Текст книги "Нам всем не хватает сказки (СИ)"
Автор книги: Фреш Бриз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Скрепить их своеобразную помолвку поцелуем Ник не решился, да и как такового желания сделать это у него не было. Зато напряжение между ними спало, Полина оттаяла, начала улыбаться и смотрела на своего будущего мужа такими влюблёнными глазами, что у того ком подкатывал к горлу – тоски, сожаления… Не по Полине он тосковал.
После обеда Ник вернул Полину к институту, так как там осталось её авто. Когда он помог ей занять своё законное водительское место, на секунду замер, придерживая дверь, а потом с мыслью «была не была» нагнулся к девушке и поцеловал. Прикосновение это к губам невесты не носило отпечатка страсти, желания или предвкушения чего-то большего, что обязательно случится позже. Но оно должно было стать первым кирпичиком их новых взаимоотношений, и обоим хотелось, чтобы дом, основу которого они сейчас закладывали, был прочным, уютным, дарящим покой.
В последующие дни Ник старался выкраивать в своём сумасшедшем графике хотя бы иногда и хотя бы пару часов, чтобы провести их с Полиной, когда она звонила и просила его о встрече.
Девчонка скучала, мечтала и умудрилась уже найти себе свадебное платье. Ник удивился – он вообще всегда думал, что девушкам нужно не менее нескольких месяцев, чтобы сделать этот судьбоносный нелёгкий выбор. Но как только Ник об этом подумал, сразу же и забыл – настолько сильно его голова была занята другими мыслями и делами.
Они с Владом предприняли попытку найти мошенников, которые обещали Нику провести миллионы по скрытым схемам – и обещание честно выполнили, – только схемы были запутаны настолько, что пришлось подключить немало людей, чтоб найти хотя бы следы, хоть какие концы призрачных ниточек, распутав которые можно было бы найти зацепки, чтобы вернуть хоть что-то.
И за всеми этими «надо туда», «надо сюда», «потом то, затем это» Ник не успевал сделать толком и качественно ничего, за что брался. Если он должен был приехать на съёмки к пяти, то появлялся там не ранее половины седьмого, после того, как взбалмошный истеричный режиссёр готов был уйти с площадки, оставив заказчика без клипа.
Если нужно было развлекать требовательных гостей какого-нибудь заносчивого именинника, арендовавшего один из самых дорогих ресторанов, то Ник мог приехать в не менее дорогой, но находящийся на другом конце Москвы.
Другими словами, всё, что раньше, казалось, проходило легко и упорядоченно стараниями Светланы, теперь напоминало зомби-ком, летящий с откоса на огромной скорости и подталкивающий выпирающими конечностями Влада и Ника не туда, куда им было нужно. Мужчины неоднократно успели повздорить за те неполные три недели, что прошли с момента их возвращения, поскольку каждое такое попадание не туда стоило немалых денег. И после последнего такого выяснения кто прав, кто нет, Ник поймал себя на мысли, что скучает по своему церберу Свете. По крайней мере, присутствием своим в его жизни проблем она доставляла меньше, чем отсутствием.
И словно откликнувшись однажды на его молитвы, небо устроило Нику и Свете случайную встречу в одном из огромных моллов столицы. Ник забежал в него, чтобы в его холодильнике завелись хоть какие-нибудь продукты, а Светлана свой решила заполнить основательно.
Она стояла на кассе в огромных – на пол лица – солнцезащитных очках, но мужчина её всё равно узнал. По цвету волос, по шубке, по нижней части овала лица.
– Свет! – поспешил мужчина занять очередь за своей знакомой. – Как же я рад тебя видеть!
– Да? – удивилась женщина, не обрадовавшись, впрочем, нечаянной встрече и не снимая очков. – Не могу сказать того же.
– Да, конечно… – немного смутился Ник. – Но… послушай, мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Не убегай, пожалуйста, после оплаты.
– И о чём?
– Почему ты ушла? Даже не представляешь, что у нас теперь происходит – всё катится к чертям!
– Поздравляю, Ник – ты понял, что жизнь и работа не игры в песочнице! – сквозь зубы прошипела Светлана, раскладывая свои покупки по пакетам по мере их продвижения кассиром.
– А вы – Ник Заревский? – вмешалась в их разговор молоденькая девушка-кассир. – А можно у вас попросить автограф? Это сделало бы меня такой счастливой!
– Да… конечно, – чуть раздражённо ответил певец, которому в этот момент было не до влюблённых фанаток – убедить бы Светку вернуться в команду. – Где?
Девушка протянула Нику ручку и непочатый рулон чистой кассовой ленты – ничего более подходящего не нашлось у неё под рукой. Ник черканул скоро пару приятных слов, уточнив имя той, кому они адресовались, Светлана же только хмыкнула насмешливо, наблюдая за его действиями.
– Сам не думал, что когда-нибудь скажу это, но, Свет, нам тебя катастрофически не хватает. Возвращайся, а?
– Нет уж, увольте, – ответила женщина и, подхватив свои пакеты, направилась к выходу.
– Свет! Эй, Свет, не убегай! – крикнул ей вдогонку Ник и, предоставив осчастливленной кассиру самой продвигать ленту с его покупками, сканировать их и упаковывать в бумажный пакет, что она делала с мечтательной улыбкой на губах, кинулся за Светланой.
– Да отстань ты! – рассердилась Света, стряхивая с предплечья руку схватившего её Ника. – Не вернусь я к вам – не хочу!
Тогда Ник, повинуясь какому-то инстинкту, осторожным движением снял с её лица очки. Его взгляду открылось разлитое чёрно-жёлтое пятно, окружавшее глаза женщины, отчего она стыдливо постаралась отвернуться, выхватила у него свой защитный аксессуар и вернула его на место.
– Чёрт! Свет, что это такое? Кто тебя так?
– Какая разница?! – раздражение нарастало, превращаясь в злость, и вылилось, наконец, в долгую обвинительную речь в адрес Ника, Влада и… особенно Влада.
– Ник! – окрикнула кассир своего кумира. – С вас две тысячи сто сорок восемь рублей и шестьдесят четыре копейки.
Попросив Светлану не убегать, он расплатился, подхватил свой пакет, затем забрал гораздо более тяжёлые из рук Светланы и, кивнув ей на выход, продолжил:
– Это Влад? Не могу в это поверить! Но за что?
– Нет, не он. Громилы твоего Велоева. Слушай, отдай мне мои пакеты, и я пошла. Совсем нет настроения.
– Знаешь, у меня его нет тоже. Предлагаю заехать ко мне или к тебе и напиться вдрызг. Как тебе идея?
Светлана усмехнулась – впервые с долей веселья.
– Если не станешь упоминать имя Влада и расскажешь мне, чем закончилось твоё приключение, согласна. Предлагаю ко мне, – и, кивнув на пакеты в руках Ника, добавила: – здесь тутова куча всего, что нужно как можно быстрее спрятать в холодильник.
И они напились, но не вдрызг, а ровно до того состояния, когда взаимные обиды забываются, уступая место непонятно откуда взявшимся любви, уважению и противоречащему внутреннему настрою желанию прийти на помощь нетрезвому собеседнику в его нелёгкой ситуации. Излив друг другу всю горечь, накопившуюся в чувствительных душах, они улеглись спать в квартире Светланы.
Единственным, что утаила Света, несмотря на затуманенное алкоголем сознание, были её чувства к Владу.
А уже утром, ближе к полудню, покидая её дом, Ник сказал:
– Значит, я могу обрадовать Влада твоим возвращением?
Света кивнула. Этой ночью она узнала, что тот пострадал очень сильно, намного сильнее, чем она, в столкновении с верзилами Велоева. Что Влад не может себе простить, что не смог уберечь её от того, что с ней сделал Антон, который, кстати, больше никого не обидит уже никогда, потому что просто не мог представить, что из-за вопроса замужества своей племяшки Велоев пойдёт на такие меры.
Сердце женщины немного оттаяло, появилось сочувствие Владу из-за того, что в схватке с телохранителями политика он был сильно побит, но зловредная женская ревность и обида не покинули Свету окончательно. Они всё ещё крепко держались за какие-то обрывки фраз, воспоминаний, несбыточных надежд, хоть и предоставили возможность править бал более тёплым чувствам.
– Только постарайся донести до него, что я не хочу часто с ним видеться. Можно и вообще – никогда. Все вопросы мы вполне можем решать и обговаривать в телефонном режиме.
– Свет, ну сколько можно? В конце концов, это из-за меня заварилась вся эта каша, и если уж кого ты и должна избегать и ненавидеть, так это меня, – и Ник так умилительно склонил повинно голову и печально-просительно на собеседницу посмотрел, что удержаться от ответной улыбки у неё не было сил.
Она обняла Ника со словами:
– Теперь понимаю твоих поклонниц и особенно Полину – на тебя дуться долго просто невозможно. Я рада, что после стольких лет мы нашли общий язык.
– К тому же, тебе придётся терпеть присутствие Влада в поездке. Отдельные номера тебя не спасут, – продолжил свою примирительную линию Ник, заставив Свету отстраниться.
Она нахмурила белоснежные бровки и недовольно ответила:
– С этим как-нибудь потом разберёмся.
Невероятно довольный тем, что уже сегодня-завтра его менеджер снова возьмёт на себя все организационные вопросы, Ник окунулся в намеченные на этот день встречи.
Ближе к вечеру он ответил на звонок своей невесты, которая сообщила, что своими руками приготовила им несколько блюд для ужина, и если Ник согласится отведать их в его квартире, то вечер пройдёт гораздо романтичнее, чем в доме её родителей. Встречаться с последними мужчине совершенно не хотелось, он как мог оттягивал это знакомство, понимая, что его всё равно не миновать. Это был как раз тот случай, про который можно сказать: лучше никогда, чем поздно.
Полина нарядилась в скромное цветом, но не покроем платье: глубокое декольте было призвано напомнить воздерживавшемуся от близости жениху, что в числе основ счастливого брака находятся взаимное влечение и хороший секс, а небольшая длина чёрного изделия вместе с максимально позволительным вырезом на спине должны были пробудить в мужчине самые горячие фантазии на тему плотских удовольствий.
Но к замешательству девушки Ник оставался, как и во все последние их встречи, предельно вежлив, тактичен и отстранённо холоден.
– Ник, – произнесла тихим голосом Полина, решившись на отчаянный шаг после того, как мужчина её мечты в очередной раз похвалил кулинарные способности своей невесты.
Она подошла к нему вплотную, несмело положила руки на плечи продолжавшему сидеть мужчине, прошлась нежно пальчиками по открытой коже шеи, чуть наклонилась к его лицу и прошептала:
– Ты ведёшь себя как-то странно. Совсем не похож на того Ника, который добивался моего внимания. Я теряюсь, не знаю, что думать… Ник, поцелуй меня.
Личико Полины в свете свечей, предусмотрительно захваченных ею сюда, было прекрасным и трогательным, но также и по-детски наивным. К тому же, оно совсем не напоминало ему лицо той единственно теперь желанной, которая иногда врывалась ещё в его беспокойные сны, и снова плясала босиком на глубоко промёрзшей земле, покрытой белым холодным ковром.
– Я просто чувствую себя виноватым из-за того напора, которым совратил тебя раньше и… я… хотел, чтобы теперь всё было иначе, – к своему смущению, он не чувствовал в этот момент к девушке, стоящей перед ним, никакого влечения, даже малейшего.
Ник аккуратно выскользнул из кольца нежных рук, обвившихся вокруг его шеи и, подхватив пару пустых тарелок со стола, попытался скрыться бегством на кухне. Но Полина, отняв у него посуду и вернув её на стол, прижалась к нему всем телом, соединила свои руки за его спиной, щекой прислонилась к мягкой шерсти тонкого свитера и дрогнувшим голосом попросила:
– Ник, пожалуйста, не будь таким. Я так люблю тебя! Я готова… Мне кажется, даже готова стерпеть, если ты скажешь, что не любишь меня. Но я не хочу в это верить, не хочу. – Затем, подняв к мужчине лицо, уже совсем едва слышно добавила: – Попробуй, пожалуйста, поцеловать меня. Вдруг ты вспомнишь, как у нас это было и…
Столько мольбы и искренности было в её глазах и тихом голосе, что сердце мужчины, добровольно решившего взять эту девушку в жёны, невольно дрогнуло. Он наклонился и нежным прикосновением накрыл её губы своими, провёл языком вдоль тонкой линии разреза, соединяющей два лепестка, ладонями обнял её запрокинутую голову и усилил напор.
Губы Полины приоткрылись, впуская любимого, и вот он уже полновластный хозяин, неистово требующий продолжения. Жар поцелуя разошёлся горячей волною по двум молодым прижатым друг к другу телам. И сильным мужским рукам уже мало сжимать только копны длинных волос, – руки его опускаются ниже, сминают тонкую чёрную ткань, по-хозяйски ложатся на мягкую попу и продолжают движение дальше – к служащим последним барьером дорогим кружевам.
Разлетаются в стороны от постели громкие вскрики и глубокие вздохи, проникает под кожу первобытная страсть. Тонет Полина в горячей лаве чувственных наслаждений – сейчас она победила, даже не зная о присутствии в жизни Ника своей соперницы, имя которой – любовь.
Снесло безудержною лавиной все мысли о чёрных жгучих глазах. Ник даже не думал в эти мгновенья, что где-то в далёких холодных краях рыдает у матери на коленях его приносящая счастье судьба.
– Я должна тебе сказать, – прошептала Полина, рисуя узоры на груди Ника, когда они уже просто лежали, вслушиваясь в ночную тишину, – дядя просил передать, что завтра к девяти вечера он нас с тобой ждёт к себе.
– Твою мать, – выругался мужчина. – Меньше всего на свете мне хотелось бы с ним встречаться. Но этого не избежать, ведь так?
Он приобнял одной рукой девушку и, чмокнув её в макушку, смирился:
– Завтра, так завтра. Ты уже будешь там или тебя забрать?
– Думаю, буду там. Поеду с родителями.
– Ох, ещё и родители?!
Полина привстала, опершись на локоть, и тревожно спросила:
– Как же ты собрался на мне жениться, если не имеешь ни малейшего желания знакомиться с моей семьёй?
– Ну… Я же имею право любить только тебя, но не их?
Девушка улыбнулась, успокоенная такими словами.
– Мои родители – замечательные люди! А дядя… Он своеобразный, но очень добр к тем, кто является его семьёй. Он наша защита и опора, и его я тоже люблю, почти так же сильно, как и отца. Уверена, вы найдёте общий язык. Вообще, – продолжила Полина, снова устраивая голову на никовом плече, – не понимаю, почему ты настроен против него так категорично? Разве он сделал тебе что-то плохое? Ты, ведь, с ним даже не знаком!
Родители Полины оказались и впрямь чудесными, вызывающими расположение с первого взгляда людьми. Отец – профессор медицинских наук и преподаватель в медицинском ВУЗе. Мать – обычная домохозяйка, но при таком муже и брате ей можно было и не работать. Оба они встретили Ника с распростёртыми объятиями, так как заочно, благодаря восторженным речам влюблённой дочери, уже были с ним знакомы.
К тому же, люди их возраста и рода занятий совершенно не увлекались современной попсой и тем весьма специфическим миром, который эту попсу окружал. Поэтому они лишь восхитились успехами молодого человека, который сумел найти своё и, надо заметить, довольно неплохое место в жизни и социальной среде.
В их отношении к Нику на руку последнему сыграло и то, что ни Полина, ни Александр Семёнович не просветили родителей невесты, по какой причине так скоро должна состояться свадьба. Спешат молодые, потому что любят друг друга, не сомневались Елизавета Семёновна и Павел Альбертович. А восемнадцать лет – чудесный возраст для того, чтобы познать все прелести семейной жизни и не спешить при этом обзаводиться детьми. Елизавета Семёновна и сама вышла замуж именно в таком возрасте, о чём ни разу в своей жизни не пожалела.
Впечатления от личного знакомства с Велоевым у Ника были совершенно противоположными: дядя невесты пристально и с неприкрытым презрением рассматривал будущего члена семьи, иногда вставлял в общий разговор весьма туманные для всех и понятные только Нику замечания. В кругу семьи он вёл себя сдержанно и относительно вежливо, но не удержался от того, чтобы пригласить Ника в свой кабинет, где, как сообщил остальным, хотел побеседовать с ним тет-а-тет о будущей жизни молодых.
И когда эти двое остались наедине, маска радушного хозяина дома враз слетела с Велоева. Предложив Нику занять место в одном из массивных кресел, плеснув только себе порцию коньяка на дно бокала, Александр Семёнович какое-то время наслаждался цветом и вкусом напитка, прежде чем процедил:
– Не дай Бог, я услышу от Полины хоть одну жалобу на тебя, поганца, – раздавлю, расчленю и скормлю псам. Понятно?
Ник кивнул, рассудив, что показывать сейчас свой характер было бы не самым разумным решением.
– Про твою выходку с заводом я забуду, тем более твой продюсер всё украденное вернул. – Велоев, сидевший в таком же кресле напротив парня, чуть подался вперёд. – С огромным удовольствием я бы уничтожил тебя, потому что никому не прощаю таких выходок. Но сейчас, – сделал он последний глоток, посмаковав напиток во рту, – сейчас, мой дорогой будущий зять, мы вернёмся в гостиную, и я хочу видеть на твоём лице выражение бескрайнего счастья от всего происходящего.
С теми словами Велоев поднялся и, застегнув немалых размеров жилет, вышел из кабинета. За ним последовал и промолчавший, но отнюдь не испуганный Ник.
За поздним ужином оживлённо обсуждали предстоящее событие. В связи с приближающимся Евровидением днём свадьбы была выбрана дата семнадцатого апреля. Никто из присутствовавших не сомневался, что благодаря персоне Александра Семёновича никаких неувязок в связи с поспешностью не случится.
Глава 11
В доме, хозяйками которого стали две женщины, почти ничего не изменилось с тех пор, как умер Ясавэй. Всё также холод, царящий вокруг, пытается проникнуть в каждую щель и особенно радуется, когда замечает открытую дверь.
Всё также в стойле у этого дома блеют олени, ожидая, когда их выведут искать вкусный, пропитанный влагой мох. Ряды оленей поредели заметно – Ябне и Юлии нужны были деньги.
А возле стойла снова, как раньше, крутятся две собаки. Это Анур привёз сюда двух щенков.
И Ябне с матерью продолжают тянуть на себе всё ту же обычную ежедневную работу, только теперь обеим кажется, что даже самое простое, что делалось раньше легко, незаметно, теперь требует немалых усилий. Той же дорогой ходит Ябне к проруби за водой, но каждый шаг даётся с трудом, словно свинцом наливаются ноги и не хотят идти. И вёдра кажутся тяжелее, и выхода нет.
А внутри дома даже тогда, когда спасительное тепло расходится от натопленной печи и с матерью дочь в одной комнате чинят одежды и шкуры, хозяйничают не женщины, а тишина, питающаяся скорбью и болью.
Мать печально смотрит на дочь – как её загрубевшие руки ловко, но медленно сегодня управляются с острой иглой. Сомнения который день гложут Юлю – стоило, наверное, принять веские доводы Анура, закрыть этот дом, бросить его, и уйти. Ради дочери, ради её возможного счастья.
Сама Ябне твердила, что уходить не хочет, тем более в семью Сата́. Твердила, что вытянут они, привыкнут и станут справляться, а дальше всё сложится так, как должно. И Юля тогда с облегчением вздохнула, снимая с себя груз ответственности. Она-то сама уходить так же сильно не хотела – привыкла к этому дому, этому ритму, и к одиночеству, которым щедро сдобрили её жизнь эти безлюдные места.
Другой бы мечтал вернуться к людям, чтоб ощущать пусть обманчивую, но нужность себя кому-то, кто не связан с тобою кровным родством. Чтобы знать, что если что-то случится, то вот, в соседнем чуме спят те, кто прибегут к тебе сразу, по первому зову, чтобы помочь, подлечить, успокоить.
А она не мечтала – за долгие годы жизни в этой глуши въелся под кожу страх уходить. Когда умер любимый муж, старик Ясавэй отпускал и даже настаивал на том, чтобы забрала Юлия Ябне и вернулась к родителям своим, к прежнему образу жизни. Но ей казалось подлым предательством бросить и дом, в который любимый мужчина её привёл, и его одинокого отца. В те дни она ещё была молода, полна сил, и выносить тяготы здешней жизни ей было сложно, но победили упорство, долг, и преданность мужу.
Но потом шли года – один за другим, её родителей тоже не стало, их дом забрал себе брат. Юля была не против – во-первых, имела, где жить, во-вторых, знала, что в случае необходимости брат приютит, не откажет в крыше над головой ни сестре, ни племяннице. А потом брат погиб и в наследство вступили его дети, жена. Юля с ними почти не общалась, ведь разделяла их не одна сотня километров, потому говорить о семейной поддержке и тёплых чувствах между родственниками волей судьбы было глупо. А Ябне и вообще видела их только раз – когда малюткой ещё была. Ни писем, ни телеграмм, ни звонков – абсолютно чужие люди, получившие дом её брата, стены, впитавшие в себя детство Юлии.
Тогда-то она и поняла, что возвращаться ей уже некуда, что эта тундра отныне и до последнего дня будет её пристанищем.
Но сейчас жалела женщина о неверных своих решениях, и проклинала трусость свою и покладистость. Обвиняла молча давно ушедшего мужа в том, что привёл её сюда, привязал к себе, а потом ушёл… Что не дал ей ничего, кроме ребёнка и каменных стен на отшибе мира. Но и эти стены бросить невмоготу. А меж тем, когда тёмными вечерами Ябне клала свою голову на материнские колени и тайком утирала текущие слёзы, понимала Юля, что нужно свой страх пересилить. Или принять кочевой способ жизни обеим, или вытолкнуть Ябне из этого дома, пусть даже ценой ещё большего своего одиночества.
– Ябне, милая, ты помнишь сказки, что я рассказывала тебе в детстве?
Девушка подняла на мать глаза, улыбнулась.
– Конечно, помню.
– В них всегда обретал счастье тот, кто не боялся идти навстречу неизвестному. Тот, чьё сердце наполнено не страхом предстоящей дороги, а верой в чудо. Я прошу тебя, поезжай в Нарьян-Мар к Ануру. Он обещал помочь тебе с работой. Жить будешь у него, пока… – Юля опустила голову и взглянула на свои, сжатые в ожидании дочернего ответа руки, покрытые трещинами в немолодой сухой коже. – Если не Сата, найдётся другой, кого ты захочешь видеть своим мужем.
– А ты? Будешь жить со мной у Анура?
И снова Юлии, поднявшей только что глаза на дочь, пришлось их опустить.
– Не буду. Куда ему нас обеих тянуть.
Снова надолго воцарилась в комнате тишина. Она позволяла иногда раздаваться лишь треску из печи, лишь вою ветра, гуляющего где-то там за окном. А потом тишина свернулась клубочком и, как сытая довольная кошка, улеглась в уголке у нагретой печи. Теперь её уже не волнует, что будут делать хозяйки этого дома, – свою порцию их молчаливых переживаний она уже получила.
Всхлипнула Ябне, отбросила в сторону шитьё, кинулась к матери, обняла.
– Мама, ну как же я оставлю тебя? Ну как?! К тому же, не скоро, совсем не скоро смогу я кого-то впустить в своё сердце. Разве что, то небольшое создание, которое, чувствую, уже растёт в моём животе.
Юлия ахнула, схватилась за щёки и вместе с дочерью зарыдала. Под жалобный плач, под уговоры и утешения, дремала убаюканная тишина. Она набиралась сил, зная, что вскоре ей предстоит бдить здесь долгими днями, ведь Юля просила Ябне хотя бы попробовать сообщить их бывшему гостю о том, что здесь он оставил частицу себя.
– Послушай, милая, – уговаривала старшая женщина, – мне сложно простить его, но, может быть, он опомнится, может, изменит своё решение, если узнает?! Ты попробуй ему рассказать. Поезжай, – Анур тебе поможет и до Москвы добраться, и связаться с Ником. И деньги у нас есть – не придётся просить.
Юля хотела, чтоб Ябне на нартах уехала уже на следующий день. Доберётся до Каратайки, оставит там упряжку с оленями на попечение местных жителей и долетит на вертолёте до ближайшего города, до Нарьян-Мара. А оттуда уже их старый друг Анур поможет добраться до столицы, расскажет девушке, которая и не бывала-то почти нигде, как вести себя, где остановиться.
Но их планы нарушил Сата – он ранним утром постучал в дверь их дома. Сата давно уже положил глаз на черноглазую Ябне, но ждал, когда Ясавэй даст разрешение свататься. В последнюю встречу со стариком было ими обговорено, что Сата приедет весной. Тогда же краем уха и услыхали женщины, что свататься к Ябне станет этот мужчина. Тогда ещё ни одна, ни другая не были против.
Ябне изредка виделась с Сата на традиционных праздниках, куда выбирались они вместе с мамой и дедом. Девушка смущалась вниманием Сата, стеснялась, но было ей приятно, что видит блеск в глазах молодого мужчины – реакцию на свою улыбку. О замужестве ещё, конечно, и вообще Ябне не задумывалась в эти редкие встречи. А потом, как услыхала разговор Сата с её дедом, никак не могла понять, как ей к этому относиться.
Сразу стал не таким уж и милым в её глазах этот знакомый. Девушка всё спрашивала себя – каково оно, делить с ним одно ложе, целовать его губы. При попытках представить, как она входит женою в чум Сата, не возникало внутри никакого тёплого чувства, не растекалась негою по телу пьянящая страсть, не трепетало юное сердце, считая дни до новых встреч.
Но девушка молчала, никому не давая знать ни о том, что намерения деда и Сата ей известны, ни о том, что она не может решить: то ли ответить согласием, то ли отказом – и так и так остаётся равнодушным и спокойным её сердце.
А уж после того, как узнала, что же это такое – любить, так и вовсе даже слышать не хочет она про желание Сата видеть её своей женой.
Мужчина слышал о том, что умер старик, и меж прочих провожал его на хальмер. Тогда же и хотел Сата просить Ябне выйти за него – пусть будет уверена в том, что о ней и матери её позаботятся. Но такой печальной девушка была в тот день, ни о чём, что деда не касается, говорить не хотела. И не стал Сата бередить её раны – дал ей время вдоволь наплакаться, затем успокоиться.
Мужчина к тому же решил, что, если Ябне вдвоём с матерью хлебнут тягот предстоящей им вдали от людей жизни, уж точно не откажет ему молодая красавица.
Пока его угощали горячей и сытной едой, пожирал он глазами ту, которая, был мужчина совершенно уверен, вскоре займёт законное место в его постели. Глаза его с такой жадностью скользили по лицу и одеждам Ябне, что легко угадывались и мысли, и намерения, с которыми гость этот появился в их доме.
И как ни увиливала Ябне от прямых вопросов, как не настаивала Юля, что ждут её дочь неотложные дела в далёкой Москве, – а уж по возвращении и можно вернуться к этому разговору, – и слышать не хотел Сата об отказе. Подумать – это он позволял, но только в том случае, если согласится девушка посетить его кочующую группу, посмотреть на его немалых размеров чум, оценить его хозяйские качества, взглянув на богатое стадо холёных оленей.
И только, чтоб взять себе передышку от его навязчивых речей согласилась Ябне на предложение Сата и самой побыть недолго гостьей. А ещё потому, что не верила, будто ждёт её где-то там далеко её бескрылый Дракон, будто обрадуется её приезду, и уж тем более тем вестям, что привезёт с собою околдованная его глазами девчонка.
Ябне Сата увёз в тот же день. Юля осталась дома – кто ж бросит одних оленей да щенков.
Три дня гостила в их стойбище девушка. Спала рядом с матерью того, кто мечтал назваться её женихом, чтобы соблюсти все приличия и никому не дать повода сомневаться в её чистоте.
Но сам Сата и его родственники так часто упоминали в своих зазывающих к свадьбе разговорах эту девичью невинность и чистоту, что Ябне чувствовала себя обманщицей, дающей давнему знакомому ложную надежду.
Снег ещё покрывал плотным ковром скупые земли, но кое-где – о, чудо, так рано в этом году! – виднелись в белом этом полотне маленькие дыры с пробивающейся к солнцу зелёно-бурой низкой травой. Мужчина и девушка далеко отошли от сторонних ушей – Сата хотел объясниться в своих чувствах, не было у него больше сил смотреть на прекрасные девичьи губы и повторять себе, что ещё очень рано, Ябне согласия не дала.
– Ты посмотрела уже на мой дом, познакомилась с моей семьёй, с нашим хозяйством. Теперь пора тебе решить, станешь ли частью того, что увидела, – голос мужчины был низким, говорил он негромко, а сам всё время старался склониться ближе к лицу своей взволнованной гостьи.
Ябне почудилось, что вот-вот он коснётся губами своими её рта, вот-вот сомкнутся руки его огромные за её напряжённой спиной. Девушка упёрлась руками в широкую грудь мужчины и, слегка отталкивая его, решилась открыть ему правду. Пусть знает, а там уж примет решение – нужна она ему такая или нет. Если не отступится, возможно даже, подумает Ябне всерьёз над его предложением – ради ребёнка, что носит под сердцем, ради матери, чьё здоровье оставляет желать лучшего, не выдерживая тяжёлой работы.
А если отступится Сата, что ж, не сильно-то и хотелось обнажать своё тело ночами перед тем, кто не вызывал и тысячной доли тех чувств, которые до сих пор пылали в душе при одной только мысли о другом, светловолосом мужчине, при одном только звуке, произносимом украдкой, – Ник.
– Сата, тебе не понравится то, что я собираюсь сказать, но и умолчать не могу. Не скажу и приму твою любовь, твоё предложение – обману, ведь, а ты потом всё равно узнаешь. Не скажу и не приму, – не поймёшь, почему, да и я сама, если честно, буду всё думать, что, может, стоило открыться и… согласиться.
Ябне так медленно, тщательно и со страхом подбирала слова, что даже вызвала малую долю раздражения у мужчины. К тому же, девушка избегала смотреть ему в глаза, и такое поведение не обещало ничего хорошего. В голове у Сата в этот момент промелькнули картинки того дня, когда хоронили Ясавэя: странные мужчины, живущие в доме у старика. И пусть порой в этих местах случались необычные гости, но… тот, что был моложе…
Только сейчас дошло до Сата, что же он видел в тех тоскливых, печальных взглядах, которые бросал молодой незнакомец на его Ябне. Она уже могла и не говорить – хватило нескольких секунд, чтобы понял Сата – она отдалась тому человеку. И ещё неизвестно, сколько раз!
Сата вдруг резко отпрянул от девушки, чем испугал её. А её по-детски наивные глаза выглядели в этот момент такими обиженными, что буквально сразу же мужчина усомнился в верности своей догадки.
– Продолжай, – попросил он девушку, решив, что узнать лучше всё и сразу, чем мучить потом себя сомнениями.
Но и Ябне уже потеряла то зыбкое чувство доверия, ту мимолётно промелькнувшую мысль, что, может, и лучше бы никуда не ехать, а прямо сегодня задать своей жизни новое направление.
– Прости, я, наверное, что-то не то начала говорить, – пыталась девушка оправдаться и в то же время каким-то образом избежать продолжения начатого разговора. – Знаешь, мне, пожалуй, пора вернуться домой.
– Нет уж, – остановил её мужчина, придержав за руку. – Говори.
Но девушка лишь упрямо вертела головой, предприняв попытку высвободиться.
– Тогда я сам закончу начатую тобой речь, – произнёс с оттенком горечи Сата, отпуская руку девушки. Она направилась в сторону стойбища, но успела сделать всего пару шагов, когда услышала: – Ты отдала ему своё тело, верно? Ты лежала под ним, под тем мужчиной, что я видел в твоём доме во время хальмера.
