– Я тоже… – не слишком уверенно ответил Филя, глядя на извивающегося на экране телевизора человека, половую принадлежность которого определить было очень сложно.

Истомина обошла кресло и тронула дочь за плечо. Та оторвалась от телевизора и рассерженно посмотрела на мать. Филипп стоял за спиной девочки и почти не видел ее лица. Истомина показала знаком, что нужно снять наушники. Девочка сорвала их с головы и нажала на кнопку пульта дистанционного управления. Теперь истеричный вокал певца заметался среди перегородок гулкого холла. На экране кого-то разделывали бензопилой, красная кровь летела в разные стороны. Агеев брезгливо поморщился. Истомина что-то прокричала дочери, та обернулась и посмотрела на Филиппа. Он увидел юное личико, изуродованное черной помадой и тенями. Лицо Ники украшали кольца в ушах, ноздре и даже бровях. Видимо, растерянный вид Агеева позабавил девочку, и она презрительно усмехнулась. Истомина вырвала из ее рук пульт и выключила телевизор. Стало тихо и хорошо.

– Этого человека зовут Филипп, – прокричала Галина по инерции.

– Мама, чего ты орешь? – спокойно задала вопрос девочка. – Я ведь не глухая.

– Чтобы ты лучше слышала. А то от твоих уродов не только рассудка, но и слуха лишиться можно.

– Понимала б еще что-то… – вполголоса пробормотала девочка. И погромче добавила: – И что это за Филипп?

– Он теперь будет находиться с тобой неотлучно. Постоянно. Сопровождать везде.

– Зачем? – недоуменно поинтересовалась Ника.

– Чтобы… чтобы с тобой ничего не случилось.

– Вау, бодигард личный! – Ника поднялась с кресла, и Филипп увидел еще одно кольцо – в пупке, который не скрывала короткая маечка с изображением физиономии все того же Мэнсона, несколько растянутой острыми грудками. Кроме майки на девочке были не менее откровенные джинсовые шорты с длинной бахромой. На поясе был прицеплен маленький мобильный телефон. Запястье украшали многочисленные браслеты, а на щиколотке красовалась цепочка. Девочка заметила взгляд мужчины, задержавшийся на ее длинных ногах, и снова усмехнулась.

«Многоопытной барышней хочет показаться», – подумал Филипп и посмотрел на Истомину.

– Ну ладно, – наконец сказала Ника, – если хочет, пусть ходит за мной… А где Виолетта? – спросила она у мамы, усаживаясь обратно в кресло.

– Я забрала у нее ключи.

– Понятно, – мрачно сказала девочка. – Так всегда поступают буржуи. Именно буржуи! Да. Это я… – Чуть помолчав, она неожиданно добавила: – Да пошла ты в задницу! Дай пульт, – протянула она растопыренную ладонь матери.

Филипп ошарашенно смотрел на Истомину, которую, казалось, совершенно не тронули оскорбительные слова дочери. Галина, перехватив взгляд Агеева, рассмеялась:

– Это она по телефону разговаривала с подружкой. У нее наушник и микрофон подключены к аппарату. Только, пожалуйста, потише, – обратилась она к дочери.

Та дернула плечом и, напялив на голову наушники, включила телевизор.

– Это у нас называется «антибуржуйская мэнсоно-терапия», – улыбнулась Галина и посмотрела на часы.

– Ника против капитализма? Антиглобалистка? – спросил Агеев.

– Да ну… – поморщилась Истомина, – она сама не знает, что у нее в голове понамешано. Обычный подростковый максимализм, и ничего больше… Хотите чаю?

– С удовольствием. Можно я пока осмотрюсь здесь?

– Само собой.

Истомина направилась на кухню, которую отделяла от холла высокая стойка, а Агеев отправился бродить по огромной квартире. Он осмотрел и проверил окна, подошел к одной из дверей, подергал ручку – дверь была заперта.

– Это мой кабинет! – услышал Агеев голос Истоминой. – Комната Ники рядом.

Филипп увидел, что хозяйка наблюдает за его перемещениями из большой кухни-студии. Он кивнул и прошел дальше.

«Странная семейка. Запираются друг от друга. Тайны у них какие-то, что ли?» – подумал Филипп, заметив, что и дверь в комнату Ники тоже снабжена замком. Впрочем, он был незаперт.

Агеев вошел внутрь и осмотрелся. Ничего неожиданного в комнате девочки не оказалось. Абсолютная копия личного помещения трудного подростка из любого американского фильма. Страшные плакаты с размалеванными рожами на стенах, незастеленная кровать со сбитыми простынями, и жуткий, нарочитый беспорядок, когда один башмак стоит посреди комнаты, а другой непонятным образом очутился на дорогом письменном столе, придавливая учебники и тетради, которые, видимо, открываются очень редко.

Филипп подошел к стеллажу с книгами. На верхней полке, рядом со зловещей куклой Чаки из одноименного сериала ужасов, стояли две фотографии в рамочках. На одной был запечатлен седовласый мужчина, с робкой фамильярностью обнимающий за плечи Мика Джаггера, а на другой он же за одним столом со скорчившим рожу, постаревшим, но все еще бодрым Оззи Осборном. В седом господине, фотографирующемся с престарелыми рок-звездами, Филипп узнал одного из людей со снимка, обнаруженного в машине Истоминой.

«Это, должно быть, папа Ники. Господин Истомин греется в тусклых лучах былой славы. А девочка на фотографии – сама Ника. Интересно, кто делал снимок? И за кем из троих… – Филипп вспомнил четвертое, размытое лицо на фотографии. – Нет, четверых. За кем из четверых следили?»

Агеев вышел из комнаты Ники. Он намеревался в разговоре как-нибудь мимоходом вызнать, не обращалась ли Истомина раньше к услугам агентств. Для проформы он заглянул в остальные помещения и прошел на кухню.

Стол был накрыт к чаю. Истомина снимала пищавший чайник с плиты. Ника стояла, прислонившись к стойке, и жевала шоколадное печенье с толстым кружком колбасы. Она обернулась к Агееву:

– Взял след? – Девочка высунула язык, «украшенный» металлическими шариками, и часто задышала, видимо, пытаясь изобразить собаку.

– Это не нужно. Для тебя и металлоискатель сгодится, – парировал Агеев. – А это что, теперь принято есть шоколадное печенье с колбасой?

– Как хочу, так и ем! – пробурчала Ника и демонстративно зачмокала своим невероятным бутербродом.

Агеев еле удержался, чтобы не рассмеяться. «Эх, а когда я был в таком возрасте, – подумал он, – еще и не такое выкидывал. Так что все повторяется, только антураж разный. У нас – брюки клеш, у них – железки в разных местах… Впрочем, клеши и они таскают…»

– Садитесь скорее за стол, – засмеялась Истомина. – У меня буквально десять минут свободных.

– Слушай, ма, а как этот… Филипок будет меня охранять? В нем же росту метр с кепкой. Во! – Девочка вытянула руку вдоль пола над головой Агеева.

– Ника! Как тебе не стыдно! – Истомина посмотрела на Филиппа. – Изволь называть своего телохранителя Филиппом.

– Как скажешь, – изобразила Ника «примерную девочку», – но почему этот телохранитель такой плюгавый? Долго искала?

– Замолчи! – разозлилась Истомина.

– Не волнуйся. Я буду все время подпрыгивать, – улыбнулся Агеев и присел на табурет возле стола. – И потом, можно считать, что ты в бронежилете.

Истомина опять рассмеялась, а Ника надулась, но за стол все-таки села.