Текст книги "Нам всем не хватает сказки (СИ)"
Автор книги: Фреш Бриз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
На полу в беспорядке разбросаны шкуры, по которым уже ступают разутые ноги старика и Анура. Осматриваясь, Ник также поспешил скинуть с бесчувственных ног надоевшую обувь.
– Снимай куртку, – бросил ему через плечо Ясавэй, принимая из рук Анура сумку с продуктами. – Здесь тепло.
– Это Нынэля собрала, – пояснял Анур. – А где Юля и Ябне?
– Ябне! У нас гости – выходи, накорми! – выкрикнул старик куда-то в сторону печи, затем добавил уже чуть тише для Анура: – А Юля спит – нездоровится ей.
Пока Ник искал глазами, куда же деть снятую куртку с сунутой в рукав, как в детстве, шапкой, приподнялся полог одной из комнат, и в помещение к мужчинам бесшумно проскользнула та, кого звал Ясавэй.
Светящимися любопытством глазами девушка вскользь коснулась Анура, подарив тому мимолётную скромную улыбку. Этого человека она знала с детства, хоть и редко очень он был гостем в их доме. А вот рядом с ним…
Рядом с Ануром стоял Золотой Дракон! Холодные глаза его отблёскивали сталью острых древних мечей и, подобно им, рассекавшим когда-то беспрепятственно плоть врагов, пронзали не тело её, но самую душу. На лице Дракона увидела Я́бне отчётливый отпечаток не выразимой словами тоски и вместе с ней проблеск пытавшейся бороться с этой тоской неясной надежды. И не было крыльев у Дракона – их съели печаль и усталость. Но всё равно им, забравшим прекрасные крылья, не победить ту упрямую жёсткость, что сомкнула губы его в твёрдую линию и отразилась хмурой тенью на высоком и светлом челе. И был он ростом выше всех в этой комнате, потому казалось девушке, что нависает Дракон над нею, закрывает плечами широкими от взора её всё, что находится у него за спиной, и опаляет кожу её горячим пламенем, оставляя пекучие ожоги под тонкой суконной па́ницей.
Сердце девушки забилось чаще, и, забыв произнести положенные слова приветствия, она кинулась к печи, затем к столу, затем заметалась по комнате, собирая отовсюду и снося в одно место всё то, чем могли сегодня хозяева привечать гостей. Стол был низкий, не выше пятидесяти сантиметров от пола, и сидеть за ним пришлось на подстилках, предусмотрительно разложенных вокруг.
Анур тоже вытаскивал из своей сумки продукты и расставлял их рядом с поданными Ябне строганиной, отогретыми уже в печи лепёшками, и мисками с горячей ухой из солёной рыбы. Благодаря Нынэля куски строганины, которые именно тут пришлось пробовать Нику впервые, он мог макать в острую горчицу или другие соусы, как расфасованные в привычные заводские упаковки, так и закатанные собственноручно женой Анура. От неё же на столе стояли в прозрачных коробочках цветные пятна овощей и фруктов, перетёртых с солью и специями свежих трав, и жареная оленина, которой за всю дорогу так и не съели мужчины ни кусочка.
– Какими судьбами? – спрашивал у Анура Ясавэй, когда первый голод был утолён.
– Хочу оставить у тебя ненадолго вот этого молодого, – ответил Анур, указав рукой и глазами на Ника. И улыбнулся так открыто и гордо, будто тот, о ком говорили, был самым лучшим подарком для ведущих уединённую жизнь людей. – Совсем ненадолго. Буквально на несколько дней.
– А сам?
– У меня же Нынэля и дети, – сам не могу остаться.
– Но я не видел в твоём доме детей, – удивился вслух Ник. – Не мог же я быть настолько невнимательным…
– Э-э, не печалься, друг. Они были в ту ночь у моей матери. Если всё будет хорошо, на обратном пути познакомишься с ними.
Внимательные и строгие, несмотря на улыбку, глаза старика остановились на Нике.
– А тебе-то это зачем? Другое дело – летом, когда тепло сюда добирается. Но сейчас… Не иначе, как веская очень причина.
– Э-э, Ясавэй! Что ты к парню пристал?! – перебил того Анур. – Словно он первый турист у нас! Пусть поживёт немного в суровых условиях, закалит характер. Ну, хочет человек такого экстрима, нам ли его отговаривать?!
При этих словах Ник опустил глаза, стараясь не встретиться ими с чёрным, как ночь, и таким же пронзительным взглядом хозяина дома. Врать, не договаривать истину, было стыдно. Нет, ему не впервые приходилось это делать, да и то, после чего его привезли в эту глушь, тоже сложно назвать честным делом. Но… Именно сейчас врать не хотелось. Возможно, под взглядом этого старика, который не откажет, приютит ровно на столько, на сколько будет нужно. Возможно, из-за тихонько сидевшей с ними за общим столом необычной девушки, украдкой бросающей на него любопытные взгляды и поспешно опускающей глаза свои чёрные вниз, словно стремясь показать, что он и вовсе ей не интересен. И не то, чтобы она тронула чем-то его сердце, но ему, видевшему и познавшему за свою не долгую жизнь их самых разных, было понятно при взгляде на эти нежные коралловые губы, что никогда в своей жизни они не произносили лжи. И не хотелось их этому учить.
Или просто осквернять этот дом неправдой. Но и открыться он, конечно, тоже не мог.
Чуть поднял голову, заметил, что в этот раз девушка не отводит глаз – ждёт, как и старик, ответа. Что ж, они имеют право знать… И, улыбнувшись заученной, не тронувшей глаз улыбкой, от которой с ума сходили тысячи женщин, ответил:
– У меня отпуск. Перед важным мероприятием. Нуждаюсь в тишине, спокойствии и уединении. Хочу слиться с природой и, поскольку работа моя связана с творчеством, попробовать взять от неё то, что ещё не звучало в моей музыке.
– Что ж, чувствуй себя так, словно ты в своём доме, – ответил Нику старик, и Анур облегчённо выдохнул.
– Может, хоть день у нас погостите? – спросила Анура Ябне.
– Нет, красавица моя, утром уеду. А ты подумай и завтра мне скажешь, что тебе привезти вскоре, когда я за Ником вернусь.
– Ник? Такое странное имя… – еле слышно от стеснения пробормотала девушка. – Оно что-то означает?
Носитель имени пожал плечами и подавил зевок.
– Нет. Просто сокращение на западный манер от моего настоящего.
– А настоящее как звучит? – вмешался Ясавэй.
– Николай.
– Ну, а Николай-то что-то означает? – продолжала допытываться девушка.
– Конечно, что-то обязательно означает. Только я, если честно, никогда не задавался этим вопросом, – и тут же, словно эти слова натолкнули его на какую-то мысль, задал встречный вопрос: – А Ябне? Просто ваше национальное имя или… с глубоким заложенным смыслом?
– Приносящая счастье, – ответил за девушку её дед, в голосе которого прозвучал звон ударяющихся друг о друга льдинок.
И в этот момент Ник ощутил, что перешёл границы дозволенного, так откровенно рассматривая интересное молодое лицо с разлившимся по щекам румянцем. Таким требовательным тоном спрашивая у неё сокровенную тайну имени. И он поспешил сгладить оплошность:
– А Ясавэй?
– Тот, кто превосходно знает территорию, на которой живёт, – ответил старик уже гораздо мягче.
– О-о, и это действительно так! – воскликнул Анур, уже начинавший засыпать прямо за столом. – Лучше Ясавэя никто не расставит ловушки по тропам песца. Он один не заблудится никогда в лесах, где захоронены наши предки. И даже пешком он с первой попытки дойдёт туда, где спрятана лодка, более того – на ней безошибочно приплывёт к самым жирным нерпам…
– Хорош, хорош, Анур, – рассмеялся задорно старик. – Не перехвали!
– Ты как-нибудь, если здоровье позволит, возьми мальца на охоту.
– Если позволит, – закивал головой старик, но Ник не поверил в то, что он на самом деле не прочь это сделать.
Но Анур никак не хотел успокоиться и продолжал рассказывать Нику из какой рыбы, самим Ясавэем в одиночку добытой, лежит на столе вот эта строганина. Потом он вспомнил, как единожды в своей жизни ходил с Ясавэем на моржа, но это было далеко отсюда, ещё тогда, когда Ябне только-только родилась.
Слушая эти невероятные истории, Ник не заметил, как постепенно опустился ближе к полу и теперь уже полулежал на своей толстой пушистой подстилке, упираясь в неё локтем. Веки становились всё тяжелее и тяжелее, и он, в конце концов, перестал прикладывать усилия, чтобы держать их открытыми. Но всё ещё вслушивался в задорный мужской рассказ, улыбаясь особо смачным подробностям и моментам. Затем вдруг почувствовал, как его голова коснулась чего-то мягкого и, открыв от неожиданности глаза, он увидел близко-близко странное лицо Ябне. Она трогала его голову своими руками, пыталась поднять, чтобы вновь положить на подушку. Потом его укрыли чем-то тёплым, но он уже не видел, кто это сделал, потому что снова закрыл глаза. А вслед за темнотой пришла и тишина.
Какое-то время они не отдавали власть ничему, что могло потревожить Ника, но потом сдались и в сон его ворвались громко лающие собаки, бегущие по невозможно-белой, слепящей глаза ровной поверхности. Когда он обернулся, чтобы посмотреть на собак, вместо них увидел большое ветвистое дерево. Это был дуб, уже полностью выкрашенный охристыми красками осени. Откуда он взялся посреди снежного плена, Ник не знал – он просто продолжил удаляться от дерева, уже глядя вперёд, уже поднимаясь по невидимой лестнице вверх. И обернулся ещё один только раз, когда мимо него пролетел одинокий дубовый листок – сухой и жёлто-коричневый. Во сне он сравнил себя с этим листком, подхваченным ветром.
Потом исчез и лист, уступив место странной Ябне, танцующей на холодном снегу босыми ногами какие-то чудаковатые танцы. Её черныё, словно смоль, волосы уже не были заплетены в тугие и толстые косы, – они развевались на ледяном ветру чёрными реками. Но всё это казалось ему не столь странным, как её лицо – именно в нём, так сильно похожем и ещё более не похожем на лица её деда и ненецких женщин, была главная загадка. Вроде, те же черты, те же, поразившие его высокие скулы, но только у Ябне они не так выдавались. И лицо – не плоское, как у других – напоминало Нику лица обычных русских девушек своим европейским типом. Вот если бы не глаза – с присущим только восточному человеку разрезом, чёрные и раскосые, окружённые смоляными красками длинных ресниц и бровей, только совсем не узкие, как у деда, – и не сказал бы мужчина никогда, что девушка эта из другого народа.
А в другой комнате на мягкой меховой постели, устроенной на низком, сколоченном из досок возвышении, служившем кроватью, и укрытой обычными покрывалами, лежала без движения Ябне. Она не могла заснуть уже который час подряд, уставившись в темень под потолком. Дыхание было частым, взволнованным, и сквозь него она прислушивалась к звукам дома – вдруг среди прочего различит шевеление спящего Золотого Дракона? Она всё ещё помнила его холодные, вполне соответствующие цвету глаза. Так же, как помнила его горячее пламя, от которого до сих пор горела нежная девичья кожа. И потому не шевелилась Ябне, чтобы не сделать себе ещё больнее.
Глава 5
Ник проснулся внезапно и очень резко, словно от чьего-то болезненного тычка в бок. Так и есть – это Анур, опять улыбающийся и приветливый, разбудил его.
– Э-э-э, хорош спать, малец! Вставай да провожай меня.
– Ты уже? Едешь? – пытаясь сфокусировать зрение, уточнил Ник.
– Давай-давай, подъём! Вон, Ябне уже принарядилась и боится накрывать завтрак, чтобы не потревожить тебя.
Ник ещё больше приподнял голову и поискал глазами девушку. Она, действительно, была сегодня одета не в невзрачное коричневое одеяние, подобное вчерашнему, а в тёмно-зелёное, украшенное разноцветным орнаментом платье. И пусть оно было ужасающе, по меркам столичного гостя, длинным, похожим на балахон, тем не менее, удивительно шло ей.
Мужчина встряхнул головой и потянулся, разминая скованные мышцы. Затем встал. Осмотрелся. И как тут приводить себя в порядок?
Оказалось, что по нужде придётся уходить далеко от дома. Не весело. Холодно. И противно. Но придётся подчиниться.
Когда вышел из дома, чуть не ослеп – свет, отражаясь от снега, заставлял почти полностью закрывать глаза. И всё же, он успел увидеть то, что не заметил вчера – огромное стадо оленей, ограждённых деревянным загоном. «Сколько их тут? – подумалось ему. – Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят?»
Умывался прямо у дома горстями снега. Тоже непривычно. Зато свежо, морозно и будоражит, как разрядом тока, каждую клеточку соприкоснувшейся с холодом кожи.
К этому моменту стол уже оказался заставлен вчерашней едой, но есть её молодому человеку не хотелось. И он попросил Ябне приготовить ему кофе.
– Нынэля клала в сумку, я помню, несколько упаковок. Ябне, ты знаешь, что такое кофе?
Девчонка рассмеялась, да так заливисто, что запрокинула даже голову назад.
– Думаешь, мы тут совсем одичалые?
И поднялась с места, отложив чуть надкушенную лепёшку. Ник смутился – он не хотел её обидеть. Напиток, который вскоре поставила перед ним девушка, был крепким, горьким, горячим – блаженство.
– Спасибо! – поблагодарил он Ябне, ища встречи с её чёрными глазами.
«Ох, ведьма!», вспомнился сон.
Девчонка кивнула, будто принимала с величавым достоинством его похвалу.
Из дальней комнаты показались двое – Ясавэй поддерживал за руку какую-то женщину. Она шла медленно и устало, будто не утром, а в конце тяжёлого дня. Ей помогли расположиться за столом, и Ябне заботливо пододвинула матери кружку с чаем.
– Юля! Рад тебя видеть! – воскликнул Анур. – Ясавэй говорил, ты заболела?
– Ничего серьёзного, – поспешила успокоить гостя она. – Обычная простуда.
– Может, тебе лекарств привезти? – не унимался Анур.
Но Юля лишь покачала отрицательно головой – ничего, мол, не нужно, спасибо.
И тут до Ника дошло, что именно его так поразило в молоденькой Ябне – вот в кого она удалась. А он-то вчера и не обратил внимания на имя, не вяжущееся никак со звучанием местных имён – Юля. Ну, конечно! Только глаза у матери Ябне были совсем светлыми, почти такими же серыми, как и его собственные. И волосы не от матери унаследовала дочь, – от деда.
Ясавэй представил женщине молодого гостя, приехавшего с Ануром. Ябне молчала, тихонько уплетая рыбу.
– Расскажете мне когда-нибудь, как вы оказались здесь? – с интересом спросил у Юлии Ник.
Та улыбнулась – скромно, загадочно:
– Непременно расскажу.
Потом провели Анура. След снегохода оставил безобразно изувеченным белый покров, но оторвать от него взгляд Ник не мог – так страшно было признавать, что с привычной жизнью его здесь не связывает больше никто и ничто. Только эти рытвины и та тёмная точка – спина удаляющегося Анура.
А Ябне, жадно всматривавшаяся в профиль мужчины, будто учуяла нечеловеческим чутьём его настроение. Она несмело прикоснулась к плечу Ника.
– Идём. Он скоро вернётся за тобой – ты же сам хотел тишины и природы.
– Да. Конечно, да, – ответил, разворачиваясь к девушке парень.
И, когда посмотрели друг на друга, оба улыбнулись.
– Сегодня я покажу тебе Туманное озеро, и ты поможешь мне принести воды. А завтра, завтра я…
– Завтра он погонит со мной оленей, – вмешался в их разговор глухой голос Ясавэя. – Они в стойле уже изголодались.
И с ничего не выражающим лицом старик вошёл обратно в дом.
Собеседницей Нику в этот день была в основном Юлия, неспешно чинившая зимние одежды. Ябне занималась приготовлением пищи. Девушка очень переживала, понравится ли её стряпня удивительному гостю, ведь он не коснулся сегодня ещё ничего, кроме горького и не вкусного кофе. Да и вчера он лишь немного съел её рыбных блюд, а больше, конечно, налегал на лепёшки и то, что Нынэля им сложила.
Ясавэй пропадал на морозе, подготавливая нарты к завтрашнему выходу, осматривая какие-то свои инструменты. Он говорил со своими оленями и собаками так, будто вёл с ними полноценный диалог. Каждый раз, выйдя из дома и заставая эту картину, Ник уходил обратно, пока всё же не решился предложить старику свою помощь.
– Помоги лучше Ябне воды принести.
– Откуда? Разве не снег?…
– Не для еды, – покачал тот головой. – Чтобы готовить, ей нужна чистая вода. А тут, разве не видишь – животные почти всё затоптали.
– Ябне! – громко позвал девушку Ник, вернувшись в тепло каменных стен. – Пошли к озеру! Покажи, где вёдра, чем воду носить?
Вид у него был при этом решительный, будто на воду охотиться собрался, а не из лунки черпать. И девчонка брызнула от смеха, дивясь одновременно смешанным чувствам, захлёстывающим всё её существо при взгляде на этого мужчину.
– Да что ты всё смеёшься?! – начал уже раздражаться Ник. Он итак чувствовал себя здесь не в своей тарелке, ненужным, неуместным… Так ещё эта девчонка!
Схватил вёдра там, куда указала Ябне, и обернулся после нескольких сделанных шагов.
– Что опять?
– Кирку забыл! – новая волна смеха окатила всех.
И Ника в том числе.
– Ну, и где она? – усмехнулся и уже по-доброму посмотрел на девушку.
Если бы Ябне не сказала: «Пришли. Озеро здесь», он бы сам его во век не нашёл. Ну как под кучей белого снега, везде одинакового, можно узнать промёрзший водоём? Кинув на землю вёдра и шмыгнув носом, он растерянно стал осматривать поверхность возле себя. Разворошил ногой снег, а под ним – лёд. Дубовый, метровый – неужели ему придётся пробивать эту глыбу? Глянув исподлобья на Ябне, спокойно наблюдавшую за ним, он уже даже замахнулся инструментом, чертыхаясь про себя.
– Погоди! – вскрикнула девушка. – Не там! Сюда иди.
И поманила маленькой ладошкой, скрытой в объёмной рукавице.
Скованную за вчерашний день, а может, за два предыдущих дня, прорубь Нику пришлось разрабатывать долго. Потому что делал он это неумело. Старался не обращать внимания на стоявшую рядом девушку, иногда дававшую ему такие, казалось, лишние советы. И не потому они были лишними, что указывали на что-то неправильно, а лишь потому, что в молодом человеке взыграло нечто, испокон веку заложенное в глубины мужского естества: я сам! Докажу, покажу, удивлю!
Возвращались каждый со своим: Ник был доволен, Ябне опять посмеивалась.
Урчание пустого желудка напомнило Нику о том, что есть ему, всё же, придётся. И снова мучительная пытка! Он не мог даже мысленно обидеть Ябне, сказав, что это было не вкусно, но есть слишком жирную похлёбку из оленины, без овощей, заправленную для густоты просто мукой, было действительно сложно.
Никаких выдающихся событий или запоминающихся разговоров в этот день больше не произошло. И мужчина даже начал надеяться, что предстоящий выгон оленей со стариком развеет завтра эту паршивую скуку. Но уже ночью, когда все улеглись и мирно смотрели сны, его разбудила мучительная разлитая боль. Она не проходила, заставляя своими неистовыми спазмами скручиваться всё его тело в тугой комок. На лбу и не только крупными каплями выступал пот, но позвать кого-либо на помощь не было сил. И только редкие стоны вырывались из охрипшего горла в те моменты, когда острые лезвия ковыряли желудок.
Ни о каком путешествии со стариком теперь не могло быть и речи.
Он не помнил, когда наступило утро и наступило ли оно вообще. Единственным, что доходило до мечущегося в приступах боли сознания, был ласковый голос Ябне, шептавший успокоительные слова. И Ник чувствовал её маленькие ладошки на своём лице, стиравшие с него испарину чем-то мягким и прохладным. Потом где-то на заднем фоне звучали и другие голоса, но перед глазами было одно лишь обеспокоенное и такое нужное, важное для него сейчас лицо.
Ему казалось, что боль отступала, убегала опасливо от нежных прикосновений чарующей ведьмы. И если она пропадала из виду, поддавшись панике он начинал её звать. И Ябне возвращалась, принося что-то горячее в железной кружке, уговаривая Ника выпить хоть чуть-чуть.
Ведьма отпаивала его травами, шептала древние заклинания, а он наслаждался покоем, расслаблявшим его тело каждый раз, как он видел перед собой эти нежные яркие губы, слегка подрагивавшие от силы произносимых ими слов.
Проваливаясь в очередное небытие Ник явственно чувствовал, как сжимает – слишком крепко для такой хрупкой Ябне – мягкую тёплую её ладонь. И ведьма не забирала руку, не кривилась от боли.
А когда Ник очнулся и понял, что всё закончилось, то, найдя глазами девушку, так и сидевшую около него, первым делом спросил:
– Сколько тебе лет, Ябне?
– Восемнадцать, – ответила она, немного удивлённая.
Оказалось, не так уж и долго он мучился желудочной болезнью, даже не целые сутки. Куда худшим представлялось то, что тело всё ещё не покинул простудный жар, а дышать было просто невозможно из-за начавшегося насморка. Ясавэй решил не подвергать новой опасности ослабшего гостя и на следующий день увёл оленей один, оставив парня на попечение женщин.
Они запрещали ему пить кофе, вместо которого предлагали какие-то горькие отвары целебных растений, то и дело подносили полные до краёв миски с едой, к которой Ник уже начинал привыкать, и суетливо носились по дому, возмущаясь его просьбам дать ему возможность сделать хоть что-то полезное. Ник сходил с ума от скуки, слоняясь от безделья по небольшому дому, рассматривал имевшиеся в нём необычные предметы и утварь. Потом уходил на улицу, но и там не мог найти ничего, чем мог бы занять пустые руки и неспокойную голову. Оттого невесёлые мысли о том, как там, в Москве, Влад пытается успокоить и задобрить Кривого неминуемо одолевали Ника всё чаще и чаще.
Чтобы избавиться от нехороших предчувствий, отогнать дурные мысли, он пытался вести беседы с Ябне и Юлией. Но женщины оказались крайне неразговорчивы, словно безропотно подчинялись негласному правилу не открывать подобным пришельцам свои таинственные души и не менее загадочные помыслы.
Молодому мужчине ничего больше не оставалось, кроме как, подобно сказочным принцессам, томиться взаперти в ожидании принца-Владислава, который непременно вызволит его из этой темницы после того, как одолеет Кривого-змея.
Один день сменялся другим таким же, и верный своей природе Ник всё больше и чаще засматривался на черноволосую, юную Ябне. Он подолгу не мог оторвать жадного взгляда от её гибкого стана, наблюдая, как ловко, бережно и смущаясь от мужского внимания, она делает ту или иную работу. Молча любовался её роскошными длинными косами, смуглой кожей, так и манившей, чтобы к ней прикоснулись. Удивлялся тайной своей радости, когда глазами встречался с её озорным, но, в то же время, скромным взглядом, и она не отводила своих прекрасных раскосых глаз. И подавлял тихий сдавленный стон, готовый вырваться наружу, если не успевал вовремя отвернуться, засмотревшись на яркие алые краски двух лепестков притягательных девичьих губ.
В такие моменты мысли его становились всё более нехорошими, постыдными, оскверняющими гостеприимно распахнувший перед ним свои двери уединённый дом. Но бороться с ними было куда тяжелее, чем прогонять от себя воспоминания о далёкой Москве.
А Ябне очень переживала, понимая, что ничем не может развеять тоску Золотого Дракона. Она видела, как он мечется, словно в клетке, в их родном доме. Видела, что мыслями своими Дракон уносится далеко – туда, где остались его огромные золотые крылья. И сердце её обливалось слезами, когда думала, что вскоре Дракон покинет эти края. Просто не возможно, чтобы он остался здесь – не захочет он сам себя пленить в этих диких безлюдных местах.
И, когда Ник слишком резко, грубо, недобро спросил, в какую сторону и далеко ли ушёл Ясавэй, поникнув, ответила:
– Пойдём, я тебе покажу.
Они вышли из дома, обошли на другую сторону, с которой светило белое низкое солнце, и девушка указала рукой в далёком направлении.
– Туда он пошёл. Но, ведь, ты не станешь отправляться за ним? – с опаской спросила она, тревожно вглядываясь в холодное серое море мужских глаз.
– А далеко он обычно уходит? – не стал отвечать Ник на её вопрос.
– В последнее время не очень – ему здоровье не позволяет уходить, как раньше, вплоть до лесов.
– Отлично! Как думаешь, я смогу его нагнать?
– На чём? – испугалась Ябне. – Для вторых нарт не осталось оленей, – всех дед увёл!
– Ну, ноги-то мои остались при мне! – усмехнулся Ник, изогнув губы в однобокой своей козырной улыбке.
От ужаса, отразившегося в глазах девушки, его улыбка быстро исчезла с лица.
– Да не переживай ты так! Не пропаду!
– Ты сумасшедший, – только и выговорила она.
– Лучше ответь мне, смогу я найти его по этим следам? – Ник присел к земле и потрогал голой рукой растревоженный десятками ног снежный покров. И тут же сам себе и ответил: – Конечно, смогу!
– В последние дни новый снег не падал, не было и пурги, но ветер всё равно мог немного замести их следы местами… Не рискуй! Не иди, – молила Ябне.
Но Ник, не слушая последних слов или просто не желая на них что-либо отвечать, уже скрылся за углом дома. Внутри его он быстрыми рваными движениями замотался шарфом, натянул сильнее шапку, застегнул плотно куртку и схватил рукавицы, натягивая их поверх перчаток. К тому моменту, как Ябне ступила на порог, Ник уже выбегал обратно. Они столкнулись друг с другом, и девичьи ладошки упёрлись в мягкую ткань пуховика на мужской груди. Ябне подняла голову, широко раскрытыми глазами всматриваясь в запавшее ей в душу лицо. Её губы слегка приоткрылись от неожиданного столкновения, но девушка не произнесла ни звука в своём безмолвном отчаянии. И что-то такое увидел Ник в её тёмных, готовых пролиться слезами глазах, что заставило его бережно оттолкнуть от себя расстроенную Ябне и ещё скорее кинуться прочь.
Хорошо, что Юлия не видела их в этот момент – прилегла отдохнуть.
А девушка побежала за ним, не успевая, спотыкаясь непривычно на изученных до последней крошки земли тундровых сопках.
– Сумасшедший! – кричала она ему вслед. – Остановись! Не иди! Ты сумасшедший!
Но Ник даже ни разу не обернулся.
Запыхавшись и устав, Ябне остановилась.
– Ты же даже ничего с собою не взял, – уже почти прошептала она, твёрдо зная, что он её не услышал.
Идти по широкой полосе следов было не сложно. Злость, раздражение и неудовлетворённое желание толкали мужчину вперёд, сводя на нет все неприятные ощущения от холода и слабого ветра, иногда обжигавшего поднятыми крупицами снега кожу лица. Зато они оставляли ему возможность упиваться совсем другими явлениями – бескрайней свободой, дразнящим одиночеством, забытой решимостью.
И даже спустя несколько часов пути Ник всё ещё был уверен в том, что он найдёт старика и без него не вернётся обратно. Так и вышло.
В этот раз Ясавэй поставил чум, чтобы беречь свои ноги холодными ночами. Спать под открытым небом на нартах, укрываясь одной только шкурой уже было слишком тяжело. За тем, чтобы олени не разбежались в разные стороны, следили верные и наученные своим обязанностям собаки. И пока он слышал их лай снаружи чума, позволил себе спокойно размышлять о последних событиях.
Для поглощённого своими думами старика оказалось неожиданностью, когда служившая пологом ню́ка отодвинулась, и внутрь ввалился, почти упал Ник. Что это был именно он, Ясавэй понял благодаря отсветам костра, горевшего на положенном ему месте.
– Вот несмышлёный! – причитал старик, помогая измождённому дорогой мужчине устроиться внутри тёплых шкур.
Раздевать гостя он не стал, ведь и сам оставался спать, сняв только шапку и рукавицы.
– Давно тебе полегчало? – продолжал он своё недовольное ворчание.
– Ясавэй, полегчало, – отвечал ему Ник. – Мне сегодня весь день, пока я тебя искал, было так хорошо, легко…
Договорить молодой человек не успел, – он заснул.
А на следующий день, разделив со стариком его скромный завтрак, состоявший из хлеба и кусков сырого солёного мяса, Ник позволил себе быть обычным мальчишкой. Носился, как угорелый, с дикими криками по снежной пустыне. Под добрый смех Ясавэя забрасывал снежками ничего не понимавших и потому возмущённо блеявших оленей.
Потом Ник пытался некоторых из них оседлать, держась за холку или рога, но только кубарем падал в сугробы, чудом успевая увернуться от мощных копыт. В конце концов, Ясавэй запряг оленей в упряжку и стал учить гостя ими управлять. На это веселье они потратили почти половину дня, пока Ник не смог почти так же естественно, как это делали местные жители, управляться с оленьими газом, рулём и тормозом.
Зато уже в ранних сумерках он мчался по заснеженной тундре на нартах, громко распевая ту самую песню, запомнившуюся ему в поездке с Ануром. А старик стоял возле своего стада и смотрел на взрыв безудержной радости, охватившей молодого гостя, и, возможно, вспоминал такие же свои годы, а может, какие другие мысли захватили его при виде этого зрелища.
Вечером же, укрывшись в чуме старыми шкурами, вдыхая горький дым небольшого костра, Ник слушал протяжные ненецкие песни, сменявшиеся звуками варганной музыки. И это всё отдавалось в его теле новой вибрацией, проникало во все укромные уголки памяти, чтобы спрятаться там и остаться с ним навсегда.
Спустя два дня Ясавэй спросил:
– Как хочешь: забивать оленя здесь или будем возвращаться домой?
Ник только молча выгнул бровь, не зная, что ответить.
– Еды у нас осталось на раз, – пояснил старик. – Но я предоставлю тебе право выбора.
Нет, Ник не был ещё готов к тому, чтобы видеть, а тем более участвовать в смерти одного из этих прекрасных животных.
– Домой.
– Значит, домой, – согласился Ясавэй.
Управлял упряжкой всю обратную дорогу, конечно же, Ник – он теперь просто не мог вернуть это право Ясавэю. Ехали медленно, ведь за ними тянулись ещё одни сани, на которые нагружен был сложенный чум. Да и всё стадо не торопилось подыгрывать желаниям гостя и пускаться в быструю скачку.
А когда они остановились у дома, и из него показались фигуры двух женщин, Ник чуть ли не проклял себя, безответственного – с таким укором и с такой вспыхнувшей на мгновение в сказочных этих глазах радостью смотрела на него Ябне. Если бы не короткие отрывистые команды Ясавэя, спешащего закрыть стойло и спрятать нарты, возможно мужчина решился бы даже обнять эту северную ведьму, чтоб успокоить её и сообщить, что с ним всё в порядке, что он вернулся.
Затем снова потянулись одинаковые дни, в которые Ник разрывался на части съедавшим его беспокойством за прошлое и всё возраставшим желанием овладеть сладким, чувственным и невинным телом Ябне. С последним желанием он просто не в состоянии был справиться.
Оставалось лишь надеяться на то, что со дня на день на пороге появится Владислав собственной персоной. Или, хотя бы, Анур. Мучимый неизвестностью, Ник был бы рад здесь увидеть даже Светлану! С каждым прожитым днём, за исключением тех нескольких, которые он провёл наедине с Ясавэем, тревога только нарастала. Ник стал нервным, раздражительным, отвечал на вопросы хозяев невпопад, а иногда и вовсе пропускал их мимо ушей. Томился от скуки, мечтал о нормальной ванне, полной горячей воды, а не о доступных здесь нескольких горстях, наполнявших жалкий таз в тёмной и крохотной комнатушке, служившей даже не душевой, а помывочной.
Мечтал о горячем женском теле под собой, пусть это будет даже не Ябне, пусть будет одна из столичных красавиц. Даже лучше, если это будет не Ябне!
