Текст книги "Отпущение грехов"
Автор книги: Фрида Митчелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 5
Гейл вывезла страдавшего от унижения Лавкрафта из задних дверей клиники. Когда она вновь провезла его по брусчатой мостовой и по пандусу вкатила кресло в здание, настроение Эндрю не улучшилось ни на йоту.
Лавкрафт сидел в смотровой и молча злился, пока Гейл занималась с другими пациентами. Он годами уворачивался от пуль. Это было его работой. Но какой-то сопливый подросток сделал то, чего до сих пор не удавалось никому, хотя пытались многие. Сбил его с ног, уложил замертво и оставил на память шишку величиной с арбуз.
Голова трещала так, что думать о чем-то другом было невозможно. И все же Эндрю был уверен: если боль хоть чуть-чуть уменьшится, он придумает, как обернуть это несчастье на пользу делу и продолжить расследование. Он пробыл в Оуквуде почти две недели, а что успел сделать? Вступить в первоначальный контакт, вмонтировать жучок в телефон и поцеловаться с объектом слежки. Когда к Эндрю прикоснулись прохладные, уверенные руки Гейл, отвратительное самочувствие не помешало ему почувствовать себя жеребцом во время случки.
Ничего удивительного, что настроение у него было премерзкое. Эндрю сам не знал, что доставляло ему большие страдания: то ли адская головная боль, то ли эрекция, от которой все еще оттопыривались его спортивные шорты. Если Гейл еще раз прикоснется к нему с таким видом, словно готова съесть его со всеми потрохами, он просто кончит, к стыду их обоих…
Легкий стук, за которым последовал скрип двери, отвлек Эндрю от мыслей о его плачевном состоянии. В смотровую вошла регистраторша, крашеная блондинка, которой явно требовалось осветлить корни волос.
– Мистер тренер, доктор Нортон подойдет через минуту, – деловито сказала она. – Могу я чем-нибудь вам помочь?
Судя по голодному взгляду карих глаз, которым она обвела тело Лавкрафта, было ясно, какую именно помощь она имеет в виду.
– Мэм, я не прочь принять аспирин. – В конце концов, он находится на Юге, где еще соблюдают правила этикета.
Регистраторша готовно ринулась к Лавкрафту, чуть не задушив его густым запахом сладкого одеколона. Купается она в нем, что ли?
– Зовите меня Ширли, – промурлыкала она, подойдя вплотную. Грудь Ширли торчала вперед, как у Крольчихи Ребекки. Черный топ с низким вырезом только добавлял ей сходства с героиней известного мультфильма. – Как все остальные.
Все остальные называют тебя не только так, подумал Эндрю. Тем временем Ширли пригладила свои взлохмаченные обесцвеченные волосы. Лавкрафт прислушивался и приглядывался ко всему, что происходило вокруг. Именно поэтому наглый щенок сумел застать его врасплох. Зато он слышал беседы коллег-тренеров и их не слишком лестные отзывы о Ширли Пышечке, «роковой женщине» Оуквуда.
Ширли наклонилась к нему и негромко ойкнула.
– Вот это шишка! – сорвалось с ее напомаженных губ.
Эндрю быстро отстранился, не дав ей коснуться его бюстом.
– Я был бы вам очень признателен за пару таблеток аспирина, – сказал он, надеясь, что Ширли поймет намек и уйдет.
Она выпрямилась и сделала глубокий вдох, который наверняка разучивала перед зеркалом. Эндрю отклонился так, что кресло на колесиках чуть не перевернулось.
– Мне нужно будет спросить разрешения у мисс Пилюлькин, – возбужденно вращая глазами, сказала Ширли. – Она просто трясется над своими пациентами.
Если бы у Эндрю не так болела голова, он расхохотался бы. Гейл стояла в дверях и смотрела на Ширли Макартур с нехорошим прищуром.
– Ширли, спасибо за то, что принесли снимки, – ледяным тоном сказала она.
Ширли и ее приподнятый лифчиком бюст испустили еще один привычный вздох.
– Нет проблем, доктор Нортон, – ответила она и направилась к двери.
Гейл не ответила. Ощущая непривычную ревность, вызванную тем, что другая женщина пыталась… э-э… очаровывать Эндрю, она с силой шлепнула снимки на смотровой стол и включила свет.
– Что ж, неплохо. Опухоли нет, – пробормотала она, проводя карандашом по снимку. – Кровоизлияние минимальное. Ничего серьезного, но повод для беспокойства есть.
– Кровоизлияние?
Она повернулась и посмотрела на Эндрю. Тревога, сквозившая в его глазах, была слышна и в голосе.
– Я бы рекомендовала госпитализацию.
Он покачал головой, и это ничуть не удивило Гейл. Она была готова к его сопротивлению.
– Всего на каких-нибудь два дня. Необходимо пройти обследование, – утешила она его.
Решимость, горевшая в глазах Эндрю, говорила о том, что битвы действительно не избежать. Он и без того был слишком возбужден, так что волновать его не стоит. Но оставаться без присмотра он тоже не может.
Его темные брови сошлись на переносице.
– Ни в какую больницу я не поеду! – резко заявил он.
Она прислонилась к шкафу и сложила руки, прижав к груди медицинскую карту Эндрю.
– Здесь у нас есть палата, где при необходимости можно держать пациентов…
– Нет.
– Но сегодня вечером медсестра уезжает в Ричмонд, так что…
– Вот и отлично. Я еду домой.
Он рывком встал, но тут же покачнулся. Гейл выронила карточку и подхватила Эндрю одновременно с Ширли. Увидев на руке Лавкрафта ногти регистраторши, выкрашенные лаком кровавого цвета, она окончательно разъярилась.
– Будьте благоразумны, – сказала Гейл, пытаясь говорить тоном человека в белом халате. Неужели она и в самом деле ревнивая самка? – Вы не можете оставаться в одиночестве.
– Доктор Нортон, я могла бы остаться с ним, – предложила Ширли.
Гейл хотела равнодушно пожать плечами, но поняла, что это выше ее сил. Судя по тому, как Ширли незаметно подкралась к Эндрю, как она смотрела на него и тыкала свой бюст ему в лицо, на покой Лавкрафту рассчитывать не приходилось. У Ширли наверняка были свои представления о том, что может помочь больному выздороветь.
Черта с два, сестренка, злобно подумала Гейл.
– Ширли, в этом нет необходимости. – Она помогла Эндрю снова сесть в кресло. – Мистер Лавкрафт мой сосед. Вечером я смогу присмотреть за ним. Мне будет спокойнее, если он будет находиться под наблюдением специалиста.
– Вы серьезно? – спросил Эндрю.
– Абсолютно. В разрыве кровеносных сосудов мозга нет ничего необычного. Особенно учитывая силу удара о землю. Вы страдаете головной болью и находитесь в возбужденном состоянии. Поскольку от госпитализации вы отказываетесь, нужно, чтобы кто-то оставался с вами.
Ширли посмотрела на Эндрю взглядом голодного тарантула.
– Я действительно могу это сделать.
– Спасибо, Ширли. Вопрос уже решен, – ответила Гейл более резко, чем следовало. Регистраторша поняла намек, но Гейл дождалась, пока Пышечка Ширли не убралась из смотровой, и только потом обратилась к Эндрю: – Вы уверены, что не хотите остаться в клинике? Знаете, я привыкла к ночным дежурствам. Это часть моей работы.
– Дома мне будет удобнее.
– Эндрю, не советую. Я бы предпочла отправить вас в окружную больницу, но здесь у меня хотя бы будет под рукой все необходимое для экстренной помощи…
– Детка, отпусти мальчика домой.
При звуке прокуренного голоса доктора Спенсера Гейл на секунду прикрыла глаза, а потом сунула руки в карманы белого халата.
– Эндрю, это доктор Спенсер. Доктор Спенсер, позвольте представить вам Эндрю Лавкрафта. Он…
– Я знаю, кто он такой, – сердито проворчал Спенсер. Потом он посмотрел на Лавкрафта сверху вниз и улыбнулся. Морщины на его обветренном лице углубились. Эту добродушную улыбку он приберегал для пациентов и Ширли. – Ну что, тренер, какие нынче шансы у «Акул»?
– Неплохие, сэр. В этом году наша линия защиты самая сильная в юниорской лиге.
Спенсер хмыкнул.
– Да уж… Я слышал, это вас Чарли Грант так припечатал.
Эндрю поморщился.
– Смею вас заверить, я надеялся на более успешное начало карьеры.
– Доктор Спенсер, – прервала Эндрю Гейл, прежде чем он успел сказать что-нибудь едкое в адрес школьной команды. – Пациент отказывается ехать в больницу. Поэтому я считаю, что ему стоит переночевать здесь.
Спенсер смерил Гейл суровым взглядом (которым пользовался, когда имел дело с персоналом клиники), сведя на переносице седые брови, похожие на гусениц.
– Дома, в собственной постели, ему будет удобнее. Правда, сынок?
– Определенно, – с готовностью согласился со старым ворчуном Лавкрафт.
– Доктор Спенсер, но мое профессиональное мнение…
– Плевать мне на твое профессиональное мнение, детка. – Спенсер вынул из шкафа карту Лавкрафта, которую Гейл успела поставить на место. – Больной выздоравливает тогда, когда имеет возможность отдыхать. А разве можно по-настоящему уснуть там, где все пищит и гудит?
– И где сестры всю ночь делают тебе уколы, – быстро добавил Эндрю.
Это что, мужской заговор?
– Вот именно, – подтвердил Спенсер и кивнул лысой головой. – Держу пари, в университете тебя не учили, что иногда больные лучше всего поправляются в собственной постели. Верно?
Нет, в этом веке врачей учат, что лучшее место для больного больница, хотела ответить Гейл, но вовремя прикусила язык.
– Отвези его домой и уложи в кровать, – сказал ей Спенсер. А потом обернулся к Эндрю и спросил: – Тренер, у вас есть этот дурацкий телефон без провода?
Увидев ответный кивок Эндрю, Спенсер взял карту и, насупив брови-гусеницы, что-то записал в ней.
– Положи рядом с ним телефон и звони каждые два часа. Если больной не ответит, сходи и проверь, не протянул ли он ноги. Но скорее всего это будет означать, что он просто дрыхнет.
– Но…
– Это приказ, детка. Клиника пока еще принадлежит мне. – Старик бодро улыбнулся Эндрю и положил веснушчатую руку на его широкое плечо. – Тренер, покажите этим «Акулам», где раки зимуют. – И вышел, не дав Гейл открыть рот и проворчав что-то неразборчивое, но явно нелестное о девчонках с университетским дипломом.
– Ай да мужик, – пробормотал Лавкрафт.
Гейл не была уверена, что это комплимент.
– У него есть свои недостатки. – Гейл сняла снимки с экрана и сунула их в прозрачную папку. – И куда это вы собрались? – спросила она, когда Эндрю начал выбираться из кресла.
– Домой, – не глядя на нее, ответил Лавкрафт и похлопал себя по карманам. – Как только выясню, где ключи от моей машины.
Гейл скрестила руки на груди и смерила его суровым взглядом.
– Вам нельзя садиться за руль. Кроме того, вашу машину пригнал домой один из членов команды. Точнее, Джонни Брокенхерст.
Эндрю сдавленно чертыхнулся.
– Это все из-за него!
– Он очень переживал из-за случившегося. – Зная, что Эндрю больше ни за что не сядет, Гейл отодвинула инвалидное кресло в сторону. – И Чарли Грант тоже. Пока вы были в кабинете радиологии, они приходили вас проведать, но я отослала их домой.
Эндрю криво усмехнулся.
– А-а… Тогда ясно, почему из меня вышибло дух.
Гейл кивнула. Если верить тренерам, которые привезли Эндрю, двухметровый Чарли Грант, состоявший из центнера накачанных мышц, врезался в Лавкрафта как товарный поезд. Увидев этого «малыша» в отсутствие Эндрю, она поняла, что Пит Уэстон ничуть не преувеличивал.
– Чарли сказал, что солнце светило ему в глаза и что он вас не видел.
– Но тогда какого черта он лез напролом? – Эндрю озабоченно потер заднюю часть шеи.
Гейл тут же встревожилась.
– У вас что, болит шея?
– Нет. Просто чувствую, что из-за этой парочки у меня к концу сезона будет геморрой.
Гейл слегка успокоилась.
Эндрю выпрямился и шагнул к двери.
– Спасибо за все, док. Я пойду домой.
Она быстро преградила ему путь. То, что Лавкрафт при желании мог бы легко поднять ее и отставить в сторону, роли не играло. Он все еще оставался ее пациентом, хотя клиника принадлежала Спенсеру.
– Нет, сами вы никуда не пойдете, – сказала она, скрестив руки на груди и решительно глядя на Лавкрафта.
Он остановился и оперся ладонью о смотровой стол. Конечно, чтобы не потерять равновесие.
– Эндрю, у вас кружится голова. Сядьте, а то упадете и повредите себе еще сильнее.
– Спенсер сказал, что я могу идти домой. Вот я и иду. – В его глазах горела решимость. – Прямо домой. Честное слово. И сразу лягу в постель. С телефоном. Чтобы вы могли нарушать мой сладкий сон каждые два часа.
Она отошла от дверей, подошла к Эндрю и положила ладонь на его предплечье. Он напрягся; под ее пальцами забилась какая-то жилка.
– Я знаю, что сказал Спенсер, – ответила Гейл, пытаясь думать о здоровье пациента, а не о том, как ее пальцы отзываются на прикосновение к его теплой коже. – Но все равно не отпущу вас домой одного.
– А что же вы будете делать? Пошлете со мной Ширли? – саркастически парировал он, приподняв бровь.
– Нет. – Гейл поспешно отпустила его руку. Неужели она допустила ошибку? После смерти родителей и даже до того она жила, не высовываясь и стараясь придерживаться линии наименьшего сопротивления. Пока дело не касалось ее пациентов. Тут она делала все, что было необходимо. Твердо стояла на своем и находила способы обойти старого ворчуна. Впрочем, сейчас это не имело значения. Она выполнит распоряжение вредного старикана и отпустит Эндрю домой, С одним маленьким дополнением.
По крайней мере, так она говорила себе, глядя в глаза Эндрю и видя в них тот же жар, который не давал покоя ей самой.
– Я сама отвезу вас домой после конца смены.
– Вы всегда такой упрямый?
– Только если ко мне пристают, когда я хочу спать. – Эндрю насупился и отодвинул кофейную кружку с недопитым куриным бульоном. Зачем Гейл накачивает его этим пойлом? Он ведь уже пять раз сказал, что голод – наименьшая из его проблем. У него разламывалась голова, и хотел он только одного – поскорее лечь.
– Ешьте, – непреклонно ответила Гейл, опустив ложку в большую керамическую кружку. – Потом я вас послушаю, дам болеутоляющее и позволю пару часов поспать.
Черта с два, хмуро подумал Лавкрафт, принимая у нее кружку. Он был упрям, но давно понял, что Гейл вдвое упрямее. То, что она силой уложила его в свою слишком короткую двуспальную кровать и поит куриным бульоном, как малыша, у которого выпал зуб, еще полбеды. Настоящая беда – это разжигавший желание легкий аромат цветочного одеколона, которым пахли ее шелковые простыни. Даже головная боль не мешала ему испытывать возбуждение.
После долгого спора он сумел убедить Гейл, что не упадет на лестнице и не сломает себе шею. Ему необходимо подняться к себе, принять душ и переодеться. Она согласилась отпустить его одного, но только на десять минут, чтобы собрать вещи. Душ – на его ответственность. Она все равно войдет туда. На случай, если у него снова закружится голова.
О том, чтобы впустить объект слежки в квартиру и позволить ему увидеть аппаратуру, пока он, Лавкрафт, будет в душе, не могло быть и речи. Конечно, запасную спальню можно было бы запереть, но запертая дверь для женщины такое же искушение, как ваза с пирожными для годовалого малыша.
А Гейл является для меня именно объектом, напомнил себе Эндрю, наблюдая, как она наливает в стакан воду со льдом. На Гейл был все тот же халатик, который скрывал больше, чем показывал, но Эндрю нравилось следить за тем, как голубая хлопчатобумажная ткань обтягивает ее бедра и круглые ягодицы. От Гейл не требовалось быть чувственной, обольстительной и заставлять его испытывать желание от малейшего прикосновения или аромата ее одеколона. Гейл – объект слежки, который должен вывести его на цель. Она не женщина, которая смотрит на него горящими глазами. Не женщина, при взгляде на которую два слоя хлопка начинают казаться такими же тугими и жесткими, как брезент. И уж никак не женщина для него.
Даже если бы он хотел обольстить ее – а он этого не хотел, – из этого все равно ничего не вышло бы. Потому что, как только Гейл все узнает, она возненавидит его. Да, она вызывает у него улыбку, да, он четыре ночи проворочался в постели, потому что стоило уснуть, как ему начинала сниться Гейл. Ну и что из того? Какое имеет значение, что ему хочется обнять ее и целовать до потери сознания, несмотря на адскую головную боль?
Он сотрудник ФБР. Тайный агент. Его работа – ловить преступников, и он относится к этой работе серьезно. Гейл Нортон очень опасная женщина, напомнил себе Лавкрафт. Опасная для его души, тела и цели, к которой он стремится. Он ни за что не позволит себе увлечься ею. Какими бы чарами ни обладала прекрасная леди-доктор.
Гейл проснулась при первом же звуковом сигнале ее наручных часов. Не включая стоявшую на тумбочке дешевую медную лампу, она спустила ноги с кровати и выгнула спину. Да, долг есть долг, но хватило проспать полночи на диване, чтобы она раз и навсегда зареклась брать мебель напрокат – как старую, так и новую. Она не столько спала, сколько искала место, где пружины не втыкались бы ей в зад.
Пользуясь тем, что в окно гостиной светит полная луна, она прошлепала в ванную, плотно закрыла за собой дверь и только тогда зажгла свет. Тревожить Эндрю не следовало. Гейл подходила к нему каждые три часа. Из-под палки съев куриный бульон, он крепко уснул. Температура не повышалась, пульс и давление были практически нормальными. После полуночи он слегка «поплыл», но отвечал связно. Судя по всему, сотрясения мозга у Эндрю не было. Гейл надеялась на лучший исход и отсутствие осложнений, но врожденная осторожность брала в ней верх.
Она вымыла руки и пошла в спальню, чтобы проверить пациента. Как и в предыдущие два раза, Гейл остановилась на пороге и залюбовалась своим подопечным.
Да, посмотреть было на что… Лунный свет заливал дощатый пол, двуспальную кровать Гейл, стройное, загорелое тело и тугие мускулы, обтянутые атласной кожей. Вообще-то в этом не было ничего необычного, но Гейл была так поглощена своей карьерой и мыслями о брате, что постель не играла для нее особой роли. Связи на одну ночь Гейл не привлекали; весь ее сексуальный опыт ограничивался двумя короткими романами во время учебы в университете. Одно время Гейл казалось, что у нее могло бы что-то получиться с заведующим отделением неотложной помощи городской больницы Далласа. Однако этот роман быстро закончился, когда она приняла предложение правительства поработать в Оуквуде в обмен на зачет большей части банковской ссуды.
После переезда в Виргинию светская жизнь Гейл ограничивалась редкими обедами и посещением кино с Айрин. Иногда с врачами окружной больницы она ездила в Ричмонд послушать джаз. А в остальном жила как монахиня.
Она жадно смотрела на Эндрю. Во время прошлого посещения, когда Гейл прослушивала его легкие, Лавкрафт снял белую футболку с короткими рукавами и его широкая грудь осталась обнаженной. Отрицать не приходилось: Эндрю возбуждает ее. Не только физически, но и эмоционально. Гейл не считала, что им с Эндрю следует чего-то ждать, но связь с ним могла стать опасной. Как бы ни учащался ее пульс, когда они оказывались в полуметре друг от друга… Не говоря об их взаимном влечении, в Эндрю было многое, заставлявшее ее невольно мечтать о будущем.
Но мечты противоречили ее натуре. Она ставила перед собой конкретные цели, разрабатывала способы достижения и реализовывала их. Разве можно забыть о Крисе, который рискует жизнью ради безответного десятисекундного телефонного звонка?
Когда Крис будет в безопасности, тогда… возможно…
Не будь дурой, выругала себя Гейл. Через два месяца ты уедешь из Оуквуда. С глаз долой – из сердца вон.
После этого сурового внушения себе она взяла с комода сумку с медицинскими приборами, подошла к кровати и включила ночник. Комнату залил мягкий свет, заставив ее пациента зашевелиться. Эндрю вынул руку из-под головы и прикрыл ею живот, плоский как стиральная доска. Гейл, загипнотизированная игрой мышц, стояла и ломала голову, много ли времени понадобится, чтобы у нее при виде этой картины начала выделяться слюна. Как у собаки Павлова…
– Опять? – Голос Лавкрафта, хрипловатый со сна, заставил ее подумать о двух головах на одной подушке и произнесенных шепотом словах любви.
Гейл посмотрела в его лицо и ничуть не удивилась, увидев, что во взгляде Эндрю горит желание.
– Как вы себя чувствуете? – тихо спросила она.
Между ними что-то происходит. Что-то важное. Но Гейл уже было все равно, как называется это чувство. Имеет значение только одно: пламя, горящее в глазах Эндрю. Этот взгляд заставил Гейл понять, что она хочет большего.
Он сел, подложил под спину подушку и оперся на медное изголовье кровати. Гейл вдохнула мускусный запах чистого мужского тела и почувствовала, что у нее закружилась голова.
Эндрю провел рукой по волосам, отстраняя со лба темные волнистые пряди.
– Думаю, хорошо.
Гейл полезла в сумку за стетоскопом и манжетой для измерения давления, обмотала руку Эндрю выше локтя и застегнула манжету на «липучку».
– Об этом судить мне. – Она приставила к вене стетоскоп, затем накачала в манжету воздух и медленно отпустила клапан. – Чуть выше, чем в прошлый раз, но в этом нет ничего особенного. Просто вы лежали, а теперь сели.
Затем Гейл потянулась к его запястью и измерила пульс.
– Слегка учащенный, – нахмурилась она. – Головная боль прошла?
– Одна прошла, другая осталась.
Голос Эндрю, хриплый, как после хорошей выпивки, привлек ее внимание. Когда Гейл поняла, о чем идет речь, она подняла взгляд и застыла как завороженная. Его глаза светились фиолетовым пламенем, как полночное небо после летней грозы в деревне. Мать-природа настоятельно требовала своего.
Эндрю взял ее за руку. Это прикосновение было бережным, но решительным. Гейл знала, о чем он думает. Знала, чего он хочет. Потому что сама думала о том же и хотела того же. С той самой минуты, как две недели назад увидела его в глазок. О да, они оба хотят того же. Только время для этого неподходящее. Для врача самое главное – это здоровье пациента. У него участился пульс и поднялось давление. Но она-то абсолютно здорова, а ощущает то же самое.
В тоне Гейл чувствовалось сожаление.
– Нельзя, Эндрю…
Лавкрафт приподнял темные брови, но, вместо того чтобы выпустить руку Гейл, начал лениво поглаживать ее кончиком большого пальца.
– Почему?
Его улыбка была такой дерзкой, что Гейл невольно улыбнулась в ответ.
– Потому что у вас травма головы.
Потому что, если я дам себе волю, я пропала.
– Гейл, поверьте, в данный момент мне хорошо, как никогда в жизни.
Она подняла глаза к потолку.
– Это чувство называется возбуждением.
Как будто она сама испытывает что-то другое…
– Не сомневаюсь, док.
То ли он читает ее мысли, то ли насмехается над ней. Впрочем, теперь это не имеет значения. Какая разница?
Эндрю выпустил ее кисть, провел ладонью вдоль предплечья, обхватил затылок и привлек Гейл к себе.
Дышать, напомнила она себе. Нужно дышать.
Рука Эндрю коснулась ее шеи, и кончиком пальца он нащупал бешено бившийся пульс. У Гейл тут же пересохло во рту.
– С точки зрения медицины, – выдавила она, – повышение кровяного давления – плохой признак.
Эндрю склонил голову набок и начал поглаживать пальцем ее подбородок.
– Угу, – ответил он. – Но у вас со здоровьем все в порядке.
– У вас изменился пульс и участилось дыхание… – Гейл тщетно пыталась думать об Эндрю как о своем пациенте, а не как о мужчине, которому ей хочется отдаться. Частота ее собственных сердечных сокращений достигла тревожной отметки. Дыхание требовало усилий, а необходимая для этого концентрация внимания находилась на нуле. Все внимание Гейл было сосредоточено на мужском пальце, ласкавшем ее щеку.
– И состояние мышц тоже изменилось, – еле слышно прошептала Гейл. – Они напряглись…
Сначала ее ухо ощутило теплое дыхание. Через несколько секунд она почувствовала легчайшее прикосновение языка к мочке, после чего ее мышцы тоже начали напрягаться.
– …и затвердели, – добавила Гейл, слегка повернув голову, чтобы Эндрю было удобнее.
– И не только они, – хрипло шепнул он ей в ухо.
Гейл представила себе, что держит в ладони его твердый, горячий, упругий член… По ее спине пробежали мурашки и устремились именно туда, куда следует. В то место, где сосредоточивается наслаждение.
– Док, помогите мне расслабить мышцы. Думайте об этом исключительно с медицинской точки зрения.