Текст книги "Тьма, сгущайся! (СИ)"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

С ревом толпа рванулась вперед. Ею двигала не только ярость, но и желание уйти из-под огненного ливня. И только защитная линия деканов смогла остановить людей. Правда, к этому моменту огненный дождь прекратился. Но ярость толпы не угасала. Разгневанные люди кричали громче и громче, задние ряды напирали на передние, и толпа медленно продвигалась вперед.

Замелькали поднятые кверху сжатые кулаки, палки, дубинки. Оградительная линия деканов разорвалась, подаваясь назад.

Во избежание возможности повторения трагедии, случившейся в Неоделосе, Гонифаций запретил деканам вооружаться Жезлами Гнева. А теперь, по его торопливым приказам, жрецы Первого и Второго Круга быстро выдвинулись вперед, чтобы поддержать колеблющуюся линию деканов. На ходу они включали защитное поле, и мантии их раздувались. Толпа швыряла в них испачканные нечистотами сосуды, камни, но это не причиняло вреда жрецам.

Правда, с их нимбами было что-то не в порядке. Они прерывисто вспыхивали и тут же гасли.

Внезапно в рядах жрецов возникло смятение. Вначале несколько жрецов, шедших в центре, прилипли друг к другу, не в силах оторваться. Затем к этому людскому кому стали прилипать другие жрецы справа и слева, спереди и сзади. И в конце концов все они сбились в кучу, совершенно беспомощные, неспособные оторваться друг от друга.

Гонифаций понял: каким-то образом защитное поле жрецов изменило полярность – не отталкивало, а притягивало. И мощность его увеличивалась скачкообразно.

Но большинство архиепископов могли только беспомощно смотреть на Хаос, разворачивающийся перед их глазами. Долгая тренировка позволила им сохранить на лицах маску беспристрастности, но теперь она обозначала только одно: смятение, потрясение. Разумеется, не физический страх приковал их к креслам. Они чувствовали, что материалистический мир, на котором базировались их безопасность и благополучие, рассыпается на куски. Наука, которой они верно служили, вдруг стала игрушкой в руках темных сил, таких могущественных, что они могли разрушать незыблемые физические законы. Возникла реальность, заставившая их усомниться в справедливости основного принципа их мышления: существует лишь космос и электронная структура без души и цели… Теперь в этот принцип вклинились огромные черные буквы: Прихоть Сатаны…

Жрецы высших Кругов, столпившиеся вокруг помоста, находились не в лучшем состоянии. Они сбились в кучу, ничего не предпринимая, в то время как закиданная нечистотами толпа с ревом продвигалась вперед заглатывая черную цепь деканов, алую груду жрецов низших Кругов, приближаясь к самому помосту, к ступеням Собора.

И тут случилось невозможное: на помост полетел камень. Он не вызвал никакой реакции. За исключением трех человек, все остальные на помосте находились в состоянии полной прострации.

Легко перечислить этих трех человек – Гонифаций, Жарль и старый фанатик Серциваль.

Гонифаций наконец смог установить порядок в Центре Управления. Над Площадью все еще стоял, наклонившись и вытянув руки вперед, Великий Бог. Но вот из-за него вылетел отряд ангелов, будто с неба спустился отряд полубогов.

Они устремились туда, где к помосту подступали первые ряды взбунтовавшихся прихожан. Ангелы так низко пролетели над людьми, что некоторым неудачникам размозжили головы.

Притягивающее поле, окружавшее сгрудившихся жрецов, изменило траекторию полета ангела, летевшего в центре, и он врезался в середину красной груды. Металлическая конструкция развалилась со страшным скрежетом, и всем открылась кабина пилота, где лежал, скорчившись, мертвый жрец.

Но другие ангелы поднялись в воздух, сделав круг над Площадью, пошли на второй заход.

С Площади неслись жуткие крики тех, кто попал под струи, вылетавшие из направленных вниз дюн.

Безумная ярость толпы внезапно сменилась безумным ужасом.

Люди заметались, как обезумевшие звери, разбегались с Площади. Возникли свалки, где прихожане давили и топтали друг друга.

И затем, когда ангелы скрылись в западной части неба, из-за крыш сектора, где обитали прихожане, появились шесть черных силуэтов; они оставляли после себя густой чернильный след в воздухе. Они летели прямо к Собору, словно зловещие летучие мыши, вышедшие из самого Ада. И чем ближе подлетали, тем очевиднее становился факт: они действительно посланцы Ада. Охваченные ужасом люди уже могли видеть их руки с загнутыми когтями на пальцах, волосатые нижние конечности, короткие черные хвосты и гнусные лица, увенчанные рогами.

Первый Демон стал кружить над возвышением, откуда вещал проповедник, окутывая его клубами черного дыма, пока тот совсем не скрылся из виду.

Другие взмыли вверх, кружась над головой Великого Бога. На лице Бога все еще сохранилась прежняя великодушная улыбка. Правда, теперь, окутанное клубами дыма, это лицо приобрело зверское выражение. И вдруг над Площадью разнесся усиленный мощными динамиками голос Великого Бога:

– Пощади, Господин! Не нужно меня мучить! Я открою правду перед вами! Я раб Сатаны! Мои жрецы лгут! Царь Зла правит всеми нами!

Последние три Демона устремились прямо к помосту.

Побледневшие архижрецы повскакивали с мест, с ужасом взирая на Дьяволов. И затем, когда они уже были всего лишь в нескольких ярдах, вопли Бога внезапно оборвались. Это Центр Управления Собора наконец-то смог выполнить приказы Гонифация, включив купол защитного поля над членами Высшего Совета. Трех приближающихся Демонов отшвырнула прочь невидимая сила.

И на этом клочке тишины, находящемся в самом центре невообразимого хаоса, удивительно ясно прозвучал голос старого Серциваля. За все время Великого Празднества изможденный старец с видимым удовольствием следил за происходящим, не произнося ни слова, лишь изредка качая головой и бормоча что-то про себя.

А теперь он вскочил. Голос его вонзился в тишину, как раскаленный кинжал входит в лед.

– Кто, я спрашиваю вас, совершил эти чудеса сегодня? Великий Бог устал от нашего неверия. Он оставил нас, он бросил нас на милость сил Ада. Только молитва и абсолютная вера – если, конечно, еще не упущено время для молитв – может спасти нас!

Архижрецы отвели от него глаза, но по их виду было заметно, что Серциваль высказал их мысли. Они стояли неподвижно – старые, слабые люди, охваченные ужасом. Даже надменность и самоуверенность Гонифация заколебались под таким напором сомнений и страхов.

Но в глазах Жарля, жестких и внимательных, вспыхнуло выражение внезапного понимания, осознания происходившего. Он стоял позади старого Серциваля. Впервые ему довелось увидеть лидера фанатиков. А теперь услышал его голос.

В мозгу Жарля вспыхнули воспоминания, и он пришел к самому невероятному выводу. Разум его не мог примириться с тем, что теперь для него становилось очевидностью, но здравый смысл победил. И его новая личность мгновенно приняла решение, связанное с громадным риском, но сулившее невероятные выгоды ему.

Пробудившаяся совесть набросилась на него сразу же. Черные волны вины обрушились на его сознание, внушая ему: это преступление, за него не будет отпущения грехов, преступление, которое заставит всю Вселенную отвернуться от него с отвращением. И все же Жарль подавил свою совесть, как больной человек подавляет приступ рвоты.

Жарль включил Жезл Гнева на полную мощность, направив его на спину Серциваля, на его украшенную золотом мантию, всего на фут ниже головы. И держал так до тех пор, пока не увидел сквозь образовавшееся отверстие дневной свет.

И когда Гонифаций резко обернулся к нему, а другие архижрецы отпрянули от этой новой угрозы, когда смертельно раненный Серциваль, пошатнувшись, рухнул на помост, Жарль крикнул:

– Это был голос, который я слышал на шабаше! Он – Асмодей, лидер Ведьмовства!

Жарль подскочил к упавшему архижрецу, приподняв его голову, и узнал в искаженном болью лице того, кто называл себя Асмодеем.

Архижрецы наблюдали за всем этим с неописуемым ужасом. С их лиц наконец сошли маски непроницаемости.

Гонифаций молча взглянул на Жарля и Серциваля.

Сейчас казалось, что этот помост, укрытый куполом, стал центром Вселенной, где в полной обнаженности валялись все тайны, возле которых, как вокруг напряженного и неподвижного сердца, крутилась вся жизнь, совершались действия.

Вне купола прогрессировало безумие, постоянно меняющее фазы. В небе над Площадью разыгралась жестокая воздушная битва между Демонами и вернувшимися Ангелами, которых было в три-четыре раза больше. Ангелы излучали из глаз фиолетовые лучи Гнева, а Демоны использовали свои черные шлейфы как дымовую завесу.

Архижрецы, находившиеся на помосте под защитой купола, рассматривали все происходящее как безмолвную панораму битвы, поскольку ни один звук не доходил до них.

Гонифаций чувствовал, что он должен немедленно допросить умирающего фанатика. Поэтому он, тут же связавшись с Центром Управления, приказал главному технику:

– Схватить двух жрецов Пятого Круга! Это они вмешивались в ваши действия и виновны в том, что произошло. Убейте их, если возникнет необходимость!

Он даже не стал смотреть на схватку, возникшую в Центре Управления между его сторонникам и фанатиками.

Несколько мгновений Гонифаций потерял, отдавая распоряжения своим помощникам.

– Возвращайтесь в Святилище, прочешите помещения. Хватайте фанатиков. При сопротивлении убивайте их. Закрыть двери Святилища, чтобы не допустить бегства фанатиков и проникновение туда прихожан. Информируйте Дета о новой ситуации. Передать в Провинциальные Святилища мои распоряжения. Принять все необходимые дополнительные меры! Действуйте!

Затем с жутким выражением на каменном лице он повернулся к старому фанатику.

Серциваль с трудом улыбнулся. Он дышал тяжело и неглубоко.

– Ты сидел рядом со мной, когда пытали ведьму – начал Гонифаций, хотя это было не то, что он хотел сказать – это ты использовал против меня излучатель боли, да?

Серциваль снова с трудом улыбнулся. Голос его звучал, будто из могилы.

– Может, да. А может, нет. Действия Сатаны… Они разные. – Глаза архиепископа расширились. Трепет пробежал по его телу.

– Сатана? Чушь! – возразил Гонифаций. – Ты хотел власти над всеми нами. Ведьмовство – это орудие, при помощи которого ты хотел завоевать власть. Ты…

Но Серциваль, казалось, не слышал. Он, медленно вытянув руку, коснулся серебристой шерсти вампира, запятнанного кровью, уже совсем застывшего.

– Ты тоже умер, Тобит, самый старший из своих Братьев? – Серциваль вздохнул. – Я буду с тобой… в Аду. Там мы станем настоящими Братьями.

– Занавес опущен. Игра здесь ни к чему – сказал Гонифаций.

Старый Серциваль поднял голову, и из его груди вырвался слабый звук, будто он хотел что-то сказать. Пальцы его левой руки задвигались, пытаясь совершить ритуальный жест.

– Сатана… – прошептал он. – Прими мою душу…

Архиепископы стояли как вкопанные. Дикие сцены вне купола освещались кроваво-красным солнцем, выплывшим на небосвод. На западе сгущалась тьма.

– Ты был очень умен – продолжал Гонифаций, наклонившись к умирающему лидеру Ведьмовства. Помимо его воли, Гонифацию очень хотелось задать последний вопрос: —… но ты сделал одну странную ошибку. Почему ты всегда поддерживал меня на Высшем Совете? Почему ты согласился на экскоммуникацию Фрезериса? Отчего ты не протестовал против того, чтобы я, самый опасный человек для Нового Ведьмовства, стал Всемирным Иерархом?

Под куполом наступила мертвая тишина. Архижрец наклонился вперед стараясь уловить последний ответ. Но его не последовало.

Асмодей был уже мертв.

Глава семнадцатая

С клюкой в одной руке и свечой в другой мать Джуди медленно пробиралась по древнему туннелю. Иногда она что-то бормотала про себя.

– Не дадут старой ведьме дожить последние дни в покое! Не позволяют даже ей спокойно жить под землей. Деканы, проникнув в туннели, загоняют ее все глубже и глубже. Но ищут они не мать Джуди, хотя и убьют ее при случае. Нет, не она им нужна. Им требуются новые ведьмы. Молодые ведьмы. Смазливые девчонки. Когда-то и мать Джуди была молодой и красивой. Эти новые ей в подметки не годятся. Но вот теперь они пришли, превратив ее мир в какое-то безумное место, где нет возможности для существования старой ведьме. Пусть они жарятся на горячих сковородках в Аду за свои проделки.

Она остановилась, потыкав клюкой в низкий потолок. Черный кот, шедший впереди, обернулся, вопросительно мяукнув.

– Нет, Грималкин, это не мышь. И мне нечем тебя покормить. Но не волнуйся. Мать Джуди умрет здесь от голода, и ты сможешь грызть мои кости, если найдешь на них остатки мышц. Правда, в том случае, если я сначала не съем тебя. И ты можешь благодарить за это новых ведьм, разрушивших всю нашу коммерцию.

Грималкин снова пошел впереди. Мать Джуди заковыляла за ним, бормоча что-то, затем спереди послышался дикий визг и шипенье. Мать Джуди поспешила вперед. Длинные тени, отбрасываемые свечой, прыгали по стенам.

– Что ты нашел, Грималкин? Крысу или мертвого декана? Все равно что, но из-за этого не стоит поднимать такой шум.

Грималкин, изогнув спину и фырча, отступал от маленького медно-красного предмета.

Мать Джуди подошла, наклонилась над находкой.

– Что это? Красный кот? Нет, обезьянка. Нет, клянусь Сатаной, это же вампир! Грязный мертвый вампир! – И она подняла клюку, чтобы ударить его.

И тут послышался тоненький, слабый голосок:

– Убейте меня. Убейте Дикона. Дикон устал ждать смерти в этой холодной темноте.

Мать Джуди замерла с поднятой клюкой.

– Что это? Тихо, Грималкин. Из-за тебя я ничего не слышу.

– Убейте меня. Убейте Дикона. Сломайте его хрупкие кости палкой, мать Джуди. Позвольте вашему страшному коту, разорвав мое тело когтями, выпить мою застывшую кровь. Дух Дикона только поблагодарит вас за это.

– Почему ты надеешься, что мы смилостивимся над тобой? – ядовито спросила мать Джуди. – Я узнала твой голос. Ты принадлежишь этому насмешнику Черному Человеку.

– Да. Но теперь Брат Дикона находится в подвалах Святилища, где жрецы пытают его душу. Теперь он не может защитить Дикона. Вы можете спокойно убить Дикона.

– Назад, Грималкин! – прикрикнула старуха на кота, который, подойдя ближе, угрожающе поднял лапу с когтями. – Значит, твой хозяин наконец упал с забора, который строил?

– Да, мать Джуди. И все Новое Ведьмовство уничтожено вместе с ним. Многие уже схвачены и брошены в подвалы Осталась одна сладкая надежда. Если его Брат сможет двигаться и передать поручение Брата, какое-то событие произойдет. Но теперь Дикон лежит беспомощный в подземном мраке. Убейте Дикона, пока он не умер от слабости.

– Говори громче, я почти не слышу тебя! – повторила мать Джуди, наклоняясь ниже. – Почему ты не можешь выполнить поручение хозяина, а валяешься здесь, как ленивый щенок? – И мать Джуди пошевелила его клюкой.

– У Дикона нет свежей крови. Он устал и лишился сил. Если бы у него была свежая кровь, он побежал бы быстрее ветра. Но тут нет свежей крови.

– Ты оскорбляешь нас, ничтожество? – гневно воскликнула мать Джуди, замахнувшись клюкой. – И у меня, и у Грималкина есть кровь. И уверяю тебя, свежая!

– Прости, мать Джуди! Дикон не хотел обидеть тебя. Он имел в виду кровь, которую может пить.

– Ах ты, грязный клочок шерсти! Почему ты думаешь, что имеешь право решать, чью кровь тебе следует пить?

Вампир смотрел на нее огромными жалобными глазами.

– Не нужно так сильно тыкать меня палкой. Ты ненавидишь Дикона. Лучше убей его сразу, но не мучай!

– Ах ты, проклятый всезнайка! – прошипела мать Джуди так яростно, что вампир вздрогнул. – Ты будешь указывать мне, как поступать? Ты будешь пить кровь Грималкина, она подойдет тебе!

Джуди схватила тщедушное тело вампира. Грималкин, почувствовав, что его хозяйка задумала неприятное для него дело, отступил подальше. И тут вампир заверещал:

– Кошачья кровь убьет меня так же быстро, как его когти! Даже твоя кровь, мать Джуди, может погубить меня!

На мгновение показалось, что мать Джуди готова швырнуть его во тьму туннеля вслед за котом.

– Значит, моя кровь нехороша для тебя? – крикнула она. Голос ее был полон негодования. – Кровь матери Джуди не подходит для этого гнусного ничтожества? Пей сейчас же, иначе Грималкин сдерет с тебя живьем шкуру.

И она обнажила свое костлявое, морщинистое плечо.

– Мать Джуди предлагает кровь Дикону? – спросил вампир. – Она не обманывает его?

– Теперь ты меня называешь еще и лгуньей? – завизжала старая ведьма. – Еще один вопрос, и тебе конец! И я размозжу тебе голову палкой. Пей, грязная тварь!

И она приложила вампира к своему плечу.

Несколько секунд царила тишина. Затем мать Джуди нервно поежилась.

– Ты щекочешь меня.

– У тебя очень жесткая кожа, мать Джуди – пролепетал вампир извиняющимся голосом.

Снова мать Джуди чуть не швырнула его. Она кипела вне себя от ярости.

– Жесткая? У меня, у молодой, была самая мягкая и гладкая кожа в Мегатеополисе! Ах ты, грязная бесполая кукла! Для тебя великая честь прикоснуться к моей коже!

Затем Джуди замолчала, и долгое время в подземелье стояла тишина, изредка нарушаемая нервным мяуканьем Грималкина. Он сидел возле стены, ревниво наблюдая за животным в руках хозяйки.

Наконец вампир поднял голову. Движения его стали быстры, резки. Он напоминал пружину?

– Дикон чувствует себя легким как воздух. Сейчас для него нет невозможного. Это была очень хорошая кровь. Хотя и наполнена странными эмоциями. Но Дикону ничто не мешает. О, мать Джуди, как Дикон отплатит тебе? Разве лишь его Брат и его товарищи отдадут тебе долг? Я даже не представляю, насколько неоценима твоя помощь. У Дикона не хватает слов, чтобы высказать благодарность…

– Нет смысла терять время на пустую болтовню, когда ты должен выполнить поручение – прервала его мать Джуди. – Прочь отсюда. – И она снова замахнулась на него палкой, правда, скорее притворно.

Вампир лукаво улыбнулся старухе. Затем резким движением спрыгнул вниз. Грималкин зафыркал, зашипел и ударил его лапой. Но удар пришелся по воздуху, ибо Дикон уже исчез в темноте туннеля, там, откуда они пришли.

Мать Джуди долго смотрела ему вслед, тяжело опираясь на палку. Воск капал со свечи, застывая на каменном полу.

– Не исключено, что они способны на такое дело – пробормотала старуха про себя. В голосе ее звучали эмоции, какие она раскрывала только перед Грималкиным. – Сатана поможет им, но и они сами не должны сплоховать.

Глава восемнадцатая

Медленно, тяжело, будто сам воздух сгустился, чтобы мешать ему, Жарль шел в свои покои в Святилище. Его разум был затуманен, отягощен ощущением вины. И это ощущение становилось тем непереносимее, чем более он презирал себя за то, что оно есть.

В каждом коридоре он встречал жрецов, охваченных паникой. Один из них, остановившись, заговорил с ним – толстый маленький жрец Второго Круга.

– Я хочу поздравить тебя в связи с возвышением в жрецы Четвертого Круга – быстро проговорил он, потирая маленькие пухлые руки. – я думаю, ты помнишь меня. Я Брат Хулиан, твой бывший партнер.

Он говорил так, будто собирал последнее мужество, чтобы осмелиться заговорить с Жарлем. Вероятно, в этой тревожной ситуации, когда везде царили страх и неуверенность, Хулиан хотел заручиться поддержкой у большего числа жрецов.

Жарль, с неприязнью посмотрев на своего бывшего партнера, прошел мимо, не ответив ему.

Святилище было пустынна Отряды жрецов, прочесывавших Святилище, уже увели своих пленных в подземные камеры.

И чем ближе подходил Жарль к своим апартаментам, тем ощутимее становились его мучения. К его ужасу, черные мысли вины, засевшие в его мозгу, внезапно ожили, стали нашептывать в его уши:

– Ты слышишь нас, Армон Жарль? Ты слышишь нас? Я – это ты. Беги. Заткни уши. Это не поможет тебе. Ты не можешь отключиться от нас. Ты не можешь не слушать нас. Мы, Армон Жарль, ты загнал в самые дальние клетки своего мозга эту мысль. Повтори: я, Армон Жарль, от которого ты отрекся. Но Мы – сильнее тебя.

И что самое страшное, ему слышался не его голос, хотя звучал он и очень похоже. Жарль пытался объяснить этот факт слуховой галлюцинацией, проекцией его подсознания. Но данный голос слишком реален, слишком индивидуален, чтобы быть галлюцинацией Это голос ближайшего родственника, голос Брата, которого не существовало.

И он устремился в свои апартаменты, будто за ним гнались все силы Ада. Вбежав туда, Жарль торопливо реактивировал замок…

Но внутри он чувствовал себя еще хуже.

– Тебе не убежать от меня, Армон Жарль – звучал голос. – Где ты, там и я. Ты будешь слушать меня до самой смерти, даже пламя крематория не заглушит меня.

Никого в своей жизни он не ненавидел так безудержно, как этот голос. Ему не приходилось испытывать такой жажды разрушения, ломать, уничтожать все. И еще никогда он не ощущал себя таким беспомощным, неспособным выполнить задуманное.

В его мозгу стали возникать видения. Он пробирается через развалины. Костлявые руки матери Джуди нащупывают его кисть. Он хочет остановить своих преследователей, задушить старуху, разбить ей череп ее собственной палкой… Но не может…

Он сидит за грубым столом. Вместе со своими родными собирается обедать. Он отравил их пищу и теперь ждет, чтобы они первыми набили свои рты…

Он в лаборатории Брата Домаса, однако там все по-другому. В кресле Брата Домаса сидит мрак, имеющий очертания человека. Ведьмы с дьявольскими ухмылками, вампиры готовят аппаратуру, инструменты…

Затем он, посмотрев в зеркало, вместо себя увидел оживший труп Асмодея. Асмодей что-то объяснял жестами, показывая то на Жарля, то на прожженную дыру в мантии и в своем теле. Он повторял этот жест снова и снова.

Ненависть к жизни, ненависть ко всему живому поднялась в Жарле, захватив его мозг полностью. Ему показалось, что один человек, будь он хитер, коварен, упорен, в состоянии уничтожить всю человеческую расу, кроме себя. Это выполнимо.

Собрав всю силу воли, он осмотрел комнату. Сначала он решил, что комната пуста. И только потом он заметил на столе, рядом с проектором, возле которого разбросаны ленты, животное с темной шерстью и огромными глазами. Вампир. Лицо зверька было копией его собственного лица.

Жарль сразу понял: это именно вампир мучил его видениями, телепатически передавая ему свои мысли, ощущения.

И он тотчас же решил убить вампира. Не лучами Гнева. Сейчас Жарль находился в таком состоянии, что мысли его напоминали мысли первобытного человека. Жарль хотел задушить вампира голыми руками.

Жарль пошел к столу, но вампир не шевельнулся. Однако приближался Жарль к столу мучительно медленно. Он с трудом продвигался сквозь воздух, густой, как желе. И пока он шел, еле передвигая ноги, в его мозгу снова возникло видение.

Он был совершенно один, пальцы на кнопках управления мощного бластера. Он на вершине холма в центре плоской безжизненной серой равнины. Из живых остался он один. Насколько хватает взгляда – а он, кажется, может видеть всю землю – простирались могилы людей, мужчин и женщин, всех возрастов, которые страдали, боролись и погибали, стремясь завоевать свободу, желая получить более того, чем располагало общество, скованное строгими правилами и ограничениями.

И его охватил страх, хотя, видно, не осталось никого, кто угрожал ему. Он постоянно думал, хватит ли ему мощности бластера.

Только несколько шагов отделяло его от стола. Жарль вытянул руки. Ненавистное существо пожирало его глазами. Однако видение все еще находилось между ними.

Внезапно пустынная равнина начала содрогаться. Будто началось землетрясение. Правда, колебания почвы не отличались мощной силой, лишь беспорядочные сотрясения.

Тут и там земля растрескивалась, и из нее вставали скелеты в истлевших лохмотьях. Их скопилось очень много, уже целая армия. Со всех сторон они направлялись к холму. Земля осыпалась с их костей при ходьбе.

Он, нажав кнопку, стал косить их излучением. Они падали сотнями, тысячами, принимая вторую смерть. Но по их горящим костям шествовали все новые и новые скелеты. И Жарль знал, что по всей Земле поднимаются из могил мертвецы и идут сюда, к нему.

Еще один шаг, и он может наклониться. Его пальцы совсем рядом с горлом. Только один шаг.

А они все наступают. Стройными колоннами. И запах тлеющих костей жжет ему ноздри, дым застилает глаза. Упавшие скелеты уже образовали вокруг холма высокую насыпь, выше, чем сам холм. Ему уже пришлось поднимать дуло бластера вверх, почти вертикально, чтобы уничтожать вновь наступающие скелеты, появившиеся уже на вершине насыпи.

Вот Жарль почти возле стола. Руки уже готовы сомкнуться на горле зверька.

Но те, новые скелеты тоже совсем близко. Они накатывались волнами. Жарль задыхался, кашлял, стонал. Каждый раз, когда он скашивал бластером очередную цепь, расстояние между ней и предыдущей сокращалось. Один из обгоревших скелетов скатился прямо к нему, и почерневшие фаланги пальцев, казалось, пытаются схватить его.

Пальцы его сомкнулись вокруг шеи мохнатого призрака, но ощущение было такое, будто он коснулся прозрачного пластикового воротника. Жарль не ощутил под пальцами шерсти. Еще одно усилие…

И в этот момент костлявые руки схватили его сзади. В пароксизме ужаса, ощущения вины он закричал:

– Я сдаюсь! Я сдаюсь!

И удар, более сильный и пронизывающий, чем удар электрического тока, потряс его нервы. В его мозгу пронеслись жуткие видения, чудилось, все в нем переворачивается, крутится со страшной скоростью. И затем внезапно остановка…

Сознание угасло, но не полностью. Клетки памяти напряглись до крайности, но не разорвались. Глаза его, которые он закрыл в последний момент, открылись.

Он жив. Тот, прежний Жарль. Жарль, который ненавидел Иерархию.

Но сознание этого не принесло ему облегчения. Напротив, на него нахлынули новые мучения, еще более непереносимые. Память напомнила ему обо всех поступках. Он вспоминал детально, что делал, будучи Жарлем новым. Предательство Ведьмовства, похищение Шарлсон Наурии, и… самое главное, убийство Асмодея.

Все это совершил он. Он ответствен за содеянное.

Трясущимися руками Жарль достал Жезл Гнева и направил его на себя.

Но такая легкая смерть не дозволена ему.

– Стоп, Армон Жарль! Стоп! – раздался повелительный внутренний голос. – Сначала ты должен искупить свою вину.

И в этот момент из-под стола легко выпрыгнул второй вампир, рыжего цвета. Лицо его представляло карикатурную копию Черного Человека. Даже голос его напоминал Черного Человека.

– Я Дикон, Армон Жарль. Это я с помощью телепатии сказал тебе все, о чем меня просил мой Большой Брат. Но мои слова трансформировались в твоем мозгу, как твои собственные.

Нам нельзя терять времени. Ты должен освободить моего Брата из клетки.

Из-за стола выпрыгнул третий вампир. Смятению Жарля не было границ. На лице этого черного существа он безошибочно угадал знакомые черты Всемирного Иерарха Гонифация.

На мгновение ему показалось, что все люди на земле потеряли своих двойников, а он, оставшийся один, становится их пленником, рабом. Гигант, попавший в плен к карликам.

– Быстрее! Быстрее! – кричал Дикон, дергая его за мантию.

Жарль повиновался. И вскоре он быстро бежал по угрюмым серым коридорам. Суеверные люди прошлых веков приняли бы его за зомби: такой бледностью отличалось его лицо без каких-либо эмоций, а движения его были чисто механическими.

Глазок автоматического сторожа в толстой железной двери, осмотрев его, убедился: это один из ближайших помощников Гонифация; дверь скользнула в сторону, а затем снова закрылась за ним. Жарль направился к камерам. Сторож-автомат стал расспрашивать его о цели прихода. Жарль лучом Гнева быстро утихомирил любознательного, затем взял у него деактиватор замков.

Как восковая фигура, сторож стоял, открыв рот, готовясь задать вопрос, но словам уже не суждено было родиться на свет.

В коридоре Жарль увидел трех охранников-деканов. Они узнали жреца Четвертого Круга: ведь он не раз приходил сюда допрашивать их пленника. Поэтому на их лицах застыло выражение вежливой почтительности и угодливости, когда он парализовал их лучом.

Затем деактиватор открыл замок.

Дверь медленно двинулась в сторону. Сначала он заметил только руку, неуверенно ощупывающую стену камеры, а затем ее владельца.

Физические и душевные пытки оказали свое действие на Черного Человека. Лицо его сделалось бледным, безжизненным. И эта бледность подчеркивалась серой тюремной туникой.

И мысли его были тоже бесцветными, безжизненными. Он решил, что Жарль – один из тех, кто приходил его мучить. Холодный, застывший взгляд Жарля подтверждал это. Кроме того, в коридоре сидели охранники-деканы, будто ничего не случилось.

– Я убил Асмодея! – сказал Жарль. И эти слова окончательно подтвердили худшие предсказания Черного Человека. В отчаянии он собрал силы для броска. Сбить с ног Жарля, завладеть Жезлом Гнева и…

Затем мелькнула медно-рыжая тень, и не успел он понять, что же случилось, Дикон, прыгнув ему на грудь, стал ласкаться.

– Брат, о Брат! – говорил тонкий голос. – Дикон выполнил твое поручение. Брат Дикона свободен!

И Черный Человек, еще не вникнув в смысл слов Дикона, хотя и услышал их, понял, что Жарль повторил:

– Я убил Асмодея.

Черный Человек ничего не понимал. Сначала он решил, что это какая-то хитрая западня Брата Домаса, чтобы сломить его сопротивление.

Затем Жарль добавил:

– Асмодеем был, как вы знаете, фанатик, архиепископ Серциваль.

И тут Черный Человек разразился диким смехом, словно услышал невероятно смешную шутку. А потом он зажал свой рот рукой, ибо услышал, как Дикон просит его сохранять тишину. Он взглянул на Жарля.

– А другие пленники – ведьмы?

– Еще в заточении.

Через несколько мгновений Жарль уже снова шел по коридору. Радом с ним шагал Черный Человек, закутавшись в мантию декана. На лицо опущен черный капюшон, руки сжимают Жезл Гнева.

Коридор повернул под прямым углом. Вдоль стены тянулись двери камер. Возле каждой стояли охранники-деканы. Группа Жарля шла по коридору в тишине, нарушаемой только шипением парализующего луча. Последняя пара деканов почувствовала опасность, но было уже поздно. Они замерли возле стены при попытке достать оружие.

Черный Человек откинул капюшон.

Внезапно одна из дверей открылась, и в коридор вышел Дет. Он, моментально оценив ситуацию, с молниеносной быстротой выхватил Жезл, направив его на Жарля и Черного Человека.

Но реакция вампира быстрее, чем у человека. Рыжая тень бросилась на Дета. Лицо декана исказилось страданием. Второй раз в жизни он испытал такой страх, впервые он это ощутил, когда в панике бежал из заколдованного дома.

Но затем он спохватился и направил луч Гнева на вампира.

Но Черный Человек выиграл время. Его луч Гнева устремился на Дета. Два луча скрестились, но поскольку оба были непроницаемы друг для друга, Черный Человек, отведя луч Дета от зверька, спас Дикона от смерти.