Текст книги "Гэбриэль Конрой (др. перевод)"

Автор книги: Фрэнсис Брет Гарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

– Послушай, Виктор, что я скажу, – начала она после короткого молчания. – Тебе ни к чему бояться этого человека. Пойми, он незаконно захватил мою собственность, землю, на которую я имею неоспоримые права. Я никогда не признаю его своим братом. Кто сможет удостоверить, что он действительно Гэбриель Конрой? Его сестра не посмеет выступить в его защиту, а если выступит, ты под присягой покажешь, что когда она явилась в миссию, то назвалась другим именем. Кто поверит этому брату, отстаивавшему свои корыстные интересы, когда ты ясно засвидетельствуешь, что Грейс Конрой, которая явилась в миссию, – это я, а Питер Дамфи покажет, что знал меня еще в Голодном лагере.

– Питер Дамфи? – спросил изумленный Рамирес.

– Да, Питер Дамфи! – подтвердила госпожа Деварджес. – Когда я призналась ему, что не имею юридических прав на наследство доктора Деварджеса потому, что разведена с ним, и рассказала о твоем плане, Дамфи сказал, что он выступит на суде и удостоверит, что я действительно Грейс Конрой. Пока ты выискивал новые препятствия, Виктор, я добилась кое-каких успехов.

– Прости меня! – Схватив ее руки, он стал покрывать их страстными поцелуями. – Я мчусь. До свидания!

– Куда? – спросила она, поднимаясь.

– В Гнилую Лощину.

– Нет. Сперва присядь. Послушай, что я скажу. Ты поедешь сейчас в Сан-Франциско и расскажешь Дамфи обо всем, что ты узнал. Возможно, нам придется взять адвоката, но до этого надо разведать силу противника. Ты должен во что бы то ни стало выяснить, куда девалась эта Грейс. Поезжай в Сан-Франциско и посоветуйся с Дамфи. Я буду ждать тебя здесь.

– Но ты здесь одна, без всякой защиты. Кругом мужчины…

В глазах Рамиреса замелькали искорки недоверия и ревности.

– Для нашего дела более опасны женщины. Неужели ты не веришь мне, Виктор? – спросила она, ослепительно улыбнувшись.

Он кинулся бы к ее ногам, но она остановила его, погрозив пальчиком и бросив лукавый взгляд на перегородку.

– Значит, мы обо всем договорились. Счастливого пути! Одну минутку. Этот Гэбриель женат?

– Нет.

– До свидания.

Смуглое, взволнованное лицо мексиканца мелькнуло в дверях, и он исчез. Вскоре из 92-го номера, по соседству с номером госпожи Деварджес, раздался резкий звонок.

Грубиян коридорный постучался в дверь и вошел, став сразу очень почтительным. Относительно этого постояльца у него сомнений не было. В 92-м номере жил мистер Джек Гемлин, известный всему городу профессиональный игрок.

– Какого дьявола я должен тебя ждать? – спросил Джек, свешиваясь с постели и хватаясь с угрожающим видом за колодку для снимания сапог.

Коридорный пробормотал что-то в свое оправдание.

– Подай горячей воды.

Коридорный кинулся было выполнять приказ, но Джек остановил его, применив для этой цели краткое, но сильное выражение.

– Сперва я жду тебя целую вечность, теперь ты норовишь улизнуть. Кто был сейчас в соседнем номере?

– Не знаю, сэр.

– Узнаешь и сообщишь.

Он швырнул коридорному золотую монету, потом взбил подушку и отвернулся к стене. Коридорный медлил; Джек рывком повернулся к нему.

– Еще торчишь? Какого дьявола?

– Прошу прощения, сэр, вам что-нибудь известно об этой даме?

– Нет, – сказал Джек, приподнимаясь на локте, – ничего не известно, но если я хоть раз еще увижу тебя под ее дверью, как это было пять минут назад, я… – И мистер Гемлин, понизив голос, пояснил собеседнику, что намерен насильственным путем лишить его некоторых жизненно важных частей организма. – Вон отсюда!

После того, как дверь за коридорным захлопнулась, мистер Гемлин еще добрый час пролежал молча в постели. Потом поднялся и стал не спеша одеваться, напевая при этом (по своей всегдашней привычке) редким по красоте тенором, хорошо знакомым всем его близким друзьям. Напевшись вдоволь и завершив туалет, он достал миниатюрный револьвер с ручкой из слоновой кости и сунул его в жилетный карман по соседству с некоей любовной записочкой самого трагического содержания, потом увенчал свою красивую голову цилиндром, сдвинув его, быть может, несколько более набекрень, чем обычно, и вышел из номера. Он сильно хлопнул дверью, прежде чем повернуть ключ, перегородки задрожали от толчка, и дверь, ведшая в номер его очаровательной соседки, распахнулась. Машинально подняв голову, мистер Гемлин увидел, что дама стоит, прислонившись к шифоньерке, и прижимает к глазам платочек. Джек перестал петь и степенно спустился с лестницы. Коридорный, стоявший внизу, почтительно прикоснулся к шляпе.

– Он нездешний, сэр.

– Кто нездешний? – холодно вопросил мистер Гемлин.

– Тот человек.

– Какой человек?

– А тот, о котором вы спрашивали.

Мистер Гемлин не спеша достал сигару, зажег спичку, затянулся два раза, после чего, пристально глядя на коридорного, сказал:

– Я ни о ком тебя не спрашивал.

– Я думал, сэр…

– Никогда не напивайся с утра, Майкл, – сказал мистер Гемлин, не сводя с коридорного своих темных глаз. – На пустой желудок это производит ужасное действие. Послушайся меня, пей после обеда.

Глава 3
Миссис Маркл

Критические замечания миссис Маркл, услышанные им в передаче Олли, всю ночь тревожили сон Гэбриеля, и, когда он, вставши рано утром, подошел к столу и принялся рассматривать починенные накануне вещи, у него не было вчерашней уверенности в себе.

– Может, оно и верно, что я не умею присмотреть за малюткой, – бормотал он себе под нос, укладывая одежду Олли на стул перед ее кроваткой, девочка еще спала. – Вещички, правда, крепкие, да и материал отличный, что и говорить, но, пожалуй, староваты, да и, как говорится, из моды вышли. Тебе, бедняжечке, конечно, невдомек, – заявил он, адресуясь к кудряшкам и раскрасневшимся во сне щечкам почивавшей Олли, – но, наверное, эти пострелята дразнят тебя. Поселок просто кишит новыми людьми, – продолжал размышлять вслух Гэбриель, – целых три семейства за полгода, просто нашествие какое-то. И ко всему – миссис Маркл! – Гэбриель залился краской, хоть и был один в собственном доме. – Подумать только, девчушке нет еще полных девяти лет, а она такое мне толкует об этой вдове! Ну и ну! А я-то из-за Олли даже думать зарекся о подобных делах; и все для того, чтобы не пускать в дом постороннюю женщину, которая станет над ней командовать.

Когда они сели за свой нехитрый завтрак, Гэбриель с беспокойством отметил кое-какие странности в туалете Олли, ранее не привлекавшие его внимания; смутили его и манеры сестры.

– Как правило, Олли, – начал он осторожно, – как правило, воспитанные маленькие девочки не сидят на стуле верхом и не подтягивают каждые пять минут ушки своих сапог.

– Как правило, Гэйб, маленькие девочки не носят сапог, – возразила Олли, подбирая оставшийся на сковороде соус большим ломтем хлеба.

Искусно обойдя вопрос, являются ли высокие резиновые сапоги обязательной частью туалета маленьких девочек, Гэбриель перешел к другому вопросу.

– Думаю, не заглянуть ли мне к миссис Маркл по пути в Лощину? – сказал он весьма непринужденно, стараясь уловить выражение лица сестры, точнее, той его части, которая виднелась из-за большого ломтя хлеба.

– И меня возьми, Гэйб.

– Нет, – ответил Гэбриель. – Ты останешься дома и сделаешь генеральную уборку. Пока не кончишь, даже и не думай идти гулять. Кроме того, у меня с миссис Маркл будет деловой разговор.

– Ах, Гэйб! – воскликнула Олли, расцветая хитрейшей улыбкой, обильно приправленной жирным соусом.

– Интересно знать, чему ты так радуешься, Олли? – спросил Гэбриель строго и с достоинством.

– Постыдился бы ты, Гэйб!

На эту дерзость Гэбриель не счел нужным отвечать. Он поднялся, собрал свое рабочее снаряжение и надел шляпу. Дойдя до двери, он вдруг повернулся и подошел к сестре.

– Олли, – сказал он, беря ее ладонями за обе щечки, как делал это всегда, прощаясь с ней. – Если со мной что-нибудь стрясется, я хочу, чтобы ты знала, моя крошка, что я всегда старался, чтобы тебе было хороню. Лишь бы тебе было хорошо!

Олли сразу решила, что Гэбриель надумал сегодня мыть золото в реке.

– Держись подальше от омута, Гэйб! – сказала она, и ее короткая верхняя губка слегка дрогнула.

– Да, омут хоть куда! – сказал Гэбриель. – Только ты не тревожься, – поспешно добавил он, поглядев на перепуганное личико сестры, – со мной ничего худого не приключится. До свидания.

Он ласково обнял ее. Олли погладила его по русым волосам, ловко расчесала ему бороду и заново перевязала шейный платок.

– Что же ты не переменил рубашку, Гэйб? – сказала она. – Пойдешь в грязной рубашке к миссис Маркл! Погоди, Гэйб, я достану твою соломенную шляпу. Одну минутку!

Она побежала за занавеску. Но, когда вернулась, Гэбриеля уже не было.

Ночью прошел дождь. Сейчас земля была свежа, как после только что выпавшей росы, а синева неба разукрашена бегущими облаками (это редкое зрелище доступно жителям Калифорнии лишь в период дождей). Гэбриель, обычно мало чувствительный к метеорологическим переменам, а равно и к красотам природы, сегодня не смог противостоять прелести раннего утра; по этой причине, как мне кажется, он оказался более восприимчивым и к прелестям жизни вообще. Так оно и бывает: вы загляделись на деревце, потом на цветок, на солнечного зайчика – и вот, сами того не ведая, уже готовы капитулировать перед чарами прекрасного пола. Нет, держитесь жизненной прозы, в этом ваше спасение! Так, наслаждаясь красотами местной природы и предвкушая встречу с богиней здешних мест, Гэбриель подошел к коттеджу миссис Маркл и тут же узрел в заставленном грязной посудой кухонном окне ее энергичную румяную физиономию.

В этот ответственный момент миссис Маркл допустила в своем поведении одну из тех нелогичностей, которые, вообще говоря, чаруют мужчин, но на некоторых представителей мужского пола оказывают противоположное действие. Обычно Гэбриель бывал робок с миссис Маркл; она же вела себя с ним естественно и сердечно. Сегодня, увидев, что Гэбриель идет к ней с приветливым видом, она почему-то решила встретить его в штыки. Для пользы других представительниц женского пола я приведу ее монолог дословно:

– Если вы пришли ко мне, Гэбриель Конрой, – заявила миссис Маркл, стирая мыльную пену со своих загорелых, но довольно красивых рук, – придется вам подойти прямо к лохани, потому что я мою посуду. Помню, Джо Маркл всегда твердил мне: «Когда ты занята делом, Сью, не разбрасывайся мыслями по сторонам». Ну-ка, Сол, притащи табуретку для Гэбриеля, он у нас нечастый гость, пусть присядет. Мы с тобой работящие женщины, Сол, у нас нет времени, чтобы хворать, а мистер Конрой ведь только к хворым и ходит!

Сколь ни был Гэбриель поражен насмешливыми словами миссис Маркл, он нашел в них нечто для себя утешительное. «Олли ошиблась, – сказал он себе, – голова у этой женщины занята только посудой да заботами о постояльцах. А если так, если она не станет приставать ко мне и будет спокойно заниматься своим заведением, что ж, тогда и жениться не страшно. Но как проверить это! Бабы так ненадежны! Во всяком случае, Олли ошиблась».

Не ведая, к своему счастью, о стратегических планах, бродивших в голове молчащего Гэбриеля, миссис Маркл продолжала свой монолог, не оставляя в то же время и мытья посуды и попеременно обдавая Гэбриеля то мыльной пеной, то переливающимся через край красноречием.

– Когда я говорю «работящие женщины», Сол, – сказала миссис Маркл, по-прежнему адресуясь к костлявой своей служанке, которая, стоя спиной к хозяйке, вытирала посуду, хихикала и глазела на Гэбриеля, – когда я говорю «работящие женщины», я не забываю, конечно, о том, что бывают на свете мужчины, которые работают побольше нас с тобой и на таких, как мы, и глядеть не хотят.

Тут миссис Маркл разбила тарелку, чуточку помолчала, вздохнула, обернулась, вся пунцовая, сверкнув своими черными глазам, и объявила, что она сегодня «вся на нервах» и совсем не может работать. Наступило неловкое молчание. По счастью для Гэбриеля, костлявая Сол, по-прежнему стоявшая спиной к своей хозяйке, подхватила прерванную было нить разговора. Гэбриеля она при этом полностью игнорировала и обращалась, по всей видимости, к стенке.

– Да как же тебе не быть на нервах, Сьюзен, когда у тебя на руках сорок человек постояльцев, не считая проезжих? Да кто же тебе даст отдохнуть, Сьюзен, разве только ревматизм тебя расшибет, так что ты и пальцем шевельнуть не сможешь? Или умрет у тебя кто в семье; может быть, тогда твои друзья забеспокоятся и придут тебя навестить. Да ведь от такого кашля, что мучает малютку Манти уже шестую неделю, другая мать сама наверняка схватила бы нервную горячку.

С виноватым чувством Гэбриель припомнил, что, встретив только что Манти, хлюпавшую в луже возле дома, он невольно подумал, уж не готовит ли его судьба в отчимы к девочке. Теперь, когда стало очевидно, сколь недостоин он занять это положение, он почувствовал себя самозванцем и сильно оробел. Смущение Гэбриеля проявилось в характерной для него форме: он вытащил из кармана маленький гребешок и принялся, растерянно улыбаясь, расчесывать свою русую шевелюру. Вдова, наблюдавшая это зрелище не впервые, истолковала смущение Гэбриеля в свою пользу. Сердце ее дрогнуло. Неким телепатическим путем чувства миссис Маркл передались и ее служанке.

– Ты сегодня совсем не в настроении, Сьюзен. Послушай-ка меня, глупую, брось ты эту посуду да посиди часок в гостиной, побеседуй с Гэбриелем, если только он не пришел сюда, чтобы разжиться у нас каким-нибудь хозяйственным советом. Я про себя скажу, не могу я работать, когда мужчина топчется рядом. Нет, уже вы увольте меня, а я как-нибудь домою посуду; недаром говорится, где двое – компания, там третий лишний! А ну-ка, отдай мне свой фартук. Так заработалась ты, Сью, что и не приглядишь за собой. Ну что у тебя с волосами!

Признав таким образом, до известной степени, присутствие в доме Гэбриеля, костлявая Сол предприняла попытку усовершенствовать прическу своей хозяйки, но миссис Маркл игриво уклонилась, заявив, что у нее совсем нет времени заниматься такими пустяками.

– Да и что в них хорошего? Грива, да и только! – заявила она с суровой самокритичностью. – Оставь в покое мои волосы, Сол! Вот видишь, ты добилась своего!..

Злокозненная Сол действительно добилась своего. Применив один из ловких приемов, известных представительницам ее пола, она как бы невзначай распустила прическу своей хозяйки, и черные густые волосы миссис Маркл упали на ее полные плечи. Рассмеявшись, миссис Маркл попыталась укрыться в гостиной, но Сол, истинный автор этого живописного зрелища, задержала ее с тем, чтобы решительно ни о чем не подозревавший Гэбриель мог насладиться представлением дополна.

– Грива! Выдумаете тоже! – сказала Сол. – Конечно, каждый волен в своем мнении и хвалить самому себя не положено, только, скажу я, не далее как вчера за этим самым столом адвокат Максуэлл любовался на вас, Сью. Вы, задумавшись, несли ему суп, и прядь волос у вас спустилась, чуть что в тарелку ему не угодила, а он и говорит мне, адвокат Максуэлл: «Сол, – говорит он, – немало светских дам во Фриско отдали бы все на свете, только бы иметь такие волосы, как у Сьюзен Маркл…»

Рассказ этот остался незаконченным потому, что миссис Маркл, застыдившись, убежала в гостиную.

– А как вам думается, Гэбриель, к чему клонил адвокат Максуэлл? – спросила Сол, снова принимаясь за посуду.

– Не знаю, – невинно ответил Гэбриель, счастливо избегая хитроумной ловушки, заключенной в заданном ему вопросе, как до этого избег опасного очарования, заключенного в распущенных волосах миссис Маркл.

– А все к тому же. Зачастил он к нам, адвокат Максуэлл, недавно за один только день пять раз забегал перекусить. Вот и сейчас, когда вы шли, я сразу решила, не иначе как он. А Сью, она просто его не замечает, не жалует Сью слабосильных, – заявила Сол, поглядывая на богатырские плечи и могучи жилистые руки Гэбриеля. – Как вы ее находите – я вас просто как друга спрашиваю: не похудела ли она за последнее время?

Гэбриель поспешил заверить, что миссис Маркл выглядит превосходно, но его костлявая собеседница только вздохнула и покачала головой.

– Все это обманчиво, Гэбриель! Если бы вы только знали, как бедняжка мучается. Душа у нее не на месте эти дни, а когда у нее душа не на месте, она бьет посуду. Видели, как она только что грохнула тарелку? Может, я не должна вам этого говорить, хоть вы и друг наш и никому не расскажете, а Сью просто убила бы меня, если бы услышала что-либо подобное, такая она гордая у нас, вроде, как я сама, – да, может, и говорить-то здесь не о чем, но только скажу вам откровенно, как услышу я бой посуды, точно знаю, пришел Гэбриель Конрой. Последний раз вы приходили, дай бог память, на позапрошлой неделе, и что же – к ужину постояльцам не из чего было чай пить!

– Может, это простудное? – спросил пораженный ужасом Гэбриель, чувствуя, что его худшие опасения подтверждаются, и поднимаясь со стула. – У меня еще осталось немного индийского бальзама; я сбегаю сейчас домой и принесу вам; а то пришлю с кем-нибудь.

Он жаждал сейчас лишь одного – скорее, как можно скорее ретироваться, и, наверное, обратился бы в позорное бегство, но Сол остановила его с таинственным и многозначительным видом:

– Если Сью сейчас вернется, Гэбриель, и не застанет вас здесь, то при ее нынешнем состоянии здоровья, нервном, я сказала бы, состоянии, с ней может случиться все что угодно; я не поручусь за жизнь бедняжки. Если вы сделаете это после всего, что было, после того, что у вас произошло сегодня, она просто умрет.

– А что у нас произошло сегодня? – спросил Гэбриель, обуреваемый смутной тревогой.

– Кто я такая, – загадочно сказала Сол, – кто я такая, чтобы судить других людей, решать, что они делают и почему? Почему одни приходят в гости, а другие их принимают, почему одни бьют посуду, а другие причесывают гребешком волосы, – Гэбриель вздрогнул при этих словах, – и молчат, словно воды в рот набрали? А если женщине самую малость нездоровится и мужчина впадает в такое отчаяние, что готов как сумасшедший бежать ей за лекарством, мне ли решать – значит это что-нибудь или совсем ничего не значит? Про себя я, может быть, и знаю кое-что, но уж другому никому не скажу. Сколько раз говорила мне Сью: «Если уж кто умеет держать язык за зубами, так это ты, Сол». А, вот и вы пожаловали, сударыня! Значит, служанкам время браться за дело, а господам – любезничать.

Едва ли нужно пояснять, что последние слова были обращены к вдове, которая в эту минуту появилась в дверях гостиной в новом ситцевом платье, обрисовывавшем ее формы самым благоприятным образом, и что, именуя свою хозяйку и Гэбриеля господами, Сол желала подчеркнуть особую значительность происходящих событий.

– Надеюсь, я не помешала вам? – лукаво спросила вдова, в притворной нерешительности останавливаясь на пороге, – Если вы не успели еще обсудить ваши личные отношения, я могу и обождать.

– Уж не знаю, что еще может сказать Гэбриель из того, что вам не годится слышать, миссис Маркл, – ответила Сол, подчеркивая своим тоном, что Гэбриель только что доверил ей важную тайну, которую она, щадя его скромность, не решается огласить. – Да и кто я такая, чтобы мне поверяли сердечные тайны?

Трудно сказать, что напугало Гэбриеля сильнее, игривость ли миссис Маркл или суровая риторика Сол, но он поднялся со стула. Он решился бежать, невзирая ни на страшную сцену, которую могла ему устроить миссис Маркл, ни на физические преграды, какие могла воздвигнуть на его пути костлявая Сол. Однако тайное подозрение, что он уже связал себя безвозвратно, смутная надежда, что, объяснившись, он еще сумеет спастись, или же просто притягательная сила нависшей опасности парализовали его решимость и направили его стопы прямехонько в гостиную миссис Маркл. Миссис Маркл предложила ему сесть, и Гэбриель безвольно опустился в кресло. На кухне Сол оглушительно загремела посудой и запела пронзительным голосом; было очевидно-, что она делает это со специальной целью показать, что не подслушивает их нежных излияний; Гэбриель покраснел до корней волос.

Когда вечером Гэбриель вернулся домой, он был молчаливее, чем всегда. На вопросы Олли он отвечал кратко и неохотно. Однако не в обычае Гэбриеля было замыкаться в себе, даже если он был чем-нибудь сильно огорчен, и Олли решила набраться терпения. Когда они закончили свой скромный ужин – в отличие от завтрака он не прерывался критическими замечаниями Гэбриеля, – Олли пододвинула деревянный ящик – свое излюбленное сиденье – поближе к коленям брата и удобно устроилась, положив головку к нему на грудь. Гэбриель раскурил трубку при помощи единственной свечи, освещавшей комнату, затянулся раз или два, вынул трубку изо рта и ласково промолвил:

– Олли, из этого ничего не получится.

– Из чего ничего не получится, Гэйб? – спросила хитрая Олли, прекрасно поняв, в чем дело, и задумчиво улыбаясь.

– Да из этой затеи.

– Из какой затеи, Гэйб?

– Из женитьбы на миссис Маркл, – ответил Гэбриель, стараясь принять равнодушный тон.

– Почему? – спросила Олли.

– Она не хочет идти за меня.

– Не хочет? – воскликнула Олли, мгновенно подняв головку и глядя брату прямо в глаза.

Гэбриель не решился на ответный взгляд. Уставившись в пылающий камин, он повторил раздельно и твердо:

– Ни-под-каким-видом.

– Мерзкая старая ведьма, – с сердцем вскричала Олли. – Я бы ей показала!.. Да ведь на всем свете нет никого лучше тебя, Гэйб! Подумать только!

Гэбриель помахал своей трубкой, якобы выражая покорность судьбе, но с таким очевидным довольством, что Олли, заподозрив неладное, спросила:

– А что же она сказала?

– Сказала, – ответил Гэбриель не спеша, – что ее сердце принадлежит другому. Она даже в поэзию ударилась и заявила так:

 
Никогда не смогу полюбить я тебя,
Потому что другого люблю.
 

Да, так и сказала. Может быть, я передаю не вполне точно, Олли, но ты, конечно, знаешь, что в такие минуты женщины предпочитают изъясняться стихами. В общем, она любит другого.

– Кого? – спросила Олли в упор.

– Она не назвала его, – ответил застигнутый врасплох Гэбриель, – а я решил, что допытываться будет неудобно.

– Ну и как же? – спросила Олли.

Гэбриель опустил глаза и смущенно заерзал на своем стуле.

– Что как же? – повторил он вопрос сестры.

– Что ты ей сказал? – спросила Олли.

– В ответ?

– Нет, в самом начале. Как ты подошел к этому делу, Гэбриель?

Олли устроилась поудобнее, положила руку под голову и с нетерпением ждала рассказа Гэбриеля.

– В точности, как в таких случаях принято, – ответил Гэбриель, обозначая неопределенным взмахом трубки свою поднаторелость в амурных делах.

– А все-таки? Расскажи все с самого начала, Гэйб.

– Могу рассказать, – промолвил Гэбриель, направляя взгляд в потолок. – Видишь ли, Олли, женщины очень застенчивы, и, чтобы иметь у них успех, нужно действовать смело и решительно. Только я переступил порог, я сразу пощекотал Сол под подбородочком – ну, ты понимаешь, – а потом обхватил вдову за талию и чмокнул раза два или три, просто так, чтобы показать, какой я любезный и общительный человек.

– И после всего этого она не захотела идти за тебя замуж, Гэйб?

– Ни за какие коврижки! – с готовностью подтвердил Гэбриель.

– Мерзкая тварь! – сказала Олли. – Пусть ее Манти еще попробует сунуть сюда свой нос! – добавила она, яростно взмахивая кулачком. – А я-то отдала ей нынче самого толстого щенка! Подумать только!

– Нет, Олли, даже не помышляй ни о чем таком, – поспешно сказал Гэбриель. – Никто ничего не должен знать. Это тайна, Олли, наша с тобой тайна; ты ведь знаешь, о подобных делах не рассказывают. К тому же это безделица, сущий пустяк, – добавил он, желая утешить девочку. – Господи боже, да пока человек найдет себе подходящую жену, ему приходится раз по десять нарываться на отказ. Уж так на свете заведено. Был у меня один знакомый, – продолжал Гэбриель, вступая на путь прямого вымысла, – так ему невесты отказывали пятьдесят раз подряд, а был он куда красивее меня и мог в любой момент вынуть из кармана тысячу долларов и предъявить кому надо. Да что там говорить. Олли, некоторым мужчинам даже нравится, когда им отказывают; в этом есть свой азарт, все равно как искать золото в новом месте.

– Ну и что ты ей сказал, Гэйб? – спросила Олли, возвращаясь с новым интересом к главной теме и пропуская мимо ушей заверения Гэбриеля, что мужчинам нравится, когда женщины отвергают их любовь.

– Я подошел к делу прямо. Сьюзен Маркл, – сказал я, – послушайте-ка меня. Мы с Олли живем на горе, вы с Манти – в лощине, но ведь как поется в песне:

 
Для тех, кто любят, кто сердцем верны,
Ни горы, ни пропасти не страшны.
 

Вот я и предлагаю вам, давайте соединимся-ка в одну семью и поселимся вместе. Одно словечко, и мой дом к вашим услугам. Туе я стишков подпустил и вытащил вот эту штучку. – Гэбриель продемонстрировал надетое на могучий мизинец массивное золотое кольцо. – А потом чмокнул ее еще разик и пощекотал Сол под подбородочком. Кажется, все.

– И она отказала тебе, Гэйб? – спросила задумчиво Олли. – После всего этого? Да кому она такая нужна? Уж конечно, не мне.

– Я рад, что ты так думаешь, Олли, – сказал Гэбриель. – Но помни, никому ни единого слова. Вдова думает строиться здесь, на горе, сказала, что хочет купить участок на моей старой заявке, где я работал прошлым летом, чтобы жить к нам поближе и приглядывать за тобой. Так что, Олли, – наставительно сказал Гэбриель, – если она зайдет сюда и станет со мной заигрывать, как прежде бывало, ты уж не вмешивайся; от женщин приходится многое терпеть.

– Чтобы ее ноги здесь не было! – сказала Олли.

Гэбриель поглядел на Олли с видом одновременно виноватым и торжествующим и привлек ее к себе.

– Теперь, когда с этим покончено, Олли, – сказал он, – я вижу, что нам с тобой живется отлично. Так мы и будем с тобою жить, мирно да ладно. Я вчера потолковал кое с кем из друзей насчет того, чтобы выписать сюда учительницу из Мэрисвилла; миссис Маркл тоже согласна, что это дело нужное. Тогда, Олли, ты у меня пойдешь в школу. А на будущей неделе я съезжу в Мэрисвилл и куплю тебе там несколько новых платьев. Вот когда заживем, Олли! А потом, пройдет немного времени – ты и подозревать даже не будешь, это случится вдруг, вроде сюрприза, – наткнусь я на богатую жилу на нашем участке, и мы с тобой разбогатеем. Здесь непременно должна быть богатая жила, Олли, это уж ты можешь мне поверить. А тогда мы с тобой покатим в Сан-Франциско, купим там большой-пребольшой дом и позовем в гости маленьких девочек, самых лучших маленьких девочек во всем Сан-Франциско, и ты будешь с ними играть. А потом пригласим учителей тебя учить и гувернанток – за тобой смотреть. Вот тогда, может быть, я попробую еще разок посвататься к миссис Маркл.

– Ни за какие коврижки, – сказала Олли.

– Нет так нет! – согласился хитрый Гэбриель, весело поблескивая глазами и испытывая легчайшие укоры совести. – А теперь маленьким девочкам пора в кроватку.

С таким напутствием Олли «удалилась, забрав с собой их единственную свечу и оставив брата докуривать трубку при свете гаснущих углей, но девочке не спалось. Когда она через полчаса выглянула из-за занавески, то увидела, что Гэбриель все еще сидит у очага, опустив голову на руки, с докуренной трубкой во рту. Тихонько подкравшись, она обняла его; Гэбриель вздрогнул от неожиданности, и девочке что-то капнуло на руку – вроде капли воды.

– Горюешь об этой женщине, Гэйб?

– Нет! – со смехом ответил Гэбриель.

Олли поглядела на свою руку, Гэбриель уставился в потолок.

– Не иначе как крыша у нас протекает в этом месте. Завтра непременно починю, иди спать, Олли, не то простудишься насмерть.