Текст книги "Нам всем не хватает сказки (СИ)"
Автор книги: Фреш Бриз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Осознав, что только что произошло, Ник взревел не хуже раненого пса и, вывернув руку детины, смог направить дуло пистолета тому в лицо и тоже, накрыв его пальцы своими, нажать на курок. В лицо Нику ударили солёные красные брызги, вынудив зажмуриться и скривиться от отвращения.
Скинув с себя бездыханную тушу, он вскочил и кинулся на помощь Ясавэю, но… Со всей силой, которую ещё смог в себе найти, Ник носком тяжёлого ботинка пнул в висок пытающегося подняться на ноги мужчину со шрамом, чем отправил его на какое-то время в пустое и чёрное ничто.
Затем он опустился на колени перед телом старика и взял в свои ладони одну его руку, словно пытался согреть её, словно не верил, что всё случилось вот так. Из глаз Ника выступили слёзы, – он и сам не ожидал, что такой болезненной может стать для него смерть этого необыкновенного человека. И Ник уткнулся лбом в промокшую от снега и крови куртку Ясавэя, и застонал.
На этот стон отозвался слабым булькающим хрипом старик, заставив Ника удивиться, обрадоваться, зачастить:
– Ясавэй! Ты жив! Я сейчас, сейчас занесу тебя в дом и позову кого-нибудь на помощь. Или нет, мы отвезём тебя – снегоходы теперь у нас есть, – отвезём в больницу…
– Замолчи, дай сказать… кхе-кхе-кхе… – перебил Ясавэй из последних сил. – Тебе меня уже не спасти, моё время пришло. Обещай мне, Ник, обещай, что позаботишься о Ябне… кхе-кхе-кхе…
Судорожный кашель выплеснул уродливые струи крови на подбородок старика, мешал ему говорить. Но Ник покорно ждал, уже не скрывая слёз, и всё, что он мог, это просто шептать в ответ:
– Я обещаю, я обещаю…
– Сата́ уже её не возьмёт… – выдавил из себя последние слова умирающий, так и не поведав Нику, кто же такой этот Сата.
Вот и всё, он больше никогда никому и ничего не сможет сказать.
Ещё какое-то время Ник так и сидел, держа за руку тело Ясавэя. Боялся встать и пройти в дом, потому что не знал, как ему сказать милой Ябне, что по его, Ника, вине, больше нет у девушки деда. Женщины, видимо, ещё не поняли, что уже всё закончилось, и продолжали прятаться в доме. Лишь Аян, сиротливо скуля, составлял компанию Нику и утыкался носом попеременно в лицо и руку хозяина. У Аяна в этот день целых две невосполнимых утраты…
Вскоре дверь, всё же, открылась, и на пороге показалась Юля. Увидев смесь алых, белых и чёрных красок на своём дворе, женщина вскрикнула и кинулась к Ясавэю. Сразу за Юлей, как была – в одном только платье выбежала к телу деда и Ябне.
Не было предела женскому горю. Не в силах Ника было их успокоить. Они не хотели его слушать, не позволяли объяснить, что нельзя уже который час рыдать на холодном ветру. Вконец измученный событиями этого утра, Ник отвернулся от сгорбившихся над трупом женщин. К горлу подступала тошнота, чужая, да и своя тоже, кровь уже засохла на участках открытой кожи и неприятно её тянула.
Уйти бы в дом, обмыться хоть как, упасть на меха и, закрыв глаза, отрешиться от всего, всё забыть…
Но где-то там, вдалеке, взгляд выхватил ещё одну тёмную точку, приближавшуюся к месту трагедии так же точно стремительно, как несколько часов назад приближались те, кто принёс сюда столько горя.
Ник нагнулся и там, где ещё оставался белым снег, схватил его горсть, утёр лицо. Сделал несколько шагов навстречу новым людям, рвущимся сюда с небывалой скоростью. На всякий случай спросил у женщин через плечо:
– Где Ясавэй держал патроны?
– В сумке своей охотничьей, – отозвалась Юля. – И в сундуке, тоже в спальне у него стоит…
Пока ещё не стало поздно, Ник подобрал отброшенное в пылу драки ружьё и скрылся в доме – готовиться к новым столкновениям. И в этот момент, когда вставлял патроны в предназначенное им место, когда рассовывал их по карманам, он был готов, подобно Ясавэю, остаться здесь навсегда бездыханным телом, но не позволить никому обидеть убитую горем Ябне.
Но стрелять больше ни в кого не пришлось – вновь прибывшими оказались Влад и Анур. С одной стороны, Ник рад был увидеть здесь, наконец-то, своего продюсера, но с другой… Похоже, не только Нику изрядно досталось от служек Кривого. Когда шокированный смертью давнего друга Анур, хромая, кинулся к рыдающим женщинам, Влад, заметно согнувшись вперёд, прижав свою правую руку к рёбрам, очень медленно доковылял до опустившего ружьё подопечного.
Ник не видел ещё сегодня себя в зеркале, но готов был поспорить, что завтра его пика будет выглядеть лучше, чем то, что сейчас было вместо лица у Влада. Тот хлопнул парня по плечу в знак приветствия, и получил ответ:
– Я заждался. Вы немного опоздали, а жаль. Всё могло закончиться по-другому.
– Вообще-то, всё могло и вовсе не начаться, – прокряхтел Влад, сгибаясь ещё сильнее, и Ник подумал, что у него наверняка сломано не одно ребро.
– Неужели они и к Ануру наведались?
– Да, вчера нам несладко пришлось. Эти оба мертвы? – кивком указал Влад на тела верзил.
– Нет, только один.
– А этот в отключке просто? Что ж ты его не связал?! Эй, Анур, помоги…
Общими усилиями мужчинам удалось завести женщин в дом. Туда же внесли и тело Ясавэя. Ник всё ещё боялся подходить к Ябне, не мог, хотя очень того хотел, присесть перед ней на колени, стереть со щёк девичьих слёзы и попросить прощения. Только, как и раньше, жадно ловил её случайные взгляды, надеясь не увидеть в них никаких обвинений.
Когда тепло дома немного согрело скованные холодом мышцы, Ник вспомнил, что ещё ничего сегодня не ел. Даже глотка уже ставшего привычным горького травяного чая не сделал с утра. Хотел попросить Ябне заварить ему горячего напитка, заодно прикоснуться к ней хоть мимолётно, но не успел – наткнулся на колкий ненавидящий взгляд её матери. И отвернулся.
Уловив напряжение между Ником и Юлией, Влад позвал парня:
– Ник, мне помощь твоя нужна.
А когда оба оказались снова на морозном воздухе, попросил:
– Нужно избавиться от этого тела, – и пнул ногой уже успевший окоченеть труп Антона. – Не знаю, может, и этого?
Ник обернулся и глянул на мужчину со шрамом, всё ещё находящегося в бессознательном состоянии – его усадили спиной к стене, но о том, чтобы втащить в тёплое помещение этого чужака никто не подумал.
– Мне кажется, его можно просто вернуть.
– Предлагаешь побыть ему нянькой до того момента, как вернёмся в Москву? Ну, дерзай.
– Влад, скажи, не собрал? Скажи, мои родители… С ними всё в порядке?
Влад, до этого озиравшийся в поисках лопаты, задумчиво посмотрел на Ника.
– Твой долг я отдал Велоеву весь, до последней копейки. Теперь проблема в другом.
Сбитый с толку Ник не знал, как тогда ему расценивать сегодняшнее событие и вид Влада с Ануром – явно что-то не устроило Кривого, но, если это не деньги, то что?
Прочитав невысказанный вопрос в глазах Ника, Влад на него ответил:
– Полина беременна и хочет за тебя замуж. И ты женишься на ней до Евровидения.
– Нет! – тут же воскликнул молодой человек, подаваясь назад. – Нет! Я не могу! Я не сделаю этого.
Но Влад успел схватить его сзади за шею и притянуть к себе, чтобы лица их почти соприкасались, чтобы слова, произнесённые тихо, но гневно, впечатывались в кожу, чтобы вплотную увидеть, как в серых глазах напротив промелькнёт болезненное понимание того, что сучёнку теперь не отвертеться.
– По твоей вине, по твоей глупости мы все, включая этих людей, – указал Влад пальцем свободной руки на дом, – столько пережили, что ты, мой мальчик, – и это прозвучало отнюдь не ласково, – будешь делать теперь всё, что я скажу. Понятно? Иначе я сам пристрелю тебя.
Ник оттолкнул Влада, не желая выслушивать эти угрозы. Но последний уже который день нуждался в том, чтобы выпустить пар, да не на кого-нибудь, а на первоисточник. И завязалась драка – не насмерть, но очень жестокая. И без того вымотанные мужчины счёсывали друг о друга кулаки, катались в обнимку по снегу, пока их не прибежали разнимать Анур и Ябне.
Влада затащил в дом его старый друг, а Нику подставила своё плечо хрупкая девушка. Она усадила его на подушки у низкого стола и принялась оттирать влажной тряпкой кровь, смешанную с грязью. Пока Ябне металась между парнем и печью, согревая на всех воду для чая, Ник смотрел на неё не отрываясь и не мог поверить в то, что где-то там его ждёт Полина, возжелавшая видеть его мужем и отцом.
Глава 9
До ноздрей Ника долетал пар от свежевыпотрошенного, ещё горячего тела, но он, этот пар, не приносил никаких запахов. Холод, царящий вокруг, словно обкрадывал воздух, забирая любые ароматы, и мужчине казалось, что он вдыхает лишь запах мороза, больше ничего. Это спасало, оставалось лишь справиться с картинкой, остававшейся перед глазами даже тогда, когда он закрывал их, и от которой подкатывала к горлу тошнота.
Весь сегодняшний день он получал от кого-то невидимого удары – один за другим, только били не тело.
Он совсем запутался, совершенно растерялся и больше не понимал, чего он хочет, знал только, как надо.
С каким-то сожалением Ник отвернулся от Ябне и посмотрел в сторону дома – нет, не того, что стоял одиноким уродливым мамонтом посреди бело-бурой пустыни. Москва была той родной колыбелью, в которую захотелось вернуться сию же минуту.
Горше всего было сожалеть о том, что пообещал. Пообещал, не понимая, что она не такая, как обычные девушки, которых он знал. Ему казалось, что просто так получилось, что Ябне родилась в этой глуши, на самом краю обитаемого мира, но это легко исправить, стоит лишь захотеть. Сегодня он понял другое: он просто не сможет и – надо признаться самому себе – в это мгновение и не хочет подпускать её ближе.
Внезапно пронзила мысль, что это просто инстинкт самосохранения, а если ещё точнее – какая-то трусливая дрянь, живущая в глубинах души тихо и скрытно, успешно прикрывается сейчас разумными доводами, опирающимися на этот инстинкт. Подбивает его, используя ловко всё то, что ему не знакомо, снова думать лишь о себе. Выворачивает, коверкает…
Ник прижал замёрзшую руку к груди у самого сердца, скривился – да, это больно – думать лишь о себе он больше не хочет. Не хочет быть снова тем безалаберным Ником, которым он покинул Москву. Спасибо Сашке, спасибо Кривому. И Владу, и Ябне, и… Ясавэю.
Этот старик, сумевший за три с половиной недели – за полный месяц, если считать дни вплоть до сегодня – заставить Ника почувствовать всю нелепость и жалкость нервозной душонки, стремящейся к наживе… ради чего? Что мешало творить свою собственную музыку в свободное от работы время? Девушки? Клубы? Привычка жить разгульно, одним днём… А ведь мог бы, как в фигурном катании, откатать обязательную программу и потихоньку, понемногу двигаться навстречу мечте.
Вот именно, была ли мечта? В далёком, ярком и тёплом, по сравнению с этим местом, городе казалось – да, была. Такая реальная и недостижимая одновременно… И вот сегодня, когда он стоял на хальмере, открылась правда – было лишь оправдание детским поступкам, глупейшим капризам, позаимствовавшее себе неприглядному красивое, гордое имя мечты.
Но Влад, которому Ник теперь по гроб жизни обязан, опять заставляет чувствовать себя ничтожеством, предателем неблагодарным. Или вовсе Влад ни при чём? Просто смешались в одну кучу отголоски стыда, надежды, вины… какого-то морального долга.
Ник вздохнул – ему просто страшно. Страшно взрослеть, видеть всё по-другому и при этом снова ломать и силовать уже нового Ника.
Ему бы немного ещё проникнуться спокойной, уверенной мудростью Ясавэя. Но грубо сколоченный, деревянный и серый хальмер теперь далеко – в самом начале урочища в верховьях скованной льдом реки. Несмотря на то, что старик жил отдельно от своего кочевого народа, его уважали настолько, что тело его оставили почивать там, где покоятся ненецкие предки. Старое кладбище в страшном лесу… Анур всё время поправлял Ника, говорил, неправильно так называть. Да какая разница, оторопь всё равно берёт, что от места, что от традиций.
Множество детских, уже трухлявых, прогнивших, больше остатков, чем гробов, развешенных высоко на деревьях, словно кто-то огромный, но имевший весьма уродливый вкус, пытался украсить чужими детьми свой маленький сад. Потому, наверное, и зовут этот лес просто – страшным. И больше никто никогда не придёт сюда навестить старика, да и к лучшему это – зачем лишний раз беспокоить хозяйку этого места. Пусть слушает мерные скрипы прогнивших своих украшений под тихую музыку ветра, пусть пересчитывает, засыпая, тонкие белые кости, пока их ещё не сожрала такая же древняя земля.
Ник не понимал и половины всего, что делали – и зачем – те странные люди, которым сообщил Анур о смерти старика. Они просто приехали, пели, курили, и их слова не сообщали ему ничего, были лишь новыми комбинациями старых звуков: аргиш Ясавэя закончен. И на хальмер повезёт его мюд. Что-то Ник пытался спрашивать у Ябне, ведь Юля его так и не простила, но после того, как черноволосая ведьма сама передала в руки Ануру Аяна, которого задушили у хальмера старика…
Аяна, который дрался бок о бок с Ником, не тушуясь перед намного сильнейшим противником. Аяна, которому Ник, как и Ясавэю, обязан жизнью. Аяна, чья скорбь о хозяине и о подруге так явно читалась в умных глазах, что каждый раз Ник стыдливо утирал свои слёзы, если встречался глазами с псом.
Та же участь постигла десяток оленей, и теперь вместе с бегущим впереди Аяном ушёл Ясавэй на своей упряжке в загробный призрачный мир. А тело на земле, не под нею, но хоть и не над землёй, как лежат те, кто в детских гробах.
От самокопания Ника отвлёк Влад, по-дружески закинувший свою руку на плечо парня.
– Завтра едем домой, здесь нам больше незачем оставаться, – Влад всё ещё кривился, когда приходилось двигаться или много говорить. Вообще-то Анур ещё пару дней назад настаивал на том, что Владу нужно срочно в больницу. Но Ник не мог тогда уехать. Никак. Тогда ещё он не представлял даже, мысли не допускал, что сможет оставить Ябне. И потому Влад неизменно отвечал на уговоры Анура: «Потерплю ещё».
Сколько раз за эти дни Влад, догадавшийся, почему Ник тоскливо и печально смотрит в сторону девушки, пытался образумить парня, донести, что своей упёртостью тот сделает только хуже самой же девчонке.
– Знаешь, что я понял, когда говорил с Полиной? – не спрашивал, а убивал Владислав, и Нику во время таких разговоров казалось, что он начинает своего продюсера ненавидеть. – Ты – её навязчивая идея, и она тебя не отпустит. А значит, она получит своё – Велоев уже начал об этом заботиться. И здесь я ничем не смогу помочь – даже эти чёртовы бабки было легче собрать, чем убедить Полину в том, что ты ей не нужен. Хочешь, чтобы твою черноволосую девчонку убрали с дороги так же, как всех, кто чем-то мешает Велоеву?
И Ник понимал, что его заставят. Найдут, на что надавить, как надавить, но заставят. И чем больше он обо всём этом думал, тем меньше внутри оставалось сил для сопротивления. Да и ненавидеть Влада по-настоящему он не мог – слишком уж ясно теперь осознавал, что этот человек для него сделал.
Поэтому повинуясь внутреннему, постоянному теперь напоминанию о долге перед Владом, Ник собирался – нет, не только собирался, но и искренне того хотел – отдать, отработать, вернуть. Любой ценой, даже ценой своей свободы. И они смогут, обязательно смогут снять с Влада висящую на нём теперь кабалу. Даже ценою чувств маленькой сладкой Ябне.
А ведь всё равно, несмотря на постоянные уговоры самого себя, что так будет лучше для всех, душа страдала, орала, ревела. Внутри болело, болело так, что каждая клеточка тела пропитывалась душевной болью, и это было невыносимо, потому что ощущалось физически. И вот тогда, наверное, когда боль достигла предела, мозг, спасая тело и жизнь, разбудил эту трусливую дрянь, очерняющую прелестную Ябне в глазах её Золотого Дракона.
И Ник был рад поддаться – так было проще и легче. Двумя руками ухватился за несвойственную его миру, а оттого отталкивающую картину: ещё горячий кровоточащий сосуд – только что блеявший олень уложен на хребет поверх насмешливо цветастой клеёнки, напоминающей кусочек жизнеутверждающей весны. Живот его вспорот и раскрыт, и в этом сосуде парует и плещется вязкое красное море. Нику плевать абсолютно на присевших рядом с сосудом людей – пусть они отрезают горячее мясо кусками и сырое его и кровящее отправляют в голодные рты.
Но вот у кого-то из рук принимает простую железную кружку Ябне и, наклоняясь, черпает из этого красного моря. И пухлые губы любимые ещё алее становятся, и вниз на одежду случайно капает ещё не остывшая кровь.
– Да, завтра едем. Хотя, нет. Влад, послушай, я знаю, что слишком много прошу, но… давай уедем сегодня. Давай как можно быстрее отсюда, иначе я просто свихнусь.
Взгляд Влада, который посмотрел после этих слов Нику в глаза, был долгим и сожалеющим, ведь его обладатель понимал сейчас молодого человека как никто другой. Он тоже постоянно отказывался добровольно от своей Снежной Королевы, выбирая долг, ответственность, правила. Иногда, конечно, когда это было особенно трудно делать, Владу казалось, что когда-нибудь он не выдержит, но каждый раз он опять оказывался сильнее, только эта очередная победа над собой оставляла глубокие шрамы на тканях живого сердца.
Потом Влад кивнул и отозвал Анура от вкушающих пищу людей, чтобы сообщить тому о принятом решении.
Когда мужчины крепили свои небольшие сумки к снегоходам, Ник старался не смотреть ни на Ябне, ни на её мать. Он так тщательно избегал встречи с их глазами, что был сам себе до крайности противен.
И даже тогда, когда снегоходы тронулись, а странный дом остался за спиной вместе со своей молодой хозяйкой, он не смог найти в себе силы обернуться. Так и не попрощался с девушкой, только молча и стыдливо попросил прощения у её ушедшего деда.
Ник хотел увезти с собою память не о сверкающих слезами чёрных, обвиняющих его в трусости и обмане глазах. Он хотел навсегда запомнить ту стеснительную скромную Ябне, какой она проснулась в его объятиях недавним тихим утром злосчастного дня – как горькое напоминание ему о том, что потерять можно больше, чем рассчитывал получить, если вдруг когда-нибудь прежний Ник захочет вернуться.
Или такую, какой он увидел её ещё час назад – спокойно пьющую кровь только что убитого животного, – чтобы напомнить себе, что они из разных миров. Что её не получится спрятать в скромной скворечной квартирке, чтоб прибегать украдкой и прятаться хоть ненадолго в нежных девичьих объятиях от реалий его будущей жизни.
Спустя какое-то время, а точнее – к вечеру следующего дня позади осталась не только холодная и враждебная к незнакомцам Хайпудырская губа, но и дом Анура в Нарьян-Маре, и сам этот северный город.
В машине Влада они ехали только вдвоём – внушавшего ужас поровну с омерзением мужчину со шрамом Влад отпустил на все четыре стороны ещё перед тем, как пошли рядом с мюдом провожать Ясавэя к его хальмеру. Отпуская этого человека, Влад понимал, что, скорее всего, подписывает ему смертный приговор – тому не выжить на таком холоде, если идти до ближайшего стойбища кочевником ему предстоит пешком, ведь снегоход ему никто не дал. Если еды ему также не соизволили дать.
– Лучше бы просто пристрелил меня, – со злостью выплюнул в лицо Владу человек со шрамом. – Я же загнусь в первую ночь.
Но в ответ Владислав усмехнулся:
– Я даю тебе шанс, какого ты не дал бы никому. А вообще, если честно, конечно, мне просто не хочется возиться с тобой, тащить в Москву, всё время переживая, не получу ли я от тебя удар по затылку. И пачкать руки о тебя я тоже не хочу. Поэтому бери свою сраную жалкую жизнь в свои руки и чеши отсюда, пока я… пока я не передумал и не закопал тебя рядом с твоим дружком.
И тот ушёл, озираясь неоднократно, – то ли надеялся, что его всё же пожалеют, то ли хотел запомнить приметы дороги, которая выведет его однажды к этому самому дому, чтобы он смог отомстить.
Но Ник почему-то был уверен, что больше никогда и никто не услышит об этом человеке со шрамом на правой щеке. Разве только когда-нибудь наткнутся кочевники на обглоданные хищниками останки кого-то, кто был очень давно человеком. Да и человеком ли?
– Песню для конкурса решили не менять? – спросил Ник, чтобы хоть как-то отвлечь себя от невесёлых мыслей, проносящихся в его голове в такт километрам дороги, бегущей под колёсами авто.
– Знаешь, не было времени думать над песней. Поэтому оставляем первоначальный наш выбор. Не думаю, что с композицией возникнут проблемы – в конце концов, она не плагиат и не переделка в чистом виде. Абсолютно новая композиция с элементами старой доброй Enigma.
– Да, вряд ли жюри сможет придраться. Самое главное условие выполнено даже более чем – ей нет и полугода.
– Ты, кстати, распевался хоть иногда за это время? Или напрочь забыл о том, что Евровидение на носу?
– Что ты! – решил съязвить Ник в ответ: – Я каждое утро начинал с неизменного и любимого ми-мэ-ма-мо-му! Выходил с утра пораньше к оленям и устраивал им бесплатный концерт!
Влад рассмеялся, попросив спутника повторить концерт уже для него. Так они и ехали, то перешучиваясь, то обсуждая совершенно серьёзно свои планы. Голоса их не смолкали в салоне авто до тех пор, пока Ник не спросил:
– Светка опять сэкономила на мне и забронировала самый дешёвый номер отеля?
Только спустя минуты три Влад сумел чуть расслабить кулаки, вцепившиеся в руль после прозвучавшего вопроса.
– Света больше с нами не работает.
– Что? – не сразу, но переспросил опешивший Ник. – Не скажу, что я люблю её, но всё же… Почему?
– Больше не хочет.
– Она нашла новое место? Или кардинально сменила род деятельности? Вышла замуж за то время, пока я отсутствовал?
– Она просто не хочет работать со мной, – в голосе Владислава слышались угрюмые нотки сдерживаемой печали, а на лице отразилась тень сожаления, может быть, разочарования или чего-то ещё, что Ник не мог сейчас обозначить.
Он просто понял, что его спутник не хочет, не станет сейчас об этом говорить. И всё же, тихо и коротко Ник спросил:
– Почему?
И вновь Влад выждал несколько секунд, прежде чем ответить:
– Наверное, потому, что я необыкновенный дебил.
Глава 10
Больше всего Нику хотелось, конечно, удрать хоть на несколько дней в Питер к родителям. Обнять мать, присесть рядом с ней на старый, видавший виды диван, который никак не могли решиться ни выбросить, ни спрятать на даче. Устроить удобно голову у матери на коленях и, закрыв глаза, отдаться во власть умиротворению, что проникает в душу с каждым поглаживанием тёплой маминой руки по золотистым сыновним волосам.
Но мужчина понимал, что сейчас отнюдь не время для того, чтобы прятаться в маминой ласке, убегая от вороха дел и проблем, нетерпеливо ждущих его внимания. И он ограничился обычным телефонным звонком, оставив желанный визит как самое крайнее средство на тот нежелательный случай, если поймёт, что без вечной и нежной материнской любви и без строгой немногословной отцовской поддержки он не сможет идти вперёд.
В квартире его было убрано – об этом позаботилась Света ещё тогда, когда работала в их команде. Но холодильник Ник всё же поменял в первый же день.
Однако теперь, после возвращения с края земли, он не чувствовал себя уютно в этой холостяцкой берлоге – всё казалась она пустою, неприветливой, неродной. И молодой человек был даже рад, что так мало у него есть свободного времени, которое он вынужден здесь проводить. По факту он просто приходил ночевать – часто глубоко за полночь, и валился при этом с ног от усталости, – где уж тут долго хандрить, если организм засыпал ещё до того, как находил удобную позу на широкой богатой кровати.
По приезду Влад практически не дал Нику времени отдохнуть, прийти в себя. Посвятив лишь один день своему здоровью – посетив своего врача, затем ещё парочку его коллег и убедившись в том, что два ребра имеют значительного размера трещины, Владислав смиренно выслушал всё, что ему необходимо в связи с этим делать и, взяв длинный список необходимых ему для поправки таблеток, с головой окунулся в любимую работу.
Так и неслись дни и сутки, в которых было слишком мало часов, чтобы всё успеть: бесконечные, ежедневные съемки, записи, салоны и ежевечерние выступления в московских клубах, на частных вечеринках, чтоб подсобрать на дорогу на Евровидение и потихоньку начать возвращать общие с Владом долги.
О каком-нибудь громком турне сейчас не могло идти и речи. Во-первых, его не готовили, не анонсировали, разумно рассудив ещё раньше, что в преддверии такого ответственного конкурса негоже выматывать исполнителя многомесячными переездами и концертами. Во-вторых, частные вечеринки и закрытые клубы приносили тоже немалый доход, пока… Пока в-третьих, у них сейчас просто не было Светы, которая обычно этим всем и занималась, и теперь Влад носился по городу и договаривался про шоу, клипы, рекламу, встречи и прочий пиар самостоятельно, иногда поручая то, что уже не успевал сделать сам, второму помощнику, опекающемуся дуэтом девчонок.
В вихре этой беготни и суматохи, по сути, разрешив себе всего несколько первых дней избегать неминуемого, Ник, наконец, решился набрать номер Полины.
И вот он стоит в ожидании девушки, которой, кстати, в его отсутствие стукнуло восемнадцать, у входа в МГИМО и не может поверить, что он – Ник Заревский – собирается сделать ей предложение. Да, именно так. Не ждать, когда Кривой лапищами своих телохранителей отволочет его к алтарю, а прийти туда самостоятельно, ведя под руку ту, перед которой виноват не меньше, чем перед Ябне.
Он даже купил кольцо и сейчас нервно сжимал коробочку с ним в кармане куртки. Пусть всё будет красиво как в сказке хотя бы для одного человека.
Вдруг входные двери института распахнулись и изнутри, как сквозь прорвавшую плотину, хлынул поток, только не воды, а студентов. Среди них внимательный взгляд Ника выхватил и ту, что мечтала стать его женой.
Девушка подошла к Нику, остановилась. Молчит и смотрит дерзко, с вызовом, будто надеется скрыть за этой наигранной бравадой стыд от того, что понимает – он вовсе не по своей воле явился сюда. Ему не по своей воле придётся…
– Привет, – первым нарушил молчание и даже улыбнулся молодой человек. Он протянул руки и сам застегнул куртку Полины до самого горла, ведь настоящая весна со своим теплом доберётся до этих мест ещё не скоро. – Я заказал столик недалеко – приглашаю.
Девушка настороженно кивнула, соглашаясь, и вложила свою маленькую ладошку в тёплую и большую никову, когда тот протянул её со словами:
– Тогда пошли.
Выбранный Ником ресторан не напоминал тихое романтичное место, оказавшись в котором любая девушка мечтала бы получить кольцо. Но и самому герою было отнюдь не до романтики – ему бы не спасовать в самый ответственный момент.
Разделись, уселись, Ник сделал заказ, Полина пыталась убедить его, правда, что вовсе не голодна, но… мужчине было тяжело молчать, нужно было говорить хоть что-то и почему бы не попробовать убедить девчонку в том, что ему не всё равно, голодна она там или нет.
Потом он что-то бормотал про день рождения, который пропустил. Мол, не знал, не приглашали, занят был. Девушка, конечно, не поверила, отводила стыдливо взгляд в сторону, вертела в пальцах бокал с минеральной водой. Но вежливо кивала и даже коротко отвечала, поджимая губки.
И вдруг Ника словно окатило волной: ну вот сидит она перед тобой – такая скромная, милая, нежная. Совсем не похожа на гламурных стервозных дочек и сестёр сильных мира сего. Худенькая, бледненькая, будто совершенно её кожа не знакома с загаром, но не ты ли не так давно ласкал языком каждую голубую прожилку и венку, просвечивающую под её полупрозрачной кожей?
Светло-каштановые волосы Полины сейчас собраны в идеальную гульку – ни волосинки не выбивается из строгой причёски и это так контрастирует с дикими чёрными косами, но… Разве не ты лишь месяц назад распускал своими руками такой же точно пучок и зарывался носом в густые каштановые волны, убеждая наивную девочку, что их аромат сводит тебя с ума?
Свои зелёные с мелкой крошкой горяче-жёлтой осенней листвы глаза она сегодня боится часто и надолго задерживать на твоём лице, всё время поспешно отводит их в сторону, безмолвно продолжая настаивать на принятом ею решении. А, ведь, в самый разгар зимы ты пленился ими, пусть был этот плен мимолётным и несерьёзным, и, пытаясь проникнуть через эти колодцы в глубины никогда не любившего юного сердца, ты хладнокровно и старательно подбирал самые трогательные и искушающие слова и шептал их, и убеждал…
Нику, наверное, должно было бы сердиться на Полину за то, что пришлось оставить лишь в своей памяти образ желанной северной ведьмы, и месяцем ранее он наверняка бы испытывал гамму агрессивных эмоций к девушке, сидящей теперь напротив, но сейчас она не казалась ему виновной ни в чём.
Это он был перед нею виноват, потому что, потакая своим низменным желаниям, забрал невинность тогда ещё несовершеннолетней девушки, не задумываясь о том, какие чувства она к нему испытывает, к чему вообще может его поступок привести. И если она беременна, как утверждает Влад, Ник просто обязан принять на себя ответственность и за неё, и за их будущего ребёнка.
– Я хочу сделать тебе предложение, – в тон своего голоса мужчина, всё же, не смог добавить ни капли теплоты и прозвучала первая фраза довольно сухо, по-деловому, словно он собирался торговаться с ней за свою свободу.
Наверное, именно так и подумала Полина, потому что в один момент подсобралась, напряглась и, взглянув прямо Нику в глаза, приготовилась копировать жёсткую и беспринципную хватку своего дяди, с которой он имел манеру общаться с людьми. Но тут Ник достал заблаговременно и украдкой перепрятанное из куртки кольцо и, открыв маленькую бархатную коробочку, протянул сбитой с толку девушке.
– Мне очень жаль – я узнал о твоей беременности от другого человека, но… Выходи за меня замуж, – наконец мужчине удалось смягчить свой голос так, чтобы его слова звучали искренне. – Я обещаю любить вас, заботиться и… Чёрт, что ещё нужно говорить девушке, чтоб она захотела ответить «Да»?
– Что? Ты сам? Ты…
Ник встал со стула и, приблизившись к Полине, присел перед нею на одно колено. Он взял её тонкую ручку и, не дожидаясь уже ответа, надел на безымянный пальчик кольцо – не вычурное, скромное, как раз такое, какое отразит собою всю нежность и невинность слова невеста.
– Конечно, сам. Поверь, я не хотел бы обидеть тебя своим поведением, своим… Чёрт, как же это сказать? Чтоб ты думала, будто я… Просто ответь мне согласием. Сможешь?
Полина растроганно кивнула, пытаясь удержать слёзы внутри. Но глаза всё равно заблестели, а личико её тронула такая счастливая улыбка, что мужчине показалось в тот момент – он всё правильно делает. Именно так и должно быть.
