Текст книги "Гэбриэль Конрой (др. перевод)"

Автор книги: Фрэнсис Брет Гарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

Глава 3
В которой мистер Дамфи оказывает доверие Пуанзету

Прохладная погода, установившаяся наутро после памятной беседы мистера Дамфи с полковником Старботтлом, помогла банкиру вернуть потерянное душевное равновесие. Правда, ему вспомнилось, что он пригласил зачем-то полковника Старботтла в гости, и теперь его страшила перспектива встретиться на людях с этим человеком, наглость которого не уступала его собственной. Подкрепив себя глотком чистого живительно воздуха, убедившись, что клерки по-прежнему ему послушны, а коллеги-бизнесмены почтительно внимают его советам, Дамфи послал записку Артуру Пуанзету с просьбой посетить его. Названный джентльмен явился точно в указанное время и не скрыл некоторого удивления, когда мистер Дамфи, позвав секретаря, приказал ему никого больше не принимать и ни под каким видом не прерывать их беседы. После этого мистер Дамфи изложил гостю содержание вчерашнего разговора с полковником Старботтлом, причем сделал это столь четко и лаконично, что Артур не мог не восхититься его деловым стилем, вполне отвечавшим личным качествам банкира – и даже доведенный им до определенной степени совершенства.

– Итак, жду вашего совета. Потому вас и позвал. Своего юрисконсульта, понятно, посвящать в это не хочу. Что вы имеете предложить?

– Прежде всего один вопрос: допускаете ли вы, что ваша жена жива?

– Нет, – быстро ответил Дамфи, – но все возможно.

– В таком случае разрешите вас успокоить; она – мертва.

– Знаете это наверняка? – спросил Дамфи.

– Наверняка. Умершая женщина, которую приняли за Грейс Конрой, и была ваша жена. Я понял это сразу, потому что знал, что Грейс Конрой в момент разыгравшейся трагедии в лагере не было.

– Почему же вы не исправили ошибку?

– Это уж мое дело, – высокомерно возразил Артур, – а мы, если я правильно вас понял, встретились сейчас, чтобы обсуждать ваше дело. Вашей жены нет в живых.

– Тогда, – сказал мистер Дамфи, деловито поднимаясь из-за стола, – если вы согласитесь официально это засвидетельствовать, вопрос можно считать исчерпанным.

Артур остался на месте; ни один мускул на его лице не дрогнул; он внимательно смотрел на банкира. Потоптавшись, мистер Дамфи присел снова и бросил на Артура вызывающий, но в то же время неуверенный взгляд.

– Так что же? – спросил он.

– Вы ничего больше не желаете мне сказать? – спокойно осведомился Артур. – Только просите меня засвидетельствовать, что ваша жена умерла?

– Не знаю, что у вас на уме, – сказал Дамфи, тщетно пытаясь изобразить простодушие.

– Сейчас узнаете, мистер Дамфи. Вы ведь довольно опытный делец. Не думаете же вы, что лицо, которое направило к вам полковника Старботтла, – будь то мужчина или женщина, в данном случае безразлично – на самом деле полагает, что вы не сумеете официально удостоверить смерть вашей жены? А что, если он или она считают, что вы сами откажетесь от судебного расследования, пойдете на все, чтобы избежать какой-либо огласки?

Мистер Дамфи задумался, прикусив губу.

– Конечно, – сказал он отрывисто, – мои конкуренты могут пустить слух, что я бросил жену…

– И ребенка, – добавил Артур.

– Да, и ребенка, – злобно повторил Дамфи, – что я бросил их в беде и не вернулся за ними. Газеты могут подхватить эту клевету, если я не заткну им глотку деньгами. Ну и что с того? Бросил жену?. Кого этим удивишь в Калифорнии?

– Никого, – ответил Артур с насмешкой, хотя отлично понимал, что насмешка относится и к нему самому.

– Так мы не сдвинемся с места, – раздраженно сказал Дамфи. – Что нам следует предпринять? Ответьте на этот вопрос.

– Поскольку мы оба знаем, что ваша жена действительно умерла, наша первая задача выяснить, кто стоит за полковником Старботтлом. Как видно по всему, это человек, знающий наши тайны не хуже нас, а может быть, и лучше. Кто бы это мог быть? Посчитаем, кто остался в живых: вы, я, возможно, Грейс…

– Вы думаете, проклятая девчонка осталась в живых и теперь заварила эту кашу? – вскричал Дамфи.

– Нет, – спокойно возразил Артур, – ее не было в то время с лагере.

– А Гэбриель?

– Маловероятно. Кроме того, вы с ним в приятельских отношениях.

– А что, если… – Дамфи осекся, и в глазах его вспыхнули злоба и страх.

Артур приметил волнение собеседника, но спокойно, как и прежде, сказал:

– Кого вы имеете в виду?

– Да нет, просто так… Я подумал, что Гэбриель мог довериться какому-нибудь аферисту.

– Едва ли он стал бы рассказывать такие подробности.

– Ну что ж, – сказал Дамфи, разражаясь своим лающим смехом, – если уж мне придется финансировать похороны миссис Дамфи, надеюсь, вы проследите, чтобы она больше не воскресла. Узнайте, кто прячется за Старботтлом и сколько он хочет получить. Раз платы все равно не миновать, уплатим поскорее и покончим с этим делом. Рассчитываю на вас.

Он поднялся, давая понять в своей обычной манере, что вопрос исчерпан и он более не задерживает посетителя.

– Дамфи, – сказал Артур, продолжая сидеть и, как и прежде, оставляя намек банкира без всякого внимания. – В двух случаях мы наверняка останемся внакладе, если недостаточно откровенны с лицом, у которого просим помощи: когда обращаемся к врачу и когда обращаемся к адвокату. Можно извинить больного, когда он что-то скрывает от врача: он пытается надуть самого себя. Но к чему таиться от адвоката? Вы, я вижу, не лучше других. Ищете у меня поддержки и в то же время скрываете важнейшую причину, по которой вы предпочли бы похоронить все дело в снегах Голодного лагеря.

– Не знаю, о чем вы толкуете, – сказал Дамфи, снова усаживаясь в кресло.

– Тогда послушайте, что я скажу; быть может, вам станет яснее. Я познакомился с покойным доктором Деварджесом за несколько месяцев до того, как мы встретили вашу партию. Мы сблизились с ним; он часто рассказывал мне о своих научных открытиях; я слушал его с интересом. Помню, что в его бумагах не раз встречались описания и топографические зарисовки ценных, как он считал, рудных месторождений в предгорьях. В то время теории и расчеты Деварджеса казались мне фантастическими, и я не придавал им значения. Тем не менее когда мы оказались запертыми в Голодном лагере и доктор Деварджес решил, что дни его сочтены, я исполнил его просьбу и надежно захоронил его бумаги и коллекции у Моньюмент Пойнта под пирамидкой из камней. После всех трагических событий, когда я приехал в лагерь со спасателями, я обнаружил, что тайник вскрыт, а бумаги и коллекции брошены в снегу. Мы решили тогда, что это дело рук миссис Брэкет; в поисках пищи она разрыла яму, выкинула все наружу и умерла от яда, которым были опрысканы чучела птиц.

Он помолчал и поглядел на Дамфи, но тот не проронил ни слова.

– Так вот, – продолжал Артур, – как и все в Калифорнии, я с интересом, подчас с изумлением следил за вашей финансовой карьерой. Как и прочим вашим друзьям, мне было весьма приятно видеть, какой исключительный успех сопутствует вашим рудным открытиям. Но, в отличие от остальных ваших друзей, я хорошо знал, что почти все столь удачно открытые вами жилы и россыпи значились в бумагах доктора Деварджеса.

Грубо хохотнув, Дамфи вскочил на ноги.

– Вот оно что! – яростно вскричал он. – Значит, открываете карты? Значит, я обратился по точному адресу и нам не нужно больше искать, кто выдает себя за мою жену! Продолжайте ваш интересный рассказ, послушаем, что будет дальше. Сколько вы с меня потребуете? И что скажете, если я не дам ни гроша?

– Прежде всего я требую, – сказал Артур, поднявшись и устремляя на противника холодный зловещий взгляд, – чтобы вы немедленно взяли назад свои слова и принесли бы мне извинения. Если вы не сделаете этого, клянусь, я задушу вас собственными руками!

Взревев от злобы, Дамфи сделал было шаг, чтобы броситься на Пуанзета. Тот не шевельнулся. Минута прошла; Дамфи вернулся к здравому рассуждению. Драка с Пуанзетом привлечет свидетелей – в том числе и таких, которые могут знать кое-что о причинах этой драки. Даже если он выйдет сейчас победителем, Артур – разве только он убьет мальчишку на месте – сделает все, чтобы в дальнейшем поквитаться и разоблачить его. Дамфи опустился в кресло. Если бы Артур знал, как невысоко ценит мистер Дамфи свою честь, он меньше бы торжествовал по поводу одержанной победы.

– И не думал даже подозревать вас, – пробормотал Дамфи с натянутой улыбкой, – мы же друзья; надеюсь, вы извините меня. Я только хотел сказать, Пуанзет, что вы заблуждаетесь насчет этих бумаг. Клянусь вам! Конечно, неосведомленному человеку такое совпадение может показаться странным. Что с того? Юридически все в порядке.

– Только в том случае, если у Деварджеса нет наследников или друзей.

– У него их нет.

– А жена?

– Ерунда! Они были в разводе.

– Вот как! А помнится, вы мне говорили, что она вдова и наследница Деварджеса.

– Какое это имеет сейчас значение? – раздраженно сказал Дамфи. – Послушайте-ка! Вы знаете не хуже моего, что сколько бы Деварджес ни открыл рудных месторождений, они не стоят ни черта; открыватель получает права лишь с того момента, когда он начал разработку руды или приступил к ее добыче.

– Я не о том говорю, – возразил Артур. – Никто не станет оспаривать ваши заявки или взыскивать с вам их стоимость. Вам могут предъявить другое обвинение. Вскрытие тайника и изъятие бумаг может быть квалифицировано как кража со взломом.

– А как они докажут свое обвинение?

– Это другой вопрос. Давайте не будем отвлекаться от главного. Дело обстоит так: некая самозванка объявила себя вашей женой; мы с вами знаем, что она самозванка, и хотим ее разоблачить; она понимает это, но в то же время рассчитывает, как только вы поднимете руку, нанести вам еще более опасный удар.

– Значит, прежде всего надо узнать, кто она, что ей известно и чего она хочет, не так ли? – сказал Дамфи.

– Нет, – спокойно возразил Артур, – прежде всего надо установить, что ваша жена действительно скончалась, а для этого необходимо доказать, что в тот момент, когда обнаруженный спасателями труп вашей жены был объявлен мертвым телом Грейс Конрой, сама Грейс Конрой была жива и здорова. Как только вы это докажете, отчет спасательной экспедиции, как юридический документ, перестанет существовать; тем самым отпадет и опасность дальнейшего расследования по делу о разграблении тайника. Отчет – единственная улика против вас. Конечно, компрометируя этот документ, вы компрометируете и его автора. Я участвовал в его составлении, следовательно, я не могу выступать свидетелем в вашем деле.

Дамфи был несколько обескуражен последним выводом; в то же время он не мог не отдать должное этому ловкачу, так искусно ускользавшему от всякой ответственности.

– Что, конечно, не помешает вам, – холодно заключил Артур, – удостоверить с помощью других свидетелей, что Грейс осталась жива.

Дамфи сразу вспомнил о Рамиресе. Вот человек, лично видевший Грейс, беседовавший с ней, когда она в отчаянии доказывала испанскому команданте, что отчет ложен, что она и есть настоящая Грейс Конрой. Лучшего, более надежного свидетеля не найти! Но, чтобы вызвать Рамиреса свидетелем, нужно во всем довериться Пуанзету, рассказать о самозванстве госпожи Деварджес, назвавшейся именем Грейс Конрой, о собственном участии в этой афере. Дамфи заколебался. Но его так мучило сомнение, не участвует ли госпожа Деварджес в этой нацеленной против него интриге, ему так хотелось посоветоваться с Артуром, что, пораздумав еще с минуту, он решил пойти на риск. В том же деловом стиле, в котором он передал своему собеседнику разговор с полковником Старботтлом, он теперь изложил всю историю самозванства госпожи Деварджес, завершившегося стремительным и счастливым превращением из сестры Гэбриеля Конроя в его жену. Артур слушал с неослабеваемым интересом, на щеках у него выступил румянец. Когда Дамфи кончил, он еще некоторое время сидел молча, как видно, погруженный в свои мысли.

– Так что же вы думаете? – спросил наконец Дамфи, потеряв терпение.

Артур пришел в себя.

– Могу сказать одно, – заявил он, вставая и надевая шляпу с видом человека, выяснившего наконец все, что ему требовалось, – ваша откровенность спасла меня от многих хлопот.

– То есть? – спросил Дамфи.

– Можно больше не выяснять, кто выступает в роли вашей жены. Это – миссис Конрой, она же госпожа Деварджес, она же Грейс Конрой. Рамирес будет вашим свидетелем, и вам не придется очень долго его упрашивать.

– Значит, вы считаете, что мои подозрения правильны?

– Я еще не знаю пока, на чем вы их основываете, но вот перед нами женщина, пользующаяся огромным влиянием на мужчин, в подчинении у нее находится Гэбриель, единственный человек на свете, не считая нас двоих, кто знает, что вы бросили свою жену в Голодном лагере и что я спрятал в тайнике бумаги доктора Деварджеса. Ему известно и то, что вы были осведомлены о тайнике; он знает, где был расположен тайник и что в нем было спрятано. А известно ему это потому, что он присутствовал, когда Деварджес ночью давал мне свои последние предсмертные поручения и когда вы, Дамфи – прошу прощения, конечно, но нам придется в данном случае точно придерживаться истины, – когда вы стояли, подслушивая под дверью, и перепугали Грейс своим волчьим выражением лица. Не стоит отрицать; она сама мне об этом рассказывала. Если бы вы не подслушивали в ту ночь, у вас не было бы сведений, которые вы сумели использовать с такой выгодой для себя; если бы она не увидела вас, у нее не хватило бы решимости бежать со мной.

Оба были сосредоточенны и бледны. Артур направился к двери.

– Я зайду к вам завтра, когда составлю более обстоятельный план защиты, – сказал он рассеянно. – Нам, – он подчеркнуто употребил множественное число, – нам с вами предстоит борьба с опасной женщиной, которая еще может нас перехитрить. Вся надежда на Рамиреса; помните, что он наш союзник; держитесь за него обеими руками. До свидания!

Пуанзет исчез. Едва успела закрыться за ним дверь, как в кабинет вбежал клерк.

– Вы приказали не беспокоить вас, сэр, но прибыла срочная депеша из Уингдэма.

Дамфи машинальным движением вскрыл депешу и едва прочитав первую строчку, закричал:

– Верни джентльмена, который у меня сейчас был. Нет, погоди! Не надо! Ступай к себе!

Клерк поспешил удалиться. Мистер Дамфи присел за стол и еще раз перечел поразившее его сообщение.

«Уингдэм, 7-е, 6 часов утра. Вчера вечером на холме Конроя убит Виктор Рамирес. Гэбриель Конрой арестован. Миссис Конрой пропала без вести. Царит возбуждение. Все против Конроя. Жду указаний. Фитч».

В висках у мистера Дамфи стучали последние слова Пуанзета: «Вся надежда на Рамиреса! Держитесь за него обеими руками!» И вот Рамиреса нет. Единственный свидетель исчез. Убийца – Гэбриель Конрой, их общий враг. Значит, оправдались худшие подозрения! Что теперь делать? Послать немедля за Пуанзетом! Пересмотреть весь план защиты! Завтра будет поздно!

А может быть, не так уж страшно?! Один противник сидит в тюрьме по обвинению в убийстве; другой, миссис Конрой, истинная убийца Рамиреса – Дамфи ни минуты не сомневался в этом, – бежала от ареста. Зачем ему теперь свидетели?! Всех троих заговорщиков скосила судьба; он может радоваться! На минуту мистер Дамфи был охвачен порывом глубочайшей признательности к некоему высшему существу, то ли к самому господу богу, то ли к приставленному к нему ангелу-хранителю, проявившему такую исключительную заботу о его благополучии. У него даже шевельнулось в душе смутное чувство, пробуждающееся, увы, у многих из нас в подобной ситуации, что это ниспосланное ему избавление от опасности должно служить безмолвным признанием свыше его добродетели. Добродетель (Дамфи) торжествует над пороком (Гэбриель Конрой и др.).

Судебного процесса и газетной шумихи, конечно, не избежать; не исключено и то, что этот человек, в страхе за свою жизнь, пустится на разоблачения. А как быть уверенным, что миссис Конрой не объявится вдруг опять? И можно ли рассчитывать на ее нейтралитет? Привязанность ее к мужу, очевидно, сильнее, чем он предполагал; ради его спасения она может пойти на многое. Как могла женщина с таким характером унизиться до подобной слабости? Почему бы ей было не прикончить разом и Гэбриеля? Милость судьбы оказалась все же продуманной не до конца; мистер Дамфи чувствовал, что как практический, деловой человек он легко мог бы ее усовершенствовать. Но в этот момент его посетила счастливая мысль – дьявольски счастливая мысль! И он тотчас взялся за перо. Должен заметить, что, хотя многие утверждают, будто злодейство драматично, мистер Дамфи в этот момент ничем не отличался от сотен других поглощенных своим делом бизнесменов. Из его бледно-голубых глаз не сыпались искры; на гладко выбритом лице, в уголках рта не таилась сатанинская улыбка; с влажных губ не срывались лихорадочные проклятия. Он водил пером по бумаге не теряя времени, но и без излишней спешки; споро и методично. Написав с полдюжины писем, он аккуратно сложил их и запечатал, после чего, не доверяя этого дела никому, прошел сперва в канцелярию, а затем в бухгалтерию. Очевидно, об убийстве уже знали все; клерки стояли по двое, по трое; когда великий человек вошел и стал посреди комнаты, шум голосом умолк.

– Фитч, возьмите с собой Джэдсона и сегодня же вечером поезжайте в Гнилую Лощину курьерским дилижансом. По дороге не задерживайтесь, расходами не стесняйтесь. По прибытии отдадите письма адресатам; от них узнаете, что делать дальше. О всех подробностях дела сообщайте мне. Много ли у вас вложено в Лощину, мистер Пиблс? Точных сумм можете не называть.

– Сейчас больше обычного, сэр. Круглая сумма.

– Если кто-либо осмелится задеть наш банк в связи с убийством, произведете дополнительные вложения.

– Не следует ли мне, сэр, – почтительно осведомился Фитч, – позаботиться о нашем управляющем, мистере Конрое?

– Наши корреспонденты укажут вам, как поступить, мистер Фитч; прислушивайтесь к общественному мнению. Личные отношения тут не играют никакой роли. Суд разберется, виноват Конрой или нет. Пора покончить с этими безобразиями, пятнающими Калифорнию. Когда репутация и деловая жизнь целого штата оказывается под угрозой из-за какого-то головореза, – заметив, что его с интересом слушают несколько солиднейших клиентов банка, мистер Дамфи поднял голос, – надо действовать быстро и решительно.

Если бы он, удаляясь в кабинет, не заключил свою речь привычным: «Бизнес есть бизнес!» – этот достойный Брута взрыв красноречия напомнил бы слушателям об утраченных добродетелях древности.

Глава 4
Мистер Гемлин встречает старую симпатию

На пути из Уингдэма в Сакраменто мистер Гемлин не потратил зря даже минуты. Его бешеная скачка, залитая грязью двуколка, загнанная лошадь не могли удивить никого, кто близко знал мистера Гемлина; а мнение остальных его мало интересовало. У него хватило, впрочем, благоразумия оставить двуколку в конюшне на окраине города. В ближайшем отеле он привел свой костюм в порядок, после чего быстро направился по данному Максуэллом адресу. Джек завернул на нужную улицу и даже успел прочитать на массивной, ярко начищенной дверной доске надпись «Пансион мадам «Эклер», как вдруг словно застыл на месте, громко выбранился и уже без всякой спешки зашагал назад.

Чтобы объяснить странное поведение мистера Гемлина, мне придется огласить один его секрет, который я, вообще говоря, предпочел бы утаить от моих читателей. Получив от Максуэлла адрес Олли, Джек не вчитывался в него внимательно; подойдя же к самому дому, с ужасом убедился, что несколько месяцев тому назад вел головокружительную, хоть и довольно невинную, интрижку с одной из воспитанниц именно этого пансиона; и именно по этому адресу направлял – к ужасу чопорной начальницы – свои неотразимые тайные послания. Если его узнают, вход для него будет закрыт; во всяком случае, ему откажут в доверии и не отпустят с ним Олли. Впервые мистер Гемлин пожалел, что за ним тянется слава погубителя женских сердец. Но он и не подумал отступать. Дойдя до главной улицы, он зашел сперва в парикмахерскую, потом в ювелирный магазин. Когда он снова направился к пансиону, лицо его было полузакрыто огромными черными очками; что же до холеных шелковистых черных усов Джека, то они и вовсе исчезли. Пусть вспомнит читатель, как заботился всегда этот шалопай о своей красоте, тогда он оценит настойчивость мистера Гемлина, поймет, на какие серьезные жертвы тот шел!

И все же, когда Джека ввели в комнату для посетителей, душа его была неспокойна; он с тревогой ждал, как примет мадам Эклер его верительные грамоты, скрепленные подписью юриста Максуэлла. Что его собственное имя насторожит начальницу, он не боялся; свою недолгую интрижку он вел под псевдонимом «Кларенс Спиффлингтон» – так подписывал он свои послания; эта причудливая фамилия отвечала его чувству юмора и выражала мимолетность его симпатии. Судьба оказалась снисходительна к Джеку: служанка вернулась и сообщила, что мисс Конрой сейчас спустится к гостю. Мистер Гемлин принялся поглядывать на часы; его терпение уже подходило к концу, когда дверь снова распахнулась и в комнату бесшумно впорхнула Олли.

Она была прехорошенькой. Открытый взгляд Олли и мальчишеская прямота, смягчаемая женственным изяществом, сразу очаровали мистера Гемлина, который вообще любил детей, но, подобно большинству мужчин, отдавал предпочтение красивым детям: Когда Олли вошла, она, как показалось Джеку, задыхалась от еле сдерживаемого смеха. Джек открыл ей объятия, но девочка предостерегающе подняла палец и, тщательно прикрыв за собой дверь, сказала шепотом:

– Она сейчас придет. Как только проскользнет мимо двери мадам.

– Кто? – спросил Джек.

– Софи.

– Какая Софи? – спросил Джек самым искренним тоном. Он понятия не имел, как звали его Дульцинею. В призрачном мире их писем она фигурировала, как Лазоревая Мадемуазель; поводом для такого наименования послужило его любимое платье небесно-голубого цвета; уменьшительным и ласковым было «Лазоренька».

– Пожалуйста, не притворяйтесь, будто вы незнакомы, – сказала Олли, не давая Джеку обнять себя (Джек всегда целовал детей). – Ну, знаете, после этого я на ее месте вообще не стала бы с вами разговаривать, – добавила она с той не вполне искренней солидарностью, которую представительницы женского пола любят демонстрировать перед лицом общего врага. – А она-то следила из окна, как вы первый раз подошли к пансиону, как ушли назад, как вернулись со сбритыми усами! Она-то узнала вас! А вы спрашиваете, какая Софи?! Где ваши чувства? А скоро они отрастут? – спросила Олли, имея в виду в данном случае не чувства мистера Гемлина, а его усы.

Джек был поражен и встревожен. Поглощенный заботой, как обмануть дуэнью, он начисто позабыл о самой возлюбленной. Вот так задача!

– Разумеется, – поспешно сказал он, стараясь выразить на лице непритворную нежность. – Ах, Софи, душа моя! Но я привез и вам записочку.

Он вручил Олли нацарапанную кое-как записку Гэбриеля и напряженно, почти что затаив дыхание, ждал, пока девочка ее разберет. К ужасу его, она с безразличным видом отложила записку и сказала:

– Какой, право, простофиля этот Гэйб!

– Вы, конечно, выполните его просьбу? – спросил мистер Гемлин.

– И не подумаю, – быстро возразила девочка. – Вот еще новости! Вы не знаете его, мистер Гемлин; не проходит недели, чтобы он чего-нибудь не натворил! – Заметив удивленный взгляд Джека, она пояснила: – Вот хотя бы на прошлой неделе; присылает мне записку, чтобы я вышла к нему на угол. Зачем, когда он мне родной брат и имеет полное право зайти сюда. А сейчас он хочет, чтобы я ехала к нему в Уингдэм. Ни за что на свете!

– А если он сам не может к вам приехать?

– Почему же не может? Просто у него глупый застенчивый характер! Вы не знаете, у нас учится девушка из Сан-Франциско, Рози Ринграунд, и она чуточку влюблена в моего милого братца. Если он сумел доехать до Уингдэма, почему он не может доехать до Сакраменто, хотела бы я знать?

– Вы разрешите мне прочитать его записку? – спросил Джек.

Олли отдала ему записку Гэбриеля.

– Полно орфографических ошибок! Не позволяет мне их исправлять, увалень этакий!

Мистер Гемлин прочитал:

«Дарагая Олли, если эта ни павредит твоим занятьям и мадам и падружки нипротив, братиц Гэйб ждет тибя в Уингдэме. Твой любищий брат Гэбриель».

Мистер Гемлин не на шутку задумался. Он решил скрыть от Олли всю важность предстоящей ей поездки и имел к тому не менее трех причин. Во-первых, Максуэлл велел ему привезти девочку «без шума»; во-вторых, он знал, что стоит обронить хоть слово в этом пансионе – и не оберешься расспросов и прочей сочувственной кутерьмы; в-третьих – и это самое главное, – Джек хотел досыта насладиться поездкой с Олли в Уингдэм; втайне он льстил себя надеждой, что так или иначе выручит Гэбриеля из скверной заварушки, и не хотел напрасно пугать его маленькую сестру. Но как убедить Олли ехать. В голове у мистера Гемлина быстро сложился новый план.

– Значит, вы думаете, что Софи выйдет ко мне? – спросил он с внезапным интересом.

– Конечно, выйдет! – лукаво сказала Олли. – А вы это славно придумали, познакомились с Гэйбом и выпросили у него записочку ко мне. Впрочем, что с Гэйба возьмешь: его всякий может обвести. Но вот она идет, мистер Гемлин; я слышу на лестнице ее шаги. Мне кажется, что вы легко обойдетесь здесь без меня.

Она выскользнула за дверь так же бесшумно, как и вошла, и в ту же минуту высокая, стройная, несколько вызывающего вида особа в синем платье вбежала в комнату.

Я в долгу перед мистером Гемлином, тайнами которого уже не раз и, быть может, без достаточной к тому необходимости делился с читателями этой книги; и потому его разговор с мисс Софи, совершенно секретный и не имеющий прямого отношения к нашему рассказу, я обойду молчанием. Скажу только, что он сумел убедить эту молодую особу в своей неизменной любви; и в том, что его затянувшееся молчание было вызвано нестерпимыми муками ревности; и в том, что он разработал и осуществил этот хитроумный план свидания с ней, повинуясь неукротимому желанию услышать из ее прекрасных уст свой приговор. Надеюсь, что ни один из читателей-мужчин не подведет мистера Гемлина; уповаю также, что не одна из снисходительных и доверчивых читательниц не усомнится в его искренности. Мистер Гемлин не без горечи поведал о своем унынии в дни долгой разлуки; Софи призналась со слезами, что заподозрила его в неверности. В заключение этой нежной и целительной для обоих сердец беседы мистер Гемлин сказал прочувствованным голосом:

– Я раздобыл эту записочку к Олли через верных друзей; не скрою, мне пришлось прибегнуть к обману; теперь, если девчонка откажется ехать, – а я вижу, к тому дело идет, – мне – зарез; хоть бросай карты под стол. Если ты искренна, Софи, если ты еще не совсем позабыла меня, если мы любим друг друга, пойди разыщи эту Олли. Приехать назад без нее, посмеяться над святой братской привязанностью, омрачить душу достойнейшего на свете человека, нет, это не по мне, это не моя игра! И что будет тогда с твоей репутацией, Софи! Заставь ее ехать со мной, чего бы это ни стоило! Шутки в сторону: открыл прикуп – играй!

Хотя метафоры мистера Гемлина носили несколько специфический характер, доводы его звучали убедительно, и негодующая Софи тотчас потребовала от Олли, чтобы та выполнила просьбу брата.

– Если не поедешь, противная девчонка, после того как мы доверили тебе нашу тайну, знай, никто в пансионе никогда ничего не расскажет тебе по секрету. Увидишь!

Это была очень страшная угроза, и, хотя «тайна» была доверена Олли всего полчаса тому назад и без малейшей просьбы с ее стороны, бедная девочка совсем растерялась, тут же сдала позиции, отнесла записку Гэбриеля к мадам Эклер и, получив от этой почтенной дамы разрешение навестить брата, не долее как через полчаса уже сидела в обществе мистера Гемлина в его двуколке.