Текст книги "Охота на клона"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

VII

– Ищем беспризорников, а? – Элмеро мерзко осклабился, когда я рассказал ему о деле Хамбота, и повторил вопрос. Кажется, ему нравилось меня злить.

Док тоже был на месте; он ловил кайф над бокалом жуткой смеси бледно-желтого цвета – по виду «буравчика». У Дока круглая черная физиономия, осанистая фигура и круглые совиные глаза. Остается еще год до того, как ему вернут его лицензию и разрешат заниматься врачебной практикой; пока он ждет, коротает время в основном у Элмеро.

– А моя задача в чем? – поинтересовался он.

– Мне нужны результаты вскрытия мертвых детей. Сколько ты берешь за консультацию?

Док хохотнул.

– Заплати, сколько я должен в этом заведении.

Я перевел взгляд на Элмеро; тот передернул узкими плечами.

– Вполне разумно, – заявил он.

– Но у меня нет доступа к нужным сведениям, – сказал Док. – А без данных я ничего тебе не скажу.

– Все в порядке. Элмеро подключится к…

– Элмеро не может подключаться куда угодно! – с невозмутимым видом перебил меня Элмеро, выразительно глядя на беспризорника у меня за спиной.

– Он не заложит, – заторопился я, кладя руку на плечо мальчишки. Тот держался молодцом. Поздоровался, войдя, и молчал. – Эм-Эм не подведет. Надежный парень.

Элмеро поднял брови и склонил голову набок.

– Ты за него отвечаешь?

– Отвечаю. Ядром клянусь. – Я понимал, что мне ничего не грозит. Так как беспризорников не считают за людей, они не имеют права свидетельствовать в суде.

– Хорошо.

Элмеро подъехал на кресле к коммутатору и начал тыкать проводки. Довольно скоро он взломал файлы коронера, и мы начали искать. В возрастной категории до пяти лет обнаружились один неопознанный труп мужского пола и один – женского. Оба с незарегистрированными генотипами. Они скончались в интересующий нас период времени. Док подошел поближе и просмотрел записи. Дважды.

– На вскрытии не обнаружено ничего, кроме механических травм; все травмы получены одновременно, после падения с высоты. Не выявлено ни отравляющих, ни загрязняющих веществ, ни следов насилия. Имеется два трупа в остальном здоровых детей, которые умерли в результате падения с высоты шестидесяти этажей высотного комплекса, у подножия которого они и были найдены.

Тут вмешался Эм-Эм:

– Нет наркотиков? Нет секса?

С нашего прихода к Элмеро он открыл рот во второй раз.

– Кажется, я уже все сказал, – обиделся Док.

– Должен быть наркотик!

Я внимательно посмотрел на него:

– Почему «должен»?

Он некоторое время молча смотрел на меня, потом развернулся и выбежал прочь.

– Эм-Эм – имя типичное для беспризорника, – заявил Элмеро.

– Правда? – удивился я. Я понятия не имел, какие имена в ходу у беспризорников.

– Самое распространенное. Второе после Эм-Ди.

– Все это очень интересно, – перебил его Док, – но мне хочется знать, зачем двое малолетних беспризорников забрались на средний уровень небоскреба «Северный Бедекер».

– Держу пари, они были замешаны в каком-то грязном деле. – Элмеро кисло улыбнулся. – Очень, очень грязном.

Дело становилось интересным. И даже загадочным. Но настала пора расплачиваться: Элмеро отменил долг Дока, потом вычел плату за консультацию и свою плату за взлом системы из той огромной суммы, которая оставалась на моем счете. Я получил у него кучу кредиток за золото, заработанное после расследования дела девушки из Дайдитауна.

Потом я выбежал в общий зал и стал искать Эм-Эма. Вскоре я его увидел. Он смотрел, как посетители играют в новую стрелялку. «Патруль Проциона» – уже вчерашний день. В моду вошли «Шпионские войны». Я схватил его за руку и вытащил за дверь, и мы очутились между стеной и наружной голографической оболочкой бара Элмеро. На сей раз он выбрал классическое парижское кафе. Красиво, только не пытайтесь присесть за столик.

– Малыш, надо поговорить. Ты не сказал мне всего, что должен был сказать!

– Неправда, сан… – начал он, но осекся. – Это неправда!

Я посмотрел ему прямо в глаза:

– Почему ты так настаивал насчет наркотиков? Говори правду, или я ухожу.

Он отвернулся и перевел дыхание. Потом осторожно заговорил:

– Попрошаек… крадут.

– Крадут? – Я впервые об этом слышал. – Кто?

– Не знаю.

– Сколько уже украдено?

– Много.

– Зачем?

– Не знаю.

Я даже обрадовался, что он ничего не знает. Не уверен, что хотел бы узнать подробности того, зачем кому-то понадобилось выкрадывать малолетних беспризорников-попрошаек. Но зато я понял, почему вчера в Бэттэри одну малолетку охраняли шестеро.

– Тех двоих, что погибли, тоже выкрали?

Он кивнул.

– Кроме тех, которых нашли возле «Северного Бедекера», были еще трупы?

Он покачал головой:

– Только те два. Остальных вернули.

– Ты хочешь сказать, что их похищали, а потом возвращали вам?

– Выкидывают там, где украли.

Дело все больше запутывалось.

– Невредимыми?

Эм-Эм страстно затряс головой:

– Нет! Другими. Их как будто нет. Скучные, тупые, глупые, ненормальные.

Я понял. Те, кто похищали малолеток, возвращали их порчеными. Вот почему Эм-Эм был так уверен в том, что мы обнаружим в актах вскрытия запись о наркотиках.

– Значит, по-вашему, их накачивали наркотой, и… что дальше?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Не скажу. Плохо дело.

– Не было следов… насилия?

Я подумал о дочке. Возможно, впервые с тех пор, как Мэггс забрала ее, я порадовался, что Линни находится далеко отсюда, в другой галактике.

– Не-а. – Эм-Эм потряс головой. – Венди проверяла. Говорит, тело в порядке, а голова нет.

– Ради всего святого, кто такая ваша Венди? Она врач или кто?

Эм-Эм оживился:

– Она мама. Не бойся. Она знает. Все равно им уже лучше, но медленно. Пройдет много недель.

Их возвращают заторможенными и тупыми, но со временем они приходят в себя. Больше всего похоже на действие наркотика. Очень странно! Маленьких беспризорников воруют и возвращают; в физическом смысле они невредимы, но их чем-то накачивают. С какой целью? Может, просто экспериментируют? Или накачивают наркотиком специально, чтобы дети забыли все, что с ними творили? Но к чему такие предосторожности? Официально беспризорников не существует в природе. Они не могут пожаловаться или выступать свидетелями на суде. Так зачем затемнять им сознание перед тем, как возвращать обратно?

Зачем их вообще возвращают?

– Сколько дней не было тех детей, которые погибли?

Он подумал и ответил:

– Старшего – три, младшей – четыре.

Их похитили три-четыре дня назад – неужели они были под таким кайфом, что сами шагнули с крыши? Нет, погодите: в крови не выявлены ни инородные токсины, ни химикаты.

Я почувствовал, как у меня самого плавятся мозги.

– В заключении сказано, что наркотика в них не нашли.

Он посмотрел на меня как на идиота:

– Были-были!

Может, он прав. Внезапно меня осенило.

– Пошли, – сказал я и потащил его к подъемнику. – Едем наверх.

VIII

Самое высокое здание в округе Данбери – комплекс «Северный Бедекер». Он такой огромный, что нет смысла оборачивать его в голограмму. Он высится над всей округой, словно гигантская пирамида рисовых галет на пустом столе. Мы поднялись в среднюю секцию и подошли к справочнику.

– Чего ищем, сан? – Когда я смерил его многозначительным взглядом, он поправился: – Что мы ищем?

– Фармацевтическую компанию.

– Фермерскую?

– Нет. Фармацевтическую. Аптечную. Они делают лекарства. Понимаешь?

Эм-Эм отрицательно покачал головой.

– Погоди, сам увидишь.

Я напряженно думал. Предположим, кто-то использует детей в качестве подопытных кроликов. На них испытывают действие нового наркотика или лекарства. Лекарство настолько новое и уникальное, что при вскрытии его не обнаружили. Предположим, этот новый препарат имеет побочные действия. Предположим, экспериментаторам не удалось привести в норму зараженных детей. Как они с ними поступят?

Разумеется, отправят туда, откуда взяли. Избавятся от необходимости заботиться о детях, а заодно получат возможность наблюдать за отдаленными результатами своих экспериментов.

Беспризорники в качестве подопытных кроликов. Чудный мир!

В моем сценарии имелось несколько пробелов, но в основном все сходилось. Еще немного информации – и я найду недостающие звенья в цепи.

– Еще скажу, – заявил Эм-Эм, пока мы запрашивали все новые директории в справочнике.

Я искоса посмотрел на него:

– Что еще ты от меня скрываешь?

– Не скрываю, сан… – Он замолчал и откашлялся. – Я не скрываю. Просто вспомнил. Видел комету на флитере, который украл маленького Джоуи.

– Почему же ты мне раньше не сказал?! – Насколько это упростило бы поиски!

Он пожал плечами:

– Не подумал…

– Ладно, не важно. Какого цвета была комета? Красная, желтая?

– Серебряная звезда с длинным серебристым хвостом.

– Слова там были?

Он снова пожал плечами.

Верно. Я вспомнил, что он не умеет читать. Не важно. Дело начало волновать меня по-настоящему. Стилизованная серебристая комета. Очевидно, эмблема компании. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки!

Мне так только показалось.

В комплексе «Северный Бедекер» размещались тысячи фирм. Мы просмотрели весь справочник, но не нашли ни одной фирмы, ни одной компании, которая предположительно занималась лекарствами, научными исследованиями, медициной или детьми. Потом мы начали вводить слова для поиска и проверять, на эмблеме какой фирмы есть изображение кометы.

Ничего.

Снова начали поиск, введя слова «звезда», «комета», «метеор», «небесное тело».

Ничего.

Мы начали искать любую компанию, чье название имело хоть какое-то отношение к космосу. Даже проверили названия, в которых упоминалась скорость. Несколько штук отыскалось, но ни у одной из них не было эмблемы в виде серебристой кометы.

Мы просмотрели весь главный справочник и начали шарить по разделам.

Часы пробегали незаметно. Стемнело. Мы нашли тележку с соевыми блинчиками; я угостил Эм-Эма. Он заглотал блинчики, как только мы сели, и стал смотреть, как возвращаются домой рабочие после смены.

– Почему ты не работаешь как они?

– Ты имеешь в виду, почему у меня не фиксированный рабочий день?

Он кивнул.

Я сам часто думал, почему мне не нравится упорядоченная работа. Мэггс за время нашего брака задавала мне этот вопрос миллион раз. Мне не хотелось врать, и я ответил честно:

– На такой работе становишься как робот.

Он так странно взглянул на меня, что пришлось объясниться:

– Понимаешь – все по расписанию. Будь на месте тогда-то, тогда-то положи туда эту деталь, сделай это до обеда, сделай то до ухода домой. Регламентированное существование. Такое не для меня. Мне нравится отдыхать, когда я захочу, быть самому себе хозяином, ходить куда хочу и когда хочу. Работать на себя, а не на крупную корпорацию. Я сам себе корпорация.

Он неуверенно кивнул; видимо, я не убедил его до конца. Невероятно! Подкидыш, который всю жизнь живет собственным умом… какие у него могут быть сомнения?

– Только не говори, что хочешь жить так, как они!

Он смотрел на уходящих рабочих большими, круглыми, задумчивыми глазами. Уголки губ опустились вниз; я с трудом расслышал, как он прошептал:

– Я был бы счастлив.

Вот что совершенно необъяснимо. От удивления я на некоторое время лишился дара речи. Потом до меня дошло.

Я разглагольствую о сопротивлении системе перед пацаном, который всю свою жизнь борется за существование в теневой экономике. Ему ни за что не взобраться даже на самую нижнюю ступеньку социальной лестницы, как бы сильно ему этого ни хотелось, как бы он ни стремился подняться, как бы ни старался. Он находится на самом дне, и оттуда нижняя ступенька видится раем.

Жаль, что у меня лицо не размалевано белым, что у меня не красный нос, а в руках нет мандолины. Я – настоящий идиот. Шут гороховый!

Внезапно у меня пропал аппетит. Я отдал мальчишке свой второй блинчик. Он взял его, но съел медленно.

Доев, он спросил:

– Чего теперь?

Я не знал. Выдохся. Я понимал, что мы еще не закончили поиски здесь, в «Северном Бедекере», но мне не хотелось возвращаться в Бруклин, чтобы пришлось завтра утром снова лететь сюда. Мне захотелось извлечь всю выгоду из сегодняшнего путешествия.

– Назад, к справочнику, – приказал я. – Мы просмотрим все фирмы в средней части здания, одну за одной, изучим эмблемы всех предприятий, расположенных в «Северном Бедекере», пока не найдем что-то похожее на комету.

– Может, ошибся, – возразил он.

– Насчет кометы? Не думай, что мне не приходил в голову такой вариант. Именно поэтому ты не уйдешь домой, пока не уйду я.

Мы уселись у справочной панели, вызвали на экран список всех фирм в алфавитном порядке и пропустили их через голокамеру. У меня уже мутилось в глазах, когда мы прошли букву «М». Вдруг Эм-Эм схватил меня за рукав.

– Вот, сан! – Он подпрыгивал на месте и показывал пальцем. – Вот! Оно!

Я открыл глаза и уставился в экран. Увидев название, я похолодел.

«Невронекс».

Но эмблема там была не такая, как надо.

– Здесь нет кометы!

Парнишка водил пальцем по экрану, тыча в логотип «Невронекса». Он почти визжал от возбуждения:

– Есть, сан! Вот!

Тут я понял, что он имел в виду. Под названием «Невронекс» был нарисован стилизованный нейрон с длинным аксоном серебристо-серого цвета. Действительно, похоже на комету.

Нашли!

Я заметил, что парнишка взирает на меня чуть ли не с обожанием.

– Ты очень умный, Дрейер-сан!

– Если бы я был по-настоящему умным, – ответил я, пытаясь скрыть ужас, который я испытал при виде эмблемы «Невронекса», – я бы не впутался в это дело!

– Где они?

– Не важно, – заявил я. – Все равно они сейчас закрыты. Откроются завтра. Тогда я туда и отправлюсь.

– Я с тобой…

– Нет! Я пойду один. Понял? Ты не попадешь в контору «Невронекса». Туда не пускают несовершеннолетних. Ты нас выдашь, если пойдешь. – Я встал. – Пошли. Пора возвращаться.

Он надулся; я потащил его на платформу. Мы сели в кабину пневмотрубы, и почти всю обратную дорогу я тупо смотрел на вереницу сигнальных огней за прозрачными стенками и в темноту в промежутках между станциями. Я думал о «Невронексе».

«Невронекс»! Я даже не вспомнил о них – вероятно, потому, что не хотел натыкаться на их название.

Из всех возможных мест… Почему именно «Невронекс»?

Что-то стукнуло меня по плечу. Я огляделся и увидел, что беспризорник заснул и во сне прислонился ко мне. Остальные пассажиры, наверное, думали, что он мой сынишка. Во сне он дрожал. Я положил ему руку на плечо. Просто чтобы внешне все соответствовало.

IX

– Мне на следующей выходить, – сообщил я, расталкивая мальчишку. Он зевнул, потянулся, наступил мне на ногу.

– Устал, – сказал он. – У тебя посплю, сан?

Я покачал головой:

– Ничего подобного.

Он удивился.

– Пожалуйста! Устал. Никогда не спал в квартире.

– Ты не много потерял. Не все ли равно, где спать, – лишь бы заснуть. И потом, мне надо работать. Не хватало только, чтобы под ногами путался беспризорник.

– Я могу помогать, – заявил он, старательно выговаривая слова.

Я понял: малыш привязался ко мне, ходит за мной, как утенок за уткой. Пора немного отстраниться.

– Нет, не можешь. Загляни ко мне в офис через пару дней. Может, тогда я что-нибудь тебе сообщу.

Кабина остановилась, и я вышел. Удаляясь, я спиной чувствовал на себе его обиженный взгляд; тем временем пневмотруба уносила его все дальше. Я мог бы привыкнуть к обществу других людей, но сегодня мне необходимо было побыть одному. Без свидетелей.

После того как я узнал, что «комета» Эм-Эма – на самом деле часть эмблемы «Невронекса», я принял важное решение. Очень важное. Но пока не был уверен, что готов изменить свою жизнь.

Много лет назад именно в компании «Невронекс» я подключился к дискеткам. И вот оказывается, что «Невронекс» или, по крайней мере, один из его филиалов каким-то образом причастен к похищению и гибели двоих беспризорников. Спрашивается: почему именно я ухитрился узнать, кто похитил детей, зачем и где находятся похитители.

Следовательно, необходимо проникнуть в «Невронекс» и задать им ряд вопросов, не возбуждая чрезмерного подозрения. Для меня существует надежный способ добиться желаемого, а именно: потребовать разблокировки.

Не слишком радужная перспектива. Я давно собирался это сделать, готовился стать обычным человеком… но не сейчас, а когда-нибудь потом. Не так быстро. Может быть, через год. Может, в следующем квартале. Но уж точно не завтра.

Не завтра, понятно вам?!

И все же… как иначе я попаду в «Невронекс»? Я голову сломал, пытаясь что-то придумать, но все без толку.

Плюхнулся в новое кресло-трансформер, такое же, как у Элмеро, и нажал кнопку, чтобы кресло приняло форму моего тела. Я сидел и смотрел в коридор через зеркальную дверь. Присматривался, прислушивался, но там все было тихо, поэтому я подкатился к шкафчику с дискетками и открыл его. И долго смотрел на маленькие золотые диски. За долгие годы я истратил на них целую кучу денег. Некоторые уже выдохлись, но я все равно их не выбрасывал. Может, из-за ностальгии. Добрые старые времена – тогда мне надолго хватало одного простого оргазма. Постепенно я перешел на двойные, потом тройные. Последнее мое приобретение – оргия с участием пятерых; здесь можно произвольно замедлять скорость. В конце концов серия мелких взрывов завершается одним финальным мощным аккордом.

Я выбрал эту дискетку из кучи и прикатил в центр комнаты, развернувшись спиной к голограмме Линии. Когда кресло приняло лежачее положение, я вдруг засомневался.

Может, не стоит? Я внушал себе: держись! Ты целый год постепенно отвыкал. Уже три недели продержался без дискеток. Рекорд! Все равно что очистился. Зачем все возвращать? Послезавтра тебе будет гораздо легче, если сейчас ты закинешь проклятую штучку обратно в ящик и пойдешь спать.

Веские доводы. И вполне разумные. Но никакие разумные доводы не тянут против крохотного фактика: завтра, после того как меня разблокируют, у меня уже не останется выбора – разве что я решусь зашиться повторно. Но повторная блокировка возможна только через полгода. Сегодня – последний день. Послезавтра я стану таким же, как большинство моих сограждан, за одним исключением: некая часть меня настолько огрубела за долгие годы использования дискеток, что эту броню не преодолеть ни одному живому существу. Некая важная часть меня навечно – или почти навечно – онемеет. Мне необходим последний толчок, последний удар – чтобы вспомнить добрые старые времена. Так сказать, лебединая песня. И никакие разумные доводы не заставят меня сегодня отказаться от дискетки.

Я вставлял дискетку в ямку за ухом, когда уловил за дверью движение. Рука замерла на полдороге. Подкидыш! Он тихо крался по коридору к моей квартире. Я почувствовал, как у меня сводит челюсти. Если маленький паршивец решил, что вломится ко мне и начнет хныкать и умолять пустить его переночевать, он жестоко ошибся. Мне нужно побыть одному, хотя бы на…

Он не постучал и не позвонил. Просто некоторое время стоял и смотрел на дверь, а потом опустился на пол и свернулся калачиком спиной ко мне.

Маленький надоеда собрался расположиться на ночь за моей дверью, не ставя меня в известность о своем намерении!

Сквозь прозрачную дверь мне было видно, как ритмично движется в такт дыханию его тощая спинка; мальчик засыпал. Я сжал дискетку в кулаке. Я все еще мог ее поставить, как собирался. Моя дверь звуконепроницаемая, и он даже не догадается, чем я занимаюсь.

Но я-то знаю, что он там!

Я долго смотрел на мальчишку. Он казался таким хрупким – лежал у моей двери и ворочался, устраиваясь поудобнее. Я представил, что он всю ночь проведет на жестком полу, под холодным белым светом, пока я буду сладко спать в затемненной квартире.

Ну и что? Он ведь сам так решил! Мог ведь вернуться к своим и сейчас бы уже мирно спал. В безопасности. Под землей. В заброшенных шахтах бывшей подземки.

Я вздохнул и направил кресло к шкафчику. Бросил дискетку на место, вернулся к двери. Может, все и к лучшему, уверял я себя. Утром будет легче… и потом тоже – по ночам. Меня ждут долгие, пустые, безрадостные ночи.

Я затемнил дверь – не считал нужным раскрывать ему свой маленький секрет – и отодвинул ее. Потом толкнул его ногой.

– Заходи! – сердито прошипел я. – Что скажут соседи, если увидят тебя под моей дверью?

Он застенчиво улыбнулся, с трудом поднимаясь на ноги. Ворча, я показал ему диван и выключил свет.

X

Эм-Эм пришел в дикий восторг, когда утром, проснувшись в настоящей квартире, получил настоящий завтрак. Я даже позволил ему помыться в душевой кабине. Он был счастлив. Когда он помылся и оделся, я отправил его восвояси – довольного, чистого, улыбающегося. Я велел ему прийти ко мне в офис попозже.

Убедившись, что он ушел, я высыпал содержимое шкафчика в карман комбинезона и спустился на платформу. Подлетая к «Северному Бедекеру», я старался ни о чем не думать. При мысли о том, что меня ждет, мне делалось нехорошо.

Однако в мозгу свербело, и почему-то всплыло в памяти слово «кастрация».

Не то чтобы я сейчас способен доставить особое удовольствие женщине, просто, когда из моей головы вынут проводки, я самому себе не буду интересен. Говорят, после того, как тебя разблокируют, можно даже приучиться снова спать с настоящей женщиной. С ней никогда не будет так же хорошо, как с дискеткой, но переучиться все же можно.

Я не был уверен, что мне так уж захочется попробовать.

Некоторое время я слонялся в окрестностях «Северного Бедекера», просто чтобы убить время. Наконец решил, что хватит оттягивать. Раз уж задумал, надо довести дело до конца. Я забрел в помещение, занимаемое «Невронексом»…

И попал в очередь.

Такого я не ожидал. Странное зрелище! Другие посетители были в голографических костюмах. Я увидел двух Джоуи Хосе, одну Суки Алварес, одного Пепито Ито и других популярных персонажей. Все сидели в очереди к лаборантке. Она уводила каждого по очереди в процедурный кабинет; через несколько минут посетитель выходил и шел по своим делам. Похоже было на то, как если бы все они что-то покупали, но в этом не было смысла. Если им нужны простые наркотики или дискетки, их ведь можно достать гораздо быстрее и к тому же надежнее, не выдавая себя – в автоматах, расставленных вдоль стены. Мне самому нужна была лаборантка. В конце концов, я пришел на операцию.

– Вы здесь одна? – спросил я у нее через головы впередисидящих.

– Пока не придет продавщица – да. – Лаборантка улыбнулась. – Один день в неделю мы позволяем ей поспать подольше.

– Я пришел раньше вас, – вмешался тощий, потрепанный с виду тип через два стула от меня. На нем не было голокостюма.

– Я и не спорю.

– Просто не забудьте, что вы за мной, – угрюмо буркнул тип.

Наконец все в костюмах прошли. Остались только мы с вежливым бездельником. Шаркая ногами, он переместился к стойке.

– Хочу сдать несколько нано.

Лаборантка внимательно оглядела его с головы до ног. Она была рыжеволосая, пухленькая, круглолицая, румяная. Просто ангелочек – если у ангелов бывает нахмуренное выражение лица.

– Разве вы не были у нас на той неделе?

– Был, но…

– Никаких но. Две недели между сдачами, и ни секундой меньше. Вы прекрасно знаете правила. Увидимся через неделю.

Он зашаркал прочь; проходя мимо меня, он отвел глаза в сторону.

– Чем «Невронекс» может вам помочь? – обратилась ко мне лаборантка.

– Мне нужна операция.

Она заинтересовалась:

– Правда? Какая именно?

Я огляделся, чтобы убедиться в том, что поблизости никого нет. Мне не хотелось афишировать свои намерения.

– Хочу разблокироваться.

Она широко распахнула голубые глаза и захлопала ресницами.

– Неужели?

– А что?

– Все в порядке. Просто вы не похожи на наших обычных… – Она осеклась.

– На околпаченных? Тех, кто завис на дискетках?

– Мне не нравится это название. Мы предпочитаем называть наш метод «прямой лимбический нейростимулятор».

– По-вашему, как я должен выглядеть? Как тот парень, которому вы только что отказали?

– Мы пытаемся разрушить сложившийся стереотип. Кстати, вам придется подписать расписку.

– Знаю.

Так я и думал. Сотрудники «Невронекса» вживили мне в мозг провода примерно через год после того, как сбежала Мэггс. Тогда я тоже писал расписку, в которой указывал, что я осведомлен обо всех перечисленных потенциальных физических и психических последствиях своего поступка и освобождаю «Невронекс» от всякой ответственности за таковые. Теперь они хотят, чтобы я освободил их от ответственности за то, что я перестану быть околпаченным.

Конечно. Почему бы и нет?

Мы приступили к делу. Я написал расписку, потом мы обсудили вопрос о цене. Я знал, что здесь не торгуются – прейскурант составлен в центральной конторе «Невронекса», – и все же ухитрился выторговать скидку за счет не до конца использованных дискеток.

Когда наконец пришла продавщица, лаборантка повела меня в стерильную операционную и уложила на операционный стол. Я смотрел на монитор; там было видно, как она готовит к операции мой череп. Когда я смотрел в голокамеру и видел собственный затылок, у меня возникло странное чувство, будто голова отделяется от тела. Лаборантка выбрила участок вокруг ямки, продезинфицировала его и достала скальпель.

– Без лезвия? – удивился я.

Она уселась в кресло, расположенное у меня в изголовье. Лица ее я не видел, только руки на мониторе. Но голос звучал спокойно и уверенно:

– Лезвие есть. Просто вы его не видите. Оно представляет собой петлю молекулярной проволоки Гассмана. Видите? – Она взмахнула видимой частью инструмента в паре сантиметров от моей головы, и кусок черепа отделился, как по волшебству. – Отличная вещь! Одинарный ряд молекул сплава Гассмана; молекулы субмикроскопические, но выдерживают вес в сто килограммов. С таким материалом приятно работать.

От ее нескрываемого воодушевления у меня все сжалось внутри; потом я вдруг увидел, как из надреза полилась кровь. Моя кровь!

– Выключите, пожалуйста, монитор!

– Пожалуйста.

Ее рука на мгновение исчезла из поля зрения, а затем экран потух. Не понимаю, почему некоторым так нравится смотреть на то, как их оперируют. Уставившись в пустой теперь потолок, я начал болтать без умолку. Обычно я слушаю, что говорят другие, но сейчас мне было не по себе: страшновато как-то, холодно, меня тошнило. Мне показалось, что разговор отвлечет меня.

– Вы часто делаете подобные операции?

– Нет. Очень редко. Когда работала в Бруклинском отделении, часто вживляла провода. Там мы проводим все виды хирургических вмешательств. Чтобы правильно имплантировать устройство, требуются два человека. А в таких маленьких конторах, как здесь, просто нет места для двух лаборантов.

– Утром мне так не показалось.

– У них был особый заказ. – Я услышал, как она сменила положение. – Отлично. Все готово к разблокировке. Последний раз спрашиваю: вы уверены, что хотите подвергнуться данной процедуре?

– Совершенно уверен… Но что если после того, как вы вынете провода, я начну беситься?

Долгая пауза.

Наконец лаборантка ответила:

– Думаю, мы сумеем вам помочь.

– Да неужели? Каким образом?

– Вы, наверное, слышали об НДТ.

– Конечно.

Я забыл, как расшифровывается аббревиатура, но помнил, что речь идет о нейрогормоне. «Невронекс» выпустил его на рынок под собственной торговой маркой и запатентовал название: «Мозгоправ».

– Отлично. Так вот, наши новейшие исследования показали, что НДТ может оказывать благотворное влияние в период прекращения использования дискеток.

Хорошая новость! Все, что способно облегчить период отвыкания, – благо. В молодости я попробовал НДТ перед сдачей экзамена на следователя, однако особого впечатления он на меня не произвел. И я совершенно не надеялся на то, что сейчас НДТ мне поможет.

– Разве он предназначен не для улучшения памяти и всего такого?

– Верно, – сказала лаборантка. – Происходит обострение чувственного восприятия, но главное в другом. НДТ расширяет горизонты познания. Улучшается память, повышаются дедуктивные и аналитические способности.

– Так я и думал.

НДТ пользуется огромной популярностью среди студентов, а также бизнесменов – они принимают его перед важными переговорами и деловыми встречами.

– Как же он поможет мне?

– Его действие проявляется в том, что он концентрирует внимание мозга на познавательных, когнитивных функциях и отвлекает от вегетативно-репродуктивной области. Иными словами, вы не пользуетесь дискетками, но перестаете это замечать.

Только тут меня кольнула неприятная догадка.

– Кстати, а что собирался «сдать» тот парень передо мной?

– НДТ.

– Зря вы мне это сказали. Мне бы не хотелось, чтобы в моем мозгу плавали его частицы!

Рыжая лаборантка от души рассмеялась:

– Не беспокойтесь! К тому времени, как мы заканчиваем сгущать и дистиллировать НДТ, он становится чистым. Совершенно чистым! Никаких посторонних примесей.

– Заманчиво! Может, попробовать?

– Определенно, попробовать стоит. Вообще-то… – Она замялась, и я пожалел, что не вижу ее лица. – Существует особый НДТ, суперсильный. По-моему, это как раз то, что вам нужно. Новый синтезированный гормон.

– Я думал, что все синтетики слабые.

– Так было раньше. Но мы изобрели нечто совершенно новое. К сожалению, пока мы еще не выпустили его официально на рынок.

– Жаль.

– Я могла бы достать вам его, но я не смогу продать вам НДТ по обычным каналам. Вы меня понимаете?

Я ее понял. Она откровенно намекала на бартерную сделку.

Очень интересно! Я представил себе НДТ в виде обоюдоострого меча: с одной стороны, он может облегчить мне стадию отвыкания от дискеток. С другой стороны, я получаю предлог для того, чтобы вернуться сюда после того, как установлю связь между «Невронексом» и похищенными беспризорниками. Если такая связь действительно существует.

– Чем ваш синтетический препарат такой особенный?

– У него суперсильное действие.

– Почему в таком случае просто не принять побольше обычного НДТ?

– Потому, что в мозгу имеется ограниченное количество мест специфической абсорбции НДТ. Как только задействованы все рецепторы, достигается максимальный эффект – вне зависимости от того, сколько НДТ вы ввели. А суперНДТ вчетверо усиливает биоактивность по сравнению с обычным. – Она еще что-то сделала с моей головой и сказала: – Ну вот и все. Провода я извлекла. А теперь… я могу либо запечатать ваш череп наглухо, либо поставить гибкую мембрану, и тогда вы сможете регулярно принимать НДТ.

– Может, дадите бесплатно попробовать вашу суперштучку? Если она мне поможет, я вернусь и поставлю мембрану, а вы приобретете постоянного покупателя.

Мне не хотелось променять одну зависимость на другую, но, если НДТ поможет мне пережить трудные времена, не стоит его отвергать.

Она помолчала, потом сказала:

– Ну что ж… По-моему, все справедливо. Пойду принесу.

Она ушла. Если бы не вскрытый череп, можно было бы быстро тут все осмотреть. Я лежал на столе и ждал.

– Я введу дозу НДТ в десять нанограммов непосредственно в СМЖ, и потом…

– Что такое СМЖ?

– Спинномозговая жидкость. То есть жидкость, в которой, так сказать, плавает ваш мозг. Потом я вас зашью. Вы испытаете быструю кратковременную интенсивную реакцию на НДТ. Его действие продолжается дольше, если использовать гибкую мембрану.